К 125-летию Исаака Бабеля
За свою недолгую жизнь Бабель побывал во Франции трижды. Причём два раза – в 1927-1928 и в 1932-1933 годах – жил там подолгу. На короткое время Бабель приезжал в Париж в 1935 году, на антифашистский Конгресс в защиту культуры, куда его (как и Бориса Пастернака) не хотели отправлять, и наверняка не отправили бы, не будь настоятельного требования французских писателей.
Илья Эренбург вспоминал о том, что Бабель «умел быть естественным с разными людьми, помогали ему в этом и такт художника и культура. Я видел, как он разговаривал с парижскими снобами, ставя их на место, с русскими крестьянами, с Генрихом Манном или с Барбюсом»1. Таким же естественным был Бабель в общении со своими соотечественниками за границей, к нему тянулись многие представители русской эмиграции в Париже. И, конечно, русских литераторов, живших за рубежом, он интересовал прежде всего как известный писатель, приехавший из СССР. Так, например, 11 ноября 1932 года находившийся в провинции Кань-сюр-Мер Евгений Замятин писал Константину Федину: «Остаюсь здесь ещё до середины будущей недели из-за кое-каких кино-дел, а затем <…> в Париж. Мне оттуда пишут Анненков и Савич2, что там Бабель, вернулся и Эренбург. Любопытно будет повидаться с ними. Этакая досада, что здесь нельзя достать газет, а по русско-парижским получаешь только очень отдалённое представление о том, что творится в российской литературе»3.
В Париже Бабель довольно тесно общался со многими эмигрантами из России. После ареста, в тюрьме, в собственноручных показаниях он писал: «Во время первой поездки я виделся с Ремизовым, Осоргиным, Мариной Цветаевой. Ремизову оказал небольшую денежную помощь, завязал знакомство с сыном Леонида Андреева – Вадимом, молодым эмигрантским поэтом, и возбудил ходатайство о разрешении ему вернуться в СССР»4. Несмотря на то, что показания были написаны под давлением следователей, списку упомянутых в них имён можно верить. Сохранилось, например, относящееся ко второму визиту Бабеля во Францию неоконченное и, вероятно, не отправленное ему письмо Марины Цветаевой. Содержание письма ставит, однако, под сомнение их контакты в первое его пребывание в Париже, в которых писатель признался на следствии. По упоминанию статьи «Эпос и лирика современной России. Владимир Маяковский и Борис Пастернак» письмо Цветаевой можно датировать кануном 1933 года:
«С Новым Годом, милый Бабель!
Прощаю Вам для него Ваше огорчительное и уже хроническое упорное равнодушие к единственному не-эмигрантскому поэту эмиграции, к единственному тамошнему – здесь. (А почему не там? Сложно. Хотя, уезжая, предупредила, что вернусь не раньше как через 10 лет <)>.
Итак, Голубчик, я бы давно Вас окликнула, если бы не (совершенно излишний) страх, что могу Вас чем-нибудь скомпрометировать, вернее страх Вашего страха. Настолько не могу, что я бы…
Но сейчас, по окончании большой статьи о Маяковском и Пастернаке, в которой своей рукой пишу следующую страницу
Считаю себя в полном и спокойном праве через всю разлуку никогда не видавшихся людей и через весь ров [зачеркнуто: рубежа, такого же иллюзорного] как [зачеркнуто: Франции, Германии] России [зачеркнуто: просто на] так же протянуть Вам руку как через какой-нибудь стол в Москве.
Итак – <не окончено>»5.
Однако список, приведённый в показаниях на следствии, далеко не полный. Сюда надо добавить ещё ряд имен. Например, музыканта и публициста-евразийца Петра Петровича Сувчинского. Об их знакомстве свидетельствуют четырнадцать записок Бабеля Сувчинскому, находящихся в Национальной библиотеке Франции. Пять из них относятся к 1928 году, остальные – ко второму визиту Бабеля в Париж. 2 марта 1928 года он надписал Сувчинскому отдельное издание пьесы «Закат»: «Петру Петровичу Сувчинскому – “на память”»6.
По свидетельству жены поэта-авангардиста Бориса Божнева Э.М. Каминер, в Париже Бабель общался с её мужем, и Божнев дарил Бабелю свои книги7.
Дружил Бабель и с художником Юрием Анненковым, который оставил небольшие, но яркие воспоминания о писателе. Вообще же, по свидетельству Сосинского, Бабель «не чурался общения с русскими эмигрантами», ему были интересны люди вне зависимости от их политических взглядов. Он бывал не только в парижских трущобах или в рабочих кварталах, его можно было увидеть, например, на лекции П.Н. Милюкова8.
С самим Владимиром (Брониславом) Сосинским Бабель был связан довольно тесно. Вот письмо Сосинскому от 18 сентября 1927 года, которое содержит разговор на серьёзную и для обоих важную тему о литературных поисках и мастерстве (по всей вероятности, Сосинский дал Бабелю для прочтения несколько новых ненапечатанных рассказов):
«Воскресная моя поездка окончилась неудачей. По неопытности я проплутал целый час в поисках нужного мне трамвая, попал на Chatlet в девятом часу. Мне объяснили, что поездка в Clamart возьмёт час, а то и полтора. Неловко было приезжать так поздно – и вот я вышел обманщиком. Очень жалею о том, что не повидался с вами, и очень прошу извинить меня. <…>
Рассказы Ваши прочитал. По-моему, у Вас есть то, что называется литературным дарованием, но мало самостоятельности. И над языком надо работать больше, чем Вы это делали до сих пор. Очень надо следить за тем, чтобы не засорять язык иностранными оборотами, шаблонными, стёршимися фразами, безвкусными прилагательными… Впрочем, я не беру на себя смелости давать советы. По совести говоря, я сам во всем сомневаюсь. Талант это есть, вероятно, соединение неутомимых мозгов, недремлющего сердца и мастерства. Если развивать одно качество в ущерб другому, тогда нарушается божественная гармония искусства и литература выходит плохая, претенциозная.
От всего сердца желаю Вам, Бронислав Брониславович, успеха»9.
Ещё в первый приезд Бабель подружился с французским историком, политиком и писателем Борисом Сувариным, который вспоминал: «Во время наших бесконечных разговоров – у него, у меня, в кафе, на улице, даже в метро, даже во время прогулок – мне никогда не приходило в голову делать заметки (память в то время у меня была слоновая). Мы говорили главным образом о России, о литературе и советской политике. Но я очень любил его размышления о Париже, о Франции, ибо глаз внимательного и веселого наблюдателя обнаруживал то, что старый закоренелый парижанин вроде меня больше не замечал. И это вызывало у него забавные и проницательные мысли»10. Кое-что Суварин всё же записал, однако заметки эти относятся ко второй поездке Бабеля во Францию.
***
Сегодня мы располагаем материалами, которые позволяют внести ряд уточнений в историю взаимоотношений Бабеля и Алексея Михайловича Ремизова.
Из письма Святополк-Мирского Ремизову в июне 1926 года мы узнаем, например, о том, что именно Ремизов «открыл» Бабеля, как и Сельвинского, для него и для редакции журнала «Вёрсты»11. А ближайшая помощница Алексея Михайловича, Наталья Резникова, дочь О.Е. Колбасиной-Черновой, вспоминает: «В 1924 году Ремизову впервые попался перепечатанный в какой-то зарубежной газете рассказ Бабеля “Соль”. Для А.М. это было совсем новое и очень понравилось ему. Я помню, как в этот период мы пришли к Ремизовым вчетвером: моя мать, мои сестры и я12. А.М. усадил нас на диван и прочёл нам “Соль” с большим подъёмом и пафосом, как героическую поэму. На нас это чтение произвело большое впечатление. По мнению А.М., тон рассказа требовал такого чтения. Я всегда сожалела, что Бабель во время своего пребывания в Париже не познакомился с Ремизовым и не слышал его чтения»13.
Свидетельство Резниковой достоверно: вырезка из парижской газеты «Звено» от 1 декабря 1924 года, по которой Ремизов, видимо, и читал «Соль» собравшимся у него в тот вечер, он хранил до конца жизни. В этом номере была напечатана ещё одна новелла Бабеля – «Смерть Долгушова», и краткое, но весьма хвалебное предисловие К.В. Мочульского «Два рассказа из книги “Конармия”».
Ремизовского чтения Бабель, возможно, не слышал, но лично знаком с Ремизовым был. Об их общении в Париже помимо показаний самого Бабеля на следствии существуют косвенные документальные свидетельства. Так, сохранилась записная книжка Ремизова с адресами его парижского окружения, начатая предположительно в 1925 году. Адреса Бабеля в ней, правда, нет, но зато рядом с именем К.Д. Бальмонта есть запись: «Babel Исаакъ Эммануиловичъ»14.
Ремизов следил за творчеством Бабеля и читал те его рассказы, которые появлялись в Париже, в эмигрантской прессе. 6 июля 1926 года он писал находившейся на лечении в Виши жене, Серафиме Павловне Ремизовой-Довгелло: «Прилагаю вырезку из Дней из России (из Кр<асной> Газ<еты>), до чего это по-русски. (Да, в “Днях” перепечатывают повесть Бабеля)»15. Фраза в скобках о повести Бабеля, в отличие от остального текста, написана красными чернилами – скорее всего, не только потому, что она была вставлена позднее, но и потому, что Ремизов хотел её выделить. После смерти жены в 1943 году, Ремизов переписал свои письма к ней в несколько тетрадей большого формата, часто меняя первоначальный текст. Вот как стал выглядеть приведённый выше фрагмент: «Прилагаю из “Дней” из России (“Красная газета”): до чего это по-русски! В “Днях” перепечатывают повесть Бабеля»16.
В нескольких номерах газеты «Дни», с 6 по 10 и 13 июля, были помещены фрагменты киноповести «Беня Крик». Но источником служила не «Красная газета»: парижские «Дни» перепечатывали киносценарий «Беня Крик» из № 6 журнала «Красная новь» за 1926 год.
Похоже, Ремизов сам искал встречи с приехавшим во Францию Бабелем. Устроить эту встречу мог человек, довольно близко знавший Ремизова и в то же время входивший в число парижских знакомых Бабеля, скорее всего, это был Пётр Сувчинский или Владимир Сосинский. Встреча Ремизова и Бабеля, видимо, состоялась в отсутствие Серафимы Павловны, так как не нашла отражения в её дневниковых записях. Более того, по не понятным до конца причинам, контакты двух писателей в Париже оказались скрытыми для близкого окружения Ремизова17. По словам исследователя творчества и биографии Ремизова А.М. Грачёвой, тот соблюдал осторожность конспиратора в общении с людьми, которые возвращались в советскую Россию.
Бабель упомянул Ремизова и в своём отчёте о второй заграничной поездке на встрече в редакции газеты «Вечерняя Москва» 11 сентября 1933 года: «Ремизова ночью выбросили из квартиры оттого, что он долго не платил квартирной платы. Он схватил рукописи, жену, вещи и ночью они скитались по городу»18. Бабель говорил о конкретном случае, произошедшем в 1933 году. Много позже, 10 октября 1948 года, сам Ремизов так прокомментировал этот эпизод:
«Весной 33 года выгнали нас с квартиры.
Жили мы в Булони.
Вот я и сочинил: денег никаких – попрошу вспомоществование в Soc<iété> des Gens de Lettres.
Надо документальное прошлое. Всё это я приготовил – сколько ночей трудился, высчитывал.
Ходил не один, а с С.О. Карским.
Даже прошение не приняли, не то, что чего дать!»19
И всё же существует хоть более позднее, зато не косвенное, а прямое подтверждение контактов двух писателей в Париже. Это записка Сувчинского Ремизову от 3 декабря 1951 года:
«Дорогой Алексей Михайлович,
Если Вы не можете написать о Бабеле – лично, то не могли бы Вы написать о его текстах, о том, что будет напечатано в этой книге? <…>
Конечно, если это Вас затруднит, то – не стоит!..»20.
Через день, 5 декабря, имея в виду книгу Бабеля, Сувчинский, по-видимому, уже пообщавшись с Ремизовым и получив его отрицательный ответ, писал: «Мой “внутренний голос” насчет этого Предисловия говорит также “нет”»21.
Отказ написать предисловие к произведениям Бабеля скорее всего связан с тем, что Ремизов не считал себя вправе публично высказываться о репрессированном на родине писателе. О какой конкретно книге могла идти речь, тоже неясно. Вероятно, не осуществлённым осталось не только предисловие Ремизова, но и сам сборник Бабеля, о котором говорилось в записках Сувчинского. Однако упоминание о том, что Ремизов мог бы написать какие-то личные заметки, то есть по сути воспоминания о Бабеле, не оставляет сомнений в их непосредственном общении в конце 1920-х годов, а возможно, и позднее. Заслуживает внимания и показание Бабеля на следствии о предоставлении Ремизову «небольшой денежной помощи»: постоянно жаловавшийся на материальную нужду Ремизов считал, что причиной её была его просоветская репутация22.
В начале 1950-х годов общение с Ремизовым продолжила первая жена Бабеля Евгения Борисовна. 2 марта 1952 года она написала Ремизову:
«Многоуважаемый Алексей Михайлович,
обращаюсь к Вам со следующей просьбой. Издательства Laffont – Gallimard готовят к выпуску Энциклопедию, главным образом литературную. Я занята в данный момент проверкой русского каталога. Мне бы хотелось просить Вас выбрать лично из Ваших произведений то, что Вы считаете наиболее важным для помещения в Энц<иклопедии>. В каталоге я нахожу:
“Sœurs en croix”23
“Stratilatov”24
“Sur champ d’azur”25
“La mère”26
Предоставляю этот список на Ваше усмотрение и добавлю или изменю согласно В/указаниям. Буквы A B C D уже прошли, т<ак> ч<то> примите это во внимание. Прошу Вас указать переводы, если были сделаны и кем. Также предпочтительны произведения, вышедшие на франц<узском> языке. Но всё же это не обязательно.
Не откажите в любезности и укажите мне также последние крупные произведения И. Ал. Бунина.
Благодарю Вас заранее и простите за беспокойство.
С искренним уважением
Е. Бабель» 27.
«Галлимар» назван в письме ошибочно. Речь идёт о четырёхтомном «Dictionnaire des œuvres de tous les temps et de tous les pays» («Словарь произведений всех времён и всех стран»), который впервые был издан в 1952-1954 годах на французском языке Робером Лаффоном совместно с известным итальянским издательством Валентино Бомпиани («Robert Laffont» – «Valentino Bompiani»), затем многократно переиздавался28. В первом томе была напечатана статья о «Конармии» («Cavalerie Rouge»), в четвёртом – об «Одесских рассказах» («Récits d’Odessa»). В последнем томе помещена статья о романе Ремизова «Крестовые сестры» («Sœurs en croix»).
Через месяц после письма, 8 апреля, Евгения Бабель навестила Ремизова у него дома, оставила запись и нарисовала свой автопортрет в одной из «Золотых книг Обезвелволпала»29.
_____
Примечания:
1 Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Книги первая, вторая, третья. М., 2005. С. 519.
2 Писатель и переводчик Овадий Герцович Савич (1896–1967) в 1932-1936 годах был корреспондентом «Комсомольской правды» в Париже.
3 Константин Федин и его современники: Из литературного наследия ХХ века. Кн. 1. М., 2016. С. 139.
4 Поварцов С.Н. Причина смерти – расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля. М., 1996. С. 140.
5 Цветаева М.И. Письма. 1928-1932. М., 2015. С. 574.
6 Частное собрание.
7 Об этом Элла Михайловна Каминер рассказала в письмах дирижёру Геннадию Рождественскому (см.: Наше наследие. 1998. № 46. С. 162).
8 См.: Поварцов С.Н. Причина смерти – расстрел. С. 139.
9 Бабель И.Э. Собр. соч.: В 4 т. М., 2006. Т. 4. С. 159-160.
10 Суварин Б. Последние разговоры с Бабелем // Континент. 1980. № 23. С. 344.
11 См.: Письма Д.П. Святополк-Мирского к А. М. Ремизову. Публ. Р. Хьюза // Диаспора: Альм. Вып. V. Париж; Санкт-Петербург, 2003. С. 335-401.
12 У Колбасиной-Черновой было три дочери. Наталья вышла замуж за поэта Д.Е. Резникова, её сестра-близнец Ольга стала женой В.Л. Андреева, а младшая дочь Ариадна – В.Б. Сосинского.
13 Резникова Н.В. Огненная память: Воспоминания об Алексее Ремизове. СПб., 2013. С. 124.
Известно, что Ремизов был хорошим чтецом и исполнял на публике не только свои произведения, но и произведения других авторов. Публично с чтением рассказа «Соль» выступал и Владимир Маяковский.
14 ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 942. Л. 3об.
15 Там же. Ед. хр. 340. Л. 143.
16 Там же. Ед. хр. 299. Л. 81.
17 Подробнее см.: Урюпина А.С. О русской эмиграции в Париже конца 1920 – начала 1930-х гг. (По материалам архива А.М. Ремизова в ГЛМ) // И. Бабель в историческом и литературном контексте: XXI век: Материалы Международной научной конференции в Москве 23-26 июня 2014 года. М., 2016. С. 548-564.
18 Цит. по: Фрейдин Г. Вопрос возвращения II: «Великий перелом» и Запад в биографии И.Э. Бабеля начала 1930-х годов // Literature. Culture and Society in the Modern Age: In Honor of Joseph Frank. Stanford Slavic Studies. Vol. 4. Part II. Stanford, 1992. P. 218.
19 ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 251. Эта запись сделана Ремизовым на конверте, в котором, по всей вероятности, и хранились документы, собранные для Société des gens de lettres. На конверте есть и более ранняя помета Ремизова: «21.II.1933».
20 ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 3. Ед. хр. 158.
21 Там же. Ед. хр. 163.
22 Комментируя дневниковые записи своей жены, Ремизов писал об этом: «Мы приехали в Париж 7 ноября 1923 г. и сейчас же поднялось на меня гонение: меня объявили “большевиком”. А это выразилось во всяких денежных отказах, что было очень чувствительно; при всяких дележах меня обходили, напр., устраивался “бридж” “в пользу писателей”, я никогда не получал, даже И.А. Бунин, раздавая из своей нобелевской премии, мне ничего не дал (Бунин получил нобелевскую премию в 1933 году. – Е.П.), а на вечерах моего чтения мешали устройству, никто не помогал распространению билетов и часто в день моего вечера устраивалось другое собрание. То, что про меня говорят, меня никогда не трогало, но всякие денежные неудачи, связанные с моей “репутацией”, меня огорчали, и что С<ерафима> П<авловна> терпит из-за меня всякие лишения, это меня мучило. Мы жили одиноко и скрытно» (ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 287. Л. 48; цит. по: Урюпина А.С. «Жили одиноко и скрытно»: О репутации и литературном окружении А.М. Ремизова в Париже 1920-1930-х годов (по материалам архива писателя в Гослитмузее) // Октябрь. 2015. № 7. С. 187-188).
Уместно в этой связи привести фрагмент из воспоминаний Резниковой: «…не надо забывать, что у А.М. была мания в этом отношении: в течение всей своей жизни он всегда подчеркивал свою нужду, неустроенность и заброшенность» (Резникова Н.В. Огненная память. С. 206).
23 Роман «Крестовые сестры» в переводе на французский язык см.: Alexei Rémizov. Sœurs en croix. Roman. Trad. et introd. par R. Vivier (Paris: Les éd. Rieder, 1929).
24 Повесть Ремизова «Неуёмный бубен» (главный герой – Иван Семенович Стратилатов) на французский язык не переводилась.
25 Повесть «В поле блакитном» – первая часть книги «В розовом блеске» – на французском языке см.: Alexei Rémizov. Sur champ d’azur. Trad. J. Fontenoy (Paris: Librairie Plon-Nourit, <1927>).
26 Рассказ «Мать» был напечатан на французском языке в составе книги: Alexei Rémizov. Où finit l’escalier: Récits de la quatrième dimension. Contes et legends. Trad. G. Lély, J. Chuzeville, B. De Schlœzer, G. Et L. Pitoëff, J. Bucher (Paris: Editions du Pavois, 1947).
27 ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 4. Ед. хр. 171.
28 В 1980 году словарь был издан в семи томах, в первом томе на с. VII в числе сотрудников (для русской части) упоминается m-me Isaac Babel.
29 ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 947. Л. 45 об. «Обезвелволпал» («Обезьянья Великая и Вольная Палата») – общество, официально основанное Ремизовым в 1908 году. В 1950-е годы было составлено восемь записных книжек – альбомов под названием «Золотые книги Обезвелволпала», в семи из которых проставлены номера; Евгения Борисовна расписалась во второй из пронумерованных книг.
