Резко стемнело и сразу огонь в очаге, который летом разводили снаружи шатра, тут и ели, стал ярким и горячим. Брызжущие из него искры ― масло, поддерживающее огонь, источалось, ― становились всё меньше, пламя сникало. Сара, не шевелясь, глядела, как затухает огонь. Куда спешить? Уже давно их объятья с Аврамом утратили свежесть и радость, ожидать нечего, горько и стыдно от сознания собственной убогости, непонятного изъяна, который поселился в ней, отказалась от красных одежд, которые когда-то любила надевать перед приходом Аврама. Он как-то признался: выбрал ее ― невысокую, с густыми черными волосами и такими же жгучими глазами, и хоть внешностью вроде бы не выделялась, что-то было в ее строгом облике ― писаная красавица! И еще походка, шла, ступая неслышно, плыла по воздуху, развеивая в разные стороны одежды, они не шились, а делались из одного куска, вроде покрывала, нечто среднее между куттонет и симла, не подпояшешься ― ногой зацепишь, два-три небольших узелка, схваченных на плечах, или связать за спиной и перебросить наперед ― чтоб грудь скрыть, ничто не должно выдавать в ней женщину, а выдавало всё: и узкие ладони с длинными пальцами, тонкая щиколотка и почти нет пятки ― такая маленькая и складная нога. Сара любила ходить набосо, пусть другие носят обувь из шерсти, дерева и даже тростника, пока не пришло в голову, что таким образом легко застудиться, и тогда точно не жди ребеночка… Надела кожаные плетенки ― простые и удобные, когда подошва старилась и начинала скрипеть, Сара, чтоб не выдавал шаг, заменяла такими же. Казалось, если всё будет оставаться по-прежнему, добьется того, о чем мечтала все ночи напролет, выйдя из шатра и глядя на нескончаемый рой звезд. Попробуй, пересчитай их ― ей как-то Аврам. И добавил со странно внушительной силой: ― У меня будет столько потомства, что его, как и эти звезды ― не смогут пересчитать. Господь предрек!» Но где исполненное обетование?
Стучало в висках, когда просыпаясь по утрам, никаких перемен в себе не ощущала, в который раз ощупывая грудь, соски, живот ― может, чего упустила из виду, не заметила? И неожиданно для себя обрадовалась, узнав, что им всем, во главе с Фаррой, надобно покинуть Ур халдеев. Какое там ― бежать, что есть мочи, не до того, чтоб напомнить, не будь его имя Фарра-Ферах-Йерах, то есть луна, согласно главному культу Ура, не помог бы им лунный свет собираться, ночью, наспех, в темноте. Отец торопил, нервничал, а в Саре неожиданно пробудилась новая надежда: только бы живыми покинуть Ур, уйдут в землю Ханаанскую (или Кынаанскую?), куда, поняла со слов Аврама, указал ему путь Господь, Которого муж называл Промыслителем. Внезапная перемена места, другой воздух, земля, ― всё для нее будет новое и непременно принесет удачу! По дороге, в Харране, преставился Фарра, великий старец, глава огромного рода. Было ему двести пять лет… Аврам спокойно и величественно шагает, разве дашь ему его годы? Худая чистая шея, развевающиеся волосы с проседью ― будто сошел с небес ангел, уже не молодой, но еще и не старый, и горящие ярким блеском глаза… Самый родной и любимый. Всё ― для него! Быть вместе и не расставаться!
― Госпожа, ― бесшумно подошла Мирьям, служанка, ― я, кажется, нашла тебе ту, которую ты искала… Молодую особу, что давеча спрашивали.
― Да? ― встрепенулась Сара. ― И где? ― Неужели кончатся ее сомнения, придется подводить итог мучениям. Действовать всегда легче, чем думать и ожидать. Но тут действо особого рода ― назад пути не будет.
― Египтянка Агарь! Из рабынь фараона, но утверждает определенно, что никакая не рабыня, а истинно дочь фараона!
― Таких дочерей у него от наложниц было полдворца! Небось, в глаза ее не видел… И какова она?
― Высокая, стройная, не худая, грудь аккуратная, будет молочной или нет, не берусь предрекать…
― Молока не сыщем малышу с нашими-то козами?.. Ну ладно, завтра утром покажешь ее, решим.
Ушла в шатер. Многое предстоит выспросить у красотки, рассуждала сама с собой, не посвящая пока Аврама в задуманное. Как решит его впустить к ней, так и скажет, а то еще какую свою приведет, любит на женщин заглядываться, эта мысль уже догоняла засыпавшую Сару. Во сне ходила по рынку, покупала ткань для молодой египтянки, непременно хотелось белого легкого шелка, но нельзя такое покупать, не видя кому, выберет себе женщину и тогда. Удивление не отпускало ― почему шелк? Тут предпочитали лен и шерсть, но только не смешивать нити ― никогда не задумывалась, почему, знала одно: вредно телу, здоровью, порядку. И еще избегала яркие краски, которые были распространены среди хананеев, им подавай пурпур, шитье золотом, а она с некоторых пор предпочитала простые, растворяющиеся в природе.
Проснулась, как всегда, спозаранку ― знала, Аврам встает засветло, выпустить и проверить скот, пересчитать молодняк, отобрать слабых и забить, чтобы потом не закапывать испорченное мясо без всякой пользы. Протянула руку за молоком ― всегда стоит у ее изголовья в деревянном бамбуковым сосуде, нравилось пить из такой посудины, никогда не нагревается, ― и с криком отпрянула. Перед ней лежало несколько пачек материй, сложенных стопкой. Все белые, одна ― золотистая, другая ― жемчужно-перламутровая, третья ― тонкая и густая, как туман, который их тут иногда посещает.
― Что это? ― спросила Сара Мирьям, не рассказывая про свой сон.
― Если позовем египтянку, может, заодно и примерим ей наряд? ― Что ни говори, со служанкой повезло, чтобы так угадывать ее намерения… ― Хорошо, посмотрим, приведи ее в полдень. Как думаешь, догадается, зачем зовем?
― Откуда? Совсем девчонка!..
Пошла Сара к пасущемуся вдали стаду. Сегодня сбивают масло, хотела попробовать молоко, из которого готовились сначала сливки, оно было непростое, коров пасли на особой траве, это она ее открыла, однажды обнаружив, что трава хорошо растет, когда ее ест скот, а стоит скосить или пустить под сено, утрачивает сочность и сладость. Сливки сбивались в особом деревянном чане ― маслобойке, которая лежала на специальной установке и раскачивалась ― равномерно, терпеливо, ни на минуту не останавливаясь, и держала для работы специальных рабов ― двух, один взбивает, а другой отдыхает. В движениях не должно быть усилия, никакого напора, особых стараний не прикладывать, масло быстро начнет горкнуть. Взбитые комочки перекладывались в другой чан, выложенный белыми пеленами, никаких других тряпок, приказала как-то, только пелена. ― Но госпожа! В них хоронят, тело умершего заворачивают… ― Потому и говорю, ничего чище и лучше не сыщете. Лишняя влага впитается, а что останется, и есть то, что надо. ― Не зря так тщательно следила за выполнением своих требований, ее масло ценилось в округе, славилось далеко за пределами их места обитания. Небось, и шелка, что лежали сейчас у изголовья Сары, Мирьям на ее масло выменяла. Ну что ж, всё складывается удачно.
…Еще вдали заприметила служанку, а рядом шла, не шла, вышагивала, о! эта знает себе цену, ― та самая рабыня. И вправду была хороша, не стеснялась, что одежды, распахиваясь при ходьбе, обнажают тело. Соблазнительница! Выставила напоказ! А почему бы не выставить, если есть что показать? И простым шнуром перевязаны волосы ― красиво, изысканно. Сара оценивала, стараясь погасить проснувшееся, было, предвзятое к ней отношение, не надо так с самого начала, отметив про себя, что и вправду молода и если при этом окажется девственницей…
Сара пригласила их в шатер.
― Ты знаешь, кто я? ― напрямую задала вопрос девушке, надеясь, что та догадается, зачем ее позвали. И когда Агарь, кивнув, захотела что-то произнести, быстро спросила: ― Любишь медовый напиток? Я его готовлю по-особому, с травами.
― Очень, ― призналась она мило. ― Моя мама всегда его пила на ночь. ― Ну а я вот пью днем, когда солнце в самом зените.
Египтянка улыбнулась, и Сара увидела, как блеснули ее крепкие и здоровые зубы, обнажив большой рот с яркими губами. Небось, ягодой какой натерла, а зубы и чистить не надо. Агарь осторожно взяла из рук Сары глиняную чашу, они стояли тут на резном медном подносе светлые и темные, побольше и поменьше ― успела приготовить Мирьям, чтобы снова сесть ― подержала в руках, поднесла к носу, понюхала, подняла на Сару глаза. ― Вкусно!
За всей сценой наблюдала Мирьям, никак в ней не участвуя, хоть Сара и перед ней тоже поставила наполненную чашу. После поделится с госпожой своими наблюдениями.
Сара села, неспешно отпила из чаши, глоток получился большим, горячим, чуть не подавилась ― не хватает только закашляться и, ставя на стол чашу, обратила внимание на руки Агарь: гибкие, быстрые, немного нервные, производили впечатление не защищенных, будто всё, что накопилось в ее душе, что пережила и чего опасалась, сосредоточилось в этих ладонях: больших, с длинными пальцами и крупным запястьем.
― Нравится у нас? ― Сара проникновенно посмотрела на Агарь. Та подняла от удивления голову, прямо взглянула на Сару и пожала плечами. Не знала, что ответить.
― Знаешь, кто я?
Та кивнула.
― И кто мой муж?
― Господин Аврам, с ним меня увозили из дома фараона, говорил, что теперь буду жить у него, как дочь.
― Теперь ты выросла, и я хочу взять тебя к нам в дом, но с одним условием.
Агарь вся напряглась, взяла со стола чашу, сделала несколько глотков, напряженно, взволнованно. Неужели догадалась?
― Госпожа хочет, чтобы я стала ее служанкой?
― На первое время ― да, но не только. Ты должна родить мне, вместо меня, сына, теперь понимаешь? И это будет уже не твой, а наш ребенок ― Аврама и мой.
Из глаз Агарь брызнули слезы: ― А если у меня не получится, госпожа меня прогонит? Убьет?
― Ну зачем же так? ― успокоила ее Сара.
― Госпожа, может, знает, что имя мое означает бегство?
― Не забивай голову глупостями, останешься у меня служанкой, а вот родишь сына, буду заботиться о тебе всю жизнь. Сделаю со временем госпожой.
Агарь чуть чашу из рук не выронила. В этот момент ее нисколько не беспокоило, что брали к Авраму временной наложницей.
― Когда приступать? ― К чему? ― К работе, госпожа. ― Хоть сейчас. Скарб у тебя большой? ― Узелок наберется. ― Возьми самое необходимое, одежда, масла ― всё, что надо, у тебя будет. Приходи завтра. Но если раздумаешь, не бойся, не накажу.
Агарь встала, поблагодарила за питье, довольно церемонно, царица! ― подумала Сара. ― Тогда до завтра.
И сразу шатер опустел. ― Вот, что значит молодость!.. Отныне она будет с нами всегда. ― В том, как прозвучали эти слова в устах Сары, был и приказ, и приговор себе. Но смиренно приняла, что иначе не исполнить обетования Господом потомства. Да поддержит ее Агарь в стремлении усилиться!
Теперь оставалось подготовить Аврама, это не сразу, пусть сам ее заприметит, вот тогда и впустит: к Авраму входить, что бы ни случилось, будет только она. Для Сары это непреложно.
С утра пораньше Сара увидела Агарь во дворе. ― Подожди здесь, Мирьям тебе покажет, где спать, мыться, первое время будешь есть со слугами и рабами, потом возьмем к себе. Работать пока не будешь, отдыхай. Я найду, чем тебе заняться.
Агарь не знала еще, что сначала Сара направила ее к своим лекарям, что они скажут, вот тогда и решит окончательно.
― Аврам, ты еще здесь? ― Обычно в это время дня он в поле. А тут в задумчивости стоял один у шатра, что-то его отвлекло, погружен в себя, взгляд взволнованный. «Неужто знает? Но от кого?» ― Что с тобой? Какое-то известие?
Аврам откликнулся не сразу, близилось Богоявление. В таком состоянии никому и ничего не объяснишь, долго стоял и смотрел, вперив взор вдаль, а потом повернулся к ней, проговорил тихо и медленно: «Вчера при захождении солнца на меня напал крепкий сон, меня объял великий ужас и страх. Мне явился Господь, уже не в первый раз! Ты понимаешь, Сара?»
Не на шутку испугалась: ― Аврам, ты болен, у тебя жар!
― Да? ― Провел рукой по лбу, вытер пот. И тут же: ― Мне такое открыл Господь! Знай, потомки твои будут пришельцами, они будут жить не на своей земле, их поработят и угнетать будут четыреста лет… Не договорив, Аврам опустился на землю ― там, где стоял, не на камень или дерево поваленное, они обычно разрубят его на части и поставят вокруг, чтобы всегда можно было передохнуть. А присев, почувствовал, что тянет лечь.
― Нас тогда, дорогой муж мой, не будет в живых, ― ласково сказала Сара, беря его за руку и стараясь поднять.
― Но будут живы наши дети, внуки, правнуки. И мы должны уже сейчас их к этому готовить!
― К чему, Аврам? Пойдем. Выспись! Потом расскажешь!
― К тому, что их поработят. Правнуки должны знать, что им придется пройти через рабство, но их спасет Господь, запомни это! ― Аврам внезапно вскочил и поднял вверх руку, указывая на небо. ― Суд произведет над народом, который их поработит, выведет мое потомство спасенным и обогащенным. Ты понимаешь, какая нам оказана честь?
― Да, конечно, но я хочу сейчас уложить тебя в постель…
― После видения я за целую ночь глаз не сомкнул, ― едва проговорил Аврам, почти падая на Сару, обессилев.
― Хочешь травяного напитка с медом? ― вспомнила вдруг, как Агарь рассказывала про мать, та пила его перед сном, значит, успокаивает.
― Ты видела, что я заколол трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего барана, горлицу и молодого голубя? Мне явился Господь и сказал, чтобы их взял, рассек пополам и положил одну часть против другой, только птиц не рассек. С каким трудом я отгонял от их трупов хищных крылатых! Налетели сразу. ― Аврам сел на землю и уронил голову на колени, до конца не поняв еще, сколь значимо было это его действо, пророческое предуказание тем, кто по сей день находится во власти идолопоклонства. Сара, обняв его, не перебивала. ― Когда зашло солнце, и наступила тьма, дым валил, как из печи, между рассеченными животными взметнулось и прошло пламя огня. Знаешь, что это было? Господь заключил со мной свой Завет: Отныне, ― сказал Он, ― даю твоему потомству землю сию ― смотри Аврам ― от реки Египетской и до великой реки Ефрата. Смотри и запоминай: Кененеев, Кенезеев, Кедмонеев, Хеттеев, Ферезеев, Рефаимов…
― Пойдем, Аврам, поднимайся! Я верю тебе!
― Нет, подожди! Не перебивай: … Амореев, Хананеев, Гергесеев, Иевусеев. Да! И знаешь, у этого народа есть уже имя. Нас называют га-иври…
― Не только, ― живо перебила Сара, ее не меньше, чем мужа, волновало отношение к их народу: как нарекут, так и будут относиться.
― …потому что, ― Аврам будто ее не слышал, ― прибыли с той стороны Ефрата! Ев-ре-и!
― Не только, ― повторила Сара. ― Мы ― кочевники, хабиру, пришельцы, ― умолкла: вослед, бывало, летело и пришлые.
― А теперь ― спать! ― перебил Аврам. Совсем не об этом собиралась Сара поведать мужу.
― Умоляю тебя, выслушай, ― шептала Сара, устраивая мужу ночлег, только это может сейчас его спасти, поняла она: «Чтобы всё это стало так, как предрек Господь, ― проговорила, я нашла молодую женщину… Она египтянка. Здорова, крепка телом, такого же родит крепыша… Бесплодье ― несчастье и бесчестье для жены… ― Но усталый Аврам перебил ее: ― Ты невнимательна к Господу, Сара! Как Он заповедал, так и будет. ― Я и желаю исполнить волю Господа! Чтобы у нас с тобой было потомство… ― Аврам ее уже не слышал: повернувшись на другой бок, он погрузился в сон.
Сколько прошло времени с того дня, Сара не помнит. Не считала. Аврам медленно приходил в себя после явления Господа. Так было всегда. Подолгу оставался в шатре, покидая его уже после захода солнца, как будто ждал новой встречи с Ним. Но когда ждешь встречи ― она не случается. Надо мужа отвлечь и, заодно, увлечь, сказала себе Сара. Успела подружиться с Агарь: оказалась смышленой, быстро всё схватывает, второй раз повторять не надо. Сара отучила ее от румян, высмеяла, как сурмит брови, а уж над ее вымазанными хной волосами нахохоталась вдосталь. «Перед кем красуешься? Передо мной? А других наложниц у господина нет!» Долго показывала, как носить на голове кувшин с водой, та не умела. «Вот уж удивила, ― всплескивала руками Сара, ― чему же тебя обучали во дворце фараона? ― Я была еще маленькая, ― сказала Агарь, потупившись. ― У нас девочки сызмальства умеют носить воду. ― ей Сара. ― Смотри, это очень красиво, спину держишь ровно, голова чуть приподнята, живот всегда подтянут, смотришь прямо перед собой, и шея никогда болеть не будет… Учиться надо уметь всю жизнь, пригодится!» Не раз брала с собой на базар, когда привозили заморские товары ― орехи, травы для ее снадобий и бальзама, различные масла, хоть оливковое было у Сары отменное. Но это масло не портится, а год на год не приходится, надо уметь быть бережливой, и в больших бочках хранила про запас. Обратила внимание, как загорались глазки у Агарь, когда проходили мимо драгоценных металлов, разноцветных камней, а уж постоять возле тканей и одежд, было просто необходимо. Сара ценила льняные, но купила ей приглянувшееся покрывало ― розово-золотистое, с выбитым на нем рисунком, себе бы ни за что такое не приобрела, избегала ярких красок, а Агарь ― наоборот, предпочитала именно такие, шли ее темноватой коже. Пусть покрасуется, в молодости надо выглядеть красивой, где уж ей, старухе. Было немного жаль, что Агарь не замечает вкуса Сары, ее умения быть незаметно-скромной, именно этим привлекала. Уверенность в себе и желание выглядеть красивее всех сменялись у Агарь растерянностью и страхом: а вдруг всё рухнет? Хотелось верить госпоже, а еще больше ― оказаться на ее месте. А почему нет? Чем она хуже, происхождение не такое, как у Сары, но и не из низов. Однако госпожа, как любезна и внимательна ни была, не очень-то ее приближала.
Пора знакомить Аврама с Агарь. Позовет вечерять и за ужином посвятит в задуманное. На камнях дымился суп, приготовленный из молодого барашка, стопкой лежали круглые хлебные лепешки ― из пресного теста, которые любил Аврам, заворачивая в них овечий сыр с зеленью. Перед собой он увидел молодую красавицу, от страха ― застыл в ее глазах ― она походила на лесного зверька, вот-вот юркнет. Сара налила и молча протянула Авраму свое снадобье: «Выпей. День нынче был жаркий». Взволнованная Агарь продолжала быстро есть, чтобы, наверное, не смотреть на Аврама и не сидеть, потупив взор. «Положи и мне то же самое!» ― сказал Аврам Саре и кивнул на тарелку Агарь. Как хорошо, когда люди так легко понимают друг друга, вот если б и дальше так пошло… «Поела? ― спросила она Агарь, что означало: достаточно. ― Тогда иди к себе. Скоро исполнится то, о чем ты знаешь».
Оно и случилось. Аврам быстро съел свой нехитрый ужин, вытер рот, обмакнув руку в воду, которая стояла тут неподалеку в небольшой миске, жена любила египетскую утварь и керамики тут было предостаточно. Поднялся. «Я покажу тебе, где отвела место для Агарь», ― сказала Сара. Если бы можно было, она вместе с Аврамом вошла бы сейчас к Агарь, вместе с ним ее раздела, в какие красивые ткани ее обрядила! А какими благовониями умастила!.. Аврам стал вдруг далеким, глухим, отстраненным, лишь руку протянула в направлении Агарь: «Там!» А где, куда… ― найдет сам. Почему только тяжело на душе? Вроде получилось, как задумала.
Так продолжалось каждый вечер, естественно и просто Аврам поднимался после ужина и уходил следом за Агарь, пока не дождались задержки. Ну, теперь всё, ― сказала себе Сара. Будет жить отдельно, растить в себе ребенка, Аврама я к ней больше не пущу. Аврам не сопротивлялся, он никогда не спорил с женой, зная ее острый ум и дальновидную зоркость.
Подойдя однажды к очагу, где всегда сидели вместе Аврам с Сарой и Агарь с Мирьям, не обратила внимания на то, что Агарь не поднялась при виде ее, как полагалось, а продолжала сидеть, гордо держа в руках тарелку с едой и глядя прямо в глаза Аврама, о чем-то с ним живо беседовала и не прервала разговор при приближении Сары, лишь легким кивком головы поприветствовала ее, не отрывая при этом взора от Аврама. Сара насторожилась: наложница ведет себя как госпожа? И всем слугам разрешила относиться к ней с презрением как к рабыне: пусть испытает на себе. Ее достоинство госпожи было уязвлено, какое там ― оскорблено! Столько добра сделала, такие почести оказала, а взамен?
― Это ты виноват, что Агарь меня обидела! ― бросила однажды Авраму.
― Сара, я не узнаю тебя! Она простая девчонка, молодая, мало воспитанная, ни к чему не приученная. Ты чересчур к ней строга! ― Но Сара и слушать Аврама не желала.
― Я нашла ее для тебя, холила, лелеяла, отдала служанку мою в недро твое, а она? Зачав, стала презирать меня?
― Я тебя ни о чем не просил, Сара. Агарь ты сама привела. Я верю Господу, Он предрек мне великое потомство, и я знаю, что у меня будет мое ― наше с тобой потомство! ― Аврам говорил мягко, проникновенно, протянул руку, чтобы обнять Сару, но она, уклонившись, только с укоризной посмотрела на него:
― Тебе доподлинно известно, мой женский век закончился.
― У Господа всё возможно, ты только верь.
Как-то, когда они по обыкновению собрались вокруг очага, чтоб отужинать, Сара подошла вплотную к Агарь, оглянулась ― никто не слышит? и сказала, глядя ей прямо в лицо: «Чтоб духа твоего здесь не было!» ― имея в виду, чтоб не приближалась больше к их очагу. Агарь растерялась, и тут же крупные слезы выступили на глазах и полились по щекам, ринулась прочь из дому. Долго брела, пока не наткнулась на источник, припала к нему, напилась воды и, глядя на высокое небо, с которым была сейчас наедине, запричитала:
«Вот Аврам узнает, что меня дома нет, и нет в моем жилище, что меня прогнали беременную, с его ребеночком во чреве, найдет меня, вернет к себе, а старуху свою противную прогонит! Будет знать, как меня не любить! Да какое право она имеет меня, зачавшую от Аврама, держать в служанках и обращаться, как с рабыней?»
Наплакалась вволю, напилась воды и уснула. Проспала крепко ночь, странный звук разбудил ее вместе с солнцем. «Аврам! Это ты? ― вскочила, наспех привела себя в порядок, пригладила волосы, Аврам не любил неопрятных женщин. ― Пришел забрать меня? О, мой спаситель! О, мой утешитель!» Огляделась. Вокруг никого. «Опомнись, Агарь, и встань! Аврам не придет за тобой». Агарь опешила: перед нею… Маль’ах Яхве? Ангел Господень! Лишь тень ярким рисунком лежала на земле. Откуда ты идешь и куда путь держишь? Что за странный ей задан вопрос, ведь так Господь искал Адама, но она ― не Адам и тут опешила, неужто ей предстоит всё начинать сначала: «Ты ― кто? Человеческое существо?» «Агарь, служанка Сары, ― обратился к ней Ангел Господень, откуда ему ведомо, чья она, у кого служит? ― О… ― и не знает, как ей к Нему обратиться, ― Ангел мой дорогой! Ты пришел спасти меня! Я думала это Аврам… ― Маль’ах Яхве не отвечал. ― Благодарю тебя, ― продолжала Агарь, чувствуя, как снова в ней поднимается обида на Сару, ― ведь я ношу во чреве… ― Агарь упала наземь, ей захотелось обнять тень, поведать о несчастьях, какие с ней приключились, но тень из рук ее ускользнула. ― Я бегу от Сары и ее гнева, ― проговорила Агарь, обливаясь слезами, ― Сара ― госпожа моя, и страшно бывает ей в лицо посмотреть, когда чем недовольна. Что мне делать? Как рожу ребеночка при таком ужасе?» И услышала:
― Агарь, ты возгордилась! Возвратись к Саре, ― голос строгий, ― и покорись ей. Не обижай женщину, которая готова тебя осчастливить!
― Но она, как рожу, заберет ребеночка и прогонит меня!
― Маловерно сердце твое, Агарь! Ты опечалила Аврама! И помни: родишь сына, нареки его Измаилом… ― И далее загадочное: ― Жить он будет пред лицем всех братьев своих!
Колодец, возле которого Агарь встретила Маль’ах Яхве, зовется Беэр-лахай-рои, «Колодец для Живого, Видящего меня». Это она узнала много позже.
…Успокоившись, пригладив водой волосы и смочив ноги, будет легче идти, Агарь двинулась в обратный путь. Был поздний вечер, когда добралась до Сары и Аврама, хотела, было, проскользнуть незаметно и сразу лечь спать, чтоб никто ее не увидел, опасаясь по-прежнему гнева госпожи, но Сара сама ее окликнула, будто ничего не произошло:
― Иди, поужинай с нами, остался сыр, и напиток мой еще не остыл. Ты же любишь его принимать перед сном.
Притихшая Агарь только сейчас почувствовала, как проголодалась. И быстро всё съела.
Пришли в свой срок роды. С утра было заготовлено достаточное количество кипящей воды, весь день в очаге поддерживался огонь, чтоб не остывала вода, но Агарь родила на удивление быстро и легко, никто и опомниться не успел: хотела Сара подставить свои колена, а ребенок лежал уже на руках Мирьям и громко пищал.
Послали за Аврамом, подошел к Агарь, погладил по голове, поцеловал в лоб и посмотрел на сына. «Я первенца тебе родила», ― проговорила еле слышно Агарь.
«Мы назовем его Измаил», ― сказал он, привлек к себе Сару, обнял ее, и Агарь нисколько не удивило, что независимо от нее Аврам тоже получил откровение Божье и уже знал, как назовет сына ― Йишмаэль: «услышит Бог».
Сара рада: ее замысел! Исполнилась её воля! Отметила про себя, что озабочен лик Аврама: жаждет, чтобы Господь разъяснил суть истинного его предназначения. Ходи предо мною и будь непорочен… ― или Аврам ослышался? Вышел навстречу Богу, пал лицом вниз.
Я заключу между нами ― между Мной и тобой союз: ты будешь отцом множества народов… И дам тебе отныне имя Авраам… Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя… В знак моего завета да будет на восьмой день обрезан весь мужской пол, всякий младенец мужского пола, домочадец ли он, раб, купленный за серебро у какого-нибудь иноплеменника, и даже если не от авраамова семени. Обрезывайте крайнюю плоть вашу ― сие и есть знамение завета между Мною и вами. ― Так сказал ему Господь.
Потрясение Сары, когда узнала, что волею Господа отныне она не Сара, «борющаяся», а Сарра, «госпожа», «владычица».
Я благославлю ее и дам тебе от нее сына…
Авраам пал ниц. ― Мне скоро сто, Сарре девяносто, неужели сможет родить?
Встань Авраам, и послушай меня: Я знаю, что обещаю: от Сарры Я произведу потомство твое, родит тебе сына, и ты наречешь его Исааком… Не печалься об Измаиле. Я произведу от него великий народ, станет родоначальником…
И обрезал Авраам всех, кто был в тот момент вместе с ним, себя, домочадцев, слуг и рабов, случайно к нему зашедших или проживающих у него. И Измаила:
«Сынок, иди сюда! Ты будешь следом за мной обрезан. На тебе отныне великий ответ, ты благословлен Богом и помни об этом каждую минуту!»
Аврааму было тогда девяносто девять лет, а сыну его Измаилу тринадцать.
Авраам сидел при входе в шатер.
― Очень сильный зной, тебе лучше спрятаться в тень, ― мягко сказала Сарра, зная, как не любит муж, когда проявляют излишнюю заботу о нем.
― Что ты всё печешься обо мне, как о старом и немощном? Я многое должен успеть во исполнение воли Бога, и ты это знаешь, моя пророчица!
И тут Авраам, увидал перед собой трех путников, Един в Трех Ликах… Шли к нему, а за ними будто рос и поднимался дуб ― большой, мохнатый, на ощупь колючий и в то же время ласковый… Пошел им навстречу, еще не понимая, кто они, зачем идут к нему, и сразу легкая, как от крыльев огромной птицы, тень распласталась над ними, словно вводя Авраама в волшебный круг. Вот ― таинство, ― подумал Авраам, низко им поклонился и добавил, употребив всё свое красноречие:
«Будьте ко мне благосклонны! Снизойдите до меня! Сейчас Вам принесут воды и омоют Ваши усталые ноги. А я угощу Вас хлебом, чтобы подкрепились Ваши сердца, уставшие с дороги. И Вы сможете продолжить Свой путь дальше, но остановитесь, раз идете мимо раба Вашего!»
― Что ж, пусть будет по-твоему, ― отвечали ему три мужа, от которых исходила особая, таинственная сила. Стремглав кинулся в шатер, хорошо, что жена никуда не успела уйти, и громко крикнул: «Сарра, замеси поскорее три саты лучшей муки и испеки пресные лепешки. А я побегу к стаду, возьму самого нежного теленка…» Велел молодому пастуху тотчас его освежевать и приготовить как положено.
Поставил яства перед гостями. А сам отошел в сторону, молча наблюдая за трапезой. Странники ели с удовольствием, наслаждаясь не только едой, но и скромностью пригласившего их хозяина.
Где же твоя жена Сарра? ― вдруг спросили гости. ― Тут, в шатре. ― И отчего-то смутился. Помни, я опять буду здесь, у тебя, ровно через год, ― заговорил один из них, ― и у жены твоей к этому времени уже родится сын.
Сарра, услышав это, не сдержалась, невольно усмехнулась.
Отчего это рассмеялась Сарра, сказав: «Неужели я действительно могу родить, когда я состарилась?»
Смущенный этим, Авраам постарался пояснить, что они с женой уже в летах преклонных и добавил, потупившись: «У Сарры прекратилось то, что обыкновенно бывает у женщин», ― от этого ему вдруг стало грустно и одиноко, он почувствовал, что их время надежд и упований далеко позади.
Есть ли что трудное для Господа?
Сарра поспешила сказать: «Нет-нет, я не смеялась…»
Тот, однако, перебил ее и с укоризной добавил: рассмеялась!
Отобедав и побеседовав, гости встали и откланялись. Авраам пошел их проводить…
Всё в жизни Авраама знак и символ: Господь повелел, и, не колеблясь, так будет всегда, что бы ему Господь ни приказал, снимется с места, покинет отчий дом, с родными попрощается, оставит родину и ― в неизвестность, куда пошлет Господь… Его странствования ― в Сихем, где была священная роща Море, и где его посетило видение, в Вефиль ― Бет Эль, Дом Божий, там создал алтарь ― каменный жертвенник, возле которого приди и помолись ― всё ради Господа. Вера в Бога была выше любви к Сарре, как и позже ― выше любви к сыну, возносила, утверждала упованием, наполняла смыслом…
― Поздняя радость ― самая чистая, ясная, светлая. Так думала Сарра, ощутив в своем теле прилив новой силы ― чуда, которое до этого лишь представляла, не зная, что оно окажется непревзойденным блаженством. Летящая походка и аккуратный животик… Дни бежали с неимоверной быстротой, и ее распахнувшееся перед радостным мигом лоно оправдало все слезы, пролитые за годы тоски и лишений. В их отношениях с Авраамом началась новая эра, подобная той, что пережили в первые дни после свадьбы. Волновало и возбуждало любое прикосновение, каждый был для другого непознанным, совершенство объятий исключало всякое притворство. Они просто наслаждались друг другом, и ночь, единственная свидетельница их счастья, ― медлила с уходом.
Агарь не сразу разглядела в Сарре ожидание: «Госпожа моя, ты ― не больна ли?» ― с тревогой выпытывала ее Агарь, не скрывая, что боится самого худшего. «Мальчик?! Что ты такое говоришь, госпожа моя?» ― Агарь глянула на Сарру как на сумасшедшую. Столько лет мечтала о сыне, вот на старости лет и помешалась. Ну да, вымышленная беременность!..
Сарра совсем не боялась родов. Это даже хорошо, что уже не молода, думала про себя, какой у женщины может быть в юности опыт? Их приближение уловила с точностью до минуты, зная за собой особенность: если настроиться на ощущение времени, будет жить вместе с солнцем и его планетами, в их беге. Она заранее заготовила свечи, внесла в свою опочивальню, зажгла каждую ― одну за другой, с волшебными ароматами, и закрыла ставни. Вокруг разбросала цветы, украсив ими пол, приготовленные для ребенка простыни, убрала все темные углы, чтоб никаких нигде страхов: только она и Господь, Он и преподнес ей чудо из чудес. С ней осталась одна Мирьям, войти рвалась Агарь, памятуя, как от нее вот так когда-то не отходила госпожа, но Сарра ее не впустила. «Почему? ― не скрывала удивления Мирьям. ― Ты ей тогда помогла, теперь ее черед воздать тебе должное…» «Не хочу, ― выдавила из себя Сарра. ― А вдруг сглазит?» Напрасно ты думаешь такое, хотела, было, возразить, но не произнесла служанка, ведь Агарь искренне тебя любит и почитает, и потом ― это такое великое событие: рождение сына! Но кто в такие мгновения спорит с роженицей?
― Мы справимся с тобой вдвоем. Ведь с нами Господь!
Ее ложесна отворились, как отворяются ставни, чтобы впустить в дом свет. Сарра не чувствовала боли, ее дыхание прерывалось одновременно со схватками, она напряженно сосредоточилась на маленьком, головка которого вот-вот покажется, еще немного, не успел выйти в новый мир из теплого потаенного укрытия, как открыл рот, вдохнул свежего, неведомого ему до того воздуха, и громко закричал, будто приветствуя всех.
― Какой очаровательный голосок, ― сказала Сарра подошедшему к ним Аврааму. ― У него всё будет такое же замечательное, ― ответил, взяв Исаака на руки. «Он воссмеется и возрадуется… Ну, здравствуй, долгожданный мой сын! Шалом! А как мы с твоей матерью посмеивались над собой…»
…Исаак был на редкость спокойным и послушным, светясь нечаянной радостью родителей, которую им же и подарил. Старший брат любил с ним играть, Измаилу разрешалось в присутствии взрослых брать его на руки, и когда Исаак начал ходить, повел его на водопой ― пусть посмотрит на животных и воду, окруженную красивыми берегами. Черноглазые и курчавые, мальчики хорошо друг с другом ладили, и глядя на них, трудно было поверить, что они сводные, так были похожи.
Однажды Агарь, подозвав к себе Измаила, сказала ему: «Не забывай, что первенец ― ты, и не ходи за Исааком, как раб за господином!» Слова матери больно задели, но и не ушли без следа, начал потихоньку внушать младшему брату, кто в будущем полноправный хозяин. Кроткий и внимательный, Исаак был привязан к Измаилу и даже гордился дружбой с ним, старшим, не сразу уловив причину внезапной к нему перемены. Однажды обиделся Исаак, когда позвал его поиграть с ним в палки, а тот резко его оттолкнул. Громко заплакал Исаак, задетый за живое, и закричал: «Зачем ты гонишь меня, Измаил?»
― Я старше тебя и не ты меня, а я должен принимать тебя в свои игры. К тому же я первенец, а ты ― последыш, и знай свое место, ― вдруг дерзко осадил брата.
Всё разъяснила мать, когда подойдя к ней, Исаак недоуменно спросил: «А кто такой первенец?»
― Это ― ты, мой дорогой, ― сказала ему Сарра, учуяв недоброе: ― Почему ты об этом спрашиваешь?
― Измаил презирает меня и насмехается надо мной, утверждая свое первородство… Что я ему сделал?
Как, над ее сыночком, ее ласковым и добрым Исааком издевается сын рабыни? Служанки? Наложницы?
― Выгони наглую египтянку! ― кричала мужу, не стесняясь людей, которые были неподалеку. Авраам не видел никогда жену такой разгневанной, но вскоре все прояснилось.
― Прогони ее вместе с Измаилом!
Слова Сарры больно задели Авраама. К тому же злобность делала ее уродливой.
― Владычица моя, ― с трудом проговорил. ― Нельзя в гневе принимать важное решение!..
Разговор с Саррой его потряс, но тут голос Господа ― он так надеялся Его услышать и не обманулся, спокойно проговорил:
Не огорчайся ради отрока и рабыни твоей. И слушайся голоса Сарры: что она скажет, пусть так и будет, ибо в Исааке наречется твое семя. А за сына рабыни не беспокойся. Я произведу от него великий народ, потому что Измаил ― семя твое.
Почти всю ночь просидел Авраам возле дерева, лишь когда всё погрузилось во тьму, пошел к себе и ненадолго лег, но уснуть так и не смог, а рано утром встал, взял несколько лепешек хлеба, мех воды, сложил в ковровую переметную суму, позвал Агарь, которая с удивлением смотрела на дорожный мешок: им предстоит дальний путь? Молча Авраам повесил ей его через плечо, взял руку Измаила, вложив в руку матери, поцеловал его на прощание, обняв Агарь, ― та сразу почувствовала недоброе, и вывел на дорогу. Авраам боялся ослушаться Бога и не выполнить Его откровения.
Беспомощная Агарь двинулась с юношей, обрадованным предстоящим походом, куда глаза глядят. Радостно скакал перед ней вприпрыжку, не подозревая, что их ждет. Ладно, в прошлый раз, когда сбежала, она определенно совершила глупость, но теперь ее вытолкали вон, вместе с отроком, взашей и даже не потрудились объяснить, почему. Всё козни старухи, ууу, злюка! ― причитала Агарь, стараясь не думать, что вина не Сарры перед ней, а ее перед Саррой, но в чем? Разве Измаил ― не первенец Авраама? Разве она не права? Отчего отец предпочел ему Исаака? Фактически отказался от него? Какая несправедливость! Она совсем другой доли желает своему мальчику. Он заслужил иную жизнь! А их ждет неминуемая гибель ― от голода и жажды… Съеден хлеб, воды оставалось чуть-чуть, только для Измаила, Агарь устала бороться с мыслями, которые лезли, как мыши, из всех норок, не надо было так резко с Саррой, ведь она много для нее сделала добра… Когда село солнце и земля немного остыла, Агарь прилегла, уставившись в высокое дымчатое небо ― такое же далекое и чужое, как пустыня, оглянулась вокруг, ах, будь это море, на волнах которого можно сколько душе угодно нежиться и отдыхать, пусть и соленая у него вода, но ведь она хотя бы утолит жажду. А здесь ― ни кустика, ни травиночки, одни кочки и гул пустыни…
― Мам, мы куда идем? ― растерялась от вопроса Измаила.
― Пока не знаю. Мне хочется вернуться в Египет, ты же знаешь, что я родом оттуда, дочь фараона… ― чтобы отвлечь, пустилась в воспоминания, но Измаил, по-видимому, не в первый раз слыша эту историю, был не очень внимателен.
― А где мы находимся, знаешь?
― Тоже нет, ― ответила уклончиво.
― Но разве это не Беер-Шеба?
― Что-что?
― Пустыня Вирсавии.
Умный растет отрок, скоро ему… будет двадцать. Знает даже, как называется город, вот и не страшно, они не могут заблудиться… Сердце сжалось… Замечательно его воспитали в доме Авраама, ни с того, ни с сего кольнула мысль. Избалован, конечно, сынок ее, не подготовлен к испытаниям, особенно жаждой. Всё-таки его не как сына рабыни растили. Как это бесчеловечно, растить как благородного юношу, а потом прогнать в пустыню! Обрекли на гибель ― где искать спасение? Сын будет медленно умирать у нее на глазах? Представила, как истощенный от голода и жажды будет страдать Измаил, и стало дурно. Еще вчера, когда ее избивали молодые парни, напав украдкой, больно молотили по чему попало, казалось, ничего страшнее этого уже быть не может… Не окажись рядом Мирьям… С криком всех разогнала, увидав в ее руках палку, парни вмиг разбежались. Мирьям била со всего размаху. ― И не надо про госпожу, узнает ― отправит коз пасти на дальние пастбища, чтоб не прохлаждались на ветерке, ― бросила убегающим, вдогонку.
― Пойдем, ― сказала рыдавшей Агарь, поднимая ее с земли, ― я сейчас тебя умою, напиток твой любимый заварю. ― Мирьям осторожно смыла кровь с шеи и лица Агарь, та размазала по всему лицу слезы, переменила ей одежду, дав свою… ― Ничего, ничего, дырки быстро зарастут, успокаивала, промывая уши, у тебя такие маленькие мочки, ― заметила с улыбкой, ― вот немного и прибавятся: ухо без мочек ― как тело без сердца! Каждому положена своя судьба, ― резко сменила тон и заговорила серьезно. ― Ты стала матерью ребенка от Авраама, родился у них с госпожой Исаак. У него ― свое предназначение, а у Измаила ― свое.
― Ну да, ― перебила Агарь, вскинув голову. ― Исаак не должен быть сыном Авраама!..
― А чьим же ему быть?
― Авимелеха! Царя Герарского! Так многие считают ― да будет вам известно.
― Не повторяй сплетни, ― оборвала ее резко Мирьям. ― Надо уметь довериться судьбе и не требовать своего.
Годы спустя, когда дошел до нее истинный смысл этих мудрых слов, вместе с благодарностью к ней возникло недовольство собой: зачем злила Сарру?
На рассвете, когда всё поднимавшийся ввысь жар пустыни обступал их, Агарь заметила, что угасает сын, не выдержала, отошла и уселась поодаль, только бы не видеть его мучений! И тут ее охватило страшное, нечеловеческое отчаяние. Она присела, как садятся волки, на ноги, вытянулась вперед, к небу, и подняв высоко голову, завыла ― это был тоскливый и безнадежный вопль: «Господи, ― запричитала, ― меня возьми, но сохрани мне мальчика! Ради всего святого!» Застывший в неподвижности воздух, который, кажется, можно резать ― такой густой, странно всё! Наверное, я умерла… Мы оба умерли и попали в царство мертвых, так вот, как оно выглядит…
Что с тобою Агарь? ― Где она слышала этот голос? Как могла забыть!? ― Маль’ах Яхве! ― Пала на колени. Не бойся! Бог услышал голос отрока ― твоего сына, встань, подними его, возьми за руку: ибо Я произведу от него великий народ!
Перед ней возник, будто был тут всегда, колодец, как волшебна его вода, быстро встала, оглянулась: не обман пустыни? Но нет, колодец настоящий, подобный вырыт у них во дворе, и Сарра строго следила за тем, чтоб не забывали его закрывать, иначе вода начнет испаряться и перестанет сохранять прохладу, а еще хуже ― начнет тухнуть. Схватила за руку сына, тащить к колодцу, но был слаб, наполнила мех водой, немного ― сначала ― в рот, потом струйку по волосам, им, бедным, тоже досталось, стояли торчком, отрок открыл глаза, схватил мех и, опрокинув себе в рот, жадно стал пить. «Подожди, тебе станет дурно!» ― но мальчик не слушал. «Гевер! Мужчина!» ― подумала с гордостью. Откуда ни возьмись, полились слезы, она закрыла лицо руками, чтоб Измаил не видел ее плачущей ― ведь теперь он ― взрослый, ее господин, и тут ее руки нащупали в ушах… что-то в них было вставлено: «Не трогай их, ― сказал ей голос Ангела, ― это тебе в утешение Господь посылает украшения, которые будут отныне носить женщины и в память о тебе прокалывать уши…»
Неожиданно она поняла, хоть и раньше это чувствовала, что так оно и есть на самом деле, Господь никогда не оставит Измаила, что бы ни случилось…
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer8_9/tverdislova/
