СУДНЫЙ ДЕНЬ 1989
В тот год Судный День был убийственно жарким.
Моя двоюродная сестра с мужем, Сима и Сеня, после турне по странам Восточной Европы прибыли в Грецию, оттуда — на пароме в Хайфу и успели в Беер Шеву до наступления праздника. Вечер Судного Дня мы посвятили воспоминаниям — девять лет не виделись. Наутро отправились в пешую прогулку по городу.
Но далеко не ушли. Высокая, ширококостная дама, совсем на еврейку не похожая, подошла к нам. В руке она несла свои босоножки. Неужели раскаленный, начавший плавиться асфальт был для нее прохладнее? На ломаном английском она пыталась что-то спросить, но я сумел разобрать только одно слово: синагога. Вокруг стали собираться любопытные. К даме присоединились еще несколько очень похожих на нее женщин, и среди них вдруг вырос молодой парень. Его я понял сразу: группа из Норвегии. Мы отправились в ближайшую синагогу, которая, как выяснилось, была закрыта до заключительной вечерней молитвы. И тогда мы пригласили всю группу (их оказалось около двадцати) к себе домой.
Приглашение было принято, однако я почувствовал плохо скрытое недоумение. Прежде, чем ответить, они удивленно переглянулись. Позже мы поняли, что в Норвегии, как и в других странах Европы, не принято приглашать в дом малознакомых гостей прямо с улицы, в чем позже пришлось убедиться, например, даже в дружелюбной Голландии. И потому норвежцы высоко оценили наше гостеприимство.
Чтобы подняться всем, потребовалось три лифта. Рассадив кое-как гостей, мы представились, и я кратко изложил историю нашей семьи. Когда речь зашла об отце, который в 41-м пошел добровольцем в армию и вскоре пропал без вести, женщины до слез расчувствовались. Но когда из своей комнаты вышел восемнадцатилетний Микки, слезы у них мгновенно высохли.
— Наш младший сын Микки, — сказал я. — Через неделю идет в армию.
Сообщение было встречено с восторгом. Флегматичные северяне-норвежцы превратились если не в жовиальных грузин, то, по крайне мере, в экспансивных итальянцев. Объятия и поцелуи посыпались на Мики со всех сторон. Затем кратко представились гости. Эта группа из Норвегии принадлежала к «International Christian Embassy for Jerusalem» — организации христиан-сионистов, созданная в знак протеста против переноса посольств многих стран из Иерусалима. Оставили посольства в столице только два самых храбрых в мире государства: Коста-Рика и Сан-Сальвадор. Но и они не выдержали беспрецедентного давления ООН, хотя и продержались довольно долго. Остальные, включая даже США, не постыдились трусливо убраться из Иерусалима в Тель Авив и Рамат Ган. В те годы ICEJ насчитывала сотни тысяч христиан во всем мире и провела множество мероприятий в поддержку Израиля. Во время праздника Суккот на «Иерусалимский марш» только христиан собиралось до 70 тысяч.
Норвежская делегация на параде «Иерусалимский марш» -1
Норвежская делегация на параде «Иерусалимский марш» — 2
Под девизом «Экзодус-2» они зафрахтовали теплоходы и организовали два морских рейса Одесса — Хайфа, которые доставили в Израиль новых репатриантов. «ICEJ» также оплатила полеты репатриантов из Москвы в Израиль рейсами «Аэрофлота». И это далеко не единственные ее произраильские акции.
Но вернемся к нашим гостям. Самая старшая — Сольвейг — представилась последней. И тогда мы еще раз удивили наших гостей. Услышав ее имя, Сима (тогда солистка «Народной оперы» в Черновцах) предложила исполнить песню Сольвейг из драмы Эдварда Грига «Пер Гюнт». Предложение было принято с энтузиазмом, а в ответ гости о чем-то пошептались, встали и хором пропели свой национальный гимн. После этого вокального обмена приветствиями обстановка еще больше разогрелась. Приготовленный к окончанию праздничного поста торт был принесен в жертву и ликвидирован нашими гостями. А мы получили полный список адресов и приглашения в каждый из них. Три четверти приглашений оказались из города Шиен, где родился и жил драматург Генрик Ибсен.
Через год вспыхнула война в заливе. Ирак начал обстреливать израильские города советскими ракетами «Скад». Христианское посольство организовало материальную помощь жителям обстрелянных городов. Тогда мы окончательно решили принять приглашение Сольвейг. И в первых числах августа 1991-го мы сошли по трапу в аэропорту Осло.
ВСТРЕЧА
В аэропорту нас встречали двое — Алекс с огромным букетом цветов и Остейн с израильским флагом. Был еще и третий: просторный ярко-оранжевый «Фольксваген-транспортер», в котором мы двинулись на юг.
Примерно через час показался Шиен, промелькнули центр, ратуша, церковь, плотина, за ней — озеро, виллы, дорога поднимается в гору. И вот мы у дома Сольвейг. Перед домом цветочная клумба, в центре ее второй за сегодня израильский флаг. Хозяйка встречает нас. В серьгах у Сольвейг магендавиды. За ветровым стеклом ее машины наклейка: израильский флажок с текстом «live for Israel». Сплошной поток гостей — норвежцы хотят познакомиться с живыми израильтянами. Гости — Ганс и Анна Нильсен прибыли в роскошном «Вольво».
— Говори на иврите, — попросила Анна, услышав мой довольно примитивный английский. Она провела несколько лет в кибуце, и ее ивриту можно только позавидовать. Ганс работает на нефтяной платформе в Северном море, и Анна волнуется: — Я более спокойна за Ганса, когда он в Израиле даже во время войны, чем в мирные дни на этой чертовой платформе
Алекс Левенштейн — сын одесского еврея, родился в Аргентине и эмигрировал в Норвегию. Он успел поработать в израильском кибуце. Его жена Герти — датчанка. Семья соблюдает еврейскую традицию. Каждую пятницу Герти печет субботнюю халу. Их дети Давид и Хана.
Рис. автора
Появляется красивая племянница Сольвейг — Нина и крепко целует сначала Эллу, затем меня.
Остейн Эгеланд — наш непременный спутник в Шиене. В последующие годы он не раз приезжал к нам в Израиль.
— А вам не страшно там, в Израиле? — первое, о чем спрашивает местный художник-еврей с оригинальной фамилий Дуб. Только евреи не раз задавали нам точно такой вопрос в разных странах Европы.
Нильс-Иоган Соренсен. Его жена Берит и пять красавиц-дочерей живут в доме над входом в Ослофиорд. На входной двери в красивой раме застекленная, вышитая цветными нитками на дорогом шелке Декларация независимости Израиля. У Нильса небольшая верфь, нефтяные скважины и металлообрабатывающие предприятия. Вскоре после Шестидневной войны он участвовал в дерзкой афере угона в Израиль арестованных Францией пяти уже оплаченных еврейской страной ракетных катеров. Нильс совсем не знает английского и все время просит прощения. Дочери переводят ему содержание наших бесед-интервью. «У нас в доме настоящий гарем», — с улыбкой говорит одна из них.
КЕМПИНГ РАБОТНИКОВ ФИРМЫ «HIDRO»
Сольвейг — вдова работника «HIDRO». Для членов семей ушедших в мир иной сотрудников фирмы сохраняются все льготы и привилегии. Поэтому у нее в кемпинге есть персональный почтовый ящик с кодом, где хранится ключ с номером домика. Салон, кухня и две просторные комнаты в каждом. Внутри покрытое олифой дерево. От этого светло, тепло и уютно. Чугунная печка. Пол перед ней окован листом из нержавеющей стали. В углу плетеная корзина. В ней аккуратно сложены наколотые дрова. Рядом топор, кочерга, щипцы. Все блестит. Ведро. ковшик, инструменты и даже унитаз выкованы из нержавейки. Полный набор посуды. Ее хватило бы на 30 человек.
Постельное белье — единственное, что нужно брать с собой. Нам его предоставила Сольвейг. Пристроенный к домику снаружи туалет оказался без сливного бачка, и мы не сразу поняли, что он химический. Внутри что-то бурчало.
Рис. автора
Рис. автора
Рис. автора
Домики расположены группами не очень далеко один от другого, но так, чтобы никто из отдыхающих не попадал в поле зрения соседа. Для каждой группы автостоянка и щиток с кабелями для подзарядки автомобильных аккумуляторов. Все дорожки в кемпинге заасфальтированы.
На полке Библия и четыре томика в одинаковых переплетах. В них оставляют свои дневники-впечатления и расписываются гости кемпинга. Я взял первый, по израильской привычке начал листать с конца, и меня сразу поразил каллиграфический почерк. Ни разу такого не встречал. Разве что на исполненных профессиональным писарем старинных документах прошлых веков. Встречаются детские рисунки. И во всех записях строго выдержаны интервалы, поля и расстояние между строками. Прямо как на экране компьютерного дисплея! Так дошел я до конца (вернее, начала). Но самым удивительным оказался год первой записи — 1959! За 32 года тетрадь осталась, как новая. Ни пятнышка на белоснежных страницах, ни кляксы, ни помарки.
В кемпинге есть и озеро с лодочной станцией. Ни охраны, ни контролера. Бери лодку, когда захочешь, и греби хоть целый день.
Во время поездки
Норвегия
На обратном пути мы заехали в городок Рьюкен. Окруженный горами Рьюкен лежит в глубокой впадине. Вагончик канатной дороги поднял на одну из вершин, где открылась величественная панорама. Городок вытянулся вдоль ущелья глубоко внизу, видна ведущая в город железная дорога. На обращенном к югу крутом склоне гнездятся богатые виллы — там солнечный день длится намного дольше, чем на обращенном к северу. А справа мощный водопад низвергается с высоты 800 метров.
В этом районе расположен завод концерна «Hidro», где производили тяжелую воду, необходимую для проекта ядерного оружия.
Остейн организовал для нас поездку по каналу Виктория. Вырубленный в скалах еще в 19-м веке канал исправно функционирует. Деревянные ворота шлюзов и все механизмы в порядке и сейчас. Услышав, что шлюз так же называется и по-русски, Остейн очень доволен. Перед заполнением шлюза можно выйти на берег прогуляться и сфотографировать наш старинный пароход «Виктория». По каналу курсируют только два парохода: второй —— «Ибсен». По пути минуем множество озер. Кое-где деревянные пристани, там причалены катера, небольшие парусные яхты и простые гребные лодки. Нередко среди них качается на поплавках элегантный гидросамолет.
Вокруг совершенно девственная природа. На бесчисленных озерах проводят лето множество перелетных птиц. Среди них огромные канадские гуси. Зачем им лететь так далеко — ведь и на севере Канады такой же климат.
Норвегия
Норвегия
Порт Ларвик расположен на юге Скандинавского полуострова. В распахнутое чрево многоэтажного парома вползают сотни автомобилей. Среди них, словно киты в стае мелкой рыбешки, высокие туристские автобусы. Не паром, а небольшой плавающий город отправляется в Копенгаген. Хотелось бы побывать и там, но не успеем: у нас тщательно спланированный маршрут.
Норвегия. Паром
Пришло время двинуться в путь. Да и Сольвейг устала от бесконечных визитов.
Агентство «AVIS» в маленьком городке Порссгрюн. Заказанной машины «Форд сиеста» в наличии не оказалось, и мне без дополнительной оплаты предлагают огромный «Форд орион» с откидной крышей. Невиданный комфорт, прекрасный радиотейп, объем цилиндров 2,4 литра! Этот форд украсил наше путешествие на все оставшиеся дни.
Едем на север. Возле старинной деревянной церкви гроздья вишен свисают с ветвей. Вдоль дорог — столики с расфасованной в кулечки вишней, крыжовником, иногда и с малиной. Стеклянные банки для денег, табличка с ценой. И никого вокруг. Продавцы забирают выручку по утрам, когда привозят новую партию свежих ягод.
Рис. автора
Норвегия
В сельской местности попадаются старые бревенчатые дома. Чтобы зимой (возможно, и летом) сохранить тепло, крыши покрыты толстым земляным слоем. Возраст таких домов не меньше столетия, и на крышах возникла своя жизнь. Там растет трава, раскинулись заросли кустов, полевых цветов и даже невысокие деревца с птичьими гнездами. Такие же земляные крыши у огромных двухэтажных амбаров. Построены они из украшенных резьбой толстых бревен. Первый этаж для скота и лошадей, на второй — сельскохозяйственная техника заезжает по специальному помосту.
Окна здесь совсем другие. Они держатся на двух стальных полуосях-цапфах и вращаются вокруг горизонтальной оси. При этом сбалансированы с ювелирной точностью — их легко остановить в любом положении, а чтобы повернуть, достаточно усилия одного пальца. Такие окна удобно мыть, не выходя из дома.
В пути я успевал фотографировать, а рисовал на остановках. Некоторые рисунки закончил уже в Израиле.
В придорожных лесах японские автосалоны: Мицубиши, Тойота, Хонда, Мазда, Сузуки, Ниссан, еще какие-то. Такой роскоши в Израиле тогда еще не было — эмбарго: напуганные арабским нефтяным шантажом автомобильные империи не спешили торговать с нами. Только Субару и Даятсу отважились на это и не проиграли.
В первом же кемпинге красивая блондинка во флотской тельняшке за рулем пикапа «Nissan patrol». С ней трое желтоголовых мальчишек. — Я сейчас уезжаю с детьми, — сказала она, — ключ оставьте на бензоколонке.
Приближался вечер, мы вышли прогуляться. Вокруг типичная тундра — заросшая мохом и карликовыми березками болотистая долина. Везде журчит и плещет вода. Даже с остроконечной вершины возвышающегося над нами полукилометрового скалистого пика грохочет неиссякаемый поток. Бесчисленные ручейки на каждом шагу. Мы вышли на мостик и осмотрелись. Туман начал вздыматься над кочками. В такой обстановке я бы не удивился, встретив тут парочку троллей или даже бабу-ягу на помеле. Только успел подумать, как под ногами что-то затрещало, и мы испугано вздрогнули. Но это всего-навсего собравшиеся на ночевку и не меньше нас испугавшиеся утки затрещали крыльями, стремительно вылетели из-под мостика и, сделав несколько кругов, вернулись в свою утиную спальню.
Утром сдаем на бензоколонке ключ и — в путь. Минуем расположенные на лесистых склонах лыжные курорты. Для них прорублены широкие просеки, построены канатные подъемники. Мы не спешим и, увидев на обочине заросли малины, останавливаемся. На дорогах часто встречаются автомобили с закрытым прицепом для лошадей. Только спокойная голова лошади высовывается из окошка. Попадаются большие фермы. Девушка в красной куртке верхом на вороном красавце сопровождает на пастбище группу тяжелых, похожих на першеронов битюгов. В стороне возле лошадиных домиков-прицепов опустили головы в кормушки лохматые пони.
В придорожных лотках и магазинах цены в два-три раза ниже, чем в городах. Над прилавками занавес из оленьей колбасы. Но никаких признаков спиртного. Покупаем сыновьям оленьи шкуры на стену и подарки внучкам.
Кемпинг с черно-красными плакатами в стиле Моора, похожими на коммунистические в России 20-х годов прошлого века. Полупьяный персонал. Непрерывный мелкий дождь. Женщина приносит нам охапку сухих березовых поленьев и, узнав, что мы израильтяне, предлагает свежую треску на ужин. Походка ее нетвердая: видно, уже успела основательно набраться. У меня не хватает наглости попросить еще и выпивку, а жаль. Где они умудряются ее добывать?
Несколько сделанных на ходу фото и набросков
Тролли
Лесорубы и рыбаки
ТУННЕЛИ И ФИОРД
О туннелях хочется рассказать отдельно. Их множество. Кажется, будто вся страна изрыта вдоль, вглубь и поперек. Прямых, как стрела, немного. Большинство извиваются, как змеи, вдруг ослепляют короткими открытыми участками и снова погружаются в гранит. На дорогах, как почти везде в Европе, нет обочин, но в хорошо освещенных норвежских туннелях можно спокойно остановиться на широких обочинах. Однако есть туннели, в которых начинается головокружение. Они завинчиваются крутой спиралью глубоко в недра. Въезжаешь в склон небольшой как-будто горки, но после нескончаемых витков вдруг оказываешься совсем в другой стране, на берегу горного озера или над окруженной заснеженными горами зеленой долине с красными домиками. И просто не понимаешь, куда попал. Но после того, как пришлось ввинчиваться вверх по очень глубокому туннелю (я не успевал считать бесконечные витки), спуск стал казаться намного легче. Обязательный и очень неудобный поворот перед въездом в каждый туннель просто опасен — легко столкнуться со встречной машиной. Велосипедистам ездить в туннелях (особенно в длинных) не рекомендуется из-за высокой концентрации выхлопных газов. Об этом предупреждают многочисленные плакаты и дорожные знаки. Перед въездом в очередной туннель Элла захотела сесть за руль. Но туннель оказался семнадцатикилометровым, и где-то в середине пути она начала нервничать. Неожиданно группа девушек-велосипедистов весело выкатилась навстречу. Их было десятка два. Они, обгоняя друг друга, громко распевали, переглядывались, куплеты прерывались дружным хохотом. За ними скопилось несколько автомобилей. Но ни один не сигналил. Заезжали девушки и на встречную полосу. Элла в ужасе, но не решается остановиться, чтобы передать руль. Больше она в туннелях за руль не садилась. Еще один туннель напугал и меня: он заканчивался в отвесном склоне прямо на ажурном вантовом мосту высоко над проливом, где глубоко внизу проплывал сухогруз. Я выскочил на приличной скорости, солнечный свет ослепил, захватило дыхание, и показалось, что автомобиль взлетел и сейчас рухнет в пролив.
Однажды, услышав начало передачи «История оркестра Дюка Эллингтона», мы полтора часа простояли у въезда в туннель. Концерт был незабываемый.
Оставив позади леса и туннели, мы приехали на пристань Revsnes за несколько минут до прибытия небольшого ferry-парома. Загнав свои машины на нижнюю палубу, норвежцы дружно перешли в салон. Мы остаемся наверху — жаль пропустить такое зрелище. Длинный и широкий фиорд Siognefjorden сказочно красив. Мы выбрали его, рассчитав время и получив подробнейший инструктаж. Берега постепенно поднимаются, отдаляются, и тогда начинаешь понимать грандиозные масштабы норвежской природы. Но трудно найти слова, чтобы описать увиденное. Вот почему помещаю несколько фотографий: они говорят сами за себя.
БЕРГЕН
Порт. Вдоль набережной длинный ряд симпатичных разноцветных домиков с острыми двускатными крышами. Некоторые слегка накренились, отчего издали квартал похож на чуть раскрытый веер. На первых этажах сплошные витрины. Наверху жилые помещения и мастерские художников, скульпторов, ювелиров, модных портных и других ремесленников. Это и есть квартал Бригген. За ним у подножия горы расположились построенные из дерева склады и мастерские. В отличие от элегантных домов вдоль набережной эти деревянные постройки поражают какой-то первобытной мощью. Есть что-то в них от неприступных башен и фортов средневековых крепостей. Квартал не раз страдал от пожаров, но некоторые строения уцелели, и трудно поверить, что они стоят сотни лет, как новые. Самому старому, уцелевшему от пожаров 500 лет! Дальше к склону ведут узкие проходы между ними. На протяжении веков квартал принадлежал немецкой торговой империи «Ганза». Только в конце 19-го века Норвегии удалось освободиться от грабительских поборов.
У причалов открытый ресторан, на пирсе биг-бенд в полном составе исполняет «Чаттанугу чу-чу». Играют слаженно, с полной отдачей, но беспомощность импровизирующих солистов приводит в ужас. В лодках, шхунах, яхтах своя музыка. Рыбаки продают улов прямо с лодок.
Многоэтажный лайнер, словно громадный белый замок, возвышается над судами и зданиями. Роскошные яхты. Среди них одна, сверкающая черным лаком и зеркально отполированным металлом трехмачтовая красавица «ANDROMEDA» выглядит как-то странно, и не сразу поймешь. в чем дело. Паруса убраны и закреплены на реях, но привычной оснастки не видно. Вместо всего, что называют такелажем — тщательно зачехленные двигатели электропривода по два на каждой рее. Все наглухо закрыто в этой красавице, и ни души вокруг. Зато рядом куда более скромную яхту гордо украшают распущенные белоснежные паруса. Рядом с ней толпа провожает новобрачных в свадебное путешествие. Еще толпа собралась у паба. И у оркестра. И у столиков многочисленных кафе вдоль набережной. А где-то вдруг мелькнут в окошке чьи-то длинные ноги.
В отличие от Праги, например, где патина медных крыш и бронзовых скульптур —разных оттенков голубая, в Норвегии она зеленая. Вероятно, причина в морском воздухе и составе сплавов. Зеленая патина и на особняке Эдварда Грига, где мы так и не успели побывать — все три дня не можем уйти из порта.
Рынок. Торгуют в основном ловкие, приветливые девушки в широких белоснежных рубашках и красных брюках. Над прилавками таблички с ценами на всех языках, в том числе и на русском. Иврит тоже не редкость — израильтяне хорошо освоили Берген. Рыночное изобилие поражает. На столах разложены лосось, кета, угри, камбала, креветки, лангусты и множество других, не известных нам видов морских обитателей. Все перечислить невозможно. Есть аквариумы с живой рыбой, там цены намного выше. Еще продают оленьи шкуры, свитера, спортивное снаряжение, бижутерию и разную дребедень. Тяжелое впечатление от нескончаемых рядов бочек и ящиков с живыми крабами. Когда-то в Норвежское море завезли дальневосточных крабов, которые прекрасно акклиматизировались и беспредельно размножились. Крабы крупные, один к одному, в коричневых панцирях-латах. Чуть шевелятся могучие клешни. Это уже не торговля, но просто массовое уничтожение.
Среди многоязычного шума и суеты невысокий старичок спокойно раскладывает свой товар на отдельном столике. Это яички с темной скорлупой, головки цветной капусты, желтое норвежское масло, свежая речная рыба. Все чистое, вымытое, с капельками росы. Старичок тщательно выбрит, приглажены на пробор редкие волосы, Выглажены в стрелочку светлые брюки, застегнуты бронзовые пуговицы темно-зеленого пиджака, блестят начищенные ботинки. Движения его слегка нетверды. Старость или алкоголь тому причина? Как жаль, что не можем минутку поболтать с ним.
В тот единственный раз я не захватил в дорогу бутылку коньяка или виски, о чем пришлось горько пожалеть. Купить спиртное невозможно. В супермаркетах пятидесятиграммовые крошечные «мерзавчики» с вином по цене бутылки дорогого коньяка. Водку, виски, коньяк продают только в каких-то таинственных магазинах «монополь», но поиски наши успехом не увенчались. Здесь, как и в других скандинавских странах, сухой закон. Хотя в уличной толпе натыкаемся на благоухающих алкоголем представителей обоего пола гораздо чаще, чем когда-то в Москве. Нет-нет, да и шибанет на тебя из толпы давно уже забытым перегаром.
Невольно вспомнились финны в (тогда еще) Ленинграде. Сухой закон свирепствовал и в Финляндии. Но страждущих граждан спасала общая граница с Россией. Каждый уикенд по специально выстроенному для туристов шоссе в Ленинград отправлялись вереницы белоснежных автобусов с растянутым вдоль корпуса голубым крестом. А в них — краснощекие и белобрысые моложавые финны в белоснежных выглаженных костюмах, но ни одной женщины. Выпускали их в центре. И под вечер там же загружали для отправки домой. Слово «загружали» здесь не случайно — я видел как это происходило: к вечеру финны едва держались на ногах и были не в состоянии самостоятельно подняться в автобус. Их буквально втаскивали и сваливали на сидения, как бревна, шофер и еще один, почему-то остававшийся трезвым, пассажир. Интересно было бы увидеть, как встречали их в Хельсинки жены. По сравнению с финнами норвежцы выглядели просто трезвенниками.
Но вернемся в Берген. Здесь народ рослый. Много очень высоких. Откуда-то сверху доносится смех. А это только парочка. Издали девушки не выглядят слишком высокими, поскольку у них все пропорционально, но вблизи ощущаешь себя пигмеем. Кажется, возьмет такая на руки, закачает, завертит, закружит и забросит далеко-далеко, чтоб не путался под ногами. Воспринимаются они как величественные произведения природы. Говорят, что причина такого роста — изобилие свежей сельди. Та же картина и в Голландии.
Народ приветливый, открытый и спокойный. На перекрестке в центре города мотоциклист беседует о чем-то с водителем остановившейся встречной машины. За ними, с каждой из четырех сторон скапливаются по несколько машин. Но никто не сигналит, спокойно ждут и не спеша разъезжаются, когда приятели заканчивают беседу. На узких горных дорогах площадки для разъезда встречных машин. Уступишь дорогу — встречный, проезжая, непременно поблагодарит.
Красный цвет одежды особенно популярен в Норвегии. У тех, кому за тридцать, и у детей ярко-красные пиджаки, куртки, свитера, жакеты. Молодежь предпочитает голубой, джинсовый стиль. Много блондинов. А блондинок еще намного больше. Но в отличие от других стран Европы здесь цвет волос не бледно-, а ярко-желтый. Странная, между прочим, ассоциация: точно такая же разница в цвете норвежского и европейского сливочного масла.
Океанский зоопарк, аквариум с разнообразными обитателями — моржи, тюлени, скаты. Птицы в просторных вольерах. Но невозможно отойти от королевских пингвинов. Они восхитительны. Неужели такая красота могла возникнуть сама по себе?
В субботу улицы Бергена по утрам пустынны. Иногда пробежит собака с улыбающимся любителем джоггинга на поводке, прокатится на велосипедах семья с детьми. У детей на велосипедах высокая гибкая мачта с красным флажком. Не спеша проедет редкий автомобиль. Девушка, опустив глаза, идет навстречу и улыбается чему-то своему. Видно, что ей хорошо.
Напротив нашей гостиницы дискотека. Открывается она часов в 10 вечера, но толпа джинсовой молодежи выливается из машин и автобусов и заполняет пустынную узкую улицу задолго до открытия. Густой аромат алкоголя проникает в наш номер на третьем этаже. Запретный плод сладок. — так, вероятно, бывало в США во времена Аль Капоне и «прогибишен».
Еще несколько сделанных на ходу набросков
Пришла пора двигаться дальше. Но на прощанье фуникулер поднимает нас на смотровую площадку, откуда открывается потрясающая панорама города, порта, островов и уходящего за горизонт моря.
Мы уже в пути. Рядом, обгоняя один другого, два открытых черных автомобиля 20-х годов прошлого века. Тонкие колеса, латунные фары, как лягушачьи глаза, торчат над мотором, а по бокам ветрового стекла застекленные фонари. И под рукой у водителя похожая на стетоскоп сигнальная трубка с красной резиновой грушей. В ближнем — водитель в цилиндре и старомодном черном сюртуке, из которого выглядывает высокий белый воротник и галстук-бабочка. Снаружи на машине прикреплены лестница-стремянка и свернутый улиткой канат. Трубочист? Тогда зачем белый воротник с бабочкой? Во второй машине женщина в традиционном норвежском платье с круглой металлической брошью на груди. Ей лет 35. И у нее на голове такой же цилиндр. Уложенные на затылке кренделем светлые косы перевиты толстыми разноцветными шнурами. Странная пара. Когда машины сближаются, они смеются и о чем-то переговариваются: празднуют что-то или представляют? Вдруг, взмахнув рукой, она уверенно сворачивает под знак «проезд запрещен»(!) в туннель, куда ведут трамвайные рельсы. Предполагаемый трубочист невозмутимо следует дальше по шоссе. За поворотом туннель кончается, автомобили снова рядом, и водители улыбаются друг другу. Снова поворот — и загадочная пара уже далеко позади.
Прощай, веселый Берген, — еще один город моей мечты можно округлить на карте.
БИБЛЕЙСКИЙ ЛАГЕРЬ
Чем дальше на юг, тем выше цены в кемпингах. В каждом следующем цена уверенно растет и на южном побережье в районе Кристиансанда выросла всего лишь…в 10 раз! У въезда в этот кемпинг меня озадачило название «Bible саmp». После бесчисленных остановок у каждого кемпинга прошу Эллу подойти к будке дежурного, где виднав чья-то седая голова. Но отдохнуть не пришлось: вдруг раздался пронзительный крик, и Элла отпрянула от окошка. Я подбежал к будке: старик поднялся со стула и рванул в стороны воротник, обнажив золотой магендавид. — Я купил его в ИЕРУСАЛИМЕ! — закричал он. — Сам БОГ послал вас сюда!
Он закрыл за нами ворота и вместо скромной, обычной хижины, которую здесь называют «кэбин», выбрал розовую виллу, расположенную у самой воды окнами на восток — чтобы мы увидели восход. В последней декаде августа сезон уже заканчивался, и мы были единственными обитателями кемпинга.
Старик (имя его Бьорн) повел нас в свой дом и первым делом раскрыл заложенную закладкой библию.
— Моя жена умерла две недели назад, — сказал он, — и теперь я все время листаю Библию. Смотрите, что я читаю сейчас.
Это была книга Еремияху, где пророк от имени Всевышнего обещает собрать и вернуть свой народ в Иерусалим. Но этого Бьорну показалось недостаточно: он протянул телефонную трубку со словами: — Я хочу еще раз услышать ваш священный язык. Позвоните кому-нибудь в Израиль!
Я позвонил сыну и, когда закончил, передал старику от него привет. Но и это еще не все. Он не позволил мне выпустить из рук трубку:
— В Кристиансанде живет Джонни, — сказал Бьорн. — Во время гражданской войны в Ливане этот парень служил в подразделениях ООН. По выходным дням солдаты уезжали отдохнуть и развлечься в израильский город Нагарию. Там он познакомился с Рути, привез ее в Норвегию и женился на ней. Я хочу, чтобы вы поговорили с ними.
Поговорил я на иврите с Рути, которая моментально распознала мой русский акцент, затем начал на английском — с Джонни. Но он ответил на довольно чистом иврите, и когда на прощание мы обменялись адресами, спросил: — «Эйх ани?» (Как я?) — «Мецуян!» (Отлично!) — ответил я, и мы оба рассмеялись.
Я надписал Бьорну открытку с моим верблюдом. Попрощались очень тепло, только грустно было расставаться с гостеприимным и теперь одиноким стариком и прекрасным местом. Но отпуск подходил к концу, а впереди ждала столица — Осло и незабываемый день в Амстердаме — там у нас пересадка: прямых полетов в Израиль тогда еще не было. В пути не выключаем радио. Уже в конце дороги слышим: Горбачев, Ельцин и много других пока еще незнакомых русских имен. Первые страницы газет посвящены московским событиям. На фотографиях заполненные танками улицы Москвы, незнакомые лица. Ельцин, сжимая кулак, стоит на БТРе. И почему-то балерины в пачках. Что же произошло там — заговор военной хунты или революция снизу? Но язык норвежский нам недоступен. И спросить не у кого.
Возвращаемся в Шиен. В пути встречаем парад сверкающих хромом и свежей краской старинных автомобилей. И среди них старый, еще с войны знакомый: похожий на поросенка джип «виллис».
Только по прибытии узнаем о провалившемся перевороте ГКЧП.
Последний день в гостеприимном Шиене, и мы отправляемся в Осло.
СТОЛИЦА
Лабиринт городских улиц настолько сложен, что сразу берем такси и следуем за ним в гостиницу «Мунк». В дороге с удивлением обнаруживаем, что даже в столице множество туннелей. Не могут норвежцы обходиться без них. Рядом с гостиницей въезд в подземную автостоянку. Спускаюсь по виткам—этажам чуть ли не в преисподнюю. Оставляю машину, поднимаюсь в лифте и обнаруживаю: за эти несколько минут уже набежала солидная сумма, а нам предстоит провести здесь еще три дня. Плачу, забираю машину, паркуюсь прямо у входа в гостиницу и назавтра сдаю в агентство «AVIS».
С утра первым делом Музей Мунка. Внимательно осматриваем каждый зал. Услышав наш разговор, молодой дежурный подошел, извинился и на безукоризненном русском спросил, откуда мы: из России или Израиля? Это был студент из Польши. Согласно какой-то ООН-овской программе по обмену он проходит практику в музее. Разговорились. Нас удивило его не очень высокое мнение о норвежцах и стране. Особенно о системе образования.
— Что вы хотите от страны, — говорит он, — где вчерашнего сельского кузнеца вдруг назначают чиновником в этой системе.
Он сравнивает разбогатевшую на нефти Норвегию с нефтяными арабскими эмиратами. Возможно, студент прав: неужели теперь страна действительно начинает превращаться в арабский нефтяной эмират?
На этом интересная наша беседа прервалась: шумная группа туристов с гидом вошла в зал. Это были, конечно, израильтяне. Возле нас остановились пожилая женщина и ее взрослый сын. Говорили они на русском.
— Чья это картина? — спросила она.
— Мама, этот музей только одного художника — Мунка. Здесь собраны только его картины! В который уже раз я тебе об этом говорю. Понимаешь?
— Да, сынок, конечно, понимаю. — И тут же спросила, остановившись перед следующей: — А это чья картина?
Мунк интересный художник, но, к сожалению, почти единственный такого уровня в Норвегии, и, очевидно, потому культ его чрезмерно раздут. В нашей гостинице, например, все номера, лестницы и коридоры плотно завешаны репродукциями картин Мунка.
После музея отправляемся в гостиницу пешком. Не спеша, продвигаясь к центру, мы знакомились с городом и незаметно оказались совсем в другом окружении. Сначала почувствовали странные запахи специй, приправ, какого-то варева. Под ногами разбросан мусор. Лужи грязной воды. Рекламы и вывески с незнакомыми шрифтами, но преобладает арабский. Женщины в черных до земли балахонах, лица и головы наглухо замотаны черными хиджабами. Только у очень немногих лица открыты. Редкие стиральные машины стоят прямо на тротуарах. К ним протянуты провода и резиновые трубки. Там же и столы с немытой посудой. Кто-то стирает в тазу на табурете. А вот пустых бутылок ни одной: специальные автоматы прилично платят, и новые граждане старательно подбирают бутылки по всему городу. Если видят, что на скамейке кто-то пьет, терпеливо ждут в стороне, пока закончит, и просят бутылку. Возврат за пустую бутылку примерно такой же, как ее стоимость вместе с пивом.
Смуглые усатые и бородатые мужчины сидят, закусив сигареты, кто на корточках, а кто поставив ноги на мостовую. Кое-где дымятся наргиле. Много шумных детей. Мы с облегчением вздохнули, покинув этот, пока еще не очень большой квартал. Тогда, в 1991 году, это были всего лишь цветочки — идиотская политкорректность европейцев и ползучая мусульманская экспансия только начинали свой путь. В 21-м веке плоды созрели: новые граждане уже требуют не только автономию, но даже независимость своей(!) территории в центре норвежской столицы.
Вечером в гостинице прошлись по местным телевизионным каналам, и вдруг услышали русскую речь: Швеция транслировала в оригинале, без титров и дубляжа вторую серию «Собачьего сердца». Как видно, на шведском телевидении еще не прошла эйфория после провала переворота ГКЧП. Еще раз с удовольствием посмотрели этот прекрасный фильм.
За оставшиеся дни мы успели посетить гавань и порт. Поднялись на легендарный Нансеновский «Фрам», который просто околдовал. Посетили знаменитый плот «Кон-Тики» и ладью викингов. С интересом вглядевшись в карту, где проложены маршруты экспедиций к Северному полюсу, обнаруживаем, что ни Седов, ни Папанин даже не приблизились к цели. Как нам обо всем врали в России!
Но зато Национальная галерея не разочаровала. И напоследок — парк, украшенный скульптурами Вигеланда. В центре парка гигантская башня — сплетение сотен обнаженных человеческих тел. Скульптуры везде: вокруг фонтанов, на газонах, вдоль аллей, на детских площадках. Отдавая должное мастерству и фантастическому трудолюбию Вигеланда (20 лет он проработал, создавая этот грандиозный ансамбль), нельзя не отметить: такое количество обнаженной натуры угнетает. Чувствуешь себя эмоционально исчерпанным.
В заключение хочу сказать, что за три дня в Осло мы вдоволь накатались в трамваях, по которым так ностальгировали в Израиле.
Уже в аэропорту за минуту до взлета наконец узнали, что означает загадочное слово УШЛУ. Так норвежцы произносят имя своей столицы.
***
С тех пор прошло 28 лет. Мы не теряли связь с норвежскими друзьями. Почти все они не раз посещали наш дом в Беер Шеве, бывали и новые друзья из Норвегии. Мы регулярно переписываемся и не забываем поздравлять друг друга с праздниками. За эти годы многое, и далеко не в лучшую сторону, изменилось в прекрасной Норвегии, да и во всем мире. Изменилось настолько, что трудно, а то и просто невозможно, поверить. Но об этом не хочется писать. Пусть Норвегия останется в памяти такой, какой встретила нас в августе 1991-го года. Главное, что норвежские друзья не разочаровали нас, не изменили своих убеждений и остаются такими же преданными и верными сторонниками нашей страны.
НЕМНОГО ИСТОРИИ
9-го апреля 1940 года Германия напала на Данию и Норвегию. Сделав несколько выстрелов, Дания послушно капитулировала, обеспечив себе терпимые (по сравнению с другими странами) условия немецкой оккупации. Норвегия, население которой тогда насчитывало всего три миллиона. капитулировать категорически отказалась несмотря на золотые горы, которые сулили немцы. Немецкий посол и другие чиновники безрезультатно пытались уговорить короля. Правительство с королем успели покинуть Осло, а затем, захватив золотой запас страны, и Норвегию: Англия прислала за ними корабль. Сопротивление этой маленькой страны началось в первый же день и продолжалось семь лет.
Окруженные горами фиорды были удобным убежищем для германских кораблей и подводных лодок. Но не для всех и не всегда. В Тромсефиорде английской авиацией был потоплен линкор «Тирпиц» — гордость Кригсмарине, за которым англичане охотились довольно долго. А в первый день вторжения в Ослофиорде огнем норвежской береговой батареи был потоплен тяжелый немецкий крейсер «Блюхер». Ирония этого события в том, что крейсер обстреляли две немецкие, изготовленные на заводах Круппа пушки калибра 280 мм, которым норвежцы присвоили имена Арон и Моисей. Немецкие потери оцениваются в 1000 солдат и матросов. Это был первый и последний рейс «Блюхера». Был поврежден и вернулся в Германию такой же второй крейсер «Лютцов». Чудом спасшийся капитан «Блюхера» пытался застрелиться, но командующий немецкой пехотой уговорил его вылететь в Германию. Капитан согласился, вылетел… и погиб в рухнувшем в море самолете.
В первые дни немцы потеряли еще и несколько эсминцев, а всего порядка 5000 солдат, включая погибших на «Блюхере». Несмотря на потери, немецкие десанты сумели молниеносно захватить ключевые порты и аэродромы, и через день батальон Вермахта с оркестром во главе нагло продефилировал в столице. Главная цель немецкой операции — северный порт Нарвик был захвачен и путь доставки шведской руды в Германию — открыт.
В дальнейшем, когда Вермахт прорвался во Францию и заблокировал армии союзников в Дюнкерке, англичане и французы эвакуировались, оставив Норвегию в одиночку сражаться с Вермахтом. Норвежская, армия, конечно, не могла противостоять нацистскому чудовищу, но сопротивление в разных формах продолжалось до капитуляции Германии.
За несколько дней до вторжения норвежцы успели отправить в Англию небольшое количество тяжелой воды. Захватив Норвегию, немцы продолжили производство. Англичане послали группу диверсантов с целью уничтожить завод. Часть бойцов погибла в результате катастрофы при неудачной посадке планеров, оставшиеся в живых попали в плен и расстреляны. Английская бомбардировка с воздуха тоже оказалась неудачной. Новой группе тщательно подготовленных диверсантов удалось без потерь выполнить задачу. Среди них был удивительной храбрости радист Кнут Хаугланд. Хотя завод больше не функционировал, небольшое количество тяжелой воды все-таки сохранилось, немцы его обнаружили и подготовили к отправке. Бойцы сопротивления были вынуждены взорвать пассажирский паром, на котором немцы пытались вывезти контейнеры с тяжелой водой. При этом погибли норвежцы — пассажиры и экипаж парома. Память погибших увековечена.
После операции с тяжелой водой Кнут был радистом обосновавшейся в центре Осло группы диверсантов. Через него осуществлялась связь с другими группами в Норвегии, а также с Англией, что было не менее важно. Гестапо не сразу, но удалось запеленговать передатчик. Когда немцы ворвались в дом, Кнут с автоматом в руках успел, поднявшись внутри дымовой трубы, выбраться на крышу, оттуда на другую, на третью, и спрыгнул на оживленной улице прямо перед растерявшимся немецким патрулем. Расстреляв патруль, он бросил автомат, вскочил на подножку проезжавшего мимо трамвая и на ходу спрыгнул далеко от центра возле городского кладбища, где смешался с толпой. До конца войны Кнут продолжал обеспечивать радиосвязь Сопротивления. Немцам так и не удалось его обнаружить.
После войны Кнут — член экипажа и радист прославленной экспедиции Тура Хейердала на плоту «Кон-Тики». Он согласился на деликатное приглашение Хейердала сразу, не позволив тому даже договорить.
***
Через несколько дней после захвата немцами столицы на политической сцене появился неоднократно встречавшийся с Гитлером Видкун Квислинг. Он провозгласил себя премьер-министром и попытался узурпировать власть в стране. В надежде расширить сотрудничество с населением немцы в начале оккупации старались сохранить мягкий режим и ограничить предательский энтузиазм Квислинга. Но в итоге вместо сотрудничества оккупанты получили Сопротивление, А в Европе имя премьер-министра стало нарицательным. Чтобы не оскорблять нейтральный глагол сотрудничать, в норвежском языке появился даже специальный аналог с «квислинговым» корнем — в приблизительном переводе на русский язык «квислинговать».
Видной фигурой в общественной жизни страны и национальной гордостью был престарелый нобелевский лауреат по литературе Кнут Гамсун. Он выступил с прогерманскими проповедями сразу после вторжения и сразу оказался отверженным в своей стране. Норвежцы забросали сад в поместье нобелевского лауреата его же книгами с оскорбительными надписями. Из других городов и рыбацких поселков книги отправляли почтой. Потом их вывозили на свалки грузовиками. Кроме того, возмущенные предательством норвежцы не постеснялись забрасывать сад Гамсуна дерьмом. Этот всеобщий протест и презрение не помешали Гамсуну в 1943 году передать свою медаль нобелевского лауреата… кому бы вы думали? — министру пропаганды Третьего Рейха доктору Геббельсу! Гамсун убедил своего сына примкнуть к формированию норвежских добровольцев на восточном фронте. Тот служил в полку СС «Курт Эггерс» — подразделении военных корреспондентов Третьего Рейха, подчинявшееся руководству СС.
Рискуя жизнью, норвежцы помогали советским военнопленным. Прятали их в своих домах и усадьбах, в горных убежищах, проводили беглецов к шведской границе, организовали сбор теплых вещей, по первому призыву отчисляли десятую часть зарплаты для закупки продовольствия голодающим и замерзающим. И даже собирали в библиотеках книги на русском языке и передавали пленным в лагеря.
Сопротивление разработало график проведения забастовок в различных отраслях промышленности, транспорта, в системах школьного и высшего образования. Диверсанты взрывали железнодорожные пути, выводили из строя оборудование и целые заводы. Почти весь торговый флот Норвегии удалось угнать в Англию.
Молодежь поголовно отказалась вступать в норвежский аналог «гитлерюгенда». Школьные преподаватели не признали составленные по нацистским программам учебники. Не оправдались попытки Квислинга завербовать для Вермахта реальное количество добровольцев.
После войны Квислинг и еще 23 коллаборациониста были осуждены и расстреляны. Только почтенный возраст спас Гамсуна от заслуженной кары. С диагнозом старческого слабоумия он был помещен в психиатрическую больницу, но через некоторое время отпущен, продолжил писать и умер в своем поместье в 1952 году, прожив 93 года.
***
К началу войны в Норвегии насчитывалось всего 1800 евреев. Большинство проживало в столице. Население Норвегии не сразу поняло, что грозит этой небольшой общине. Не сразу поняли угрозу и сами евреи. В этом нет ничего удивительного — нормальному человеку трудно, а порой вообще невозможно представить себе каннибальскую сущность нацизма. Вот почему организованная Квислингом полиция сумела обнаружить и выдать гестаповцам примерно половину еврейской общины. Почти все они погибли в нацистских лагерях смерти. Но, осознав германскую жестокость, норвежцы умело организовали евреям массивную поддержку. Свои агенты в полиции сообщали даты, места, точное время облав, и сопротивление успевало переправлять целые семьи в надежные места не только в городе, но и в провинции. Там они некоторое время скрывались, пока для них готовили все необходимое: теплую одежду, продовольствие, транспорт и проводников для пересечения шведской границы. Таким образом вторая половина общины была спасена почти без потерь.
В мире насчитывается более двадцати шести с половиной тысяч «Праведников народов мира». Звание присваивается тем, кто, рискуя жизнью и бескорыстно, спасал евреев от нацистов. Но две страны, Дания и Норвегия, организованно спасавшие евреев, получили самый высокий статус: «Народ-праведник». Подробно о событиях тех лет написал Евгений Беркович в серии статей «Норвежский триптих» («Еврейская Старина», №21, №22, №23 за 2004 год) и в статье «Перевернутый мир» («Заметки по еврейской истории», №8 за 2002 год).
Хочется пожелать норвежцам, да и нам тоже: не забывайте об этом!
Для тех, кто в Норвегии не бывал: в интернете множество отличных видео и фотосюжетов не только о фиордах, парке и музеях, но и вообще о жизни в Норвегии, о ее людях, истории и природе. Очень рекомендую посмотреть. А еще лучше слетать — надеюсь, даже сейчас не пожалеете!
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer7/mshechtman/
