Ленин и Сталин против интеллигенции (продолжение)0

(продолжение. Начало в №2/2019 и сл.)

Чудовищная по жестокости расправа Сталина
с философами

Как мы видели выше, все попытки Сталина заставить интеллектуалов объявить его выдающимся философом, провалились. Пришлось пойти в лобовую атаку и самому заявить о своих философских претензиях. Он выступил 27 декабря 1929 года на конференции марксистов-аграрников с докладом «К вопросам аграрной политики СССР», в котором представил себя глубоко мыслящим философом, объявил о шести главных задачах философии и обвинил теоретиков в отставании от практики:

 «…надо признать, что за нашими практическими успехами не поспевает теоретическая мысль… Между тем необходимо, чтобы теоретическая работа не только поспевала за практической, но и опережала ее, вооружая наших практиков в их борьбе за победу социализма… теория, если она является действительно теорией, дает практикам силу ориентировки, ясность перспективы, уверенность в работе, веру в победу нашего дела… Беда в том, что мы начинаем хромать именно в этой области…” (254).

Оставлять деборинцев без наказания Сталин, конечно, не собирался. Для нападок на непокорных философов он выпустил на арену человека из иных кругов — Емельяна Михайловича Ярославского (1878–1943), который уже упоминался выше. Троцкий называл его одним из самых приближенных к Сталину людей и характеризовал следующим образом: «…небезызвестный Ярославский, выполняющий обычно самые двусмысленные поручения Сталина» (255). Тот не доучился до конца 3-го класса начальной школы, устроился рабочим на Забайкальскую железную дорогу, с 1903 года был членом «Боевого центра РСДРП» (грабили банки и богатые дома), в 1907 был осужден за бандитизм на каторжные работы в Нерчинскую каторгу, в октябре 1917 г. руководил Московским вооруженным восстанием, в 1918-1919 гг. служил комиссаром Московского военного округа, был кандидатом в члены ЦК ВКП(б), в 1923-1926 гг. — секретарем ЦК ВКП(б), затем в 1923-1930 гг. — членом Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б), до смерти членом ЦК ВКП(б). Был назван автором первой двухтомной «Истории ВКП(б)» на 696 страницах первое издание 1930 г.), в которой фальсифицирована роль Сталина, но позже его авторство было оспорено, и сейчас эта книга в биографиях Ярославского упоминается редко. Ярославский распорядился в 1920-х гг. запретить исполнение духовной музыки Чайковского, Рахманинова, Моцарта, Баха, Генделя и других композиторов, составил списки («индексы») запрещенных книг, в которые вошли произведения Платона, И. Канта, В. Соловьева, Л. Толстого, Ф. Достоевского и др. Он же подписал запрет ставить елки в новогоднюю ночь. Его, человека без образования, избрали в 1939 г. в академики АН СССР (вместе со Сталиным, Митиным, Вышинским и Лысенко), он заведовал кафедрой истории ВКП(б) в Высшей партшколе. Из секретарей ЦК партии он был определен Сталиным в 1926 г. на роль главного борца с религией и «поповщиной» — опущен до поста председателя Союза воинствующих безбожников (одно название чего стоит!).

Он выполнил то, чего Сталин безуспешно ждал от деборинцев: заявил 30 марта 1930 года, правда, не на ахти каком высоком митинге — на пленуме Союза безбожников, что именно Сталин является неоспоримым лидером философской науки, а затем перешел к критике Деборина (256).

Деборинцы не раскусили, кто истинный заказчик его речи, словами «богоборца» возмутились и отправили в газету «Безбожник» резкое «Письмо в редакцию», изложив полное несогласие с критикой непрофессионала (257). Лишь Ярославский, непрерывно общавшийся лично со Сталиным, знал то, о чем деборинцы не смогли догадаться. Их теперь надо было свергать с пьедестала, и Ярославскому была поручена именно эта роль. Через пару месяцев «богоборец» снова вышел на трибуну и гораздо более решительно высказался публично об ошибках деборинцев (258).

Через месяц после этого, 20 апреля 1930 года Деборин и поддерживающие его специалисты публично ответили Ярославскому и категорически отвергли нападки. Тогда через буквально несколько дней чья-то могучая рука (не нужно долго ломать голову над тем, чтя была эта длань) распорядилась продолжить дискуссию, и несколькими днями позже она развернулась в стенах Института философии, причем Деборину (самому видному специалисту, к тому же самому высокому по академической иерархии человеку — действительному члену АН СССР) была отведена второстепенная роль, а в виде наиболее авторитетного спеца в диамате выступал уже Ярославский и другие не имеющие отношения к этой дисциплине активисты-большевики (259). Ярославский представлял себя на публике главным защитником Сталина от «чванливых» диалектиков. Он в это время вообще пытался заиметь особое расположение Сталина. Известно, что в июле 1931 г. он испрашивал у него разрешения написать книгу о нем, но тот якобы ответил: «Еще не пришло время». Позже его книга «О товарище Сталине» с сусальным текстом о достоинствах вождя увидела свет в 1939 году. Он признан главным фальсификатором роли Сталина в революции 1917 г. и в строительстве советской страны.

Важной деталью тех дней стало то, что всем центральным советским газетам было приказано извещать об этих дискуссиях в часто публикуемых репортажах о них, хотя они оставались узко специальными (внутрифилософскими) спорами. В 1930-1931 годах философия вдруг стала «излюбленной» темой всей советской печати. Дополнительно к пропаганде в печати во все партийные организации рассылали отчеты о проходящих обсуждениях сталинского вклада в науку. Без распоряжения сверху такого случиться не могло.

Троица бывших деборинских студентов из Института красной профессуры — Митин, Юдин и Ральцевич приняли активное участие в дискуссии, а затем их допустили на самый верхний уровень большевистской печати. Статья троицы появилась в «Правде» 7 июня 1930 г. (260). Авторы объяснили, что свое отрицательное суждение о деборинцах продиктовано инструкцией «товарища Сталина, который сформулировал в наиболее теоретически ясной форме тезис о борьбе на два фронта» и кто «дал [им и всем другим] пример глубокого понимания марксистско-ленинской философии». Они демагогически призвали к «решительному внесению политических категорий в философские обсуждения». О том, какое значение было придано их выступлению говорил факт важнейший: под их статьей была помещена короткая декларация от имени редакции «Правды» (не забудем, самого могущественного и непосредственного рупора ЦК партии): «Редакция солидаризуется с основными положениями настоящей статьи».

Деборин с учениками и сторонниками набрались мужества и ответили печатно «троице» в журнале «Под знаменем марксизма» через месяц (261). Соавторами Деборина выступили академик АН СССР И. Луппол, член-корреспондент Б. Гессен, выдающиеся биологи С. Левит, М. Левин и И. Агол, известные гуманитарии Ф. Тележников и И. Подволоцкий и философы-профессора, о которых было сказано выше Я. Стэн и Н. Карев.

Однако понятные всем могучие силы раздвинули рамки внутридисциплинарных споров и вывели вопрос об ошибках деборинцев на более криминальный уровень. Митин, Юдин и Ральцевич объявили в Институте Красной профессуры, что в философии орудуют «враги народа». Как писал позже Хрущеву один из обвиненных в таком «вредительстве», попавший совершенно незаконно под суд, осужденный в таком качестве и проведший на каторге много лет, П.И. Шабалкин, это был разгул криминальных сталинских расправ в 1930 г.:

«Вскоре после этого начались аресты. Почти все коммунисты, перечисленные в статьях, были арестованы. В частности, был арестован и я, как глава никогда не существовавшей группы «шабалкинцев». Были арестованы профессора Дмитриев, Фурщик, Колоколкин, молодые философы-коммунисты, только что окончившие ИКП философии: Адамян, Лепешев, Токарев, Леонов, Тащилин, Базилевский, Евстафьев, Новик, Пичугин и многие другие». Затем митинцы напечатав статью «О задачах борьбы на два фронта» (воинственный язык, введенный в обиход Сталиным, начал использоваться все шире) в журнале Ярославского «Антирелигиозник», восхвалив Сталина, который будто бы совершенно правильно ведет философов к быстрейшему выполнению новых поставленных именно им задач, возмущенно сообщили, что « деборинцы забыли актуальные вопросы социалистического строительства, к тому же … из их поля зрения выпала задача разоблачения методологии троцкизма» (262).

После этого Сталин вывел вопрос о своем лидерстве в философии из кулуарных внутринаучных обсуждений на самый высокий публичный уровень. Двадцать шестого июня 1930 г. открылся 16-й съезд партии, и еще один приближенный к вождю — Лазарь Моисеевич Каганович на 4-ый день съезда выступил с «Организационным отчетом Центрального Комитета ВКП(б)», в котором позиция деборинцев была осуждена (263).

Сталин выступает перед партбюро митинцев

В конце 1930 года, 9 декабря, Сталин лично встретился с членами партбюро Института красных профессоров философии и естествознания, то есть с теми же Митиным, Юдиным, Ральцевичем и их коллегами. Содержание беседы долгое время держалось в строжайшем секрете. Лишь в 1956 году (на третий год после смерти Сталина) Митин решился предать огласке некоторые из записей, сделанных им в ходе беседы с вождем, а длинные, почти стенографические записи оставались за семью печатями в Архиве Октябрьской революции в личном архиве Сталина, потом были переданы сначала в Архив Президента Российской Федерации, а затем в Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), и, наконец, в 2002 году опубликованы (264). Их содержание позволяет понять, почему эти записи так долго держали под замком (можно даже удивляться, почему вообще Сталин не уничтожил их полностью). Уж чересчур ясно они показывают чисто криминальный характер его рассуждений, манеру говорить, не стесняясь, с близкими по духу сподвижниками. Он выступил как главарь преступной шайки, пахан, который и говорит языком уголовника, и думает именно как пахан.

Он начал беседу с призыва перейти к наступательно-агрессивному тону. Наиболее часто в напутствиях митинцам Сталин использовал слово «бить». Не убеждать, не критиковать, не аргументировать свои доводы, противопоставляя свои взгляды теоретическим концепциям оппонентов, а представлять оппонентов врагами и бить их как бьют врагов на поле сражений:

«Сталин задает вопрос — «есть ли у вас силы, справитесь ли?» и в связи с этим отмечает: «Если у вас силы имеются — бить надо… Они (т.е. деборинская группа — ВС) занимают господствующие позиции в философии, естествознании и в некоторых тонких вопросах политики. Это надо суметь понять. По вопросам естествознания черт знает что делают, пишут о вейсманизме и т.д. и т.п. — и все выдается за марксизм. Надо разворошить, перекопать весь навоз, который накопился в философии и естествознании. Надо все разворошить, что написано деборинской группой, разбить все ошибочное. Стэна, Карева — вышибить можно; все разворошить надо. Для боя нужны все роды оружия… нужна амуниция…» (265).

Он потребовал квалифицировать Деборина и солидарных с ним во взглядах ученых как «меньшевиствующих идеалистов». Этим политически заостренным осуждающим штампом следовало отныне заменить академические термины «философский формализм» или «формальная философия».

Он также сообщил участникам встречи, что с этого дня они будут введены в редакционную коллегию журнала «Под знаменем марксизма», где Деборин будет смещен с должности главного редактора, а деборинцы удалены вовсе, причем митинцам будут переданы полномочия выступать непосредственно от имени ЦК партии: «Вот вы и будете представителями ЦК в редколлегии журнала», — говорит он. С первых минут он требует от них начать в журнале политическую кампанию обвинений Бухарина — человека, который так много помог ему в жизни, который считал его другом и кого он сам многократно называл другом, а также Г.В. Плеханова и тех философов и политиков, взгляды которых якобы близки Бухарину, и даже навести критику на Энгельса («Не беда, если, например, в этой работе кое- где заденем Энгельса», — поучает он /266/).

К именам Деборина и деборинцев Сталин в ходе встречи возвращался неоднократно и повторял, что как учителя, так и его учеников надо «разгромить»:

«Молодежь падка на всякую левизну. А эти господа — повара хорошие. Мы в этом деле запоздали, а они слишком вышли вперед.… Они хуже Плеханова. Диалектика для деборинцев точно как готовый ящик, а Гегель является иконой для них. Они берут Гегеля таким, каким он был. Они реставрируют Гегеля и делают из него икону‑» (267).

Даже в тех призывах он говорил вещи странные: ведь если для деборинцев Гегель — икона, если они “берут его таким, каким он был”, то зачем его “реставрировать и делать из него икону”? Он уже икона.

Сталин дал и приказ расправиться с теми, кто лично не пожелал услышать его призыва объявить его же величайшим философом — а именно со Стэном и Каревым. Он говорил о них с нескрываемым недоброжелательством, даже со злобой:

«Теперь о деборинских кадрах. Стэн хорохорится — а он ученик Карева. Стэн — отчаянный лентяй. Он умеет разговаривать. Карев — важничает, надутый пузырь» (268).

В конце встречи он повторил свой чисто бандитский наказ: «Ваша главная задача теперь — развернуть вовсю критику. Бить — главная проблема. Бить по всем направлениям и там, где не били» (269).

Важной для понимания событий, которые случатся в СССР скоро, была часть разговора, касавшаяся теоретических основ естественных наук. Хотя он оговорился, что не считает себя специалистом в этих областях, однако, без всяких оговорок заявил, что признает правым Ламарка (а не Дарвина) и отвергает авторитет одного из столпов науки — Августа Вейсмана:

«На вопрос: «Каковы наши теоретические задачи в области естествознания» — т. Сталин отвечает: «Я не естественник. Правда, в молодости я много читал Ламарка, Вейсманна, увлекался неоламаркизмом. У Вейсманна очень много мистики. То, что у нас пишется по вопросам теоретического естествознания, имеет много виталистического. Материалы в «Большой Советской Энциклопедии» по этой линии по меньшей мере сумбур. И здесь перед вами большие задачи критического порядка» (270).

Сталин не без причины обрушился на немецкого биолога-эволюциониста Августа Вейсмана (1834–1914), взгляды которого назвал «навозом». За пару десятилетий до введения термина ген Вейсман пришел к выводу, что существующие наследственные задатки (которые позже назовут генами) не могут быть изменены за счет простого изменения окружающей среды. Вейсман даже предпринял эксперименты по удалению хвостов у крысят. Почти в двадцати поколениях хвосты им отрубали, но всё равно эти вивисекции к изменению наследования не привели: новые крысята рождались неизменно с хвостами всё той же длины. Поэтому Вейсман считал, что ламаркизм в основе неверен, что прямого наследования благоприобретенных признаков не существует. Он даже ссылался на существующую в течение нескольких тысячелетий практику обрезания у евреев, которая так и не привела к каким-угодно изменениям у потомков. Сталину же заявления Вейсмана о стабильности наследственных признаков были чужды. Ему претили утверждения о весьма редкой возможностью изменения наследственных структур мутациями. Он был твердокаменно убежден, что большевики могут изменить многие жизненные стандарты, люди усвоят в своем поведении новые правила, эти изменения будут унаследованы, и человечество будет жить по новым — большевистким правилам, а старые нормы уйдут, исчезнут навсегда из наследственности.

Рассуждая об естественных науках, он потребовал даже превратить строго научные дискуссии о роли наук в орудие внутрипартийной борьбы с его личными врагами: «Разрабатывать материалистическую диалектику теперь надо на основе и в связи с социалистическим строительством», сказал он.

Через короткое время, 25 января 1931 года, поручение о разгроме деборинской школы было превращено в могущественнейшее постановление ЦК ВКП(б) «О журнале “Под знаменем марксизма”», определившее на десятилетия судьбу философской и многих других наук в СССР (271). С этого момента сталинизация общественных наук в СССР стала законом.

В постановлении была дана установка на введение полицейского контроля за учеными, была осуждена «вражеская деятельность» академика Деборина, несколько раз было упомянуто имя профессора МГУ Стэна, было сказано, что они «отошли от ленинизма и скатились к платформе меньшевиствующего идеализма» (272).

Митина сразу после этой встречи назначили не только главным редактором журнала «Под знаменем марксизма», его (человека без каких бы то ни было научных достижений и степеней) сделали заместителем директора Академии коммунистического образования и заместителем директора Института философии. В благодарность Митин выполнил то, от чего отклонился Деборин и его ученики: в 1931 году он заявил во всеуслышание, что Сталин «выполнил историческую задачу поворота философии к решению жгучих задач современного коммунистического строительства» и назвал его «классиком философии» (273). В начале 1930-х годов Митин опубликовал три небольших по размеру и малозначительных по содержанию статеечки (см., напр. /274 /) и на этом основании ему в 1934 году вручили диплом доктора наук; никакой диссертации писать не надо было, защиты её не предусматривалось, ему просто выдали диплом доктора философских наук. Он мог уже выступать как весомое лицо в научном мире, и в предисловии к книжке «Боевые задачи марксистской диалектики» (1936) написал про себя, что «при рассмотрении всех проблем философии руководствовался одной идеей: как лучше понять каждое слово и каждую мысль нашего любимого и мудрого учителя товарища Сталина и как их претворить и применить к решению философских вопросов» (275). Эту же фразу он повторил в книге «К столетию “Манифеста Коммунистической партии” Маркса и Энгельса», изданную в 1948 г. В 1938 году на собрании в Кремле, созванном по торжественному случаю — выходу в свет «Краткого курса истории ВКП(б)», в присутствии Сталина Митин произнес цветистую речь, в которой заявил, что, создав этот курс, Сталин достиг уровня Маркса и Энгельса:

«Выход в свет курса истории партии является настоящим праздником для всей партии. Сокровищница марксизма-ленинизма обогатилась еще одним произведением, которое, несомненно, стоит в первом ряду с такими произведениями классической мысли, какими являются «Коммунистический манифест» и «Капитал»».

В результате в 1939 году Митин стал академиком АН СССР.

П. Юдин также вошел в число приближенных к Сталину и оставался в фаворе у Сталина. В 1930-е годы он служил одним из личных секретарей Сталина, в 1933–1934 году вместе с А.И. Стецким готовил 1-ый съезд советских писателей, в 1937–1947 был директором Объединения государственных книжно-журнальных издательств (ОГИЗ), строго контролирующего всю печатную продукцию в стране, в 1947–1953 годах руководил в Белграде и Бухаресте газетой “За прочный мир, за народную демократию”, в 1953 году был проведен в академики АН СССР, но вместо выполнения научных функций был определен на должность заместителя главы Верховного комиссара советской зоны оккупации Германии и позднее (вплоть до 1959 года) был послом в Китайской Народной Республике. В 1944 г. он после негативных высказываний Н.К. Крупской о К.И. Чуковском, определил его «Доктора Айболита» как «вредную стряпню, которая способна исказить в представлении детей современную действительность», а самого писателя как «сознательно опошляющего великие задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма». Наиболее анекдотическую память он оставил по себе, выступив со-редактором “Краткого философского словаря”, выпущенного в 1954 году четвертым изданием в количестве полутора миллиона экземпляров. Генетика в этом словаре была названа с использованием сталинского клише как продукт «вейсманизма-морганизма», империализм был охарактеризован также с применением слов Ленина и Сталина, как “эра загнивания и отмирания капитализма”. Но самым курьезным было объяснение того, что такое кибернетика. Эту статейку до сих пор вспоминают как наиболее курьезный и пошлый пример идеологической глупости пропагандистов сталинского времени. Митин и Юдин за всю их жизнь не смогли создать ни одной серьезной научной работы, точно такими же анти-учеными были Ярославский с его двухклассным образованием, Вышинский и Молотов со Сталиным, которых как будто в насмешку над наукой избрали действительными и почетными членами АН СССР.

Секретарь Краснопресненского райкома партии М.Н. Рютин, ставший в начале 1930-х годов решительным критиком Сталина и потому безжалостно истребленный им, так охарактеризовал прислужников Сталина: «В настоящее время (Рютин писал это в начале 1930-х годов) на теоретическом фронте подвизается всё, что есть в партии самого недобросовестного, бесчестного. Здесь работает настоящая шайка карьеристов и блюдолизов (Митин, Юдин, Ральцевич, Кольман и пр.), которые в теоретическом услужении Сталину показали себя подлинными проститутками». Позже он добавил: «Митины, Ральцевичи, Юдины, Кольманы и Ко [это люди], занимающиеся проституированием ленинизма на теоретическом фронте» (276).

Ральцевича позже перестали упоминать вместе с Митиным и Юдиным, потому что он хотел отойти в сторону (уехал в Ленинград). Усилиями Митина в 1936 году он был арестован и осужден. В 1937 году Митин в журнале «Большевик» назвал Ральцевича «двурушником, врагом народа, умело и тонко скрывавшим свою вредительскую сущность».

Кровожадные расправы Сталина с философами

Итак, в 1928–1930 гг. Сталин попытался с помощью разных уловок убедить ведущих советских специалистов диалектического материализма объявить его самым главным философом. Когда это желание не было удовлетворено, он развернул против ученых настоящую войну. Огромное число диалектиков и философов других направлений было арестовано по сфальсифицированным обвинениям и многие из них казнены. Споры со Сталиным оказались роковыми для судьбы всех философов — и тех, кто поддержал Деборина на начальном этапе борьбы Сталина за признание крупнейшим мыслителем и не охарактеризовал его корифеем, и тех, кто в этих событиях не участвовал. Жестокость по отношению к обеим группам поражает. Все подписавшие письмо протеста против обвинений Ярославского о недооценке «деборинцами» вклада Сталина в философию (кроме самого Деборина), были уничтожены. Стэна в 1932 году осудили на 10 лет. После двухлетнего пребывания в заключении его освободили в 1934 году из тюремной камеры, он поработал в редакции Большой Советской Энциклопедии, но затем — в 1936 г. — Сталин не выдержал, Стэн был снова арестован, голословно обвинен в обмане суда и большевистской партии, Сталин лично подписал распоряжение о его расстреле. Заседание повторного суда над Стэном 10 января 1937 года продолжалось 25 минут, он был присужден к смертной казни и расстрелян в подвалах Верховного Суда 19 июня 1937 года. Хотя Сталин унизил и публично оскорбил Стэна, клеветнически назвав его в 1930 году «отчаянным лентяем», он в 1938 году обокрал арестованного профессора, включив в «Краткий курс истории ВКП(б)» в виде центральной главы — «О диалектическом и историческом материализме» текст, написанный Стэном. Авторство всего тома «Краткого курса истории ВКП(б)» было приписано Сталину. Значение этой книги (и особенно написанной Стэном центральной главы в ней) было расценено исключительно высоко: многие утверждали, что именно этим трудом Сталин показал всем, что он на самом деле выдающийся мыслитель и ярчайший толкователь идей марксизма.

Судьба всех остальных соавторов письма Деборина против утверждения Ярославского об ошибке в оценке роли Сталина в философии стала также трагической. Филарет Евгеньевич Тележников (1897-1932) умер в лагере для политзаключенных на Крайнем Севере, Н.А. Карев был расстрелян 11 октября 1936 года, Бориса Михайловича Гессена казнили 20 декабря 1936 года, Израиля Иосифовича Агола — 10 апреля 1937 года, Макса Людвиговича Левина — 19 января 1938 года, Ивана Петровича Подволоцкого — 19 апреля 1938 года, Соломона Григорьевича Левита — 29 мая 1938 года. Иван Капитонович Луппол был арестован в феврале 1941 года, приговорен к смертной казни и умер в заключении 26 мая 1943 года.

Никакой криминальной составляющей в действиях философов не было. Виновными их посчитал Сталин, которого они отказались признать даже не выдающимся, а просто ученым. Он и не был таковым, но в борьбе за власть ему грезилось прослыть умнее и талантливее уничтоженных им действительно незаурядных исследователей. Еще двух соавторов Деборина — С.Л. Гоникмана и Г.С. Тымянского Сталин и члены Политбюро приговорили к расстрелу (распоряжение о казни обоих подписали в 1936 году члены Политбюро ЦК ВКП(б) Каганович и Молотов; при этом Каганович приписал: «Приветствую»). Возможно, решение о казни Гоникмана не было исполнено, документального подтвеждения этого не обнаружено. Только главу философов-диалектиков Деборина Сталин оставил в живых, хотя до смерти Сталина Деборину не дали опубликовать ни одной философской работы.

Совершенно невероятно жестоким приходится признать поведение Сталина в отношении других философов, лишь часть которых взаимодействовали с Дебориным лично, а остальные видимо мешали чем-то таким людям как Митин и Юдин. В важнейшем фундаментальном исследовании С.Н. Корсакова о политических репрессиях философов в сталинское время (1930-1940-е годы), опубликованном в 2012 году, названы имена расстреляных философов, умерших в заключении или доживших до освобождения из заключения после смерти Сталина и реабилитации (277). Корсаков привел основные биографические данные 210 советских философов, подвергнутых репрессиям. Подавляющее большинство из них работали именно в те годы, когда Деборин и сотрудничавщие с ним отказались признать Сталина корифеем. Из числа сотрудников Института философии АН СССР огромное число — 65 были расстреляны, в заключении умерли 19, дожили до освобождения из заключения 30 специалистов, судьба четверых арестованных и осужденных ученых из этого института осталась неизвестной. Из философов, работавших в других институтах страны, были расстреляны 41, умерли в заключении 12, 35 ученых дожили до момента, когда они были освобождены из заключения, судьбу еще трех осужденных философов выяснить пока не удалось.

Расстреляны были (включая и упомянутых выше, кого Сталин распорядился уничтожить после его первого обращения к Деборину и его ученикам) И.И. Агол, Г.П. Адамян, А.С. Айзенберг, А.М. Альтер, А.И. Ангаров, Л.Е. Aрисьян,  А.С. Арутюнянц, Г.Е. Белицкий, С.Я. Бобинский, А.А. Болотников, Б.С. Борилин, П.А. Буханов, Н.И. Бухарин, И.Я. Вайнштейн, И.А. Вайсберг, В.Г. Вандек,  С.Ф. Васильев, И.А. Вашакмадзе, А.Ф. Вишневский, Р.М. Выдра, Х.И. Гарбер,  Ю.Ф. Геккер, Б.М. Гессен, Е.Ф. Гирчик, Б.И. Горев, К.В. Гребенев, М.Н. Гусейнов, Г.Ф. Дмитриев, В.М. Домрачёв, М.З. Жив, И.Т. Жиров, Н.А. Карев, С.П. Коршунов, Б.М. Кун, И.Ф. Куразов, П.Л. Кучеров, Р.С. Левик, М.Л. Левин, С.Г. Левит, Л.О. Леонидов, Э.Ф. Лепинь, С.Ф. Лившиц, А.Т. Лукачевский, С.М. Маркович, В.И. Невский (Кривобоков), Л.О. Пипер, И.П. Подволоцкий, Е.А. Преображенский, Я.С. Розанов, И.П. Роцен, Д.П. Рязанов (Гольдендах), П.Ф. Сапожников, А.Х. Сараджев, В.Н. Слепков, Л.Ф. Спокойный, Я.Э. Стэн, Г.С. Тымянский, В.Р. Ульрих, Я.М. Урановский, Я.А. Фуртичев, Ю.П. Шейн, М.Л. Ширвиндт, А.С. Эстрин, В.А. Юринец, Р.А. Янковский). Умерли в заключении Г.К. Баммель (Бажбеук- Меликов), Е.Д. Бетяев, Ф.А. Горохов, Т.С. Ищенко, П.Ф. Липендин, И.К. Луппол, А.А. Маегов, В.Н. Максимовский, А.Р. Медведев, И.М. Нусинов, И.П. Разумовский, В.К. Сережников, Р.С. Силинг, А.К. Столяров, Г.М. Таганский, И.Г. Тащилин,  Ф.Е. Тележников, С.Я. Турецкий, М.М. Фурщик), несколько десятков ученых провели в тюрьмах и лагерях долгие годы, но всё же остались живы и вышли из заключения после смерти Сталина, судьбы еще четверых ученых — И.Л. Вирской, С.Л. Гоникмана, А.И. Токарева и Ю.В. Франкфурта до сих пор до конца не выяснены.

Таким образом не только научная школа, возглавлявшаяся академиком Дебориным, не один лишь Институт философии АН СССР, но в целом философия как научная отрасль понесла непоправимые потери в результате зверств, учиненных Сталиным.

Схожего масштаба преступлений мир не знает. Сталин просто уничтожил советскую философию как таковую.

Сейчас нередко сталинисты обеляют деяния Сталина, приносят к его памятнику на Красной площади цветы, устанавливают в разных городах России памятники этому убийце и обеляют кровожадные действия Генерального секретаря ЦК КПСС. Они высказываются о кровожадности Сталина таким образом: «Ну, что ж, у него была работа такая». Сталинисты задают вопрос: «А то, чем занимались тт. Деборин, Стэн, Юдин, Бухарин — это философия?» Несомненно, что перечисленные специалисты занимались на современном им уровне разработкой проблем марксисткой философии, а не грабежами, убийствами, уничтожением царей или коллег по партии. Криминала в их действиях не было. В других научных дисциплинах масштаб казней, учиненных Сталиным, меньше (об этом речь пойдет дальше), но и их было достаточно для того, чтобы отбросить российскую науку в целом на десятилетия назад. Властитель поддерживал главным образом то, что было нужно для военно-политического могущества Страны Советов, и уж, конечно, то, что не угрожало его трону.

Поэтому правомочно признать, что Сталин был запредельно хищным преступником, серийным убийцей, сравнимым с Гитлером. Двоечник и троечник семинарии ни университета, ни другого высшего учебного заведения не кончал, а был вышвырнут из этой православной семинарии. Правдами и неправдами он пробрался во главу огромного государства, не имел никаких возможностей прослыть мудрым и нашел способ «укоротить» тех, кто не поддался его низменным (и неизменно кровожадным!) инстинктам. Никакой криминальной составляющей в действиях уничтоженных им ученых не было, и после смерти Сталина всех до одного казненного реабилитовали «за отсутствием состава преступления». Они изучали теоретические вопросы марксизма, имело дело с книгами и рукописями, ни в какие преступления не могли быть вовлечены.

Затем до концв жизни он вмешивался и в другие научные дисциплины и продвигал в них тех, кто соглашался с его взгядами, часто противоречащими принятым в науке положениям. Расцвели бредовые измышления Лысенко, Лепешинской, Бошьяна и других. Истории этого нездорового аторжения в науку посвящено несколько книг, в том числе два издания моей книги «Сталин и мошенники в науке» и статья в газете «Троицкий вариант-Наука» (278).

Недавно в связи с 90-летием Института философии РАН президент РФ В.В. Путин направил коллективу этого научного учреждения поздравительную телеграмму. Почему-то Путин не поздравил сотрудников кольцовского института РАН в связи со столетием этого научного центра в 2017 г. или коллектив Физико-технического института имени А.Ф. Иоффе, отпраздновавшего 100-летие в 2018 г. Возможно трагическая судьба огромного числа сотрудников Института философии, казненных Сталиным, подвигла Путина на то, чтобы выделить именно этот институт из других.

Знавший Сталина лично академик Деборин написал в воспоминаниях, что тот видел себя Юпитером и претендовал на неподобающую ему роль. Он характеризовал Сталина перед своей кончиной следующими словами:

«Нечего скрывать: Сталин ничего в философии не понимал. Я сомневаюсь, чтобы он когда-нибудь проштудировал по-настоящему хоть одну книгу Гегеля или Канта. Но ему это и не нужно было, так как он мнил себя величайшим философом… Сталинский смерч смел с лица земли целое поколение научных работников — философов, историков, экономистов, правовиков, естественников и т. д.»

(продолжение следует)

Цитированная литература

Сталин И.В. К вопросам аграрной политики в СССР. Речь на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. Cочинения. т. 12, стр. 141—172. Цитата со стр. 141. Троцкий Л.Д. Сверхборджиа в Кремле. Портреты революционеров. М., Изд. «Московский рабочий», 1991, стр. 69. Ярославский Е. Заключительное слово на 2-м пленуме Центрального Совета Союза воинствующих безбожников Журнал «Антирелигиозник». 1930, № 4, стр. 17. Гессен Б., Агол И., Гоникман С., Левин М., Левит С., Подволоцкий И., Стэн Я., Карев Н., Луппол И. Письмо в редакцию, Газета «Безбожник», 1930, № 22, апрель; перепечатано в журнале «Антирелигиозник», 1930, № 5, стр. 66. Ярославский Е. Можно ли сотрудничать в антирелигиозной пропаганде с механистами? Журнал «Антирелигиозник», 1930, № 5, стр. 68 и 70-71; эта же речь перепечатана в брошюре: За поворот на философском фронте, М., ОГИЗ, 1931. Детальный анализ развития философии в Советском Союзе в 1920-1930-е годы представлен во многих работах: Перченок, Ф.Ф. «ДелоАкадемии наук» и «великий перелом» в советской науке, в кн. “Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР. М., «Наука», 1995, стр. 201-235: Л.А. Коган, На подступах к советской философии (первые «свердловцы», «соц. академики», «икаписты»), Вопросы философии, 2002, № 5, стр. 112-140; И. Яхот, Подавление философии в СССР (20-е — 30-е годы), см.:http://scepsis.ru/library/id_172.html; С.Н. Корсаков, Трагическая судьба Яна Стэна, в кн. «Наш философский дом. К 80-летию Института философии РАН», М., Изд. Прогресс-Традиция, 2009. стр. 154-175; а также в двух изданиях моей книги «Сталин и мошенники в науке», Добросвет, М., 2012 и 2016. Митин М., Ральцевич В., Юдин П. О новых задачах марксистско-ленинской философии, «Правда». 7 июня 1930 г.; см. также сборник: За изменения на философском фронте. М.Л.: 1931, вып. 1, стр. 17. Деборин А., Луппол И., Стэн Я., Карев Н., Подволоцкий И., Гесеен Б., Левин М., Агол И., Левит С., Тележников Ф. О борьбе на два фронта, Под знаменем марксизма. 1930, № 5. ЦПА, ф. 89, оп. 1, ед. хр. 84, л. 15. Каганович Л.М. Организационный отчет Центрального Комитета XVI съезду ВКП(б). Стенографический отчет о работе XVI съезда ВКП(б) 26 июня — 13 июля 1930 г. М.: Партиздат, 1934. Цитир. по 2-му стереотипному изд., М.-Л., ОГИЗ «Московский рабочий», 1931, стр. 58-90. Стенографическая запись беседы Сталина с членами руководства партячейки Института красных профессоров философии и естествознания хранилась в Центральном Партийном архиве при ЦК КПСС, затем была передана в РГАСПИ, ф. 558 (Сталин), оп. 11, д. 1114, л. 126-134. Сокращенная версия стенограммы была опубликована Г.Г. Квасовым в статье: Документальный источник об оценке И.В. Сталиным группы академика А.М. Деборина, Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. М., 1992. Вып. 10, стр. 188-197. См. также: Троицкий В. Бить по всем направлениям и там, где не били, Вопросы философии. Февраль 2009, № 2, стр. 113-133; см. также журнал «Посев», 2002. № 4, стр. 44-46. РГАСПИ, ф. 558 (Сталин), оп. 11, д. 1114, л. 126128. Там же. Там же, л. 132-133. Там же, л. 134. Там же. Там же. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. 1984. т. 5. стр. 284. Там же. Митин М.Б. За поворот на философском фронте. Вып. 1. М., 1931, стр. 145, 148-149. Митин М.Б. Гегель и теория материалистической диалектики, М., 1932. Митин М.Б. Предисловие к сборнику «Боевые вопросы материалистической диалектики». М., 1936. Рютин М.Н. На колени не встану, Сборник (Сост. Б.А. Старков), М., Политиздат, 1992. Цитировано по:http://scepsis.ru/library/id_939.html. Корсаков С.Н. Политические репрессии в Институте философии (1930-е -1940-е годы), Философский журнал, 2012, № 1(8), стр. 120-170. Сойфер В.Н. Сталин и казни философов, газета «Троицкий вариант-Наука», 18.05.2018.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer9/sojfer/