Фея работала в одном из ювелирных отделов огромного супермаркета, первый этаж которого был заставлен витринами с золотом, бижутерией, кожей и парфюмами.
Молодая женщина была невысокой, не более полутора метров ростом, – белокожая, с чёрными густыми волосами до плеч, замысловато уложенными в причёску каре.
Трикотажное платье пастельно-кораллового цвета облегало рельефные бёдра, словно плотная кожура яблока – созревший плод, и взбегало дальше, вверх, от тонкой талии к округлым женственным плечам.
Её ног ангел не видел, их скрывала высокая витрина, но подумал, что они так же пропорциональны: с небольшими ступнями и тонкой щиколоткой.
Поразили глаза цвета перезревшей вишни и открытая белозубая улыбка, украшавшая лицо, словно чистейшей воды кварц изящной огранки – строгую серебряную оправу кольца.
Глаза-вишни были грустными, будто подёрнутыми поволокой, – усталости или неясной тоски по давно покинутым садам с райскими птицами.
«Да-а, курица не птица, баба – не человек», – в голове ангела непрошенно всплыла известная в народе пошлая поговорка, и он отогнал её от себя, как назойливую муху. Фея не была «бабой», но сама об этом вряд ли подозревала. Во всяком случае, выглядела потерянной. Интересно, за что её сюда сослали, что она натворила в своих райских садах?
Сам ангел по собственной воле был заперт в человеческом теле, проживал свою жизнь никому не известным поэтом в этом сером, продающемся направо и налево мире. Ангельским крыльям расти запрещал. Не время ещё. Фея внезапно всколыхнула в нём глубоко задавленную тоску по давно покинутой родине, стало невыносимо грустно.
Боги великие, как же он сюда сегодня попал-то? В этот гротескный, с невыносимо искусственным блеском ненужных, в большинстве своём, сокровищ, – зал? Неужели кто-то это покупает? А-а, вспомнил…
***
Было много людей. Какое-то официозное и безумно важное литературное мероприятие в двухэтажном дворянском особняке – памятнике городской архитектуры.
Притягивали внимание высокие потолки с хрустальными люстрами и встроенными в панели современными светильниками, облицованные мрамором стены и полы, вернисаж модного фотохудожника – высокого элегантного красавца с тщательно выстриженной бородкой, окружённого свитой юных учениц.
Почему-то при нём были только последовательницы женского пола: красивые, нежные, талантливые и харизматичные в своей цветущей юности.
Фотоработы ангелу не понравились – слишком модно, современно, авангардно.
Обнажённые натуры девиц на фоне урбанистических пейзажей, серое низкое небо, бесцветные хризантемы – всё это выглядело искусственным, неживым, надуманным.
Переливались блеском подвески люстр, лепнина на потолке отсвечивала замысловатыми тенями – как в те времена, когда ангел служил молодым гренадёром при дворе императрицы.
Тогда так же играли скрипки, вёл вторую партию сдержанный альт, виолончель добавляла бархата звучанию квартета. Но это светлое воспоминание не обрадовало: сейчас по мраморному мозаичному полу вышагивали не полные аристократичного достоинства князья и военные с дамами, а перепуганные донельзя поэты, приехавшие на фестиваль.
И этот страх – одиночества, убийственного опасения быть непонятыми, неоценёнными, высмеянными – сплетался в центре зала в угловатый дрожащий ком, словно там копошились мифические дементоры из параллельной реальности Гарри Поттера.
Ангелу было глубоко безразличны и растерянные поэты, пугающиеся друг друга, и члены жюри, и дементоры, которых они притащили за собой. Ему не понравился этот призрачный клубок теней, сквозь который приходилось то и дело пробираться, словно сквозь ватную стену.
Да ещё какая-нибудь мерзкая тварь норовила прилепиться к широкому кожаному поясу выцветших джинсов своими размытыми членами.
Ангел вошёл, как и все, в зал, устроился в красном бархатном кресле. Сзади нарочито громко смеялись и сплетничали две молодые женщины, демонстративно выражая полное равнодушие к происходящему.
На сцене юная девушка, настраивая скрипку, трогала нежными пальчиками сливочные клавиши первой октавы дорогого немецкого рояля. По сцене то и дело озабоченно пробегала одна из организаторов действа – крупная блондинка в молочно-зелёных шелках. Её лицо почти скрывали крупные очки в пластмассовой оправе.
Ангел читал в интернете её стихи, и они его тронули. Будто писала их не деловитая зелёно-шёлковая дама, нервно раздающая распоряжения, а тонкая, глубоко чувствующая женщина с взорванной и наспех зашитой спешащими, вечно уставшими хирургами-травматологами душой: «Ну, кто там следующий?..».
Потом участники фестиваля, попавшие в шорт-лист, выходили на сцену и читали свои стихи. Те, кто не попали, завистливо ёрзали в своих креслах, презрительно хмыкали и перешёптывались.
Ангел не понимал: зачем победители читают свои стихи побеждённым? Чтобы те почувствовали себя совсем скверно?
Устав слушать, ангел ушёл. С моря накатились сумерки, в городе стало тихо.
***
Он медленно шагал, вдыхая свежий воздух, и чистый город бросал ему под ноги первые скукожившиеся листья сентябрьских платанов. Дементоры остались в блеске мраморного зала, вместе со своими хозяевами.
Правда, встретилась на пути странная, застывшая изваянием старушка, остановившая неподвижный взгляд на расписании закрытой сберкассы. Она показалась ангелу напряжённой и злобной, он насторожился.
Но когда она, почувствовав его взгляд, обернулась, ангел увидел выцветшие голубые глаза в сетке глубоких морщин – неожиданно добрые и смертельно уставшие.
Был ещё повисший на толстом проводе, соединившем ствол платана и конёк крыши, чёрный высохший клубок какого-то растения – возможно, дикого винограда, давно потерявшего жизненные соки.
Клубок переплетённых веток, словно покинутое гнездо жуткой мифической птицы, ангела напугал. Старушка успокоила.
А потом на город опустился мягкий осенний южный вечер: полупрозрачный, уютный, наполненный зажигающимися огнями.
Ослепительно сверкающие витрины магазинов чередовались с безликими роллетами, которые наглухо задрапировали конторы адвокатов, нотариусов и риэлторов. Действительно, зачем риэлтору тёплый сентябрьский вечер?
Ангел медленно брёл по проспекту, наслаждался сверкающими огнями, а мимо роллетов старался пройти быстрее.
Навстречу шли люди, катили коляски с младенцами, вели за собой детей постарше и тщательно вымытых расчёсанных собачек в блестящих ошейниках.
Одна пожилая влюблённая пара гордо шествовала с такой же пожилой овчаркой, излучавшей особое собачье достоинство. Она дополняла своим присутствием пару, не только охраняя их душевный покой хозяев, но и как-то окончательно скрепляя их осознанное с возрастом единодушие.
Ангел этим трио залюбовался.
И тут его внимание привлекло длинное здание. Оно было непривычно облицовано чёрным гранитом и украшено по периметру цветущими сиреневыми мелколистными хостами.
Это было красиво.
Внутри, за чисто вымытыми витринами сновали люди. Ангел вдруг снова соскучился по суете, яркому свету, захотелось войти внутрь.
На него надвинулись витрины с золотом, ядовито сверкающей в искусственном свете бижутерией, коробками с духами, бутылочками, флаконами и искусственными цветами.
– Где у вас серебро продаётся?
– Через три пролёта направо.
– Спасибо.
Повернув направо в очередной ювелирный отдел, ангел увидел фею. Её глаза-вишни были грустны, улыбка завораживала, захотелось остаться.
– Есть ли у вас что-нибудь необычное?
Ангел спросил просто так, чтобы завязать разговор. Фея оживилась, в глазах появились искорки интереса:
– А что вам нравится?
– А вот у меня есть волшебная рыба, очень дорогая, которая никогда никуда не уплывает, – ангел показал ей свой талисман на серебряной цепочке.
С виду это был обычный разговор продавца и клиента, но ангел почему-то выпустил из-под серой шерстяной водолазки свои белоснежные крылья и стал хвастаться и собой, и своей драгоценной рыбой, и серебряным кольцом с угольно-чёрным опалом.
И тут же устыдился, покраснел, сложил крылья обратно и попросил разрешения примерить кольцо с ярким сочным малахитом. У феи заблестели глаза, лицо осветилось, будто пролетела мимо чудесная бабочка с сияющими крыльями.
– О, пожалуйста! Вы можете примерить абсолютно всё!
– Я отвлекаю вас от клиентов, – ангел, конечно, покривил душой, потому что клиентов в этот вечерний час не было.
И вдруг фея, пока ангел рассматривал кулоны в виде аммонитов, отделанные тяжёлым тёмным серебром, неожиданно произнесла:
– А знаете, здесь есть кольцо, которое я хочу купить уже целый год и не могу, дорого. Я каждое утро прихожу на работу и с ним здороваюсь. Глупо, правда?
Ангел всполошился:
– Кольцо, да ещё целый год не продаётся? Это чудесно! Покажите мне его! Кстати, как вас зовут? Мы не познакомились…
Фея назвалась, и ангел тут же забыл её имя, его взгляд остановился на серебряном кольце в форме распустившегося цветка. Необыкновенно чистый жемчужный блеск серебра оживляли вкрапления радостного жизнеутверждающего граната.
– Наденьте! – потребовал ангел, и фея быстро, словно весь год ждала именно этого приказа, продела свой изящный пальчик с розовым ноготком в серебряный круг с распустившимся на нём гранатовым великолепием.
Её тонкая, с узким запястьем, молочно-белая кисть показалась ангелу совершенной. «Странно, разве может кольцо так украшать?». А потом посмотрел на лицо феи и увидел, как мгновенно расправились морщинки под её глазами, а кожа, слегка тронутая возрастным пигментом, стала светящейся, пятна исчезли.
Ангел залюбовался ею:
– А почему вы его не купите?
Фея сморщила лобик, кончик её аккуратного носика малодушно дернулся, морщинки и пигментные пятна вернулись на место.
– Дорого…
«Да, действительно дорого, что уж тут спорить», – подумал ангел, а вслух проговорил:
– Эти гранаты ждут вас целый год, кольцо никто не купил, хотя такая форма нынче в моде. Вы не подумали, что это неспроста?
Фея стала торопливо снимать кольцо, будто совершила ошибку, но ангел всполошился:
– Стойте, стойте! Оставьте. Побудьте в нём, пока я здесь.
И, решив её отвлечь, попросил показать ему большой дымчатый кварц в серебряной огранке.
Фея снова стала похожей на настоящую фею и достала из витрины кольцо с раухтопазом. Необычная огранка крупного камня поразила его множеством игольчатых бликов, взлетающих откуда-то из-под серебряного основания.
И этих сверкающих игл было так много, что ангел восхищённо замер. Показалось, будто это источник вечного света, рождающегося из ниоткуда и освещающего тот самый волшебный сад, по которому уже столько жизней тосковал ангел.
– Я покупаю это кольцо.
Фея оторопела:
– Но я же вам ничего не продавала, мне просто очень интересно с вами!
– И всё же…
Ангел оплатил покупку, и этот тривиальный акт купли-продажи будто вернул их на землю, волшебство закончилось. Но ангел не мог уйти просто так и кивнул на её руку:
– А знаете, что это за кольцо?
Черноволосая малышка, пытаясь удержать ускользающее очарование, подалась ему навстречу:
– Что?!
– Это дары фей.
– Почему фей?
– Потому что вы сами фея, это ваши подруги для вас приберегли. Жаль, если оно не станет вашим…
Фея погрустнела и наморщила лобик:
– А ваше кольцо, что это?
– Ключ.
– К чему?
Ангел пожал плечами:
– Пока не знаю.
Потом они распрощались, и он направился в гостиницу на берегу моря. Кольцо на пальце согревало, будто это действительно был давно потерянный и вдруг объявившийся ключ.
Ангел долго сидел у прибоя на белом пластиковом шезлонге, оставленном беспечными курортниками. Кисельно-гагатовые волны залива едва слышно плескались, хотелось их слушать и слышать бесконечно долго.
«Жаль, что я не курю», – подумал он.
Вдруг к его ногам подскочила тонкая поджарая кошка дымчато-персикового цвета с вытянутой египетской мордой, высокими торчащими ушами и дрожащим от охотничьего азарта тонким хвостом.
Она потёрлась о ноги ангела, потом вскочила на белый пластик, вздыбилась, будто искусственная белизна обожгла ей розовые подушечки.
Затем одним прыжком устроилась на плече ангела, заурчала и спрятала когти. Ангелу перестал сожалеть о том, что не курит, и спросил, что ей, кошке, надо на его плече, рядом с крылом?
Кошка мяукнула, потрогала мокрым носом его холодное ухо, быстро заскучала, спрыгнула на песок и убежала охотиться.
***
На следующий день ангел решил подарить фее книгу своих стихов на память.
Ещё ему захотелось купить у неё кулон с аммонитом, в комплект. Слишком уж хорошо ему стало с кольцом на пальце – тепло и уютно, будто фея прочитала своё волшебное заклинание.
Пока он шёл, как-то сами собой сложились в голове строки:
Тёплый день сентября
подал сердцу хрустальные пальчики,
И не хочется брать ничего,
кроме жемчуга облачных стай.
Я запомнил тоску
безнадёжно влюблённого мальчика
И свободу души, отвергающей муки креста.
Чистый воздух и свет
разогнали туман одиночества,
Тонкий срез сентября –
словно фото в пастельных тонах.
Опадают с листвой
мои звёздные имя и отчество,
Застывая опалами
в перстне царицы Фарах…
Ангел уже знал, что его будут ругать за излишнюю витиеватость этих строк, но как объяснить архивариусу-библиотекарю, отравленному пылью картотек и хранилищ, что он это почувствовал и увидел своими глазами?
Никак.
Фея обрадовалась, стала юной и лёгкой, подалась навстречу, но жёсткие ребра витрины её остановили, а ангел почувствовал коснувшуюся его тела светлую душу, пугливо отпрянувшую обратно.
– Я вас ждала, – и глаза-вишни засияли, стали влажными.
Ангел улыбнулся:
– Я рад.
Он отдал книжечку и попросил продать аммонит.
Фея торопливо, словно испугавшись, что ангел исчезнет, проговорила:
– Я куплю это кольцо сегодня! Я решила! Я отработаю! Я весь вечер думала и поняла, что оно действительно мне необходимо, спасибо вам!
– Наденьте, я хочу запомнить вас с ним.
Фея надела кольцо – уже своё, и открыто, по-детски рассмеялась:
– А я знаю, кто вы!
– Кто? – ангел улыбнулся удивлённо в ответ, он-то знал, что он просто поэт, каких нынче тысячи.
– Вы – ангел! И я знаю, зачем вы ищете свой ключ-кольцо?
– Зачем?
– Вы живёте тысячу жизней, а такие ключи помогают вам открывать двери в другие миры и понимать, кто вы есть на самом деле. И вам становится легче.
В её глазах заплясали весёлые гранатовые искры. Ангел смутился: узнала всё-таки…
– Да, наверное… Спасибо.
Он торопливо попрощался и ушёл. Кольцо на пальце сияло прозрачными серо-коричневыми искорками, в ладони был зажат серебряный кулон с аммонитом – вечным символом моря.
У него было странное ощущение: будто снова были слышны ему песни ручьев волшебного сада, который он когда-то покинул ради поэзии.
Ангел дошёл по улице до угла универмага и вдруг понял, что напишет рассказ.
Но так страстно захотелось, чтобы фея об этом узнала, что он резко развернулся, едва не придавив тщательно расчёсанную, нашампуненную чихуа-хуа с красным шёлковым бантиком между ушей.
Та залилась истеричным лаем и в испуге кинулась под ноги дородной даме в люрексовом балахоне.
– Хам!
Но ангел не услышал кинутое вслед проклятие, взлетел по ступенькам, ворвался в царство никому не нужных, по сути, и при этом вечно востребованных побрякушек и ароматов, добежал до знакомого поворота:
– Телефон!
– Телефон! – кинулась навстречу фея.
Потом суетливо бросилась к столу, нацарапала на обрывке календаря цифры и хотела было отдать ангелу, но тут в отдел вошла мадонна необъятных размеров, скромного росточка муж и дочь-принцесса, пожелавшая купить самый дорогой и самый безвкусный перстень.
Они отодвинули его в сторону.
За ними следом появилась пожилая дама, похожая на учительницу. Со злым сожалением она вытащила из кошелька деньги и заплатила за серебряную цепь и крест с распятием, которые покупала в подарок родственнице:
– Кто бы вот мне такую подарил…
Потом был кто-то ещё, и ещё…
Ангела оттеснили, фея показывала покупателям свои богатства.
Когда выдалась свободная секунда, клочок бумаги перекочевал в карман ангела. Они успели перекинуться последним взглядом, вспыхнули гранатовые искры:
– Я буду помнить, спасибо за дары фей…
– Спасибо за ключ. Я тоже – буду помнить…
