Наполним музыкой сердца,
Устроим праздники из буден…
Юрий Визбор
Как же нас водит! Какие встречи-соприкосновения душ! Бывает, взглянул – и как в омут: родное…
1
Июльские Ессентуки встретили-обожгли жарой. Благо, я ночевал на балконе санаторного корпуса – было чем дышать. Туда, на седьмой этаж, как на седьмое небо, ко мне прилетали стрижи, и воздух с гор так и струился в изголовье. Стрижи вечерами и по утрам, журча, быстрой стаей подлетали близко-близко: разделяли моё вдохновение.
Казалось – тоже живу на небе. Хотелось летать…
Так в Ессентуках я прожил четыре дня. Инкогнито, незаметно. Чтобы не «засекли» моё проживание «при жене».
То есть в номере, где мне удалось перекантоваться проездом на Домбай, помимо жены, жила ещё дама. С Натальей-соседкой, по счастливой случайности, ехали мы из Москвы в одном купе, и с её стороны было получено «добро» – «мужа с чемоданчиком приютить»… иначе говоря, – любезно потерпеть полнедели инополое присутствие третьего.
Пристроился, в общем. Даром, что у меня – опыт: в детстве с мамой ходил в баню… спать случалось в женской палате (это – когда с матушкой в 1958-м отдыхали на курорте Арзни)… а ещё – «околачивался» в девчачьем отряде у сестры в пионерлагере…
«Это наш балконный муж», – хохотали успевшие сдружиться Наташа с женой… Пока на третьи сутки (накануне моего отъезда) «жильца» не обнаружила соседка по балкону… а, уличив, не доложила горничной.
Обошлось… Зато, «чтобы не отираться» среди курортников, записался я на автобусные экскурсии – и за три дня в сопровождении гида Оксаны где только не побывал!
Где? В Пятигорске. Где кружили около тысячеметровой горы Машук, помнящей злокозненный июльский выстрел Мартынова («джигит» – шутки не понял) по поэту Лермонтову… Сошли по другую сторону сопки, как в ад, по шестидесятиметровой штольне в Провал – встречь сероводородному дыханию недр…
В Кисловодске. Где «толклись» у подножия ещё большей горы – Бештау, посетив усадьбу Н. Ярошенко, живописца, известного по «Курсистке», «Заключённому» и «Всюду жизнь»… Окунулись и в атмосферу старинного парка – той его части, где, оседлав струи Ольховки-реки, с алевролитового языка, изобилующего отпечатками белемнитов, скатывается ликующая малышня…
«Занесло» нас и к берегам другой, более полноводной реки, помнящей базары Великого шёлкового пути и пушкинские времена становленья здесь казачьих станиц, – Подкумок… Там среди лапидариев в краеведческом музее «Крепость» видели мы каменную ванну, которую-де принимал поэт в начале ХIХ столетья…
А сколько и других интересных вещей, мест исторических! Смотреть, не пересмотреть!..
Только ведь многие из прибывающих сюда – ни с места. На том же курорте, видел я, шаркают не желающие распрямиться «социумы», влюблённые в свои хвори…
Мы же с женой на пару – куда только не!.. И – на водопады, называемые Медовыми: река Аликоновка там, в нескольких местах низвергаясь со скал, источает медовый дух… И – по отполированному склону на холм Кольцо (восьмиметрового калибра) – облюбованные ветром «ворота», сквозь которые, как писал М. Лермонтов, «заходящее солнце бросает на мир свой последний пламенный взгляд»…
«Дорвались» и до дискотеки, где, будь я холостяк, мог бы оценить преобладание женского контингента… (Бес, от обилия выбора взмокший: и к той, и к этой прилепился бы… а повод? восторг сам по себе… танцуем же мы – музыке благодаря – в обнимку!..)
Ещё? Внимали изо дня в день ансамблям (столько!) и звучащим исподволь релакс-мелодиям при ритуальном питье нарзана, напитка богатырей, в пахнущем солью земли бювете.
Именно там ко мне обратился невесть откуда взявшийся мальчуган, похожий на принца:
– …А что, под нами – солёные реки?
Но, едва я собрался с ответом, меня увела жена. Мы спешили…
В ночь с 12 на 13-е, после несусветного пекла, – гроза.
Небо сверкало из конца в конец: светопреставление!.. Привычно устроившись на ночлег в балконной «ложе» седьмого этажа, с восторгом взирал я, как зарницы-молнии поминутно озаряют округу.
И это было захватывающе!
«Спектакль», впрочем, длился не более получаса. Затем вихрем, перешедшим в ливень, меня «сдуло» с балкона…
Не знаю, в чём дело, только у «балконного жителя» после той грозы что-то случилось с глазами – затемнение ли, затмение… Сказалась жара.
2
Мы немало рассуждаем о красоте. Вообще много говорим, не всегда в состоянии выразить то, что переполняет…
Но в моём случае речь – о другом – ином уровне восприятия: когда диафрагма видения – на пределе (и дело тут – не в словах)…
Говорю как могу… Не верится: вернулся… вершинам встречь!
Хотя первое впечатление смазано: не во все глаза… А виноват в том, наверное, дождь.
Он зарядил с утра… И чего ради? Хотя в непредсказуемости дождя – своя прелесть. Кошачья прихоть, если хотите: идёт, когда хочет, ни у кого не спрашивая, невзначай… наперекор обыденным шоу, – напоминанием о высоком…
Дождь! Его ждут, ему радуются, его боятся… Такая сила в дожде!
Так вот, по стёклам автобуса лил-поливал дождь, горы кутались (так живописно!) в туман, когда из-за поворота предстала зубчатая гряда… «Громадой в дыму» накатила она (на воображение… которое, что и говорить, при виде красот волнует) – и заворожила…
Жена, близкий мне человек, этого, судя по всему, не ощутила: заслонила колкая, как заноза, досада. (Так, гримасам возмущения «благодаря», бывает…)
Но дорога ещё раз крутанулась в опояс гор – и из теснины ущелья показался Домбай… приютившийся средь гор на высоте 1600 метров малолюдный, пахнущий нарзаном посёлок!
Там я и «отстал»: после катания под дождём на канатке – покинул тургруппу, в то время как жена, простившись со мной по всем правилам, вернулась с продолжающейся экскурсией к исходному пункту – в Ессентуки.
«Кум королю», не успел я толком расположиться в уютном номере «Снежной королевы», как сорвался в «рекогносцировочный рейд» по улице Карачаевской.
Думал – ненадолго. Однако, напившись по пути нарзану (источник дал силы), ступил на тропу, идущую вдоль Аманауза: река позвала.
Ощущенье: дождался… Хотя в чём-то и опоздал… Помню, как звала в том году река – пройти по девственной пойме…
А теперь – не то: один из берегов (за новою мечетью, издали, благодаря куполам, кажущейся церковью) превращён в насыпь – дамбу из валунов.
И это так бросается в глаза: нарушена первозданность… Зато – голову вверх: снежные мосты, прочёсы, пихты… Горы играют со мной в прятки, прячась за поволокой…
А снега в горах! Тем летом снеговые шапки казались не столь массивны. И, глядя на них, слышно было пение (с неба) колоколов…
Ныне – стон: муэдзин зовёт на молитву…
Мне ж не терпится в горы. Сумерки – на подходе, а я по раскисшей тропе – вверх, к «Мельнице»…
Птицы, запахи, цветы, журчанье ручьёв, плеск водопадов, «слоновьи ноги» вымахших до неба елей, хруст удирающего зверя в ветвях иссохшей пихты. Игра света.
Но вот и «Мельница»! Встаю на край пропасти. В ста метрах ниже из щели каньона вода устремляется в никуда, в бездну…
Страшно? И ещё как! Не хватает восторга…
Я стоял над… не в силах поверить в счастье, – и не мог насмотреться: столько мне, болезному (от «затмения»), – не просто видов – аромата красот!
Вдыхал их, обо всём забыв… Едва успел дотемна обернуться.
А тут и тело – «в свободном доступе»: как птенец, из-под крыла выпорхнул… Когда ещё – такое обилье возможностей?!
Вдохновляет же! А обстоятельства, как нарочно, – встречь. Войдя в отель, по ошибке рванул не свою дверь.
Открыла мне… совсем голая женщина. Будто ждала: встала подбоченясь, с сигаретой в руке, в глазах – вопрос…
Огорошенный, я извинился – хотя, кажется, кивком она предлагала войти…
Когда инопланетяне, прилетев на Землю, примутся изучать землян, в частности несуразную мужскую особь, их, прежде всего, конечно, заинтересует пикантная часть их тела: в случае чего вздымается…
Характерный «код» Homo мужеского пола – реагирует даже на воображение…
3
Бегу, вторя Аманауз-реке, к прошлогодней своей «купальне».
Добежав, встаю на косе, руки – вверх: приветствую…
И – горы аукнулись. А я окунулся в поток…
Столько ждал – и вот оно: нависающие надо мной заснеженные пики, сверкающие ледники!..
Но что-то у меня с глазами… Странно! Ведь не охладел к жизни… Более того, похвастаюсь: семидесятилетнему, мне ничего не стоит проплыть или пробежать пять, а то и десять кэмэ. А тут – на тебе: напасть…
Как быть? Прозрею ли? Вся надежда на горы…
В дождь, пусть и моросящий, отправился на Алибек, встречь Сулахат-горе.
Но, не доходя до альплагеря, встал: припустил ливень.
И тщетно старался я переждать его под елью, вымахшей с небоскрёб. Пришлось натянуть на себя хлипкий, какой был, плащ – и рвануть вниз по дороге, к посёлку.
Разогнался – скороход, а по сторонам (вдогонку) – верзилы-ели, глыбы размером с дом, моренные отложения…
И всё – искони. Если б не снующие мимо «чартерные» авто, то и дело «считающие» под боком у меня колдобины, лужи…
Пешие – увы, редко… А жаль: столько всего!.. Я – со своими глазами – и то (моментами «прозреваю», как если бы отдёрнули занавес), раз за разом тянусь за фотоаппаратом.
Хотя, что и говорить, мы разучились смотреть – без того, чтобы не запечатлеть красоты на флэшку (вместо того, чтоб – в душу). Восторг переадресовываем объективу…
И разве что когда – один, – оправданно: хоть с кем поделиться…
Напрягаю по ходу память – вспомнить названья вершин. Будто это так важно.
Важно! Дабы – представ, по имени величать…
А горы по-прежнему играют со мной прятки – выглядывая из-за «елей ресниц», прячутся в облака… И среди великанов этих ты – тоже…
Казалось бы… Но мы много о себе мним. Приписываем себе…
И всё же, если допустить, что ты тут – вроде дирижёра (слетаются же «по велению твоему» бабочки… и дождь, «в согласии с настроением», то моросит, а то как припустит… прекратит – и солнце, как ни в чём не бывало…), оказывается: ты… на поводу у красот…
4
…Здесь не место униженным и оскорблённым – эта гордая, надменная и суровая природа придавит их окончательно, в ней нет нежных, убаюкивающих звуков, нет успокаивающих красок – здесь всё резко, сильно, полно спокойного величия и какой-то могучей, но спящей энергии…
Милий Балакирев, композитор, журнал «Русская мысль»
Поутру, до завтрака ещё, сгонял вдоль русла Аманауза (вниз) до устья реки Гончахир – и обескуражило вот что: пока меня не было, часть красоты украли… за «купальнею» моей – насыпь…
За год! Мы… Здесь – давно ли? Ну, сотню-другую лет… А уж «наводим порядок» (меняем ландшафт… не говоря про мусор, непонятно откуда берущийся вдоль трассы: фантики, обёртки, пачки от сигарет, бутылки…)!
Природа же – тысячелетиями… Возводит Храмы (и пока, слава Богу, много где девственна – встречает, очаровывая…). Вон горы, ели – всё, что вокруг, – задолго до нас…
Падаю ниц в струи Аманауза – а горы взирают на меня тысячеглазо.
Выше по течению, где – Главный хребет (чей? драконий?), и вовсе – седовласые истуканы. Смотрю: гнездо великанов… кухня погоды… Там живёт Тайна. Явственно же: горы живые!
Вон выставила кривой свой зуб Софруджу… Красуется царственно Белалакая… А под ними – клубок: как в цирке, сливаются воедино три неистовые дочери гор – Аманауз, Домбай-Ульген и Алибек-река…
Чем не Шамбала, – пространство, куда не так давно было невозможно попасть… край просветлений?..
Вникни! Какие-нибудь полтора века назад в Чашу меж гор едва ли кто мог пробраться: заповедное… Могла впустить, а могла и не… Зря что ли в три обхвата ели – на страже?!
«Теперь здесь, слава Богу, царствует мир и тишина… и лишь народные предания хранят рассказы о былых временах» – писал на заре ХХ века путешествующий тут Александр фон Мекк…
Бегу встречь амфитеатру гор – из старины (горы те же!), на ходу пью дыхание ледников… И они – шаг за шагом ближе, а ты – на подступах (восприятие – на ином уровне)… на одном дыхании с ними…
А вон в такт со мной бежит-серебрится река, набравшаяся после ливней сил…
После завтрака – «восхождение» в кресле канатки – на одну из ступеней хребта Мусса-Ачитара. А там – встречь ветру, пешком – на соседний «горб» – к «седьмому уровню», отметке 3256.
…Сдувало. Гора порывалась сбросить, но сжалилась… Эльбрус, на который все так рвутся, прятался за облака – в то время как близлежащие вершины, открыто звали, зазывали, скучали по «покорителям»…
И каждая из них – вот, лишь протяни руку… Особенно – массив Джугутурлючат (3896), с падающей его из-под ледниковой «шапки» «косичкой» водопада, чьи струи, отчётливо слышно, курлычут…
Стою – и нет времени: оно, как в космосе, течёт скрытно.
И – чувствую себя сродни горам, помнящим многое…
Слился… Ощущенье – прозрел (снял солнцезащитные очки, без которых внизу – никак)… Знал же – горы помогут!
Так я стоял один, а Эльбрус всё не освобождался от туч.
Пока не подошли двое – Дима и Дима… Им, как выяснилось, через неделю – на «пик Счастья»…
– Эль… – едва упомянули, – он, белоголовый, и показался! И ребята по сему случаю устроили «пиршество» – угостили меня горячим чаем из термоса. Что было кстати: продрог…
Но вот парни ушли, и нагнало туч. А мне не хотелось уходить.
Появились ещё трое. С ледорубами: они намеривались пройти дальше по гребню…
На мои сомнения относительно его проходимости – троица пресекла разговоры и шагнула за… наперекор ветру.
Один из альпинистов было отстал, но вскоре нагнал других, балансируя на краю…
Спустившись ниже уровнем, около «Тарелки» (давно не «летающего» подарка финнов), к своей радости, я повстречал Азнаура, прошлогоднего своего гида.
Горец был в окружении стайки девушек. На нём была фетровая шляпа, благодаря которой он, отец пятерых детей, походил на ковбоя.
Поскольку колоритный карачаевец за год сменил имидж, я его не сразу узнал. Зато Азнаур меня – издали: ещё когда взбирался я на холм, где приходила в себя сопровождаемая им группа, он уж расписывал меня спутницам как рудознатца, знатока гор… и даже как пловца из породы моржей, вах…
Посему «разведчик недр» попал под «перекрёстный огонь» вопросов. Один из которых касался возраста… который я не привык скрывать…
Всё. Приземлившись с «трёх тысяч», брожу по Поляне. Смотрю с моста, как поток, не зная куда себя деть, прорывается сквозь нагромождение глыб, порываясь смыть примостившуюся на них ель…
«Каково ей там – в одиночку?..» – переживаю… Скольжу взглядом по склону к строениям на берегу. И вдруг вижу там из-под крыши «сакли» валит дым.
– Не пожар ли? – жестом вопрошаю у солидного дяди поодаль.
Но аксакал, взглянув в указанную сторону, успокоил:
– Шашлык, слюшай!..
– Э, какой пожар… – подошёл. И стал сокрушаться:
– Ай, маленький аул. Что смотреть! Вижу – ходишь, заняться нечем?..
На что я, в свою очередь, не согласился. Обиделся даже. И, обведя жестом горы, воскликнул:
– Как не на что смотреть! Разве этого мало?!
Кавказец одобряюще кивнул, цокнул и с почтением отошёл. Он-то думал – слоняюсь…
Ближе к вечеру, когда уж на всю округу стонал безутешно муэдзин, невидимкой (не остановленный никем у ворот) зашёл я на территорию роскошного (расположенного на «бараньих лбах») отеля «Белалакая» (названного так, надо полагать, в честь Полосатой горы)… где за короткое время я успел «пожить» (виртуально – и что с того!)…
После чего берегом Домбай-Ульгена прошёл, сколько позволила тропа, встречь пику Инэ… ловя себя на том, что на другом уровне (не торопясь, в размыв времени) вижу: праздник в душе…
А разве это не главное – жить без скуки-грусти, впитывать красоты… и – удивляться?..
5
Плещусь в струях Аманауза, отдавшись потоку… На чистый лист души впитываю красоты, шаманю на заплёскиваемом плёсе… не в силах отвести глаз от Джугутурлючанского ледника, питающего водопад.
Как же взбухла после дождей река: рукава, протоки!..
И – никого. Непогода загнала людей под крыши. Хотя и прояснилось, люди со вчерашнего дня отсиживаются в домах, с опаской выглядывая: а вдруг…
Назад бегу серпантином вверх, и другого пути к Тайне нет: дорога ОДНА, и та – в обнимку с горами…
Качу, покачиваясь над… в кресле однокресельной канатки, – единственный пассажир.
Вот взмыл до поляны ЛИИ, а там – скорым шагом – по долине, называемой Домбай-Ульген (с осетинского – Демиург-исполин) – в сторону одноимённой горы, высочайшей в округе.
Впереди – пятнадцати кэмэ. Цель – ледник Птыш, до которого год назад не дошёл.
Почти бегом. Дорога – живописнее не бывает: горы… просящиеся в объектив луговые цветы, рослые, до неба ели и потоки ручьёв, рек – водо-пад…
Слева, ошую (а от реки Домбай-Ульген по правую руку), – бархат склона: массив Мусса-Ачитара… Бабочки – на колее грунтовой дороги… Одесную – поток…
Но вот уж – вместо «частокола» елей – криволесье берёз, разнотравье в рост… С террасы реки сворачиваю к склону – на шум Чучхурского водопада.
При подъёме жар, идущий от пряных трав, сменяется свежестью – от падающих струй.
Я – один на один с Чучхуром. Встав в бурный поток, могу с ним поговорить, переродиться… Но как выразить, что у меня к струям – благоговение?
Спускаюсь. Поплутав в дельте Чучхура, ступаю на идущую дальше тропку – запретную – к леднику Птыш.
Передо мной – сколотая, как если бы колуном, трещиною – пика-гора… А из-за неё в ущелье, куда иду, протискиваются со стороны Абхазии испарения… туман, которому, похоже, есть что скрывать…
Вглядываюсь вдаль, поверх вуали: не там ли Шамбала?..
Поднявшись на перегиб склона, оказываюсь среди рододендрон.
Столько света! Простор. Высокий прижим, и всё тебе радо…
Но стоило шагнуть в долину реки Птыш, обволокло… Брызнуло – и сделалось неуютно.
Я встал, обескураженный моросью и туманом. Как быть? Пронесёт, не…
Подуло. Трубный гул (глас) у скал… Заголосило…
Я надел плащ, помолился…
И – всё стихло. Повеселело. И уж не кропит. Испарения сдуло, прояснилось.
Оставшись в рубахе (раздевание на ходу), иду-протискиваюсь сквозь рододендроновые заросли.
Кусты упругие, не пускают – в цвету… А у отрогов – водопады, гривастые, долгоструйные… снежные арки… ковры – из цветов – колокольчиков, ветрениц…
И – кажется, всё это придаёт сил – бегу. Как если бы кто вёл… как к себе домой. (В небо?)
Ведёт едва различимая («неразборчивая» – если б не знающие ноги) стёжка…
Тропы! Сколько они меня в «полях» водили (редко – подводили…)! Да полжизни! С перехода в Саянах в 1968-м начиная (впору юбилей справлять), когда ночь напролёт шёл сопками Тофаларии с базы Инжигейской партии в Гутару…
А ведь, если углубиться в историю, до дорог – и наряду с ними – издревле в ходу были тропы… Торные и не очень. Те, что вели к местам расселенья народ… не так давно – за Камень, в Сибирь…
По ним, было дело, – сбивая сапоги и полагаясь на ноги, – хаживали «встречь солнцу» служивые, казаки, наши люди…
Но, выходя на новые рубежи, важно – не сбиться: смотришь-то то на небо, то на красоты… дойти, куда бы не уводил бес… И – вся надежда – на сапоги, которые, как трактуют геологи, – хоть что! – а «дорогу знают»…
Уповаю и я на… кроссовки. Иду – по наитию…
И всё же за водопадом Девичьи Косы (и впрямь – «заплетены»… и – голос ласковый такой!) тропа сгинула. Куда – поди разбери, если ручей, водопадом питаемый, распался на рукава…
Оглядевшись, разулся и пошёл вброд…
А дальше? Потеряешься тут среди струй!
До дышащего холодом ледника я так и не дошёл.
Стоя в слякоти, враспах перед ПАНОРАМОЙ ИСТОКОВ, прислушался: горы переговариваются.
По-своему (магия места!)… И ни души… Где все? А кому охота «ноги-то бить»?
Мне… Назад, к Чучхуру. А от водопада к посёлку – бегом. И откуда – крылья?
6
Уже выкупанный в Аманаузе, взбегаю на свой, третий, этаж отеля – и слышу: из номера – трель.
Звонит Азнаур, позавчера встреченный мной на одном из уровней Муссы-Ачитары.
– Едем на Турье озеро, – говорит.
А я как раз собирался…
– Сколько у меня времени?
– Пять минут.
Без завтрака. Хватаю яблоко, рюкзак, где со вчерашнего дня – плащ, паспорт (к границе ж!), и – на выход… к «карете»: миниавтобус внизу.
Захожу. Меня изучают двенадцать пар девичьих глаз.
Я – тринадцатый, не считая вожатого – Азнаура.
Итак, к Турьему… – «смывать грехи» (согласно примете, требуется искупаться голым).
Полчаса, что катим до альплагеря, грызу яблоко, девушки шутят…
Далее – друг за другом – пешком: минуя зверинец, вверх по долине реки Алибек, к одноименному водопаду и одноимённому же леднику, а уж потом к озеру…
Всё выше… Рад: на этот раз – уж не в одиночку. А то – «затмение»…
Попутно – ухажёр – приобнимаю (для большей уверенности) стволы берёз, вкривь и вкось растущих из-под камней… И – таю, у гор на виду. Заодно с ними.
Пою, благожелательности – через края – к каждой из спутниц. «…Всё так, но силы мало ведь, чтоб жить, взахлёб любя…» – мотив из юности…
Алибекский водопад заворожил… Но время – в обрез, а наспех большого не увидать… Посему, пока – привал, бегу по течению вниз – успеть «принять ванну» в Алибек-реке… Заодно – и остаться один на один с горами…
Вообще, с уверенностью скажу: судьба ко мне благосклонна. Во всяком случае, – с момента, как все высыпали из авто и Та, Что Излучает Свет, пошла рядом…
С тех пор – лёгкая – была она у меня в поле зрения, светила…
А в чём тут дело – неизбежность ли, везенье – не знаю.
Так вот, идущая передо мной показалась мне не от мира сего. И общался я словно и ни с ней, а с её светом (есть люди, с которыми и идти вместе – одно удовольствие)…
Однажды, правда, замыкая на правах старейшего группу, по дороге к леднику я отстал и едва не сбился: одна из улыб – Галя – попросила запечатлеть её на фоне Сулахат-горы – и, пока я, прицеливаясь, делал за кадром кадр, группы и след простыл.
Благо, на перепутье бросились в глазах «туры», сложенные из камней… Но, прежде чем сориентироваться…
И считанных минут было достаточно, чтоб увело, развело на приключение… – время, за которое я увидел ещё человека… (Идти группой – как я и подозревал, – больше узнаванье людей, чем любованье красотами…)
Но мы словно и не отставали: когда – запыхавшиеся, как лани, – нагнали своих, те не успели и спохватиться. Девушка же по имени Надя обернулась и – плеснув светом, в продолжение прерванного разговора, – поделилась планами: покорить… взойти на один из труднейших пиков, унесший жизни, увы, половины его покорителей…
К разговору подключилась – и подхватила идею – Галя. Подняться на Аннапурну, как оказалось, было и её заветной мечтой.
Так в ходьбе обсуждали мы дерзкие планы… риск при восхождении, трагические исходы…
– Наверное, должно повезти, чтобы остаться в живых, – сказала Надя задумчиво. И я было согласился. Но высказался за приоритет силы духа…
(Что до везения, это – про меня… Оставалось ещё найти повод – везенье продлить…)
На очередном привале Азнаур рассмешил всех рассказом о восхождении на одну из «позирующих» перед нами вершин – Семёнов-Баши (3602):
«…До заснеженного пика было ещё далеко, вещал он с кавказским акцентом, а небо с каждым шагом – всё ближе. И было оно то наверху, то внизу, когда я сказал тому, кто нас вёл:
– Эй, притормози, друг! У меня пятая точка исполняет сонату Бетховена…
– Ре минор? – поинтересовался ведущий. И «успокоил»:
– Это ещё увертюра. Крепись! Пора разучивать ноты…
– В тот раз погода не подвела, и мы сами не оплошали», – подытожил Аз, широко улыбнувшись.
Признаться, и наш подъём к озеру был затяжным… И всё же через час-другой один из языков глетчера (красивейшего в свите гор) сверкнул ниже нас, чуть в стороне по склону…
А вскоре показался и кристалл-водоём – моренное образование – Турье (не в честь ли нас, «турья», названное?) озеро.
– Водопой быков, – сообщил Азнаур.
Однако вместо рогатых (вроде бы – вымерших) туров увидели мы людей.
Толпы!.. Подойдя к скоплению их (кто из них перекусывал, кто в купальнике, как по пляжу, расхаживал – босиком – по фирну…), я воскликнул:
– Вы сюда – на вертолёте что ли?..
Меня не поняли. Приватно расположившихся у озера («отдыхающих») я насчитал не менее сотни.
И ведь все они, преодолев себя, сюда как-то взобрались!
Привычные разговоры… А где воодушевленье, огонь в глазах? Горы-то ждали – к ним, как к идолам…
Хотя… может, – ради спортивного интереса?.. Радость мышц? Что ж, тоже немаловажно…
Смирившись, удалился я на противоположный край озера (дабы – от всех подальше – «смыть грехи»… какие уж там!), где наплавался в живой (в соседстве с горами!) воде… и – проникся!..
Назад – минуя альплагерь. Гладим напоследок доверчивого оленёнка в вольере. Наконец, бросив прощальный взгляд на Сулахат-гору и убедившись, что никто не брошен в горах, садимся в авто.
Ниже по дороге – стоянка: кладбище альпинистов…
Азнаур подводит к кенотафу Михаилу Хергиани – «тигру гор», погибшему почти полвека назад, в 1969-м, в итальянских горах.
Как если бы – здесь… На плите свана, как ни странно, – портрет Высоцкого с высеченным его посвящением альпинисту: «Если в вечный снег навеки ты…».
И все соглашаются:
– Да, Володя, «лучше, чем от водки»!.. (Как будто это Высоцкому памятник).
Ещё до сумерек – рандеву. На мосту с Солнцеликой… Повод? Книги.
Мои… Отдал все, какие были… И – пользуясь случаем, напоил из минерального источника (благо – неподалёку), где иногда можно застать струйку льющегося нарзана.
После чего «возвращаю» Надю компании (будто оторвал что)… И иду, сам не знаю – куда, – под обаянием…
Шальной. К тому же – благоприятная, на вырост, луна!.. Но не обольщаюсь. Не питаю иллюзий. Просто благодарен: красотой осенило…
Отныне – знать бы, что есть… и – изредка, хоть краем глаза, видеть…
Уже поздним вечером (звёзды!) – ни в одном глазу – стоим: я, Галя и Азнаур – перед отелем «Эльбрус», слушаем байки карачаевца… когда из моего отеля – звонок.
Звонит обеспокоенная отсутствием «постояльца» горничная Седа:
– У вас всё в порядке?
– А у вас?
– Пойдёт!..
И что за слово? (куда? кто?.. надо понимать, в смысле «сойдёт», а могло быть лучше?..)
…Засыпая уже: «хорошо всё-таки – когда есть повод (невозможное сделать явью)»!
Я нашёл его – вручив, по крайней мере, то, что есть…
7
…Мне хотя бы мельком повидать тебя,
И, клянусь, мне большего не надо.
Юрий Визбор
Бегу, пока ещё солнышко за горой, – туда-сюда четыре кэмэ – к «купальне» и назад.
Но на сей раз – вот странность! – без трепета: горы молчат…
Меня не видят? Неприметным стал? И отчего это вершины их подёрнулись дымкой?
Ревность?.. Ну уж… На обратном пути, когда – встречь горе, напоминающей Сфинкса, та вдруг открылась…
И – осенило: вот оно, настоящее! Как если б очнулся…
Хожу себе по посёлку. Браво, весело… Тут на всю-то Поляну – едва ль не одна улица – Карачаевская, что – буквой «S» – от моста к мосту (о существовании других – Пихтовый Лес, Аланская… – до поры я и не догадывался).
Брожу (мало ли!..), заглядывая в апартаменты броских отелей… – Открываю для себя новые двери. Попутно вверх на горы смотрю.
Ненароком прознал: от отеля «Шато Леопард» – сейчас – экскурсия к Северному приюту. (А я туда, на Туманлы-Кёль, давно собирался). И – что тут долго думать! – примкнул…
По следам Великого шёлкового пути вёз Дуалет (имя управляющего отеля), время от времени ссаживая «на пленер» – для селфи (а мне это надо?).
Так, «для галочки»… При этом каньоны Гончахира (реки, беснующейся по ту сторону от хребта Мусса-Ачитара) успели-таки обворожить – неуемностью… Да и «моржу» удалось «оставшиеся грехи» смыть, вдоль и поперёк оплавав Туманное озеро (кёль), и… наобниматься с просторами…
По Домбайской Поляне хожу размеренно, на виду у беспризорных гостиниц – «Аманауз» и «Горные вершины» – двух высоток, брошенных лет тридцать назад…
(Что на самом деле – не редкость: за советский период такое, когда забрасывали «стройки века», случалось как минимум дважды – в 1953 и 1991-м… Тут – образчик второго случая…)
Так вот, забредя на пустырь, окружающий один из странных «отелей», в народе называемый «Пчелиные соты», при виде дикорастущих цветов вспомнился мне… чертополох, выросший сам по себе у меня на даче, – «колючка», которую я по весне лелеял…
Вспомнил – и даже ностальгия нашла: как она – без меня? Не засохла ли?..
Здесь-то вон, куда ни глянь, – «добра» этого… А у меня там – одна!
На вантовом мосту, что перекинут через Аманауз-поток, стоит хитроумный Умар-фотограф с лемуром (откуда?) и попугаем (капризным) на плечах.
Я сфотографировался: ублажил попугая – за полцены…
На этом мосту, хочу сказать, удобно назначать свидания и одаривать книжками (пусть – так и остающимися непрочитанными).
Но вот незадача: вчера, придя на свиданье (в солнцезащитных очках), я прошёл мимо – не узнав её, ждущую посреди моста!
Проскочил! И лишь, дойдя до конца виадука, вернулся. Вижу – на меня глядя, улыбается – само солнце…
Посочувствовала? Нет, решила – разыгрываю… Рассмеялась – и, встряхнув каштановыми кудрями, просияла… Вопреки реалиям, сошла с полотен Боттичелли…
Позже, вспоминая встречу, я корил себя: как мог не узнать!
Но мудрено ли: Надя была не в походной форме, а в вечернем сногсшибательном платье!..
Опознав, достал из рюкзака свои книги. Вручил, она удивилась:
– Всё мне?
– Не осилите?
– Что вы!
– Ни у кого руки не доходят. А вы… У вас – ещё вся жизнь впереди…
Это было вчера. Сегодня же – вот удача! – после экскурсии на Гончахир повстречал её…
Как по заказу! На этот раз издали узнал – по свету… И это, надо сказать, – третье из благоприятствующих совпадений.
Что я имею в виду? Первое – когда позавчера у «Тарелки» встретил Азнаура (в шляпе) и он узнал меня по прошествии года. Благодаря чему я примкнул к Восхождению (назову так) на Алибек.
Второе – звонок (чудом заставший меня) Аза, позвавшего меня… в поход, в котором я – на пару с прибившейся там, на горе, дворняжкой – отслеживая, чтобы никто не отстал, сопровождал Каштановокудрую…
И – вновь сошлось. Всё: она шла от рынка, я – после экскурсии…
Не разминулись ведь, и дальше уже шли вместе – притом, что её покупки перекочевали ко мне в рюкзак.
И вот – ты и я, идём, и время – в обрез: надо успеть сказать…
А куда шли? Я предложил – на дамбу (Домбай… дамба), к устью Аманауза.
Но это – после… после того, как – горсть за горстью (поочерёдно) – пили мы – и не могли напиться у источника – нарзан, который по сему случаю исправно тёк.
Не подкачал!.. И оба мы, благодаря ему, так легко шли!
Прохожие – и те – радовались.
– Смотри, летят! – кивнула на нас встречная своему спутнику.
– И светятся, как луна и солнце, – подхватил парень.
А это и впрямь был полёт! Не в силах отвести глаз (не только же на красоту гор молиться), я сказал тебе о сходстве с Симонеттой, возлюбленной Боттичелли.
– Вы не первый, кто мне об этом… – призналась.
И в этот момент от гор, радующихся за нас, блеснуло (знамение)… И я сказал, что лучшего фона, чем Софруджу, не придумать. И – принялся фотографировать (ореол над каштановыми прядями, улыбка…) на фоне вершин.
Да что толку – снимать солнце! Фотография разве передаст?! И, кроме того, – куда мне до Боттичелли!..
Я ж понимал – не ровня, будущее – из-под ног… Тешила лишь утопическая идея (ярое желание): а вот возьму – и преображусь…
У тебя на глазах – обернусь добрым молодцем!..
(Из старика-то? Внешне… Обидно же: ощущаю себя на 25 – 30…).
Но «фокус» не удался… И я не уверен, что успел всё сказать…
Лишь узнав, что – и-эх, послезавтра – совместный отъезд, ощутил завершение…
Хотя всё не просто так: час (а то и больше) прогулки – в копилку жизни…
И долго было у меня – ощущение: ты и я… Захотелось-таки стать лучше, моложе, чище… и чтобы никакие тучи не омрачали свет (пусть – далёкий от меня) звезды…
А я – что? Докучать – не пристало… Разве что как-нибудь раздастся звонок… и – услышу…
8
Забытый храм в лесной стране аланов,
Но Бога нет, он вдалеке воскрес.
В алтарные живые окна глянув,
Повсюду видишь облака и лес…
Михаил Синельников
Совпало и на следующее утро. Перед отъездом на экскурсию в Архыз – как если бы из-за тучки – лучик: увидел её у отеля «Эльбрус».
И – свет на весь день…
До этого в Архыз (что с карачаевского – «красивая девушка») собирался на неделю – походить в маршруты… Теперь же – из-за «затмения» – решил – хоть на день… Благо, экскурсия – с посещением обсерватории, городища, церквей…
И вот едем. Выезжаем из Логова Гор, как из дому. Тою же дорогой, которой – из утра в утро – купаться. Поворот за поворотом теряя высоту…
Вспять… и другой дороги, как ни крути, нет.
Хотя эта… По свилеватой трассе водитель жмёт за сто. Сбавляя лишь, когда на пути – коровы.
Царственные, невозмутимо стоят они «на ветру» – поперёк проезжей части. Как и в Индии, уверенные в своей неприкосновенности.
Удивительно! Позволяя себя объезжать, бурёнки словно проверяют людей «на вшивость». И можно поражаться, как чётко они ощущают пространство.
Своё. Порой автобусу едва хватало места объехать…
Зато – другая ситуация: обогнав на «тягуне» крутящего изо всех сил педали велосипедиста, наш «шеф» едва ли не «наехал» на парня:
– Эй, на Мерседес денег не хватило?..
Но вот Аманауз превратился в не такой уж резвый «дар божий» – реку Теберду с притоками Муха, Шумка… После чего – в Кубань, степенный поток, в который, в свою очередь, впадали речки со смешными названиями – Мара, Кумыш…
Там вдоль долины тянулась «крепость», «возведённая» самой природой, на фоне которой у слияния рек Теберды и Кубани нас встретила скульптура Горянки (девушки в национальной одежде с чашей айрана), предваряя Карачаевск – город, которому и века нет… и недавний Мемориал жертвам депортации – памятник покаянья, как символ признанья ошибки… которую впору приписать… козлу, ведущему стадо овец через пропасть…
И – никаких крестов. Зато – купола, как у христианских храмов: мечети…
А через какие-нибудь сто кэмэ – церкви.
Да какие! С тысячелетней историей!
В Нижне-Архызском городище, куда приехали мы, храмов – три (не считая россыпи часовен, не восстановленных из руин).
С трепетом, как если бы в Х век, заходим под их своды, крестимся…
Там же, на городище, раскопан девяностометровый круг, во времена расцвета Алании и Грузинского царства служившей одновременно примитивной обсерваторией и календарём… ещё – «чашечные камни», будто бы имеющие отношение к астрономии, и развалины языческих святилищ…
А высоко над всем этим – Лик Христа… рисованный минеральными красками наскальный образ Спасителя… к которому одним махом мы взмыли по металлической лестнице, отсчитав 532 ступени…
– Всё это – остатки города Магас, столицы древней Алании, – заверила экскурсовод археологического музея, куда мы зашли, – Вика. – А церкви? Их возраст и впрямь перевалил за тысячелетие…
Невероятно! Среди лесов и гор – храмы, на заре христианизации Руси построенные в византийском стиле!..
– Станут ли они когда-либо действующими? – спросил я у одной из служительниц ветхой часовни на выезде.
– А вон, как раз решать приехали, – бабуля в платке кивнула на подъезжающий эскорт с мигалками…
Интересно, что решат чины…
Направляясь в астрофизическую обсерваторию, с телескопом, равному которому во всей Евразии нет, кружим на авто шестнадцать кэмэ в гору.
И вот на двухтысячеметровой высоте – «перевёрнутая ступа» с шестиметровым зеркалом наверху, которое «видит» свет чуть ли не самой удалённой звезды (моей)…
Забравшись внутрь «ступы», мы, благодаря одержимому гиду-астроному, переносимся (в воображении) в бездны Вселенной… где, уяснив коварство чёрных дыр и коконов тёмной материи, постигаем собственное ничтожество: можем полагаться на фортуну лишь…
Увлекательное путешествие! Хотя лично я предпочёл бы – в пределах земного тяготения…
…Уже ввечеру, во время пробежки за нарзаном, обгоняю стайку девушек – попутчиц по походу на Алибек… И – как подгадал – её…
– Вы всегда бегаете? – рассмеялись хором.
Но мне бегать – как летать (легко)…
9
Наутро – свежо. Внизу, на перекатах, нахожу брод через Аманауз… После чего победный взгляд – вверх…
Окрылённый, осознаю: что-то вернулось… Что со мной? Никак не угомонюсь: сказывается близость вершин…
И – вместе с прозрением («затмение» моё – на поправку) – приходит: Шамбала – во мне!..
Но вот и отъезд. Расул, управляющий «Эльбруса», с крыльца держит речь.
Напутственную. Азнаур, достав носовой платок, церемонно «смахивает слезу»…
Трогательное расставание. Кто-то: «Паспорта, дождевики не забыли?» (Как если бы – в маршрут).
Еду. В одном авто с теми, с кем «покорял» (и – с Надей)…
У вокзала в Минводах – прощание (искра?.. нет, луч солнца!)…
Всё, всё не зря: было дано… И я благодарен.
А если кто-нибудь «правильный» осудит… Что ж, радоваться красоте – не самый большой грех, полагаю.
9-21 июля 2018
