Квартира без номера (продолжение)0

(окончание. Начало в №10/2019)

Вий сидел не шевелясь, подмяв под себя казавшийся игрушечным табурет и положив на колени массивные, но по-детски пухлые кисти мощных рук. Круглые плечи его были опущены, тяжёлые веки полуприкрыты, и непонятно было, спит ли он, сидя, или внимательно наблюдает за вошедшим. В желтоватом свете единственной лампочки его застывшее лицо казалось восковой маской, а сам воздух вокруг вязким и густым, словно мутновато-прозрачное желе.

Сим тоже замер от неожиданности и удивления, боясь нарушить эту неподвижность и страшась непредсказуемости того, что за этим может последовать. Меньше всего он ожидал увидеть в квартире Вия и теперь не мог сообразить, как ему правильней себя вести. Вий, как и Дант, воспринимались им своего рода начальством, но квартира, тот статус избранности, который, впустив, она ему придала, казалось, должен был бы их уравнять. Но увидев тут Вия, Сим понял, что этого не случилось, что его неосознанный страх перед этим неразговорчивым и мрачным чудовищем и его тёмной и загадочной мощью никуда не делся, и равенства не будет. Вий славился спокойствием и невозмутимостью, но иногда случались у него и срывы: редкие, но страшные вспышки гнева, когда крушилось всё вокруг, разлетались по сторонам и виновники, и случайно подвернувшиеся под руку люди и предметы, а от жуткого, звериного, нутряного рёва стыла кровь у окружающих, и выли собаки по всей округе.

Историю его: откуда он и как попал в подвал, как вообще начал бомжевать, — никто доподлинно не знал, а спрашивать у самого мало кто осмеливался. Десятки версий, одна сказочней и страшней другой, бродили по городскому дну. И чем фантастичней и ужасней были эти рассказы, тем правдоподобнее они выглядели. Так внезапно становятся реальностью вчерашние пророчества, от которых ещё недавно отмахивались, как от совершенно несуразных и нелепых. Фантастичность и нереальность наступившего в стране времени, параллельно которому жили эти изгои, позволяли им выдумывать любые истории, и чем абсурднее они выходили, тем естественней вплетались в ткань безумного нового мира, где сочинителям не нашлось места. Правду о нём наверняка знал Дант, но он, если что и рассказывал, то уж такие явные небылицы, что даже доверчивые и ко всему привычные бомжи отходили, недоумённо пожимая плечами. Он же, наверно, единственный знал и настоящее имя Вия, которое не определили даже в милицейском приёмнике, где они впервые встретились. Дант с помощью знакомого (прикормленного участкового) оттуда вышел и вытащил за собой нового адепта. Живой тогда ещё Профессор предлагал дать новичку кличку Огр*, но Дант, считавший того своей собственностью, настоял на другой. Так появился Вий*.

Ходил он круглый год в одном и том же одеянии: самодельной, похожей на балахон длинной рубахе, скрадывающей рельефы грузной фигуры, и в бесформенных широких штанах, выкроенных из того же, смахивающего на мешковину, серого материала. Рудик, спившийся портной, побывавший в советское время подпольным цеховиком и шивший когда-то поддельные джинсы, утверждал, что ткань этого наряда та же самая, только ещё не пропитанная смолой кирза, из которой сделана и Виева обувь. В холода под низ надевалось всё тёплое, что можно было натянуть на его массивное тело. Подобрать вещи его размера было нелегко, и частенько, особенно в сильные морозы, Вию приходилось обматываться подходящими тряпками, а то и просто шерстяным одеялом, скрепив всё клейкой лентой. Начищенные до блеска сапоги с широкими короткими голенищами Вий на ночь прятал под то, что служило ему подушкой: вложенный в вытертую наволочку кусок толстого поролона.

Немая сцена, пока Сим стоял, переминаясь с ноги на ногу, с тяжёлыми сумками в руках, а Вий молча и не подвижно то ли смотрел на него, то ли спал, сидя, затянулась, — никто не хотел первым нарушить молчание, но тут дверь, ближайшей к кухне комнаты распахнулась, и оттуда появился улыбающийся Дант.

— А, Сим, пришёл, — на Данте был домашний френч, солдатское галифе, с нашитыми по бокам сиреневыми лампасами и мягкие тапочки. — Замечательно. Думаю, вас представлять друг другу не требуется. Сим, сумки поставь на стол. Сейчас распределим. Что там у тебя? Ага, это всё можно и в тепле держать, — я тогда в свою комнату сложу. А вы тоже без дела не сидите, — давайте, готовьте ужин, надевайте вечерние наряды, и прошу к столу. Отметим, так сказать, повторное знакомство, и вообще — есть очень хочется, да и выпить не помешает.

Сим по заданию Данта пыхтя вытащил в коридор старухин холодильник. Там его принял Вий и легко перенёс на кухню. Пока вспотевший, уставший за день Сим, плескался под душем, а после приносил из бабкиного серванта и перемывал ножи и вилки, нарезал хлеб и расставлял разносортные, но чистые тарелки, Вий колдовал у плиты, и когда через полчаса они расселись за плотно уставленным кухонным столом, покрытым неровно вырезанным, но свежим куском клеёнки, поставил в центре большую чугунную сковородку с тремя кусками сочного жареного мяса. Сим уже и вспомнить не мог, когда ел подобное, и от одного только вида и запаха у него начала кружиться голова. Он хотел потянуться к мясу, но остановился, дожидаясь по зековской привычке, чтобы первым взял себе старший по рангу. Дант заметил колебания Сима и оценил. Не торопясь, с наслаждением втянул аромат, не выбирая взял кусок, что лежал ближе, и налил себе из флакона.

— Ну, что ж, давайте за первый совместный ужин. Надеюсь, таких у нас будет ещё много.

Все выпили, набросились на мясо. Сим, хоть ему страшно и хотелось проглотить всё махом, старался есть медленно, отрезая маленькие кусочки, тщательно разжёвывая сочную плоть и наслаждаясь давно забытым вкусом. Дойдя до середины отбивной, он вспомнил внезапно слова Людоеда, его туманные намёки, поперхнулся и закашлялся.

— Что, не в то горло попало? — участливо спросил Дант? — Не торопись, никто не отнимает.

— Да, — откашлявшись сипло ответил Сим. — Попало. Вкусно. А что это, кстати, за мясо?

— Свиная вырезка, лучшая часть, — гордо сказал Дант. — Мясник тут один знакомый кое за что задолжал. Вот — рассчитался. А ты, может, кошерный и свинину не ешь? — засмеялся он. — Так ты скажи, мы с Вием с удовольствием поможем.

— Ем, ещё как ем, — пробурчал успокоенный Сим и принялся доедать, пока не остыло.

После еды Вий, взявшийся исполнять обязанности повара, заварил себе чифирь, а остальным растворимый кофе. Первым заговорил захмелевший Дант, потягивая одеколон, прихлёбывая горячий кофе и картинно выпуская густые струи сигаретного дыма.

— Ну, что ж. Все в сборе, дети мои. Теперь вы в одной упряжке. Команда у нас пока не большая, так и корабль невелик. Но ещё двоих членов экипажа нам подобрать придётся. Надеюсь, что до отплытия успеем.

— И когда отчаливаем? — развязно спросил Сим, посчитавший слова Данта шуткой.

— А вот этого никто не знает. Как всё сложится, сигнал поступит, так я вам сразу и сообщу, — без улыбки ответил Дант. — Наше дело пока запасать провиант и всё необходимое. Сколько продлиться плавание, неизвестно, так что надо подготовиться к долгому путешествию. Ну, и ещё двоих найти нужно. Чтобы все каюты открыть. Без этого плыть опасно.

Говорил он спокойно и серьёзно, и Сим, поначалу пытавшийся понять скрытый в его речи подтекст, разобраться, что имеет в виду Дант под не в первый раз упоминаемыми «экипажем» и «отплытием», с удивлением понял, что никакого двойного смысла там нет. Он поколебался, стоит ли попросить разъяснений, но, взглянув на неподвижное лица Вия, решил, что, пожалуй, не сейчас — после, когда удастся остаться с Дантом наедине.

* * *

Спал эту ночь Сим без сновидений, не просыпаясь, и призрак старухи его не побеспокоил, но зато утром, когда залез в бабкин шкаф, чтобы найти чистое полотенце, наткнулся на вещь, которой он там раньше не видел.

Растерянный, как был босиком и в белье, он вышел в коридор, держа в руке потёртого плющевого медведя. И сразу наткнулся на Данта. Тот развеселился.

— Вий, ты только глянь! Наш мальчик как подрос — уже с плюшевой игрушкой спит. Скоро проситься на горшок сам будет.

На шум из кухни высунулся Вий в белых семейных трусах в горошек и с подобием поварского колпака на лысой голове. Выяснив причину веселья, он оскалился, что должно было, видимо, означать улыбку, и продолжил греметь кастрюлями.

— Понимаешь, Дант, — неуверенно сказал Сим. — Этой игрушки я в прошлый раз в шкафу не видел. Не было её. И вообще, у меня такая же точно в детстве была.

— Ну и что? — не понял Дант. — Ну, была. У всех в детстве какие-то игрушки были. У кого плюшевые — у кого деревянные. А то, что ты её в прошлую ночёвку не заметил, — так пьян был, да и старуха тебя тогда хорошенько напугала. — И, махнув рукой с зажатым в волосатом кулаке полотенцем, ушёл к себе в комнату и уже оттуда прокричал, — давай, завтракай и — по делам. Список покупок сегодня не дам, а вот поручений несколько у меня для тебя есть. Кстати, ночуем сегодня все в подвале.

Растерянный Сим вернулся в свою комнату. Ему уже расхотелось рассказывать Данту, что у его медвежонка было оторвано, а после пришито крупными неумелыми стежками левое ухо — белой ниткой, папа другой не нашёл. А ещё на морде, там где пасть, была прогрызена дырочка, чтобы мишка есть мог — это он, Сим, позаботился о любимце, когда ему года три было. Всё точь-в-точь, как у этого медведя.

* * *

Над Дантовыми поручениями Сим обычно не задумывался. Сказано то-то и то-то, ну, и выполняй. В конце концов ночёвка на кровати в тёплой квартире, душ и сытная, не подвальная еда стоили и подчинённого положения, которого он, впрочем, не ощущал таковым, исполнения разных мелочей, не отнимавшего много времени и сил. На этот раз поручение оказалось сложнее. Ему надо было за день обойти несколько подвалов, сараев и даже одну свалку, места, разбросанные по всему городу, и передать незнакомым ему бомжам запечатанные конверты. На каждом из них Дант надписал клички адресатов и нарисовал примерную схему места их обитания. И приказал обязательно дождаться ответов. Внешность получателей и их приметы он описал Симу устно, чтобы тот не ошибся и ни в коем случае не отдал послания в чужие руки. Идти напутствовал максимально осторожно, ментам не попадаться, при опасности от конвертов избавиться. Прикинув маршрут, Сим понял, что за день не успеть, и запросил денег на метро и автобус. Дант осмотрел его критически, прикинул, можно ли в таком виде пускать гонца в метро, не заметут ли, и, решив, что нет, рискованно, со вздохом забрал у него два конверта и передал Вию, у которого и так уже было несколько штук.

Начать обход Сим распланировал с подвала на Петроградской, а потом перебраться на Выборгскую сторону. Там в полуразрушенных промзонах и в заброшенных корпусах разорённых заводов, тянущихся от Литовской улицы и вплоть до самой Невы, у него было два адреса. Оттуда ему предстоял долгий переход на Охту, к свалке, а последнюю точку — в Семенцах — он захватит на обратном пути.

На Петроградской стороне всё прошло легко. Подвал в глубине дворов на Куйбышева, в грязно-бежевом доходном доме, смахивающем на пузатый комод с выдвинутыми шкафчиками-балкончиками, по описанию Данта он нашёл быстро. Хозяин — коренастый бородатый и длиннорукий Паук — был на месте, разбирал и раскладывал по кучкам принесённый кем-то из бомжей мешок с вещами. Он прочёл записку, сдвинул мохнатые брови, хмыкнул, сказал, что, мол, передай Данту, что мы придём по сигналу, и бросил конверт в костёр.

Перейти на Выборгскую сторону Сим решил через Гренадерский мост — может, и не ближе, но определённо, безопаснее, — у Сампсониевского чаще можно было наткнуться на милицию: всё же «Аврора» рядом, да и на том берегу интуристовская гостиница. Перебрался он без проблем, пешеходов на мосту было мало, ветер отдыхал, чёрная вода в Невке казалась неподвижной, а отблески на мелкой ряби игрой света на острых сколах полированного камня. Лёгкий утренний хмель ещё не выветрился, и Сим рассчитал, что доставив два конверта — адреса по описанию были недалеко друг от друга — он присядет где-нибудь на солнышке перекусить. Благо Вий не стал ворчать, когда перед выходом Сим сделал себе бутерброд с остатками варёной колбасы из бабкиного холодильника и выпросил флакон лосьона из общих запасов. Склад спиртного находился в комнате Вия, но мысли войти туда самому, даже при открытой иногда двери, у Сима не возникало.

Но на Выборгской все оказалось не так просто. Дыра, о которой говорил Дант, была заколочена, а поднимать шум и выбивать доски Сим побоялся. Чужой район — можно и на серьёзные неприятности нарваться. Побродив вдоль серого бетонного забора, он обнаружил неподалёку свежий пролом, пролез, оцарапав шею о выступающую арматуру, двинулся вперёд и тут же заблудился. Ориентиры, указанные Дантом, оставались у первого лаза, и потому, проплутав минут двадцать, Сим вернулся к нему, чтобы осмотреться и начать сначала.

Территория бывшего завода, по которой он пробирался, пугливо озираясь и прячась за ржавыми станинами станков или за стопками гниющих пустых поддонов, едва заслышав шум подъезжающей машины, казалась безграничной. Невысокие вытянутые деревянные пакгаузы с разгрузочными пандусами сменялись огромными кирпичными цехами с гигантскими раздвижными воротами, через которые мог бы выехать и авианосец, вздумай какой-нибудь сумасшедший приделать к нему колёса. Подъездные пути, ведущие к складам, заросли бурьяном; шпалы затянуло травой, и лишь на давно не регулируемых никем железнодорожных переездах натёртая шинами пролетающих без задержки у заржавевшего шлагбаума автомобилей новых хозяев тускло блестела упрямая сталь рельсов. Завод этот, впрочем, как и все в стране, пару лет назад приватизировали. Что это означает, никто из работавших на нём так и не понял. Поначалу вроде ничего и не изменилось. Директор остался тот же. Потом не стало работы, и закончилась зарплата, но зато у каждого появилось по ваучеру. Те, кто не променял его сразу, как предлагали толкавшиеся у заводской проходной шустрые молодые ребята, на бутылку водки, стали совладельцами и продолжали ими себя считать уже и после того, как оказались за воротами навсегда. Старого директора вскоре застрелили. Новый проработал совсем недолго и, перед тем как окончательно уехать то ли на Кипр, то ли в Лондон, продал или сдал в аренду заводские корпуса двум десяткам разных компаний, занимающихся всевозможным увлекательным и необходимым стране производством: от шитья занавесок в ванную до торговли палёной водкой и собачьей едой.

На деревянный сарайчик, прилепившийся к бетонной громаде бывшего литейного цеха, Сим наткнулся, когда уже потерял надежду выбраться из этого лабиринта закопчённых стен, груд ржавого железа и пахнущих опасностью узких, уходящих в темноту проходов. Когда-то в сарайчике находилось помещение жуликоватого завхоза, хранили ветошь, швабры и тайком пронесённое на завод спиртное, а теперь обитала стайка бродяг. Новые хозяева литейки, сменившие коллективное управление всей страной на индивидуальное владение её частями, видимо, не решили ещё, как им использовать своё приобретение, — огромный цех пустовал, и пригревшихся рядом бомжей пока никто не трогал. Адресат очередного дантовского послания оказался на месте, но был занят важным делом: щекотал синюшную даму, с заплывшими глазками на одутловатом лице и лиловым синяком на правой скуле. Объект страсти сдавал осаду редут за редутом и оборонял пока оставшиеся на ней линялое голубое трико и широкий розовый лифчик. Ухаживания кавалера дама поощряла хриплым повизгиванием, но руку его, норовившую стянуть с неё одну из оставшихся частей туалета, придерживала, шепча ему стыдливо-секретарским тоном с придыханием в мохнатое ухо, что, мол, люди же кругом, Серафим Матвеевич, смотрят же, — хотя из находящихся в сарайчике трёх бомжей ни один внимания на них не обращал. Двое шлёпали засаленными картами, разыгрывая, кто следующий побежит в аптеку, а присутствие третьего можно было определить по громкому храпу и звуку испускаемых газов, доносившихся из-под груды тряпья. Серафим Матвеевич по кличке Директор, пожилой потрёпанный, но сохранивший карикатурно-начальственный лоск мужчина лет пятидесяти, похоже, и сам не слишком понимал, зачем ему эти предметы дамского гардероба, и был заметно рад, когда Сим отвлёк его от этого бесцельного занятия. Дантовскую депешу он прочёл, нацепив большие, солидные, в роговой оправе, перемотанные у переносицы скотчем очки, и скривился.

— Ишь, чё надумал, паршивец. Обскакать всех хочет, первым быть. Ты вот чего передай ему, парень. Скажи, что мы придём, но разговор будет не простой. И дёшево нас купить не выйдет. Понятно?

Сим согласно закивал, подтвердил, что, конечно, так и передаст, и поскорее ретировался.

Второй адрес в этом районе, хоть и находился неподалёку от первого, но оказался на территории другого предприятия — такого же разорённого и раздираемого на куски новыми собственниками. Чтобы попасть, туда Симу пришлось вылезть в ту же дыру в заборе, снова ободрать шею и повторить этот трюк (уже, к счастью, без царапин) в другом месте. На его везенье второй лаз оказался открыт.

На этой территории дела шли поживее: разъезжали тарахтя погрузчики, перевозя на вилах поддоны с перемотанными прозрачной плёнкой ящиками, суетились у открытых ворот складов грузчики, а у одной двери даже выстроилась небольшая очередь покупателей. Судя по выносимым коробкам, там шла бойкая мелкооптовая торговля какими-то импортными шоколадками и голландским спиртом роял. Сим облизнулся, проводив завистливым взглядом фургончик, нагруженный недостижимыми лакомствами, и вспомнил, что проголодался и не прочь выпить.

Следующим получателем дантовской корреспонденции оказался вовсе не кавказского вида молодой плутоватый бродяга по кличке Ашот. Впрочем, происхождение погоняла прояснилось после первой же фразы.

— Ну, я Ашот. А шо такое?

Послание Данта он прочёл, не пошевелив ни единым мускулом на сухом щетинистом лице, и, отложив бумагу в сторону, неожиданно предложил Симу выпить.

— Дела делами, а шо, два порядочных человека не могут выпить в этой стране, когда им захочется?

Сим собрался было уже отказаться, помня наставления Данта, и сослаться на занятость, но вид пузатой бутылки рояла, которую Ашот жестом фокусника вытащил из-под своего матраса, не позволил ему даже открыть рта, и он лишь согласно и гулко сглотнул. Наливал Ашот понемногу, разводил мутноватой водой из пластиковой бутыли, ни на секунду не останавливаясь, нахваливал напиток и учил неопытного собеседника, как отличать настоящий спирт от самопального. При том, по всем его рассказам выходило, что пьют они именно поддельный. После второй порции Сим поплыл, расслабился, осмелел и спросил. Ашот удивился.

— А шо, ты думал, что я тебя настоящим угощать на халяву буду? Я не такой богатый, как ваш Дант. Да ты не бойся — продукт отличный, проверенный, сами пьём. Его тут в одном из цехов бодяжат и продают. А шо, ты думаешь, что все эти машины по ларькам голландский спирт развозят? Да в этой крошечной Голландии и за сто лет столько не нагонят, сколько тут выпивают. Так шо пей смело, травить тебя никто не собирается.

Они посидели ещё недолго. Ашот перестал расхваливать напиток и попытался наводящими вопросами вызнать что-то у Сима. Тот даже не понял, о чём его спрашивают. Ашот попытался ещё раз, сдался, налил по последней, и отправил гонца восвояси.

— Передай Данту, шо Ашот подумает. Может, придём, может — нет. Так шо там будет видно.

Когда Сим добрался до свалки, Солнце уже спускалось к горизонту. В красноватом предзакатном свете терриконы мусора, ползающие по ним бульдозеры, суетящиеся рядом фигурки бомжей с проволочными крюками для растаскивания добычи и кружащиеся над всем этим стаи ворон и чаек выглядели так жутко, что Сим решил выкинуть конверт и доложить Данту, что адресата не нашёл. Но тут рыжий, обросший кудлатой бородой бомж, с пастью, полной матово поблескивающих стальных зубов, грубо ткнул его в спину.

— А ты что тут делаешь? Нам чужих не надо. Пошёл отсюда!

Выслушав сбивчивое объяснение Сима, у которого уже кружилась голова от запаха гнили, пропитывавшего всю округу, презрительно сплюнул и отвёл того в самодельную, но добротно сколоченную деревянную лачугу. Неказистая снаружи хижина внутри оказалась уютной и обжитой. Потрескивали дрова в печке-буржуйке, сваренной из железной бочки, сытный запах чего-то мясного, булькавшего в стоящем на огне котелке, перебивал наружную вонь, а четыре расставленных по углам разнокалиберных торшера заливали единственную комнату ярким и дармовым светом (подходя, Сим заметил провода, заброшенные на линию электропередачи). Владелец этого замка и неформальный хозяин свалки по кличке Тунгус скорее был корейцем, нежели эвенком, но сменить прилипшую в уголовной молодости кличку труднее, чем национальность. Так он Тунгусом и остался. Письмо Данта прочёл молча, так же молча сунул его в печку и коротко выплюнул:

— Вон.

Заметив замешательство Сима, в бешенстве сузил и без того почти слипшиеся глаза-щёлочки, но всё же снизошёл до объяснений.

— Передай Данту, что нам короли не нужны. Мы люди вольные — сами себе хозяева. А попробует сюда сунуться, такой отлуп получит, что надолго заречётся тут свои порядки устанавливать. Уходи, пока цел.

Повторять Симу дважды надобности не было. Он так торопился вырваться из этого мрачного ада живым, что первый раз присел передохнуть уже у самой Невы, у моста Александра Невского. Ноги его гудели от усталости, сердце колотилось со сбоями, хмель вышел, и хотелось есть. Он вспомнил про заготовленный утром бутерброд и лосьон, и, отдышавшись и придя в себя, тут же на бетонном парапете ими и поужинал. Впереди была ещё одна встреча в Семенцах, но это было уже по дороге к подвалу, да и места были знакомые, почти родные.

Обжитой подвал в Семенцах по схеме, нарисованной Дантом, Сим нашёл без приключений, народ там оказался дружелюбный, а вот того, кто был ему нужен, на месте не оказалось. Лорд, старший этой компании, являвшийся адресатом послания, пропал бесследно неделю назад и, похоже, что навсегда. Передавать конверт его наследнику, тощему длинноволосому бомжу по кличке Махно, Сим не рискнул.

Выдохшийся от долгого путешествия, он устало брёл по ночному городу. Вот Загородный проспект, вот Марата, и до дома уже рукой подать. Ближе к центру тротуары стали чище, помойки исчезли из виду и спрятались в глубине дворов, осыпавшаяся штукатурка промзон сменилась свежеокрашенными фасадами. Стало светлее от горящих реклам и витрин, из распахнутой двери кафе пахло сдобой и звучала музыка. Сим воспрял духом и зашагал быстрее — заодно и согрелся. Привычный проход под арку уже закрыли на ночь воротами с кодовым замком, и Симу пришлось сделать крюк и пройти чуть дальше, где был только шлагбаум для машин, а после, поплутав во внутреннем лабиринте, через проходную парадную проскользнуть в нужный двор. Он так торопился попасть поскорее в тёплый подвал на свой уютный тюфяк под трубой теплотрассы, что забыл об осторожности и выскочил из подъезда, не оглядевшись предварительно по сторонам. Тут же понял свою ошибку, но было поздно.

— О! Ещё один, — прокомментировал его появление высокий молодой милиционер, похлопывая себя по ноге длинной резиновой дубинкой. — Иди сюда, чмо.

У обычно прикрытого деревянным щитом лаза, которым пользовались обитатели подвала, стояли понурившись Дант и Вий. Дант был одет в «домашнее» — так он называл старый, засаленный и затёртый до дыр махровый халат, который любил и в который переодевался, перед тем как улечься почитать перед сном. Этот его ежевечерний ритуал не могли отменить ни аварии на теплотрассе, когда исчезало тепло (тогда он перетаскивал свой матрасик к самому костру, и никто не смел ему перечить), ни обрывы сети, когда пропадало электричество (на этот случай у него были заготовлены свечи и карманный фонарик). Вий был в своём единственном и никогда не сменяемом наряде, только ещё больше сгорбился — спина выгнулась дугой, могучие руки свисали чуть ли не до колен. Перед ними, в слабом свете от жёлтой лампочки у подъезда (подвальные жильцы берегли и охраняли её) и от нескольких, освещённых, мерцающих под самой крышей окон, стояли два милиционера. Один — тот самый молодой белобрысый сержант, подозвавший Сима, и второй — полноватый капитан, с красным, одутловатым лицом. Капитан брезгливо осмотрел Сима и повернулся к Данту.

— Этот?

— Нет, нет, — заторопился Дант. — Точно не этот. Да и вообще — тот не наш. Наши не могли.

— Я тебя держал за умного, Дант. — Осклабился капитан. — А ты, похоже, такой же дебил, как и все вы. Объясняю ещё раз. Во второй и в последний. У Московского вокзала кто-то пырнул ножом человека. Так вот: или я получу своего преступника прямо сейчас, или вызову наряд, выкурю ваше гнездо, а ты — ну, или вот эта горилла, — и он указал на Вия, — уедете с нами. Лет на десять. Дошло? И никакие договорённости ни с кем наверху тебе тогда не помогут.

— Давно дошло, капитан. Сейчас всё будет, — со вздохом отозвался Дант и, повернувшись к Вию, скомандовал: — Пошли.

Один за другим они нырнули в лаз. Капитан удовлетворённо хмыкнул, сплюнул им в след, достал сигареты, закурил и обратился к сержанту.

— Заводи машину и открой клетку. Сейчас поедем.

Тут только Сим заметил, что в тени между стеной дома и помойкой стоит, притаившись с выключенным двигателем, милицейский газик — «луноход». Сержант молча потопал к машине, а капитан вновь обратил внимание на замершего Сима.

— А ты что торчишь тут? Пшёл вон! — и, толкнув в направлении лаза, поддал ему под зад тяжёлым ботинком.

Но спуститься Сим не успел, потому как снизу показался Дант, следом вылез в полутьму двора Барон — тихий слабоумный бомж лет пятидесяти, а последним, подталкивая Барона сзади, появился Вий.

— Вот он — ваш убивец, — тихо, стараясь не смотреть на Барона, сказал Дант. — Он всё подпишет.

Капитан брезгливо и скептически осмотрел жертву.

— Ничего лучше не нашёл. Ладно, хрен с вами. Чудаков, давай, забирай клиента, — скомандовал он через плечо.

Сержант вышел, привычно завернул Барону руки за спину, надел наручники. Тот растерянно посмотрел на Данта, потом на свою, оставшуюся на асфальте двора клеёнчатую сумку, и молча побрёл к машине. Когда беззвучно мерцая мигалкой, «луноход», чудом не задевая узкие арки, вырулил со двора, Дант развернулся и, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, молча полез в подвал. За ним спустился Вий, а последним, задвинув за собой деревянный щит, Сим. На быстро промерзающем к ночи асфальте, среди хрустально поблескивающих льдом мелких лужиц осталась лишь сумка Барона. К утру исчезла и она.

* * *

Ханя появился в подвале месяца через три после Сима. Обычно Вий не принимал малолеток, но этот, с прямыми соломенными волосами и наивными, широко распахнутыми ярко-васильковыми глазками, видимо, затронул что-то потаённое в глубоко упрятанной душе неразговорчивого монстра, и тот, несмотря на вялое сопротивление Данта, позволил парню остаться. Имя ему дал, конечно, тот же Дант, быстро сложивший из Харитона (так звали, по его словам, новичка) и приторно-сладкой, медовой (honey) внешности короткую, но выразительную, и мгновенно приклеившуюся кличку. На вид ему было лет четырнадцать, на деле все девятнадцать, но детскость свою он, понимая выгодность такого положения, всячески подчёркивал: одевался соответствующе, тщательно сбривал уже по-взрослому прущую белёсую щетину и старался на людях говорить тонким жалостливым голоском, добавляя певучести и лёгкого волжского оканья. Истории своей жизни он, должно быть, обладая слабой памятью или необузданным воображением, рассказывал одним и тем же людям каждый раз разные: от детдомовского голодного детства, до бегства из богатого семейства с няньками, гувернантками и отцом-тираном, сведшим в могилу горячо любимую матушку. Раз попытался сочинить у вечернего костра новую версию о детстве в лесу в стае волков, но тут уже Дант, определённо читавший больше, чем юный враль, посоветовал тому заткнуться, чем вызвал неудовольствие доверчивых слушателей. Пил Ханя мало, предпочитал что-то лёгкое: розовую туалетную воду или пиво, а иногда мог шикануть и истратить часть дневного заработка на бутылку дешёвого сухого вина, которое потом смаковал весь вечер с видом знатока. Рыться в помойках чурался и зарабатывал, в основном, христарадничаем, стараясь держаться подальше от точек, оккупированных профессиональными нищими. Для попрошайничества у него была продумана специальная униформа: полотняная, когда-то белая прямая рубаха и такие же холщовые свободные портки. Под низ, конечно, одевалось в холодную погоду немало шерстяных свитеров и подштанников. Рваные кроссовки, на время промысла заменяли купленные на рынке лапти с обмотками, а вместо сумки — обязательной принадлежности бомжа — носил он холщовую котомку, завершая этим образ бредущего издалека несчастного золотоволосого мальчика-сироты. Подавали ему щедро, голодным и трезвым к вечеру он не появлялся ни разу. В общак вносил исправно, был хваток, но не жаден и быстро стал своим в разношёрстной подвальной компании. С чего Дант решил попробовать привести его в квартиру? Не любил он мальчишку. Может, Вий настоял, он явно покровительствовал щенку, а может, Дант уже перепробовал всех, и других кандидатов не осталось. Но, так или иначе, привёл, и квартира его впустила. Так их стало четверо.

Вот только в комнате, открывшейся Ханиной вялой руке, не было ничего. Не только ничего интересного для Данта, а и вообще ничего — пустая оказалась комната. Обнаружив это Дант весь день шатался по квартире злой и раздражённый, наорал на безмолвного Вия, а вечером страшно напился и всё твердил, что обманул Профессор, сволочь, обманул! После сделался буен, разбил очки, швырнул в Ханю тарелкой, а под конец, пытаясь залезть под душ, упал голый на пол в ванной, да так и заснул. Обнаружил его всё тот же пронырливый Ханя и, мстительно хихикая, позвал Сима с Вием — полюбоваться на унижение предводителя. Те не стали потешаться над разбитым лбом и седыми гениталиями, а, аккуратно смыв кровь и накрыв спящего простынёй, бережно перенесли в его комнату — благо дверь пьяный Дант оставил открытой.

Доложил ли Вий наутро Данту о вечернем происшествии, или просто злоба вчерашняя у того не выветрилась, но увидев за опохмелочным завтраком запоздавшего и пришедшего последним сладко потягивающегося со сна розового Ханю, прошипел он под нос: «Будь ты проклят, ублюдок» — и, отодвинув резко тарелку с недоеденной сосиской, вышел из кухни.

Несколько следующих ночёвок в квартире Ханя вёл себя тихо — присматривался, вживался, а после, почуяв, что не выгонят, что нужен он зачем-то Данту — расслабился и охамел. Заходил в чужие комнаты, если забывали закрыть двери, таскал, пока никто не видел, еду из холодильника, а раз был пойман с двумя флаконами «розовой туалетной», стянутыми со склада в комнате Вия. Вот за это был бит, правда, не сильно. От затрещины, что отвесил ему Вий, пролетел через коридор и, рухнув у вешалки, сжался в комок, опытно подтянув ноги к груди и прикрыв руками голову — продолжения ждал. Но Вий, хлопнув дверью, скрылся в комнате, Дант ушёл с утра на какую-то важную встречу, надев впервые виденный на нём новый костюм, а Сим, наблюдавший эту сцену, хоть и противно было Ханино «крысятничество», участвовать в наказании точно не собирался — в зоне насмотрелся достаточно. А раз и самого Сима такое зло взяло, так захотелось ударить паршивца, врезать, чтобы красным залилось молочно-белое личико с невинно хлопающими глазками. Это — когда заметил в приоткрытую дверь в Ханиной комнате на свежесооружённом лежбище одеяло Хомяка. Приметное одеялко такое, с ручной отделкой. Хомяк рассказывал, что жена ему этот подарок к юбилею свадьбы тайком вышивала.

— А я-то подумал — куда оно делось? Исчезло ведь в тот же вечер. Быстро же ты подсуетился, сучонок.

— А что такого-то? — огрызнулся Ханя. — Хомяку уже ничего не нужно. Что ж вещи пропадать? И вообще, мне Вий его дал.

Очень хотелось ударить — еле сдержался.

Время шло. Последняя дверь не открывалась, и Дант снова начал нервничать. Подгонял экипаж, раздавал поручения одно странней другого, закупал провиант, требовал благоустроить комнаты-каюты, и постепенно квартира стала походить на их подвал — то же сборище собранного на помойках хлама: скособоченные тумбочки, продавленные кровати, колченогие стулья и даже антикварные люстры, давно утратившие родной хрусталь и сменившие его на мутные пластмассовые копии. А в комнате Данта росла гора книг — он стаскивал их отовсюду, покупая или выменивая на фунфырики, заготавливая себе библиотеку для долгого плавания. А нелюбимый всеми, кроме Вия, Ханя оказался рукодельником. Притащил найденный в мусорке полый гипсовый бюст Ленина, выковырял у него глаза и вставил внутрь лампочку. Получившийся ночник попытался подарить Данту, подмазаться, но тот хмуро отмахнулся, и Ханя, ничуть не смутившись, вручил его Вию. Тот был польщён. Их ежевечерние сходки на кухне потеряли привкус новизны и атмосферу единения, всё больше превращаясь в вынужденный совместный ужин ничем больше не связанных жильцов коммуналки.

В один из вечеров Сим, вернувшись в квартиру раньше остальных и поторопившись принять душ, пока никого нет, обнаружил на краю раковины женский гребень. Сим долго стоял, не решаясь притронуться, взять его в руки. Он видел такой в детстве, только этот был больше, массивнее, и, похоже, не пластмассовый, как у матери. В памяти всплыло где-то вычитанное: «черепаховый». Наконец, поднял, ощутил его гладкую, холодную тяжесть и только тогда заметил длинный рыжий волос, застрявший между волнистыми зубцами.

За ужином он показал находку мрачному и молчаливому Данту. Тот посмотрел вопросительно на остальных — мол, чья вещь? Никто не признался. Задумчиво покрутил гребень в руках, посмотрел на свет рыжий волос и, не доев, ушёл в свою комнату.

* * *

— Что у вас тут за шум, мальчики? Разгалделись, как воробьи. Спать невозможно, — высокая молодая женщина, в длинной, почти до полу светло-голубой ночной рубашке с длинными рукавами и воланами на плечах, позёвывая и потягиваясь со сна, стояла в коридоре возле неплотно притворённой двери в последнюю неосвоенную комнату. Рыжие волосы её были всклокочены, плавные движения и томный, немного хрипловатый голос подчёркивали, что их хозяйка только проснулась, но тёмно-зелёные глаза были холодны, жёстки и цепко обшаривали четверых, застывших в изумлении мужчин.

Первым пришёл в себя Дант:

— Нама? Откуда? Тебя же…

— Что «меня же»? — проворковала женщина. — Продолжай, Дант, — что «меня»? Засадили надолго в тюрягу? Да? После смерти Профессора и после того, как менты откопали наркоту в моём уголке в подвале? И ведь знали откуда-то, где искать… Прямо туда и пошли. Ты, случайно, не в курсе, Алигьери хренов, кто это мне подсунул, а после ментов навёл? Все ж знали, что я наркотой не балуюсь.

Дант ничего не ответил, лишь сглотнул гулко.

— На свободе я, Дант. И совершенно законно. Не у одного тебя есть связи. Так что не торопись звонить — ничего не выйдет. Да и нужна я теперь тебе. Ой, как нужна. Без меня же тебе в комнату не попасть, а без полного состава не отплыть — ты это знаешь, — и не глядя, нащупав за спиной ручку, захлопнула дверь.

Мелкие, блестящие в ярком свете только что вкрученной Симом лампочки, бисеринки пота усеяли бледное лицо Данта. Он собрался что-то ответить, но тут влез в разговор совершенно не понимающий, что происходит, Ханя.

— А что это вы такая смелая? А, девушка? Старшим хамим и совсем ничего не боимся? Одна… и столько мужчин…

Та посмотрела сквозь него и презрительно фыркнула.

— Мужчин? Да у вас тут, на четверых, хорошо, если один найдётся, у которого встанет. И это точно не ты, щенок. Дант своё мужское давно пропил. Вия — только твоя розовая задница возбудит, а тебе только ей и торговать. Вот, может, этот, — и она ткнула пальцем в застывшего неподвижно Сима, — ещё смахивает на мужика. И то — пока не уверена.

Ханя захлопал белёсыми ресницами, надуваясь злобой и подыскивая нужные ругательства, а Вий угрожающе заворчал и медленно, отодвигая Ханю с Симом, стал двигаться к Наме. Та слегка повела плечом, и из длинного рукава рубашки в её ладонь скользнула и сверкнула полированным лезвием раскрытая опасная бритва. Вий замер.

— Ты что, Вийчик? Совсем память отшибло? Забыл, с кем дело имеешь? — рыжая явно издевалась. — Зажили старые шрамы? Забыл, как поросёнком недорезанным верещал? Только я тебя тогда пожалела, а сейчас яйца твои бычьи точно сбрею — на шее носить их будешь, как корова бубенчики.

— Прекратите! — пришёл в себя Дант. — Перестаньте сориться. Вий, успокойся! Ты права, Нама, — мы теперь одна команда, и мы нужны друг другу.

— Не знаю, Дант, — лениво растягивая слова, отозвалась та. — Я тебе точно нужна. Комната моя, и никого больше не пустит, да и без женщины этот корабль не отчалит. Ты ведь, Дант, всё это сразу просёк. Так что без меня вам с места не стронуться. А вот нужны ли вы мне — это мы ещё посмотрим. Как себя вести будете. А пока — не стояли бы столбами, а завтрак даме приготовили.

И, развернувшись, быстро шмыгнула в комнату и захлопнула дверь.

После она долго плескалась под душем, напевала что-то у зеркала, а возвращаясь из ванной, крикнула в сторону кухни:

— Эй, там, на камбузе! Накрывайте на стол — я скоро буду. Да, Вий, ты помнишь, я яйца всмятку люблю, — и, хихикнув, скрылась в своей комнате.

Вышла она оттуда через полчаса, тщательно причёсанная, с едва слышным запахом духов, одетая в облегающие чёрные брюки и зелёную шёлковую блузку. Сим, увидевший её первым, ахнул про себя, так хороша была эта рыжеволосая женщина с лёгкой косинкой в холодных изумрудных глазах. Утренняя припухлость исчезла, молочно белая кожа без следов косметики словно светилась изнутри, и только полные свежие губы её были слегка подведены. Пока она мылась и переодевалась, мужская часть команды совещалась на кухне. Сим и Ханя пытались выяснить у Данта хоть какую-то информацию о наглой пришелице, но тот лишь отмахнулся, процедив только, что это бомжиха и старая знакомая. Но зато твёрдо предупредил: вести себя вежливо, с глупостями не лезть и женщину не провоцировать — это в их же интересах. Во-первых, может ответить, и ещё как, — это они уже должны были понять, а во-вторых, она единственная, кому открылась последняя комната, и теперь заменить её никем не получится. А Вий на расспросы не отреагировал вообще, словно и не к нему обращались.

— Ну что, мальчишки, завтракать мы сегодня будем? — она явно наслаждалась произведённым на Сима да и на остальных эффектом. — Кок, где мои любимые яйца всмятку?

Вий что-то сердито проворчал, и за него ответил Сим:

— Закончились… а вернее, никогда и не было. Кстати, меня зовут Сим.

— Как кого здесь зовут, я знаю, — небрежно отмахнулась гостья. — Я тут не первый день и все ваши дурацкие разговоры слышала. А меня зовут Ноемой* или можно Наамой. Поскольку большинству из вас и это выговорить трудно, то я откликаюсь и на Наму. Всё плохое обо мне вам расскажет Дант, кое-что добавит Вий, а хорошего во мне нет ничего, так что держаться от меня надо подальше. Впрочем, я думаю, вы это уже и так поняли. Нас с вами объединяют лишь эта квартира и моё любопытство, — хочется проверить, что из этой затеи выйдет. И, чёрт подери, будем мы, наконец, сегодня есть?

Вий, стоявший в углу кухни скрестив на груди мощные руки, не шелохнулся, а Сим и Ханя наперегонки бросились ставить чайник и доставать то немногое, чем эта компания обычно завтракала. Нама одобрительно посмотрела на их суету и, подвинув табурет, подсела к столу, за которым остался лишь угрюмый Дант. Он сидел, углубившись в свои мысли, но когда Нама оказалась рядом, встрепенулся.

— Так, значит, ты в квартире давно?

— Дант, я тут была ещё до тебя, и ты это отлично знаешь. Профессор тебе рассказывал. Я слышала.

— Ну, да, но это было давно, и квартира была другая.

— Нет, Дант. Квартира — та же. Место было другое.

— Ну, да, да — я не правильно выразился. Но здесь, в этом месте, как давно ты?

— Зачем тебе это, Дант? Не крути вокруг да около. Ты же не это узнать хочешь.

Дант помолчал, снял очки, подышал на стёкла, протёр их краем рубашки. Нама сидела свободно, вытянув и скрестив под столом длинные ноги в полусапожках, и, склонив голову набок, внимательно следила за его нервными манипуляциями. В кухне наступила тишина. Все замерли, стараясь не пропустить ответ, и слышалось лишь тяжёлое сопение Вия.

— Ты знаешь, что я хочу выяснить, Нама. Ты нашла Книгу? — наконец, решился Дант.

— Ах, вот ты о чём, — засмеялась она. — Честно говоря, мне и в голову это не пришло. Значит, ты «Книгу тайн» всё мечтаешь найти, подлинную «Сефер ха-разим»*, из золота да сапфиров. Дант, ты мидрашей* начитался. Легенда это. Ведь и Профессор в неё не верил, а он-то в этом понимал лучше нас с тобой. Он ведь и на иврите оригиналы читал, и со специалистами-историками советовался, пока в институте работал. Да и что ты с ней делать будешь, если найдёшь? Со словариком переводить или камни выковыривать? Неужели ты не понимаешь, что если даже и существовала она когда-то, то за эти тысячи лет из неё перстней да серёжек наделали, как, кстати, и из Ковчега Завета. Так что нет никакой Книги. Забудь. И не забивай себе умную голову этими глупостями.

Дант ничего не ответил, а тут как раз подоспели Ханя с горячим чайником и Сим с двумя сваренными сосисками, банкой зелёного горошка, хлебом и консервами «килька в томате». Нама брезгливо осмотрела предложенный завтрак, скривившись отодвинула консервы, придвинула сосиски и чай.

— Да уж… придётся самой заняться, — проворчала она, — а то тут с вами, за долгое плавание, точно гастрит заработаешь. Вы ж не едите — вы только закусываете. Одно слово — бомжи.

После объяснения Данта, у всех мужчин, наверняка, крутился на языке один и тот же ответ, — что, мол, а сама-то ты кто? Но при взгляде на эту уверенную, хорошо одетую и ухоженную молодую женщину даже произнести это было никак невозможно. И все промолчали.

— Да, кстати, о закусывании. Какой лосьон мадам предпочитает в это время суток? — набросив полотенце на руку и угодливо склонившись, изобразил официанта Сим. — Есть Огуречный, Ландыш, также имеются Розовая туалетная и даже одеколон Аллегро, для особо важных клиентов.

— Мадам не пьёт с утра, — отрезала, ухмыльнувшись и оценив шутку, Нама. — У мадам днём много дел.

* * *

Расходились порознь. Первой, набросив плащ и взяв вместо клеёнчатой сумки бомжа маленькую изящную сумочку, упорхнула Нама. Перед уходом Дант попытался дать ей какие-то деньги, чтобы купить продукты в квартиру, но она лишь нетерпеливо отмахнулась.

— У меня есть. Потом сочтёмся. А что купить — я знаю.

Сим хотел шмыгнуть следом за ней, но подумал, что это будет выглядеть слишком явно, и задержался, и правильно сделал, потому что Ханя тут же начал острить, изображая, как Сим вьётся вокруг Намы, Вий смотрел зло, и лишь Дант, казалось, не замечая происходящего вокруг, так и сидел, глубоко задумавшись, за кухонным столом. Вскоре очнулся и он.

Сим ожидал, что Дант, как обычно в последние дни, даст ему деньги и список того, что ещё необходимо купить, но тот не только не дал ничего, но и сказал Симу ночевать сегодня в подвале и в квартире до его команды не появляться. Раньше Сим относился к таким приказам безразлично, воспринимая ночёвку в тепле и душ как счастливую случайность, как найденную на улице купюру, но сегодня это было неожиданно и неприятно. Не то, что бы ему так уж хотелось понежиться на старухиной кровати (хотя, это, определённо, было лучше, чем на пропахшем матрасе в подвале), но, что гораздо важнее, — расстроило понимание того, что не увидит сегодня Наму. А ему почему-то этого очень хотелось. Он промолчал, не находя аргументов, а вот Ханя, получивший такой же приказ, заметно скривился и попытался возражать, но, встретившись с угрюмым взглядом Вия, смолк и, демонстративно хлопнув входной дверью, выскочил из квартиры. Следом, прихватив свою сумку, вышел и Сим.

Поначалу он решил начать обход с баков на Колокольной, но на полпути, пристроившись покурить на скамеечке у детской площадки, поймал себя на том, что думает постоянно о Наме, что сбивается на мысли о ней, стоит лишь отвлечься от окружающего, а тогда и сообразил, кто ему нужен, кто может ответить на скопившиеся вопросы. И повернул в подвал. Людоеда там не оказалось. Близился полдень серого осеннего дня, все давно разбрелись в поисках пропитания, и лишь два малознакомых Симу бомжа делили в углу фунфырик и жаловались друг другу на судьбу. Сим вспомнил, где он видел отдыхающего Людоеда, и заторопился к Летнему саду. Шёл он на этот раз не задерживаясь, чтобы поглазеть на витрины, помечтать и вспомнить детство, и с одним лишь перекуром. Добирался кратчайшей дорогой, срезая, где было возможно, путь проходными дворами.

Людоед оказался на том же месте, занимал, разложившись, целиком ту же скамейку, и не удивился, вновь увидев знакомого.

— Зачистил ты сюда, — без эмоций констатировал он, сдвигая сумку и освобождая место гостю.

— Да вот, шёл случайно мимо, — как можно беззаботнее сказал Сим. Людоед усмехнулся, Сим понял, что выглядит глупо и не стал дальше юлить. — Ну, ладно, не случайно я… Я тебя искал. Вопросы у меня есть.

— А с чего ты решил, что я тебе на них отвечать стану? — хмуро поинтересовался Людоед. — Даже если и буду знать ответы.

— Ну, можешь и не ответить, — с обезоруживающей улыбкой ответил Сим. — Но попытаться-то мне стоит.

Он вытащил из сумки один из двух заначенных флаконов Аллегро и купленные у входа в Сад три жареных пирожка с мясом. Людоед одобрительно хмыкнул.

— Правильный заход. Только дёшево отделаться хочешь.

— Ничего. У меня ещё есть, — ответил ободрённый таким началом Сим.

Они сделали по паре глотков, разломили пирожок, подождали, пока улеглось. Тогда закурив и выдержав паузу, Сим и задал главный, мучивший его вопрос:

— Кто такая Нама?

Людоед вздрогнул.

— О как! А откуда ты про неё знаешь?

— Так мы же вроде договорились, что сегодня спрашиваю я, а ты отвечаешь, — парировал Сим.

Людоед задумался, потом махнул рукой.

— А, ладно. Навредить это уже никому не должно, но вопросы дорогие, придётся тебе раскошелиться ещё.

Сим согласно кивнул. Людоед отпил, закусил и, ещё не прожевав до конца, начал рассказ. По его сбивчивому и зачастую невнятному изложению выходило, что появилась эта девчонка в их подвале где-то за полгода до смерти Профессора. Вела себя независимо, никого не боялась, а если кто пытался приставать, то дралась умело и жестоко. Ходила то с шилом, то с опасной бритвой и пускала их в ход не задумываясь. «Отмороженная на всю голову», как выразился Людоед, явно знавший в этом толк. Когда стала подругой Профессора, — а случилось это быстро, влюбилась девчонка, Профессор и умница был, и мужик видный, даром что бомж, — то стала при нём ещё и чем-то вроде охранника. Никого к нему не подпускала. И вообще странная была. Могла пропасть на несколько дней, а то и на неделю — и Профессор не волновался, видно знал, где она, а потом они и вместе на несколько дней могли исчезнуть. Одевалась не как бомжиха — появлялась в тряпках дорогих, таких, что если раздеть её, то две недели на это пить можно. А вот сама пила очень мало. Разные слухи ходили. Говорили, что дочка каких-то высоко сидящих родителей, что из дому то сбегает, то возвращается. Кто-то сочинял, что, мол, воровка на доверии: по дорогим кабакам промышляет, кто-то трепал, что проституцией валютной подрабатывает. Но херня это всё — бомжи приврать любят. А красавица! Высокая, стройная, волосы рыжие, глаза синие-синие!

— Зелёные, — автоматически поправил его заслушавшийся Сим.

— Вот ты и попался, — спокойно сказал Людоед и опорожнил флакон до конца. — Ну, и где ты её видел?

— Ловко ты меня, — восхитился Сим. — Как на следствии. Ну да, видел. Но не могу я сказать, не обижайся.

— Значит, освободилась она, — задумчиво сказал Людоед. — Значит, там и вправду у неё то ли родители не простые, то ли кто ещё, но лапа серьёзная наверху имеется, раз из зоны вытащили.

— А за что она туда угодила? — задал следующий вопрос Сим, но вместо ответа Людоед постучал длинным грязным ногтем по пустому флакону из-под одеколона. Сим отправил опорожнённый в урну, вздохнул и полез в сумку за следующим, прикидывая, что денег у него остаётся только разве на валерьянку. Второй флакон Аллегро вдохновил Людоеда, и он снова, уже без наводящих вопросов, продолжил выкладывать всё, что знал.

— Незадолго до смерти Профессора вышел у них конфликт с Дантом. Из-за чего — неизвестно. Только орали друг на друга сильно. Вий, конечно, на стороне Данта выступил, он вообще при нём как ручной медведь ходил, а Нама профессора защищать бросилась. Вот тогда она Вия слегка и порезала. А могла б легко и на тот свет отправить, и рука бы не дрогнула. Дант с Вием тогда из подвала ушли и новое лежбище организовали. А вскоре Профессору кто-то шею свернул. Я тебе уже это рассказывал. А ещё через пару недель на наш подвал менты наехали, всех выгнали, всё перевернули и под матрасом у Намы пакет с наркотой нашли. А я точно знаю, что она сама не употребляла и не торговала этим. Мне бы сказали, у меня кореша на этом крепко стоят. Так что подкинули ей и навели — точно подкинули. Вот и уехала Нама лет на пять, как минимум. А раз вернулась быстро, то… Ну, я тебе уже говорил.

Из-за поворота аллеи, заливаясь смехом, выбежал одетый в нарядный тёплый комбинезон карапуз лет трёх-четырёх. За ним, поддерживая игру, вперевалку спешила полная немолодая женщина: то ли бабушка, то ли няня. Не добежав немного до скамейки, где сидели Людоед с Симом, малыш споткнулся и плюхнулся посреди мелких лужиц. Сим дёрнулся, чтобы помочь, но Людоед успел ухватить его за куртку и удержать на месте. Женщина подбежала, подняла, отряхнула совершенно не огорчившемуся этому падению пацана и принялась ему выговаривать:

— Ну, что это такое! Посмотри на себя. Перемазался весь. Ты теперь выглядишь просто, как бомж!

На что тот, отпихиваясь от неё и порываясь снова помчаться вперёд, заявил шепеляво:

— Я не бомс! Вот…

Он покрутил головой, увидел сидящих на скамейке и радостно добавил:

— Вот — дядя бомс! Бомс вонюций! — и, вырвавшись из рук женщины, помчался хохоча дальше.

Людоед хмыкнул, а Сим подумал, что подобная сцена ещё несколько месяцев тому назад серьёзно бы его расстроила, переживал бы, наверно, мучился… а сейчас — да наплевать. Он подождал, пока эта пара отбежала подальше, и продолжил расспросы.

— А как она… ну, тогда, когда профессор пропал?

— Весь город перерыла, — нехотя отозвался Людоед, видимо посчитав, что он уже и так достаточно понарассказывал за такую плату. — Всех на ноги подняла. Она ж не знала, что его уже нет в живых. Ночевать в подвал приходила, но не спала — всё прислушивалась. Почернела аж вся за неделю. Надеялась, что объявится.

— Как не знала? А ты ей не сказал? — удивился Сим.

Людоед оторвался от остатков во флаконе. Посмотрел зло.

— Ты, Сим, вроде, и умный парень, а иногда такое ляпнешь.

— А… боялся, что на тебя повесят, — догадался тот.

— Дурак! Кого боялся? Я надежды её лишать не хотел. У неё ж больше ничего не оставалось, а так хоть надежда была. Это мужик выжить сможет, что в зоне, что на воле, только когда надеяться перестанет и верить разучится, а бабам — им без надежды нельзя — пропадёт, скурвится. И вообще, я тебе на два флакона уже наговорил. Давай, гражданин начальник, заканчивай допрос — домой пора. Холодно становится.

— Ну, хорошо. Последний — и всё. Что за имя такое странное — Нама? — задал завершающий вопрос Сим.

— Из библии что-то, — равнодушно ответил уже изрядно захмелевший Людоед. — Профессор любил такие кликухи замысловатые давать.

Возвращались в подвал вместе. Шли не торопясь. Сложив оставшуюся у обоих мелочь, заглядывали в аптеки и киоски, приценивались, выбирали напиток подешевле, чтобы хватило и на закуску. Завернули пару раз во дворы, к задним выходам закрывающихся на ночь магазинов, но ничего съедобного не нашлось, так — две подгнивших помидорины, да луковица почти целая. Поковырявшись в груде ящиков из-под картошки, нарыли с десяток меленьких, как горох, и тоже прихватили с собой — сварить в жестянке на костре. А если найти бы ещё банку из-под тушёнки, да добавить в неё плюс к картошке ещё найденные лук и помидорку — замечательный супчик выйдет. После долгих подсчётов и споров остановились на валерьяновой настойке — всё же шестьдесят пять процентов спирта. Там же продавалась и тонизирующая, на элеутерококке, но Людоед воспротивился, сославшись на слабое сердце и меньшую крепость напитка. Он оказался специалистом по «аптечным коньякам» и всю долгую дорогу развлекал Сима описаниями и сравнением всех существующих настоек, лосьонов и одеколонов, сопоставляя цены, содержание спирта и даже вкусовые ощущения. Пошатываясь и постоянно цепляясь сумкой за все выступы и углы, он восхвалял «Русский лес» и «Огуречный», ругал «Розовую туалетную» и категорически отвергал любой дешёвый, якобы заводской алкоголь, клеймя его «поддельной отравой». На вопрос Сима, а не поддельны ли их фунфырики, логично ответил, что только идиот станет подделывать копеечную валерьянку, и что шансов отравиться лосьоном, взятым в аптеке, несоизмеримо меньше, чем любой из водок, купленных в ларьке.

Вечерний город был милостив к ним. Несмотря на то, что шли они по освещённым и зачастую людным местам, их не заметил или не посчитал стоящей добычей патрульный наряд милиции, дважды проезжавший мимо, и не вытрясла шайка малолеток, увлечённо пинавшая в тот момент случайного прохожего в тёмной арке на Литейном. Вот так — под беседу и перекуры на укромных скамеечках — благополучно и добрели. Подвальный народ готовился к ночи. Кто-то уже стонал во сне, кто-то храпел. Под единственной тусклой лампочкой трое резались в карты. У еле тлеющего костерка сгорбившийся сидел мрачный Вий. Чуть поодаль злой Ханя пил сухое вино неизвестного происхождения из двухлитровой пластиковой бутыли. Дант в подвале не ночевал.

* * *

К концу сентября погода ухудшилась, зарядили затяжные дожди, пронзительный и резкий ветер с залива ощипывал последние листья, а там, где они ещё пытались удержаться, обрывал вместе с тонкими ветками. Дант заметался. По каким-то одному ему понятным причинам он то заставлял всю команду (кроме, конечно, Намы) ночевать в подвале, а то позволял и даже приказывал, чтобы все оставались в квартире; ежедневно давал задания докупить что-то ещё, то из продуктов, то по хозяйству: мыло, свечи, спички и даже туалетную бумагу. Сим подчинялся молча, Ханя тихонько ворчал, но огрызаться не смел, а Нама — та откровенно веселилась, и в подвал не то что на ночь остаться, а и заходить отказывалась, ночевала всегда в квартире. С Дантом прилюдно не спорила — у них, похоже, наступил период перемирия, — а просто поступала, как считала нужным.

После третьего октября наступила короткая передышка — дожди прекратились, на несколько дней потеплело, выползшее из сизого облачного укрытия неяркое осеннее солнце подсушило город.

— Бабье лето, — возрадовались бомжи.

— Обманка, — отрезал внимательно изучавший прогноз погоды Дант. — Идёт циклон, мощный, и ветер западный. Так что надо быть наготове.

А к чему готовиться — так и не пояснил. Темнил всё.

Сим решил воспользоваться ясной погодой и напоследок (почему-то чувствовал он, что это последние свободные дни, может, нервозность дантовская передалась) погулять по городу, зайти в сырой и голый Летний сад, посидеть на ставшей уже «своей» скамеечке, попрощаться — кто знает, чем там Дант пугал? Может, и вправду, отчалят они куда-то? А может, у Людоеда что интересное ещё выпытать про Наму удастся? Не шла она у Сима из головы. И хотя видел её почти каждый день и на глаза попадаться чаще старался, как бы случайно, не нарочно, и изредка ничего не значащими словами перебрасывался за общим столом, а заговорить один на один, познакомиться ближе не пытался. Стеснялся, уверенности не хватало. И хоть и ловил иногда на себе её доброжелательный и любопытный взгляд, страх ошибиться, нарваться на издевательскую насмешку был так силён, что деревенел язык и, проклиная себя, он лишь скованно улыбался.

Он собрался было с утра слинять тихонько, пока не вспомнили о нём, но Дант перехватил у выхода, надавал мелких поручений, и добрался Сим до желанного Летнего сада, когда солнце уже перевалило через зенит и катилось вниз, угрожая скорым окончанием и без того короткого осеннего дня. Скамейка оказалась занята. Не разглядев сидящего издалека, Сим обрадовался, что Людоед снова на месте, и лишь подойдя ближе, понял, кто это, но разворачиваться было уже поздно и глупо. Нама сидела, подобрав под себя ноги, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Сим подошёл и, не решаясь без приглашения сесть, молча застыл в двух шагах. Не поворачивая головы, Нама похлопала приглашающе по сидению скамейки и, когда Сим осторожно примостился рядом, спросила:

— Следишь, Сим?

— Что ты! Совершенно случайно вышло, — заторопился оправдаться он, — Просто шёл мимо.

Не меняя позы, Нама повернула голову. Посмотрела внимательно, без улыбки.

— Смешной ты, Сим. А мне, может, было бы приятнее, если б ты следил, интересовался, — и, видя его замешательство, засмеялась. — Да не смущайся ты так. Краснеешь, как девушка. Так как ты здесь оказался?

Напряжение спало. Сим расслабился и тоже заулыбался.

— Да я вообще люблю сюда приходить, а на этой скамейке мы с Людоедом несколько раз сидели. Он рассказывал, что его Профессор… — он осёкся, но Нама не вздрогнула, смотрела спокойно.

— Тогда понятно. Да, Профессор его сюда водил, и не только его. Это наша с Профессором скамейка… была. Ну, и что ещё тебе Людоед рассказал? — Сим замялся, подбирая слова, но она уже отмахнулась. — Да ладно, не напрягайся, какая разница, кто и что болтает. Правды всё равно не знает никто, да и не нужна она никому, — и внезапно, без перехода спросила. — Слушай, Сим. А у тебя есть что-нибудь выпить? Наверняка должно быть!

Сим радостно засуетился, закопошился, нашаривая в сумке флакон одеколона и, хваля себя мысленно за то, что предусмотрительно купил у входа три традиционных пирожка с мясом. Он торопливо развернул прихваченную по дороге рекламную газетку, которую всем без разбора раздавали у станции метро две бойких старушки, расстелил между собой и Намой, и гордо разложил на ней свои богатства.

— Вот это да, — изумилась Нама. — Газета-самобранка. И выпить, и закусить. Да ты настоящий профессиональный бомж, Сим.

Тот неуверенно улыбнулся, не зная как реагировать на сомнительный комплимент.

— Вот только стакана нет, — развёл он руками.

— Ничего, — усмехнулась Нама. — Я не брезгливая. Да и ты вроде мужик чистоплотный, единственный из всей компашки с зубной щёткой ходишь, — добавила она, в очередной раз вгоняя в краску застенчивого собеседника.

Нама с сомнением покрутила флакон в руке, изучила этикетку, потом решившись выдохнула, отхлебнула и сразу закашлялась. Поскорее откусила от подсунутого Симом пирожка, прожевала, с трудом продышалась, смахнула выступившие слёзы.

— Уф, никак привыкнуть не могу. Как вы это пьёте?

Сим пожал плечами. Вопрос был риторическим. Вместо ответа он, красуясь, сделал длинный глоток, хотел для лихости и не заедать, но Нама протянула ему надкусанный пирожок прямо ко рту, и из её рук он не мог не взять. Она достала из сумочки длинные коричневые сигареты, угостила Сима. Закурив и почувствовав, как внутри разливается расслабляющее и развязывающее язык тепло, Сим стал смелее.

— Скажи, а что Дант такое придумал? Что за корабль, куда отплытие, о чём он всё время толкует?

Нама молчала, и Сим с ужасом подумал, что снова он, дурак, своей торопливостью всё испортил, что закроется она сейчас, и та внезапно вспыхнувшая между ними близость исчезнет и на этот раз уже окончательно.

— Да ничего Дант сам не придумал, — после длинной паузы, всё же отозвалась Нама, и Сим тихо сглотнул с облегчением. — Это всё Профессора идеи. Зациклился он на этом Ковчеге. Его в своё время и с кафедры за это выгнали. Он утверждал, что потоп — не миф, и что будет ещё один, что человечество так разложилось, что Всевышний должен ещё раз стереть его, смыть всё и начать заново. И что случится это скоро. Только он-то всё это не буквально воспринимал, метафорически. Для него это скорее символы были, аллегории, что ли… Понимаешь о чём я? — Сим согласно закивал. Слова были ему знакомы, но для того, чтобы сложить, вписать их смысл в текст, требовалось усилие и время, а потому он запаздывал, отставал от того, что говорила эта так волновавшая и возбуждавшая его женщина. Стоило ему отвлечься на мгновение на то, как откусывая пирожок, развела она широко, чтобы не нарушить ровный слой помады, пухлые губы, и он возвращался в разговор, уже упустив изрядную его часть.

— А Дант постоянно, — продолжала Нама, — ходил за Профессором, как апостол за Иисусом, и всё записывал. И одержимым совершенно сделался. Я даже испугалась, сейчас его увидев. Это уже не тот Дант, что был — это фанатик какой-то. А ведь ни одной своей идеи — всё от Профессора. И про квартиру, кстати, Дант тоже от него узнал.

— А что — квартира тоже метафора? — не выдержал Сим. — И эта… аллегория?

— Нет, — усмехнулась Нама. — Квартира реальна. Ты же в ней сам был. Только вот поплывёт ли она, как Данту мечтается? Не думаю. Хотя… посмотрим. Профессор считал, что Дант смешал вместе два разных мифа, и всё толкует примитивно, буквально, но теперь у нас есть возможность это проверить. А вот у Профессора — уже нет.

Посетителей в парке было немного — рабочий день, туристический сезон закончился. По сырым, не успевшим просохнуть за два сухих дня дорожкам чинно прогуливались пенсионеры, да молодые неопытные мамаши сердито гонялись за всё норовящими удрать детьми. И те, и другие демонстративно старались не обращать внимания на странную, расположившуюся с комфортом на укромной скамейке пару.

— Давай ещё по глотку, — предложила Нама. — Выпьем за него. Удивительный человек был.

Сим готов был с ней пить за кого угодно, лишь бы не уходила и не молчала — потому с готовностью кивнул и протянул Наме открытый флакон. Она приняла не сразу, а сначала замерев и склонив набок голову, с улыбкой посмотрела на и сквозь него. И Сим, замерев с одеколоном в протянутой руке, без объяснений, чутьём понял, что смеются не над ним, что это лучи заходящего солнца, резвясь и преломляясь в острых гранях, превращали его фунфырик в хрустальный бокал, а парфюмерное содержимое в благородный коньяк. На этот раз Нама выпила спокойно, не поперхнувшись и не поморщившись. И даже закусывать не стала — отмахнулась от протянутого Симом остывшего пирожка. Сим допил оставшееся и закурил свои — бычок, подобранный утром на автобусной остановке. Ему жутко хотелось говорить. Наступал у него в опьянении такой момент, и он, зная себя, понимая, что наболтает сейчас невесть чего, сдерживался, как мог. Но вопросов и тем для разговора накопилось много, распираемый любопытством Сим не выдержал и, тщательно подбирая слова, задал первый — самый, по его мнению, безопасный.

— А ты не знаешь, что это Дант за конверты с посланиями рассылает? Я уж забегался их разносить. Просто как курьер по всему городу ношусь.

Нама удивилась.

— Послания? Дант? Ну-ка, расскажи подробнее.

Сим уже и не рад был, что завёл этот разговор, но деваться было некуда и под Наминым нажимом пришлось ему подробно, с адресами и кличками вспоминать, кому он разносил Дантовы письма, и кто и как на них реагировал. Выслушав рассказ о его приключениях, Нама разозлилась.

— Ай да Дант — и это запомнил! Надо же, говнюк какой! Понимаешь, Сим, Профессор — он же порассуждать вслух любил, думал он так, привычка, на любую тему — только подкинь задачку. И иногда что-то такое необычное выходило — нестандартное. Но он же не относился к этому серьёзно. Так — фантазии, «игра нетрезвого ума», как он сам это называл. А Дант внимательно слушал, запоминал, записывал. А теперь вот воплотить пытается. Королём, говнюк, захотел стать!

— Бомж «в законе», — хмыкнул Сим.

Нама шутку не поддержала.

— Нет, Сим. «В законе» — их может быть много. А король — только один.

Спиртное подействовало, она разгорячилась, зелёные глаза заискрились, щёки порозовели, и Сим, и так-то не отрывавший от неё взгляда, совершенно потерял нить разговора.

— Вот же сукин сын. Значит, договорился с кем-то наверху, сторговался. Иначе откуда у него деньги?

Сим не понимал, о чём идёт речь и только таращился на неё беспомощно и недоумённо.

— Да всё просто. Ты представляешь себе, сколько бомжей сейчас в Питере?

— Ну… пару тысяч, наверно, — неуверенно ответил озадаченный Сим.

— Ага… пару… как же. Как минимум тридцать тысяч! Тридцать, Сим! Это по самым скромным прикидкам. Профессор тогда ещё всё выяснил и посчитал. А это сила. И люди это, в основном, опустившиеся, а значит, и терять им нечего. Пусть из них половина ни на что не годна и не придёт никуда даже за два фунфырика… но ведь половина явится! Они, конечно, не бойцы, но прокричат и сделают, что им скажут, — только наливай. А если при этом договориться с одной из сторон — ну, например, с кем-то из борющихся за власть политиков, то можно на это и бабки получить. Не понял? Ну, как же — представь: приходят на митинг пятнадцать тысяч вонючих и пьяных бомжей с плакатами — «Это наш кандидат!» — ну и? Понял? Конченый это политик. Кто за него проголосует? Да много чего, командуя такой силой, придумать можно. Профессор как-то пошутил на этот счёт, что бомжи — третья сила в городе после бандитов и милиции, и тот, кто сможет управлять бомжами, будет править городом. Вот, видно, Дант это запомнил и всерьёз воспринял.

Сим представил пьяных горланящих бомжей с транспарантами в руках, разноцветной, колышущейся, дурно пахнущей массой до отказа заполнивших площадь перед Смольным, и хмыкнул. Картинка получилась впечатляющая.

Солнце уже скрылось за колючим питерским горизонтом, но багрово-лиловые мазки ещё подсыхали на западе, а розовые днём стены Инженерного замка наливались зловещим ночным кармином. Стемнело, освещение в парке не зажигалось уже почти сто лет, становилось прохладно, и Сим с Намой решили, что можно, выпив ещё по глоточку, отправляться домой. Сим достал второй флакон одеколона, открыл, но не успела Нама отхлебнуть, как из-за поворота садовой дорожки показалась троица молодых парней. Старшему на вид можно было дать около двадцати — двум другим на пару лет меньше. Компания была изрядно навеселе и явно искала, к кому бы прицепиться.

— О! Смотри — бомжара к девке клеится, — радостно завопил один из тех, что помладше.

— Девушка, мы вас спасём! — фальцетом подключился второй.

— Тебе с нами будет хорошо, — заржав, добавил первый, а старший, молча подойдя к сидящим на скамейке, уставился на сидящих мутным взглядом, не в состоянии сообразить, что же там происходит. Покачавшись с секунду, он так и не разобрался, кто и к кому пристаёт, и решил, что начать надо с Сима.

— А ну, пошёл отсюда, вонючка.

Сим, убедившись, что драки не избежать, сделал вид, что убирает газету в сумку, а тем временем нащупал на дне её небольшой, но увесистый чугунный вентиль от водопроводного крана, удобно, как кастет, одевавшийся на пальцы, и когда парень, решив подкрепить слова действием, протянул руку, чтоб схватить его за шиворот, не вставая, ударил того в живот. Он усилил удар, как учили в зоне, движением всего корпуса, вложил в него всю силу и ненависть к этой шпане, и старший охнув согнулся. Сим ухватил его за куртку и рванул вперёд с таким расчётом, чтобы тот падая ударился головой о спинку скамейки, а сам, опираясь на заваливающееся тело, вскочил и встретил первого из набегавших. Высокий, молодой и пьяный парень бестолково размахивал руками, и Симу без особого труда, пропустив лишь один несильный тычок в корпус, удалось дважды ударить его по лицу и рассечь вентилем губу. Хлынула кровь, потекло на светлую куртку. Парень заверещал и пошатываясь бросился прочь. Сим развернулся, чтобы отбиться от третьего нападавшего, но в этом уже не было нужды. Тот подвывая валялся на влажном гравии и скорчившись зажимал руками пах, а стоявшая над ним Нама, отведя назад ногу в остроносом сапожке, прикидывала, куда бы пнуть его ещё разок. Похоже было, что старшему из пьяной компании она тоже добавила, потому как тот лежал распластавшись на скамейке и тихо постанывал. Осмотрев поле боя и решив, что натворили они достаточно, Нама повернулась к Симу.

— А вот теперь нам надо быстро отсюда сваливать. Пока менты не налетели.

Сим подхватил сумку, Нама свою и, не оглядываясь, быстрым шагом они выскочили из парка.

Хотя никто за ними не гнался, Нама решила не рисковать. Перебежав через Пантелеймоновский мост, она свернула в первую же арку на Пестеля и повела Сима известными ей проходными дворами. Он этого пути не знал, всё крутил головой, стараясь запомнить дорогу, но все едва освещённые подъезды и гулкие дворы-колодцы выглядели одинаково, и вскоре он оставил это бесплодное занятие, полностью доверившись своей немногословной провожатой.

Выскочив на Моховую, они пошли уже не торопясь и даже, свернув в случайный дворик, присели передохнуть, перекурить и отхлебнуть из едва начатого ещё в парке флакона.

— А ты молодец, — одобрительно кивнула Нама, поёжившись после обжигающего глотка. — Где так ловко махать кулаками научился?

— Да, довелось, — попытался уйти от конкретного ответа Сим, но она продолжала расспрашивать, направляя и подталкивая разговор в нужном направлении, и Сим не заметил, как рассказал ей всю нехитрую историю своей недолгой и не богатой событиями жизни.

Когда он закончил, Нама, не говоря ни слова, протянула ему флакон. Они молча допили, сгрызли последний холодный пирожок и сунули пустую склянку в урну.

— А ты, — попытался, рассчитывая на встречную откровенность, Сим. — Ты-то как на улице оказалась?

— А я и не на улице, — тихо ответила Нама. — Я нигде. Из одной жизни сбежала — из другой выкинули. Вот так посередине и болтаюсь. В Лимбе, — и уже громче и веселее. — Слушай, Сим, а пошли в кино! Чёрти-сколько в кино не была. Сводите девушку в кино, мужчина!

— Издеваешься, девушка. Ну, какое кино, — грустно усмехнулся Сим. — Кто меня туда пустит такого? Да и денег на два билета вряд ли наскребу. Так что извини — кавалер из меня аховый.

Нама раздумывала недолго.

— А мы пойдём в видеосалон. Туда пустят. И на счёт билетов не беспокойся — сегодня я выставляюсь. В благодарность спасителю — ты ж меня спас от хулиганов.

Сим с сомнением посмотрел на неё — не насмехается ли?

— Так это значит, ты меня поведёшь. Хорош кавалер буду. Да и насчёт «спасения» — ты, по-моему, и сама отлично справляешься.

— Сим! — рассердилась Нама. — Не разочаровывай меня, не превращайся в печального зануду! Отрывай свою грустную задницу от скамейки. Пошли. Я знаю тут рядом одно такое заведение.

У входа в салон Нама терпеливо и с интересом смотрела, как Сим, не зная, что выбрать, топтался возле афиши, а после ткнул пальцем в первое же попавшееся на глаза название.

— Стопроцентное попадание! — развеселилась она. — Вот что значит мужик. Чутьём, не зная содержания, безошибочно выбрал порнуху! Нет, милый, это ты смотри без меня. Я девушка скромная, так что пойдём мы на другой фильм, — и ушла в кассу.

Билетёр, он же кассир и киномеханик, долговязый прыщавый юнец, напрягся, увидев Сима, но властный жест Намы и кивок: этот со мной, — вернул его обратно в кресло, к недочитанному конспекту. Кроме них в крошечном подвале, в зале на двадцать стульев и один стоящий на возвышении обычный телевизор, в углу обнаружилась ещё одна пара, и ей явно не было дела до происходящего на экране. А Сим вообще не понял, куда они попали. Он ожидал увидеть большой экран и ряды кресел, как в кинотеатре, куда в последний раз водил со свою первую и единственную девушку лет десять назад. Нама выбрала места в первом ряду перед самым экраном. Стулья оказались неудобными, и пока Сим пристраивался сам и запихивал под ноги сумку, название фильма и титры он пропустил, а переспрашивать у Намы было неловко.

Поначалу действие казалось непонятным и неинтересным, да и гнусавый голос переводчика, читающего текст за всех действующих лиц, смешил и раздражал, но постепенно Сим втянулся и уже не обращал на это внимания. Сюжет, впрочем, так и остался неясен. Сим никак не мог взять в толк, почему девушка, с которой так грубо обращается надменный и немолодой главный герой, не бросит его и не уйдёт, тем более, что как выяснилось к середине фильма, у неё есть симпатичный молодой жених? Дальше всё окончательно запуталось: оказалось, что у главного героя покончила с собой жена (это произошло в начале фильма, но Сим этот момент пропустил, озираясь в темноте по сторонам и, на всякий случай, высматривая запасной выход). А вот голого тела и весьма откровенных сцен в фильме оказалось столько, что у Сима возник вопрос, а что же такого должно быть в том, на который Нама отказалась пойти? Он искоса тайком время от времени посматривал на неё, но она, не отрываясь, увлечённо следила за происходящим на экране. Закончилось всё через почти два часа и очень трагично — после танго и погони девушка застрелила преследовавшего её главного героя, и Сим вздохнул с облегчением. По крайней мере, хоть концовка для него была логичной и понятной.

Пока они, не торопясь и уже не скрываясь, шли в сторону ночлега, Нама несколько раз пыталась вытащить из Сима, понравился ли ему фильм, что больше всего запомнилось? Он мычал что-то неопределённое, отделывался восторженными междометиями, пока, наконец, честно не признался, что мало что понял, и мотивы героев ему не ясны, но фильм определённо о любви. Ответ развеселил Наму.

— Сим, ты прелесть. Отличная рецензия. Зачёт, — и заметив, что тот надулся. — Да ты не обижайся, я серьёзно. Действительно сумбурный фильм. Хороший, даже очень хороший, но какой-то… распадающийся, что ли. Да и идея сама…

— Какая идея? — заинтересовался Сим, никакого смысла вообще в фильме не уловивший.

— Ну, понимаешь, он ведь считает, что любовь — это смерть, а так быть не может, тогда всё развалится. Ну, что собственно там и произошло, — подумав недолго, ответила Нама.

После её объяснения понятней Симу не стало, но он счёл, что лучше промолчать и согласно кивнуть.

Сим напрашивался проводить её до квартиры, но Нама категорически отказалась, и они стали расходиться — каждый к своему ночлегу. Уже сделав первый шаг, Нама внезапно развернулась и окликнула Сима.

— Да, Сим, — а он ещё и не уходил, стоял, провожая её взглядом. — Спасибо за чудесный вечер. Правда, было здорово.

И улыбнувшись, исчезла в ближайшей арке.

* * *

«Третьего дни ветром вест-зюйд-вест такую воду нагнало, какой, сказывают, не бывало. Однако же недолго держалась… И зело было утешно смотреть, что люди по кровлям и по деревьям, будто во время потопа, сидели… Вода, хотя и зело велика была, беды большой не сделала».

Из письма Петра I Александру Меншикову, 1708 год

К десятому октября погода снова изменилась, набухшие серые тучи обложили небо, одиннадцатого с утра зарядил мелкий дождик, к обеду перешедший в ливень, и сильный порывистый западный ветер стал загонять воду из Финского залива обратно в русло реки. Нева почернела, вспучилась. Волны заметались в панике, бились о гранитные берега, рвались в Невскую Губу, но упрямый вест-зюйд-вест заталкивал их обратно, сзади подпирала Ладога и, не найдя иного выхода, они ринулись вверх, взбираясь и откатываясь по ступеням набережной, грызли лапы сторожевых львов, выплёскивали абордажные команды на мостовые затаившегося в страхе города. Двухметровая отметка на Кронштадтском футштоке уже едва виднелась над поверхностью, а вода всё прибывала.

Ночевать всем было назначено в подвале, но сам Дант прибежал туда последним — к полуночи — бледный, взволнованный и трезвый. Он разбудил команду, велел собираться и, пока уже задремавшая троица просыпалась, копошилась, складывая нехитрые пожитки, обратился к остальным обитателям подземелья. Он забрался на ящик, на котором обычно сидел Вий, и в мерцающем свете догорающего костра тощая Дантова тень с раскинутыми по сторонам руками обезумевшим распятым привидением металась по закопчённому потолку.

— Люди! Бродяги! Проснитесь! Вода поднимается! Грядёт великий потоп!

Те, кто ещё не спал, смотрели с удивлением. Разбуженные — с раздражением и злостью. А большинство даже не проснулось. Не под такие ещё крики и пророчества доводилось впадать им в зыбкий, на грани бытия, кошмар сна, зачастую не отличимого от реальности, в которой им довелось жить. Ещё один сумасшедший пророк, ещё один «конец света» — да уж скорей бы.

— Какая вода? Какой потоп? Совсем рехнулся Дант. Да пошёл ты!

— Дурачьё! Да и чёрт с вами. Ну, и тоните тут, как крысы. Моё дело — оповестить. Это моя миссия! Я предупредить послан! А дальше — поступайте, как хотите — устало закончил оратор, неуклюже слезая с трибуны.

Нама не спала и даже ещё не переоделась ко сну, когда промокшая четвёрка будущих мореходов, отряхиваясь, как псы после купания, и разбрасывая по сторонам мокрые куртки и обувь, ввалилась в квартиру. Она только встретилась взглядом с Дантом и вопросительно кивнула:

— Пора?

И тот уверенно подтвердил:

— Да. Сегодня-завтра отчалим.

Весь следующий день они не выходили наружу. Да и день ли это был? Вялое солнце не могло пробиться сквозь нависающий потолок туч, дождь с туманом смешивались в сплошную серую шевелящуюся массу, и казалось, что сами оконные стекла тают, стекают из рам и вот-вот растворятся вовсе, оставив обитателей ковчега беззащитными перед гневом небес.

Проснулись поздно, завтракали порознь. Выпивали, закусывали, вяло перебрасывались междометиями, опасливо косились на окна. Дант то у себя в комнате, то на кухне что-то грыз, прихлёбывая лосьон, читал Библию и делал карандашом пометки на полях. Ханя под сухое вино из картонной коробки раскладывал бесконечный пасьянс. Вий затеял стирку и на полдня занял ванную. А Сим бесцельно шатался по квартире. Делать было нечего, читать не хотелось, хоть он и выпросил у Данта несколько книжек. Он уже дважды позавтракал, несколько раз приложился к одеколону и скучал — впервые за долгое время ему не надо было никуда идти, ни о чём заботиться, и он не знал, чем себя занять. Нама вышла на кухню в сочно-жёлтом, расписанном драконами халате в середине дня, набрала еды из холодильника, подмигнув, утащила у обрадованного её появлением Сима, который уже собрался обедать, только что сваренную горячую сосиску, сложила всё на подносик и унесла к себе в комнату.

Так весь день и прослонялись, а на ужин Дант собрал команду на кухне и даже к Наме в дверь сам постучал и пригласил к столу. Вий, которому рукастый Ханя сшил из разноцветных обрезков фартук, а из старой бабкиной наволочки и картонки для шляп поварской колпак, приготовил огромную кастрюлю макарон по-флотски. Кастрюлю эту тот же Ханя украл в какой-то закрывавшейся заводской столовке и, заливаясь визгливым смехом, рассказывал, как пёр её через весь город, периодически на ней же и отдыхая. Вий посматривал на него ласково и даже, что уж вовсе было не видано, разок улыбнулся. Сим быстро захмелел, подкладывал себе необыкновенно вкусные, пряно пахнущие горячие макароны, попытался поухаживать за Намой, но та лишь отрицательно мотнула аккуратно уложенной гривой — и он отстал. Поглядывал только часто и ожидающе. А она, не обращая ни на кого внимания, клевала макароны, отхлёбывала «Аллегро» и лишь к ворчанию Данта, судя по тому, как застывала иногда в руках вилка и каменело лицо, прислушивалась. Дант, который начал с утра и пил весь день, потягивая понемногу, добавил за ужином и опьянел окончательно. Речь его стала сумбурна и бессвязна, но, прислушавшись, можно было уловить в ней повторяющиеся в различных вариантах жалобы на то, что обманул его Профессор, обманул еврей проклятый, что нет никакой Книги, и что делать дальше не ясно, а может, и есть она, может, прячет её кто-то, и куда плывём, и что там дальше будет, неизвестно, а ведь в Книге сапфировой — в ней вся мудрость, обманули его… и снова, и снова… Никто, казалось, его не слушал, и вскоре сытые путешественники, под монотонный гул дождя расползлись: кто готовиться ко сну, а кто и захрапел сразу, рухнув не раздеваясь. На кухне остался один Вий, убирал со стола, гремел в раковине посудой. Вскоре затих и он.

* * *

Нама вошла в ванную, когда Сим уже забрался под душ. На ней была та же ночная рубашка, в которой Сим увидел её в первый раз, густые рыжие волосы собранны в хвост и закручены на затылке. Сим замер, хотел сказать что-то. Не вышло. Он даже не смог повернуть голову и взглянуть ей в глаза, а лишь косился испугано сквозь струящуюся по лицу плёнку воды и молчал. Она подошла, оглядела всего. Он не пошевелился. Тогда Нама взяла с полки кусок мыла и начала медленно намыливать Сима обеими руками. Когда дотронулась — он вздрогнул, когда её руки скользнули вниз — глубоко вздохнул и закрыл глаза. Тогда она отложила мыло, стянула через голову рубашку и встала рядом с ним под горячие струи.

* * *

Проснулись они одновременно. Не по-осеннему яркое солнце пробилось через лениво расползавшиеся тучи и узкое, не мытое со времён последней революции окно, хранящее, как на археологическом срезе, копоть и миазмы века, разбудило обоих, и они, разом чихнули. И засмеялись.

— Дождь закончился, — прошептал Сим, щекоча тёплым дыханием скрытое под рыжей прядью ухо.

— Да. Похоже, приплыли, — сонно отозвалась Нама. — Пора вставать, — но вместо этого придвинулась и плотнее к нему прильнула. Тёплая, податливая тяжесть её тела не разбудила, но раздразнила, и вылезать из постели они не стали. Позже, уже отдышавшись и успокоившись, он лёг на бок, рассчитывая, что сможет всю её разглядывать. Но она повернулась к нему спиной и прижалась, так что теперь ему были видны лишь розовая мочка её уха и пушистая на свет скула. Он снова начал задрёмывать, но тут Нама вскинулась и прислушалась.

— Что-то тихо в квартире. Спят ещё? Или уже ушли? Не должны были. Странно что-то. Давай подниматься, Сим.

Она вскочила, извиваясь натянула ночнушку. Сим, зевая, неохотно вылез из нагретой постели.

— Давай, ты первый иди под душ, а я тут приберу и зайду к себе в комнату за вещами, — скомандовала Нама. Её мягкость и нежность улетучились с остатками сна, уступив место привычной решительности.

Сим согласно промычал и, завернувшись в полотенце и прихватив с собой бельё, побрёл в ванную. Он успел настроить воду, залезть под душ и только собирался намылиться, когда из коридора донёсся крик Намы:

— Сим! Сим! Сюда!

Схватив полотенце, не вытираясь и даже не завернувшись в него, Сим ринулся на помощь. В коридоре, у порога своей комнаты, не решаясь войти внутрь, замерла Нама. Сорванная с петель дверь прислонена к стене. В комнате всё разгромлено, ящики единственной тумбочки вытащены, коробки вывернуты, постель раскидана. Намины вещи устилали пол, а в центре, подогнув под себя одну ногу и разбросав в стороны голые худые руки, с неестественно вывернутой на бок шеей лежал мёртвый Дант. Ни Вия, ни Хани в квартире не было.

Нама очнулась быстро.

— Заканчивай мытьё. Собираемся и вон отсюда.

— А мы что — его здесь так и оставим? — почему-то шёпотом спросил всё ещё не пришедший в себя Сим.

— А ты хочешь взять тело с собой? — прищурилась Нама. — Отнести в морг и организовать почётные похороны? Собирайся живее! Дожидаешься, пока сюда менты заявятся? Может эти двое уже им позвонили! А тогда мы с тобой крепко влипнем — не на один год укатают. А ты, как рецидивист, вообще на пожизненное пойдёшь. Живее!

Подстёгнутый её гневным окриком Сим, уже не раздумывая, бросился в свою комнату, быстро оделся, натягивая бельё на ещё влажное, так и не вытертое тело. Побросал, что попалось под руку в сумку и, оставив её в комнате, ринулся на кухню — прихватить что-нибудь из еды и парочку флаконов. В коридоре он столкнулся с выскочившей из своей комнаты Намой, которая молча ухватила его за руку и поволокла прочь из квартиры.

Быстрым шагом они спустились по лестнице, не оглядываясь, пересекли двор и через арку выскочили в соседний — большой, светлый, с детской площадкой в центре. Никто за ними не гнался. Они пошли медленней и у следующей арки, за которой уже гремел трамвай и тёк плотный утренний поток спешащих на работу людей, Сим опомнился.

— Сумка! Я же сумку забыл!

И, вывернувшись из ослабевшей Наминой хватки, развернулся и побежал назад, не обращая внимания на её предостерегающий и беспомощный крик. Запыхавшись он взлетел на третий этаж, ухватился за дверную ручку. Она не поддалась. Сим дёрнул сильнее и только тут понял, что ручка другая. Не старинная бронзовая, а современная, сверкающая полированным хромом. Он отступил на шаг и увидел, что и дверь не та. Вместо продранного, местами задубевшего дерматина, эта была обита свежей деревянной лакированной рейкой, в центре матово поблескивал глазок, а над ним — надраенные медные цифры. Из-за двери доносился приглушённый гомон утренней суеты, бубнило радио, плакал маленький ребёнок. Уже не спеша, Сим спустился вниз. Нама ждала его на скамейке у детской площадки. Ничего не говоря, он сел рядом. Она положила голову на его плечо, но вдруг вскинулась и молча указала вверх, где в вырезанном в синеве неба прямоугольном проёме двора-колодца из единственного оставшегося там облака, торжествуя и переливаясь, спускалась на чисто вымытую землю многоцветная яркая радуга.

* * *

Примечания

* О́гры (фр. ogre) в кельтской мифологии — безобразные и злобные великаны-людоеды, отдающие предпочтение маленьким детям.

* Вий — в восточнославянской мифологии персонаж из преисподней, чей взгляд убивает. Его глаза обычно прикрыты огромными веками и ресницами, которые он не может поднять без посторонней помощи.

* Ноема (Наама) — Ноема (ивр. ‏נעמה‏‎ ) от слова, означающего удовольствие. жена Ноя, дочь Ламеха и сестра Тубал-Каина.

* Мидра́ш (ивр. ‏מִדְרָשׁ‏‎, букв. изучение, толкование) — раздел Устной Торы, которая входит в еврейскую традицию наряду с Торой Письменной и включает в себя толкование и разработку коренных положений учения, содержащегося в Письменной Торе.

*«Сефер ха-разим» (др.-евр. ספר הרזים — «Книга тайн») — книга по каббале, по преданию переданная Ною ангелом Разиэлем, впоследствии через Авраама и Моисея доставшаяся царю Соломону, для которого якобы служила источником мудрости, и возможно магических сил. Книга была сделана из сапфиров, и Ной заключил её в золотой ларец.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer11/vreznik/