(Ирина Чуднова, И ласточка мутирует к сове. Стихи. – Ростов-на-Дону, Притяжение, 2019)
Порой длительное отлучение от родины сберегает в пишущем человеке много хорошего. В нём происходит прививка чужой культуры; он не вписан в устоявшиеся тренды современной литературы и потому более свободен. А свобода – Альма-матер любой поэзии. Путь Ирины Чудновой причудлив и необычен. Она сложилась как поэт вне культурных столиц, да и русские эмигрантские журналы стали публиковать её только три года тому назад. Что поражает в Чудновой? Высокая степень ответственности за то, что она говорит и делает, высокая культура слова. И в частной беседе, и в стихах, и в прозе это один и тот же человек. Ты понимаешь, что говоришь с поэтом. Это человек такого накала, такой работоспособности, такой степени понимания современной поэзии, что даже удивительно, что до сих пор никто не предложил ей возглавить какой-нибудь журнал или фестиваль. Одним словом, это личность.
..зелёное или синее – выбирай, хочешь спичку тяни,
или монеткой сыграй, вынешь большее – меньшее
в дар бери. Что же застит глаза и мучит тебя изнутри?
Там, в вышине, в стоячей небесной волне,
в неземном вине вопль неразделённой нежности –
это звенит одна на всё небо цикада,
и губы её в крови, а сердце у райских врат:
белым крылом на закат, лазоревым на рассвет,
под правым крылом сонет, под левым Сократ.
Стихи о выборе, но сам процесс выбора – странноват. Это не шекспировское «быть или не быть?». Бытие героев Ирины Чудновой скромнее, но оно не менее интересно. Герой выбирает в беседе с героиней особенности совместного пути. Дружба или любовь? Земное счастье или небесное? Сам выбор носит «цветной» характер, это не выбор между чёрным и белым или между добром и злом. Но, когда выбор не столь очевиден, выбирать сложнее. Героиня стихотворения вовлекает мужчину в некое действо, по окончании которого он уже не будет прежним: это – своего рода инициация. Но выбор является, по замыслу автора, не более чем фикцией. «Вынешь большее – меньшее в дар бери». Например, так: играй нижней частью тела, а верхнюю получишь в подарок. Либо наоборот. Мы не знаем точных мотивов. Это просто побуждение партнёра к действию, к открытию в себе новых горизонтов. Само подталкивание человека к выбору креативно. Оно выбивает его из зоны комфорта и побуждает мыслить. Это поэзия отношений между мужчиной и женщиной. У Чудновой – неординарная и нестандартная лирика. Особенно это заметно в стихах о любви, поскольку в них труднее всего быть небанальным.
Итак. Ты выбрал синее, мне ли тебя винить,
одевайся, пойдём хоронить вечернее солнце –
миг, и упало в траву. И теперь ты можешь присесть
и услышать свою синеву, заслушаться холодом и
тишиной до утра, чтоб увидеть, как светом морозным
живёт игра отблесков розовых и синевы, а потом
ты познаёшь божественный трепет травы, осязаешь
тайное бытиё и вдохнёшь аромат зелёный её.
Вот тогда твоё сердце сорвётся цикадой звеня,
ты на полуслове проснёшься и вспомнишь меня.
Сознание Ирины Чудновой метафорично. Это «венок метафор», искусно оплетённый. Метафоры у Чудновой не всегда точны, но они носят тотальный характер, они трансцендентны. Вместе с тем, это, на мой взгляд, не метаметафора. Там действуют другие законы построения образа. Но некоторые метаметафористы, особенно Алексей Парщиков, безусловно, тоже заочно «поработали» над стилем Ирины. Некоторые её стихи носят откровенно ребусный характер, фонтанируя скрытыми смыслами.
ВЫСТРЕЛ, МЕТЕЛЬ ЗА ОКНОМ
..смазка мила вороному стволу,
пуля не дура – раба.
точен и голоден зверь-поцелуй,
неотвратим, как судьба.
ласка-шаманка – всполох воронья,
боль даровой пустоты, –
где откупается верность твоя,
чем утешаешься ты? –
правишь стук сердца, наследуешь нож,
топишь две тени в огне –
шёпотом рук, скрипом стынущих кож
предвоскрешаешься мне.
телом влечёшь по ту сторону крыш,
сердце твоё – полынья,
ты не полюбишь – орлом воплотишь
рыбу и сталь и меня.
и поведёшь сквозь звериный конвой,
комкая ночь в рукаве,
грубой, не льнущей за следом тропой –
пряжей в небесной траве.
И здесь, на мой взгляд, можно было бы закончить стихотворение. Но Ирина его продолжает. Порой творческий напор и нереализованность полноты замысла так велики, что словно бы невидимыми пассами, словесной магией автор удерживают длинное стихотворение от полураспада.
если мой долг – боль-метель пережить,
перетерпеть горесть дня, –
стану берёз голоса хоронить
в недрах гудронных огня,
чтоб удержать на загривке ветлы
месяц неявь, где вода –
сплав триединый во чреве золы:
сумерек, праха и льда.
но, отпустив первородный курок –
меж ползунков и кальсон,
выстрел раскруживает потолок..
..и целует моё лицо.
Редко встречаю стихи, написанные с таким изысканным мастерством. Стихи, написанные дактилем (самым древним силлабо-тоническим размером в истории человечества) – встречаю ещё реже. Честно говоря, я думал, что дактиль уже давно отправлен в утиль. Ан нет. Здесь у Чудновой завуалированы тонкие эротические смыслы. Мастерство поэта проявляется не только в общем рисунке (попробуйте сами написать что-нибудь подобное!), но и в мелочах. Например, в неочевидном, но излюбленном для Ирины ударении на второй слог в слове «всполох». В умении неожиданно сменить ритм (последняя строка). В эстетике Ирины меня больше всего удивляет то, что она не боится оказаться непонятой и идёт за своей звездой, усложняя свои и без того непростые для понимания тексты. А ведь есть ещё в её стихах и «китайская линия», там закодированы ещё и китайские аллюзии. Однако Чуднова всегда готова лично разъяснить сомневающимся самые «тёмные» места в своих произведениях. Готова ответить за каждое употреблённое слово.
Новую, небольшую по объёму книгу Ирины Чудновой я перечитывал несколько раз. Поэзия – это всегда «многоборье». Можно брать своё нестандартной лексикой, можно – эксклюзивными переживаниями, можно – новаторской тематикой. Ирина Чуднова отличается виртуозной степенью владения языком, поэтому к её текстам у меня высокая степень доверия. Она настолько искусна в языке, что способна совершать в строчках рискованные «па». Например, она порой использует не свойственные русскому языку падежи: «Небо зиждется покоем», «ласточка мутирует к сове». Чуднова интересно экспериментирует с ритмом, находя баланс между тайным и явным. Дольник и тактовик – излюбленные стихотворные размеры талантливого пекинского поэта.
ВЕЛИКИЙ ПРЕДЕЛ
дай же сгореть моему
телу во льду в огне –
космос, постой за меня, побудь
на моей стороне!
ведь куда бы тебе
ни идти –
всё упрёшься в меня
в тишь
помолчишь
руками всплеснёшь на ветру
а что станет
когда я умру? –
ноги как лёд босы
сердце в огне –
похорони меня, космос,
вне.
Ирина Чуднова живёт в Китае уже больше 25-ти лет. Этого бывает достаточно для того, чтобы сознание человека незаметно для него самого стало «гибридным». Чуднова – человек с абсолютным поэтическим слухом и невероятным талантом к родному языку. В её лирике слышна единственность. Она создаёт и планирует своё внутреннее пространство, чтобы следовать в фарватере сильных сторон своего дарования. Мне кажется, что в сложных стихотворениях, насыщенных символикой и подтекстами, её голос звучит более убедительно, нежели в «простых» произведениях. В жизни Ирины был непростой период, когда она «замолчала» на целых пять лет. Даже не представляю себе, как такое может вынести человек, который круглосуточно погружён в мир поэзии. Но Ирина смогла справиться с затянувшимся на годы бесстишьем, и вскоре для неё началась новая, ренессансная жизнь. Она вернулась – с новыми, ещё более качественными стихами.
Вот что сказал о творчестве Чудновой известный поэт и критик Даниил Чкония: «Ирина Чуднова – лирик, для которого эмоциональный настрой важнее аналитической сосредоточенности, но не вполне объяснимым образом её стихи несут в себе философский склад мысли. В какой-то мере это объяснимо влиянием китайской поэтической и философской культуры, влиянием, которое Чуднова не утаивает, а – наоборот – подчёркивает, справедливо считая это творческим восприятием моментов ментальности восточного соседа России. Прелесть этих чудесных строчек, словно рисующих гуашью картины текущей жизни, очевидна. Стихотворная речь поэта Ирины Чудновой изобилует подвижными картинами бытия, пронизывающими её строки. Совмещение двух культур – перспективный путь творческого развития этого автора». И на этом позволю себе закончить.
