Когда всадники, вздымая пыль, вылетели из-за поворота и спешились у дома, Ксанфа похолодевшим нутром почувствовала опасность для себя. Почему именно для себя – она не понимала, но ощутила неизбежность неведомого. Она мышкой юркнула за угол и принялась наблюдать, хотя уже знала всё наперёд. Сейчас мать, кряхтя, одолеет три ступеньки вниз и заквохчет: «Ксанфа, паршивка, выходи, не то уши надеру!». Девочка сжалась, сердечко выскакивало из груди, ноги приросли к земле. Не став долго ждать, мужчины просто обошли убогое жилище на склоне каменной гряды с двух сторон и схватили Ксанфу за подол грязной юбчонки: она не успела сбросить её, как ящерица сбрасывает хвост, и скрыться в расщелине.
– Стой, цыплёнок! – гаркнул здоровенный детина, но подзатыльник ей не отвесил. Напротив, улыбнулся и погладил девочку по голове. Он и обратился к матери:
– Глупая, не понимает, какое счастье ей и вам привалило. Из сотни девчонок Аполлон выбрал вашу дочь. Другая бы у нас в ногах валялась от благодарности, что станет жрицей в его священном храме, и не просто жрицей, а пророчицей дельфийского оракула! Она возвысится над людьми, и те будут ловить каждое её слово!
– Уж не знаю, как благодарить за такую честь, – запричитала мать, с трудом переломясь в поклоне. – Забирайте девчонку, одним ртом станет меньше. И уж добавьте пару-тройку монет – ведь с дитём ненаглядным меня разлучаете.
В свои двенадцать лет Ксанфа была дичком. Бегала одна по каменистым дорогам, взбиралась, разбивая коленки, на вершины холмов. Она не понимала, почему на неё показывают пальцами и дразнят. Если бы в доме было зеркало, она бы увидела, что совсем не похожа на галчат-сверстников. Все они были с шапкой чёрных жестяных волос и задубевшей от солнца кожей. Откуда взялась белокурая и белокожая Ксанфа – непонятно: в их заброшенном селении не появлялся ни один чужеземец.
Ксанфу доставили к храму с величайшей деликатностью – словно драгоценную статуэтку. Она, робея, озиралась по сторонам и, наконец, разглядела такую красоту, что рот открыла от удивления. Колонны храма, как ей показалось, расступились, чтобы она могла из слепящего полдня ступить под каменные своды и почувствовать прохладу. Посередине, возле небольшого источника, стояла золотая статуя Аполлона. На стенах плясали тени множества витых свечей. В самой глубине занавесь почти скрывала высокие подмостки.
Из полутьмы выступил старец в белом хитоне с чёрным шитьём. Он оглядел девочку с головы до ног, удовлетворённо хмыкнул, приветствовал её кивком головы и подвёл к скамье, где растрёпанным кулём горбилась худая, в морщинах, женщина.
– Пифия, будешь обучать Ксанфу!
– Ещё чего! Чтобы вы посадили эту паскуду на треножник вместо меня? – хрипло каркнула Пифия.
– Исполняй волю бога Аполлона – и ни звука, – прервал её жрец и обернулся к девочке. – О тебе позаботятся.
Неулыбчивые женщины в грубых накидках отвели ещё не опомнившуюся оборванку в пристройку и принялись делать из неё земное божество. Отмыли, натёрли тело мазями и благовониями, напудрили белой глиной, вычернили сажей брови и ресницы, ржавчиной намазали губы. Белые локоны уложили в сложную прическу, надели лавровый венок. Обрядили Ксанфу в зелёный хитон с золотой заколкой на плече и лёгкие кожаные сандалии. Старый жрец велел ей стать на колени перед занавесью и отбить земной поклон.
– Это святилище бога-оракула, куда никому не дозволено заглядывать под страхом смертной казни. Ты будешь ему служить.
Жрец, видимо, понял, что от Пифии толку ждать нечего, и приставил к новенькой другого учителя, более молодого и приветливого. От него Ксанфа узнала, что её привезли в священный храм бога Аполлона в Дельфах на склоне горы Парнас. Сам бог соорудил его на месте своей победы над чудовищным змеем Пифоном. Аполлон выделялся из сонма богов Олимпа даром предсказания. Его пророчества сбываются – будь то Александр Македонский или простой ремесленник. Поэтому бога называют дельфийским оракулом. За предсказаниями к нему приходят люди со всей Греции и даже посольства других стран мира.
– Оракул из-за золотой занавески кричит?
– Вот теперь слушай главное, девочка. Оракул будет вещать через тебя. Он будет внушать тебе смысл пророчеств Аполлона, а ты станешь громко кричать, чтобы услышали люди. Поняла?
– Нет. Что я должна делать?
– Ничего не делать, не думать, и просто выкрикивать то, что внушит тебе бог Аполлон. Восемь лет вещала Пифия, но ты видишь, в кого она превратилась. Поэтому по всей Греции искали ей замену и выбрали тебя. Дважды в неделю ты должна будешь доносить до людей предсказания оракула. А толковать предсказания будут жрецы. В остальные дни никто из смертных не должен тебя видеть.
Ксанфа так и не поняла, чего от неё хотят. Она размышляла, остаться ей или ночью улизнуть? Однако любопытство и вкуснейший ужин перевесили.
Наступил день, когда в Дельфы потянулись страждущие узнать своё будущее или просто поглазеть на захватывающее зрелище. Толпа перед храмом в центре амфитеатра бурлила, колобродила. Под ногами путалась ребятня. Торговцы, воспользовавшись многолюдьем, продавали с телег мёд, орехи, яблоки. Гончар на глазах у зевак превращал глину в горшки и амфоры. Очередь выстроилась к сапожнику, ловко подбивающему сандалии.
После гортанного крика жреца толпа замерла и расступилась. Из храма под руки вывели Пифию в сверкающем убранстве. Она шла, не поднимая веки. Её подвели к высокому треножнику, подняли и усадили в золотую чашу. Треножник, как заметила из окна пристройки Ксанфа, был поставлен над расщелиной в камнях. Оттуда поднимались клубящиеся пары. Вокруг чаши расположились несколько жрецов.
Люди на площади упали ниц и вразнобой выкрикивали мольбы и просьбы. Ксанфа представила себя на месте Пифии. Сердце её заколотилось. Это ей будут молиться, ей будут поклоняться! Какое счастье! Слава богам! Безобразную старуху Пифию пора выгнать!
Из толпы вышел человек, по виду воин. На предназначенном для этого обряда плоском камне он стал на колени, преподнёс в дар Аполлону шкуру молодого барашка и замер.
Жрецы растормошили Пифию толчками и окриками. Она открыла глаза и заверещала. В бессвязном потоке можно было различить только обрывки фраз: «пять колен», «расплата», «одолеешь». Когда она замолчала, её рот покрылся пеной. Один из жрецов растолковал застывшему столбом мужчине, что оракул предсказал ему расплату за грехи – но в пятом колене, а пока он может жить и молиться богам. Пифия, раскачиваясь, слепив веки, молчала. Следующей на колени стала молодая женщина с грудничком на руках…
Через несколько недель настал черёд Ксанфы. Она безумно волновалась. Ранним утром новую пифию омыли в источнике и натёрли благовониями. Сверкающий хитон сделал её похожей на статую из золота. Перед самым выходом старый жрец заставили её выпить горький вязкий напиток, отчего перед глазами у неё поплыло. Прислужники на руках вынесли её на площадь. Толпа пала ниц, загудела, завопила. Ксанфу усадили в золотую чашу на треножнике. Смрад из расщелины в камнях окутал её, голова отяжелела, в мозгу закружились видения. Ей хотелось крикнуть, чтобы очнуться, но из груди вырывались непонятные ей самой слова и хрипы.
Сквозь туман она видела, как жрецы наперебой втолковывали что-то стоящему на коленях юноше. Тот закрыл лицо руками и издал вопль отчаяния.
После третьего предсказания Ксанфу унесли в пристройку и уложили. Старая жрица поднесла ей кружку, и она долго-долго пила ледяную воду. Влага омывала внутренности, но не голову. В мозгу по-прежнему кипели бессвязные мысли. Вскоре девушка впала в тяжелое забытьё, сквозь которое до неё донёсся участливый шёпот жрицы:
– Омывайся в Кастальском ключе. Иначе – погибель…
На рассвете Ксанфа очнулась. Она вспоминала вчерашние события, но то и дело теряла нить. Внезапно ясно всплыло: «Кастальский ключ»…». Эта мысль отрезвила её. Она тихонько выбралась из пристройки и побежала по затейливо вьющейся меж камней тропинке. Почему-то она была убеждена, что выбрала правильное направление. Действительно, тропа привела к источнику. В кристальной воде, в глубине, мощно пульсировал ключ. Ксанфа бросала пригоршни воды на лицо, опустила туда распущенные волосы и почувствовала, как возвращаются силы, проясняются мысли.
На камне возле источника, увидела она, сидел лысый мужчина с длинным свитком в руках и с улыбкой наблюдал за ней. Поодаль, в кустах, лежал на чахлой траве ещё один мужчина и наигрывал на дудочке. По камням козочкой прыгал мальчуган лет шести.
– Впервые вижу тебя здесь, – ласково произнёс тот, кто сидел на камне. – Откуда ты, дитя?
Ксанфа сразу прониклась симпатией к нему и рассказала всё. Тот покачал головой:
– Так велено богами. Держись. Старайся чаще омываться.
И он рассказал ей, что ключ назван в честь нимфы Касталии. Её преследовал Аполлон, и она, спасаясь, прибежала к источнику и погрузилась в его воды. Он склонился над водой, но нимфа бесследно исчезла. Бог заплакал, его слёзы падали в источник… С той поры его называют Кастальским ключом. А покровитель всех искусств бог Аполлон даёт всем, кто омылся в источнике, вдохновение и творческую энергию. Сюда собираются музы и нимфы других источников поют под аккомпанемент аполлоновой лиры. Приходят поэты и музыканты сочинять гимны, оды и мелодии.
– Послушай, какую оду я сочинил на рассвете, – обратился к ней поэт и принял величественную позу.
– Меня уже, наверное, ищут, – извинилась Ксанфа и легко побежала по тропинке. Тяжесть вчерашнего дня окончательно улетучилась. Её обогнал мальчишка, который скакал по камням, и остановил её.
– Ты чей? – спросила Ксанфа.
– Я сам по себе. Меня зовут Архилох. Давай поиграем в камушки!
– В другой раз. Мне надо бежать.
– Приходи завтра! – крикнул ей вдогонку Архилох.
Минуло четыре года. Жрецы были довольны новоявленной пифией, которая безропотно выполняла то, к чему её предназначили. А ей нравилось поклонение толпы, нравились роскошные одежды и изысканная пища. Нравилось проводить свободные дни во внутреннем дворике храма, лёжа на диванчике, забавляться с кошкой-игруньей. Но как противно было пить гадость, которой поил её главный жрец, как одолевала её тошнота от ядовитых испарений! Как трудно было приходить в себя! Если бы не Кастальский ключ, она не выдержала бы! Но сила чудесной воды каждый раз возвращала её к жизни. Хотелось прыгать с камня на камень с дружком Архилохом, хотелось слушать поэтов и актёров, которые устраивали диспуты и целые представления. Иногда она убегала в рощу лавров и там выводила тонким голоском рождающиеся глубине её души мелодии.
Однако с некоторых пор Ксанфу начали терзать сомнения. Чем дальше, тем глубже и мучительней становились они. Поначалу Ксанфа была убеждена, что через неё и жрецов бог-оракул Аполлон предсказывает судьбы. Люди верили предсказаниям, уходили с площади то радуясь, то рыдая. Но девочкой она оказалась умной и со временем научилась думать и осознавать происходящее. Ей стало ясно, что её слова ничего не значат. Всё зависит от их толкования жрецами. А у тех свои цели. Они сулили долгую счастливую жизнь тем, кто приносил щедрые дары. Беднякам же предрекали божью кару. Ксанфа не раз была свидетелем того, как жрецы, ссорясь, дели между собой «добычу», а на престол Аполлона попадали крохи жертвоприношений.
Крамольные мысли не выходили из головы. Ксанфа всё больше приходила к мысли, что любое предсказание навязывает, именно навязывает человеку действия, не свойственные его натуре. Он, поверив, оказывается несвободным! Боги, размышляла Ксанфа, изначально, ещё до рождения, дают человеку направление. Но он сам должен по своей свободной воле принимать решения, чего добиваться, какой путь выбрать.
Ей стало жаль людей, которые уходили с площади под гнётом мрачных предсказаний. Ей так и хотелось крикнуть им: «Не верьте!», «Поступайте, как вам велит ум и совесть!», «Сами делайте свою жизнь!».
А ведь она сама, вернее, по принуждению, участвует в обмане. Она так жить не хочет, не может!
Тяжёлое душевное состояние девушки усугублялось жуткими обстоятельствами. Её дружок, сирота Архолох, беспечный, как воробушек, смешливый и неистощимый на выдумки, которого она втайне подкармливала, порезал пятку острым камнем. Рана загноилась. Ксанфа привела старую жрицу. Та промыла порез, засыпала травами. Но жизнь уходила из мальчика. Ксанфа не покидала его. Сдерживая рыдания, она обтирала горячее тело. Увы! Тогда Ксанфа решилась на отчаянный шаг. Выждав, когда в храме никого не было, она отогнула золотую занавесь, чтобы увидеть божество и попросить жизнь Архилоху. Но внутри она увидела лишь каменную глыбу!
Назавтра мальчик умер. Ксанфа оказалась в полном одиночестве, что было невыносимо. Она задыхалась.
Последней каплей стала фраза жреца, который как-то обмолвился, что Пифии, когда её увезли и оставили в горах, был двадцать один год. А Ксанфа считала её старухой! Пройдёт ещё несколько лет, и она тоже превратится в старуху! Зелье и дурман испарений сделают своё дело. Её тоже бросят умирать. Что же делать? Бежать бесполезно – отыщут. Да и куда бежать?
Когда Ксанфа приняла решение, ей стало легко и радостно.
Кастальский ключ казался розовым в лучах восходящего светила. Ксанфа, не сняв хитон, шагнула в обжёгшую лодыжки струю. Легла. Вода мягко вошла в неё. Мир перестал существовать. Тело мгновенно опустилось на дно, где пульсировал ключ. Подводные течения унесли девушку в Лету…
