РГАСПИ, Ф. 271. Оп. 1. Д. 152.
В Российском архиве социально-политической истории, в фонде Бунда, содержится так называемый «Реферат о жаргонной литературе и ее читателях», написанный в 1903 г. и принадлежащий перу неизвестного автора.
К сожалению, на данный момент однозначно атрибутировать рукопись не представляется возможным. Судя по тому, что она хранится в фонде 271, так называемом архиве Бунда, ее автор был членом данной партии, в рядах которой состояло немало образованных и тонких знатоков идиша. Если наша гипотеза о партийной принадлежности верна, то автором реферата мог быть Мойше Иосеф Новомисский (Иосиф Нейман) (1878-1939), как раз вступивший в партию в 1903 г. Его очерк о партийной прессе на идише также содержится в этом архивном фонде (смотри мою предыдущую публикацию). Также авторами могли быть либо Давид Иосифович Заславский (1880-1965), также публицист, литературовед, писавший в том числе и на идише и вступивший в Бунд в том же 1903 г., либо кто-нибудь другой — член Бунда и одновременно идишист. Многие признаки говорят о его партийной принадлежности. В одном месте автор позволил себе слово «пролетариат» поставить в кавычки (имея в виду общероссийский пролетариат), правда потом он продолжает увлеченно рассуждать о еврейском пролетариате как о носителе идиша. И традиционные нападки на «сионистическую», как ее первоначально называли, идеологию, обвинения сионистов в непонимании роли идиша для воспитания народных масс выдают в авторе члена Бунда. Вообще он всячески умаляет вклад сионистов в дело народного просвещения. Возможно, автор еще не столь радикален. Стоит учесть, что этот очерк написан в 1903 г., еще до Первой русской революции, когда сионистское, да и еврейское рабочее движение, только набирало обороты. А в 1907 г., после поражения Первой русской революции, сионисты и Бунд намного активнее нападали друг на друга.
Поначалу автор довольно красочно описывает историю идиша в Средние века и Новое время, приводит различные отзывы маскилов о нем, довольно нелицеприятные. В этой части очерка автор совсем не оригинален, он излагает довольно типичные воззрения, характерные для пост-маскилького поколения еврейской интеллигенции рубежа XIX—XX вв. В эпоху национального возрождения, после погромов 1881 г., после публикации «Автоэмансипации» Льва Пинскера в 1882 г. еврейская интеллигенция в России занимается поисками национальных корней, и прежние взгляды на жаргон, как тогда пренебрежительно и даже с ноткой презрения называли идиш, не могли не вызывать осуждения. Собственно, данный реферат представляет собой отзыв на статью Сергея (Лазаря) Цинберга «Жаргонная литература и ее читатели», опубликованной в крупном русско-еврейском журнале «Восход» в марте-апреле 1903 г. Автор реферата достаточно хорошо знаком с материалами «Восхода», неоднократно на них ссылается, что говорит о его высокой степени образованности, а также о довольно взрослом возрасте, что ставит под сомнение нашу гипотезу об авторстве Новомисского либо Заславского. Когда С.М. Дубнов публиковал свои статьи в «Восходе» о жаргонной литературе, им обоим не было еще и десяти лет от роду.
Вопрос состоит в том, как при таком глубоком знании предмета, знакомстве не только с современными статьями, но и с историографией проблемы, автор мог прийти под конец к такой узкопартийной, даже конъюнктурной, позиции. Таким образом, данный очерк не столь тривиален, как может показаться на первый взгляд. До сих пор вопрос об авторстве остается открытым.
Публикация архивного источника выполнена с полным сохранением первоначального текста (за исключением опущенной IV части, посвященной судьбе идиша в США), а также с добавлением моих примечаний, выделенных цветом. Примечания, в основном, касаются довольно известных и малоизвестных персоналий, фигурирующих в тексте. Их имена приведены в наиболее часто встречающейся форме: Иегуда Лейб Гордон, Авраам-Яковлевич Гаркави и т.п. Иногда дана общеевропейская и еврейская форма имени.
***
«С. Цинберг («Книги «Восхода»,1903 года, март, апрель) начинает с указания на то, что судьба жаргона удивительно походит на судьбу бездомного Израиля: «Жаргон — такой же парий среди языков, как евреи среди народов. С наибольшим презрением и ненавистью относились всегда к жаргону просвещенные евреи, из которых многие уверяли, что, подобно тому, как евреи — не народ, так как у них нет необходимых атрибутов нации, точно также и жаргон — не язык, а безобразная смесь разных наречий, не признающая никакой грамматики[1]».
Такое презрительное отношение к жаргону, естественно, отразилось на научных исследованиях о его происхождении и развитии. Исследования эти крайне скудны. «Можно смело сказать, что любое наречие какого-нибудь полудикого племени, потерявшегося в центре Азии или Африки, исследовано несравненно тщательнее, чем жаргон. Не установлено даже вполне время происхождения жаргона. По мнению ученых Йоста, Карпелеса, Шульмана[2] жаргон образовался в конце XIII века; после изгнания евреев из Франции многочисленное еврейское население Лотарингии расселилось будто бы по южной Германии, где жившие уже там раньше евреи говорили на немецких наречиях. Из смешения этих наречий с диалектом евреев — пришельцев из Франции и образовался, полагают означенные ученые, жаргон, который, по уверениям этих филологов, сохранил явные следы этого происхождения и, между прочим, заметную французскую окраску, Другие ученые, как Цунц, Штейншнейдер и Ридеман[3], относят начало образования жаргона к XVI веку.
Из Германии немецкие евреи занесли жаргон в Польшу и другие славянские страны, где евреи, как установлено многими учеными (Гаркави, Левинсон и мн. др.)[4] говорили раньше на славянских наречиях (известно, например, что в конце XI в. для киевских евреев была переведена Библия на славянское наречие. Кроме того, у И.Б.Левинсона, как передает известный исследователь Барац, сохранилась еще старая «техина[5]» на славянском языке еврейскими буквами[6].
Предполагают, что польские евреи потому переняли язык немецких пришельцев, что эти последние стояли выше их в культурном отношении; кроме того, городское торговое население Польши состояли преимущественно из немцев, с которыми легче было, во всяком случае, столковаться на немецком жаргоне, чем на польском языке.
В славянских странах жаргон обогатился многими славянскими словами. Когда-то после страшной кровавой эпохи Хмельничины (1649-1658 гг.) евреи бежали массами из Польши в Западную Европу, за ними последовал жаргон, который принимал в каждой стране особую, своеобразную окраску.
Время возникновения жаргонной литературы тоже трудно определить. Заметных размеров достигла она только в первой половине XVI века, чему способствовали открывшиеся в то время еврейские типографии. Жаргонная литература того времени была исключительно религиозная и предназначалась она для женщин, не знающих древнееврейского языка[7].
Вскоре из жаргона появились, кроме книг религиозно-этического содержания, и книги светского характера. Переход к такой литературе составляют книги исторического содержания, среди которых было особенно много монографий, посвященных столь частым в то время преследованиям и гонениям евреев, например, резня Хмельницкого (1648 г.), гонение на евреев во Франкфурте (1614-16 гг.), восстание в Гамбурге (1730 г.). Таких оригинальных жаргонных монографий сохранилось свыше ста.
Светская жаргонная литература мало отличается от подобных же народных литератур того времени на других языках. Издавались разные сказки, басни, былины, анекдоты, как оригинальные, так и переводные. Печатались и песни, преимущественно минорного характера и веселые маскарадные водевили, предназначенные для праздника «Пурим».
В 17-м и особенно в 18-м вв. на жаргоне начинают популяризировать и светские науки [выделено в тексте — И.П.], преимущественно математику, географию и астрономию. Книги с таким содержанием способствовали распространению полезных знаний и будили любознательность в такой среде, для которой всякий другой язык был совершенно непонятен. Особой популярностью пользовалась переведенная на жаргон в начале XIX века книга Кампе «Открытие Америки»[8].
Ею, по свидетельству жаргонного поэта Готлобера[9], зачитывалось большинство евреев и особенно евреек.
II.
Знаменательная эпоха 2-й половины XVIII века, эпоха Руссо и Вольтера с ее горячей верой в торжество великих гуманитарных идей, сильно потрясла также и западноевропейское еврейство. В душное гетто как бы ворвалась живая, свежая струя и всколыхнула его. Западноевропейское еврейство выделило из себя яркий слой просвещенной в духе той эпохи интеллигенции — интеллигенции, основной идеей которой был космополитизм — признание себя прежде всего членом великой всемирной семьи. И это просвещенное еврейство не только отреклось от языка гетто, заменив его, главным образом, государственным немецким, но стало даже относиться с глубоким презрением к языку изгнания, причем подобное отношение к жаргону настолько укоренилось среди немецких евреев, что даже такой серьезный ученый, как историк Грец[10], позволил себе в своей «Истории евреев» назвать жаргон «eine halb tierische Sprache» (полуживотный язык).
Такое явление объясняется главным образом тем, что упомянутое просветительное движение в среде западноевропейского еврейства, равно как и среди других культурных наций того времени, характеризовалось своим духовным аристократизмом [выделено в тексте — И.П.]; оно стремилось воздействовать преимущественно на умственную аристократию, но верхние наиболее культурные и умственно-развитые слои народа почти совсем не интересовались народными массами [выделено в тексте — И.П.], которые знали только жаргон. Ланге[11] в своей «Истории материализма» (т. II, с. 329, изд. Иоганс) говорит по этому поводу следующее: «Рационалисты прошлого (т.е. 18-го в.) были причастны к всеобщему стремлению тогдашнего образования, к духовному аристократизму. Если они в общем и более серьезно относились к благу народа, чем правоверные, то все же они исходили из потребностей и настроений образованных кругов».
По той же причине и просвещенные русские евреи, подобно свои западным собратьям, относились в начале и середине XIX века к жаргону с презрением, а в лучшем случае пренебрежительно. Даже такой серьезный и вдумчивый писатель, как «Кременецкий отшельник» — Исаак Бер Левинзон, и тот разделял этот общий ошибочный взгляд на жаргон, как на нечто безобразное и даже позорное.
В свое знаменитой книге «Теудо Беисроел» («Миссия Израиля») Левинзон[12] пишет о жаргоне: «Жаргон не есть язык, а безобразная смесь изуродованных, исковерканных, библейских, русских, немецких, польских и других слов; эта удивительная смесь — смесь разных наречий, по бедности и необработанности своей совершенно не годится для выражения тонких чувств и серьезной абстрактной мысли… К чему нам эта тарабарщина; говорите или на чистом немецком или на русском языке». Эти слова опять-таки доказывают, что Левинзон, как и большинство просветителей первой половины XIX века, стремился воздействовать исключительно на верхние слои еврейского общества — духовенство и состоятельную буржуазию, ибо только эти слои знали хорошо древнееврейский язык и только они одни имели такой досуг и материальные средства для изучения государственного языка. Для массы же евреев — для необразованных и трудящихся классов — единственным понятным языком являлся жаргон (на что указывал еще в 80-х гг. XIX в. Дубнов — «Восход», 1888, кн. X)[13], и эта многомиллионная армия не могла и не может вдруг или в короткое время забросить свою «муттер шпрахе» и научиться понимать древнееврейский или русский язык.
Известный еврейский поэт Гордон[14] тоже не мог отрешиться уже в 80-е гг. от установившегося взгляда на жаргон. Он пишет жаргонному писателю Шолом-Алейхему[15]: «Жаргон — это клеймо скитальца — изгнанника. Его можно терпеть, как необходимое зло, им можно пользоваться, как орудием для проведения лучших идей в нашу темную массу, но никак не стараться об его упрочении и развитии. Наша темная братия, я знаю, зачитывается Вашими произведениями (написанными на жаргоне), и Вы вправе писать на этом наречии, но было бы грешно, если бы Вы стали воспитывать детей Ваших на этом языке. Это было бы все равно, как если бы вы заставили их прогуливаться по Невскому в лапсердаках и выпяченных башмаках».
В этом письме Гордона характерно одно противоречие: если признавать, что жаргон может быть орудием для проведения в массу лучших идей, то как же можно восставать против его развития и совершенствования: ведь чем совершеннее язык, тем легче будут проникать выражаемые на нем идеи в массы; с другой стороны, служа проводником идей, язык естественно совершенствуется и развивается. Что касается милостивых слов Гордона о том, что Шолом-Алейхем «вправе писать на жаргоне» и его якобы остроумного замечания, что говорить на жаргоне — все равно, что бегать по Невскому в лапсердаке, то вряд ли стоит ли на них даже останавливаться.
Неужели же надо еще доказывать, что «не народ создан для субботы, а наоборот — суббота для народа?». Неужели можно смотреть на язык, как на нечто самодовлеющее, а не как на средство удовлетворить живым и настоятельным народным потребностям в пище духовной?
А что жаргон сохранил в себе явные следы испытанных евреями в разных странах и в разное время преследований и гонений, то разве евреи [выделено в тексте — И.П.] должны краснеть за это, а не кто-либо другой?
Еврейская интеллигенция долго никак не хотела понять, что каким бы «печальным явлением» ни являлся жаргон, но как-никак 4 миллиона евреев говорит только на этом языке, и еврейский народ почти поголовно грамотен на жаргоне, русским же языком эта миллионная масса не так скоро овладеет, даже при отсутствии всяких ограничений (поучительные следующие цифры, относящиеся к переписи 1897 г. в Виленской губ.: 98 % еврейского населения признало жаргон своим родным языком, а в самом городе Вильне как большом культурном центре — 96,6 %; в Витебской губернии жаргон признало родным языком 98,2% всего еврейского населения, в городе Витебске — 97,6%.
Но мало того, что просвещенная часть еврейства ничего почти не писала сама на жаргоне, с ее стороны были сделаны даже попытки преградить насильственным путем доступ в еврейскую народную массу книг на единственном понятном ей языке.
Русский министр внутренних дел писал 18 июля 1862 года министру народного просвещения (см. «Восход» 1902 года № 43[16] или «Исторический Вестник» 1883 г., кн. 2, стр. 342-344) о том, что он разделяет одобренное раввинской комиссией предложение ученого еврея Гуровича[17] о прекращении печатания книг на разговорном еврейском языке, в видах распространения между евреями языков русского и немецкого. Раввинская комиссия сделала исключение только для книг с религиозно-нравственным содержанием, признав, что жаргон «является в настоящее время единственным проводником религиозно-нравственных понятий в массе еврейского населения Состоящий при министерстве народного просвещения комитет еврейских учебных пособий нашел, что такое вето на жаргонную литературу является стеснением религиозной свободы, министр же народного просвещения категорически и резко высказался против всяких стеснительных мер в этом отношении, полагая, что еврейская масса, лишенная жаргонной литературы, совсем перестанет читать, так как научиться вдруг русскому или немецкому языку для нее не представляется возможным; кроме того, преследование книг не по их содержанию, а по языку, на котором они пишутся, нельзя оправдать никакими политическими или педагогическими соображениями. Всех этих элементарных истин, высказанных русским министром, не понимала еврейская интеллигенция 60-х годов. Для нее жаргон был олицетворением невежества, дикости и суеверия, в борьбе с которыми всякие средства хороши.
Между тем, общее пробуждение России в эпоху 60-х годов в связи с падением крепостного права дало некоторый толчок к пробуждению еврейских народных масс, которые весьма слабо были затронуты до того просветительными идеями, проникшими в 40-50 гг. только в среду еврейской умственной аристократии. Простонародье стало больше интересоваться окружающим еврейство живым миром, в жаргонные книги религиозно-нравственного содержания (по большей части в обратном смысле, так как еврейская интеллигенция не писала ведь на жаргоне, писали на нем только всевозможные фарисеи да гешефтмахеры), равно как и примитивные светские сказки (о Бове Королевиче[18], 1001 ночь и т.п.) перестали удовлетворять читателей. Спрос быстро создал соответствующее предложение. Так как интеллигенция абсолютно чуждалась жаргона, то за жаргонное издательство в новом духе взялись невежественные дельцы, стремившиеся подделываться под вкусы невежественного читателя с целью большей наживы. Появились сотни нелепых длиннейших романов, являющихся переделкой скандалезных лубочных изданий других литератур. Названия этих романов говорят сами за себя: «Кровавое адье», «Железная женщина», «Каторжник», «Еврейка-царица», «Бледная графиня», «Нищий миллионер» и т.п. И эта ужасная литература имела колоссальный успех, так как еврейская масса — ремесленники, рабочие, лавочники, прислуга — жадно глотали всякую доступную ей жаргонную книгу. Интеллигенция относилась к росту жаргонной лубочной литературы индифферентно, некоторые же находили, что надо этому радоваться, так как чем хуже будет жаргонная литература, тем скорее народу опротивеет жаргон и он постарается избавиться от него.
III.
Из всей еврейской интеллигенции 60-х годов всего несколько человек поняли ту элементарную истину, что жаргоном надо пользоваться как орудием для проведения в массу идей. Одним из первых в этом отношении был Айзик-Меер Дик (1808-1894)[19], написавший на жаргоне около 300 мелких поучительных повестей и рассказов, в которых проповедуется польза просвещения. Но в художественном отношении произведения Дика стоят невысоко.
Современником Дика был талантливый бытописатель Израиль Аксенфельд[20], написавший 26 повестей и пьес из жизни русского еврейства николаевской эпохи. В своих произведениях Аксенфельд сильно бичевал хасидизм и цадикизм, как главный тормоз проникновению в еврейскую среду света знания. Но большинство его произведений были напечатаны только после его смерти, а некоторые и до сих пор находятся еще в частных руках в виде рукописей. Интересен следующий факт: в 1864 году друзья Аксенфельда (между прочим Осип Рабинович[21] и д-р Пинскер[22]) предложили «Обществу распространения просвещения среди евреев в России» купить и издать две выдающиеся повести Аксенфельда, но получили ответ, что согласно § 1 устава (до сих пор не измененного), «Общество» имеет право издавать книги только на древнееврейском и русском языках, но не на жаргоне [выделено в тексте — И.П.].
Значительной популярностью пользовался еще в народных массах поэт Михаил Гордон[23], жаргонные песни которого «Остановись, мой народ» и «Еврей в рассеянии» распевались повсюду.
В то же время, в начале 60-х годов в жаргонной литературе выступил блестящий первоклассный талант — Шолом-Яков-Абрамович, известный под псевдонимом Менделе-Мохер-Сфорим[24] (т.е. книгоноша). В начале своей литературной деятельности Абрамович писал по-древнееврейски, но потом убедившись в том, что большинство евреев не понимает этого языка[25], он победил в себе (по собственном признанию, приведенному в его «Воспоминаниях») ложный стыд и стал писать на жаргоне. Абрамович — в полном смысле слова народный писатель. Никто подобно ему не сумел так глубоко проникнуть во все детали своеобразной жизни еврейского гетто и дать такую цельную картину этой жизни. «Будущий историк русского еврейства, который с недоумением остановится перед поразительным фактом, как могла существовать, не теряя образа человеческого, несчастная еврейская масса в дущном мрачном гетто XIX в., должен будет обратиться к произведениям Менделе Мохер-Сфорим. Здесь он найдет не только детальную, поразительно точную картину жизни еврейской народной массы, но и весь внутренний духовный мир ее, всю ее психику, поясняющую эту удивительную загадку, как люди умудрились в этой ужасной юдоли плача сохранить не только подобие человеческое, но только духовной, нравственной жизни. Замечательно характерным является способ описания Абрамовичем природы. Он дает поразительно верные и яркие картины природы, в таких чисто народных образах и метафорах, что их в состоянии понять и прочувствовать любой житель еврейского гетто, который довольно равнодушен обыкновенно к красотам природы, от которых его веками насильно удаляли. Привести образчик подобных описаний природы невозможно, они непереводимы ни на какой язык, они и непонятны будут тому, кто не знаком близко с миросозерцанием и психикой жителей Канцанска и Глупска[26].
Абрамович доказал также, насколько ошибался Исаак Бер Левинзон, будто на жаргоне невозможно выразить тонкие чувства, он доказал, что жаргон может развиться и усовершенствоваться, как и всякий другой язык. Между языком Дика и Абрамовича лежит целая пропасть. Насколько язык первого неуклюж и неприятен, настолько язык второго гибок, сочен и поэтичен.
Вместе с Абрамовичем в жаргонной газете «Коль Мевассер»[27] писал и другой талантливый писатель — Линецкий[28]. Лучшим его произведением считается «Das polnische Jungel». Здесь он, рассказывая о своем детстве и воспитании, дает превосходную картину домашней и социальной жизни польских евреев середины XIX в. Другой превосходной сатирой, появившейся в 60-е годы, является «Der Zusicker von Pesah» Шацкеса[29], в которой автор дает яркую картину жизни обездоленной еврейской массы.
Но превосходные произведение Абрамовича, Линецкого, Шацкеса и некоторых других жаргонных писателей не могли создать настоящую жаргонную литературу и отвлечь массу от чтения бездарного тряпья. Дело в том, что жаргонные писатели не встречали почти никакого сочувствия в интеллигентных слоях еврейского общества, никакой материальной и нравственной поддержки. Положение их было поэтому очень затруднительное и вынуждало нередко бросать писать на жаргоне и заняться чем-либо другим. Линецкий стал издавать народный календарь, а Шацкес писать на древнееврейском языке пояснения и комментарии к Талмуду.
IV.
<четвертая часть посвящена судьбе идиша в США, поэтому я, концентрируясь исключительно на восточноевропейских сюжетах, не счел нужным публиковать этот материал>
V.
Катастрофа, разразившаяся в начале 80-х годов над русским еврейством, заставила многих интеллигентов совершенно потерять голову. Начавшаяся вскоре национальное движение среди евреев способствовало отчасти тому, что на жаргон стали смотреть более благосклонно, видя в нем, во-первых, все-таки нечто свое родное, а во-вторых, орудие для распространения в массе национальных и палестинофильских идей. В 80-х годах дебютировали два крупных, талантливых писателя-жаргониста — Шолом-Алейхем (Рабинович) и Спектор[30]. Оба эти писателя рисуют в простой и безыскусственной форме жизнь и быт разных классов русского еврейства. Отличительным свойством таланта Шолом-Алейхема, в лучшую пору его расцвета является бойкий, живой юмор, соединенный с тонкой наблюдательностью и трезвым реализмом, причем автор, правдиво рисуя картины жизни, сам нигде не выступает со своим мнением. Талант Спектора совершенно лишен юмора, а поражает своей нежной, мягкой грустью.
Спектор и Шолем-Алейхем стали во главе группы писателей, задавшихся целью упрочить в жаргонной литературе серьезный, бытовой и художественный талант, улучшить вкус еврейского читателя, будить его мысль и чувства. С этой целью оба писателя начали издавать с 1888 г. периодические сборники, в которых они печатали как свои, так и чужие произведения. Рабинович издавал «Ди идише фольскбиблиотек» [«Еврейская народная библиотека»[31] — И.П.], а Спектор — «Дер хойзфрайнд»[32] [«Домашний друг» — И.П.]. В этих сборниках Фруг[33] помещал свои звучные жаргонные песни.
Вскоре в жаргонной литературе выступил еще один оригинальный писатель с крупным дарованием Л.Перец[34]. В лучшем цикле своих рассказов — так называемых хасидских рассказах — Перец с поразительной изобразительной силой изображает стихийный протест еврейской народной массы против умственной аристократии со всей ее мертвой обрядностью, с деспотическим порабощением личности.
Вообще Перец — писатель-психолог. Он умеет в замечательной и поэтической форме передавать самые смутные, неопределенные чувства и мысли человека. В этом его сила. Здесь в отвлеченной области он гораздо больше правдив и народен, чем, когда начинает описывать жизнь еврейского пролетариата.
VI.
C первой половины 90-х годов начинается новый период в жаргонной литературе. В 60 и 70-ые годы не только юдофобы, но и многие другие русские либералы и даже евреи-публицисты были уверены в том, что евреи — преимущественно, или даже исключительно торгово-промышленный, что в их среде почти совсем отсутствуют трудящиеся классы — земледельцы, рабочие, ремесленники.
Благодаря этому, твердо установившемуся взгляду на евреев, как на торговцев по преимуществу, с одной стороны, революционная русская интеллигенция мало заботилась об охранении прав евреев, так как они защищали прежде всего интересы «пролетариата», под каковое понятие она не могла подвести народ-торговцев, а с другой, — и еврейская интеллигенция, примкнувшая к русскому революционному движению, тоже отвернулась от еврейской массы и занялась пропагандой и агитацией среди русского или польско-литовского населения. Но в 80-х годах исследования некоторых беспристрастных экономистов, в том числе Субботина[35], убедительнейшим образом доказали, что еврейский народ в Росси — трудящийся народ, ибо громадное большинство его занимается почти всеми отраслями физического труда. Еврей чернорабочий, земплекоп, носильщик, каменщик, извозчик и пр., весь этот еврейский пролетариат, который до сих пор совсем стушевывался на горизонте еврейского вопроса, предстал в книге Субботина во всей его ужасающей нищете и обездоленности.
С другой стороны, и сам еврейский пролетариат дал знать о своем существовании, начав все чаще выступать с массовым стихийным протестом против экономического и политического угнетения.
И вот, в первой половине 90-х годов мы видим, как у той части нашей интеллигенции, на знаменах которой было написано «в народ!», этот девиз давно перестал уже означать хождение в чужой народ, а естественно превратился в хождение в свой, всеми презираемый народ, к этим париям среди пролетариев. Первое, с чем столкнулась эта интеллигенция, это — вопрос о языке.
Все ее попытки вести дело просвещения и поднятия самосознания на русском языке (т.е. дело социал-демократической пропаганды и агитации, автор выражается неясно, так как пишет свою статью для «Восхода») потерпели полнейшее фиаско. Интеллигенция воочию убедилась, что еврейской массе доступен только жаргон, так как другого языка она почти не знает[36]. Далее автор статьи С. Цинберг[37] (по-видимому, не социал-демократ) говорит: «Дать подробный отчет об этой литературе — дело будущего. Во всяком случае, эта, хотя односторонняя литература сыграла большую роль в возбуждении самосознания в народных массах. Она возбудила в широких трудящихся слоях жажду знания, горячий интерес к книге. На сцену явился массовый жаргонный читатель, предъявляющий к книге весьма серьезные требования, ищущий в ней не развлечение, а ответа на волнующие его вопросы.
В еврейской массе интерес к книге возбудило также, кроме рабочего или социал-демократического, еще и другое движение — сионистическое, хотя в значительно меньшей степени.
Желая привлечь под свое знамя широкие народные массы и сделать сионизм движением народным, сионисты решили пропагандировать свои идеи посредством книг, брошюр и газет. Но и это движение столкнулось прежде всего с вопросом о языке. И сионистам пришлось очень скоро убедиться, что что народная масса знает только жаргон, библейский же язык — ей недоступен. Тогда сионистам при всем их пренебрежении, подчас даже презрении к жаргону, этому языку «изгнания», поневоле пришлось прибегнуть к нему, как к средству для распространения идей сионизма. Но сионисты остановились на полпути, опасаясь, как бы жаргон не стал конкурировать с древнееврейским языком. Споры по этому вопросу еще раз доказали, что у многих сионистов отвлеченное доктринерство, сухая абстракция, часто заслоняет собою требования и явления современной жизни. Многие еще не дошли до той элементарной истины, что язык, литература — не есть нечто самодовлеющее, что верховным критерием полезности языка и литературы является пригодность их для жизни народа [выделено в тексте — И.П.] и их способность служить его насущным потребностям. Не понимая или не желая понять этого, многие «патриоты» при появлении первых легальных жаргонных газет стали выражать свое негодование, как это еврейские писатели могут «осквернять» свое перо жаргоном. Библейский язык может быть дорог еврею не потому, что он «святой», а потому что на нем созданы лучшие произведения, сокровища национальной культуры, потому что евреи не покидали духовной связи с этим языком во все продолжение своей тысячелетней диаспоры. Тем не менее это все-таки не живой язык; живым языком в устах еврейского народа, 9/10 его является жаргон.
Этот немецкий диалект прошел, как и другие языки, через горнило народного творчества, он является продуктом еврейской жизни, на нем воспитались и выросли десятки поколений, на нем думали, говорили, выражали свою радость, а чаще всего свое горе наши отцы, деды и прадеды. Но самое главное, каковы бы ни были его недостатки или достоинства, какие бы причины не обуславливали его зарождение и развитие, но жаргон в настоящее время еще живой язык, и жаргонная литература является поэтому теперь одним из самых могучих факторов в просвещении и развитии вкуса народной еврейской массы, по крайней мере того ее большинства, которое другого языка, кроме жаргона, не знает или знает очень слабо. И потому всякий, кто задается целью влиять в настоящее время книгой на народ в широком значении этого слова, должен пользоваться жаргоном [выделено в тексте — И.П.].
«Патриоты» опасаются, как бы развитие жаргона не вызвало застой и оскудение древнееврейского языка и литературы, но если бы даже это и было так, то все-таки это не аргумент против жаргона, ибо не народ существует для языка и литературы, а наоборот, а во-вторых, опасения «патриотов» излишни, т.к. еврейская умственная аристократия может себе продолжать писать на библейском языке, и этот язык потому не заглохнет, как не заглох он и до сих пор.
Сионисты в общем мало сделали для достижения духовной пищи народной массе, между тем, как массовый еврейский читатель растет с поразительной быстротой. Этому способствовали не только общественные течения, возникшие за последнее десятилетие среди еврейской интеллигенции, но и сама жизнь. Она ставит теперь простолюдина лицом к лицу с целым рядом вопросов, постоянно требующих разрешения; вопросы эти такого характера, что на них не может дать ответа какая-нибудь поучительно-религиозная книга, и простолюдин с жадностью бросается поэтому к новой жаргонной книге. Иллюстрацией к этому могут служить ответы, полученные одним провинциальным библиотекарем от своих жаргонных читателей на розданные им вопросные листки[38]. Один читает потому, что из книг он узнает то, чего он раньше не знал, другой находит, что «благодаря книгам, человек становится менее суеверным, из книг он узнает, из чего человек и весь мир, как человек живет и как должен жить», третий читает для того, чтобы узнать, как люди жили раньше и как теперь живут, четвертый хочет, например, найти в книгах «настоящий путь к жизни» и т.д.
Число жаргонных читателей возрастает очень быстро, о чем свидетельствуют лица, стоящие близко к «общедоступным» библиотекам. Например, в Белостоке из 6 существующих там библиотек 2 имеют исключительно жаргонных читателей, в других 2-х главный контингент подписчиков читает также на жаргоне и лишь остальные две имеют небольшое число жаргонных читателей. В общем число подписчиков во всех белостокских библиотеках 2000, из них больше берут жаргонные книги. Усиленный рост числа жаргонных читателей замечается в библиотеках почти всех больших городов черты. В таких библиотеках, где раньше совсем не было жаргонных книг, устраивают теперь жаргонный отдел, например, в Гомеле, там же, где жаргонный отдел уже существует, приходится, в виду усиленного спроса, значительно расширить его, как например, это недавно сделано было в библиотеке еврейских приказчиков в Одессе. Местами открылись в последнее время новые жаргонные библиотеки — общественные, частные или «цеховые».
Отличительной чертой жаргонного читателя является то, что он пожирает положительно книги. Ему, пишет Котик, нипочем прочесть в сутки книгу в 10-15 листов, работая при этом на фабрике или в мастерской. Для этого он старается использовать каждую свободную минуту. Жаргонный читатель читает сильно, быстро и страстно. Для него чтение — не просто развлечение, а серьезное и важное дело.
Такие свойства жаргонного читателя долго служили целям усиленной эксплуатации со стороны владельцев жаргонных библиотек, основывавшихся с целью наживы. Долгое время в этих библиотеках вовсе не существовало месячного абонемента, а плату взимали по-книжному: 8 коп. за старую, а за новинки, особенно американские — по 10 и по 15 коп. Если принять во внимание, что большинство «американских» романов выходило многотомными изданиями, то ясно станет, как дорого обходилась жаргонному читателю его любовь к чтению.
Но было бы ошибочно думать, что современный жаргонный читатель питает особенную любовь к пустым лубочным романам. Из таблицы требований, заимствованной из отчета жаргонной библиотеки одного крупного фабричного центра за 1901 г., видно:
Самое большое число требований поступило на 36 беллетристов и поэтов (вместе 3408 требований)
Из них самое большое число требований (1855) поступило на Таненбаума[39], талантливого переводчика и переделывателя Верна. Непосредственно за Таненбаумом следует Золя (1177 требований) и Толстой (1052 требования); на этих двух писателей приходится ¾ всех требований.
Интересны ответы читателей на вопрос, почему Золя и Толстой пользуются у нас таким успехом: 1) Толстой тем повлиял на меня, что объясняет поведение человека; 2) я нашел в сочинениях этих писателей нравоучение и критику нравов; 3) Толстой хорош тем, что критикует человечество, стоящее на низкой ступени развития; 4) они показывают фальшь людей; 5) они рисуют жизнь человека, в то время как единичные личности тратят много денег и жизни для удовлетворения своих прихотей, большинство бедствует и страдает.
Охотно читает жаргонный читатель и популярные книги по естествоведению.
Вместе с увеличением спроса на жаргонную литературу все ощутительнее становится бедность этой литературы (легальной). Недавно книгоиздательство «Бильдунг» издало примерный каталог жаргонных книг, и в нем указано не более 323 названий. Хотя в этот каталог не внесено несколько очень плохих книг, но с другой стороны некоторые указанные в каталоге книги давно уже вышли из продажи, иные же стоят очень невысоко по своему качеству.
Таким образом перед нами полное трагизма явление: с одной стороны, чуткая, отзывчивая масса, жаждущая знаний, выяснения окружающей жизни, с другой — отсутствие возможности удовлетворить эту жажду. Где же выход? Нельзя требовать от простолюдина, чтобы он после длинного рабочего дня засел за указку и научился бы русской грамоте; это такой подвиг, на который способны весьма немногие.
Несмотря на то, что существует уже значительный спрос на хорошую жаргонную книгу, книгоиздатели-коммерсанты все еще находят для себя выгодным выпускать главным образом лубочную литературу, возникающим же местами интеллигентным издательским кружкам трудно распространять свои издания, вследствие неупорядоченности еврейской книжной торговли. В Россию проникает американская жаргонная литература, но, во-первых, общественные условия в Америке совсем не те, что в России, а это кладет, разумеется, известный отпечаток на литературу, а во-вторых, большинство американских жаргонных изданий в России запрещено.
Автор статьи кончает призывом ко всем фракциям интеллигенции стремится ввести как можно больше света в массу единственно возможным путем — посредством жаргонной литературы. Он обращает внимание на то, что при слабом развитии еврейских элементарных и дополнительных просветительских учреждений (школ, курсов, лекций) одна только книга, написанная на понятном массе языке, может служить орудием просвещения и воспитания.
Толстой писал недавно: «миллионы русских грамотных стоят перед нами как галчата с раскрытыми ртами и говорят нам: господа родные, писатели! Бросьте нам в эти рты достойной нас и умственной пищи; пишите для нас, жаждущих живого литературного слова».
И если эти слова великого писателя земли русской справедливы по отношению к русскому народу, поражающему огромным процентом безграмотных, тем более они применимы к еврейскому народу, у которого почти такой же процент грамотных (на жаргоне), как у русских безграмотных.
1903 г.
Примечания
[1] Положение, что жаргон не имеет грамматики, было недавно осмеяно филологом проф. Овсянико-Куликовским (Восход 190…): раз люди, говорящие на жаргоне, понимают друг друга, следовательно, жаргон имеет грамматику. Речь идет о следующей публикации: Цинберг С. Л. Жаргонная литература и ее читатели // Восход, 1903, №3, С. 45-71; №4, С. 35-55.
Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич (1853-1920) — русский литературовед и лингвист. Разработал учение о синтаксисе и грамматике языка. В свете этого учения его мнение о грамматике идиша выглядит вполне обоснованным.
[2] Йост, Исаак Маркус (1793-1860) — немецкий историк, автор «Истории евреев со времен Маккавеев и до наших дней» и других трудов по истории еврейства, ближайший друг и соратник Леопольда Цунца по «Wissenschaft des Judentums» (см. ниже)
Карпелес, Густав (1848-1909) — еврейский историк литературы. Его двухтомный труд, являющийся первым опытом изложения истории еврейской литературы, был переведен на русский язык Гаркави (см. ниже).
Шульман, Людвиг (1814-1870) — немецкий еврейский филолог и писатель.
Стоит отметить, что на сегодняшний день складывание идиша относят к еще более раннему времени, а именно к концу I тысячелетия н.э. — Сандлер С.А. Идиш. Учебник для русскоговорящих. М., 2001, с. 16.
[3] Цунц, Леопольд (Иом Тоб Липман) (1794-1886) — немецкий еврейский ученый, один из основателей «Wissenschaft des Judentums», חכמת ישראל — прогрессивного интеллектуального течения немецкоязычного еврейства, заложившего основы современной иудаики как науки.
Штейншнейдер, Мориц (1816-1907) — австрийский ориенталист и библиограф, друг и соратник Леопольда Цунца по «Wissenschaft des Judentums».
Про третьего ученого, Ридемана, сведений найти не удалось.
В настоящее время данная точка зрения, высказываемая основателями «Wissenschaft des Judentums», совершенно устарела. Первая запись на идише датируется 1272 г. (Вормсский сиддур)
[4] Гаркави, Авраам Яковлевич (1839-1919) — востоковед и гебраист. Гипотеза о том, что евреи Восточной Европы являются потомками еврейского населения Причерноморья и Кавказа, жившего здесь по крайней мере с античной эпохи или даже со времен ассиро-вавилонского пленения, подтолкнула его к изучению хазар и караимов. Также известна его гипотеза о том, что евреи Восточной Европы в 9-16 вв. якобы говорили на славянском диалекте.
Левинзон, Ицхак Бер (1788-1860) — см. ниже.
[5] Техина — еврейская молитва, читаемая после Амиды (Шмоне Эсре).
[6] Барац, Герман (Гирш) Маркович (1835-1922) — юрист, историк, писатель. Занимался изучением еврейского населения Киевской Руси. В связи с недоказанной гипотезой о славянском происхождении идиша уместно упомянуть изыскания современного израильского исследователя Пола Векслера (род. в 1938 г.), утверждавшего, что ашкеназы являются потомками славян и хазар. В настоящая время эта гипотеза признана научно несостоятельной.
[7] Т.е. иврита.
[8] Кампе, Иоахим Генрих (1746-1818) — немецкий детский писатель, педагог и лингвист. Адаптировал для детей «Робинзона Крузо» Д.Дефо. «Открытие Америки» также написано для детей.
[9] Готлобер, Авраам Бер (1811-1899) — еврейский поэт и переводчик, журналист, педагог и историк, писал на иврите и на идише. Ярый сторонник идей Гаскалы – еврейского Просвещения – и в то же время, несмотря на это, один из первых поэтов на идише. На его примере можно видеть, что не обязательно приверженность Гаскале сопровождается презрением к идишу. Идеология Гаскалы столь же многогранна и разнообразна, как и вся еврейская идеологическая палитра в XIX – начале XX вв.
[10] Грец, Генрих (1817-1891) – еврейский историк, автор 12-титомной «Истории евреев с древних веков до настоящего времени».
[11] Ланге, Фридрих Альберт (1828-1875) — немецкий философ и экономист, известен свей критикой материалистических идей. Был основателем Марбургской школы неокантианства. Знакомство автора данного очерка с трудами Ланге говорит о его энциклопедических познаниях.
[12] Левинзон, Ицхак Бер (1788-1860) — еврейский публицист, первый деятель Гаскалы в России. Несмотря на то, что многие его работы не были опубликованы при жизни, он оказал заметное влияние на еврейскую общественную мысль XIX в. В его книге «Теудо Беисроел» воплотился синтез идей Гаскалы и еврейской традиции. Смотри о нем: С.Л.Цинберг. Исаак Бер Левинзон и его время /отдельный оттиск из журнала «Еврейская Старина»,1910 г., вып. ІV, 1911/+
Несмотря на данное негативное высказывание, Левинзон, тем не менее, писал и на идише для простого народа, стремясь изжить предрассудки и приобщить к производительному труду. В вопросе о происхождении идиша И.Б.Левинзон был один из первых, кто выдвинул гипотезу о его славянских корнях, обратив внимание на множество славянских заимствований в речи евреев Подольской, Волынскиой и других губерний черты оседлости.
[13] Дубнов С.М. О жаргонной литературе вообще и о некоторых новейших ее произведениях в частности // Восход, 1888, №10. Ч. 2. С. 1-22.
[14] Гордон, Иегуда Лейб (1830-1892) — еврейский поэт и писатель. Писал на преимущественно иврите, был редактором газеты «Гамелиц», также писал на русском и на идише.
[15] Шолом-Алейхем (Рабинович, Соломон Наумович (Шолом Нохумович) (1859-1916) — один из крупнейших еврейских писателей и драматургов, один из основоположников современной художественной литературы на идише.
[16] Имеется в виду газета — приложение к журналу.
[17] Гурович, Маркус (ум. в 1889 г.) — ученый еврей при Новороссийском и Бессарабском генерал-губернаторе, был уполномочен рассмотреть состояние еврейских земледельческих колоний в Новороссии. Разработал проект школьной реформы для еврейского населения. В царской России существовала должность ученого еврея при губернаторах, при попечителях учебных округов (в черте оседлости), при министрах внутренних дел и народного просвещения — своего рода помощников-специалистов по различным аспектам жизни еврейского населения.
[18] Повесть о Бове-Королевиче — весьма популярная книга, рассчитанная на непритязательный вкус обывателей, типичный образец так называемой лубочной литературы. См. Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы. М., 2009.
[19] Дик, Айзик Меер (1814-1893) — еврейский писатель, в 1830-40-е гг. писал короткие рассказы, предназначавшиеся для простого народа, на иврите, с конца 1840-х гг. – на идише. В разных энциклопедических изданиях его годы жизни разнятся.
[20] Аксенфельд, Израиль (1787-1866) — еврейский писатель, один из первых бытописателей русского еврейства. Одним из первых стал писать на языке народной массы – на идише.
[21] Рабинович, Осип Аронович (1817-1869) — русско-еврейский прозаик и публицист, совместно с И.И. Тарнополем издавал в 1860-61 гг. в Одессе первый русско-еврейский журнал «Рассвет».
[22] Пинскер, Лев Семенович (1821-1891) — идеолог движения Ховавей-Цион (Любовь к Сиону) — предшественников сионизма. Его труд «Автоэманиспация» (1882) ознаменовал поворот от идеологии Гаскалы к национальному возрождению.
[23] Гордон, Михель (1823 – 1890) — народный еврейский поэт на идише, автор множества песен. Будучи приверженцем Гаскалы, обличал невежество и лицемерие хасидов. Его произведения не обладают высокой художественной ценностью, но сильны своей экспрессией. Оказал влияние на своего шурина Иегуду Лейба Гордона (см. выше)
[24] Менделе Мойхер-Сфорим (Шолем-Янкев Абрамович) (1835-1917) — классик литературы на идише и на иврите, наряду с Шолом-Алейхемом (см. выше) является основоположником современной художественной литературы на идише.
[25] Так же, как Айзик Меер Дик (см. выше)
[26] Вымышленные города из произведений Мойхер-Сформиа, символизирующие косность и отсталость еврейских местечек.
[27] «Коль Мевассер» («Глас возвещающий», ивр.) — еженедельная народная газета на идише, выпускавшаяся А.Цедербаумом в Одессе в 1862-1873 гг., не считая «Беобахтер ан дер Вейхзел», первое среди периодических изданий на идише.
[28] Линецкий, Ицхак Иоэль (1839-1915) — еврейский писатель-сатирик, сотрудник нескольких периодических изданий на идише. В 1880-е гг. увлекался идеями Ховавей-Сион.
[29] Шацкес, Мойше-Арн (1825-1899) — еврейский литератор и просветитель. Публиковался в таких еврейский периодических изданиях, как «Га-Асиф», «Га-Сифрут», «Идише фолксблат».
[30] Спектор, Мордехай (1858-1925) был одним из первых писателей на идише, живших исключительно литературным трудом. Был сотрудником многих периодических изданий на идише.
[31] «Ди идише фольскбиблиотек» — ежегодный журнал, издававшийся Шолом-Алейхемом в Киеве и Бердисчеве в 1888-1889 гг.
[32] «Дер хойзфрайнд» — ежегодный историко-литературный журнал, издававшийся М. Спектором в Варшаве в 1888-1896 гг.
[33] Фруг, Семен (Шимон) (1860-1916) — русско-еврейский поэт и публицист. Публиковался во многих еврейских периодических изданиях. Его стихи на русском языке были весьма популярны. Писал также на идише и на иврите.
[34] Перец, Ицхок Лейбуш (1852-1915) — еврейский писатель, также как Мойхер-Сфорим и Дик обратился от иврита к идишу. Стал одним из основоположников и классиков литературы на идише. Вместе с тем симпатизировал сионизму и был против признания идиша единственным еврейским национальным языком на Черновицкой конференции в 1909 году.
[35] Субботин, Андрей Павлович (1852-1906) — русский экономист. Занимался, в том числе, изучением экономического положения евреев в черте оседлости, свои наблюдения резюмировал в книге «В черте еврейской оседлости. Отрывки из экономических исследований в западной и юго-западной России за лето 1887 года».
[36] В Минске по статистическим данным 1901 г. 50 % всех ремесленников не умеет ни читать, ни писать по-русски. Нет сомнения, что и из остальных 50% грамотных по-русски значительная часть не в состоянии читать русские книги и вообще плохо понимает русский язык (Восход, 1901).
[37] Цинберг, Сергей (Лазарь) (1873-1938) — химик, литературовед, публицист. Публиковал свои статьи, в основном посвященные еврейской литературе, во многих еврейских изданиях: «Восход», «Еврейский мир», «Гамелиц», «Газман».
[38] Котик А. Жаргонный читатель и его характеристика // Еврейский ежегодник. СПб., 1903, С. 224.
[39] Таненбаум, Авнер (1848-1913) — еврейский писатель и переводчик. С 1887 г. жил в США. Перевел сочинения Жюля Верна на идиш.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer8_9/pechenin/
