(продолжение. Начало в №1/2019 и сл.)
Джулия, Ливингстон и начало сотрудничества
По возвращении домой я был приглашен в посольство для отчета. Состоялась еще одна встреча с Джулией, которая поначалу показалась мне слишком официальной. Желая расцветить обстановку, я достал из портфеля одну из фотографий, на которой мы с турецким профессором и двумя латиноамериканскими девушками сидим в непринужденной обстановке в ресторане.
Джулия была несколько удивлена. Но когда я объяснил, что сидевшая рядом со мной девушка была участником нашей Программы (если мне не изменяет память, представителем Колумбии с палестинскими корнями, а ныне замминистра обороны), ласково называвшая меня своим палестинским братом, все присутствующие успокоились. Думаю, что тогда мне в очередной раз удалось растопить лед.
Затем мы провели совместное мероприятие с профессором Стивеном Ливингстоном, директором Mass-media school Jorge Washington University[1]. А затем еще одна деловая встреча, на которой я рассказал о проведенных мероприятиях.
Когда речь зашла о Круглом столе на тему: «Пресса в Израиле: информация или пропаганда?», в котором приняли участие ивритоязычные журналисты Ронэль Фишер и Даниэль Кипер и два руководителя предвыборных штабов Саша Кляйн и Алекс Клевицкий, пришлось объяснить, что журналисты живут совсем небогато и что во время предвыборных кампаний порой сотрудничают с самыми различными партиями. И приходится каждому конкретному журналисту решать этические проблемы: то ли уволиться с работы в газете на этот период, то ли остаться и писать статьи, подписывая их своим именем или не подписывая вовсе. Впрочем, надо полагать, и в других странах происходит нечто подобное.
— У нас в Америке такого быть не может, — гордо заявила Джулия.
— А за очень большие деньги? — не задумываясь, пошутил я.
Наступила мертвая тишина, как в первый вечер в Вашингтоне, когда речь зашла о неприехавшем представите Газы. Принимавшая участие во встрече Эллен Шнитцер и еще одна сотрудница побледнели. К счастью молчание длилось недолго. Джулия улыбнулась и спустила на тормозах. Все остались в живых и вздохнули с облегчением.
А я, испытывая определенную неловкость, возвращаясь время от времени к теме и пытаясь хоть как-то оправдать свое поведение, вспоминаю корпоративный скандал в фильме «Свой человек», а также проблемы, с которыми сталкиваются герои этой подлинной истории доктор Джеффри С. Уайганд (Dr. Jeffrey S. Wigand — актер Рассел Кроу) и продюсер телепрограммы «60 минут» (CBS) — Лоуэлл Бергманн (Lowell Bergmann — актер Аль Пачино), пытающиеся опубликовать правдивую информацию в печатных и электронных СМИ.
И подумал при этом, что не так уж я и наговариваю своими неуместными шутками на прессу, с одной стороны защищенную Первой поправкой к Американской конституции, запрещающей Конгрессу принимать закон, посягающий на свободу слова или свободу печати, а с другой стороны находящуюся под мощным давлением капитала и его представителей.
Противостоять огромным корпорациям и их влиянию на СМИ совсем непросто и в свободной Америке, к чести которой стоит отметить, что смелые представители культуры и кино в частности нередко рассказывают об этом явлении. Так что есть чем гордиться.
Но самой интересной была, пожалуй, последняя встреча. Точнее, прощальный вечер, который состоялся в резиденции у консула по связям с общественностью в Кфар Шмарьягу. Сначала приглашенные мирно беседовали, попивая коктейли на лужайке. Затем выступил консул, рассказал, как положено, о том, какую работу проделала Джулия и пожелал ей удачи на новом месте. Затем ответное слово атташе. И, наконец, консул пригласил всех к столу. На самом деле их, столов, было восемь-девять.
И тут подошла ко мне Джулия и сказала: «Мистер Мунблит, я хотела бы, чтобы вы сидели рядом со мной за столом». Я даже немного растерялся, что со мной бывает не так уж часто. Это была большая удача — встретить, сотрудничать и общаться с таким профессионалом, с женщиной, поначалу казавшейся мне совершенно непроницаемой, а на самом деле мудрой и теплой чисто по-человечески.
Однако вернемся к профессору Ливингстону, с которым в 2001 году мы провели два мероприятия, где речь шла о роли прессы в свободном обществе. Первая конференция на тему «СМИ и политика. Этические аспекты в эпоху интернета» прошла в мае месяце в Тель-Авиве.
Гость начал выступление с краткого экскурса в историю американской прессы. Еще 200 лет назад Томас Джеферсон, один из творцов американской демократии сформулировал ее базовый принцип: «Если бы мне пришлось выбирать между правительством без газет или газетами без правительства, я, не сомневаясь ни секунды, предпочел бы последнее».
Сверху: Гарри Резниковский, Михаил Хейфец и Julie Gianilloni Connor Снизу: Аарон Мунблит и Steven Livingston
Именно это и привело к тому, что свободная пресса законодательно защищена Первой поправкой к Американской конституции. Именно этот принцип стал руководящим для американской журналистики и в конечном итоге привел к созданию общественной структуры, которая теперь именуется Четвертой властью. А также сторожевым псом демократии.
Многое из услышанного тогда, прочитанного в различных источниках и увиденного потом я использовал в одной из своих уже упомянутых лекций о роли прессы и культуры в формировании демократического мировоззрения.
В 1989 году Верховный Суд США отменил приговор по делу Джонсона, осужденного на один год заключения и штраф в 2000 долларов за сожжение в 1984 году американского флага в знак протеста против политики президента Рейгана. Суд отверг мнение обвинителей о том, что оскорбление флага, который является символом национального единства, может вызвать гнев у окружающих и беспорядки. Суд пришел к заключению, что «если Первая поправка и опирается на какой-либо фундаментальный принцип, то это принцип гласит, что власти не могут запретить выражать данные взгляды лишь потому, что общество считает эти взгляды оскорбительными и неприятными».
Поиск концепции защиты свободы самовыражения продолжается в США постоянно. Насколько напряжен и как важен каждый следующий шаг Верховного Суда США на пути расширения этой свободы хорошо видно в нашумевшем американском фильме «Народ против Ларри Флинта», снятом знаменитым режиссером Милошем Форманом по реальным событиям.
Во время интервью журналистам главный герой фильма говорит: «Если Первая Поправка защитит такой мешок с дерьмом как я, то она защитит всех вас, потому что я — наихудший случай!..» Ларри Флинт совсем не голубой герой. Борьба за свободу слова и свободу печати идет на фоне порнографии, наркотиков и разврата. В этом квинтэссенция всей истории. Этим и интересен фильм, не говоря уже о его художественной ценности. Не могу отказать себе в удовольствии привести диалог в тюрьме, объясняющий главную идею фильма.
— Господин Флинт? Ларри Флинт это Вы?
— А ты кто?
— Алан Айзекман. О залоге я позаботился, но нам нужно поговорить о Вашем деле.
— Кто Вас нанял?
— Меня наняла Ваша жена.
— Ты её трахаешь?
— Что-о?
— Шутка. Позвони мне, когда юридический закончишь.
— Я закончил Гарвард. Три года работаю общественным адвокатом. Я знаю, Вы можете позволить себе любого адвоката, но я хочу сказать. Вы зашли далеко, даже для людей, занимающихся подобным бизнесом. Меня интересует Ваше дело. Я знаю эту проблему лучше всего.
— Вы что, специалист по порно?
— Нет. Мне Ваш бизнес не очень нравится. Я специалист по правам человека.
Постоянные перемены в общественных взглядах; столкновение мнений по поводу форм и степени участия государства в разрешении религиозных и нравственных проблем; вечные противоречия между желающей все знать прессой и неприкосновенностью личной жизни человека или государственной тайной вот уже много десятков лет не позволяют утихнуть жарким дебатам в Верховном Суде о смысле и пределах действия Первой поправки к Конституции США.
Одним из наиболее острых вопросов дискуссии на встрече с профессором Ливингстоном стал вопрос о том, что важнее для журналиста: быть ли прежде всего патриотом, а потом журналистом, или наоборот.
Профессор, демонстрируя слайд со сделанным с высоты птичьего полета снимком ядерного реактора в Димоне, заговорил о том, легитимно ли стремление журналиста к добыванию информации, опубликование которой может нанести удар по безопасности его страны. Имеет ли право журналист искать сенсации ценой национальных интересов?
Ведь главное правило журналистики — дать читателю максимально полную, объективную информацию о происходящем. А если страна не заинтересована в разглашении каких-либо секретов, то она должна уметь их охранять.
Немало внимания уделялось и тому, что израильская пресса позволяет себе интервьюировать лидеров различных террористических организаций. Факт, вызывавший глубокую неприязнь значительной части присутствовавших русскоязычных журналистов, однако оправдываемый профессором.
В первой половине дня в соответствии с протоколом наш Конгресс устроил ланч. Мы с Соломоном Мулером принимали гостя и атташе. А на прием вечером после мероприятия Джулия пригласила, кроме меня, также Лазаря Дановича и Владимира Бейдера, представлявших тогда газеты «Время» и «Вести».
Там мы обменялись положительными впечатлениями и договорились о необходимости продолжить дискуссию, которая состоялась через полгода и, что гораздо важнее, через два месяца после 11 сентября. С американской стороны в ней приняли участие профессор и его высокопоставленные коллеги.
В процессе подготовки к видеоконференции «Терроризм, политика и пресса» профессор Ливингстон прислал мне интересные материалы и написал среди прочего:
«Когда я разговаривал с членами Конгресса русскоязычных журналистов Израиля в мае месяце, я описывал благородные идеалы практикуемой в США журналистики, включая объективность, сбалансированность и честность. Новости должны быть подобраны и представлены так, чтобы информировать граждан. То, чего хочет президент, Госдепартамент или владельцы СМИ, не должно препятствовать передаче объективных фактов. Как мало я знал в то время о том, как много будем мы обсуждать эти идеалы в США в ближайшие месяцы и какие испытания событиями они пройдут здесь».
После рек крови невинных людей, пролитых террористами 11 сентября, какова роль объективности и справедливости в описании этих событий. Обязана ли пресса быть «справедливой» в отношении Бин Ладена? И что это значит? Должна ли пресса предоставлять трибуну ему и ему подобным?
Наиболее интересным является высказывание президента «ABC News» David Westin о том, что:
-
квалифицированная журналистика не имеет моральной позиции в отношении событий, даже если речь идет об 11 сентября,
у него нет мнения о том, является ли Пентагон легитимным объектом для террористов.
Если он не прав, какова же моральная позиция журналиста в такого рода жутких событиях и где проходит водораздел?
Самое интересное, что David Westin под давлением хозяев вынужден был принести извинения американскому обществу, что еще больше запутало дискуссию о роли прессы.
Агентство Reuters также принесло извинения за формулировку «для кого-то террорист, а для кого-то борец за свободу» в своем внутреннем меморандуме, разработанном для защиты службы новостей, желающей выглядеть беспристрастной и избегающей слова террористы, которых зачастую стали называть боевиками.
Советник президента по национальной безопасности Кондолиза Райс попросила CNN и другие компании не прокручивать ролики с интервью Бин Ладена. На CNN было указано службам напоминать о террористической атаке на США при всяких показах разрушений в Афганистане, дабы не вызывать симпатий к талибам.
Смело можно сказать, что израильская журналистика постоянно держит подобного рода экзамены.
William Cavness
Оглядываясь назад, я понимаю, что это было золотое время во взаимоотношениях с американским посольством, что являлось во многом заслугой не только Джулии, но и Консула США по связям с общественностью Уильяма (Билла) Кавнеса.
В Кфар Шмарьягу в доме у Консула состоялся прием представителей СМИ и культуры. Кого только там не было. Кроме большой группы наших журналистов были актеры театра Гешер, композитор Сосо-Йосеф Барданашвили, продюсер Саша Кляйн и многие, многие другие. И все говорили по-русски.
Даже Консул Уильям Кавнес свою приветственную речь начал по-русски. И далее, но уже на родном языке, рассказал о связи с русскоязычной общиной Израиля, о ведущей роли Конгресса русскоязычных журналистов Израиля и его директора.
Отступать было некуда — пришлось выступить с ответным словом на понятном консулу языке. Я поблагодарил за тёплый приём и за всё, что было сделано для русскоязычных журналистов и других представителей общины.
С ответным словом у консула William Cavness
А затем рассказал о том, как все начиналось. Года за четыре до того группа русскоязычных журналистов была приглашена Госдепартаментом в США. Поездка оказалась не только приятной, но и необычайно полезной. Вернувшись домой, журналисты решили не расставаться, собрались у меня на квартире 8 марта 2000 года, отметили женский праздник и совпавший с ним еще один — Пурим и создали Конгресс русскоязычных журналистов Израиля.
Я рассказал также о семинарах, конференциях и видеоконференциях, проведенных за последние годы, подчеркнув при этом и роль американского посольства в некоторых мероприятиях.
Одной из наиболее интересных видеоконференций была встреча нескольких наших журналистов и представителей арабских организаций Израиля с журналистом Чикаго Трибюн Clarence Page, дважды получавшему престижную премию Пулитцера. На мою просьбу устроить ещё одну конференцию с Пэйджем специально для большой группы русскоязычных журналистов с переводом консул дал согласие с условием, что сначала что-нибудь for fun[2], без обязательной программы.
Был в этой истории и грустный элемент. Оказалось, что это была прощальная встреча. Сотрудники посольства приходят и уходят, а мы остаемся и пытаемся сохранить хорошие деловые отношения. Впрочем, всему в этом мире рано или поздно приходит конец. Период сотрудничества с консулом William Cavness и атташе по культуре Julie Gianilloni Connor был редкой удачей, выпавшей нам в первые годы активности организации.
Новое время
Обычно мы с Эллен согласовывали тему очередного мероприятия, выступающих, время, список участников и текст приглашения, а затем отправляли его по разным адресам. В один прекрасный день получаю от нее мэйл и приглашение на очередное мероприятие, в котором отсутствует название и логотип нашей организации.
Спрашиваю, в чем дело. Оказывается, это не случайно, теперь будет так. Но ведь до сих пор все мероприятия были совместными — joint venture, и приглашение исходило от имени посольства и Конгресса журналистов, как в примере, приведенном выше. Новый атташе по культуре Michael A. Richards решил все изменить.
Пытаюсь объяснить, что мы, общественная организация, отчитываемся в конце года перед государственными структурами и фондами, мы должны описать и подтвердить документально проделанную работу, а посему нам вовсе не безразлично, как выглядит приглашение.
Ничего не помогает. И тогда мне, то ли под влиянием Барона Мюнхгаузена, то ли под чьим-то иным «дурным» влиянием, приходит в голову шальная идея, которую я согласовываю с председателем Конгресса.
Я сообщаю Эллен, что спорить мы больше не будем. Если речь идет о приглашении на мероприятие посольства, то я и Виктория Мунблит на вопрос RSVP, примем ли мы участие, сообщаем, что нас не будет.
Передать реакцию Эллен не берусь.
— Как это так?! Вы ведь руководители организации!
— Ну, знаете ли, вы уж, пожалуйста, решите, проводите ли вы совместное мероприятие с нашей организацией или проводите его сами и высылаете нам персональные приглашения. В последнем случае, спасибо, но за себя и за Викторию по ее просьбе сообщаю, что нас не будет. С журналистами разговаривать на эту тему не буду, влиять ни на кого не намерен, каждый пусть решает за себя.
У Эллен, конечно же, не было статуса самой что-либо решать, так что бесконечные переговоры шли с паузами. В итоге был найден компромиссный вариант.
Майкл написал мне:
«Спасибо за ваше письмо от 7 августа 2002. Рад подтвердить, что видеоконференция с др. Джефом Тулисом Техасского университета и Конгрессом русскоязычных журналистов Израиля состоится 30 октября 2002. С нетерпением жду встречи с Вами.
Искренне Ваш,
Майкл Ричардс
Атташе по культуре»
Упомянутое Майклом письмо я отправил после разговора с доктором Джефом Тулисом на конференции в Тель-Авиве за несколько месяцев до упомянутых событий. Я рассказал ему о нашей организации и предложил выступить перед русскоязычными журналистами.
Таким образом, я действительно являлся инициатором и «соучастником» подготавливаемого мероприятия. В итоге оно состоялось, но отношения оставляли желать лучшего. Я притормозил активность, ничего не предлагал и не просил.
Тогда позвонила Эллен и сама предложила подать проект, который получил бы финансовую поддержку посольства. Я к тому времени уже написал немало проектов, так что для меня не составляло большого труда обработать их с учетом интересов и требований американского посольства.
Я отправлял их один за другим, дорабатывал по рекомендациям Эллен, которая в свою очередь получала их от своего начальника Майкла, но все они были по той или иной причине отклонены.
Нелишне заметить, что речь шла о демократии, свободной прессе, мирном сосуществовании с соседними арабскими странами и многом таком, что было весьма популярно в то время и на что некоторые организации получали десятки и сотни тысяч долларов.
Когда мне надоело писать, дорабатывать и приспосабливать к Америке (American linkage), Эллен сделала очередное предложение, шансы которого, как мне было сказано, были высоки — проект создания сайта.
Сегодня специалистов в этой области много. А тогда пришлось изрядно попотеть, собирая нужную информацию. И этот проект был подан, и прошел, конечно же, многократную доработку и American linkage. Безрезультатно. Ни единого цента мы не получили даже когда из скромности я предлагал поддержать лишь часть проекта пусть хотя бы чисто символически. В заключение напомню, что предложение обратиться за финансовой поддержкой исходило от самого посольства.
Можно было бы, наверное, опустить описание последних историй. Но не хочется идеализировать прошлое, факты остаются фактами и заслуживают присутствия рядом с весьма успешными совместными проектами на протяжении многих лет, за которые я искренне признателен всем тем, кто имел к ним отношение.
Так что не будем предаваться догадкам и усложнять и без того непростые отношения с Америкой, тем более что состав сотрудников постоянно меняется, и я еще долгие годы получал приглашения на самые престижные мероприятия посольства.
Бюрократия и сексапильность
На вопрос, не журналист ли я, обычно отвечаю, бюрократ. То есть как? Был несколько лет корреспондентом-обозревателем по Ближнему Востоку нью-йоркского и чикагского радио. Руководил в разных структурах сектором связи с русскоязычной прессой. Но в созданной общественной организации (амуте) я директор, а посему — бюрократ в хорошем смысле слова.
Моя задача добывать бюджет, подготавливать и проводить интересные для журналистов, деятелей культуры и других представителей общины конференции и Круглые столы.
Обеспечивать проведение интересных мероприятий совсем непросто, но заниматься фандрейзингом куда сложнее. Вначале, когда я рассказывал в различных фондах о создании Конгресса русскоязычных журналистов, первой реакцией было: «Зэ нишма секси». Звучит сексапильно.
Этим термином пользуются и в русском языке в широком смысле слова. Например, одежда, обувь, флакон духов и даже бутылка коньяка определенной формы. Но общественная организация?! Это, пожалуй, только на иврите. Уж очень должно быть привлекательно.
Раз уж разговор зашел о сексапильности, как тут не вспомнить женщин, с которыми не могут сравниться никакие флаконы и бутылки, не говоря уже об организациях. Можно, конечно, предъявлять Всевышнему много претензий, но за женщину ему особая благодарность. Без нее все выглядит как-то блекло, тускло и безрадостно. Помните анекдот? Создал Б-г мужчину. И всё вроде хорошо, но сказал мужчина:
— Господи, скучно мне!
А Б-г ему ответил:
— Хорошо, я создам для тебя женщину, она будет любить и уважать тебя, она будет понимать тебя с полуслова и угадывать все твои желания, она будет нежной, ласковой и очень красивой. Она будет помогать тебе во всём. Но за это ты должен отдать мне три ребра, одну ногу, одну руку, глаз, ухо и почку.
Мужчина подумал и спросил:
— Господи, а что я могу получить за одно ребро?
То, что предлагал Б-г, это для рая. А для нашей грешной жизни на земле женщина почти совершенна. Более того, если кому-то этого недостаточно, пусть пожертвует ради нее еще чем-нибудь кроме одного ребра, будет ему бонус.
Юна
После третьего развода браков больше не было. Не то, чтобы я принял такое принципиальное решение, просто не получалось. В определенном возрасте у каждого свои дети и заботы. Страна небольшая, люди чаще просто встречаются без официальной регистрации отношений.
«Одесса — очень удобный город для бандитов и революционеров» (из школьного сочинения). На сайтах знакомств контингент иной, но зато какой диапазон персонажей!
В принципе интернет дает богатые возможности. Однако человек в состоянии опошлить любые идеи и изобретения от использования атомной энергии до подобных сайтов. Создается впечатление, что значительная часть пребывающих там занимаются бизнесом.
Вначале по наивности я пытался вести нормальную человеческую переписку, тем более что эпистолярный жанр позволяет довольно быстро понять, с кем имеешь дело. Однако со временем выяснилось, что тут требуется большое искусство, что получить номер телефона или логин скайпа гораздо сложнее, чем завоевать доверие и понравиться, так как многие, как это принято называть сейчас, просто троллят, раскручивают сайт, повышают его рейтинг, и ничего, кроме переписки, их не интересует.
И если даже случилась возможность пообщаться, не спешите радоваться реальности девушки. Вскоре начнете получать рекламу различных товаров по всем своим средствам связи. А если даже дошло до того, что познакомились, попили кофе и через несколько дней пошли в ресторан, нет гарантии, что и здесь девушка не начнет что-либо рекламировать.
Например, закажет два вторых, извлечет из сумки герболайф и начнет демонстрировать его преимущества. Мол, ешь, сколько хочешь, не поправишься, если будешь покупать это чудодейственное средство. Так что рестораны я упразднил, как главная героиня фильма «Служебный роман» Людмила Прокофьевна Калугина — своих подруг. Таким образом, от презумпции невиновности приходишь к обратному.
«Если уж покупаешь на частном рынке, остерегайся нечистых на руку торговцев, так как обманывают они на каждом шагу, ради прибыли идут на любой обман: могут подсунуть яйца или апельсины с опилками или бутылку с мочой вместо пива. Для этих людей нет ничего святого, и, чем скорее ты это поймешь, тем тебе же лучше». Пол Остер, «В стране уходящей натуры».
У посредников, занимающихся недвижимостью, существует такая статистика: показал квартиры ста клиентам, два — купили. На сайте — гораздо хуже. Впрочем, с Юной мне «круто повезло». Она была реальной, хорошо чувствовала стиль, воспринимала юмор и ничего не продавала. На первую фразу: «Красавица моя! на что нам разговоры?», спокойно ответила: «А что сразу так?» И тогда я отправил ей любимое стихотворение Адама Мицкевича «Разговор» в переводе Л. Мея[3].
Контакт возник мгновенно, начали говорить по телефону и переписываться по ICQ. Вдова, живет с мамой и двумя дочками, младшей всего два года. И расстояние между нашими городами более ста километров. А в остальном все прекрасно. К концу недели должна быть по делам в Тель-Авиве. Обещаю покатать ее по окрестностям и при первом удобном случае — в театр.
Это было время, когда я начинал сотрудничество с нью-йоркской радиостанцией Davidzon Radio на русском языке, и мне должны были позвонить часа в три-четыре. Встреча была назначена на 12, так что можно было многое успеть. Но у нее что-то случилось, и произошла задержка на два часа.
Приехав за Юной на автобусную станцию, я сразу же сказал, что начинаю новую карьеру, жду звонка через час, а посему экскурсия переносится на более позднее время. И мы без проблем поехали ко мне.
Юна оказалась еще лучше, чем на фотографиях. Молодая высокая красавица с хорошей фигурой. Общаемся легко и непринужденно. Усадил ее в кресло, дал несколько журналов и любимый мартини, что на время скрасило ей одиночество, пока я проверял новости в интернете в ожидании звонка. Другая бы обиделась, а она совершенно спокойно дожидалась, когда я со всем этим покончу. Ангел да и только.
Время было зимнее, становилось прохладно, звонка все нет и нет, и мы решили выпить по рюмке водки на брудершафт. Выпили, поцеловались и перешли на ты. Очень понравилось. Химия была потрясающая, понимали друг друга с полуслова и без слов. Поцеловались еще раз без рюмки, и так до позднего вечера без экскурсии.
Когда Юна начала одеваться, я сказал, что вовсе не готов ее отпускать, и мне это как-то не по душе. На что она безапелляционно: «Отвези, пожалуйста, на автобусную станцию на Арлозоров. Ты классный, но я должна быть дома. Обещаю ни с кем не трахаться». Последняя фраза меня слегка ошарашила, но и успокоила одновременно.
По дороге в машине раздался звонок. Из Нью-Йорка сообщили, когда будет первая передача. Будущее казалось весьма радужным.
Говорят, что женщины умеют притворяться в постели и восторженно спрашивать: «Знаешь сколько раз я…?» Не знаю, не проверял и не подсчитывал. Лучше посмотреть потом в глаза и на широкую во весь рот улыбку, которую невозможно сдержать. Небо раскрывается.
Она может выбежать во двор в одних туфлях и кружиться в танце или парить под потолком вокруг огромной люстры, как в фильме Джорджа Миллера «Иствикские ведьмы» по одноименному роману Джона Апдайка. И как бы ни сложилось дальше, она будет вспоминать эти счастливые подброшенные ей судьбой мгновения.
В субботу Юна позвонила, рассказала счастливым голосом, что была в компании, все удивляются, отчего вся сияет. Приехала бы вечером, но машина не в порядке. Завтра утром сдаст в гараж и приедет автобусом. Я весь в трепетном ожидании.
В воскресенье утром звонит помощница министра и сообщает, что появилось окно в понедельник в девять часов утра. Надо же, два месяца переписывались, договаривались, и как раз на завтра. Говорю, что проверю и перезвоню. Звоню Юне и объясняю ситуацию, а она спокойно: «Не переживай, я останусь до обеда, дождусь пока вернешься». Золото, а не женщина.
Приезжает, как обещала, и все, как в первый раз, и даже лучше, и никуда не уезжает. А утром проклятый будильник. Вскакиваю, контрастный душ, кофе и в Иерусалим. В силу целого ряда причин поездка оказалась бездарной. Я не фаталист, но бывают ситуации, когда трудно поверить, что такая заварушка произошла совершенно случайно, без режиссуры.
Это скорее напоминает интервью с Шломо Бараба о «загнанных лошадях» и реалити-шоу, о ставках, справится или не справится, выдержит или не выдержит, переживет или не переживет, начнет материться или сумеет сдержаться. И это только начало.
Возвращаюсь домой, покупаю по дороге цветы и пирог, подсластить упущенное. Все спокойно. Юна открывает глаза: «Привет! Как сладко спалось. Всю ночь…» Счастью нет предела — вся жизнь впереди. Не зря перекопал горы анкет на сайте, отделяя зерна от плевел.
На следующий день звонит, младшая заболела, высокая температура. Через день опять, то же. «Дядя, — говорит, — должен приехать из Тель-Авива, отвезет к врачу». Я даже поговорил с дочкой и рассмешил ее, чему Юна очень обрадовалась. А затем молчание. День, два, три. Не отвечает ни на звонки, ни по мэйлу, ни по ISQ. Потом вдруг объявилась и виноватым голосом сообщает, что обстоятельства, завтра приедет — объяснит.
Приезжает, опять все хорошо почти, как раньше, только слегка грустно, глаза не те и неожиданно слезы: «Мы так подходим друг другу во всем»… Спустя много лет я вспомнил эту сцену, когда услышал диалог из фильма «С 5 до 7. Время любовников»:
— Просто ты прирожденный любовник. Твое тело прекрасно выражает то, что говорит сердце.
— Вот это надо записать…
Одно маленькое «но». У нее, оказывается, кто-то есть. (В фильме у нее есть муж-дипломат и двое детей, но это ей не помеха — у французов так принято. Главное, чтобы семью не разбивал). Они поругались, она пошла на сайт, но он вернулся. И главное — он женат, разводится ради нее, оставляет жену с ребенком, делит имущество и тому подобное.
— Я была уверена, — продолжает, — что у меня все в полном порядке. Моложе меня, гениальный компьютерщик, составляет программы, огромные деньги. А сейчас смотрю, чем он мне нравится? Я бы за тобой хоть в омут, если бы не дети, которые уже к нему привыкли во время двухдневных визитов по выходным, и развод, который он затеял ради меня. Ездить к тебе часто не смогу и принимать у себя тоже. Что я детям скажу? Когда он спросил, что мне еще нужно, квартиру в Рамат-Авиве купить, что ли, я первым делом подумала, к тебе близко, бегать буду…
Потом было еще несколько разговоров по телефону, и я даже поехал навестить Юну. Попили кофе, посидели в парке, поговорили о разном, совершенно не касаясь произошедшего.
— Может быть, снимешь очки, — говорю, — солнце уже заходит.
— Нет, — говорит, — глаза мутные. Я уже несколько дней не просыхаю.
Все-таки уговорил. Убедился… На прощание договорились, что не будем насиловать ситуацию, она приедет ко мне еще раз, пообщаемся, а там видно будет. Возвращаюсь домой, рисую эскиз, как проехать, сканирую и отправляю ей по мэйлу. Навигаторов и ГУГЛа тогда еще не было.
— Все понятно, — пишет, — даже такая тупая, как я, может разобраться.
— Вот, — думаю, — хоть какая-то польза от института и работы конструктором.
Но не едет, не звонит и не пишет. А в один «прекрасный день» раздается звонок, по номеру вижу, что ее, но ни слова. Я, — алло, алло, — а там какое-то зловещее молчание. И вдруг мужской голос: «Ну, говори уже…» Так и не заговорила, и больше мы с ней не общались.
А потом вдруг начали появляться какие-то странные тексты на том самом сайте, где познакомились. Язык совершенно иной, как у человека, привезенного в страну ребенком. Тут я вспомнил ее рассказ о том, что пишущий программы гений, а заодно и хакер, «взломал» ее компьютер и прочитал всю переписку. Вероятно, он решил пообщаться со мной от ее имени и понять, что происходит. Нашел с кем. С моим-то жизненным опытом.
Через некоторое время раздался звонок. Номер незнакомый. Относительно молодой голос на простом русском языке объясняет мне, кто он такой. Рассказывает, что у них давние отношения с Юной, он знает всю ее семью, каждый week end остается у нее, оплачивает телефонные счета мамы и дочки и прочие квитанции, и главное — разводится из-за нее. А затем задает вопросы: как я с ней познакомился, сколько раз встречался, насколько у меня это серьезно.
Ситуацию его понять можно, но звонок и главное вопросы мне не по вкусу. Тогда он предлагает встретиться, поговорить по-мужски. Я отвечаю, что согласен, но только в присутствии дамы. «Она не согласна, — говорит хакер, — и вообще, она не дама, а б***ь». Вот он родился и воспитывался в интеллигентной московской семье, получил хорошее образование, женился на приличной женщине, а тут влип с этой…
Короче, приличную жену с ребенком он оставляет, а на этой … хочет жениться, вероятно для того чтобы ее перевоспитать. Правда, и ему довелось немало побл*****ть… Устав от всей этой ханжеской морали, заканчиваю разговор.
С Юной я больше не разговаривал. Появлялись то ли от нее, то ли от него редкие послания типа: «Не в деньгах счастье, а в их количестве», на которые я перестал отвечать. А что собственно сказать? Помните «Стиль спора» Жванецкого:
«Что может говорить хромой об искусстве Герберта фон Караяна? Если ему сразу заявить, что он хромой, он признает себя побежденным».
Прошло полгода после той истории, и стало как-то забываться. Вдруг вечером сообщение по ICQ от «Юны». Отвечаю очень коротко и осторожно.
— Помнишь ли, соскучился? — спрашивает «Юна».
— О таких материях лучше по телефону. По голосу соскучился, — говорю я, а про себя думаю, что надоело разгадывать шарады, то ли она, то ли хакер.
— Сейчас не могу, позвони по домашнему телефону в половине 12-го.
— Поздновато, — думаю, — может не стоит, а с другой стороны детей спать уложит.
Звоню в назначенное время и слышу ее «алло».
— Добрый вечер, прошу прощения за поздний звонок, но время не мной назначено. — Молчание. — Вы часа два тому назад переписывались со мной по ICQ и просили позвонить в это время…
Молчание, тишина. Похоже, хакер все еще что-то проверял.
Занавес.
Радио
В 2005 году начал сотрудничать с двумя американскими радиостанциями на русском языке: Davidzon Radio New York, а спустя полгода New Life Radio Chicago. Сначала договорились о сводке новостей из Израиля минут на семь-восемь, а через месяц еще и ответы на вопросы в прямом эфире до конца часа. Так я стал комментатором по делам Ближнего Востока.
Задача оказалась совсем непростой. С появлением интернета любой человек, владеющий двумя-тремя языками, может узнать, что происходит в мире без радио и телевидения. Мое преимущество заключалось в том, что я, находясь в центре событий, буквально кожей чувствовал все происходящее.
Информацию я с самого приезда черпал из СМИ на иврите, английском и русском. А в период работы на радио делал это с утра до позднего вечера. Начинал в девять часов утра с Рази Баркаи на Галей ЦАХАЛ и заканчивал Давидом Вицтумом на Первом канале израильского телевидения в 24:00. Меня можно было разбудить ночью, и я бы подробно прокомментировал ту или иную ситуацию.
Впрочем, не обошлось без проблем. Оказалось, что русскоязычные американцы куда большие «патриоты», чем израильские. Они постоянно были недовольны «мягкостью» израильских политиков и требовали от них и от меня решительных действий по отношению к Арафату, арабскому миру, террористам, религиозным, представителям нетрадиционной ориентации, ворам, насильникам и прочим возмутителям спокойствия.
Сначала было очень интересно познакомиться с аудиторией, а затем я начал уставать. Особенно, когда Чикаго следовал сразу за Нью-Йорком. Снять нагрузку после напряженнейших двух часов удавалось только водкой. Так я стал лучше понимать некоторые специфические особенности профессии.
Порой радиослушатели просили меня передать их мнение и повлиять на Премьер-министра, Председателя Еврейского агентства Сохнут и руководителей других структур. Я пытался объяснить, что не являюсь ни представителем, ни пресссекретарем какой-либо организации, а выступаю в качестве корреспондента радиостанции, которая за то мне и платит, чтобы я объективно излагал ситуацию.
Помогало это не очень — ни в отношениях с радиослушателями, ни с работодателями, которым я косвенно напоминал, что работаю скорее по любви, нежели за деньги.
Когда года через три я прекратил заниматься этим поэтапно с обеими радиостанциями, со мной произошло нечто странное. Я вдруг обратил внимание, что с головой что-то не то. Это было похоже на ситуацию с болью в ноге, руке, сердце. Идешь по улице и удивляешься, что это с тобой. И вдруг понимаешь, что нет ее, боли. Месяц была, год, два, три, и вдруг нет. Особое чувство.
А ларчик открывался просто. Я резко снизил прослушивание и просмотр различных передач политического и общественного характера. Может быть, поэтому редко вступаю в дискуссии по политическим и общественным проблемам в Фейсбуке. Зато куда больше времени на спектакли, фильмы и книги.
Страницы истории Израиля
Такова была тема Круглого стола, посвященного выходу в свет в издательстве «Мосты культуры / Гешарим» переводу на русский язык двух книг: «Письма Йони» под редакцией Премьер-министра Биньямина Нетаниягу и «Последний бой Йони», составленной Идо Нетаниягу, соответственно среднего и младшего братьев легендарного Йонатана, именем которого названа поразившая своей дерзостью и исполнением операция по освобождению израильских заложников в далеком Энтебе.
Надо отдать должное инициатору Давиду Шехтеру, а также щедро раздавшему десятки экземпляров гендиректору издательства Михаилу Гринбергу. Ну, и двум братьям Йони, принимавшим участие в мероприятии и дарившим автографы на книгах.
Круглый стол проходил в Доме журналистов Бей Соколов. Зал быт набит битком. К чести Биньямина Нетаниягу, как и договаривались, никаких разговоров и даже намеков на политику не было. Говорили только по существу, вспоминали Йони, семью, события тех дней и предшествовавших им.
C Биньямином Нетаниягу. Страницы истории Израиля
Петр Люкимсон отмечает в КНИЖНОМ ОБОЗРЕНИИ газеты «Русский израильтянин» по следам нашего мероприятия, что Идо Нетаниягу в предисловии к книге «Последний бой Йони» больше всего опасался идеализации образа старшего брата — одного из легендарных героев еврейского народа. И ему это удалось, потому что победил Идо-журналист.
Речь идет о захвате в 1976 году немецкими и арабскими террористами самолета, значительная часть пассажиров которого евреи. После блестящей победы в Шестидневной войне наступил тяжелый период в истории Израиля: убийство спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене в 1972 году, война Судного Дня в 1973 году и новая волна террора. И главная проблема, которая вновь встает перед Израилем и ее Премьер-министром — вести ли переговоры с террористами.
В книге подробно рассказывается о спорах и аргументах, о возможности операции по освобождению заложников. Упоминаются имена героев. Это не только Йони. Это и молодые беззаветно влюбленные в свое дело Эхуд Барак, Матан Вильнаи и Шауль Мофаз, занимавшие впоследствии самые высокие посты в армии и правительстве Израиля.
Уместно будет отвлечься и отметить, что в 1972 году операцией «Изотоп» по освобождению заложников в самолете авиакомпании «Сабена» руководил командир спецназовцев «Саерет Маткаль» все тот же Эхуд Барак. А молодой офицер подразделения Биньямин Нетаниягу, принимавший участие в штурме, был ранен случайным выстрелом одного из израильтян. Так что вклад семьи Нетаниягу в славные страницы истории налицо.
В послесловии Идо Нетаниягу об иронии истории: террористы нашли убежище в той самой Уганде, которую часть сионистов в свое время рассматривала в качестве возможной базы для построения еврейского государства. С какими трудностями и враждебностью со стороны местного населения столкнулись бы евреи, не имеющие никакого права на ту землю. Круг замкнулся: сама история вновь подтвердила, что только здесь, на земле наших предков, мы можем обрести свое место под солнцем.
Я сидел между двумя братьями, и тепло, исходившее от младшего улыбающегося Идо, несколько компенсировало сдержанный тон среднего. Биби улыбнулся разве что, когда его спросили, действительно ли он знает сидящего рядом с ним Давида Шехтера, автора книги «Рядом с Премьер-министрами», и случалось ли им бывать когда-нибудь рядом до того.
Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что в дальнейшем при встрече Биньямин Нетаниягу без проблем мог вежливо поздороваться первым, в отличие от некоторых политиков и деятелей более мелкого масштаба, гордо смотревших куда-то вдаль.
Шалом
Одним из потрясений в первые годы пребывания в Израиле было отношение коренных израильтян и поднаторевших «ватиков» к приветствию при встрече. Помню, на вопрос жены, чем я так недоволен на работе, ответил, изрядно удивив ее, что не в состоянии запомнить, с кем и как здороваться или не здороваться вовсе.
Кто-то подает правую руку, как принято в цивилизованном обществе, кто-то правую боком, кто-то — левую, кто-то — левую боком, а кто-то попросту не отвечает.
Она настолько была удивлена, что позвонила своему родственнику, прибывшему в страну задолго до нас, и сообщила, что у меня «сдвиг по фазе». С ней все здороваются и даже норовят при этом поцеловать. А я, «всемирно известный сионист», проявляю первые признаки сомнения, что мы такой уж «ор легоим» — свет и пример другим народам.
Каково же было ее удивление, когда он, человек, поднявшийся высоко по служебной лестнице, подтвердил, что такое вполне возможно и реально. Более того, на вопрос, а как же он себя ведет, когда сталкивается носом к носу со своим большим боссом, генералом, последовал ответ:
— Не здороваюсь, перестал.
— То есть как?
— Делаю вид, что не вижу его?
— А он?
— А он и вовсе не видит меня…
Спустя много лет, когда мы уже жили порознь, она позвонила мне и рассказала, как встретила в публичном месте одного хорошего знакомого, с которым давно была на «ты». Он к тому времени стал депутатом Кнессета и, как видно, решив показать изменения в иерархии, протянул ей небрежно левую руку боком. Ответ в присутствии большой компании не заставил себя ждать: «Ты что левша или просто хам?» А предупреждали ведь, страна маленькая, не посылайте всех на х*й…
Как тут не вспомнить любимый фильм наших родителей «Фанфан-тюльпан». Красавица Аделина приходит к королю Людовику XV просить о помиловании возлюбленного. Он, конечно же, готов пойти ей навстречу при совершенно пустяковом условии, что она осознает необходимость сделать все, что пожелает его королевское величество.
Девушка непонятлива, Людовик переходит в атаку, и она убегает. В темном коридоре ее перехватывает мадам де Помпадур и расспрашивает о подробностях. Аделина рассказывает все, включая пощечину королю.
— Мечта всей моей жизни, — со вздохом восклицает маркиза.
Кто-то мечтает всю жизнь, а кто-то — ничтоже сумняшеся без колебаний…
Политкорректность
В 2001 году наступил период сотрудничества с Фондом имени Фридриха Эберта FES, на совместные мероприятия с которым я не забывал приглашать различных представителей американского посольства. А оно, со своей стороны, постоянно приглашало меня.
Диапазон был весьма разнообразный. Конференции, встречи и проводы различных сотрудников от пресссекретаря до посла, личные встречи с некоторыми из них, празднование Дня независимости США в резиденции посла и многое другое.
С послом США в Израиле James Blair Cunningham
Интересными и престижными были деловые завтраки и ланчи в резиденции посла, которые обычно приурочивались к приезду известного писателя, журналиста, деятеля культуры или представителя крупной общественной организации. Расскажу об одном из них, сделав попутно небольшое отступление.
Позвонила мне как-то старая знакомая, с которой мы часто бывали в театре, и, как это нередко случалось, сказала:
— Господин Мунблит, завтра идете со своей девушкой в театр.
— Нет у меня на завтра девушки.
— Ваша проблема. Спектакль хороший на английском языке. Приглашение в кассе. Потом расскажете.
И я пошел посмотреть в Камерном театре единственный моно-спектакль The Human Scale[4]. Автор и исполнитель Lawrence Wright, лауреат Пулитцеровской премии, пытается понять, какова цена человеческой жизни.
Речь идет о том, сколько палестинцев, включая оголтелых террористов, должен будет выпустить Израиль в обмен на своего солдата Гилада Шалита. И все это на фоне сравнения двух цивилизаций, еврейской и арабской, начиная с зарождения и до наших дней, и того, что они дали миру.
Вот что пишет сам автор: «Я исполнил пьесу в Нью-Йорке и Тель-Авиве. Израильские зрители были на самом деле более восприимчивы к философскому вопросу: Как получается так, что одна человеческая жизнь может стоить тысячи других жизней? И что этот дисбаланс говорит о природе конфликта, и почему он продолжается после бесконечного кровопролития и множества неудачных попыток довести его до разрешения?»
После спектакля состоялся Круглый стол, в котором приняли участие несколько заявленных участников. Были также вопросы из зала. Спектакль мне понравился и обстановка во время дискуссии была приятной. Но как-то все было чересчур деликатно или, как принято говорить сегодня, политкорректно. Когда все закончилось, я сказал генеральному директору театра Ноаму Семелю, что несколько раз подымал руку, но задать вопрос мне так и не удалось. «Пойдем с нами на прием, там и поговоришь», — коснулся он моего плеча и направил в помещение, где все было готово к коктейлю.
И поговорил и с автором Лоуренсом Райтом, и с Оскаром Юстисом (Oscar Eustis), директором Public Theater, в котором впервые был поставлен спектакль, и со стоящим рядом драматургом Иегошуа Соболем. И сказал:
— Со всем уважением к проделанной вами работе, к историческому анализу, уходящему назад в тысячелетия, стремлению к сбалансированной подаче материала, когда речь идет о ни в чем не повинных жертвах, и желанию быть объективным, позволю себе задать вам вопрос: «Вот вы показываете спектакль в Тель-Авиве по приглашению Камерного театра. А приглашали ли вас в Газу?»
Наступила неловкая пауза, а за ней ответ:
— В Газу не приглашали. Мы должны были выступить в театре Йерихо, но нам позвонили и рекомендовали не ехать туда, так как незадолго до этого в Дженине был убит главный режиссер театра Джулиано Мер-Хамис. — И всем присутствующим стало как-то неловко, и они опустили глаза.
Эту историю я вспомнил на одном из завтраков у посла. Приехала известная общественная деятельница, руководитель крупной организации при одном из американских университетов. Сначала она рассказала о том, чем занимается, поделилась с присутствующими своим опытом в решении различных проблем и конфликтов и в заключение порекомендовала применять аналогичные методы при решении наших ближневосточных проблем. Затем была дискуссия. Все выражали удовлетворение, а порой и восхищение услышанному.
И я, никоим образом не умаляя вклад гостьи и присутствующих в решении тех задач, которыми они занимаются ежедневно, предложил для обсуждения описанную выше историю и разговор о сбалансированности в подходе к решению подобных проблем. И точно так же, как и на приеме после спектакля, все неловко опустили глаза.
А я до сих пор пытаюсь понять причину. То ли всем стыдно за тех, кто послал и убил прогрессивного режиссера с еврейской и арабской кровью, то ли за палестинцев, которые не хотят и не могут принять у себя такой позитивный спектакль ни в Газе, ни в Иудее и Самарии. А может быть за меня, задающего вечно какие-то непринятые «неделикатные» вопросы.
Где-то в конце 70-х, начале 80-х мне привезли в Союз среди прочей «сионисткой литературы» кассету, посвященную празднику Песах. И начинался рассказ примерно так. Почему среди лауреатов Нобелевской премии так много евреев? Потому что они с детства привыкли задавать вопросы, читая Пасхальную агаду на Седер и в обычные дни.
Почему надо стесняться нормальных вопросов? Ведь именно любознательность и здоровое любопытство являются характерной чертой молодости и прогресса. Все остальное — политика.
День независимости
Сегодня День независимости Израиля, 67-ая годовщина, большой светский праздник. Народ гуляет и совершенно искренне радуется. Для нас евреев это не само собой разумеется. Две тысячи лет не было государства. Мы за него боролись и продолжаем отстаивать его каждый день.
И хорошее напоминание тому предшествующие ему Йом ха-Шоа ве-ха-Гвура — День Катастрофы или День памяти Катастрофы и героизма и Йом Ха-Зикарон — День памяти павших в войнах Израиля и жертв террора. И несколько ракет из Газы к концу праздничного дня, чтобы служба медом не казалась. К счастью без пострадавших.
Страна маленькая, машин много. Все выезжают на природу, в парки к морю. Почти на каждой машине один, а то и два израильских флага. Было время, вывешивали один израильский и один американский, но мода изменчива.
Я даже написал в Фейсбуке, грешным делом, подумал об этом. Так один давний знакомый, свободный журналист, а затем пиарщик, порекомендовал мне в мои годы думать не «грешным делом», а головой. Мол, то ли вьетнамцы, то ли корейцы перестали выпускать американские флаги. Прошло два-три года, смотрю, у него на ленте моя мысль без ссылки. Изменчива не только мода, меняются и люди.
Сегодняшний день выдался на редкость пасмурный, в Тель-Авиве небольшой дождь, на Хермоне даже снег впервые за последние 25 лет в это время года. Но коль скоро вино и мясо закуплены — барбекю, дым и запах по всей стране. И, конечно же, воздушный парад. ВВС Израиля — наша гордость!
Новым репатриантом, живущим в гетто, я себя не очень-то ощущал даже в первые годы после приезда. Пластинки с песнями Шломо Арци, Арика Айнштейна, Офры Хазы и Ярдены Арази мне привозили и присылали еще в Кишинев. И кассеты Шломо Карлебаха и клейзмеров. И даже песню «У нас в деревне Тудра» в исполнении ансамбля [5]הברירה הטבעית на слова Йегошуа Соболя я услышал впервые еще там. И слезы наворачивались на глаза.
И, казалось бы, где был я и где этот пятилетний еврейский марокканский мальчик, которого приводили в синагогу и давали облизать все обмазанные медом буквы от алеф до тав, чтобы сладость Торы во рту была со вкусом меда. Именно поэтому такими родными и близкими были персонажи спектакля театра Гешер «Деревушка» того же Соболя и фильма «Полицейский Азулай» Эфраима Кишона с Шайке Офиром в главной роли и многих других произведений израильской культуры.
Знание иврита позволило познакомиться с израильскими театрами. Происходило это в несколько этапов. Сначала вяло, а в последние 15-20 лет весьма интенсивно. То ли потому что театр стал лучше, то ли потому что воспоминания о ленинградских и московских остались далеко позади, то ли по той и другой причине вместе.
С годами в Камерном театре, к примеру, появилась бегущая на русском или английском строка с переводом для тех, кто в этом нуждается. Но лучше смотреть на сцену.
А попробуйте послушать без иврита многогранную лекцию известной пианистки Эстерит Балцан с музыкальным сопровождением о национальном гимне Израиля с экскурсом в Румынию, Чехию (симфоническую поэму Бедржиха Сметаны «Влтава» из цикла «Моя родина»), Испанию и другие страны. Подробнейший анализ различных предлагаемых текстов и мелодий, кто у кого позаимствовал, и главное — не спешите с выводами.
Все это в немалой степени сыграло свою роль в восприятии израильского общества в разных его проявлениях с самых первых дней. Так что народные гуляния на Площади царей Израиля и на улице Дизенгоф с музыкой, салютом и праздничной дружеской пеной от ног до головы воспринимал как должное. Надо, Федя, надо!
(продолжение следует)
Примечания
[1] Школа СМИ и связей с общественностью университета им. Джорджа Вашингтона (анг).
[2] Для души (анг).
[3] Красавица моя! на что нам разговоры?
Зачем, когда хотим мы чувством поделиться,
Зачем не можем мы душою прямо слиться
И не дробить ее на этот звук, который —
До слуха и сердец достигнуть не успеет —
Уж гаснет на устах и в воздухе хладеет?
«Люблю тебя, люблю!» – твержу я повсечасно.
А ты – ты смущена и сердишься на друга
За то, что своего любовного недуга
Не может высказать и выразить он ясно,
За то, что обмер он, за то, что нет в нем силы –
Жизнь знаком проявить и избежать могилы.
Сызмала утрудил я праздными речами
Свои уста: теперь хочу их слить с твоими
И говорить хочу с тобою не словами,
А сердцем, вздохами, лобзаньями живыми
И так проговорить часы, и дни, и лета,
И до скончания, и по скончаньи света.
[4] Цена человеческой жизни (анг).
[5] Естественный отбор (ивр).
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer8_9/munblit/
