ИЗ ВСЕХ НАРОДОВ
(Стихи — Натан Альтерман, музыка — Амос Барзель)
За еврейских детей, коих к плахам влекли,
Гнев ничей не ударил в закаты,
Ибо нас Ты избрал из народов земли,
Ибо нас взлюбил Ты, ибо нас взалкал Ты.
Ибо избраны — мы. Не норвежец, не чех,
Не британец… Желал Ты упрямо
Тех еврейских детей — умных отроков тех,
Что шагали к местам своих жертвенных вех,
Зная твёрдо, что кровь их — не кровь во кровех, —
И моля: «Не смотри на нас, мама!..»
Бездну дён и ночей насыщается зев!
А святейший отец не покинул свой Рим
Ни на день — чтоб, спасителя образ воздев,
Постоять над побоищем сим.
Ни на день — чтоб побыть там хоть в бурю, хоть в тишь,
Там где бездну годов, словно агнец, стоишь
Ты, безвестный еврейский малыш!..
И усердно творенья резцов и кистей
Берегут — да не сгинет краса их;
А священное чудо — головки детей, —
Изувер о каменья кромсает!..
И взывает их взгляд: «Мама, очи закрой!
На ряды наши — тело на теле, —
Не смотри! Мы испытанных воинов строй —
Жаль, повыше мы стать не успели!..»
И вещает их взор: «Бог отцов! Повели,
Чтоб не дрогнула наша закалка,
Ибо нас Ты избрал из народов земли,
Только нас взлюбил Ты, только нас взалкал Ты!
Ибо нас Ты избрал меж земными детьми —
Пред престол Свой нас взял для закланий.
Так сбирай нашу кровь! Чашу скорби возьми —
Нет вместилищ иных и дланей!
Но, вдохнувший её, словно россыпь гвоздик,
И впитавший — подобную туку, —
Ты и взыщешь её с тех, кто плахи воздвиг,
И с безмолвно предавших на муку».
Примечание: эти стихи, написанные Натаном Альтерманом в 1942 году, — один из самых ранних и ярких поэтических откликов на Холокост.
Сбой ритма в четвёртых строчках первой строфы и третьей от конца соответствует строю оригинала.
בבכות ילדינו בצל גרדמים
את חמת העולם לא שמענו,
כי אתה בחרתנו מכל העמים,
אהבת אותנו ורצית בנו.
כי אתה בחרתנו מכל העמים,
מנורווגים מצ’כים מבריטים.
ובצעד ילדינו אלי גרדמים,
ילדים יהודים, ילדים חכמים
הם יודעים כי דמם אינו בדמים —
הם קוראים רק לאם: אל תביטי.
ואוכל הגרון בימים ובליל,
והאב הנוצרי הקדוש בעיר רום
לא יצא מהיכל עם צלמי הגואל
לעמוד יום אחד בפוגרום.
לעמוד יום אחד, יום אחד ויחידי
במקום שעומד בו שנים כמו גדי
ילד קט, אלמוני, יהודי.
ורבה הדאגה לתמונות ופסלים
ואוצרות אמנות פן יפצצו,
אך אוצרות אמנות של ראשי-עוללים
אל קירות וכבישים ירצצו.
עיניהם מדברות: אל תביטי, האם,
איך שורות ארוכות הונחנו.
חיילים ותיקים וידועים לשם,
רק קטנים בקומה אנחנו.
עיניהם מדברות עוד דברים אחדים:
אלהי האבות, ידענו
שאתה בחרתנו מכל העמים,
אהבת אותנו ורצית בנו.
שאתה בחרתנו מכל הילדים
להרג מול כיסא כבודך,
ואתה את דמנו אוסף בכדים,
כי אין לו אוסף מלבדך.
ואתה מריחו כמו ריח פרחים
ואתה מלקטו במתפחת,
ואתה תבקשנו מידי הרוצחים
ומידי השותקים גם יחד
ТРИ ОТВЕТА
(Слова — Натан Альтерман, музыка — Арье Леванон)
Он сказал: «Коль за мною пойдёшь,
Не в парчовой ходить тебе ткани —
Сломит скорбь, и без силы падёшь»;
Но ответила: «Сил мне достанет.
Буду вретище гордо носить,
Словно в злате мой стан и в шелку;
Буду в ливень дороги мостить —
И царицей себя нареку.
Что б ни молвил и что б ни велел, —
Совершу и исполню, милый,
И не тяжек мой будет удел,
И мои не иссякнут силы».
И сказал он: «А если предам,
Если, брошена, в хладной кровати
Будешь, внемля ночным лишь дождям,
Ждать — вернусь ли из чьих-то объятий?»
«Буду ждать, сколь бы ждать ни пришлось, —
Так сказала, и светел был взгляд, —
И не будет ни жалоб, ни слёз —
Лишь бы знать, что вернёшься назад!
Что б ни молвил и что б ни велел, —
Совершу и исполню, милый,
И не тяжек мой будет удел,
И мои не иссякнут силы».
И сказал: «А коль изгнана мной
Будешь прочь навсегда, и сквозь иней
Прозвучит за твоею спиной:
Уходи и забудь моё имя?»
Миг молчала, улыбка из льда
Засветилась — и пало из уст:
«Если молвишь — уйти навсегда, —
То уйду и вовек не вернусь.
На одно лишь отвечу я — нет:
Не мечтай, чтоб тебя забыла!
Ибо этот исполнить завет
Не дано мне, любимый, силы!»
הוא אמר: «אם תלכי אחרי
לא קטיפה תלבשי ולא משי
יהיה מר עד בלי כח אולי»
אז אמרה היא: «לאט, כח יש לי
אם צריך אתהלך בסחבות
כלובשת קטיפה מבריקה
אם צריך אקרצף רצפות
ואהיה בעיני כמלכה.
כל אשר תבקש ותשאל
אעשה ואוסיף לשמוח
יהיה טוב, אהובי, יהיה קל
לעולם לא יחסר לי כח»
אז אמר: «מה יהיה אם אבגוד
ואותך אעזוב מיותרת
בלילות ארוכים לחכות
עד שובי מזרועות האחרת?»
«אם צריך לחכות אחכה»
כך אמרה ופניה באור.
«אם צריך לא לבכות לא אבכה
העיקר שאדע כי תחזור
כל אשר תבקש ותשאל
אעשה ואוסיף לשמוח
יהיה טוב אהובי יהיה קל
לעולם לא יחסר לי כח»
אז אמר: «מה יהיה אם אגיד
כי עליך לקום וללכת
ולשכוח אותי ושנית
לא לשוב כי לרחוב את מושלכת?»
היא רק רגע שתקה ותחייך
אז דברה ופניה ככפור
«אם תאמר לי ללכת, אלך,
אם תאמר לא לחזור, לא אחזור.
אך דבר רק אחד אל תשאל
אל תאמר לי אותך לשכוח
כי את זאת אהובי לא אוכל
בשביל זה לא יהיה לי כח.
ПОДКИДЫШ
(Слова — Натан Альтерман, музыка — Йосеф Сариг)
Был положен я в ночь, сморщен, нем и измят,
Материнской рукой под забор.
И, точь-в-точь из колодца, стремил я к ней взгляд —
К ней, свершающей бегства позор.
Словно брошенный в бездну, стремил я к ней взгляд,
И светильник луны был над нами подъят.
Но восстал я в ночи, и в назначенный час
К ней в обитель, немой и нагой,
Я пришёл — так назад мяч примчится, крутясь,
К тем, кто пнул беспощадной ногой.
Я пришёл — так назад мяч примчится, крутясь, —
И вкруг горла её тень кистей обвилась.
Содран с горла, как червь, — так содеяла мать
Перед ликом Твоим, Судия, —
Я вернусь; будет ночь — я явлюсь ей опять,
И стезя непреложна сия…
Я вернусь; будет ночь — я приду к ней опять.
Ночью — падают ниц, ночью — кары печать…
Я врата её помыслов в силах открыть,
Я — лишь я, — властелин этой мглы.
Ведь жива — и трепещет любви нашей нить
Тонкой жилой пред спуском стрелы.
Ведь жива — и трепещет любви нашей нить,
И ни даром не стать ей, ни отнятой быть.
Породившей меня, — не отъять этот плод
От кричащей души никогда;
И, отторгнутый прежде, чем взмыл бы в полёт,
Я вовек не покину гнезда.
Я — отторгнутый прежде, чем взмыл бы в полёт, —
В дом вступив, запечатал и выход, и вход.
Съёжит плоть её старость в узилище том,
Лик ей сморщит — под стать моему.
И я белым её облеку полотном,
И на хрупкие ручки возьму.
И я, белым её облачив полотном,
Не скажу ей, куда и зачем мы идём.
И угасший комочек, что нем и измят,
Положу я в ночи под забор.
И, точь-в точь из колодца, взлетит ко мне взгляд;
И поймём мы: окончен наш спор.
Будет, словно из бездны, стремить она взгляд.
И светильник луны будет Богом подъят.
הניחתני אמי לרגלי הגדר,
קמוט פנים ושוקט. על גב.
ואביט בה מלמטה, כמו מן הבאר,
עד נוסה, כהנס מן הקרב.
ואביט בה מלמטה, כמו מן הבאר.
וירח עלינו הורם כמו נר.
אך בטרם השחר האיר, אותו ליל,
קמתי אט כי הגיעה העת
ואשוב בית אמי, ככדור מתגלגל
החוזר אל רגלי הבועט.
ואשוב בית אמי ככדור מתגלגל
ואחבוק צווארה בידיים של צל.
מעלי צווארה, לעיני כל יכול,
היא קרעתני כמו עלוקה.
אך שב לילה ושבתי אליה כתמול,
ותהיה לנו זאת לחוקה:
בשוב לילה ושבתי אליה כתמול
והיא לילה כורעת לגמול ולעול.
ודלתות חלומה לי פתוחות לרווחה
ואין איש בחלום מלבדי.
כי נותרה אהבת נפשותינו דרוכה,
כמו קשת, מיום היוולדי.
כי נותרה אהבת נפשותינו דרוכה
ולעד לא ניתנת ולא לקוחה.
ועל כן עד אחרית לא הסיר אותי אל
מעל לב הורתי הצועק
ואני — שנותקתי מבלי היגמל —
לא נגמלתי ולא אינתק
ואני שנותקתי מבלי היגמל
נכנס אל ביתה והשער נועל.
היא זקנה בכלאי, ותידל ותקטן,
ופניה קומטו כפני.
אז ידי הקטנות הלבישוה לבן,
כמו אם את הילד החי.
אז ידי הקטנות הלבישוה לבן,
ואשא אותה בלי להגיד לה לאן.
ואניח אותה לרגלי הגדר
צופייה ושוקטת. על גב.
ותביט בי שוחקת, כמו מן הבאר,
ונדע כי סיימנו הקרב.
ותביט בי שוחקת, כמו מן הבאר.
וירח עלינו הורם כמו נר.
НОЧЬЮ, НОЧЬЮ
(Стихи — Натан Альтерман, музыка — Мордехай Зеира)
Ночью, ночью бьёт ветер по окнам.
Ночью, ночью звезда запоёт нам.
Ночью, ночью плеск листьев в тиши —
Баю, баю, свечу затуши.
Ночью, ночью —
Люли, люли, свечу затуши.
Ночью, ночью — очам спать лучистым.
Ночью, ночью — к тебе полем чистым
Ночью, ночью с клинками в ножнах
Трое, трое неслись на конях.
Ночью, ночью —
Люли, люли, неслись на конях.
Ночью, ночью — над первым взмыл коршун.
Ночью, ночью — второй саблей скошен.
Ночью, ночью — а тот, что не пал,
Баю, баю, тебя не узнал.
Ночью, ночью —
Люли, люли, тебя не узнал.
Ночью, ночью бьёт ветер сильнее.
Ночью, ночью плеск листьев слышнее.
Ночью, ночью ждёшь-чаешь, мой свет,
Баю, баю, да путника нет.
Ночью, ночью —
Люли, люли, да путника нет.
לילה לילה הרוח נושבת
לילה לילה הומה הצמרת
לילה לילה כוכב מזמר
נומי נומי כבי את הנר
נומי נומי כבי את הנר
לילה לילה
נומי נומי כבי את הנר
לילה לילה עצמי את עינייך,
לילה לילה בדרך אלייך
לילה לילה רכבו חמושים
נומי נומי שלושה פרשים
נומי נומי שלושה פרשים
לילה….
לילה לילה אחד היה טרף
לילה לילה שני מת בחרב
לילה לילה וזה שנותר
נומי נומי את שמך לא זכר
נומי נומי את שמך לא זכר
לילה….
לילה לילה הרוח גוברת
לילה לילה הומה הצמרת
לילה לילה רק את מחכה
נומי נומי הדרך ריקה
נומי נומי הדרך ריקה
ОХРАННАЯ ПЕСНЯ
(Стихи — Натан Альтерман, музыка — Саша Аргов)
Хранить души своей цветенье не устань,
Храни и жизнь, и цвет души, и разум зрелый —
От стен, что рушатся горя, от тёмных тайн,
От злых когтей, и от ножа, и от обстрела!
Храни себя от тех, кто режет, бьёт и жжёт,
От искушенья — прах иль небо тронуть дланью,
От зовов мертвенных всего, что стережёт,
Чтоб погубить — колодца ль глубь, печи ль пыланье…
Храни души своей и жизни цвет и плод,
И плоть, и прядь, и дар, и разума сиянье!
(припев) А летний вечер был так добр — ни дать ни взять
Обычный вечер по заветам старины,
Дарящий милость, и покой, и благодать —
Не страх, не шёпоты навета и вины;
Дарящий выпечку и мягкую кровать,
Что будут отблеском свечей озарены…
Был тёплый вечер, словно встарь, — ни дать ни взять, —
Чей дар, казалось нам, не страх, а благодать…
Но ветер шлёт свою десницу, тихим взмахом
Окно неспешно отворяя в тёплый дом.
Смеёшься ль ты? Иль то смеётся вечность страха?
Застыла ль ты? Иль радость сковывает льдом?
И почему ещё весь мир столь чужд, скажи мне,
Мир, чьи грозят водой и пламенем пути?
Тот мир, в котором ткань души твоей и жизни
Трепещет пташкою испуганной в горсти?
Зачем, скажи мне, всё сильней полёта дрожь?
Иль птицей в поисках окна крылами бьёшь?
(припев) И летний вечер был так добр…
Храни, уставшая, души и жизни плод,
И жизнь, и душу береги — чтоб свет не смеркся.
Храни и разум, и красу, и прядь, и плоть,
Храни четою рук отважных — нежность сердца.
Примечание: «Охранная песня» Натана Альтермана написана в 1965-м году и обращена к его дочери Тирце, внутренний мир и эмоциональное состояние которой внушали ему тревогу: он чувствовал её душевную уязвимость и очень переживал за неё. Тирца Атар тоже стала известной поэтессой, в том числе автором песенных текстов. Она, к сожалению, погибла в 1977-м году, в тридцать шесть лет, семью годами позже смерти отца. У неё остались двое детей, сын и дочь.
В полном, книжном варианте «Охранная песня» — небольшая поэма. Я перевёл пока только сокращённый, песенный текст.
שמרי נפשך, כוחך שמרי, שמרי נפשך
שמרי חייך, בינתך, שמרי חייך,
מקיר נופל, מגג נדלק, מצל חשך,
מאבן קלע, מסכין, מציפורניים
שמרי נפשך מן השורף, מן החותך
מן הסמוך כמו עפר כמו שמיים
מן הדומם, מן המחכה והמושך
והממית כמו באר ואש כיריים
נפשך שמרי ובינתך שער ראשך
עורך שמרי, שמרי נפשך, שמרי חייך.
זה ערב קיץ לכאורה, זה לכאורה
רק ערב קיץ טוב, ידוע וישן,
שבא לחסד ולרחמים, לא למורא
ולא לרחש חשדות ודבר אשם,
שבא עם ריח תבשילים ועם מנורה
אשר תאיר עד אם ננוח ונישן.
רק ערב קיץ חם וטוב הוא לכאורה,
רק ערב קיץ חם שבא לא למורא.
הנה הרוח יד שולחת ובלי רחש
פתאום חלון לאט נפתח בחשכה
אמרי מדוע את צוחקת כמו פחד
אמרי מדוע את קופאת כמו שמחה?
אמרי מדוע העולם כה זר עדין
ואש ומים מביטים בו מכל צד?
אמרי מדוע בו מפרפרים חייך
כמו ציפור מבוהלה בתוך כף יד?
אמרי מדוע זה את מעוף ורעד רב
כמו ציפור בחדר בחפשה אשנב?
זה ערב קיץ לכאורה…
שמרי נפשך העייפה, שמרי נפשך
שמרי חייך, בינתך, שמרי חייך,
שער ראשך, עורך שמרי, שמרי יופייך,
שמרי ליבך הטוב, אמציהו בידיך
ЭЛИФЕЛЕТ
Слова — Натан Альтерман, музыка — Саша Аргов))
Чуть печально пропев — Элифелет, —
Мы расскажем — не хочешь, не верь, —
Что его и мальчонкой успели
Растетерей прозвать из тетерь.
Всем вокруг это было заметно,
И звучало с любого крыльца:
«Что с ним делать — совсем безответный,
Нету воли ничуть у мальца».
Если выхватит кто-то игрушку, —
Он в ответ улыбается всем,
Не умея понять — почему ж так,
И за что ж, и как быть, и зачем?..
И так странно в тот миг и светло
Что-то пело над ним и цвело —
Без откуда, зачем, кому,
Без кто знает и без доколе,
Без насколько и почему,
Без куда, для чего и что ли.
И свирели, и скрипки над ним
В те минуты искрились и пели…
Что с ним делать, с мальчишкой чуднЫм,
Что с тобой толковать, Элифелет.
В ночь, в бою, под осколочным градом,
Кто-то крикнул сквозь грохот и стон:
Гибнет взвод у гряды — нет снарядов,
Биться нечем, и дзот окружён.
И нельзя ему — так ощутил он, —
Артзапас не доставить туда.
И безвольно пополз — ждать не в силах, —
Под обстрел он, в огонь, где гряда…
Возвратясь же, весь в ранах, — вздохнувши,
Лишь слегка улыбнулся он всем,
И упал, не спросив — почему ж так,
И за что ж, и как быть, и зачем?..
И так странно в тот миг и светло
Что-то в душах бойцов расцвело,
И запело — без почему,
Без кто знает и без доколе,
Без откуда, зачем, кому,
Без куда, для чего и что ли…
И свирели, и скрипки над ним
Вновь светились, и вновь они пели…
Что с ним делать, с мальчишкой чуднЫм,
Что с тобой толковать, Элифелет.
В ночь, в тиши, опустившись на травы,
Их архангел коснулся крылом,
И над насыпью возле заставы
Преклонил он стальной свой шелом.
И сказал Гавриил: «Будь бесстрашен,
Элифелет; отраден твой путь
Там, на небе, всем воинствам нашим,
Хоть и нет в тебе воли ничуть…»
Вот и весь наш напев простодушный.
Что ж там дальше? И чем завершить?
Он звучит, не спросив — почему ж так,
И за что, и зачем, и как быть.
Он звучит, чтоб всё так же светло
Что-то пело в душе и цвело…
נזמר נא את שיר אליפלט
ונגידה כולנו בקול:
כאשר עוד היה הוא רק ילד,
כבר היה הוא ביש גדא גדול.
בו שכנים ושכנות דיברו דופי
ואמרו שום דבר לא יועיל —
אליפלט הוא ילד בלי אופי,
אין לו אופי אפילו במיל.
אם גוזלים מידיו צעצוע,
הוא נשאר מבולבל ומחייך,
מחייך מבלי דעת מדוע,
וכיצד ובשל מה זה ואיך.
ונדמה כי סביבו, זה מוזר,
אז דבר מה התרונן כה ושר.
בלי מדוע ובלי כיצד,
בלי היכן ובלי איך ולמה,
בלי לאן ומאיזה צד,
בלי מתי ובלי אן וכמה.
כי סביב ככינור וחליל
מנגינה מאירה, מצלצלת.
אם נסביר לך מה זה יועיל,
איזה ילד אתה אליפלט.
בליל קרב ברעום אש מזנקת,
בין אנשי הפלוגה קול עבר:
העמדה הקדמית מנותקת,
מלאי תחמושת אזל בה מכבר.
אז הרגיש אליפלט כאילו
הוא מוכרח את המלאי לחדש,
וכיוון שאין אופי במיל לו,
הוא זחל כך ישר מול האש.
ובשובו מהומם ופצוע,
התמוטט הוא, כרע וחייך.
הוא חייך מבלי דעת מדוע,
וכיצד ובשל מה זה ואיך.
ובליבות חבריו, זה מוזר,
אז דבר מה התרונן כה ושר.
בלי מדוע ובלי כיצד,
בלי היכן ובלי איך ולמה,
בלי לאן ומאיזה צד,
בלי מתי ובלי אן וכמה.
מסביב ככינור וחליל
מנגינה מאירה, מצלצלת.
אם נסביר לך מה זה יועיל,
איזה ילד אתה אליפלט.
ובלילה חבוש קסדת פלד,
אט ירד המלאך גבריאל,
וניגש למראשות אליפלט,
ששכב במשלט על התל.
הוא אמר: אליפלט אל פחד,
אליפלט, אל פחד וחיל ‟
במרום לנו יש ממך נחת,
אף שאין לך אופי במיל.
זהו זמר פשוט גם תמוה,
אין ראשית לו וסוף והמשך
זימרנוהו בלי דעת מדוע
וכיצד ובשל מה זה ואיך.
זימרנוהו כך סתם זה מוזר,
כי דבר מה התרונן בו ושר…
ПЕСНЯ ИЗ КИНОФИЛЬМА «ПОЛИЦЕЙСКИЙ АЗУЛАЙ»
(Слова — Эhуд Манор, музыка — Нурит hирш)
Все переулки пусты — лежат, покорные, у ног.
Тень свою влача, вновь он одинок.
Все переулки пусты — лежат, покорные, у ног:
Медли иль спеши — нет ни души.
(припев) Если б ему вернуть
Стрелок свершённый путь, —
Мир бы сумел создать он, где так светло;
Было б вернуть дано
Канувшее давно —
Всё бы тогда на земле расцвело.
Долго, который уж год среди теней кочует он,
Кружит меж колёс, бродит меж времён.
Долго, который уж год среди теней кочует он —
Некого любить иль позабыть.
Хмурый рассвет наступил — послушных тропок не сберечь:
Кто-то гонит прочь, кто-то просит встреч.
Хмурый рассвет, наступив, разрушит грёзы, хоть кричи:
В колчане зари — злые лучи.
כל הרחובות כבר ריקים הסמטאות כולן שלו
שוב הוא לבדו שוב רק עם צילו
כל הרחובות כבר ריקים הסמטאות כולן שלו
אין מה למהר או לאחר
לו להשיב ניתן את מחוגי הזמן
איזה עולם נפלא הוא היה בונה לו
רק להשיב ניתן את שחלף מזמן
איך העולם אז היה משתנה
עשר שנים לפחות הוא מהלך בין הצללים
שוב ושוב סובב בין הגלגלים
עשר שנים לפחות הוא מהלך בין הצללים
אין מי לאהוב או לעזוב
בוקר אפור באוויר הסמטאות כבר לא שלו
שוב אומרים לו לך, שוב אומרים לו בוא
בוקר אפור באוויר שוב משנה את התמונה
שמש אט יוצאת מנדנה…
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛИЯ
(Слова — Эhуд Манор, музыка — Цвика Пик)
Свет дрожащий подступил к шатру
В тот единственный, в тот ранний час,
И про юную твою сестру
Я шептал, к тебе склонясь.
И уткнула ты в постель глаза,
Сжав мне руки в ледяной своей,
Но в ладонь мою слеза
Пала, крови горячей.
(припев) Года прибавили скорбей,
И руки всё слабей,
Но, как взор сестры твоей,
Твой мне светит лик!
Ты, Лия, жизнь моя и песнь,
Любовь моя и песнь,
И не быть мне тем, кто есмь,
Коль солгал в сей миг!
Сыновьями одарив шестью,
Вновь ли, гордая, ревнуешь ты?
Молви, женщина, печаль свою,
Глянь, как близок свет мечты!
Пусть твоих не потупляет глаз
То былое, что укрыла степь.
Вот остался краткий час,
Скоро саду опустеть.
(припев) Года прибавили скорбей…
Примечание: это песня — отклик на древнее сказание (кн. Бытия, гл. 29) об Иакове, Рахили и Лии. Иаков служил семь лет за свою возлюбленную, Рахиль, у её отца, Лавана; но в первую брачную ночь Лаван подменил Рахиль своей старшей дочерью, Лией. Он объяснил это тем, что нехорошо было бы выдавать младшую дочь прежде старшей. Иаков получил, как бы то ни было, обеих сестёр и двух их служанок. Лия родила ему шестерых сыновей, Рахиль — двоих: Иосифа и Вениамина, рожая которого умерла.
Здесь обращение от лица Иакова к Лии, когда-то нелюбимой… Это поэтический вымысел, в источнике нет ничего об отношении постаревшего патриарха к своей старшей жене.
В оригинале припев завершается словами: «Если забуду тебя, Лия, имя мне не Израиль» (Израиль — символическое имя, полученное им от таинственного сверхъестественного противника, с которым он боролся целую ночь и который так и не сумел его одолеть — см. кн. Бытия, 32, 24-31). Я посчитал правильным обойти это: «эмоциональную логику» присутствия в тексте имени «Израиль» в переводе, на мой взгляд, передать невозможно.
Размер сохранён полностью. В пении седьмые строки восьмистиший (казалось бы, неадекватно короткие) «удлиняются» своеобразным средиземноморским распевом.
את אותו הבוקר לא אשכך
כשטמנת ראשך בתוך הכר
אור השמש על האוהל נח
וראשי הלום שיכר.
כשלחשתי באוזנך את שמה
את ידי אספת ביד קרה
ודמעה אחת חמה
אל כפות ידי נשרה.
הנה ימים רבים חלפו
ושתי ידי עייפו
ועינייך מה יפו
כעיני רחל.
אני אוהב אותך לאה
אוהב אותך גאה
אם אשכח אותך לאה
שמי לא ישראל.
אל ימר ליבך על אחותך
הן בנייך לצידך יושבים
אל תפני אישה את מבטך
כל חלומותי קרובים.
מה בקשתך אמרי לאה,
שבע השנים חלפו מזמן
ונותרה רק עוד שעה
טרם יסגר הגן.
הנה ימים רבים חלפו…
НАД МАСЛИЧНОЙ ГОРОЙ (ИЕРУСАЛИМ)
(Слова — Авигдор hа-Меири, музыка — народная)
Взойдя к венцу Масличной горы,
Паду, шепча твоё имя.
Поклон с венца Масличной горы
Земле Иерусалима.
Тысячи тысяч шептали молитвы,
Чая увидеть свет твой и лик твой.
Обитель мира — Ерушалаим,
На сына ль не глянешь любя!
Обитель мира — Ерушалаим, —
Из пепла воздвигну тебя!
Взойдя к венцу Масличной горы,
Паду, шепча твоё имя.
Поклон с венца Масличной горы
Земле Иерусалима.
Всем благодатным излиться дарам
На царский престол, на град и на Храм.
Обитель мира, Ерушалаим,
Я здесь, пока жив мой народ.
Обитель мира, Ерушалаим,
Твой царь и спаситель грядёт.
מעל פסגת הר הצופים
אשתחוה לך אפיים
מעל פסגת הר הצופים
שלום לך ירושלים!
אלפי דורות חלמתי עלייך,
לראות, לזכות, באור פנייך!
ירושלים, ירושלים,
האירי פנייך לבנך!
ירושלים, ירושלים,
מחרבותייך אבנך!
מעל פסגת הר הצופים
אשתחוה לך אפיים
מעל פסגת הר הצופים
שלום לך ירושלים!
באלפי ברכות היי ברוכה!
מקדש, מלך, עיר מלוכה!
ירושלים, ירושלים,
אני לא אזוז מפה!
ירושלים, ירושלים,
יבוא המשיח, יבוא
ВЛАЧУ Я ЗА СОБОЙ…
(Слова — Яков Орланд, музыка — Давид Заhави)
Влачу я за собой безмолвия удел
И сад, что мы сожгли — пускай лишь страх виною…
Не молвила ли ты: «Как город опустел»?
Не молвила ли мне: «Постой без слов со мною»?
В окне моём уж нет уютных тех кувшинок,
Не глянет уж в окно мне даль путей земных.
Лишь те же улицы свой свет ненарушимый
Отзывчиво стремят на блики ламп ночных.
Выйдем же снова по знакомым тропкам этим,
Мимо скамеек, чью-то видевших любовь.
Быть может, лица позабытые мы встретим;
Быть может, тот же мы напев услышим вновь…
Холодная скамья, мечтанья и тоска
Помогут повесть убаюкать ту, былую,
Но однажды вновь, светла и высока,
На плечи к нам слетит она, целуя…
אני נושא עימי את צער השתיקה,
את נוף האלם ששרפנו אז מפחד,
הלא אמרת אלי: «העיר כל כך ריקה»
הלא אמרת אלי: «נשתוק מעט ביחד».
בחלוני קמלו כבר שושני הנוחם,
בחלוני נסתם חזון המרחבים,
רק הרחובות עוד מחייכים במלוא הרוחב,
אל כל אשנב מוצת באור הערבים.
בואי נצא שוב לחוצות אותם הלכנו,
אל ספסלי האהובים בגן העיר.
אולי נפגוש עוד בפנים אשר שכחנו,
אולי נשמע עוד מחדש אותו השיר.
בחלומות ההם על הספסל הקר,
בחלומות ההם נרדים את עברנו.
עד שיום אחד גבוה ומוכר,
יפול שוב בנשיקות על צוארינו.
ПЕСНЬ ОБРУЧЕНИЯ
(Слова — Нисим Алони, музыка — Одед Лерер)
Ледяной росой предгорий одарю тебя,
Гроздью жемчуга из моря одарю тебя.
Чёрной лилией твой локон увенчаю я.
Чёрной лилией твой локон увенчаю я.
Златом с царской колесницы одарю тебя,
Шёлком с тронной багряницы одарю тебя.
Не черны ль, сестра-невеста, лилии мои?
Вдену их, сестра-невеста, в локоны твои.
(припев) В сад мой поступью войди неслышной,
В сад, незримая, вплыви…
Глянь — лилии черны, как страждущего хлеб,
Как слово о любви.
Плащ скитальца, что бездомен, подарю тебе,
Плод для тех, кто обездолен, подарю тебе.
Локон твой звездой далёкой увенчаю я.
Локон твой звездой остывшей увенчаю я.
Усласти, сестра-невеста, мой печальный день.
В брачный плащ, сестра-невеста, плечи мне одень.
В дар прими, сестра-невеста, хлад далёких звёзд.
В дар прими, сестра-невеста, хлад остывших звёзд.
(припев) В сад мой поступью войди неслышной,
В сад, незримая, вплыви…
Прекрасен лилий лик, как страждущего хлеб,
Как слово о любви.
Пояснение: «сестра моя, невеста» — выражение из Песни Песней.
В оригинале ни строки, ни полустрочия не рифмуются, рифмовка, там, где, она имеется, мною добавлена. Повторяющиеся концовки строк («тебя» — «тебя» и т. д.) соответствуют оригиналу. Принцип эквиритмичности соблюдён. Не было возможно полностью передать стихотворную структуру оригинала в том плане, что там словосочетание «сестра-невеста» фигурирует восемь раз, и всегда — в конце длинной строки. Оно, правда, тоже является пятисложным, но с доминантным ударением на заключительном слоге.
Далее, в тексте подлинника в припеве — не «слово о любви», а «песня о любви». Казалось бы, почему именно так и не перевести — по размеру вписывается… Но слово «шир» («песня») на иврите более ёмко по смыслу, чем русское «песня». Это также и «стих». Поэтому я всё-таки предпочёл «слово».
טל מהר גלעד אביא לך, אחותי כלה.
זהב אופיר אני אמצא לך, אחותי כלה.
בשערך אני אקלע שושן שחור כלה.
בשערך אני אקלע שושן שחור כלה.
את פנינת הים אדוג לך, אחותי כלה.
ובגדי מלכות אתפור לך, אחותי כלה.
בשערך אני אקלע שושן שחור כלה.
בשערך אני אקלע שושן שחור כלה.
אל גני תבואי חרש חרש,
אל גני באין רואים.
שחורים כל שושני, כמו לחם אביונים,
כמו שיר האהבה.
שחורים כל שושני, כמו לחם אביונים,
כמו שיר האהבה.
פת של חרובים אתן לך, אחותי כלה.
ושמלת אביון אלביש לך, אחותי כלה.
בשערך אני אקלע כוכב רחוק וקר.
בשערך אני אקלע כוכב רחוק וקר.
את יומי המר תמתיקי, אחותי כלה.
ובגדי כלולות תתני לי, אחותי כלה.
בשערך אני אקלע כוכב רחוק וקר.
בשערך אני אקלע כוכב רחוק וקר.
אל גני תבואי חרש חרש
אל הגן באין רואים
יפים השושנים כמו לחם אביונים,
כמו שיר האהבה
יפים השושנים כמו לחם אביונים,
כמו שיר האהבה.
О БРАТЬЯ, О ВОИНЫ СЛАВЫ СВЯТОЙ
(Слова — Дуду Барак, музыка — Шайке Пайков)
Мой брат Йоханан, чьё с небес
Звучит первородное имя!
Крыла свои ангел — глянь, в белом он весь, —
Распростёр над путями твоими.
Второй — сердцу близкий, — Шимъон!
Дерзнув в жар песков устремиться,
Ты в злато и панцирь победных колонн
Своих вёсен облёк три седмицы.
О братья, о воины славы святой!
О вас моя песнь возлетит над землёй.
О братья, о воинство славы святой!
Молитва взлетит над землёй,
О братья во славе святой,
О воины славы святой!
Тебе, юный лев Йеhуда,
Весь мир не под ноги ль повергнут!
Победы венец над тобой — и звезда,
Тех сказаний, чьи строки не меркнут.
Четвёртый мой брат, Эльазар,
Восшедший на горные главы!
Твоя там безмолвная пала слеза,
Предвещая свершенье державы.
О братья, о воины славы святой!..
Вот я — младший сын у отца,
Взрастившего стан Маккавеев;
Вот я, Йонатан; я коснулся венца,
Я великих дождался мгновений.
Из них нам да свяжется мост
В обитель, где подвиг был начат.
Над цепью вершин — не царица ли звёзд
Нам навстречу смеётся и плачет.
О братья, о воины славы святой!..
Примечание: здесь воспеты Маккавеи — пять братьев-героев, сынов Матитьяhу (Маттафии в русском переводе) из селения Модиин. Они возглавили народ в войне, которая началась в середине 2-го столетия до н. э. из-за того, что Антиох 4-ый Эпифан, царь селевкидской Сирии, посмел посягнуть на иудейскую веру и попытался (надо сказать, при поддержке язычествующей «пятой колонны» внутри самой нации) навязать евреям идолопоклонство. В этой войне евреи наголову разгромили, сокрушили и унизили многонациональные полчища язычников. Верховным полководцем был, вплоть до своей гибели, третий брат, самый доблестный из пяти — Иеhуда (Иуда). Преемником его — и правителем, и первосвященником, — стал самый младший, Ионатан (Ионафан), от чьего лица поётся данная песня. Но он был вероломно захвачен и убит сирийским военачальником Трифоном, и власть перешла ко второму из братьев, Шимъону (Симону). Шимъон пережил всех своих братьев и умер в 134 г. до н. э. Его сын, Иоханан (Иоанн) Гиркан стал первым царём могущественной династии Хасмонеев.
О старшем из братьев Маккавеев, Иоханане, сведений очень мало. Четвёртый, Элеазар, известен воинским подвигом: он убил вражеского боевого слона, но был сам погребён под его тяжестью…
Как бы то ни было, эта обращённая к четырём братьям песнь Ионатана отчасти условна и метафорична. Но у неё есть, к тому же, современный подтекст: мотив скорби о солдатах, павших в войне Судного Дня (октябрь 1973) против Египта и Сирии. И мотив прославления их героизма. Они, подобно Маккавеям, бились и в песках, и на горном севере; они, подобно Маккавеям, наголову разбили врага. И их слава также нетленна.
Выражение «три седмицы» во второй строфе означает гибель в двадцать один год. Это число стоит и в подлиннике, я перевожу точно.
אחי בכורי יוחנן
אליך קוראים השמים
שומר נתיביך מלאך בלבן
מפרש הוא עליך כנפיים.
שני לי יקרת שמעון
אל חום המדבר פעמיך
מרכבת זהב ומרכבת שריון
לי שומרות את כ»א שנותיך.
אחי גיבורי
גיבורי התהילה
לכם תפילתי העולה ועולה.
אחי גיבורי
גיבורי התהילה
לכם תפילתי העולה,
אחי גיבורי התהילה…
אחי גיבורי התהילה.
הבט גור אריה יהודה
עולם ומלואו לרגליך
חופה מעליך — הודה וכבודה
תספר אגדה אודותיך.
אחי הרביעי אלעזר
אל ארץ חרמון העפלת
מול נס האומה בראשו של ההר
חרישית דמעותיך גילגלת.
אחי גיבורי….
אני יונתן הקטן
הקט שבבני מתתיהו
הביטו אחי הנה באתי עד כאן
וימי היפים הנה באו.
בם גשר אל גשר אקשור
וככה נשוב אל בתינו
מעבר לרכס איילת האור
שוב בוכה וצוחקת אלינו.
אחי גיבורי…
БЫЛ СЫН РОЖДЁН
(Слова — Эhуд Манор, музыка — Нурит hирш)
Сын глаза открыл,
Возвеселился дом,
И праздник был по всем окрестным склонам.
Бог благословил
Ниспосланным дождём
И колосом златым утяжелённым.
Падал луч на ствол,
И ветер в окна дул;
Уже тот мальчик азбуку листает;
Куст миндальный цвёл…
Тишрей, и вновь элул —
Малыш тот хрупкий скоро взрослым станет…
Будничная рань —
Субботы смолкла песнь;
Ждала с ними рядом в тишине вокзала.
Взбив подушки ткань,
Готовясь прядь расплесть,
Ему так много синих строк писала…
Вечера свежей,
Взмывает клин под дождь,
А нежная грустит у старой вышки.
Завтра двадцать ей…
Так почему ж, за что ж
Те двадцать не исполнились мальчишке?!
Эту песню (и не только её одну) известнейший поэт-песенник Эhуд Манор написал в память о своём младшем брате, погибшем в 1968 году, во время т. н. «Войны на истощение».
Тишрей и элул — первый и последний месяцы древнееврейского лунного календаря. Празднование Нового Года (и, соответственно, начало месяца тишрей) приходится то на сентябрь, то на октябрь). В оригинале упомянуты три других месяца, но я счёл возможным отступить от буквальной точности.
В последней строфе в оригинале не «нежная», а «красивая» (что на русском языке не звучало бы в качестве подлежащего), и не «вышка», а «ворота».
בן יפה נולד
על כתף הכרמל
ומברכים הגיעו מכל עבר.
גשם טוב ירד
כי נעתר האל
והחיטה נבטה בשדות השבר.
שמש חם זרח
ורוח קר נשב
הילד כבר לומד לקרוא בספר.
עץ שקד פרח
סיון, תמוז ואב
והתינוק הרך היה לגבר.
בוקר יום ראשון
ליד התחנה,
חיכתה איתו עד שתבוא רכבת.
בשוכבה לישון
לפני שנרדמה
שורות כחולות היתה אליו כותבת.
ציפורים עוזבות,
בערב כבר קריר,
יפה בליל שבת חיכתה בשער.
סתיו ברחובות
מחר היא בת עשרים,
אך למה לא מלאו עשרים לנער?
НЕ ПРОЩАЙСЯ СО МНОЙ
(Слова и музыка — Толи Равив)
(припев) О, не прощайся со мной —
Скажи, что встретимся вновь.
Сон, что зовём мы войной,
Омочен в слёзы и кровь.
И свет не ласков дневной,
И тяжек ночи покров;
Так не прощайся же со мной —
Скажи, что встретимся вновь.
Дождь бьётся в стёкла, рань холодна,
Рассвет угрюм и белёс;
Фонарик блёклый… и солона
Улыбка в облаке слёз.
Вагон отцепят, вновь будет пуст
Перрон глухой, где сейчас —
Пламя и трепет сердец и уст,
Что примут боль, разлучась.
Нет, не прощайся со мной…
Коснутся губы и рук, и щёк
Сквозь спазм, и бледность, и хлад.
Время на убыль, вот-вот гудок,
И стрелки взапуски мчат…
Звук поцелуя — и мы уж врозь,
И не открыться окну;
И помашу я — и в гул колёс
Чуть слышный шёпот метну…
Нет, не прощайся со мной…
Примечание: под эту песню иногда танцуют, она поётся в ритме танго. Это — «ретро» конца 40-ых годов.
В переводе я отразил «перенапряжённый» ритм подлинника: там тоже скачущее ударение, иногда смещающееся на первый слог.
אל נא תאמר לי שלום
אמור רק להתראות,
כי מלחמה היא חלום
טבול בדם ודמעות.
ואין עוד שחר ליום
מה עגומים הלילות,
על כן אל נא תאמר שלום
אמור רק להתראות.
קדרו שמיים בבוקר קר,
גשם דופק על שמשות.
רטט שפתיים, חיוך כה מר,
צחוק בעיניים דומעות.
רציף רכבת, פנס חיוור,
בתחנה עזובה.
אש ושלהבת בלב בוער,
כי הפרידה עצובה.
אל נא תאמר לי שלום…
קופאות ידיך, אותן אנשק
מחוג דוהר על שעון.
חוורו פניך, גרון חונק,
כן, זהו צליל אחרון.
שמשה נופלת, עוד נשיקה,
הגלגלים כבר חורקים.
יד מנפנפת, ובלחישה
אוסיף עוד כמה מילים.
אל נא תאמר לי שלום…
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer8_9/manfish/
