С Наташей Рапопорт мне одновременно и повезло, и не повезло. Не повезло потому, что познакомились мы с ней довольно поздно, в том периоде наших жизней, когда по ироничному определению Шолома Алейхема мы уже «ехали с ярмарки». А повезло потому, что мы всё же встретились после недолгого, но интенсивного эпистолярного знакомства.
Говорят, что на детях Природа отдыхает. С девочкой Наташей отдыхать Природе не получилось, а даже наоборот — пришлось попотеть. Чтобы стало яснее, начну с родителей, а потом перейду к героине моего повествования. Итак…
Наташа Рапопорт
Мать Наташи София Яковлевна Рапопорт была профессором-физиологом и всю жизнь работала вместе с Линой Штерн, первой советской женщиной-академиком, единственной из членов Еврейского Антифашистского комитета, кого Сталин не расстрелял. Ещё будучи профессором Женевского университета в 1918 году, Лина первой в мире начала работы в области гемато-энцефалического барьера — биологического механизма защиты мозга от вредных микроорганизмов и молекул, и София Рапопорт работала с ней над этой тематикой. Не исключено, что именно от матери Наташа переняла интерес к биологии, хотя своей профессией она выбрала химию. Впрочем, биология и медицина всё же всплыли, о чём позже.
Р.Р. Фальк. Портрет Якова Рапопорта
В советские времена имя Наташиного отца знаменитого патологоанатома Якова Рапопорта было хорошо известно в медицинских кругах. Есть такая шутка о врачебных профессиях: «Терапевт знает всё, но ничего не умеет; хирург умеет всё, но ничего не знает; патологоанатом всё знает и всё умеет. Но поздно». Яков Рапопорт был как раз таким специалистом — всё знал и всё умел. Это был великий патологоанатом, по учебникам которого до сих пор учатся поколения врачей по всему миру. Мрачность его профессии компенсировалась безграничным чувством юмора и доброты. Даже в самые страшные годы сталинизма по Москве нередко ходили его едкие шутки. К примеру такая: когда в разгар борьбы с «космополитами» уволили ректора 2-го Медицинского института с краткой формулировкой без указания причин: «Топчана, Абрама Борисовича освободить от занимаемой должности…», он сказал: — Чего было написать проще:«Топчана освободить от занимаемой должности, как Абрама Борисовича…».
Наташа рассказывает, что её папа был знаком с одиозной старухой — бывшей пламенной революционеркой, а затем академиком Ольгой Борисовной Лепешинской. Её бредовое учение о «живом веществе» являлось официальной альтернативой генетике, ибо оно якобы обещало человеку вечную молодость, о чём скрытно мечтал Сталин. Все серьёзные учёные втихаря смеялись над «живым веществом», и лишь Пантелеймон Николаевич, муж Лепешинской, не боялся вслух говорить: «Вы её не слушайте; она в науке ничего не смыслит и говорит сплошные глупости». После присуждения Лепешинской Сталинской премии острый на язык Яков Рапопорт не мог удержаться и однажды в Московском Доме Учёных публично сделал ей «предложение»: «Ольга Борисовна, вы теперь самая богатая невеста в Москве. Выходите за меня замуж, а детей мы с вами будем делать из живого вещества».
Про советскую антисемитскую кампанию сороковых и начала пятидесятых годов прошлого века написано много и нет здесь нужды пересказывать общеизвестное. Время было тревожное, и евреи в СССР жили в ожидании беды. Помню, как в начале 1953 года мои родители шептались, что на запасных путях вокзала (мы жили рядом с железной дорогой) составляют эшелоны из «телячьих» вагонов, и надо бы уехать и спрятаться в какой-то дальней деревне. Мой дедушка провёл много лет в сталинских лагерях, и наученная горьким опытом бабушка собирала вещевые мешки с сухарями и тёплой одеждой — евреи ждали высылки в Сибирь и на Дальний Восток. К счастью, в те годы не довелось мне пережить то, что выпало Наташе — её отца арестовали как одного из участников «Дела Врачей». Но повезло, остался жив, и вскоре после смерти тирана его освободили.
Профессор Рапопорт был человеком с невероятно широким кругом интересов и энциклопедических знаний. Среди его друзей были многие выдающиеся люди того времени: Мирон Вовси, Соломон Михоэлс, академики Лина Штерн, Лев Ландау, художник Роберт Фальк.
Вот в такой нестандартной семье росла Наташа Рапопорт. Интерес к науке у неё проявился довольно рано. Будучи школьницей, она неожиданно влюбилась в химию, особенно ей нравилось ставить опыты по книжке «Занимательные химические опыты и фокусы». Однажды вычитала там состав пороха, который горел под водой; в школьном хим-кабинете нашлись все нужные ингредиенты, она их смешала, в результате чего жахнуло так, что в кабинете вылетели окна, побилась вся утварь, препараторская превратилась в жуткое месиво, а в Наташу впилось множество стеклянных осколков. Её увезли в клинику Склифосовского, там осколки вынули; к счастью, глаза не пострадали. Однако, всё могло кончиться весьма плачевно с другой стороны. Была зима 1952 года, уже были арестованы Виноградов и Вовси, «Дело Врачей» было в экстренной подготовке и взрыв в школе вполне могли оформить как «терроризм», особенно если учесть, что учительницу химии звали Мария Моисеевна, а у пытливой школьницы-бомбистки была фамилия Рапопорт. Этого не случилось, но несчастную учительницу уволили с «волчьим билетом». После взрыва интерес к химии у Наташи только усилился, и окончив школу с золотой медалью она смогла поступить на химфак Московского Университета, несмотря на неофициальную жёсткую процентную норму для евреев (не более 2-3 процентов). После окончания с отличием университета, её распределили в Физико-химический институт имени Карпова. В 1965 году она защитила там кандидатскую диссертацию, а через двадцать лет, уже работая в Институте химической физики, защитила докторскую.
Наташа вышла замуж за инженера Владимира Вайсберга, но оставила свою девичью фамилию; в 1965 году родилась дочь Виктория. В общем, жизнь как жизнь, ни лучше не хуже, чем у многих её сверстников. Работа её увлекала, были замечательные друзья. Некоторых из них она унаследовала от родителей, многих обрела сама. Дружила, например, с прекрасным актёром Зиновием Гердтом, поэтами-песенниками Никитиными, поэтом и прозаиком Игорем Губерманом, писателем Венедиктом Ерофеевым. Была знакома с Окуджавой и Сахаровым. А однажды, было это в 1977 году, судьба свела и крепко связала её с художницей Ириной Уваровой и её мужем писателем и поэтом Юлием Даниэлем, который отсидел пять лет в тюрьме после скандального «Дела Даниэля и Синявского» — двух писателей, осмелившихся публиковать на Западе свои сатирические сочинения.
У каждого человека свой путь к свободе или к тому, что он под этим словом понимает. У большинства не хватает жизни, чтобы его пройти. А скорее — не хватает желания. Не знаю статистики, но интуитивно чувствую, что девять из десяти человек совершенно комфортно существуют в рамках несвободы. Такая, уж видать, биологическая сущность homosapiens. Однако, если человек появился на свет с независимым, смелым и деятельным характером, то рано или поздно в несвободе ему станет тесно и душно, и будет он искать способы оттуда вырваться. У считанных единиц такое прозрение возникает в самом юном возрасте, как это произошло, например, с умнейшим диссидентом Владимиром Буковским. Другим на это требуются годы — особенно таким людям, жизнь которых наполнена интересным делом. Чтобы тяга к свободе проросла и созрела, сначала должна набраться некая критическая масса осмысливания и понимания, и лишь после этого возникает перелом сознания. Обычно, такой скачок наступает под влиянием какого-то важного события. У каждого это случается по-разному. Вспоминаю свой путь — перелом в моём сознании произошёл в августе 1968 года, когда я по воле случая два дня сидел на границе в Чопе и смотрел на бесконечные эшелоны с советскими танками и солдатами на пути в Чехословакию.
Когда интеллектуальный путь из тьмы к свету пройден, перелом произошёл и человек осознал, что больше по-старому он жить не может, в СССР у него был один из двух вариантов. Вариант первый: продолжать физически жить в несвободе, но стать свободным изнутри, что и происходило тогда со многими порядочными и талантливыми людьми. Вариант второй: физически вырваться из клетки, то есть эмигрировать. Однако за многие годы советской власти счастье эмигрировать редко кому выпадало, хотя в последние два десятилетия существования СССР двери всё же чуть приоткрылись. У меня, после моего прозрения, прошло ещё почти девять лет, пока появился счастливый шанс навсегда покинуть Советскую Россию, и я уехал с женой и малолетним сыном, мысленно повторяя строчки из поэмы Маяковского «Хорошо!»: «Отечество славлю, которое есть, но трижды — которое будет!».
Наташино созревание как свободной личности шло при поддержке, а вернее — под большим нажимом советской власти. Путь к внутренней свободе начался у неё ещё в ранней юности, когда арестовали отца. С годами этот процесс шёл по нарастающей. В 1968 году её поймали в трамвае с книгой Солженицына «В круге Первом» — она везла её для передачи другу. На допросе она не выдала имени этого друга, но отделалась сравнительно легко: понизили в должности и предписали искать себе другое место работы. Это оказалось невыполнимой задачей. Её, кандидата наук с ценной специальностью, нигде не брали на работу.
Шли недели и месяцы, и в конце концов она совершенно впала в отчаяние. Но, как мы сейчас уже знаем точно, родилась она под счастливой звездой. В последний момент, когда была она на грани нервного срыва, её, хотя и с великими трудностями, всё-таки смог взять на работу в Институт химической физики «главный химик страны» академик Эмануэль. Там она много лет проработала младшим научным сотрудником, хотя уже давно была кандидатом наук. Когда в конце семидесятых годов она поинтересовалась, есть ли у неё вероятность стать наконец «старшим», заместитель директора института в порыве откровенности сказал: «Наташа, к тебе тут все прекрасно относятся. Но дело в том, что академик Эмануэль развёл в вашем отделе синагогу, и райком им недоволен. Мы же не можем его подводить».
Вот благодаря таким событиям начался у Наташи перелом на пути от свободы внутренней, которую она в полной мере обрела в дружбе с Даниэлями, к острому желанию свободы физической, то-есть эмиграции. Но до эмиграции ещё надо было дожить, чему в немалой степени помогала её внутренняя свобода. Как она сама потом писала, советская власть теперь существовала где-то вне её мира, и ей больше не надо было бежать из страны за свободой, обосновавшейся внутри её самой.
В середине 80-х Наталья начала писать воспоминания, которые много лет жгли её душу, и тут обнаружился ещё один её талант. Она написала повесть о деле врачей и событиях 53-го года, увиденных глазами вновь испечённой четырнадцатилетней комсомолки. Когда рукопись была закончена, по совету Юлия Даниэля она отнесла её в журнал «Юность», резонно полагая, что современная молодёжь мало что знает о трагических событиях 35-летней давности, и журнал, выходивший миллионным тиражом, может оказаться неплохим способом их просветить. Повесть, написанная эмоционально и ярким языком, понравилась заместителю редактора журнала Юрию Зерчанинову, но опубликовать её в те времена было совсем непросто. Андрей Дементьев, главный редактор, опасаясь затрагивать антисемитскую тему, попросил Наташу найти для поддержки какого-нибудь академика-физика с высокой научной и общественной репутацией, чтобы он написал к повести предисловие. Почему физика и почему академика? Может быть потому, что у физиков авторитет был выше, чем у лириков?
Наташа предложила попросить академика Мигдала. Редактор вздохнул и посоветовал подыскать академика с более «коренной» фамилией. Наташа шутя предложила попросить академика Сахарова (в то время он ещё находился в ссылке в городе Горький). Разумеется, этот вариант тоже был непроходным, несмотря на «коренную» фамилию академика-физика. Через пару дней Зерчанинов сам позвонил Наташе и спросил, не возражает ли она, если предисловие напишет Евгений Евтушенко? Наталья радостно согласилась, хотя и позволила себе вслух удивиться, с каких это пор Евтушенко попал в разряд академиков-физиков? Так великий русский поэт, автор знаменитого «Бабьего Яра», снова помог донести до людей правду, на этот раз рассказом Наташи о советском варианте потенциального Холокоста, по счастью не состоявшегося.
Наташина повесть в «Юности», опубликованная в апреле восемьдесят восьмого года, не оставила читателей равнодушными: в редакцию на имя автора пришли сотни писем. Большинство было от читателей, тоже переживших арест родителей. Но были и другие письма, содержание которых легко угадывалось с первых строк по лексике и орфографии. Авторы этих писем скорбели, что правое дело уничтожения евреев не удалось довести до конца из-за безвременной кончины Вождя. Такого же рода записки, без конвертов и марок и, разумеется, без подписей Наташа находила в своём почтовом ящике.
Одновременно с Наташиной повестью в «Юности», в журнале «Дружба Народов» вышел журнальный вариант книги воспоминаний Наташиного отца, которая тоже имела и в стране и за рубежом огромный резонанс. Наталья и Яков Рапопорт в одоночасье стали знаменитыми: их осаждали иностранные журналисты, их повести были переведены на многие языки, статьи о них с фотографиями опубликовали Нью-Йорк Таймс, Вашингтон Пост и другие газеты и журналы в США, Франции, Голландии, Италии, Польше; десятки документальных программ были сняты в их квартире для кино и телевидения.
Когда наступила Перестройка, с её эйфорией и неоправдавшимися надеждами, Наташа со свойственной ей пассионарностью кинулась в водоворот бурных событий, захлестнувших страну. Вошла в только ещё нарождавшееся общество «Мемориал», помогала писать его устав, пропадала на собраниях, митингах и демонстрациях. Её муж, как большинство граждан страны, в те дни не отходил от телевизора и однажды заметил ей: «Как ты можешь заниматься политической деятельностью? Ты же понятия не имеешь о том, что происходит в стране!». На что она ответила ему убеждённо: «Ты наблюдаешь историю по телевизору, а я её делаю!». У многих была тогда такая иллюзия… А когда стало ясно, что это всего лишь мираж и настало отрезвление, вот тогда пришло время подумать об эмиграции физической. Первой подала заявление на отъезд Виктория, дочь Наташи и Владимира, талантливая театральная художница, и после невероятных мытарств, нервотрёпок и борьбы с пока ещё не почившей в бозе советской властью ей удалось уехать в Израиль.
Всё же Перестройка приоткрыла двери страны и однажды, было это в 1988 году, Наташа поехала на научную конференцию в Швейцарию, где сделала доклад, после которого к ней подошёл профессор Университета Юты д-р ДеВриз и сказал, что очень впечатлён её работой и хотел бы пригласить в свой университет сделать подобный доклад. С большим трудом, но всё же ей удалось получить в Академии Наук СССР разрешение на поездку в США. После доклада на университетском семинаре ей предложили позицию профессора на кафедре Клайда — в рамках специальной программы для приезжих учёных или инженеров. Так она получила первую работу в американском университете, пока всего на один семестр.
Всю жизнь Наташа мечтала жить в горах, и вот пожалуйста: горы справа, горы слева и позади, и чистый воздух, и хорошие люди, и главное — интересная работа. Она читала (заметьте: впервые в жизни по-английски) сложный курс для аспирантов и профессоров. Слушатели были весьма впечатлены, и её популярность росла не по дням, а по часам. Журналисты ходили за ней по пятам — их особенно интересовало, как женщине из России удалось подняться на такую недосягаемую интеллектуальную высоту и стать профессором кафедры Клайда в штате Юта? Она отшучивалась, что и среди женщин попадаются неплохие альпинисты, хотя поначалу не могла взять в толк, почему это их так удивляет? Потом ей объяснили — в мормонской Юте женщине в те годы традиционно отводилась лишь роль производителя потомства. По этому поводу там даже ходил анекдот: «Как отличить мормонскую свадьбу от любой другой? Да просто: невеста не беременна, а её мама, бабушка, и прабабушка, эти все — да!».
Когда семестр кончился, Наташе предложили остаться ещё на несколько месяцев. Но! Семья была разорвана: она — в американской глубинке, её муж и папа — в Москве, а дочь в Израиле. Наташа решила возвращаться в Москву, чтобы потом эмигрировать вместе с мужем.
Это был конец 1990-го — начало 1991 года. Пересадка на Москву была в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке. Наташа сидела в зале ожиданий и с тревогой смотрела на экран телевизора, где показывали последние новости: шла «Война в Заливе» между США с Ираком, и Саддам Хусейн, резонно полагая, что с Америкой ему не справится, нашёл себе «мальчика для битья» — Израиль. На Израиль полетели ракеты; опасаясь химических атак, израильтянам было предписано надеть противогазы и прятаться в бомбоубежищах. Россия, как обычно, была настроена против Израиля; мало того, в воздухе витали серьёзные опасения, что в России вот-вот произойдёт реставрация и коммунисты вернутся к власти. Наташа вдруг сообразила, что при таком раскладе событий, если она прилетит в Москву, у неё не будет никакой возможности связаться с дочерью и узнать о её судьбе, а может, она вообще никогда её больше не увидит. Будущее рисовалось в весьма мрачных тонах и она решила — сейчас в Москву возвращаться нельзя, надо оставаться в Америке, а дальше — будь, что будет. Она подошла к стойке и сказала, что в Москву не летит, забрала свой багаж и поехала в Нью-Йорк к друзьям. В их квартире она недели три просидела перед телевизором, глядя на ракеты, летящие на Израиль, и с тоской думала, что начинка этих ракет скорее всего была разработана её коллегами по Институту химической физики. В конце концов она позвонила в Москву папе и мужу, и сказала, что не хочет возвращаться. Отец ответил: «оставайся в Америке», а муж промолчал.
***
Наташа вернулась в Солт-Лейк-Сити. Жить ей было негде. Первое время после возвращения в Юту Наташа жила в доме у друзей Дикси и Майкла Шафиров, но, не желая их затруднять, стала подыскивать себе какое-то скромное жильё на деньги, ещё остававшиеся от профессорства на кафедре Клайда. В удобном месте она нашла недорогую, весьма запущенную квартирку. Когда перетащила туда свои скромные пожитки, оказалось, что хозяин — местный нацист, называющий себя «истинным сыном Сиона». Он был поклонником Гитлера и Сталина, а вдобавок считал, что из Сиона надо выгнать всех его «неистинных детей». Признав в Наташе такую «неистинную дочь Сиона», он вышвырнул её вещи на улицу, и она была рада унести оттуда ноги целой и невредимой. Разумеется, быстро подыскала себе другое жильё.
Наташино неожиданное появление в университете произвело небольшую сенсацию, но, став невозвращенкой, она утратила право на должность профессора на кафедре Клайда. Однако помогла её профессиональная репутация. Через две недели после её возвращения в Юту коллеги единогласно утвердили Наташу на позицию профессора-исследователя. Это создало немало новых проблем, с которыми она прежде знакома не была: профессору-исследователю университет не платит, надо самому (самой) доставать деньги для работы и жизни, в основном в виде грантов. Нет гранта — нет зарплаты, да и пособия по безработице не получишь — числишься ведь сотрудником университета, профессором! И если долго гранта не будет — вообще выгонят взашей. Чтобы получить грант, необходимо придумать, написать, оформить и подать на жесточайший конкурс серьёзный проект, подкреплённый предварительными результатами. А потом, поди-ка, пройди такой конкурс! Никаких исследований в Юте она пока ещё не проводила, результатов не было, да и как пишутся заявки на гранты, она не имела понятия — в СССР тогда грантовой системы не существовало. Первый в жизни компьютер получила лишь за несколько месяцев до того на кафедре Клайда. И, конечно, её английский в то время оставлял желать много лучшего. Разговорный язык у неё был, она свободно общалась и читала лекции, но писать по-английски заявки на гранты — согласитесь, совершенно иная песня.Чтобы как-то выжить, Наташа начала преподавать, о чём немного позже.
Наташа постепенно устраивала свою жизнь в «Мормонии», как шутливо называют штат Юта, училась водить машину с автоматической трансмиссией, работала с утра до ночи, зарабатывая мизерные деньги, и предпринимала невероятные усилия, чтобы вытащить из России мужа Володю. Через год её героические усилия привели наконец к тому, что Володю всё же выпустили из России и он смог приехать к ней в Солт-Лэйк-Сити. А ещё через два года из Израиля приехала в США дочь Виктория.
Пока грантов не было и надо было как-то выживать, Наташа начала преподавать в университете за совершенно мизерную зарплату в 15 тысяч долларов в год, причём читать приходилось серьёзные инженерные курсы, вроде материаловедения, непопулярные среди студентов и весьма далекие от её основной специальности. Однако справлялась, хотя некоторые неуспевающие студенты жаловались в деканат, что на их плохие оценки повлиял Наташин акцент. Впрочем, у хороших студентов проблем не было, и акцент никак не отразился на её репутации.
Потом появилась проблема иного свойства. Она обратила внимание на то, что на тестах стандартные задачки были до смешного простые, и она решила это немного усложнить: составила собственные задачи и стала давать их студентам. Вот тут посыпались жалобы на то, что тесты слишком сложны и даже жестоки для среднего студента. Декан её поучал: «Наша задача их научить, сделав при этом счастливыми». Потом улыбнулся и добавил: «Если это вам удастся, вам цены не будет!». Что было делать? Она продолжала преподавать, стараясь осчастливить студентов, по возможности не наступая на горло собственной песне. Это ей удалось: она даже получила университетскую премию за лучшее преподавание.
Однажды возникла проблема более неприятная. После одного из тестов к ней в офис зашёл студен-отличник и сказал, что заметил, как во время теста двое его товарищей жульничали — списывали из учебника, хотя тест был с закрытыми книгами. У Наташи ещё с советских времён сохранилось физиологическое отвращение к стукачам и она ответила, что надо было предупредить её во время теста, а сейчас тест уже окончен, жулики не были пойманы на месте преступления, и на этой стадии она ничего сделать не может. На следующий день её вызвал на ковёр декан (тот же отличник настучал ему уже на Наташу) и сказал, что студент поступил правильно, настучав на жульничавших товарищей. На Наташину попытку возразить объяснил, что к такому поведению здесь совершенно иное отношение, чем в Советском Союзе. За многие годы американской жизни Наташа действительно убедилась, что в Америке стучат все на всех: соседи на соседей, родственники на родственников, приятели на приятелей, сослуживцы на сослуживцев — это норма. Говорят, это помогает предотвращать нарушения и преступления, и никто не считает это позором. В СССР — стране, где закон был, как дышло, и служил лишь интересам власти, обход правил и законов был для каждого гражданина естественным способом выживания и существования, и потому стукачество среди порядочных людей считалось позором. Однако, в Америке, стране реально работающих законов, любое нарушение старательно и самозабвенно пресекается самими гражданами, что, по большому счёту, правильно.
В преподавании есть свои прелести, однако Наташу, как человека творческого, всегда тянуло к научной работе. Всё время, пока преподавала, она приглядывалась к тому, что делали люди вокруг, стараясь понять, на что именно в Америке дают гранты? А вокруг творились замечательные дела. Однажды её сводили к телёнку, который уже почти год жил с искусственным сердцем и выглядел при этом вполне пристойно: что-то спокойно жевал и лоснился от чистоты и довольства. В Университете Юты было пересажено первое в мире искусственное человеческое сердце «Jarvik-7” пациенту Барни Кларку — новость, всколыхнувшая весь мир ещё в 1982 году. Наташа с радостью и удивлением обнаружила, что волей судьбы оказалась в центре смелой биологической инженерии, и всё, чем она занималась до тех пор, стало казаться ей мелким и несущественным. Здесь, на факультете биоинженерии, работали над будущими кибер-протезами, то есть руками и ногами, управляемыми от сигналов головного мозга, над искусственными «глазами» для слепых — это была научная, но уже не фантастика. Наташе очень хотелось стать частью этого направления, отбросив то, чем занималась в прежней жизни. К счастью, отбрасывать не пришлось, ибо оказалось, что прежний опыт дал ей твёрдый фундамент для новой высоты.
Однажды она познакомилась с Кэрин Колдуэлл, внучкой великого химика Сванте Аррениуса, нобелевского лауреата. Наташин опыт в области электронного парамагнитного резонанса, приобретенный в Институте химической физики, пришёлся очень кстати в проектах, которыми занималась Кэрин, и она привлекла её к работе над специальными покрытиями для снижения отторгаемости искусственных органов. Это было в 1991-й году — Наташин первый небольшой научный проект в Америке. Спустя пять лет, пять самых трудных лет её жизни, Наташа наконец получила свой первый персональный грант. Он был дан на разработку метода борьбы с инфекциями на имплантах с помощью ультразвуковых волн — так Наташа в первый раз пришла к медицине и биологии. Учтите, читатель, что шла она к этому непростым путём — в прежней жизни ни разу не приходилось ей работать с живыми клетками, мало что знала о тонкостях биологических процессов, и по её словам: «рвала на себе волосы, что в своё время не задавала папе и маме вопросы, на которые теперь с таким трудом искала ответы». Первый грант был умеренного размера и всего на один год, но оказался очень престижным — таких грантов было двадцать два на всю Америку. В связи с этим в Университет даже пришло поздравление от директора Национального Фонда Науки, а Наташа наконец целый год получала нормальную зарплату, на которую уже можно было по-человечески жить.
Считается, что все крупные изобретения и открытия делаются людьми молодыми, так как возраст будто бы снижает живость ума и подавляет воображение. Но это — у кого как. Недавно выяснилось, что с каждым веком средний возраст успешного учёного или изобретателя увеличивается на 5-6 лет. Так, в 19-м веке это было 30 лет, в 20-м — 35, в 21-м, вроде уже подходит к 40, но это лишь усреднение, а вот Наташа сделала своё замечательное изобретение когда ей было под 60. Работая над проблемами отторжения искусственных органов, она натолкнулась на плодотворную идею лечения рака. Суть её в следующем. Одним из стандартных методов подавления злокачественных опухолей является химиотерапия. Главная проблема, с ней связанная, заключается в том, что убивая опухоль, лекарство отравляет и здоровые ткани. То есть — одно лечим, другое — калечим. Наташа придумала упаковывать ядовитое лекарство в крохотные шарики нано-капель, имеющие двухслойную полимерную оболочку. Эти нано-капельки внутривенно вводятся в кровь пациента. Они имеют такой размер, что не проникают сквозь сосуды, пронизывающие здоровые органы и ткани, поэтому лекарство туда не попадает и не разрушает здоровые клетки, снижая побочные эффекты химиотерапии. Однако, в опухолях сосуды дефектные, и нано-капли постепенно накапливаются в тканях опухоли. После чего лекарство надо освободить из капель, чтобы оно вошло в раковые клетки и убило их. Эту работу делает ультразвук. Специальный излучатель, установленный на теле пациента, фокусирует ультразвуковые волны на опухоли, под их воздействием нано-капля превращается в пузырь и раздувается, как воздушный шарик. При этом оболочка становится тонкой, ультразвук заставляет её вибрировать и стрясает с неё ядовитое лекарство в опухоль.
На эту пионерскую технологию Наташа получила первый грант от Национального института рака и два патента. После этого всё покатилось по более или менее накатанным американским рельсам, с постоянной охотой за грантами и систематической работой на полный износ.
Испытания её метода были проведены на мышах, у которых нано-капельками с ультразвуком очень успешно лечили рак груди, яичников и поджелудочной железы. Наташа часто ездила на научные конференции, делала доклады, писала статьи. В 2012 году она вышла на пенсию, к сожалению не доведя свою работу до клинических исследований на людях: получить разрешение на такие испытания — очень трудоёмкий и долгий процесс. Но в 2018 году пришла приятная новость — ей позвонили из Стэнфордского университета и сообщили, что ведут работы с её нано-каплями в новом неожиданном направлении: её разработки имеют хороший шанс найти оригинальное применение для лечения некоторых психических заболеваний. Дело в том, что введение лекарств в мозг пациента сильно затруднено гемато-энцефалическим барьером, тем самым, над которым более 70 лет до того работала её мать с Линой Штерн. Оказалось, что с помощью ультразвука Наташины нано-капли могут преодолевать этот барьер и доставлять лекарства в мозг человека. Так Наташа снова вернулась к науке, в качестве консультанта.
Наташа продолжает активную писательскую работу. В 2004 г. вышло новое дополненное издание её книги «То ли быль, то ли небыль». В предисловии к книге Дина Рубина писала: «Автору этой чудесной, улыбчивой и пронзительной книги повезло… То, что Наталья Рапопорт — человек талантливый, остроумный, обладающий приметливым глазом и тонким чутьём, видно с первой страницы». В 2014 году была опубликована третья книга Натальи Рапопорт: автобиографический роман «Личное дело». Отзыв Елены Катишонок: «Наталья Рапопорт владеет редким даром: будучи прекрасным рассказчиком, она умеет воплотить устный рассказ в письменный, от которого невозможно оторваться». В 2018 году вышла книга «Автограф — сборник литературных эссе». В 2019 году Наташа опубликовала книгу «ExEpistolis» — переписку со своим ныне покойным другом Марком Копелевым — разносторонне одарённым человеком: режиссёром, фотографом, писателем и даже театральным портным. Эта книга написана в ныне редком жанре диалога, где читатель становится свидетелем эмоциональной, глубокой и порой забавной эпистолярной беседы двух талантливых людей.
Наташа с Володей
Наташа живёт с Володей в Солт-Лэйк-Сити («Солёноозерске», как она его называет на русский лад), пишет книги, продолжает ездить по свету с научными докладами и презентациями своих книг. Дочь Виктория профессорствует в университете штата Небраска.
В прошлом было в жизни Наташи Рапопорт много интересного, увлекательного, трудного и опасного, но это уж свойство характера. Она по-прежнему очень активна. Сидеть без дела — занятие не для неё. Как я уже отметил, родилась она под счастливой звездой.
Литература
-
Н. Рапопорт. То ли быль, то ли небыль.2-е изд., дополненное. Изд. «Феникс», 2004
Н. Рапопорт. Личное дело.Издательство «M-Graphics, Boston» 2013; Изд. «Пушкинского фонда», 2014
Н. Рапопорт. Автограф.Изд. «Новый Хронограф» и «M-Graphics, Boston» 2018
М. Копелев, Н. Рапопорт.ExEpistolis.Издательство «M-Graphics, Boston» и «Новый Хронограф», 2019
Н. Рапопорт. Память — это тоже медицина. ж. «Юность», № 4, 1988
Н. Рапопорт. Вот это место. ж. «Иностранная литература», № 2, 2013
Н. Рапопорт. Встреча с императрицей смерти; Семья Канель; и др. Публикации в газете «Московские новости», английская редакция, 1997 — 1999
Н. Рапопорт. Больше чем поэт. Интернет-журнал «Семь Искусств», No. 5(86), 2017
Н. Рапопорт: Вся сила в нижней губе…Интернет-журнал «Заметки по Еврейской Истории», No. 7(201), 2017.
Н. Рапопорт:К вольной воле заповедные пути... Интернет-журнал «Заметки по Еврейской Истории», No. 40, 2004.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer8_9/aroginsky/
