(По материалам сказки Виктора Власова «И оживает кремний»)
Сказка – жанр литературы, в который, по мнению учёных, выродился миф. Повторять чужие мнения – удел школяров, а мне скучно – не для того живу! Потому всех лентяев, кто надеется прочитать тут нечто знакомое из школьного или институтского курса литературы, отсылаю ко всем чер… чересчур насыщенным «общими местами» справочникам.
Древнейшая из выделяемых литературоведением видов жанра, волшебная сказка – это, по моим наблюдениям, развлечение, сопутствовавшее детской игре уже на заре становления человеческого общества, как жанр литературы обособившееся позднее. Объясняю проще: когда маленькие дети играют в куклы, они общаются, порождая сказочную реальность. Первые, примитивные игрушки, по-гречески «куклы», - по-немецки это кегли, а нам они известны как «матрёшки». Но не только кеглями пользовались дети, в игру включали самые разнообразные предметы, пригодные к персонификации – от бытовых, сравнительно мелких и простых в обращении, до невычленяемых из целого орнаментов и частей (выразительный рисунок текстуры, конструкции чего-то – страшное место, или спасительный особенный предмет).
Персонификация требовала истолкования, чтобы осмысленное одним участником игры понималось и принималось прочими. Это заставило попутно творческому воображению развивать и речевую составляющую игрового общения.
По зачину «Жили да были…» сказка легко опознаётся как пантомима методой сравнительной филологии: нем. schildere Bild [шильдере бильд] - изобрази картину!
Игра комментировалась. Всеми участниками. Но, естественно, кому-то комментировать происходящее удавалось занимательнее прочих. Этого просили: «сказывай ты». Сказывать – значит «со-указывать», комментировать действия участников игровой пантомимы. Сказывающий был успешен тогда, когда, принимая кукол как представителей личностей участников игры, мог увлекать воображение, чутко перехватывая мотивацию, выражаемую каждым играющим. То есть, сказочная реальность по самой своей природе – психогенна, сказочный комментарий манипулирует самыми базовыми «детскими» понятиями. Именно потому сказка притягивает читателей, особенно детского - не возраста даже, а типа мышления. И ещё: чем лучше сказывающий владеет словом, тем более он популярен и уважаем – это заставляло оттачивать свойства речи, художественность, и одновременно появилась возможность исследовать психологические ресурсы речевого сопровождения, из чего выросли колдовские заговоры, заклинания, проклятия (кельтский колдовской гейс, к примеру: heiss – нем. велеть, значить, называться, горячить, жечь).
Сказочной реальности свойственно смелое живое воображение. Для игры совсем не обязательно привлекать точные или функциональные предметы – достаточно обозначения персонажа, желательно чтобы вид куклы или предмета, её заменяющего, ассоциировался с эмоцией, но это ограничивает возможности его применения в игре. Для игры совсем не обязательно учитывать логику действительности – игрок волен переносить свою фишку или куклу по собственному желанию: перескакивать пропасти, преграды, противостоять функционально более сильным и габаритным персонажам, поражать или оживлять одной лишь своей волей. А это – чистая магия (нем. ich mag [ишь МАГ] – я желаю, я хочу, я люблю). Играем мы все, потому как все мы «люди» - латынь хранит значение: ludo [людо] – играть во что-либо, танцевать, плясать и т.п.
Помимо доступных детскому сознанию явлений, в игру переносились и непонятные события из жизни взрослых. Дети, особенно маленькие, играют, подражая родителям, осмысливая действия взрослых с уровня детского опыта: желание и подражание. Так возникает в детском серьёзном (!) игровом мире ритуальная магия.
С ребятишками обычно возились старики, притом, что они сами выросли на сказочной магической реальности, можно ожидать, что самые популярные сказочники прекрасно владели таковой. Старики – нем. Greise [грайсе] – жрецы – рассказывали сказки (Saga – нем. сказание, легенда; saga – лат. прорицательница, колдунья, сводня). Дед Мороз ежегодно, в особый момент, пригодный для заклятия ближайшего года (man weichen Nahes – когда смягчают, отклоняют близкое), навещал селение с мешком подарков, а его прототип, Вайхнахтсманн (см. выше), с мешком сказок (игра слов: mit Sacken = mit Sagen). Разумеется, взрослые сказочники умели преподавать, стремились передать знания и опыт детям в символической, игровой форме – использовали те же самые привычные «кегли». Поэтому, я думаю, правильнее было бы понимать сказку как первоначало мифа, а не как его вырождение.
Сказочников древности, собирателей обществ – кощеев (болгарское: КЪЩИЙ – вещий, предсказатель), кощунников, веселя народ, пересмеивали скоморохи (scomma ronhus [скомма ронхус] – лат. едкая, колкая насмешка, передразнивание), но в жёсткой и кровавой борьбе подмяли более организованные сказочники – современные священники. Они принесли свои дидактические сказки, причём религиозные мотивы проникали и в народный фольклор. В наше время происходит своего рода вялотекущая духовная революция – фэнтези, обратившаяся вновь к мотивам языческих сказок, вдохновило сперва движение поклонников ролевых игр, а после того, как появились крупные произведения этого жанра, хорошего качества и художественного исполнения, некоторая часть общества обратилась в нео-язычество. В западном мире это мирные адепты этнической реконструкции, а у нас – родноверы, политизированные носители расистских взглядов. Собственно, церковь должна быть благодарна фэнтези за то, что наполнила смыслом её миссию – кроме доходного, но скучного собирания пожертвований, попы теперь в своё удовольствие борются с язычеством.
Фэнтези определяется как жанр, основанный на мифологии и сказках, но не тождественный им. Мир сказки – это искажённая условностью действительность (мир понарошку); мир фэнтези – это мир грёз, в котором увязают взрослеющие подростки – мир героики, романтической любви, отсутствия непреодолимых проблем, - тоже мир понарошку, но более логичный, чем сказка. Сказка признаёт, что она – «ложь, да в ней» содержится воспитывающее начало, «намёк». Фэнтези намёков не содержит и никаких уроков добрым молодцам и красным девицам не преподаёт. Оно попросту усыпляет их рациональное мышление, отрывает умы от реальности.
Это опасно. Посему лучшие образцы фэнтези заимствуют содержательные элементы из смежных жанров: историко-приключенческих, научно-фантастических. То лучшее, что содержится, к примеру, в цикле «Волкодав» от Марии Семёновой, - создающие правдоподобие сведения о минералогии, полученные в научной консультации, а также более-менее художественно пересказанные теоретические находки академика Б.А.Рыбакова. Не будь проделана эта научная работа, сага превратилась бы в заурядную пустышку. Или, скажем, произведения лингвиста, филолога, оксфордского профессора Дж.Р.Р.Толкина популярны лишь оттого, что насыщены культурологией и языкознанием.
Однако если научная фантастика породила поколение учёных, если приключения воспитали поколение патриотов и исследователей мира – фэнтези в лучшем случае инициировало интерес к мифологии и языкознанию, то есть сферам непроизводительным, а попутно вдобавок спровоцировало возвращение в язычество, чреватое в будущем межрелигиозными конфликтами.
***
Кое-кто из современных писателей, обращающихся к жанру фэнтези, понимает опасность заиграться в романтику Средневековья, ведь психологически можно легко и запросто «уйти в себя и не вернуться». Как же выманить из параллельной реальности «заигравшихся» взрослых? Ровно тем же манером, о котором упомянуто выше – собрать у «детишек» их любимые матрёшки, да «изобразить картину» современной нам действительности.
Омский прозаик Виктор Власов предложил вниманию читателей повесть-сказку «И оживает кремний». Странное название, словно цитата какого-то стихотворения (ритм, образность), но ничего подобного я не смог отыскать. Сам В.Власов стихи пишет, но нечасто их публикует.
Впрочем, одна из любимых тем этого автора – внешкольное воспитание. Из текстов, ей посвящённых, моё подозрение пало на рассказ «Как закаляется сталь». Не правда ли, звучит логично: «(расскажу я вам, читатель, о том), как закаляется сталь и оживает кремний». Первая часть фразы реалистична, вторая – чистая фантастика. Меж ними есть связующее звено – там и там идея произведения одна и та же: становление личности юного героя. Но если в реале мальчика Ваську воспитывают провокацией, вынуждая его отважиться на решительный поступок, то во второй части, фэнтэзи, во взрослые интриги магов вовлекается юный гном Тоби.
Второе, на что обращаешь внимание, - неприкрытое ёрничанье автора, пресекающее всякую романтику, свойственную жанру «сказки для не желающих взрослеть». Конечно, до неподражаемой желчности Джонатана Свифта Власову как до соседней вселенной, но посыл налицо – читатель, задумайся и прекрати валять Ваньку. Задуматься о чём? Автор прямо не называет, но эпизод за эпизодом демонстрирует это: ставит «матрёшек» в обстоятельства, актуальные для современной действительности.
Повесть начинается с картины локальной катастрофы, причём автор приводит такие технические подробности, что в ней легко распознать техногенную аварию – утечка на химическом заводе по производству кристаллического кремния. Эта тема актуальна для Омска, родного города В.Власова – областная администрация приняла решение построить в городе «кремниевый завод», что вызвало протесты населения.
Реалистичны многие моменты «фэнтези» Власова – описание «волшебной пчёлки» Дарззи, например, почти уничтожают её «сказочность» вынутыми из Интернета описаниями биологического подвида пчелы-галикта, живущей в земляных норках. Такая подружка очень подходит по образу жизни гному-рудокопу! Бытовые картинки обиталища гнома Тоби также реалистичны: он летает на воздушном шаре, наполненном гелием (даже цветографическая схема соответствует!), он отдыхает под прибором, создающим «эффект В.С.Гребенникова» (см. в Инете). Внешность непутёвого драчуна-«гнома», которого соседи выгнали из деревни за его задиристый нрав, напоминает современного скинхеда – берцы (боты военного образца) на ногах, кепкообразный головной убор… даже рубашка с вышитыми петушками выдаёт «патриота» - «первый парень на деревне, вся рубаха в петухах». Вдобавок тому у Тоби примитивное понимание патриотизма, манипулируемость и неспособность влиять на ситуацию иначе, как кого-нибудь колошматя.
Изображая квакушку-поэтессу, Виктор Власов подтрунивает над коллегами по перу, которые слишком увлечены техническими элементами своих творений в ущерб содержательности. Горько улыбается насчёт тяжкой доли служителя муз, вкладывая в уста опального художника стихотворение о вельможе и женщинах. Почти Свифтовская ирония узнаётся в описании порядков королевства Загорного мира. Несмотря на неточное соответствие, мы легко узнаём политические реалии современной России: некий случайный человек у руля, управляемый закулисой, тандем двух гениальных политиков, от реформ которых кряхтит очень терпеливое население, упорные и бестолковые поиски высоких технологий, корыстный и лицемерный госаппарат в лице безымянного бюрократа и др. Может показаться, автор «хватил через край», слишком эмоционален, но повесть-то писалась аккурат по результату, мягко говоря, странных инициатив президента – отмена перевода часов в неудобном для жизни направлении, постановление об обязательной установке бытовых приборов учёта за счёт потребителей, породившей открытые и наглые злоупотребления компаний-поставщиков, уничтожение бренда «милиция»… Всё сразу на наши головы, а в конце года это косолапое управление закономерно вылилось в массовое недовольство и реальную угрозу смены правящего режима.
Технологии «волшебства», наполняющие выдуманный мир «Рудничной долины», на поверку оказываются не столь уж и фантастическими. Генетические исследования современности уже сейчас позволяют пересаживать гены и создавать материалы и живые ткани с особыми свойствами. Создание биороботов также не принадлежит уже к чистой фантастике, а заявлено как направление научных исследований. Единственное, что В.Власов домыслил – предположил, как станут себя вести творения генных технологов. Управляемые «магами» народы создают общества, но не как подвергнутые вивисекции животные доктора Моро (Г.Уэллса), а как подобие реальных людей – у них есть боги, культурная элита, технические знания.
Конечно, стиль повествования не самый совершенный, маловато художественного, особенно во второй половине текста, не особенно гармонируют стихи, вставленные автором. Но идея произведения, на мой взгляд, довольно любопытна.
Автор кратко о себе:
43 года, живу в Омске, к литературе меня привлёк Н.М.Трегубов, руководитель областного лито им. Я.Журавлёва. Публиковал в своём журнале "Преодоление", доверил вступительную статью к его книге стихов "Родной стан", изданных Минкультуры Омской обл. Писать ненавижу, люблю читать и рыться в словарях иностранных слов. Кроме "Преодоления" Н.М.Трегубова мои критические статьи печатал "Вольный лист" И.Тарана, "Ликбез" В.Корнева.
