***
Далеко-далеко, на молочной и сладкой реке,
Долька белого яблока тонет в парном молоке.
Серебристым ковшом зачерпни из реки тишины –
И увидишь во сне отражение белой луны.
Говорят, по луне бродит ветер нездешних дорог,
Из ладони в ладонь сыплет лунный холодный песок.
То ли снег, то ли соль, то ли пепел сгоревшей звезды
До земли долетает и тает, касаясь воды.
Дома не было, дома не будет во все времена.
У молочной реки ни истока, ни устья, ни дна.
В мире нет ничего, что бы мы называли своим.
Только ветер сожжённой дороги, и пепел, и дым.
***
Нам начинают сниться пустые гнёзда.
Обрывками сна под утро играет ветер.
Мы знаем только одно на этой планете –
Затерянный где-то в будущем белый остров.
Мы улетаем утром, прощайте, вишни.
Небо грохочет синими поездами.
Нам выходить на станции Березани,
А дальше – своим ходом, все выше и выше.
Выше цветущих вишен, за облаками,
В яблочный тёплый край, к селениям звёздным,
Через реку и дальше, в открытый космос,
Дальше, – туда, где реки сплелись берегами.
***
Все это будет в следующей жизни –
Холодный вечер за окном, и море,
В котором растворились маяки,
Черновики стихов, и восемь тысяч книг –
Гудящий улей, дом живых историй,
А между ними – чьи-то дневники,
И перелётных птиц простые письма,
В две быстрые летучие строки
О том, что пели солнечные стрелы,
Что в мокром ветре – запахи земли,
Что корабли ушли по Млечному пути
За все пределы. Вишни зацвели,
И небо белым светом закипело,
И выплеснулось вишней из груди.
***
В белом лесу тишина утонула во сне.
В лунной воде по колено стоят облака.
Мне бы, наверно, хватило глотка молока,
Если бы лодка уже не лежала на дне.
Яблоня, яблоня, спрячь меня в белом лесу.
Съешь моё дикое яблоко и засыпай.
Видишь – в реке молоко потекло через край.
Время закинуло сети и ждёт на мосту.
Время закинуло сети и ловит луну,
И голоса над водой еле-еле слышны.
Мне бы, наверно, хватило кусочка луны,
Если бы лодка уже не плыла в глубину.
***
Ты помнишь, как снег под ногами горел, не сгорая,
Как ветер в дыму задыхался и путал дороги?
Расколотый мир покидали крылатые боги,
И стаи текли во всё небо, от края до края.
Ты помнишь, как чёрная память земли остывала,
Земля забывала, зачем в неё падают зёрна,
И царства сметало с ладоней порывами шторма,
И время сломалось – настала усталость металла.
Рассыпался весь механизм, проржавел и распался
На сотни осколков без крови и памяти рода.
И первой ушла, как вода из колодца, свобода,
И боги бежали за ней, и никто не остался.
***
Только тот, кто узнает своё отражение, выйдет живым.
Кто не помнит себя – в лабиринте зеркал растворится,
Как в осенних ветрах без следа растворяется птица,
Или в зимних ветрах без следа растворяется дым.
Глубина поглощает и краску, и свет без следа,
И рогатая тень поднимается, тени темнее.
Я как соль – растворяюсь в воде, а потом каменею.
Дай мне руку, Тезей. Лабиринт – это просто вода.
***
Тёмная музыка воздуха. Дождь где-то бродит,
Перебирает задумчиво клавиши листьев,
С каждой ступенькой уходит всё выше и выше.
Медленный звук – человек его вряд ли услышит –
Из тишины создаёт лабиринты мелодий,
Полные древних чудовищ и яростной мысли, –
Мысли, насквозь пробивающей каменный космос
Нитью, протянутой к выходу, к чистому вдоху,
К белым слезам, открывающим двери свободы.
Дождь до утра. В сильных пальцах живые аккорды.
Музыка ищет дорогу в незримую область,
Царство в песчинке, в последней минуте – эпоху.
***
Белые руки дороги дождём умывала,
Свадебной солью посыпала красную глину,
Горстью разорванных бус рассыпала калину
Красным узором по праздничному покрывалу.
Гости неделю летели из дальних пределов,
Из-за реки, из-за моря, из тёплого края.
Все перелётные стаи на свадьбу позвали,
Всех пригласили, а мы раньше всех прилетели.
Бога дороги венчали с весной-журавлихой,
Сыпали соль на дорогу, на крылья, на воду.
Нам подарили такую слепую свободу,
Что даже девочка Смерть удивлённо притихла.
***
Что для тебя попросить у бога дороги?
Мы это небо пьём, как синюю воду,
Мы этим ветром сыты, как тёплым хлебом.
Что я ещё могу попросить у бога?
Мы на лету целуемся в губы с летом,
Мы обнимаем, как землю, свою свободу.
Что попросить у камня, дерева, птицы? –
Мягкого ветра тебе, лёгкого неба,
Острой, как нож, тебе богатой дороги.
Знаешь, здесь ходят босыми ногами боги,
Всюду их руки, их голоса и лица.
Нам будет снится небо, полное хлеба.
Я попрошу нам небо, полное хлеба.
***
Я ножом начерчу алфавит на песчаной странице.
Начинайте учить меня, чайки, изменчивой речи.
Я хочу вечерами трещать, как сверчок и кузнечик,
Я хочу отвечать полуночному ветру, как птица.
Под ножом на песке расплываются красные пятна.
Время ранено памятью. Время пробито словами.
Я умею читать по слогам звёзды, ветер и пламя,
И в ответ отзывается кровь горячо и невнятно.
***
Небо насквозь промыто, в нём светятся дыры.
Яблочный ветер гуляет всю ночь по саду.
Яблочный ветер целуется сладко в губы.
Хочешь, выйдем и спросим, кого он любит?
Что он прячет здесь, в самом сердце мира,
На перекрёстке Нибиру после заката?
В доме тепло и тихо, уснули мыши.
Чуть шагнешь за порог – унесет дорога.
Яблочный свет молоком заливает веки.
Пьют из молочной реки обычные реки.
Слышишь, о чём по ночам печалятся вишни?
Сердце, как вишню, губами берёт тревога.
***
Белым снегом неделю мело, заболело любовью,
Одинокое небо слепую метель полюбило.
Липким соком калины поило, крылом голубиным
Обнимало и грело холодные щёки зимовью.
Приходили замёрзшие звери, просили ночлега.
Небо прятало их в снеговую свою рукавицу.
Над полями летела метель – перелётная птица,
На прозрачных губах поцелуи мешая со снегом.
***
Стеклянные часы на яблоневой ветке
Отсчитывают такт монетами по льду.
А я губами снег хватаю на лету,
Прозрачный, и безжизненный, и редкий.
Стеклянный шар, а в нём стеклянный сад,
И тень от ветки тяжелей, чем память.
Бесплотный снег застыл, не смеет падать,
И яблоки стеклянные звенят.
