Григорий в очередной раз занес ручку над документом и вновь отложил. С обреченным вздохом принялся перечитывать Кодекс корпоративной этики. «Наше Видение… общие Ценности… наше Единство… наша Миссия… этические стандарты поведения… работа в команде…», гос-споди, что за бред! Прямо «Моральный кодекс строителя коммунизма». И почему он, обычный наемный работник, должен подписывать какой-то кодекс?
Григорий Туркин уже полгода работал в корпорации, но с некоторыми здешними порядками так и не свыкся. А уходить не хотелось. Все ж таки ОАО «Компост» — лидер отечественного навозного рынка. Корпорация занималась не только производством органических удобрений, но и превращала навоз во множество полезных продуктов; даже умудрялась добывать из него газовое топливо. Короче, являлась перспективной, растущей компанией, активно внедряющей инновационные технологии.
— У тебя какие-то сомнения, Гриша? — прошелестел за его спиной тихий, шипящий голосок.
Он и не заметил, как подкралась Особь — так Туркин про себя называл свою начальницу Юлиану.
— Ну-у… не то чтобы, — замялся он.
— Раз сомнений нет — подписывай. Все остальные сотрудники уже подписали.
— Ладно, ладно… только…
— Что «только»?
— Вот тут написано: «Если положения Кодекса входят в противоречие с действующим законодательством, сотрудник должен обратиться к непосредственному руководителю с просьбой определить для него приоритетную норму».
— Ну, и что тебя смущает?
— Выходит, положения Кодекса могут иметь приоритет над законодательством РФ? Или вот еще: «Сотрудник Корпорации не имеет права допускать высказываний, которые могут нанести ущерб имиджу Корпорации».
— Здесь-то что не так?
— Ну хорошо, а дальше: «Корпорация считает не только морально допустимым, но и морально обязательным, чтобы сотрудник информировал о фактах нарушения другими сотрудниками норм корпоративной этики». Мне кажется, что с этической точки зрения это как-то…
— Всё ясно, — прервала его Юлиана. — Ты просто устал и раздражен. Знаешь, что? Ступай-ка ты сейчас домой.
Туркин окинул взглядом полупустой зал, расчлененный на пластиковые соты, и зевнул.
— Пожалуй, правда, пойду.
— Вот-вот. А завтра утром, на свежую голову, мы вернемся к этому вопросу. Только приходи пораньше, хорошо? Ты в последнее время взял за правило являться с опозданием на пять, а то и десять минут. В результате пропускаешь утреннюю пятиминутку «корпоративного единения».
— Ну её, — отмахнулся Туркин с досадой. — Скандировать: «Мы вместе! Мы едины! Мы команда! Мы — “Компост”!» Бредятина.
— Ты не прав, — покачала головой начальница. — Пятиминутки дают заряд бодрости, настраивают на работу в команде. Обрати внимание на других сотрудников. Как они собраны, как заряжены на результат.
Что правда, то правда, подумал Григорий. Его всегда поражал энтузиазм менеджеров «Компоста». Казалось, они лишены не только посторонних интересов, но и мыслей. И насчёт «заряженности» тоже. Во всяком случае, он не однажды, проходя рядом с коллегами, явственно слышал странный электрический треск, точно рвались некие невидимые глазу силовые нити.
— А скепсис твой — от усталости, — заметила Юлиана. — Между прочим, вид у тебя нездоровый. Зеленый ты какой-то. Проблемы с желудком?
— Ну, есть, — не стал спорить Григорий. — А у кого их нет? При такой малоподвижной работе... Потом, недавно пришлось пропить курс антибиотиков, а ты знаешь — они всю микрофлору изничтожают.
— Я так и думала, — кивнула Юлиана. — А чего ты говоришь как-то странно — в нос? Насморк?
— Не насморк — аллергия.
— Вот как? То-то я смотрю… а на что конкретно?
— Ох, — вздохнул Туркин, — да буквально на всё. С самого детства. И на пыльцу, и на пыль, и… черт знает на что еще! Приходится постоянно закладывать в нос специальную мазь.
— Вот оно как, — протянула начальница. — Знаешь, чего тебе нужно? Не поленись и зайди в наш корпоративный магазинчик. «Чудесные грибы» называется. Бывал там? Нет? Тем более стоит заглянуть. Так вот, спросишь там «симбиозантропос». Запомнил? Запиши: сим-би-о-зан-тро-пос.
— И что это? — скривил губы Григорий.
— Гриб такой. Вроде японского чайного. Тоже в банке с водой живет.
— А-а, знаю! Японская медуза. Одно время держал. Но потом он у меня разросся так, что всю банку занял. Да и изжога от него… короче, выкинул. А на кой мне этот твой мизантропус?
— Симбиозантропос, — поправила начальница. — Давай я тебе на бумажке запишу. Он решит твои проблемы с желудком. И не только. Симбиозантропос нормализует обмен веществ — очень полезная вещь. Я сама пару месяцев пропила, и теперь — никаких проблем. — Для наглядности она провела рукой по животу. — А как его принимать, тебе сам хозяин магазина пояснит. Он же там и продавец в одном лице. И большой специалист по части гриболечения. То ли японец, то ли кореец, зовут Они-но Ёми. Имя я тебе тоже записала, на-ка вот.
— Забавное имя, — усмехнулся Туркин, выключая компьютер. — Ладно, пойду. Спасибо за совет, может, и правда попробую пропить твой чудодейственный гриб.
— Это не совет, а приказ, — с улыбкой пояснила Юлиана. — Корпорации нужны здоровые сотрудники.
Дверь растворилась с переливчатым позвякиванием колокольчиков, и Григорий очутился в скудно освещенном помещении, оформленном в характерном японском стиле. Он огляделся, но продавца не обнаружил. Зато заметил множество стеклянных сосудов с плавающими в них плодовыми телами чайных и каких-то еще неведомых грибов, всевозможных форм и расцветок. Некоторые были слоистыми, как бисквитные торты, другие — зернистыми, вроде домашнего творога, третьи обросли бахромой студенистых червеобразных отростков, иные стыдливо укрывались от нескромных взглядов полупрозрачными вуалями; осклизлые, грузные, с нездоровым синюшным отливом, они напоминали заспиртованные фрагменты разложившегося трупа.
— Кхе-кхе! — покашлял Туркин. — Есть кто живой?
Одна из стен, представляющая собой оклеенную бумагой деревянную решетку, легко скользнула вверх, и в зал шагнул пожилой японец в длинном халате без пуговиц и в сандалиях на высокой платформе.
— Сито угодна? — спросил он с поклоном.
— Господин, э-э… Они-но Ёми? — уточнил Григорий, сверяясь с бумажкой.
— Да, я госыподин Они-но Ёми, — подтвердил японец с новым поклоном. — Сито угодна?
— Мне нужен один из ваших грибов.
— Подзалуста. Есчь дзяйный гриб, молодзный, морской рис…
— Нет, меня интересует, э-э…сим-би-о-зан-тро-пос, — по слогам зачитал Туркин. — Такой у вас имеется?
— А как зе! — радостно закивал Они-но Ёми. — Имеся, имеся. Одзень хоросий.
— Ага. Ну-у… тогда взвесьте мне, тьфу! то бишь, упакуйте… короче, мне нужен один гриб. Одна штука, понимаете?
— Одзень, одзень, — снова закивал японец, — сейдзяс принесу.
Через минуту хозяин магазина с неизменным поклоном протягивал Григорию двухлитровую банку с плотным шарообразным сгустком золотисто-желтого цвета внутри. Гриб плавал по центру банки и походил на полную луну или сырную голову. Туркин недоверчиво уставился на золотой шар. Во всяком случае, отвращения тот не вызывал.
— Это и есть симбиозантропос?
— Это и есчь, одзень, одзень.
— Ага. И сколько стоит?
— Нисиколька, — широко ухмыльнулся старик, обнажая завидный набор острых конических зубов. — Даром.
— Даром? — удивился Григорий. — С какой же стати?
— Госыподин у нас первый раз, потому полудзять подарок фирмы.
— Ишь ты! Что ж, тогда, действительно, взять стоит.
— Нисиколька не стоит, нисиколька — даром!
— Да понял я, понял. А-а… чем этот ваш колобок питается?
— Питаеся? — нахмурился господин Они-но Ёми.
— Ну да. В смысле, чем его кормить-то? Так же как чайный гриб — сладким чаем, или чем-то другим? Не понимаете? Кормить, питать! Что он, — Григорий ткнул пальцем в банку, — кушает — ам-ам! в смысле, ест?
Брови японца поползли вверх, лицо, и без того морщинистое, собралось складочками, и он затрясся в беззвучном смехе, будто подтаявший студень.
— Нидзем не питаеся, — заявил продавец, отсмеявшись и утирая слезы.
— Что, ничем совсем? — недоуменно переспросил Туркин.
— Софусем.
— Это как же? — не понял Григорий.
— Так зе. Дерзачь в вода надо — и фисё.
— Ну, прямо чудесный какой-то гриб, — подивился Туркин. — И даром, и питается водой. Что ж, спасибо.
— На дзоровьё! — отвечал продавец, с поклоном вручая симбиозантропос Григорию.
— А как его надо употреблять? — спохватился тот уже на выходе. — Пить, что ли?
— Да, пичь. — с готовностью согласился японец.
— А как часто? Утром? Вечером? Сколько раз в день?
— Фисё равно.
— До еды или после? — попробовал еще уточнить Григорий.
— Фисё равно.
«Тоже мне, большой специалист, — пробурчал Туркин, выйдя на улицу, — фисе равно да фисе равно, японский городовой!»
Придя домой, он поставил свое приобретение на столешницу между холодильником и телевизором, включил новостную программу. Перво-наперво задал корму своему питомцу — жирному и ленивому коту Базилио, и только потом приступил к пережевыванию купленного по дороге фаст-фуда. Вскоре, однако, поймал себя на том, что постоянно переводит взгляд от телеэкрана на банку с грибом. Уж очень чуден тот был на вид: словно маленькая планета, неведомо кем и как пойманная под прозрачный колпак.
Вдруг Григорию показалось, что золотистый шар шевельнулся, точнее — дернулся. Что за бред?! Он вскочил с табуретки, шагнул к банке и с подозрением уставился на зависший в самой ее середине гриб. Минуту или полторы пристально рассматривал круглое тело. Поверхность гриба не была идеально ровной — кое-где ее покрывали легкие углубления-кратеры, отчего сходство с Луной только усиливалось. Да нет, наверное, все-таки помстилось. Ведь, грибы не умеют двигаться. И шевелиться тоже не могут. Они же… не того… не животные… а кстати, кто или что тогда они такое? Растения? Вроде тоже нет. Неожиданно Туркина до крайности заинтересовал ответ на этот вопрос. Он прошел в комнату, сел за компьютер и вышел в Интернет.
Через четверть часа он выключил компьютер и в задумчивости почесал лоб. Всемирная сеть не внесла ясности. По всему выходило, что микологи — так, оказалось, называют ученых, изучающих грибы — до сих пор не пришли к единому мнению о том, к которому из двух миров относить грибы — к растительному или животному. Больше прочих Григорию понравилась гипотеза, относящая эти загадочные создания к самостоятельному царству живых организмов. Согласно этой теории грибы пришли в наш мир из хтонических, довременных глубин прошлого. Они зародились у самых истоков жизни, в древнейшей геологической эре — архейской, около миллиарда лет назад. Тогда в водах первичных водоемов обитали лишь некие бесцветные жгутиковые существа, не являвшиеся еще ни растениями, ни животными. Уже после среди них обособились живые организмы с чертами тех или других, грибы же произошли непосредственно от этих «сперматозоидов» всего сущего, поэтому и сочетают в себе признаки обоих царств. Эдакие загадочные реликты иных эпох, иного состояния Земли. М-да, любопытно!
А один французский ботаник XVIII века и вовсе утверждал, что грибы — не что иное, как изобретение дьявола, придуманное, чтобы нарушать гармонию остальной природы и приводить в отчаяние исследователей.
Туркин потянулся и с трудом заставил себя встать. Пора, однако, на боковую — завтра на работу. Вернувшись на кухню, он обнаружил, что симбиозантропос уже не висит по центру банки — он успел подняться к самой поверхности так, что добрая четверть его плодового тела возвышалась над уровнем воды. При этом гриб утратил былую округлую форму, изрядно сплющившись снизу. Кроме того, из золотистого он сделался бледно-голубым. И походил уже не на луну и не на головку сыра, а скорее на скользкий, лишенный растительности островок. Григорий приблизил лицо вплотную к стеклу. Эге! Теперь-то он определенно видел, что гриб шевелится: его тельце — пускай едва заметно — пульсировало. С другой стороны, что же тут странного? Может, это просто газы внутри бродят? Щас ка-ак лопнет и забрызгает его какой-нибудь дрянью! Туркин наморщил нос и невольно отшатнулся. Не-ет уж, спасибо! как бы то ни было, а пить настой этого… существа он не станет. Приняв такое решение, Григорий отправился спать.
Сон его был беспокойным и тяжелым. Всю ночь ему снились странные бугристые образования: всевозможные ноздреватые башенки и студенистые дрожалки, растущие среди гигантских хвощей и древовидных папоротников. А потом еще сквозь дремоту Григорий почувствовал, как кот нахальным образом устроился у него на груди, у самого лица, тычась мокрым холодным носом прямо в губы.
Но Базилио тут был ни при чем. Он и впрямь собирался уже использовать хозяина вместо ночной грелки, когда его внимание привлекли бледные всполохи зеленоватого свечения. Кот с опасливым любопытством сунулся на кухню, где и находился источник света, но, едва шагнув за дверной проем, прижал уши и стремглав ретировался обратно, в комнату. Там он в позорной для царя зверей панике забился в самый дальний и самый темный из углов. Между тем подозрительные вспышки сделались интенсивнее, потом раздался влажный, схожий со шлепком звук.
Древний, доисторический ужас сковал беднягу Базилио от усов и до кончика хвоста; он шипел, угрожающе выпускал когти, но с места не трогался. Генетическая память, унаследованная им от саблезубых предков, а может, от еще более отдаленных пращуров кошачьего племени, подсказывала сейчас Базилио, что зубы и когти тут бессильны. Поэтому, когда из кухни в коридор выполз некий бесформенный, фосфоресцирующий мертвенным, гнилостным светом слизень, кот лишь вздыбил шерсть и округлил глаза.
Медленно-медленно, оставляя за собой мерцающий слюдяной след, слизень прополз через весь коридор и завернул в комнату. Кот снова зашипел, искря шкурой, но только плотнее забился в свой угол. А гигантский слизняк взобрался сначала на кровать, затем на грудь хозяину, и так — до самой головы. Достигнув лица, существо сформировало псевдоподию — длинный, вроде щупальца, отросток. После чего столь же неспешно принялось заталкивать этот вырост в приоткрытый рот спящего — глубже и глубже. Наконец оно остановилось и стало ритмично пульсировать — словно перекачивая свою массу внутрь человеческой утробы. Вероятно, так и было, поскольку объем самого слизня стремительно уменьшался. При этом источаемое им гнилушечное свечение то притухало, то становилось ярче. А хозяин продолжал беспробудно спать, только кряхтел да постанывал тихонько.
Утром Туркин проснулся в бодром расположении духа, с аппетитом позавтракал и поспешил на работу. На опустевшую банку с чудо-грибом он даже не взглянул.
На пятиминутке он с удовольствием присоединил свой голос к голосам остальных сотрудников корпорации. «Мы вместе! Мы едины! Мы команда! Мы — “Компост”»! — слитно звучало под сводами общих залов, разносясь гулким эхом по коридорам центрального офиса. Неожиданный и неподдельный энтузиазм охватил Григория — он вдруг ощутил себя членом большой команды единомышленников, частью коллектива, частицей единого организма. И это было бесподобное ощущение! Он буквально всей кожей чувствовал странное покалывание и даже легкий зуд — не сказать чтобы неприятные — сродни щекотке. И еще — потрескивание, будто от статического электричества.
— Поздравляю, — заявил президент «Компоста», выслушав доклад Юлианы, — но почему, однако, этот ваш Туркин оказался столь невосприимчив к споровому порошку? В отличие от прочих сотрудников. В чем причина? Может, система кондиционирования барахлит? — голос Президента напоминал нечто среднее между чавканьем и кваканьем.
— Нет, нет. Причина в его болезненности и мнительности. Он регулярно принимал различные антибиотики и к тому же постоянно закладывал в нос лечебные мази. Поэтому нам и пришлось прибегнуть к столь радикальным мерам, как непосредственное внедрение плодового тела.
— Антибиотики? Да, это все объясняет, — прочвакал Президент. — Еще раз поздравляю с успехом, сестра. А за новоприрощенного вам бонус полагается.
Президент сформировал псевдоподию и, ловко ухватив ею ручку, подписал приказ о поощрении.
— Благодарю вас, господин Мицелий, — Юлиана с поклоном забрала приказ и направилась к выходу.
Паутинно-тонкие, едва видимые глазу нити грибницы с электрическим потрескиванием тянулись за ней следом.
