Предисловие к публикации.
Меня нашла в ФБ Ирина Аведова. Написала: «Я в Тараканове, музей Блока. Здесь создается Мемориальная библиотека Станислава Лесневского. Я занимаюсь изучением и описанием архива Станислава Стефановича Лесневского. В архиве хранится Ваше письмо к Лесневскому и машинопись стихов. Это всё очень тронуло меня!». Благодарность моя была огромной. Часть стихотворений из этой подборки казалась мне безвозвратно утерянной. Остальные – с некоторыми разночтениями – были опубликованы в первых двух моих книгах, ставших давно раритетами. Затерялись и «Год рождения 1937», о которой сочувственно отзывался Павел Антокольский, и стихи о Пушкине и Тынянове, и шутливое послание в потомкам, не вошло ни в одну из публикаций стихотворение, посвященное Б. Пастернаку… Сейчас хочется вычеркнуть из стихотворений лишние строфы, кое-что подправить – но сознательно оставляю их в первозданном виде.
А предыстория такова: я прочитал где-то статью Станислава Лесневского, в которой были такие слова: «я часто думаю о незнакомых окнах, неведомых письменных столах и бессонных незнакомцах. В толпе мелькают лица, но мы их пока не знаем». И в письме, датированном 10.1.1966 г., дерзко предложил: «Ну что ж, давайте познакомимся!». Увы, Станислав Стефанович не ответил. Все попытки автора в ту пору опубликоваться в журналах завершались, как я написал в том письме, в лучшем случае, любезным ответом: «человек вы, по-видимому, способный, но стихи не подходят нам по тематике». За прошедшие с тех пор 54 года – в литературной судьбе автора существенных перемен не произошло, и он сам себя не без некоторой горечи называет: «поэт, опоздавший на поезд». Куда удачнее сложились судьбы литераторов авангардного толка, числящих себя по ведомству «неофициальной поэзии». Автору так и хочется воскликнуть: а я, что ли, официальный? Или официальным поэта делает приверженность классическим традициям русской философской лирики? Вышедшая к 80-летию автора в издательстве «Алетейя» итоговая книга «Из глубины. Избранное» – так и не получила вне Одессы заметного отклика и серьёзной оценки. Остаётся дожить до 90-летия.
СТИХИ ИЗ 1965-ГО ГОДА
ПУШКИН В КИШИНЁВЕ
Я опоздал на века полтора…
Наверно, так же женщина смеялась,
и, в почерке летящем, до утра
одна строка другой строкой сменялась.
Тут, где Овидий вспоминал свой Рим,
свой Петербург открыл тебе Онегин.
Но этот быт! Ну что ж, поговорим
о чём-нибудь другом, хотя б о снеге…
В нас кровь южан. Но мы побеждены
зарёй, что над рекой не догорает,
любовью, что никак не умирает,
и памятью, что входит в наши сны.
И что там за кипучей эпиграммой,
в кругу друзей (а прежних – рядом нет!)
он затаил, весёлый и упрямый,
невольный гость, изгнанник и поэт?
Всё впереди. Ещё придут года –
всё выскажет, что до поры таится.
…И это было молодостью – да,
той молодостью, что не повторится.
1964
ГОД РОЖДЕНЬЯ – 1937
Основан на контрастах мир. Игрою
Противоречий расшибает лоб.
Добро замешано свинцом и кровью,
И с ангельским лицом приходит зло.
И был тот год, в котором я родился.
Как рассказать тем, кто погиб от лжи,
Что это век в противоречьях бился,
Ломая кости, не сломив души?
Но нам видней – хоть мы не заслужили –
все полюса, вся правда до конца –
ведь это те, кто жизней не дожили,
вложили в нас прозревшие сердца.
Простроен на контрастах мир. И злится
добро, и зло – с улыбкою у рта.
Внимательнее вглядывайтесь в лица –
да будет на границе доброта!
ПОСЛАНИЕ К ПОТОМКАМ
Потомок, если обману – прости.
Я доживу лет до семидесьти,
и, верно, все мои черновики
не соберут дотошно, до строки.
Экспромты, песни, жалобы и кличи,
Весь спектр чернил, как я их век ни дли –
всё смоет дождь. Что ж, не по мне величье.
Ну а чернила – лучше быть могли.
Перо к бумаге – и скрипят полозья
по снежному листу. Лечу с горы!
И не сказать мне ни в стихах, ни в прозе,
легко ль от этой будто бы игры.
Я жить спешил, и счёта нет помаркам,
Ловила время жадная рука.
Но перед солнцем атомным – огарком
покажется беспечная строка.
Я доживу лет до семидесьти.
Мне б огоньком в ладонях пронести
Мерцающее чувство удивленья –
вот всё, что смог от гибели спасти!
Вот суть моя, что жаждет обновленья.
1964
СТИХИ ПОД ЭПИГРАФОМ
Выше голову, ровней дыханье!
Жизнь идёт, как стихи!
Ю. Тынянов
…А был – рассеянный склероз,
Что, будто на стекле мороз,
рисует бляшки – льдинки.
Что впереди – не увидать.
Но память, память как отдать
с болезнью в поединке?
Поэты пушкинской поры!
На вас точили топоры.
И мы, пока живые,
забудем ли, покинем ли
тех мыслей, вспыхнувших вдали,
посты сторожевые?
Уходит жизнь. Но не уйди
даль пережитого пути,
и слово – стань бессмертным, –
чтоб помнить год тридцать седьмой
(там Пушкин, или кто другой,
убит величьем медным?)
…А жизнь – не исчерпать до дна,
когда с Историей она
близка – рука с рукою.
И память – чтобы жить за них –
пусть эта жизнь трудна, как стих,
с оборванной строкою…
БОРИСУ ПАСТЕРНАКУ
Больное сердце у зимы. Набрякли
снега, отёком небосвод заплыл.
И даже смерть – не занавес спектакля
весны, что всею жизнью сыгран был.
Развал. Бессонница. Начало марта.
Где небо? Где земля? Слепая смесь.
Весна смешала всё, и день, как карта,
случайным выпал, первозданен весь.
Не о тебе ль молва, что ветром гулким,
вобрав скрип ставен, первый звон реки,
скользящие по насту переулки,
с азартом бьёт в дверные косяки?
Прости мой слог. Хоть вылезай из кожи –
слова с тобою схожи. Иль с весной?
Но вытолкнут, как мальчик из прихожей –
лицом в весну, что бредит новизной,
коль новизна холодная налипла
на руки, лоб – не смоешь! Вот и влип.
И в этот день, доругиваясь сипло,
Войти, под снегом слыша тайный всхлип.
Подслушать, угадать – за каплей капля
Жизнь прибывает. Найден верный тон!
Идёт премьера вечного спектакля,
Где каждый жив, кто был им побежден.
Туда – в артисты – даже и статистом!
Входя частицей в смесь со всем, что есть.
Где разное, роднясь в созвучье чистом,
Нас учит жить. Быть частью – в этом честь.
1965
ПОЛСОТНИ ЛЕТ СПУСТЯ
***
Прости меня, моё отечество,
за то, что не меняю отчества,
да и фамилия – ответчица,
и мне менять её не хочется.
Какой была бы неудобною, –
едина с телом безусловно.
Коли не веришь в жизнь загробную,
то верен будь хоть буквам кровным.
Всего превыше – человечество,
я в нём живу, я с ним страдаю.
Прости меня, моё отечество,
что я тебя не покидаю.
В твоих ревнителях неистовых
не числюсь. Но – всё тот же, тут же
стою, и здесь обязан выстоять.
И места не ищу, где лучше.
ночь на 6.08.16.
***
Борьба со временем, борьба,
хоть знаешь, что она напрасна.
Не по душе тебе пальба
и толпы, что орут согласно.
Век пахнет нефтью, пахнет серой.
Он смерть возвёл на пьедестал.
Что прозреваешь в дымке серой,
зачем ты против века встал?
Вот улыбается калека,
его мозги сожрал смартфон.
А ты всё ищешь человека.
Потомки спросят: был ли он?
И нет чела. Есть только челядь
и электрическая плеть.
Ты хочешь выше века целить?
Но знай: тебе – не уцелеть.
Тебя отыщет взгляд недобрый.
Вот механизм – в нём тьма ума –
пройдёт колёсами по рёбрам,
безжалостный, как смерть сама.
…А ты, хранящий человечность,
в неведомую даль глядишь,
отвергнутое слово «вечность»
как заклинание твердишь.
23.10.18
***
Всё ветшает. Рвётся ткань
нашей жизни быстротечной.
Понимаешь: дело дрянь.
Всё – не вечно. Ты – не вечный.
Что разорвано – не сшить.
Заглянешь в дыру однажды…
Неизбывна – жажда жить.
И любить – всё та же жажда.
Капля жизни, что на дне
(да, уже на самом донце)
как всегда, горит в огне.
Капля неба. Капля солнца…
Откровенье бытия
проливается в сознанье.
Жизнь – твоя или моя –
отраженье мирозданья.
17.09.18
***
Веронике Коваль
Все мы славные, все мы милые,
и как много нас – до хрена!
…Память на имена и фамилии.
На фамилии. И – имена.
Позабытые, опоздавшие,
до известности не дожив.
Имена свои оправдавшие,
ибо правдой был каждый жив.
Наше имя – не просто слово,
на душе оно – как печать.
Неужели не слышишь зова?
Разве можешь – не отвечать?
Не укрыться за псевдонимами,
не отречься от наших отцов,
анонимными став и мнимыми
в безымянной толпе подлецов.
Память, имя у смерти вымани!
Безымянности лишь боюсь.
…Назовите меня по имени,
и в последний миг – обернусь.
2.10.18