(продолжение. Начало в №5/2018 и сл.)
Чудеса — да и только — в июне
Изумруд и сирень — или пруд,
Или уровень попросту крут —
По Сокольникам свищут синицы,
Замирают зарниц вереницы,
Непредвиденной грусти озноб
Заливается смехом взахлёб,
И черёмух щадят вороха
Сочетанья стиха и греха.
Поученья настолько излишни,
Что мучение входит неслышно,
Оставляет пробор в волосах
Да нескладный раздор в голосах,
Да смутнее, чем выпитый чад,
Чудотворные сосны молчат —
И на козни Хайяма Омара
Не взирает царица Тамара.
Приголублены мы до поры —
И ещё далеко до жары,
До пожаров еще далеконько, —
Так скажи мне настолько тихонько,
Что услышу, как тело живёт,
Обрусевшее это: ну вот!
Ни воды у нас чистой в стакане,
Ни любви в непременном капкане.
Проигравшему крыть уже нечем —
Непристойностью птичьей отмечен,
Очевидцев отчитывал вечер,
Очаровывал полдня платок, —
И не здесь ли собака зарыта?
Сновиденья гуляют открыто,
Словно сведений звёздное сито
Не просеет пространства глоток.
Изумленье подобно разбою —
И когда образумятся двое,
Будет поздно справляться с собою
И кромешную кровь растравлять —
Ничего уж не вырвать когтями,
Уж за нами идут египтяне,
Иероглифы тянут путями,
Где минувшее легче понять.
А пока нам шутить с Близнецами,
А пока нам глядеть молодцами
Пред лицом, что узнаем мы сами
И поймём, что неистовый год
Забирает себе без остатка
И труды, и пруды, и порядки,
И твои ненаглядные прядки,
И не выдаст ни ласки, ни льгот.
И поэтому нам ли однажды
За двоих не понять это дважды,
На исходе предутренней жажды
Замирая цветами в руках? —
И черёмух былое цветенье
Превращается в хитросплетенье,
Где незыблемы всюду растенья,
Чтобы чудом остаться в веках.
С утра
Тихий день, как властелин,
Дикой тени пластилин,
Дождь пройдёт — листы шумящи —
Кто там в прошлом? в настоящем?
Что за ночки? за весы?
Что за строчки? что за псы?
Ходит кровельщик лихой,
Намечтались мы с лихвой,
И обманчива столица,
Как любая небылица, —
Набродились, разбрелись,
Потрудились, не пришлись.
Ты-то нужен? — кто таков,
Если дружен да шелков?
Кто знакомы да толковы?
Только братья Пацюковы!
— Толки, толки! — Тут как тут,
Точно мётлами метут.
Только лампочки овал,
Только бабочек обвал,
Да опущенные шторы,
Точно пущены повторы
Попрекать да развлекать,
Молоко котят лакать.
За окошком, как швея,
Сторожит ворожея,
Даже доки вне закона
Греют спины по балконам,
Добряки и облака,
Дуновенье ветерка.
Только кружится со мной
Мир поистине иной,
Да непрожитое в дымке,
Да с пластинки-невидимки
Сходит музыка, пока
Не уймётся, далека.
Что там люди говорят?
Пробуждается обряд,
Недопичкан голосами,
Могарычит волосами,
Разливается вино,
Раскрывается окно.
Слышен шумный аппетит —
Воробьями прилетит
Непростительная воля,
Добродетельная, что ли,
Да подруга под рукой
Прислоняется щекой.
Щекотали нас огни,
Да, пожалуй, не темни,
Проезжают ли машины
Да глазок блестит мышиный, —
Было, сплыло, смотрит вслед
У разлуки сердца нет.
Где стояла тшина
Где стояла тишина
У высокого окна,
Там и мы стояли тоже —
И была она нужна.
Нет ни лета, ни весны
Наверху у тишины,
И приходят к людям в гости
Замечательные сны.
А ещё была видна
Высота и глубина —
Ходят кошки по дорожке,
Приближается луна.
Из безлюдья, из низин,
Из безрыбья, из корзин
Смотрят споры да укоры,
Поспешают в магазин.
Завораживай и ты,
Муэдзин из темноты, —
Слышал, шали прошуршали?
Возвышаются цветы.
Поброжу по временам,
Погляжу по сторонам,
Разбужу ли, провожу ли,
Это ясно только нам.
Ходит говор с ноготок,
Поднимает локоток,
Из лавчонки мужичонка
Прочит белку и свисток.
Точно нет уж ни сверчка,
Ни пощады, ни зрачка,
И вина с виною новой
Не осталось ни глотка.
Нет ни свечки, ни звезды,
Ни беды, ни лебеды,
Нет ни солнца за оконцем,
Ни дороги, ни воды.
Похваляются вьюны,
Ото всех отдалены,
Где подковы бестолковы
И законы не нужны.
Слышал — ветер нашумел,
Начудесил, онемел,
Нашептался, нашатался,
А утешить не посмел?
Что ж нам жить да поживать,
Шильцем рыльце зашивать? —
Мешаниной соловьиной
Станут нас одолевать.
Спутал шабаш и шабаш,
Учинил бы ералаш, —
Нагрешим да пошабашим,
А души уж не отдашь.
Нашутилась кутерьма,
Шелушилась бы зима,
Словно шапошным знакомым
Раздаваемы дома.
Шелкопрядом под шумок
Вышивал бы, да не мог,
Не положено по штату,
Пошатнулся, занемог.
И мерцание колец
Проморгало наконец
И венец, и ненаглядность, —
Вот и песенке конец.
Это — Ялта
Свалка галечного гвалта —
Ну конечно, это Ялта!
Боже! Всё же чудеса —
В оборотах колеса.
Ты меня усыновила —
Погоди, не семени,
Не совсем остановила —
Сине море, осени!
Не синеющий экзамен
Нынче выдержать пора,
А стареющий гекзаметр
Приурочить, как вчера.
Чаровницу примечая,
Что ты чувствуешь плечом,
Что ты чествуешь, прощая?
Не отказывай ни в чём.
Ни за что ведь не услышишь,
Что таится наизусть,
Разобщения превыше,
Шевеленьем тёмным уст.
Так-то бродим под навесом,
Озоруя фонарём,
Не с пиковым интересом,
А с толковым словарём.
Наершилась ноша наша,
Учинили ералаш,
Ничего не приукрашу,
Не захочешь — не отдашь.
То-то оторопь грешила,
Но теперь не торопи —
Из мерила в три аршина
Пироги себе лепи.
Чуть посвистывая вдосталь,
Я, наверно, расплескал
Приготовленные тосты
И отравленный бокал.
На прославленные склоны,
На невидимую суть
Дуновение муссона
Снизойдёт когда-нибудь.
Не томи мне, море, душу,
Причитания храня, —
Никогда я не нарушу
Процветание огня.
Не грусти со мною вместе
В отдалении своём,
В мире мести да известий
Охраняя окоём.
Ведь не нами помыкают,
Да и я не виноват,
И никто не упрекает,
Что лохмат, чудаковат.
Корабли, ограды, гроты,
Лозы, льготы, поворот —
И не я дарю щедроты,
А совсем наоборот.
Прощание с Венецией
I
Перемазаны вишни мукой
И в потёмках душа не согрета, —
До тебя бы достать мне рукой,
Да вечерняя песня не спета,
В зеркала бы твои заглянуть,
Закулисный изведать бы шорох
И запретное бремя вернуть,
Заблудившись, как бабочка, в шторах.
II
Целованье твое на плаву,
Половинчатой чести застолье,
Перезревшее вновь наяву
Да лихачества львиная доля, —
Но и там по пятам воровство,
Где народ от хлопот отдышался,
Лопотанья вокруг баловство
И ларец, где венец залежался.
III
Как там жизнь на земле ни мала,
Всё равно рассуждения вроде,
А прибрежная блажь не мила,
Благо, август уже на подходе, —
Я не лекарь тебе и не брат,
Только выход мне нужен не втайне,
Сокровеннее тысячи врат
От воротец твоих до Согдайи.
IV
Кто составит мне твой гороскоп,
Если ужас жары не завьюжил,
Если времени злой стетоскоп
Застаревшую хворь обнаружил?
Если даже лагуны не лгут,
То кого убедим на бегу мы,
Что размок заграбастанный жгут,
Тот, который готовили гунны?
V
Не тебе ли седеть да сердить,
Подвенечное платье снимая?
С бесконечностью можно судить,
Чем закончилась сцена немая, —
Зафрахтовано судно твоё
И рубин не поймёт, где нечисто,
Если ранят времён остриё,
Катапульта, таран и баллиста.
VI
Возвращённою музыкой стон
Разузнает гульбу волевую,
И отсюда — со стен иль сторон —
Я тебя не зову, не миную, —
А тебя-то ужель не корит,
Поуставши, Святое семейство,
И в тебе-то ужель не сокрыт
Позлащённый ярлык лицедейства?
VII
Безалаберен разве ли страх?
Так и жизнь растяжимее стала,
А была — да и есть — на ветрах,
Призывала — краса миновала, —
Пусть же память уйдёт на покой,
Распростившись с оснасткой корветов,
Где построило город такой
Иллирийское племя венетов.
Присутствие птиц
Расставанье уходит, как ночь, —
Неужели уж — к чести Вероны —
Не умеют ни сжить, ни помочь
Городов перекрёстных вороны?
Не успеют ни слова связать,
Ни себя сохранить, индевея:
Если узел такой развязать,
Распечалит он, слишком довлея.
Придорожный немыслимый шаг
Остановится в гуще топорной —
И как носит чалму падишах,
Станут кроны нужней и покорней.
Не терялась бы нынче судьба,
По газонам кощунственно рея,
По испарине с каждого лба
Примеряя, как будто жалея.
То-то шёлком шуршат на устах,
На расшатанных памяти пяльцах,
Папильотки в её волосах,
Сигаретка измятая в пальцах.
И неспешного толка ответ,
И ненужная роскошь движений,
Словно вышитый жив силуэт
И ошибка его совершенней.
И плутает, петля за петлёй,
Обленившись вконец, небылица –
Уходи-ка и крови не скрой,
Опусти-ка иглу, мастерица!
Разорвать бы узор не хитро —
Да не время ли вспомнить о птицах,
Зачернивших снегов серебро,
Как зрачки, трепетавшие в лицах?
Но куда же девать их тогда,
Если высится детством иль действом
Непонятная миру звезда,
Сохранённая сном иль злодейством?
Потому-то они и кричат,
Что растаяли в дымке неровной
Паровозный редеющий чад,
Переезда подарочек скромный.
Фонтан у окна
Фонтан у окна,
Стареющий мрамор,
С балкона видна —
Что на море прямо
Уставила взор —
Соседняя крыша, —
Таков кругозор,
Но видно и выше.
Заброшен фонтан —
И смотрит понуро
Присевшая там
Фигурка Амура, —
Вода не течёт,
Цветы не алеют,
И весь-то почёт —
Что вдруг пожалеют.
А небо над ним
Украсили кроны —
Шалеющий нимб
Для юных влюбленных,
Шумящая ширь,
Зелёная вьюга,
Простая псалтырь
Прибрежного юга.
И вьётся псалом
Листвы шелестящей —
И машут веслом
Без выслуги вящей,
И юность легка
В любви и расплате,
И все облака
Подобны регате.
И месяц двурог,
И жжет укоризна,
И это — итог
Непрожитой жизни,
Младенчества лет,
Язычества плоти,
Витающий свет
И тайна в оплоте.
Следы на песке,
Ушедшие ласки,
Часы на руке,
Шаги без указки,
Мерцанье святынь
Вдали по отрогам,
Дыханье пустынь,
Что ждут за порогом.
Притупленность стрел
И стен оголённость,
Жестокий удел —
И эта влюбленность,
Беспечный размах,
Потребность в укоре, —
Не в райских садах,
А рядом, в Мисхоре.
И смотрит Амур
Из прошлого чувства —
И странный прищур
Вменяет искусство
В обязанность нам,
Пришедшим проведать, —
И снов именам
Не знать и не ведать.
Прогулка — Песенка в Мисхоре
С подветренной стороны,
Подальше, где нет луны,
Подольше бы сон продлился,
Побольше бы нам вины.
Волна за волною вслед
Рисуют стены портрет —
Получше бы я влюбился,
Поменьше бы нам побед.
Тебя бы в глуши земной —
Сюда бы, где свет дневной
Не взором тяжёл невинным,
А ношею за спиной.
Но нету свечи такой,
Чтоб вновь освятить покой
С упрямством, вполне завидным,
И праздностью под рукой.
Но нет по ночам меня,
Как нету в печи огня —
Я здесь, но меня укрыли
Нависшие зеленя.
Метут, осыпают цвет,
Скрывают в ветвях рассвет —
А той, что расправит крылья,
Наверное, в мире нет.
Стриги же, садовник, куст,
Возьми же из прежних чувств
О встрече, на ту похожей,
Знакомое наизусть.
Держи же себя, собрат,
Развенчанный вертоград, —
Походкою впрямь погожей
Ты выбраться к нам не рад.
Брели мы в тиши густой
Примером четы простой —
Но жив образец раздора
И камешек под пятой.
И машет вокруг листва,
И наши твердит слова,
И вяжет тесьму узора,
И кружится голова.
И я в темноте теснин
Спускаюсь совсем один,
И сам себе собеседник,
И сам себе господин.
И высится гор хребет,
Как будто живой обет,
Как будто немой посредник
Сомнений моих и бед.
И радует моря глубь
Управою пенных губ —
А ты не глупи, приятель,
Попробуй-ка приголубь.
Вели распроститься вдрызг
Средь розгами бьющих брызг —
И есть всему знаменатель,
Ответственность есть и риск.
Взаимное круче скал
С наивностью расплескал,
Пока зубоскалил щедро
Да что-то в себе искал.
Скупая бежит тропа,
Ступая, дрожит стопа,
Лежат, дожидаясь, недра,
И песенка не глупа:
«Любили мы столько лет,
И был я всегда согрет,
Но, видишь ли, — тех секретов
Теперь и в помине нет.
Ещё и поныне там
Тянуться устам к устам,
А нынче уж нет советов —
Ушли ко святым местам».
Не надо мне прежних дней —
Небесное все видней
Вовсю озаряет диво,
И дев имена длинней.
Давно разлетелись врозь
Зачинщики поздних гроз —
И срыва чужое чтиво
Меж брезжущих дремлет роз.
Разинет ли клюв птенец,
Раздумье всему венец —
И ты, поднимаясь выше,
Окажешься наконец
На той же ступени сил,
Где шёл и вражду сносил,
Где пел и увидел, слыша,
Что живо, чем дорожил.
Прощание — встреча
I
Не много ли досталось мне при свете
Фонарного мисхорского устоя?
Лишь волосы отзывчивые эти
Да моря воркование густое,
Где встреча очарованная машет
Платками убелёнными прощанья.
И если опыт — пажить, он-то нажит,
И нечего пенять на обещанья.
II
Вернутся ли беспамятные души
Сюда, на многокронные аллеи,
Где музыка развенчанная глуше
И мука просветлённая — смелее?
Неведомы им наши разногласья,
Приметы не чураются подспорья,
Но властвует и требует согласья
Гортанная отрывистость предгорья.
III
Предсказано ли векам разобщенья
Пожизненно чужими оставаться?
И что, однако, требует прощенья,
И верно ли, что проще — улыбаться?
Как в песенке слепой, недоумённость
Глядит из разговорчивого лада,
И радует имён определённость —
Самой незаменимости отрада.
IV
Как будто, пробуждению ночному
Бессмысленно вверяя наважденье,
Подобно притяжению земному
Присутствует вокруг перерожденье —
И, сразу за оградою играя
С луною, невесомою доселе,
Мелодия родная, умирая,
К небесной приближается капелле.
V
На львиную сноровку не позарясь,
Склоняет Август смуглые колени, —
Быть может, вы, когда-нибудь состарясь,
Прекрасной уподобитесь Елене —
Тогда-то тьмою послевисокосной,
Отселе различаемый не всеми,
Ваш юный облик, ревностный и грозный,
Мелькнёт на миг в предании иль гемме.
VI
И встанет над отравленной листвою,
Над сенью, отягчённою годами,
Мерцания биение живое
Меж явью и большими городами,
И вызовет участие немое,
Как некогда — внимание святое, —
И, связанная узами с зимою,
Вы это назовёте красотою.
VII
Пусть вам не помешает это, Ольга,
Отнекиваться в жизни безмятежной
От исповеди, видимой настолько,
Что вряд ли отличается от прежней —
Безмолвной, непрерывной, бестелесной,
Несбывшейся, — ну кто там пламя гасит
И в заповеди дали бессловесной
Чела венками нови не украсит?
VIII
Не с нами ли, бредущими в округе,
Таящими дремотную отвагу,
По кругу время движется на юге,
Ступени приноравливая к шагу?
Не нами ли загадка не раскрыта,
Сближенья не разгадана шарада?
И ровное молчание — размыто,
И кровного отчаянья — не надо.
IХ
Пускай же распоясанно и сонно
Прощанье нарастает, непреклонно,
Как замысла туманная изнанка,
Как всё, что изводило спозаранку,
Подобием приспущенного стяга,
Как женщины чарующая тяга,
Как в сумерках, что гнутся и гадают,
Деревья о сраженьях рассуждают.
(продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer8/alejnikov2/
