“...Ну хватит, Боже!
Дай России немножко позитива,
Дай пожить нормально…”
Майским днём 1969 года, на углу Пушкинской и Горького, где красовалась “ротонда” ВТО, появился в толпе дьявол и швырнул бомбу. Как ни странно, бомба разорвала лишь одного человека - Романа Гурвича.
До того он шел сам по себе, никого не возбуждал, кроме, возможно, приятеля, которому рассказывал весёлые байки. Двигался весьма собой довольный, уверенный, что жизнь вполне удалась, имея в виду крепкое здоровье в 32-летнем возрасте и полную свободу действий по причине недавнего развода. После взрыва голова, свободно парящая, покрутилась и зависла возле очереди за пончиками. Туда же, за головой, продвинулось и туловище. Оказалось, голова заметила в очереди волшебное создание. То было юное женское тело, стянутое в талии широким черным поясом, над которым гроздьями созревшего сладкого винограда возвышались огромные, идеальной формы груди, украшенные повыше небольшой головкой с копной ярко-рыжих волос. Ниже пояса г-н Роден (никто иной не смог бы) создал восхитительные ножки, видимые во всей красе, благодаря крайне короткой узкой юбочке, буквально заставляющие бегущих прохожих долго ими любоваться, ломая шеи и мешая движению толпы. Создание спокойно стояло в очереди, и фигура Романа мгновенно зависла за спиной женщины. Тут же встала на место и голова. И полились слова.
- Вы уж там, милочка, много-то не берите. И вам вредно, и нам оставьте…
В ответ раздался нежный, прямо-таки воркующий голосок.
- Не могу удержаться, мальчики, да и мои полковнички ждут…
Начался бессмысленный трёп. Ласковый, цепляющийся. Вскоре невзначай мальчики выяснили крайне секретные сведения. Оказывается, в здании, что слева от фигуры князя Долгорукого, ежели стоять к нему лицом, находился... штаб МВО СССР с глубочайшими подвалами, где картографом работало рыжее создание. Узнали и много другого, тоже, наверное, секретного - о картографической подготовке красной армии в борьбе за мир во всем мире. Создание щебетало с охотой и глубочайшей наивностью, хлопая густыми ресницами, словно пересказывая заученные по приказу сказки-легенды. Но Роман, удивившись на мгновение секретным сказкам, тут же забыл о них, предвкушая счастье возможного поедания сладкого винограда.
И понеслись восхитительные дни любовного обвораживания Настиньки. Так звали рыжее создание. Это оказалось до странности просто, что опять же мимоходом отметило сознание Романа, но тоже как-то не заострило внимания опытного ловеласа. Ему и в голову не могло прийти, что странности новой подруги могли быть специально подстроенными. Казалось, Настинька переполнена искренней чистотой и детской прозрачностью мыслей. «Ну и отлично. Редчайший образец красоты и наивности, - философски рассуждал Роман. - Такое, наверное, ещё сохранилось в недрах восточно-славянского рабоче-крестьянского сообщества».
Придя к такому глубокомысленному выводу, Роман, типичное создание московской интеллигентской тусовки 60-70 годов, романтик и пофигист, влюбился моментально, вкладывая в это понятие вполне определенные низменные кратковременные намерения.
Правда, необычайно быстро они неожиданно стали меняться. Ну, а как могло быть иначе, если, стоя в ожидании поезда у литых колонн на станции Маяковская, буквально через две недели после взрыва у ротонды, услышал от Настиньки чистосердечное признание. - Я выйду замуж только за еврея-геолога, так мне нагадала бабуля из Ярославля, и рожу ему двух сыновей...
Роман готов был обрыдаться от восторга, призывая сотни сограждан в свидетели своего безумия. Ибо тут же признался Насте и согражданам, что он и есть тот самый и еврей, и геолог. - Люди! Будьте свидетелями, - завопил он в конце пламенного призыва, - это мой и только мой виноград из Райского Сада, ниспосланный Творцом.
Толпа остановилась. Заволновалась, засмеялась, раздались жидкие аплодисменты редких в ту пору верующих и даже скабрезные намёки атеистов, что, мол, одолжи, парень, черенки от такого винограда. В тот памятный вечер Роман немедленно пригласил Настиньку домой. Он жил в ту пору в комнатке коммунальной квартиры вместе с двумя старушками в старом особняке во дворах Коровинского переулка. Обуреваемый острой страстью, Роман слишком спешил, желая опробовать самые сладкие гроздья винограда. Настинька ничуть не возражала, и быстротечность согласия вновь удивила Романа. Но лишь на секунду... и погасла в порыве безумной страсти. Подруга молча и послушно следовала за предначертанной судьбой. Но в тот вечер прыткий ловелас опростоволосился… То ли подвела странная послушность, то ли просто перегорел. Конечно, успокоившись, вскоре пришло-таки отвердение чувств, и на протяжении последующих трёх дней и ночей старый особняк стенал от телодвижений, осыпаясь пылью прежних обитателей. На четвёртый день Роман уезжал в командировку под Саратов. Он был хорошим специалистом гидрогеологом и геофизиком. Его ценили и даже награждали.
Любовники распрощались. Роман небрежно положил ключ в шкафчик возле двери, обнял и сказал, что провожать его не надо, дни пролетят мгновенно. - Жди меня и я вернусь… Я позвоню.
И уехал. На берегах Волги, в процессе трёх командировочных недель, он заметно остыл и даже несколько забыл о винограде. Подходя вечером к своему московскому особнячку и пребывая в отличном настроении, Роман взбежал на второй этаж, открыл квартирную дверь и вдруг заметил полоску света из своей комнатушки. Удивленный, распахнул дверь и... открыл рот от изумления. Напротив, на тахте, возлежала Настинька, только что принявшая душ, с тюрбаном на голове, и читала роман. У ног за тахтой сиротливо стоял чемоданчик. Клянусь Богом, граждане, она не удивилась, даже не покраснела.
- Ты знаешь, Рома. Я решила переехать к тебе временно. И работа рядом, а родителям сказала, что поживу у подружки…
Ну, что вы на это скажете! Другой бы, построив все странности поведения двадцатилетней подруги в статистический ряд, пришел бы к определенному неутешительному выводу. Или невероятная легкость поведения с глубокой верой в счастливую судьбу, или же действует по какому-то дьявольскому плану. Но Романа в то время не волновало ни то и ни другое. «Судьба или по плану. Ну и пусть. Мне-то что. Виноград же не становится от этого более горьким. И к тому же, как может такая наивность следовать чьим-то строгим планам, расчетам. Да нет, убеждал он себя. Просто такая вот армейская форма любви - строгая, бесхитростная, без лукавств и прикрас. Решила - сделала. Она ведь выросла в военном городке, в среде сержантов и лейтенантов». И всё же вопросы накапливались в глубине души. Но бушующая страсть отметала все сомнения в поведении подруги. Лишь одна мысль застревала. Красота - это преступление. Как здорово кем-то сказано…
Да плевать мне и... бросался на тахту. Так они и барахтались, почитай, с месяц. Старушки-соседки души не чаяли в Настиньке. Кухня и ванная сверкали чистотой, Роман каждое утро находил возле дверей блестящие чистотой ботинки, а уж на складках брючных можно было нарезать сыр. Все остальные мысли Романа, кроме естественно сексуальных, напрочь исчезали.
Но вот однажды потаенная работа мыслей-планов подруги немного вырвалась наружу. Видимо, пришло время следующего этапа “дьявольского” плана. Как-то, после очередного порыва любви приходя в себя, Настинька кротко заметила: - Я вот знаю от подруг, что геологов пускают на работы за границу. Моя Верка недавно уехала аж в Перу со своим мужем. Он тоже нефтяник. Ромочка, а ты не пробовал?
- Да ты понимаешь, моя рыжая, евреев не пущают за рубеж. Пытался, и потому не хочется ещё раз чувствовать себя второсортным гражданином, получать по носу.
Последовало долгое молчание, потом трёп о новых купальниках с небольшими, к сожалению, чашками для ея огромной груди, потом ещё о чём-то, и уже под самый сон она вдруг опять чётко произнесла, повернувшись лицом: - А ты всё-таки попробуй, Ромочка, ещё разок. Я буду молиться своему богу. Он у меня... всемогущий. Возьмут… Ромочка.
- Какому это своему? - хотел было спросить Роман. Но опоздал. Немезида уснула в своей любимой позе - на боку, поджав правую ногу под грудь.
А уже вечером следующего дня, вбегая в свою комнатенку, Роман с порога закричал:
- Премию получил, рыжая. Пошли сегодня в “Аист”. Отметим. Женьку позвать?
- Нет, Ромочка, не хочу. Он какой-то уж очень неинтересный. Ты извини!
- Ну как хочешь. Нам легче и дешевше… Одевайся. Ой, стой! Дай я застегну лифчик. Сплошное удовольствие.
- Неужели не наигрался ещё?
- Умру, когда наиграюсь. От одного их вида можно стать верующим в дьявола.
Кафе “Аист” на углу Пушкинской, в те трудные для развлечений времена, было своеобразным катализатором, где с полудня и до глубокой ночи варилось общественное мнение московской молодёжной тусовки. Весело, шумно и скабрезно. Они сидели в полутемном уголочке у огромного окна, освещенные соседней вывеской магазина “Ткани”. Роман поначалу без умолку рассказывал байки и вдруг замолк. Это было так внезапно, что Настя, словно споткнувшись о преграду, вздрогнула и удивленно посмотрела.
- Что с тобой? Ты говоришь, говоришь, но чувствую, думаешь о другом. Скажи откровенно. Я тебе уже надоела. Ну, конечно. Я же из крестьян, а ты кандидат наук… Я всё понимаю.
- Девочка моя. Ну что ты несёшь чепуху? Твоя душевная девственность, повторяю, к сожалению, уже только душевная и природная смекалка, в чём я убеждался не раз, стоит миллиона интеллигентных профурсеток. Нет и нет. Просто я жутко влюбился. Чувствую! - Он погладил её запястье, нежно провел ладонью по щеке: - И потому старой змеиной шкурой сползает моё легкомыслие. Голова трещит о будущем. Пора начинать делать карьеру. Теперь главным становишься ты, и наши дети.
У Насти навернулись слёзы. Она схватила его ладони и спрятала в них мокрое лицо. До Романа глухо донеслось:
- Ты можешь быть во мне уверен. Уверен... Уверен.
- Понимаешь, мне скоро 32, Шалтай-Болтай и поверхностный секс в сторону. И я уже начал действовать. Твои слова о поездке за рубеж жутко всколыхнули. Меня и, как ни странно, дирекцию института. Твой бог действительно всемогущ. - Роман откинулся на спинку стула и поднял бокал с вином.
- Как ты относишься к поездке в Монголию на 3-5 лет. Понимаешь, с твоим появлением возникли вдруг непонятные процессы. Вдруг вызывает зам. директора и предлагает, сам предлагает, поехать в Монголию.
Пришла, говорит, заявка из Мингео. Просят рекомендовать специалиста для работ за рубежом. Ну, думали мы, думали и решили тебя предложить. Ты мужик энергичный, опытный, с людьми быстро находишь контакт. Да и перед докторской надо набраться поддержки в Министерстве. Ну, ты понимаешь! Так что будем в Мингео предлагать тебя. Наверное, возьмут... Взяли-таки, господа присяжные заседатели. Взяли! И не просто так, а руководителем специальной группы советских специалистов при Министерстве водного хозяйства МНР.
Вот тут Роман Давыдович впервые призадумался всерьёз. А с какой стати, вдруг взяли? “Лапы” в министерстве вроде нет, не член партии, выдающихся открытий не имею, еврей по образованию. Что вдруг?
Но события следовали стремительно. Вскоре в Министерстве Геологии было собеседование и председатель комиссии, после ряда крайне важных вопросов для судьбы социализма в мире (кто такой Конрад Аденауэр, сколько республик в Югославии и что такое апартеид), вдруг эдак сладко улыбаясь и, глядя в глаза, вкрадчиво заметил: - Ну, всё отличненько. Чувствуется, что вы вполне подкованный товарищ. Вот только, уважаемый Роман Давыдович, вам надо бы оформить отношения с Настасьей Филипповной. А то как-то неудобненько. Руководитель за рубежом и не член КПСС, да ещё разведенный. Что подумают товарищи… Кстати, где вы откопали современную женщину с таким примечательным именем-отчеством. Какая-то поразительная достоевщина. Поделитесь… - председатель ехидно хихикнул.
Роман остолбенел и быстро закивал головой, что, мол, немедленно и по закону всё оформит. И нужное и ненужное. И ежели необходимо, то и отчество изменим. Всё, что скажете.
Лишь позже, когда прислонил разгоряченное лицо к холодной чугунной решетке забора в зоопарк, что находился напротив Министерства, опомнился. Вот те раз! Взяли и женили. И снова град успокаивающих ответов. Ну и что! Я ведь люблю её. Всё равно со временем женился бы на ней. Конечно. Лучше и не найти. Верная, домовитая, любящая... руки золотые. Неважно, что не знает Дантона или Кромвеля с Беранже. Расскажем! Зато как нежно и страстно любит...
И состоялась скромная свадьба в ресторане “Лабиринт”, что в подвале на Калининском проспекте.
Убаюкивающие ответы и реплики Романа-теоретика в мгновение ока разбились, когда вдруг, уже погрузившись в сложную предполевую монгольскую подготовку (анализ предыдущих изысканий, кадры, финансы, транспорт и пр.), раздался звонок и требовательный голос секретарши управляющего первым отделом Мингео приказал явиться товарищу Гурвичу Р.Д. в комнату 212 для второго собеседования. - Вот те раз! С дуба падают листья ясеня… - пронеслись слова любимой песни, - какая-то крыса успела нацарапать писульку. Что делать! Да ничего. На нет и суда нет, чаво уж там переживать. Настеньку жалко, расстроится барышня-крестьянка.
В углу огромного кабинета прислонился фикус с толстыми мясистыми листами. Он печально встретил Романа.
- Вот и очередной… Садись, парниша, - шептали листья, - и слушай приговор.
Двое незнакомых людей в дорогих костюмах ласково улыбнулись, представившись сотрудниками секретариата ЦК КПСС... Всего ожидал Роман, только не беседу с работниками ЦК, этой недостижимой вершины власти для рядовых граждан СССР.
- Роман Давыдович. Не скроем, что мы тщательно изучили ваше досье. В вас счастливым и редким образом соединены, по нашему мнению, три качества, необходимые для выполнения нашей просьбы. Вы высокий профессионал-гидрогеолог, да ещё плюс геофизик, вы глубокий любитель-историк, что немаловажно, имея в виду нашу задачу и, что не менее важно, по сведениям от близкого вам человека, - здесь лицо расплылось в таинственной улыбке, - вы патриот России и весьма контактный человек.
Последняя связка патриота с контактностью вызвала удивление. Он проглотил ставшую соленой слюну и напрягся. Виктор Степанович, один из двух в дорогих костюмах, почувствовал напряжение “осуждённого” и громко рассмеялся.
- Да вы расслабьтесь, золотой вы наш. Вам предстоит поиск крупных источников пресных вод в южном Гоби. Отлично! Это вам уже известно. А по совместительству, так сказать попутно, в тех же районах, мы примерно укажем каких, необходимо, - говорящий наклонился и почему-то тихо произнёс, - найти могилу… Чингис Хана. Понимаете, тов. Гурвич, по свидетельству наших авторитетных источников, в могиле зарыто весьма ценное культурное наследие древних славян с VII-VIII веков, но главное - духовные и материальные ценности русских князей с Владимира Мономаха и до Андрея Боголюбского. Они знамя русского и мирового славянства и должны принадлежать только России. Вот такая трудная задача ставится перед вами, дорогой товарищ. Это ваша главная цель. В положительных результатах заинтересованы весьма большие люди в Политбюро. Но в любом случае, никто не должен знать об этом. Выполнение и возникшие вопросы будете решать на месте с сотрудником ГКЭС в Улан Баторе. - Он строго посмотрел и откинулся на спинку кресла, добавив: - Да и ваша карьера, Роман Давыдович, будет оценена по достоинству.
Роман оцепенел и, видимо, вытаращил от изумления глаза, так как второй сидящий подскочил со словами:
- Да вы успокойтесь, батенька. Ваше изумление понятно. Значит, мы не ошиблись... и вы это слышите впервые. Отличненько сработано. Вас на машине отвезут домой. Там вы спокойненько обдумаете услышанное. В машине найдёте пять папок. Там наши сотрудники собрали всё, что нашли по этой проблеме. Ну, конечно, материалов значительно больше, но аналитики отобрали только рациональное. На работу папочки не носите и, пожалуйста, о нашей просьбе никому не сообщайте. Это государственная тайна. Кроме жены. Куда ж мы без них. - Говорящий коротко хохотнул. - Да, и ещё. Вам будут даны специальные паспорта для бесконтрольного разъезда по Монголии. Учтите, что, по нашим сведениям, китайцы тоже проводят подобные поиски, и потому опасайтесь случайных контактов и полевых встреч. Это может быть опасным для вас лично. - Он многозначительно посмотрел в глаза тов. Гурвича Р.Д. Сознание Романа работало лихорадочно, на предельных, пиковых оборотах. Они даже не спрашивают о моём согласии. Вот тебе и просьба.
Из угла раздался шелест листьев: - Ну, я ж тебе говорил, парниша. У тебя не будут спрашивать ответа. Это приговор. Так оно и есть. Ты крепко попал. Ты и твоя крестьянка. Найдёшь или не найдёшь клад - всё равно закопают как лишних свидетелей. Судьба твоя такая.
Шелест продолжался: - Я тут такого откровенного ужаса понаслышался. Такого!!! Бежать тебе надо, парниша. Бежать… Единственный выход.
Но душа молодого советского атеиста напрочь исключала религию, мистику и разных там ясновидящих. Наоборот, упоминание о карьере, золоте Чингис Хана и Великой Степи окрылило сознание начитанного романтика, увлеченного теориями Гумилёва-сына. Лишь в машине, глядя на аккуратный ящичек с папками, вдруг всплыли слова говорящего: «...по сведениям от близкого вам человека…»
- Неужели. Да нет, не похоже. А если и да, то они полные идиоты.
На этой победной мысли терзания и окончились. Почти…
Роман Давыдович Гурвич стоял на вершине сопки, что возвышалась над Улан Батором, и, словно Наполеон с Поклонной горы, взирал на великую гумилёвскую степь. Стояла весна 1972 года и степь напоминала бескрайний разноцветный сад с редкими осколками деревьев и кустарника. Густой сладковатый аромат цветов и трав стелился над холмистыми просторами и наполнял души редких людей и многочисленных животных надеждой на счастье и непременно взаимную любовь.
- Ты раскроешь свою дьявольскую тайну… - пела, трубила, орала, вопила душа Романа. Он был безмерно счастлив, как и Наполеон в то памятное утро. Великий француз также не знал, что случится с ним... завтра.
Геологическая партия Романа Гурвича, следуя интуиции начальника, анализу собранных материалов и... картам КГБ, приступила к работам. Ареал был огромен - южная часть Гобийской степи, примыкающая к границе с Китаем. Домашний анализ позволил выделить цепочку перспективных на воду районов, в которую Роман сумел вписать участки, рекомендованные аналитиками КГБ. Примерно месяц работы на перспективных участках.
Затем следовал благодатный отдых - 7-8 дней в ужасно прекрасной столице Монголии, и затем партия переезжала в новый район. Отвели Роману Гурвичу на всё про всё… три года. Хоть смейся, хоть плачь. Люди веками искали клад, а тут, по-советски, вынь да положь! И начались полевые изыскания.
Поначалу работы шли робко и натужно. Иная страна, иные традиции и обычаи, часто смешные, порой трагичные, незнакомый язык и огромное чужое небо, утыканное мириадами чужих звёзд. Но вскоре быстро освоились. Праздником было возвращение “домой”. Из дальних районов - самолетом, из ближних своим родным ГАЗ-69А с бортовым именем “Антилопа ГНУ”. Какое же это было счастье увидеть огни Улан Батора с ближнего перевала, почувствовать запахи жены и борща, сбросить полевую грязь и закутаться в чистый хрустящий пододеяльник, положа ладонь на упругое бедро супруги. Наступало блаженство. Как мало надо и как одинаково, что принцу Уэльскому, что резчику сахарного тростника на плантациях. А поутру Роман спешил в Министерство водного хозяйства. Он был обязан докладывать о результатах работ. Но главным для него было знакомство с новыми людьми. Без контактов он просто не мог дышать. Везде, в беседах, на совещаниях и летучках, в столовых и кафе, даже в коридорах, он как-то автоматически непроизвольно находил приятных для общения людей. Чаще женщин. Поболтать, перекинуться новостями о кино, выставках и концертах где-то там в Европах, о погоде и альпинистах в Гималаях, послушать последние анекдоты. Почувствовать себя своим среди чужих.
Здешнее общение в монгольском министерстве было специфичным. Оно проходило чаще с иностранцами. Российских товарищей он понимал быстро, а вот многие зарубежные собеседники, буквально через час знакомства, удивляли Романа какой-то пугающей свободой общения, рассуждений, особенно на запретные в СССР темы. Впервые познав иностранцев вот так, накоротке, в деловой, тем более домашней обстановке, Роман в свои 34 года словно наткнулся на глубокий и широкий овраг, заглянуть в который было очень любопытно.
Вскоре некоторые иностранцы стали приятелями. И причина, конечно, была не в особой любви к зарубежному. Просто иностранцы были невольными носителями информации, абсолютно незнакомой Роману. Разговоры с ними интенсивно заполняли подвалы исторической памяти, вытесняя советскую пропаганду. Немец из ГДР, чехи, болгары - все они жили в одном доме и со временем, естественно, стали общаться жены и малые дети, а потом потянулись и мужья. А ещё был изящный японец Акихиро Танака, свободно владеющий русским языком и с удовольствием приблудившийся к компании Романа. Первый настоящий богатый бизнесмен среди знакомых Романа, что приводило советского гражданина поначалу в некий трепет. Оказалось, жил в близком Мукдене, где совместно с китайцами построил завод геофизического оборудования. Среднего роста, изящный, энергичный и в то же время очень застенчивый, Акихиро живо интересовался всем русским укладом.
- Приезжайте ко мне в Мукден, - говорил он не раз.
Роман только усмехался.
- Это же Китай. Нужны визы и многое другое. Кто же нас пустит?
- Ты ошибаешься Рома-сан. Я вам быстро сделаю временное разрешение для посещения моего предприятия, с целью осмотра и тестирования новейшего геофизического оборудования. Это приграничная система. Она проще. Зато увидишь старый императорский дворец и парк с диковинными животными.
Роману показалось, Акихиро шутит. Но нет. Через месяц пришло официальное разрешение на него и жену. Аккуратно закинул документ в портмоне и... забыл. Было ещё одно, что странным образом сближало японца с Романом. Акихиро буквально бледнел и терялся, сталкиваясь с Настей. Особенно, когда оставались одни. Роман понимал его состояние, не ревновал, смеялся и, фамильярно полуобняв, забалтывал возникшую неловкость, что-то рассказывая несусветное.
Да, Настасья Филипповна была королевой маленького общества. Несомненно. Отменная хозяйка и весьма привлекательная женщина, Настя Гурвич любила потчевать гостей. У неё чаще всего и собирались. Вино, в основном домашний самогон, лилось рекой, а когда наступал апогей, Роман брал гитару. Они пели дуэтом, вместе с гидрологом Борисом Назаровым, остроумным компанейским выпивохой. Пели романсы из репертуара вошедшего недавно в моду Валерия Агафонова. И жаркими летними вечерами из распахнутых окон пятого этажа лились русские слова и звуки, нависая над монгольскими степями, завораживая любопытных тарбаганов и парящих орлов. - Лучей твоих небесной силою. Вся жизнь моя озарена… - пел Роман, нежно глядя на смущенную Настю. Мужчины вежливо молчали, женщины порой с тоской и завистью глядели на хозяйку, а лицо Акихиро, всегда сидящего в глубине комнаты, бледнело до обморока.
Полетели по степи полевые месяцы-гуси. Весенние, летние, осенние. Зимой гуси в теплые края, а люди в теплые дома. Затем опять весенние месяцы, и всё по кругу. Партия Романа скрупулёзно покрывала участок за участком и то ли везло, то ли сказывался опыт, но живая вода активно фонтанировала из скважин, на радость Министерства водного хозяйства. Тайная цель изысканий так и оставалась за семью замками. И с каждым месяцем Роман всё чаще приезжал домой в паршивом настроении. Шелестящие слова фикуса из кабинета в Москве: «...это приговор... ты крепко попал парниша…» - не выходили из головы и наводили страх перед скорым будущим. Бежать! Куда!!! Голые степи на сотни верст... Но и гибнуть молча, бесхребетно - стыдно…
Настя не понимала причин или делала вид, изо всех сил стараясь ублажить своего бога. А Роман всё боялся говорить с ней откровенно. Сказать, что догадывается о второй её жизни, объяснить, что их обоих вероятнее всего ждёт... смерть. В любом случае, тем более в положительном. Богам не нужны живые свидетели их богатств и грехов.
Он всё откладывал разговор. Наступил предпоследний месяц июль последнего третьего года работы.
- Послушайте, Филипповна, - вкрадчиво начал муж, - а не хотите ли поехать со мной на последние три участка? Чего тебе вянуть в городе? Золотая ты моя. Понимаешь, последние… Там не пустынный пейзаж, а холмистая саванна и по-своему очень живописная. Будет что вспомнить.
Она давно его не видела радостным. - Что случилось, Рома?
- Не знаю. Сам удивляюсь. Причин видимых нет. Скорее наоборот. Такое ощущение, что скоро придёт чудесное избавление от петли. Или она затянется вовсе. Во всяком случае, для меня. Таинственное, дьявольское, как и твоё появление, как и Монголия. Всё, видимо, завязано в один узел, одной верёвкой.
Настя молчала. Роман покрутился и тихо произнёс в затылок жены, в завитушки.
- А ты, вообще-то, думала, что будет с нами, если не исполним секретную часть цели. Я ведь не в первый раз спрашиваю тебя, но в первый раз так откровенно.
Роман отошел, прислонился лбом к окну и вдруг почувствовал спиной её тёплые груди и шепот.
- А чего думать, Рома. Я люблю тебя больше всего на свете, больше мамы и отца, больше родины и разных присяг. Они заставили меня. Сломали. Ты не поймёшь. Но я верю в счастливую судьбу. Должно что-то случиться. Должно! Ты обязательно чего-нибудь придумаешь. А я последую за тобой всюду, куда позовёшь, без раздумий. Я всё вынесу...
Роман смотрел в окно. - Господи! Бездонная, сильная славянская душа, - мелькнула мысль. Федор Михайлович подглядел и поведал, а я вот наткнулся… и утонул.
Последние участки располагались в сомоне Тамсагбулаг, в юго-восточном углу Монголии, неподалеку от заброшенного цивилизацией поселка Халхгол. Загрузили Антилопу до крыши, с трудом расселись. За рулём Настя, справа вечный штурман Роман, а сзади два “брата-автомата”: Борис Назаров, нежно держащий гитару, и огромный шумный почвовед Дима Ярошенко из Перми. Небольшой караван из пяти верблюдов, груженных скарбом и пищей, и два буровых станка УРБ-3АМ, обвешанных бочками с бензином и рабочими, ушли на два дня раньше. Рельеф поразительно менялся с каждым километром. Выжженная плоская Гобийская полупустыня сменилась холмистой зеленоватой степью, поросшей травой и верблюжьим кустарником. Затем холмы подросли, на склонах появились редкие деревца среди ковыльной травы и вот уже развернулась зелёная степь с сопками и осколками настоящего леска и глубокими оврагами. Наконец, увидели ласкающую гладь озёр. И окончательно развеселились. Устроили небольшой сабантуй, а наутро втянулись в работу. Объехав плацдарм работ, наметив точки для бурения, Роман с холма всматривался в рельеф рекомендованного из Москвы участка. Последнего. Затем на машине с Настей объехали вдоль границ до невысокого пологого холма, противоположный склон которого круто обрывался в глубокий овраг. На пологой границе Роман приказал обустроить лагерь.
Прошло три недели беспрерывного геофизического зондирования. Никаких ощутимых результатов. Да и бурение на соседних участках не выявило пресной воды в достаточном количестве. Все устали, равнодушие, порой злость, царили на лицах рабочих. Борис с Димой не могли понять, что ищет Роман на отдаленном участке, почему использует там только геофизику. Роман отвечал, что это спецзадание для тестирования новых регистраторов и методов интерпретации. Наконец, все выдохлись окончательно. На радость всей партии примчался родственник бурмастера Доржа из Тамсагбулага и стал приглашать всех на свадьбу сестры. Мрачный Роман махнул рукой и отпустил всех на двух станках в сомон. - Рома, спасибо, друг ты мой вечный, - клялся Борис, - через два дня встречай, убей меня Бог.
Но бесшабашный Борис чуял, что можно гулять от души. Тем более на халяву с ящиками архи и изобилием жареной баранины. А Роман знал, что возможен вариант, когда через 4-5 дней придется вытаскивать осоловелых друзей из юрт.
Всё смолкло. Остались пастись верблюды со спутанными передними ногами и Роман с Настей в небольшой юрте, да верная Антилопа. Проводив, Роман подъехал к юрте. Невдалеке лежала верблюдица с обвязанной задней ногой. Утром пришла, хромая, с глубоким порезом чуть выше копыта. Погонщик промыл, обвязал и, цокая языком от удивления, всё говорил: - Странно однако, дарга. Где в степи она могла порезаться, да ещё так глубоко?
Но верблюдица хранила тайну и, пережёвывая жвачку, с тоской смотрела на подруг, гуляющих по степи.
- Ну что, моя Филипповна. Всё! Открываем кингстоны, - уже при входе в юрту сказал Роман. - Сейчас приедем в столицу и придется писать две докладные с объяснениями. И если первая, по поискам воды, будет звучать под фанфары, то во второй, дьявольской, писать и говорить нечего. А в Москве посмотрят эдак с сожалением.
- Не оправдали доверие, тов.Гурвич… - и покачают головкой, - мы ещё раз предупреждаем вас о сохранении полной тайны. Смотрите!!!
- А чего смотреть? - Роман стоял в проёме юрты, - куда? А через недельку пошлют в командировку в уездный городок Мухосранск, где случайная машина случайно собьёт гр. Гурвича. Амбец котёнку! И никаких следов. Ты слышала что-нибудь о Михоэлсе?
Настя отрицательно покачала головой, задумчиво глядя в маленькое окошко.
- Эх ты, чистая моя душа. Ну ничего, через пару лет забудешь, а там, глядишь, возле той же ротонды наведут тебя на нового Романа.
- Замолчи, идиот, - впервые Роман услышал столь резкие слова от подруги, - я не шлюха и с той второй жизнью покончила.
- И с той, и с этой, - пропел Роман, - пойду пройдусь.
Он вышел. Верблюдица лежала всё в той же позе, иногда дрыгая ногой, и по-человечески морщилась от боли губами. - Эх ты, болезная. Где же ты так?
Солнце стояло высоко в зените. Он медленно поднимался вверх по склону, невольно придерживаясь капель крови раненой верблюдицы на траве и на полыни. В метре за вершинкой холма увидел ложбину всю в охапках кустов полыни, забрызганных кровью.
- Эк, куда тебя занесло. Здесь, значит, поранила. Могла ведь и рухнуть, - подумал Роман, глядя в крутизну противоположного склона холма. Налетел ветер, кусты раздвинулись, что-то блеснуло. Он нагнулся, раздвинул ветки, и в лучах солнца просияло... торчащее острие то ли кинжала, то ли сабли. Роман остолбенел. Почему-то осторожно огляделся. Снял куртку, обвязал ею острие и, стоя на корточках, стал интенсивно дергать, пытаясь вытащить. И вдруг почувствовал, как земля поплыла из-под ног.
- Оползень, - мелькнуло в голове. Инстинктивно повалился на спину и на локтях стал отползать от места, чувствуя, как повисли ноги до щиколоток над пропастью. Отодвинулся подальше, перевернулся на живот и осторожненько встал. Столб пыли поднялся из оврага. Подул свежий ветер, унося пыль, и вдруг резко что-то заблестело в лучах солнца внизу по склону оврага. Роман опустился на живот, осторожно подполз к краю обрыва и заглянул вниз. То, что увидел, было настолько невероятно, нереально, что Роман отпрянул, закрыл глаза и вновь открыл…
Он увидел украшенную голову огромной сидящей статуи. Плечи и грудь были обвешаны гирляндами украшений. Разглядел, что у ног статуи разбиты вазы, из которых тонкой струйкой сыпятся круглые предметы, похожие на золотые монеты. - Кла… - хотел было заорать Роман, но прикрыл рот рукой, боясь шума. - Клад… нашел, - прошептал он и быстро, пятясь задом, стал спускаться с холма. Потом поднялся и помчался к юрте.
- Настюха, Настенька, я нашел золото Чингис Хана. Нашел. Мы с тобой всю ночь спали на мешках с золотом…
- Я была уверена, что это произойдёт.
- Заводи Антилопу, быстрее, подъедем с противоположного борта оврага, может даже спустимся на дно… Ты всё увидишь. Пещеру Алладина, восставшую из сказки.
Он тормошил её, и буйная радость мужа передалась жене. Они выскочили из юрты и на машине, огибая холм, осторожно помчались в голову оврага. Через километр-другой, достигнув замковой части, медленно стали спускаться и направились к видимой обрушенной части склона. Остановились неподалеку. Роман развернул машину.
- А теперь ножками. Это очень опасный подход, рыжая. Ступай осторожно. Обрушение может продолжаться от любого крика или движения камня. И спасти нас будет некому. Понимаешь! Не-ко-му. Даже обнять на прощание не смогу.
Но столько было радостного возбуждения в словах, что опасность не остановила, и они двинулись вперёд. Идти пришлось недолго. Солнце озарило всю необыкновенную картину. Склон мягко опустился, подмытый водами за столетия, обнажив огромный, тонущий во мраке сводчатый зал. После минуты страха, любопытство взяло верх и они, словно школьники взявшись за руки, подошли ближе. Увиденное Роман запомнил в мельчайших подробностях.
Прямо перед ними, на небольшом пьедестале, стоял настоящий трон – обшитый золотыми пластинами резной деревянный стул, с широкими подлокотниками и высокой спиной, заканчивающейся фигурой золотой рыбы. Высокий, крепкий мужчина с властными чертами лица пристально смотрел на леса, горы и небо чужой страны. У подножия трона стояли два больших литого золота щита, орнаментированные сложным рисунком. Белое платье-саван покрывало тело правителя. 72 (по привычке всё пересчитал…) изумрудных шарика были нашиты по краям савана. Поверх сверкала золотая туника, окаймлённая коническими колокольчиками из бирюзы, серебра и морских раковин. На ногах были золотые сандалии. Тринадцать нагрудных ожерелий из многих тысяч золотых бусин и мелких изумрудов, словно накидка, покрывали плечи и грудь вождя. Они были выполнены в виде расходящихся лучей солнца, то золотистых, то густо-зелёных, вперемежку. Поверх, от ключиц под левую и правую руки, висело ещё два больших ожерелья из 10 золотых и серебряных орехов, размером с голубиное яйцо. И самое верхнее золотое ожерелье, трёхъярусное, с последним рядом в виде 8 щупалец осьминога, состоящее из 24 круглых золотых дисков, лежало на груди. Правитель был опоясан золотым поясом, к которому были прикреплены 2 серповидных золотых ножа, а спереди – два украшения из 8 золотых сфер, соединённых в виде полукруга. В центре каждой сферы была выкована фигура верховного бога с большими клыками и сморщенным кошачьим лицом. В ушах сверкали крупные золотые серьги с бирюзой и изумрудами тончайшей работы. Внешний край серёжек был украшен 42 изумрудными бусинами. Внутри серёжек мозаичное бирюзовое кольцо окружало центральный золотой диск с тремя вставками – два мозаичных бирюзовых воина по сторонам от центральной золотой фигуры, которая в миниатюре была портретом самого вождя с золотым скипетром в правой руке, золотым щитом в левой, в золотой полумаске, с изумрудным нимбом над головой. Рот, нос и щёки правителя покрывала литая золотая маска смерти в виде летучей мыши. В глазницы были вставлены два крупных изумруда необыкновенной обработки – при солнечном освещении они испускали острые, пронзительные лучи зеленоватого света. Золотой полумесяц, испещрённый сотнями мелких изумрудов, был водружен над головой, над ним гордо реяло оперение четырехцветного головного убора - красного, синего, зелёного и белого. В правой руке правитель держал золотой посох, в левой, словно протянутой посетителю, – серебряный нож, инкрустированный бирюзой, и коробочку.
У ног вождя лежали четыре культовые фигуры священных животных с отверстиями на спинах. Одна фигура была наполовину заполнена плоскими золотыми квадратиками и золотыми листочками. Подле животных в беспорядке стояли и лежали золотые, до полуметра в длину, полые фигуры непонятных священных зверей, с крупными изумрудными глазами, двумя рядами перламутровых зубов в ощеренной пасти и кожей, орнаментированной выпуклыми изображениями морских животных. Вокруг тела правителя, на расстоянии примерно 10 метров, на тонких невидимых нитях на разных высотах висели порхающие золотые бабочки. Их было страшно много, невесомых, резных, парящих в воздухе на различных высотах, издающих жужжание при порывах ветра. Когда ворвались солнце и ветер, всё мгновенно наполнилось нестерпимым солнечным блеском, а в изумрудных глазах животных вспыхивали таинственные зеленоватые лучи.
Проникая сквозь порхающие мириады бабочек, лучи рисовали на белых стенах двигающиеся части насекомых – мельчайшие чешуйки крыльев, ножки, усики. В ближних углах зала стояли огромные фигурные и расписные сосуды. Часть была разбита, и из чрева сыпались струи золотого дождя, монет с непонятными орнаментами. На стенках сосудов были видны люди, звери, дома и особенно много ритуальных сцен жертвоприношений и откровенного секса. Вперемешку стояли медные сосуды, позолоченные золотой фольгой и расписанные коричневой краской. И те, и другие были обильно украшены изумрудами и бирюзой и отличались удивительно тонкой проработкой выразительных лиц и сцен.
Выше, на стенах, в полумраке были видны золотые диски, украшенные изображениями животных с человеческими головами, висели золотые чаши, большой золотой паук, держащий в лапках изумрудные яички, золотые пояса с головами ягуаров, литого золота фигуры змей, сов, лисьих голов, золотые ритуальные ножи, инкрустированные бирюзой, золотые фигуры богов и длинные золотые перчатки.
Они долго ходили, то вместе, потом с опаской расходились, осматривая предметы, боясь притронуться. Но вглубь далеко не пошли. Оно тонуло во мраке.
- Мне страшно от всего этого золота, - женщина тесно прижалась к груди мужа. - Оно мёртвое, наверное проклятое.
- Ну что ты. Старик Чингис завоевал почти весь цивилизованный мир. Разгромил две китайские империи - Цзинь и Сун, уничтожил огромную Хорезмскую империю, простирающуюся от Инда до Каспия, и завоевал половину Европы. Здесь собрана культура мира. Она пролежала более семи веков, и мы случайно наткнулись… Мне тоже не по себе. Какая-то дрожь в членах. Такой шанс дается раз в жизни. Рыжая моя, надо действовать быстро. Единственный выход - уезжать. И теперь я знаю, куда. К Танака в… Мукден. Там нас искать не будут. У нас всего четыре-пять дней, после которых начнутся поиски. Пока ребята не нажрутся на свадьбе. Едем в Архан, на склад японца. Пропуска через границу у меня. Здесь пару часов хода, и оттуда звоним Акихиро. Отныне наша судьба в его руках. Он должен что-то придумать…
- Так он не знает ничего.
- Да, не знает, как и я ещё час назад. Мысль о бегстве туманила мозги давно, и только когда увидел Танаку, что-то стало порой мелькать в сознании. Живет в Японии и Китае, богатый человек со связями, знает русский, а потом ещё это обожание тебя... Другого выхода нет. - Роман привлёк жену, прижал голову к груди, зарылся в кудри. - Вот и всё, славянская душа. Едем сдаваться, Филипповна. Тебе в душе это противно. Знаю, но другого выхода нет. А умирать нельзя - ты же обещала двух сыновей. Едем... А там - как Бог на душу положит. Теперь уж нет места колебаний, едем, и вместе до конца. Так… или не так.
Настя подняла голову: - Вместе, Ромочка, и до гробовой доски.
Они стояли прижавшись, купаясь в золотых и бриллиантовых лучах богатств Тэмуджина.
- Ну всё, надо действовать. Берём рюкзаки в машине, приходим и наполняем только золотыми монетами и камнями. Да, и ещё вот эту коробочку, которую нам дарит Повелитель. Смотри, она в его протянутой руке. Это его подарок тебе, рыжая. И уезжаем. А это, всё так и оставляем. Да нет. Есть идея. В лагере стоит тележка с чугунной “бабой” для сейсмики. Ты в юрте пока собирай вещи, а я попробую, подцепив “бабу”, въехать со стороны на холм, подобраться поближе к краю, отцепить тележку и, отъехав на машине, сбросить “бабу”. Попробую вызвать обвал. По идее, должно получиться, и тогда всё покроется землёй ещё на столетия. А весной с дождями холм зарастёт полынью.
Так и получилось, и ещё долго столб пыли висел над оврагом. Солнце начало садиться, когда Антилопа помчалась в сторону Архана. За рулём сидела Настасья Филипповна. Ветер развевал золотые кудри, а на лице сияла счастливая улыбка уверенности и непреодолимого спокойствия. Что ещё надо! Справа - любимый человек, сзади - груда золота. Она, словно аккумуляторную батарею, заряжала надеждой Романа...
Границу прошли легко и непринужденно. В темноте подъехали к складу. На непроницаемом лице хозяина-корейца не отразилось удивления, когда он увидел Романа Гурвича с женой. Словно вчера попрощались. Начались трудности с переводом, но умный кореец поспешил по телефону соединить Романа с Акихиро в Мукдене.
- Аки-сан, добрый вечер, и не удивляйся, что беспокою из Архана.
- Что случилось, Роман? Почему из Архана? Геофизика подвела...
- Нет! С геофизикой покончили, дорогой мой. Навсегда, как и с прежней жизнью.
- Ты меня пугаешь. Объясни, что произошло.
- Это длинный разговор и не по телефону. Я всё объясню при встрече. Я здесь с женой и вещами. Навсегда покинул Россию. Возникли чрезвычайные обстоятельства. К тебе отчаянная просьба: помочь добраться до южной Кореи. Так сложилась ситуация, Аки-сан. У меня всего 3-4 спокойных дня. Потом будет очень тяжело. Если можешь, приезжай за нами пораньше утром…
Последовало молчание. У Романа от волнения выступили красные пятна на лице и шее.
- Хорошо! Я сейчас выезжаю и буду утром. Постараюсь помочь. Передай трубку Ли.
Встреча была тягостной и натянутой. Акихиро старался не глядеть в глаза. И ничего не спрашивал. Лишь в машине после отъезда спросил, отчего такие тяжелые рюкзаки.
- Это золото, - коротко ответил Роман. Ни один мускул не дрогнул на лице Акихиро, словно тот ожидал подобную информацию.
Ландшафт ещё раз и вновь до неузнаваемости изменился. Холмистые зелёные долины, до горизонта возделанные поля, а там, в дымке туманились высокие остроконечные горы. Все молчали. Сзади Настя, пристально глядящая в боковое окошко с мягкого кресла дорогой машины. Спереди Роман, решающий сложную задачу. Что говорить, как, и до какого порога. Слева Акихиро, серьёзно, без привычной улыбки смотрящей на дорогу. Не выдержав молчания Акихиро, Роман продолжал:
- Буду предельно откровенен с тобой, Аки-сан. Дорога долгая и никто не помешает. Начну с разговора между мной и сотрудниками секретариата ЦК КПСС, который был чуть более трёх лет тому назад в Москве. Это были сотрудники КГБ. Они предложили, точнее приказали, параллельно с поисками воды искать в определенных точках южного Гоби клад Чингис Хана… Откуда у них эти перспективные точки, не знаю.
Акихиро невозмутимо продолжал молчать.
- Случайно я решил задачу. Я видел клад. Это непостижимая, немыслимая картина красоты и богатства. Извлечь его столь же немыслимо трудно. Это под силу крупной строительной организации. В полевом дневнике, он естественно со мной, отметил на последнем профиле четкий репер с высотной отметкой расположения золотого холма и нарисовал подробный абрис окрестностей. Потом обрушил холм и отныне его местоположение известно только Насте и мне.
Через пять часов они въехали в Мукден. По лицу Акихиро Роман так и не понял, поверил ли ему японский бизнесмен. Уж очень необычна была история. Скорее фантазия.
Красивый небольшой дом. Их встретила служанка, пожилая чисто одетая женщина, и проводила в комнаты.
- Извини, Рома-сан, спешу по твоим делам. Отлучусь, наверное до вечера. Моя задача не из лёгких, да и очень неожиданная. Но я постараюсь. Ждите к ужину. Прошу вас к окнам не подходить. Дунг накормит и напоит. К сожалению, она не знает русского, но чуть-чуть английский.
И он исчез.
- Я могу его понять, Настенька. Поверить в такое здравому современному человеку, коммерсанту, практически невозможно.
Они сидели в столовой при зашторенных окнах, пили крепкий чай и смотрели друг на друга. Роман печально улыбался, пытаясь выглядеть уверенным.
- Ты поразительная женщина. Бог наградил меня. Почитай пять лет вместе и никогда никакого писка, просьб, требований. Неимоверная терпеливость… И вера. Скорее мифическая, чем реальная.
Роман встал, подошел к окну, чуть приоткрыл штору. Мелькали мысли... Федор Михалыч, Фёдор Михалыч… Да! Вера без вызова и вопросов. Вера рабыни, но без неё ведь пропаду, в этой новой и чужой жизни. Так кто из нас раб? А вот теперь ещё втянул в дикую историю с побегом, с неизвестным и тревожным будущим, возможно и тюремным. И опять ни слова против, лишь мифическая вера. А ведь, наверное, я трудный мужик. Как говорят, пофигист, ни в бога ни в черта не верящий. Но безумно люблю.
Настя словно прочла его мысли.
- Я знаю, Ромочка. Ты очень добрый и отзывчивый. И всё будет отлично, так моя бабушка предсказывала.
- Черт бы меня взял, - Роман резко повернулся к жене. - Так я рассуждал вслух. Извини, ради Бога.
Настя посмотрела на мужа и вдруг, покраснев до мочек ушей, тихо и кротко произнесла:
- Ромочка, я, наверное, беременна…
Роман от неожиданности поперхнулся и… от чрезмерного наплыва острых чувств рухнул на пол. Зарылся головой в её колени и долго молчал, переполненный нежностью. Настя гладила его кудри.
- Вот и первый, обещанный, Ромочка. Где-то родится, неизвестно.
Он вдруг засмеялся, поднял счастливое лицо и сказал:
- Где бы ни родился, но я буду звать его Большой Мук. Есть такая немецкая сказка о маленьком Муке. А мой сын будет большим Муком, проявившимся в Мукдене. Слушай. Давай проведем небольшой эксперимент. Как только приедет Акихиро, ты спустишься вниз в кофточке с короткими рукавами, и обязательно надень браслеты, что в коробочке взял с ладони Повелителя. Я тогда открыл её и был поражен.
- Да, там браслеты. Я их в дороге успела слегка почистить в машине. Невероятная красота.
В пять часов раздался клаксон автомобиля и вошел Акихиро. Дунг стала накрывать стол для ужина.
- Где вы там, затворники, спускайтесь. Вы прямо сияете… Что случи... - Акихиро замолк, пристально вглядываясь на руки Настасьи Филипповны. Эффект встречи превзошел все ожидания Романа. Атомная бомба на Хиросиму - бледная тень того, что они увидели на лице друга. Он встал, как вкопанный, чуть отвисла нижняя челюсть. Он смотрел только на оголенные руки. И было, отчего. Комнату буквально озарили два браслета из гравированного золота с напаянными на металл маленькими золотыми бусинками. Вдоль поверхности первого неистово сверкали семь темно-синих сапфиров, где-то 4-5 каратной величины, украшенные вокруг золотистыми кристаллами цитрина. Вдоль второго извергали кровавый свет семь очень крупных вишнево-красных рубина, украшенных вкруг бледно-голубыми слёзами аквамаринов.
Наконец, Акихиро пришел в себя. - Это из клада, Рома-сан? Чудо! Невозможно глядеть... Я где-то видел рисунки этих браслетов. Какая прелесть! Можно посмотреть поближе? - буквально пропел Акихиро. Долго любовался, вглядываясь, разворачивая браслеты, словно стараясь постичь мастерство древних ювелиров. Потом послышалось бормотание, затем поднял глаза. - Да, очень похоже. Такие сапфиры я видел на рисунках в южной Индии, в Хайдерабаде в музее Голконды. Да, это они. Их искали столетия.
И столько было искреннего, неподдельного восторга и настолько взгляд искрился лестью, буквально лился ладан, что Роман аж отпрянул назад. Вот теперь он поверил. Роман просиял. Точно поверил. Таким не видел его никогда. Отныне будет лелеять нас, как своего единственного ребёнка. Ведь у нас тайна клада…
А Акихиро, не замечая Романа, продолжал петь на высокой ноте.
- Вы теперь не только самая красивая, но и самая богатая женщина в мире. Настенька, вы даже не представляется, что носите на руках огромное состояние. Это сотни тысяч долларов.
Очнулся и вдруг почтительно произнёс: - Господа! – Он впервые применил такое обращение. - Теперь о маршруте. Вечером, когда стемнеет, отправимся на моей машине в порт Дандонг. Тут два часа хода. На рыболовной шхуне вас переправят в южную Корею, в порт Инчхон. Время в пути - ночь и день. Бог даст, в дороге будет штиль и не будет сторожевых катеров. В Инчхоне капитан отвезет вас на квартиру, где вы будете ждать меня. Я прилечу через Пекин в Сеул и далее приеду к вам через два-три дня. Давайте ваши паспорта, постараюсь выправить временные на жительство в Корее. Ну а дальше… как это у русских говорят… утро вечера мудренее... А сейчас, извините, надо ещё сделать два срочных звонка. Появились новые обстоятельства.
Они поднялись к себе и услышали, как захлопнулась дверь его кабинета.
- Ну что! Девочка моя любимая. Эти новые обстоятельства - твои браслеты. Теперь он очень постарается, иначе я ничего не понимаю в астрофизике…
Огромный город шумел вокруг. Вздымались небоскрёбы, у подъездов шелестели пальмы, и тысячи лакированных машин и людей скользили по вымытым до блеска улицам. Они втроём сидели в старинном китайском ресторане.
- Какая красота, Настюха. А вкусно-то как. Господи! Готов ежедневно поглощать эту прелесть.
- А что они всё время стоят неподалеку и смотрят, Рома, прямо в рот? - шептала Настя, испуганно глядя на официантов. - Нет, палочками не могу кушать. Скажи, пусть принесут вилки и ножи… Как она пропела нам - шиитаке, суши, роллы…Что это такое?
Акихиро молча, с улыбкой наблюдал, переводя вопросы официанток, советовал попробовать и то, и другое, и пятое, и десятое.
- Надо же, какое изобилие, - Роман откинулся на спинку кресла, - а ведь недавно здесь полыхала война. Как быстро отстроились и накормили народ.
- Далеко не весь, Роман. Много и нищих, живущих в хибарах. Но страна процветает. Это факт.
- А у нас 20 лет прошло с окончания войны. Провинция нищая, разоренная, лишь Москва залепила раны и как-то строится. Да, судьбы у всех стран и народов разные.
- Попробуйте этот соус, Настенька. Только осторожно… Ты говоришь, судьбы, - откликнулся Акихиро. - Когда учился в России, много читал. Все ваши писатели заражены этим словом - судьба, судьба, судьба. Всё время ссылаются на непреложность, непредсказуемость жизни. На западе больше работают, чем полагаются и, тем более, сдаются на милость судьбе.
- Да, пожалуй, ты прав, - Роман засмеялся. - Я не философ, Аки-сан. Я сугубый реалист, но иногда и я задумывался над судьбой. И чаще находил реальные причины непонятных фактов и событий, которые называли якобы судьбоносными. Я ведь всю жизнь скитался по России, изъездил сотни городов и сёл, говорил, наверное, с тысячами людей разных сословий. И ты знаешь, постепенно родилась гипотеза. Жестокая. В России, кроме судьбы, ничего нет. Испокон века. Судьба есть! И только! Народу так легче жить. Ведь судьба… бесплатна. Не надо трудиться. Трудись-не трудись, всё едино. Какова судьба твоя, так и жизнь пойдёт. Это великая философия… Она очень помогает нам. Расслабляет... Заставляет жить. Даже когда невмоготу. Вот и последние дни меня преследуют мысли о неотвратимости судьбы. Моей судьбы. Казалось бы, всего невольно достиг. Любви, денег, сытой жизни за рубежом. Ну что ещё!!! Но вот гнетёт мысль, что всё это скоро рухнет. - Роман горько засмеялся, пристально посмотрел на японца и добавил: - Одно утешает. Есть кому позаботиться о Настасье Филипповне. Есть!
Акихиро постарался перевести разговор: - Пойдёмте на улицу. Я покажу вам город.
Они шли по залитому солнцем широкому проспекту. Роман задумчиво шел чуть впереди, Настя и Акихиро двигались сзади, о чем-то говоря.
Вдруг раздался пронзительный вопль Насти.
- Роман, гляди!
Он, наверное, успел поднять глаза и прямо перед лицом увидеть слепящие стёкла большого автобуса. Не успел даже крикнуть. В глазах застыло удивление. Удар! И вечная тишина.
Романа Гурвича кремировали в древнем городе Сеуле. Так пожелала жена.
P.S. Прошло 26 лет с того памятного дня. И вновь майский день, но уже 2000 года. Вновь яркий и пронзительный. Возле книжного магазина “Москва”, что на Тверской, остановился темно-синий maybach. Седой, элегантно одетый японец вышел из машины, обошел и открыл заднюю дверь. Подал руку и вывел моложавую ярко-рыжую женщину явно славянского облика. Молодые и пожилые граждане, но особо гражданки, вечно спешащие по Тверской, внезапно остановились, буквально пожирая глазами фигуру и наряд богатой иностранки на фоне дорогого автомобиля. Из машины выскочил и высокий молодой человек. Уверенный, бешеный взор под свисающими светлыми кудрями, в растрепанной фуфайке, джинсах и кедах.
- Мы пройдёмся, Аки-сан. Встретимся здесь же. Я позвоню.
Она окинула мужчину равнодушным взором. Он привычно, но с победным достоинством опустил глаза. Женщина перевела взгляд на молодого человека, широко заулыбалась.
- Ну вот, сыночка мой, ты на родине, наконец. Пойдём, покажу место, где я увидела твоего отца. Тут рядом, а идти мне пришлось... почти тридцать лет. 4 февраля 2019 года
Леонид И. Рохлин (1937, Москва). Геологический институт, экспедиции, наука, диссертации. 5 лет работы в Монголии. С началом капитализма в России – успешный бизнесмен. С 1996 г. – в Сан-Франциско. Работал педагогом в русскоязычных школах. Автор многих публикаций и нескольких книг.
"Двадцать два года прожил в Америке. Вся русскоязычная пресса знала меня. И я знал ей цену. И вот волею Бога, иначе не назовешь, снедаемый страхом, в 2016 году подался в страну Волоколамию. Никто из вас не отгадает координаты страны и нравы людей там обитающих. Страна ленивого счастья, равнодушия и пофигизма. Никаких забот, никакой борьбы - болотистая зыбь и золотые камыши. Четвертый год отдыхаю. До тошноты наелся корявым благодушием и полным отсутствием размышлений… Приезжайте! Чорт бы вас всех взял.\ Рохлин."
