Одно из волнующих событий в жизни многоопытного литератора, каким был Александр Иосифович Дейч, случилось в 1962 году. Извещение на его имя из нотариальной конторы: приглашают явиться за наследством! «Американский дядюшка объявился, теперь разбогатеем!» – веселил Дейч свою жену Евгению Кузьминичну.
В назначенный срок, томимые любопытством, супруги пришли к нотариусу. Им вручили большой пакет, из которого они извлекли некую книгу в тёмно-синем матерчатом переплёте (форматом 35 на 26 сантиметров). Крышка откинута: да это же «Куранты»! Все десять номеров! Полный комплект журнала 18-го года… Последний привет из их общей киевской юности от недавно скончавшегося А.К. Розовского (по литературному псевдониму – С. Грея)!
Весь киевский архив А.И. Дейча погиб во время последней войны с Германией, из драгоценных номеров «Курантов» сохранился только один номер. В библиотеках этот редкостный журнал не сыщешь. А насколько он стал раритетом ещё в довоенные годы, свидетельствует красноречивый пример: когда «взяли» давнего их с Греем сотоварища Мишу Кольцова, прославленного публициста М.Е. Кольцова, конечно, сгинувшего бесследно, какой-то доносчик обратил внимание и на факт кольцовской публикации в «Курантах» о Троцком. Но найти нужный номер киевского журнала периода Гражданской войны не смогли даже «органы»…
И вот – спустя целую жизнь – состоялось чудесное обретение главным редактором «Курантов» реликвии своей молодости.
– Ну это самое большое богатство, (какое я только мог получить! – поглаживая журнальный комплект, воскликнул Дейч.
Александр Иосифович Дейч в начале 1960-х – уже то сложившееся уникальное явление, каким он для нас и останется.
Литературовед, театровед, критик, публицист, историк, писатель, поэт, переводчик с немецкого и английского, старофранцузского и испанского, украинского и узбекского… Автор книг о Гейне (одна из которых открыла знаменитую серию «ЖЗЛ»!), книг «Тарас Шевченко», «Ломикамень» (повести о Лесе Украинке), «Судьбы поэтов» (о Клейсте, Гёльдерлине, Гейне), «Тальма» – о великом трагическом актёре Франции, несколько книг воспоминаний… «Какие встречи он знал и каких людей он видел! – поражался земляк Дейча, старый поэт Н. Ушаков. – Эйнштейна и Ромена Роллана, Бернарда Шоу и Иоганнеса Р. Бехера, П. Вайян-Кутюрье и Анри Барбюса, Куприна и Мейерхольда, Марию Заньковецкую… Михоэлса… Рыльский, Айбек и Луначарский с ним дружили…». Можно сюда добавить и другие, уже легендарные имена: Ф. Нансена (есть у Дейча книга и о нём, и об Амундсене!), И. Северянина, совсем молодого К. Чуковского, А. Ахматову, К. Бальмонта, А. Ремизова, Вяч. Иванова…
Можно представить, как Александр Иосифович поглаживает ладонью своё вновь обретённое давнее киевское детище. Сквозь тёмные стекла очков он практически не видит и всё же «видит»: все номера – прекрасной сохранности! Знакомая плотность бумаги, на ощупь – чуть шершавый обрез слегка пожелтевших страниц. Все и без того неяркие тона – в традициях припозднившегося провинциального модерна – время свело к ещё более блеклой гармонии: светло-серые обложки выцвели, чёрный шрифт заголовков стал глуше. Здесь есть, конечно, учтённый опыт таких любимых предреволюционных журналов, как «Мир искусства», «Столица и усадьба», «Весы», английский «The Studio»…
Полное название журнала: «КУРАНТЫ искусства, литературы, театра и общественной жизни». На титуле – старомодно-громоздкая композиция губинской заставки: розетками орнамента окружённый циферблат и фигура Ангела, переводящего стрелки на цифру XII, заводящего куранты… Репрезентативная идея заставки и особенно эпиграф к редакционной передовице первого номера – из «Горя от ума»:
Переведу часы, хоть знаю, будет гонка,
Заставлю их играть… –
выдают и без того явное авторство Дейча, заядлого театрала…
Он различает за этими страницами проблески лиц, мелькание тёмных знакомых силуэтов («Память его была как ларец со множеством отделений и ключей, которыми А.Н. Дейч безошибочно пользовался», – свидетельствует Н. Ушаков), различает звуки, запахи. И первое, что идёт, окутывая облаком, – это, как всегда, полное утренней свежести и тревожной лёгкости дыхание Киева.
«Мать городов русских», древний Киев – с его сияющих высот, Днепр, бушующие ароматы сирени и цветущих каштанов на бульварах – так было в мае 1893-го, когда Дейч впервые явился в мир, и в мае 1918-го, когда явились первые два номера его журнала…
Но горел в эту пору над родным его городом «красный, дрожащий Марс». «Сторастерзанный Киев» (П. Тычина), с мёртвыми на обстреливаемых улицах, занимаемый то немцами и Скоропадским, то Петлюрой, то разными атаманами, – живёт фантастической, страшной, но и напряжённо-вдохновенной жизнью. И надо вообразить, что рядом с булгаковским «миром Турбиных» (изразцовая печь, гитара Николки, бухающие дальние орудия) «на гористой Лютеранской улице в доме № 2» собираются, как вспомнит сам Дейч, молодые люди, издающие очень серьёзный и по-настоящему интересный журнал! «Вокруг “Курантов”, – припомнит Дейч, – объединилась главным образом университетская молодежь, пылко любившая литературу и искусство». Здесь Дейч близко узнал и ещё больше полюбил Кольцова. Среди всех «поклонников изящного», утончённых, эстетически образованных сотрудников «Курантов» он отличался целеустремлённостью и страстной волей к работе… Секретарём редакции «Курантов» был А.К. Розовский, «писавший одноактные пьесы и новеллы под псевдонимом С. Грей. Очень хороший и сердечный человек, Розовский отличался упрямым, настойчивым характером…».
А вот что вспоминает брат М.Е. Кольцова – известный художник Борис Ефимов: «В Киеве восемнадцатого года, невзирая на многочисленные перевороты и смены властей, всё так же переполнены театры, организуются всевозможные литературно-художественные студии и клубы… Возникают недолговечные газетки и журнальчики, выходят литературные альманахи и сборники. Среди этой, в общем довольно бульварной печатной продукции резко выделяется высокой культурой содержания изящно, со вкусом оформленный литературно-художественный журнал под названием “Куранты”…».
В недописанных колоритных воспоминаниях покойной Екатерины Лившиц, жены поэта и переводчика Бенедикта Лившица, тоже запечатлена атмосфера, в какой создавался журнал: прогулки в грозную военную пору «весёлой гурьбой по Крещатику». «Среди нашей компании – А. Экстер, А. Петрицкий, Б. Лившиц, М. Сандомирский, А. Альшванг – выделялся Александр Иосифович Дейч. Саша Дейч, весёлый, остроумный, всегда в каких-то смелых литературно-театральных планах и замыслах».
Нелишне, наверное, вспомнить, что «Саша Дейч» в 1918 году – опытный, давно «оперившийся» литератор. В 1910 году он дебютировал оригинальным переводом «Баллады Редингской тюрьмы» О. Уайльда, печатался в приложениях к «Ниве», в «Вестнике Европы», в киевском журнале «Музы» и другой периодике. В 1912 году уже числится членом Союза драматических и музыкальных писателей. В 17-18 лет он автор таких серьёзных статей из истории сокровищницы мировой культуры, как «Тип Дон-Жуана в мировой литературе», «Миф о Прометее», «История доктора Фауста», «Джованни Боккаччо», «Сказание о Тангейзере», «Карло Гоцци и его “Турандот”» и многих других, поражающих завидной смелостью автора и его эрудицией. Поэтому, при всех трудностях предприятия, можно не удивляться той твёрдой уверенности, с какой оказался заведён – пусть и ненадолго – механизм «Курантов». И всё же примечательна серьёзность и высота взятого общего тона, преобладающая культурная направленность при нескрываемой, но лишённой всякой узости, крайних пристрастий общественно-политической позиции Дейча и его друзей – и это в той грозовой действительности, в какой выпало им действовать!
В журнале – несколько постоянных разделов: Литература – Искусство – Книги, журналы, газеты – Театр – Хроника. Позднее к ним добавятся и другие – например, “Экран”.
В разделе литературы много пищи для хорошего «домашнего чтения»: рассказы и новеллы популярных иностранных писателей – Анри де Ренье, Роберто Бракко, Артура Шницлера, Мопассана (его памяти посвящён целиком пятый, «траурный», номер). Но ощутимая струя западноевропейской культуры, включающая и присутствие характерного для Киева «польского элемента» (статья о художнике Тадеуше Марчевском в №3, репродукции картины Я. Мальчевского и т.п., да и сам журнал, начиная с третьего номера, печатается с пометкою «Польская типография, Крещатик, 38»), не закрывает любви и боли создателей «Курантов» за обливающуюся кровью страну.
Один из номеров открывается символически звучащим стихотворением И. Бунина из цикла «Русь» («Едем бором, чёрными лесами…»), другой – стихотворением А. Ахматовой «слепневского» периода. В ряде материалов Ахматова и Блок явно подаются журналом как образцы гражданственности для современного русского литератора. Безусловно, один из замечательных, привлечённых Дейчем авторов – глубокий и тонкий исследователь литературы Вас. Вас. Гиппиус, поместивший в №1 «Курантов» статью о Блоке «Нежное сердце». Являясь полемическим откликом на статью А. Белого в московском альманахе «Ветвь», эта публикация, что совершенно очевидно, утверждает и программные ценности самих «Курантов» («Только живые связи с миром помогают пережить жизненные пожары»). Статья спорит с условно-литературной и «мифологизирующей» трактовкой А. Белым блоковского образа России. Говоря о земной, реальной и человеческой любви поэта к его измученной Родине, статья Гиппиуса не утратила и сегодня актуальности своего пафоса.
По разным «обзорам» можно заметить, с каким напряжением и жадностью ловят в отрезанном от большевистской России Киеве все известия, все новинки из Москвы и из ледяного, голодного Петрограда. Именно в стенах редакции «Курантов» и именно А. Дейч, как вспомнит Бор. Ефимов, впервые читает ошеломлённым киевлянам «Двенадцать» Блока, и этот рисунок с «обыгрыванием» юмористического контраста между изящной лирой поэта и солдатскими сапогами, винтовкой «на чёрном ремне» появляется в одном из номеров. А в №7 выходит статья Бориса Манджоса «Новый Блок».
Отметим ещё раз: редактор и авторы «Курантов» – отнюдь не аполитичные эстеты, пребывающие «над схваткой»: они мучительно переживают трагедию Гражданской войны, но поверяют все её лозунги тем великим и вечным, что, как в зеркале, отражено в сокровищнице Искусства. Они далеко не приветствуют «анархо-большевистский распад», но и не страдают оголтелым антибольшевизмом. Они даже печатают заметку «Памяти Карла Маркса», отделяя его от российских адептов, прозорливо замечая, что, «быть может, для грядущих поколений опыт русской квази-социалистической революции послужит тем фоном, на котором ясно вырисуется, что из учений Маркса принадлежит прошлому и что будущему…».
В статье «Сумрак безвременья» Гр. Зильберга (№ 2) – и вовсе попадающие «не в бровь, а в глаз» нашей современности пассажи против национально-культурного изоляционизма…
В уважительном тоне биографического очерка о В.Г. Короленко, в статье С. Марголина, посвящённой трёхсотой книжке «Русского Богатства», с короленковским портретом в журнале (злободневно заключение журналиста: «Бурю приняли за народовластие… Демократии у нас нет и не было… за исключением слабых её зачатков») – тоже проступает ведущая идейная линия редакции «Курантов». Эту очень симпатичную позицию можно определить как либерально-демократическую и гуманистическую в широком смысле слова.
Памятникам истории и культуры отведены многие страницы «Курантов», как правило, в сопровождении выразительных тоновых фотографий. Так, в № 9 богато иллюстрированный материал о разорённой украинской Софиевке – дивной усадьбе Щенсного Потоцкого – соседствует с щемящим, лирически тонким этюдом украинского «неоклассика» Павла Филипповича «От царицы к нищенке», посвящённым обзору аллегорических образов России в восприятии её поэтов и мыслителей… Примечательны статьи Ф. Эрнста – об архитектуре старого Киева, о зодчем XVIII века И. Григоровиче-Барском (№ 3), о художественных сокровищах Киева, пострадавших в 1918 году при январской бомбардировке, уличных боях, осаде города (№7). А на обложке одного из номеров – напоминанием ужаса современности – фотография Аршеневского «Взрыв на Зверинце» – эффектное зрелище страшного взрыва, уничтожившего 5 июня 1918 года целую часть города. Так в невызывающе красноречивом контрастном соседстве разных материалов с большим достоинством и вкусом утверждается духовный «позитив» редакции журнала…
Прекрасное и Вечное – на фоне кровопролитной Гражданской войны диктовали строгий «нравственный императив», обращённый как к самому литератору, так и к предмету его изображения. Поэтому, говоря о прозе «Курантов», нельзя пройти мимо острых и талантливых «бытовых» очерков и зарисовок, принадлежащих перу самих «курантовцев». Это – «Недоношенные рассказы» Ефима Зозули, будущего известного писателя, близкого друга и соавтора Дейча (№7). Это и миниатюра С. Грея «Очередь (Записки пессимиста)», посвящённая вечной и тоскливой российской теме… Это и два памфлета самого А.И. Дейча в первых двух номерах журнала, яростно направленные против пошлости и мещанства в литературной жизни. В памфлете «Мальчики из ресторана» молодой главный редактор в характеристиках «пописывающих» хамов и пошляков предельно высоко поднимает планку требований к литературной работе. И вновь: без особых натяжек эти филиппики молодого Дейча кажутся попадающими и в современную нам литературную ситуацию: «Поистине молодые “дерзатели”… напоминают мне этих мальчиков из ресторана, позволяющих себе вымещать злобу, накипевшую от обид на людей, их графоманский гений и стремлений не разделяющих». В памфлете же «Бульвар идёт» – речь о наступлении на книжный рынок западной бульварной продукции, о грозящем засилье дешёвых штампованных детективов…
Всего в своём журнале Дейч выступает девять раз: кроме памфлетов это – статьи (под псевдонимом «Протей») об актёрах знаменитого киевского театра Соловцова, отклик на смерть Мамонта Дальского, статья о Мопассане, два литературных обзора и одно стихотворение…
Литературная незаурядность ряда материалов «Курантов» обусловлена и тем, что кроме упомянутых авторов Дейч сумел объединить вокруг журнала и таких талантливых украинских и русских литераторов, как Сергей Гиляров (будущий видный историк искусства), поэт Микола Зеров, прозаики Андрей Соболь, Лев Никулин, Александр Вознесенский… И снова – замечательные авторские прозрения… Пламенный пропагандист великого будущего кино Ал. Вознесенский как бы заглядывает в эпоху Феллини и Тарковского. Проницательная и умная статья В.В. Гиппиуса об Ахматовой (№2) как бы дает ответ будущим «ждановцам» («Критика этого рода нас не обманет: мы знаем из практики, что подобные “знатоки” предпочитают румяна и картонные мечи с ламентациями о страданиях человечества – подлинному искусству»).
И как горько и неожиданно свежо звучит сегодня тема униженного положения интеллигенции, отсутствия подлинных гражданских прав в статье С. Марголина «Неожиданные крепостные»!..
На что только не отзывались киевские «Куранты», чутко прислушиваясь (конечно, по мере возможностей!) к ходу времени! В калейдоскопе их материалов: публикации о композиторе И. Саце, о «записных книжках» Некрасова (автор – К. Чуковский!), о пошлой спекуляции на мистификации пушкинских текстов и протест против этого, новый перевод М. Зерова – из Горация, заметки молодого Н.К. Гудзия о Ф.И. Буслаеве, статьи о творчестве Янки Купалы, О. Олеся «Письма об украинской поэзии»…
Достаточно широк диапазон и материалов об изобразительном искусстве: от старой городской архитектуры, рецензии В. Гиппиуса на новую книгу об А. А. Иванове – до иконописных работ Натальи Гончаровой и никому тогда неведомой Ганны Собачко, работавшей в стиле украинского орнаментального фольклора… Нельзя забыть, что кроме постоянной оформительской работы художников С. Губина, А. Худякова в ряде номеров встречаем работы таких первоклассных мастеров графики, как Георгий Нарбут, Елизавета Кругликова, Э. Преториус.
Не будем рассказывать, как бился главный редактор, пытаясь продлить ход своих «Курантов», – это видно и по неритмичности их выпусков, и по подскакивающей цене из-за повышения расценок на типографские расходы (опять же – до боли знакомые сегодняшние проблемы), и по меняющимся именам издателей-меценатов, и по вынужденно «похудевшему» ровно вдвое «мопассановскому» седьмому номеру. Десятый, октябрьский, номер 1918 года оказался последним.
В книге воспоминаний Александр Иосифович с высоты пройденного пути снисходительно назовёт как-то «Куранты» «одним из тех “мыльных пузырей”, которые носили на себе отпечаток переходного времени…». Но вот – кончилось время «социалистическое», вновь пришло переходное и «смутное», и можно убедиться, как ожили, засветились заново многие страницы журнала…
Их чтение воскрешает те чувства, какие продиктовали поэту Николаю Скрёбову одно из стихотворений, посвященных «маститому» Дейчу:
Это останется, это останется:
Эти шаги по шуршащему гравию…
Этот мудрец никогда не состарится,
Поздно пришедший в мою биографию.
Мне и не верится, мне и не верится
В то, что моложе он был и неопытней.
И не годами шаги его мерятся –
Годы с ним рядом всё тише, безропотней.
Без уходящего нет настоящего.
Но и столетья не кажутся бременем,
Если законами слова изящного
Создана связь между сердцем и временем.
Киевские «Куранты» не просто библиографическая редкость и памятник эпохи Гражданской войны… Для нас поучителен их высокий литературный и этический уровень. «Куранты» зовут и сейчас стойко верить во всесилие искусства, даже во времена, мало способствующие «культурной работе»…
В этом журнале, созданном энергией, духовной пытливостью и широтой Александра Дейча, видны многие параметры его будущего исследовательского мира. Но становится ясно и то, почему многие другие авторы «Курантов» стали известными писателями или учёными. «Секрет», «ключевое слово» об этом находим в одной из прозвучавшей в «Курантах» фраз Дейча: «Творчество Ал. Вознесенского ценно для меня преимущественно тем, что во всех произведениях этого… писателя ставятся и разрешаются вопросы не вчерашнего и не сегодняшнего, а завтрашнего дня».
Переехав в 1925 году в Москву, А. Дейч стал трудиться в знаменитом «Жургазе» (журнально-газетное объединение) – в редакциях «Огонька», «Прожектора», газеты «Журналь де Моску». И рядом – кроме Михаила Кольцова были и Борис Ефимов, и Ефим Зозуля, и А. Розовский (он же С. Грей)… Киевляне стали москвичами, «курантовцы» – «огоньковцами». (И даже затеянная было «Библиотечка “Курантов”» возродится в широко известной «Библиотечке “Огонька”», в какую Дейч вложит много души и таланта.) Будут «будни великих строек», годы довоенных и послевоенных репрессий, когда судьба пощадит Александра Иосифовича для его долгого, тихого и прекрасного и именно «своего подвига»!
И молодой звон киевских «Курантов» останется – словно за дымкой лет – как бы неявным, но долгим эхом в судьбе Александра Дейча и в истории нашей журналистики.
1996
