Пока был жив этот телефонный номер, не было ни опасности, ни страха, ни, казалось, даже смерти. Потому что был он, великий и ужасный волшебник моей юности, Самуил Яковлевич Бейлин. Буся называла его Саша, или чаще Сашенька. «Проходите, Сашенька», «садитесь, Сашенька», «поешьте, Сашенька». За глаза она называла его ‘странным’.
— А всё-таки он странный, Алюня.
Он даже внешне походил на Гудвина с картинок моей любимой книжки, перечитываемой Бусей мне раз, наверное, двадцать, и так же любил фокусы, мистификации и представления. На маленькой сцене нашей кухни разыгрывались драмы, гремели пророчества и происходили настоящие чудеса. Забавник и чудотворец, конферансье и целитель, вечно нуждающийся в зрителях анахорет, любивший пустить пыль в глаза, распустить хвост и держать фасон, он был элегантным до манерности и тяжёлым, как могильная плита. Заключая в себе все человеческие качества и их противоположности, ты, которому я никогда не могла даже помыслить сказать ‘ты’, был невозможен, немыслим, неописуем, неуловим, не входил ни в какие ворота и выходил за все рамки.
— А всё-таки он странный, Алюня.
Эти двое смотрели друг на друга инопланетянами с одной и той же, давно погубленной планеты: петербургская барышня, обобранная национальной судьбой, и почти библейский, реликтовый, как он сам себя называл, цадик из давно несуществующего, мифического гетто. На базе этой реликтовости, у них была некая едва уловимая солидарность — предполагавшая, например, абсолютную невозможность прийти в гости в нечищеных ботинках или подавать на стол руками без маникюра — и они безмолвно, тихо и глубоко жалели друг друга. Когда они стояли вдвоём в нашем гостеприимном коридоре, между ними возникало некое поле, вне которого оставались мы, все мы, современные, вульгарные, другие. Когда она уже была тяжело больна, он, пришедший навестить её, сказал мне, в том же коридоре, фразу, показавшуюся мне тогда неуместной, бесчувственной, почти грубой: «Мария Харитоновна так естественна.» Только теперь, когда и он тоже ушёл, я начинаю, может быть, понимать, что он имел в виду. Естественность была их даром, одним из их даров, которому, как и благодати, нельзя научиться.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer11/matusevich/
