Король времени Велимир 1-ый.
Ногу на ногу заложив
Велимир сидит, он жив.
Даниил Хармс.
Это даже мягко сказано: он жив. Велимир стоит впереди и ждет встречи в будущем, чтобы вручить нам доски, на которых будет начертана наша счастливая случившаяся неслучайная судьба, которую он открывал нам из своего вечного века.
И когда знамена оптом
Пронесет толпа, ликуя,
Я проснуся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя.
Хлебников жил из позавчера и завтра, а умер в послезавтра. А может, Велимир задумчиво бродит по Млечному пути и из-за своей чудаковатой рассеянности стукается головой о звезды.
Вырасту, перешагну потоки — стану громаден,
Коснусь Медведицы Большой дубовых перекладин,
Ее приручу, потом поведу на цепи,
Встану, каким я вам зачем-то даден…
…и так далее, как любил заканчивать на полустроке чтение своих стихов Хлебников.
Однажды где-то на улице какого-то города я услышу такой разговор про Велимира (чихнул, значит, правда):
- Откуда взять столько будущего для такого бессмертия?
- <нрзб>
Хлебников громаден. Он настолько велик, что о нем можно сказать словом «Всё», но оно уже пришито к сборнику произведений Введенского (на мой взгляд, противоположного Хлебникову поэта и мыслителя), поэтому лучше сказать «вселенная». Как-то один друг спросил у меня: «С кем бы ты хотел встретиться и поговорить из тех, кто жил в другое время?», на что я ответил (вспомнив ещё Христа): «С Хлебниковым». Так вот о святости. Почему о святости? Вячеслав Иванов говорил о Велимире: «От него пахнет святостью».
Возможно, Достоевский, другие наши писатели, религиозные наши философы, наш великий Андрей Тарковский находили истину в христианском пространстве, достраивая-создавая православную русскую культуру. Хлебников же перелетел через века, вернулся к пра-, нашел там корни и привил к ним ветку будущего – таковы его уста (это уже и о языке, о новой поэзии; невозможно говорить о достижениях-открытиях Хлебникова по отдельности, они все равно сплетаются, наслаиваются друг на друга). Хлебников создал свой (читай – наш) мир, свое (читай – наше) поле, где мы сейчас и живем.
Поэзия – это наклоненная ветка будущего. Хлебников пишет в «Свояси»:
«Мелкие вещи тогда значительны, когда они так же начинают будущее, как падающая звезда оставляет за собой огненную полосу; они должны иметь такую скорость, чтобы пробивать настоящее. Пока мы не умеем определить, что создает эту скорость. Но знаем, что вещь хороша, когда она, как камень будущего, зажигает настоящее.
В «Кузнечике», в «Бобэоби», в «О, рассмейтесь» были узлы будущего – малый выход бога огня и его веселый плеск. Когда я замечал, как старые строки вдруг тускнели, когда скрытое в них содержание становилось сегодняшним днем, я понял, что родина творчества – будущее. Оттуда дует ветер богов слова».
Иначе невозможно объяснить это стихотворение, дальше которого (на мой взгляд) ещё не шагнул никто:
Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй – пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.
<1908-1909>
Откуда это? Как это? Портрет живет вне пространства привычной нам плоскости – живет в каких-то звуковых соответствиях. Хлебников говорил, что «есть такие величины, с изменением которых синий цвет василька <…>, непрерывно изменяясь, проходя через неведомые нам области разрыва, превратится в звук кукования кукушки или в плач ребенка, станет им». Поэт считал (и учил), что можно видеть мир всеохватно: воспринимать его не отдельными пятью чувствами, а одним цельным чувством-видением, а сам мир есть «единая книга».
Когда говорят, что Хлебников непонятен народу, то это только полунеправда. В своей словотворческой работе он пользовался именно тем, что предлагал и предлагает писателю его народ. И не совсем прав был Маяковский, когда говорил, что Хлебников – поэт для поэтов, потому что не учитывал будущую жизнь стихов своего гениального друга. В письме Крученых Велимир писал:
«Одна из тайн творчества – видеть перед собой тот народ, для которого пишешь, и находить словам место на осях жизни этого народа…»
Или вот эти слова Хлебникова:
«Возможно ли так встать между источником света и народом, чтобы тень Я совпала с границами народа?»
Он создавал новые слова по законам русского языка (см. «Заклятие смехом»), некоторые из которых (а придумал Хлебников около 14 тысяч новых слов) вошли в повседневную речь, например, «летчик». Такие новые слова не надо стараться понимать, потому что они схватываются другим зрением. Они – как новая листва – растут на древе языка.
Кузнечик
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
<1908-1909>
Дети, например, могут разговаривать на своем языке, им не надо знать разлинеенный язык взрослых, не надо складывать слова и предложения в логические конструкции, у них другая речь – понятная им как-то по-другому. Велимир настаивал на том, что стихи могут быть понятными или непонятными, но «должны быть хороши, должны быть истовенными». Даже если стихи непонятны уму, то они понятны зауму (как заклинания или заговоры, который способны управлять сердцами и миром), но об этом позже.
Слова – буквы – звуки. Да, он хотел создать мировой язык, звездную азбуку. У Хлебниква-поэта-провидца-ученого были три «осады», три главные задачи, которые он решал всю свою творческую жизнь: осада времени, слова и множеств (толп), но об этом позже. А пока – пара слов о футуризме.
Отцом русского футуризма называют Давида Бурлюка. Сыном русского футуризма является авангардное искусство ХХ века. Дух русского футуризма, а точнее (по Хлебникову), будетлянства, – Велимир Хлебников. Будетлянин. Председатель земного шара. Да, надо ведь сказать, что творчество Хлебникова – это и не совсем футуризм, а именно будетлянство. Тут следует вспомнить скандал, связанный с приездом в Россию Маринетти (1914), который прозвенел благодаря Хлебникову и Лившицу: недовольный преклонением товарищей перед итальянским футуристом Велимир на одной из лекций Маринетти раздавал листовки с воззванием против него, разъяренный Кульбин, организовавший приезд главного европейского футуриста, гонялся по залу за поэтом, чтобы отобрать у него листовки; закончилось все тем, что Хлебников вызвал Кульбина на дуэль, которая, естественно, не состоялась. А задолго до этого – в 1908 г. – Хлебников познакомился с Василием Каменским, работавшим тогда в редакции журнала «Весна». Это знакомство позволило появиться первой публикации молодого гениального поэта: было напечатано «Искушение грешника» – стихотворение в прозе, написанное уже новым языком, наполненное новыми словами:
…И были многие и многия: и были враны с голосом «смерть!» и крыльями ночей, и правдоцветиковый папоротник, и врематая избушка, и лицо старушонки в кичке вечности, и злой пес на цепи дней, с языком мысли, и тропа, по которой бегают сутки и на которой отпечатлелись следы дня, вечера и утра, и небокорое дерево, больное жуками-пилильщиками, и юневое озеро, и глазасторогие козлы, и мордастоногие дива, и девоорлы с грустильями вместо крылий и ногами любови вместо босови, и мальчик, пускающий с соломинки один мир за другим и хохочущий беззаботно…
А потом был русский футуризм. Громкие футуристические сборники, некоторые из которых наполовину состояли из стихов Хлебникова. В манифесте «Декларация слова как такового» (1913 г.) Крученых и Хлебников ввели понятие заумной поэзии и объяснили право «баячей будетлян» пользоваться заумными словами. Итоговым произведением Хлебникова, в котором он объясняет найденные им значения букв и звуков (осада слова), стала сверхповесть «Зангези» (1922).
Ключи к решению еще одной задачи (осада множеств) поэт показал уже в 1912 г.: в работе «Учитель и ученик (о словах, городах и народах)» Хлебников нашел правила, которым подчиняются народные судьбы, и за пять лет до революции писал:
«Покорению Новгорода и Вятки, 1479 и 1489 гг., отвечают походы в Дакию, 96 — 106.
Завоеванию Египта в 1250 году соответствует падение Пергамского царства в 133 году.
Половцы завоевали русскую степь в 1093 году, через 1383 года после падения Самниума в 290 году.
Но в 534 году было покорено царство Вандалов; не следует ли ждать в 1917 году падения государства?»
Как Хлебников открывал эти законы? Поэт умел проходить через преграды настоящего и быть «скважиной, через которую будущее падало в Россию». Поискам законов времени (третья осада) способствовало обучение Хлебникова сначала на математическом отделении (где он прошел курс геометрии Лобачевского), затем на естественном отделении физико-математического факультета Казанского университета, затем на естественном отделении физмата Санкт-Петербургского университета, затем на историко-филологическом факультете. Но обучение поэт так и не закончил, серьезно и навсегда увлекшись литературой. Итоговым трудом всей жизни Хлебникова, в котором он изложил найденные им законы времени, стали «Доски судьбы». Хлебников хотел научить людей предвидению будущего, чтобы избавить мир от войны. Поэт говорил, что если человечество не примет открытые им законы времени, он будет обучать им прирученное людьми племя коней.
Можно по-разному относиться к открытиям и пророчествам Хлебникова, но нельзя не обращать на них взгляд. Лично знавший Хлебникова А.Н. Андриевский в воспоминаниях попытался воспроизвести свои беседы с гениальных поэтом в 1921 г., и если воспоминания не искажены фантазией автора, то в «Досках судьбы» мы можем прочитать будущее человечества. Андриевский писал, что в одной из бесед Хлебников говорил ему следующее:
«…Пульсируют солнца, пульсируют сообщества звезд, пульсируют атомы, их ядра и электронная оболочка, а также каждый входящий в нее электрон. Но такт пульсации нашей галактики так велик, что нет возможности его измерить. Никто не может обнаружить начало этого такта и быть свидетелем его конца. А такт пульсации электрона так мал, что никакими ныне существующими приборами не может быть измерен. Когда в итоге остроумного эксперимента этот такт будет обнаружен, кто-нибудь по ошибке припишет электрону волновую природу. Так возникнет теория лучей вещества…»
Нетрудно представить, до какой степени я был потрясен, когда в 1925 г., то есть спустя три года после смерти Хлебникова, до меня дошли первые сведения о диссертации Луи де Бройля, написанной им в 1924 году <…> Сомнений не было никаких ‹…› Луи де Бройль пришел к предсказанному Хлебниковым выводу о волновой природе электрона, о дуализме частицы — волны».
В Хлебникове пересекается прошлое и будущее, позавчера и послезавтра, лучи времен сходятся в нем и создают солнце из которого распространяется столица мысли, из которого растекается столица жизни.
Можно еще много белых страниц заполнить словами Велимира и словами о Велимире; все в его жизни, как и в его творениях, складывается в единую песню. Даже рождение и смерть гениального поэта: Хлебников («Разин наоборот») родился в низовьях Волги, а умер там, где начинается великая русская река. Умер в будущее.
Я вышел юношей один
В глухую ночь,
Покрытый до земли
Тугими волосами.
Кругом стояла ночь,
И было одиноко,
Хотелося друзей,
Хотелося себя.
Я волосы зажег,
Бросался лоскутами, кольцами
И зажигал кр<угом> себя <нрзб>,
Зажег поля, деревья —
И стало веселей.
Горело Хлебникова поле,
И огненное Я пылало в темноте.
Теперь я ухожу,
Зажегши волосами,
И вместо Я
Стояло — Мы!
Иди, варяг суровый Нансен,
Неси закон и честь.
1922
Велимиру Хлебникову
завсегда
тай
новидец
