Памяти Ильи Войтовецкого — моего мужа и отца моей дочери.
Предисловие
Тысячи лет одиночества, одиночества повторяла я, читая книгу одного из лучших писателей этой цивилизации.
Да, с правом переписки, но без права на остальное. Ты подарил мне целый мир, но отчего же я не смогла снять подарочную обёртку — аккуратно пыталась развязать атласную ленточку сиреневого цвета, она не поддалась — ни пальцам, ни ножницам, ни ножу. Я старательно надрывала уголок упаковки, но даже трещина не поползла по её упрямому фасаду, схожему с печатью из археологического музея. Я упрашивала Тебя помочь, но Ты только улыбался и неслышно повторял ты должна сама. Самое тяжкое бремя — любовь к Тебе. И самая лёгкая ноша — любовь к Тебе. Дай мне прожить эту жизнь, не согнувшись под бременем — ведь оно бывает так невыносимо, что хочется поскорее отбросить прочь, и не потеряв ношу, она бывает так легка, можно и не заметить потери.
***
Я оживлю женщин, каждая из которых — часть меня. Рассмотрю их, придуманных, пришедших в этот мир на короткое время написания текста, увижу черты каждой, понимая слова, различая и малейшее движение, вздох, взгляд. Для чего они понадобились мне именно сейчас, к чему оказались зеркалами, в каждом из которых я увидела собственное лицо?
Мужчины, пришедшие в этот текст, станут не просто персонажами, нет и нет. Они будут отражением моего бытия, прошлым и будущем, в котором я — единственное настоящее.
Ибо древнейшее проклятие, наказание и подарок одновременно — быть отражением любимых мною. Моя память составлена из мельчайших вспышек, а что из них правда, что иллюзия не знает никто, не знаю и я сама. Прошлое — и тысячелетие, и мгновение тому назад — только кажется прошлым. И я посмотрю на саму себя в осколках, упавших около моих ног.
… О, вечная круговерть памяти, твои круги столь медленно проявляются водоворотами тяжких и тёмных рек, что мне кажется — ещё минута, и смогу избежать их объятий, тянущих на донья.
Часть первая
Увиденное в зеркале
1
Наш мир на краю гибели. Он стал самым опасным из существующих. При том, что иные — всего лишь игры разума, это точнейшее название было придумано одним из первых игроков. Вроде бы, существуем, а постоянно готовы к уходу за сферу. И лучшей судьбы не придумать, всё мироздание к нашим ногам, так сказали бы созданные нами.
Никто не понимает, отчего рушится цивилизация. Признаки налицо, Мы достаточно умны, чтобы просчитать возможные итоги развития.
Созданная пару веков назад Симуляция стала бременем, игра затягивает, волей-неволей, но начинаешь жить по законам твоего персонажа, хотя планировала-то наоборот. Ха, говорили о продвижении от нижнего уровня наверх, а вышло непонятно что — хаос в головах, система неуправляема, мир рушится…
И мы вместе с ним. Чёрт бы с игрой, но нас жалко — сфера не пропустит тех, кто не смог пройти новый этап, вот на такой тусклой странице и закончится блестящая история и нашего мира.
Я была принята в группу переходящих только лишь из-за Кота. Он вложился меня, будто в самую ценную игру в своей жизни, стал и опекуном, и любовником, и другом. Если бы в нашем мире существовали семьи — жить нам под одной крышей. Я и не поняла, для чего нужна этому взрослому, опытному игроку.
Но в один из вечеров он рассказал мне про симуляцию, и мне стало приятно и щекотно где-то в области сердца.
Кот отличался от прочих переходящих цветом глаз, все были голубоглазыми, а он с жёлтым ободком около зрачка, и в минуты заката я млела от янтарного света, отражённого в его взгляде. Сразу хотелось смотреть на него, убаюкиваясь в тепле…, ни разу не смогла объяснить себе, отчего я превращаюсь в каменную статую в первое мгновение после слияния в одно. Да, быстро оттаивала, отдавалась и нежности, и ритму его большого тела, но в первое мгновение была схожа с каменной наядой, застывшей во вневременье.
…Кот обернулся, и посмотрел так, что я сразу забыла про его имя-кличку, которое придумала, чтобы не произносить настоящее имя. Кор — не правда ли, страшное сочетание букв? Он недоумённо морщился первое время, но привык. Лишь сухо попросил однажды При других называй меня только по имени.
Я и не собиралась, боялась даже разговоров о нашей близости. Было в Коре нечто такое, о чём невозможно написать, я всегда хотела быть дальше от него на людях и не могла оторваться наедине. Потом, уже побывав в симуляции, смеялась над группой аборигенов, обозвавших его совсем чудно Тор, не расслышав имя в шуме ветра, в тот день начиналась большая буря.
…Он обернулся и проговорил Не бойся, ты вернёшься домой. Но с этого момента придётся забыть и кто ты, и откуда. Там пройдут тысячелетия, тут — годы, в нужный момент вспомнишь про всё и сделаешь правильный выбор. Да, и я буду рядом — на каждом уровне симуляции.
Глаза его налились янтарным и тёплым. Я ушла во тьму, хранимая взглядом Кора.
2
… и мне не понравилось увиденное в зеркале. Точнее — увиденная. Взгляд этой женщины был копией моего, но радужная оболочка не грела и не излучала свет, наоборот — втягивала в себя мир, включая меня, застывшую перед зеркалом.
Я? Да отчего же это я? Кто придумал состыковать меня с отражением, кто заставил нас посмотреть другу-другу в глаза?
_____
Любимый мною рассказал накануне о фильме, только что вышедшем в прокат. Фильм был о несчастных людях, думающих, будто они живут, на самом же деле они были всего лишь игрушкой в руках Демиурга, задумавшего создать собственную империю и стать божком.
Я не могла не улыбнуться и не ответить, что настоящий Бог не создаёт империи, Он творит миры — для того, чтобы его творениям было хорошо.
Откуда я знала про это и почему была уверена в своих словах? О, я во многом была уверена, просто знала — и всё на этом.
Любимый мною и не думал спорить. Он не любил пустяшных ссор.
_____
Снова посмотрела на своё отражение в зеркале. Вздохнула, отставила баночку с кремом — казалось, что в зазеркалье есть кто-то, пристально всматривающийся в меня.
Кот стоял за спиной, всматривался в зеркало, и я подумала Какой он странный, этот Кот. Глаз нечеловечий у него. И любит меня странно — будто не со мной, поодаль, будто — и рядом, и в ином измерении.
И то ли зеркало дрогнуло, то ли я.
Кот улыбнулся моему отражению, обнял меня и проговорил
Первый мужчина был твоей камеей, поэтому ты умеешь любить.
Каменею вмиг и отбрасываю его руку — в вакуум, прочь.
У меня не было первого мужчины, Кот. Была первая мужская рука, зажавшая мой рот. Поэтому я не умею любить.
И снова превращаюсь в застывшую наяду, замерзшую и глупую куклу под небом, заполненным синим и ознобным.
Кот испуганно пытается коснуться моей щеки, а меня уже нет.
_____
Короткий сумрачный час длился ровно час — ни секундой меньше. Но мне показалось, что я исчезла на сутки.
_____
Мама дорогая, мама дорогая.
Проговариваю я, будто споткнувшись и невидимый порог.
Мне хочется выйти из картинки, в которую кто-то втолкнул жёсткой рукой, но выйти не могу. В этой сцене я лежу на низенькой лежанке и вглядываюсь в абрис мужского силуэта через полупрозрачный балдахин. Мне хочется позвать на помощь, но сил нет — ни на крик, ни на шёпот.
Силуэт приближается, чья-то рука с длинными красивыми пальцами ложится на завесу… И я — в холодном поту — вымётываюсь из сна под бешеный стук сердца.
И сразу натыкаюсь на взгляд Кота, внимательно разглядывающего моё лицо.
Снился кошмар? Хрипло мурлычет он, довольный чем-то непонятно чем.
Я киваю и отворачиваюсь от него, чтобы не заметил испуга — и от послевкусия сна, и от вопроса наяву.
…Запах нового утра уносит даже память о сне, но я запоминаю мимолётное ощущение «балдахин, низкая лежанка, мужской силуэт, я и боюсь, и хочу увидеть того, кто за завесой».
И то, что меня звали иначе, гортаннее и короче.
3
Запах утреннего Египта не даёт набрать воздух полной грудью. Только тягучий бальзам, намазанный на тело, перебивает мешанину из всего, чем так гордится фараон.
Слишком много рабов согнали в наши края, скоро они станут главными и вышибут этого придурка из его колесницы зло думаю я, поглядывая на Кию, натирающую меня мазями, привезённым из африканской деревни. Она старается не причинить боль, славная девочка из местных.
Мерзкий червячок раздражения поселился внутри, и уже несколько дней не покидает мой разум.
Не помогают прогулки по берегу реки, разговоры с подругами, даже руки Кора, оглаживавшие меня с той же силой, что и любимых коней. Да, я неотступно думаю о мужчине, быть с которым не смогу, даже если переверну миры. Да и не перевернуть, помня взгляд Кора, заставляющий меня каменеть от ужаса каждый раз заново — он любит собственную жестокость, считая её силой. Но куда мне деться от этой навязчивой мысли о губах чужого мужчины, как избавить себя от желания быть с ним?.. И — следом — сводящая с ума попытка вытащить нечто из такой глубины памяти, в которую не в силах нырнуть.
Вчера Кор превратился в Кора Второго. Как это произошло, зачем и для чего? Вот уж не моё дело, но теперь ясно — нужно постараться выжить в тяжком и спёртом воздухе дворцовых интриг. На это немногие способны, особенно женщины, всегда найдётся любезный радетель о троне, отправляющий в объятия Анубиса.
Рабынь умерщвляют просто, а вот знать — искусно, красиво, с размахом. Да мне и не страшно умереть — я давно покрыта слоем бальзама и краски, хотя так и не смогла спрятаться за ними от Кора.
Он нынче Верховный. Кор Второй воплотивший бога Кора. И я при нём. При них — застывшей мумией в царских одеждах.
Мне бы родить наследника, а потом уж — вперёд, в объятья саркофага. Но что-то мешает чреву принять семя Кора, не даёт прорасти и приобрести черты этого сильного человека, решившего в один из дней, что я нужна его телу.
Нужна, так нужна. И я смогла переступить через одежды из родительского дома, упавшие к его ногам в одну из темнейших египетских ночей. Вечер тоже пал на земли египетские ровно так, как Нил на рыбу в своих водах — жить можно, но давит глубина, в которой не видно ничего, и никто не виден тоже. Даже плошки с оливковым маслом дарят так мало света, что хочется скорее лечь спать, приблизить новый день.
Меня привели в дом Кора ночью. Чужие люди подтолкнули к нему, чёрный силуэт выступил из угла, подсвеченного слабыми всполохами гибнущего пламени. Я не увидела его лица, просто не успела, и вскрикнула, испугавшись мгновенного обруча его объятий вокруг себя — так, наверное, питон душит свою жертву перед тем, как поглотить. И он закрыл мой рот рукой. До последнего вздоха я буду помнить эту руку, прижатую к дыханию, не могущему в первые — секунды? минуты? часы? года? века? — пробиться наружу.
И я поняла, что тело превратилось в каменный саркофаг. Впрочем, Кор этого не заметил. Он оставил меня при свете дня, когда я уже разглядела его лицо и впервые удивилась цвету глаз. Голубые глаза с жёлтым ободком вокруг зрачка напоминали диковинный камень, вынутый из ожерелья фараона.
_____
Хатор, проснись, Хатор, открой глаза, Хатор, богиня, посмотри на того, кто готов перейти ради тебя через Нил, не убоявшись бога-крокодила.
Любимый мной проговаривал утренние слова, будто процеживая время через легчайшую ткань балдахина, нависавшего над ложем.
Мне показалось, на мгновение ли, на вечность ли, что это мироздание должно продолжиться ради того, чтобы земные создания говорили слова, наполненные неземной нежностью.
Иногда мне думалось — обрушу всё сущее, запах крови становился невыносим, крики убиваемых заполняли поднебесье, а слёзы идущих на смерть превращались в стонущую реку, выходящую из берегов.
Но сразу же проявлялись иные голоса. Воркование матерей над новорожденными, улыбки отцов, обнимающих детей своих, слова любви, заполоняющие иным звучанием вселенную и Египет.
Я открыла глаза. И мир притянулся ко мне вместе с любимым мною.
Мир будет, пока в нём есть любимый мною, подумала я, но ничего не сказала, а только улыбнулась навстречу.
_____
Жена фараона беременна шептали рабыни, натирая меня бальзамом.
Кия сидела в изголовье, я слушала её пересказ главных дворцовых сплетен, хотя думала о своём.
Но она наклонилась по мне и проговорила на ухо Хатор, он просил передать, что обязан вернуться в дом отца своего, и пробудет там до праздника нового урожая.
Несколько минут молчания ушли на то, чтобы посчитать дни и месяцы до его возвращения и понять, что фараон уже увидит наследника, а я всё ещё не дождусь появления его настоящего отца.
Я встала, сосредоточенно оделась, вышла из дворца и попросила раба подвезти меня к берегу реки на первой попавшейся рабочей повозке.
Отпустив раба, просто зашла в воду.
И шла, пока богиня Нут не сомкнула надо мной свои ладони
4
Как же так получилось, что именно я обрушила симуляцию?
Кор ответил Подумай сама.
Но у меня не было даже намёка на ответ. Он вздохнул и проговорил:
Ребёнок, зачатый тобой, мог стать лидером нового Египта, ввести единобожие, дать толчок для развития новой цивилизации. Мы, конечно, попробовали ввести замену, но ничего путного не вышло.
Я ведь был рядом, опекал тебя, знал о любовнике, нам нужен был ребёнок именно от него, поэтому он и появился в твоей жизни.
Я задумалась. Вспомнила вопрос, который не давал мне покоя с момента возвращения
Для чего тебе нужно было насилие в первую ночь? Единственный мужчина в этом мироздании, любящий меня… Кор, я сошла с ума от боли, пусть и не показывала виду после.
Он поморщился.
Ты должна быть с надломом, таково условие твоего участия в симуляции. Не быть тебе одной из спокойных жён и матерей, даже там. Должна видеть все оттенки белого, но не забывать чёрный, я просто не позволил иным сыграть эту роль в твоей жизни.
Помолчал, потом продолжил фразу И не позволю.
Нежность проклюнулась внутри, в этот миг я хотела его всего, вспомнив каждую мышцу, Кор был сильным и выносливым любовником, знающим меня наизусть, заставляющим забывать о том, что заключена в теле, оно просто исчезало, принимая его, растворяясь в ритмичной мелодии любви, слышимой нами.
Кор понял мой взгляд и прикоснулся губами к той точке на шее, о которой знал только он.
_____
Оставались часы до ухода, хотелось спать, но Кор позвал меня за собой, не объяснив зачем.
Мы зашли в главную комнату нашего мира, и я ахнула. Прозрачные стены, пол и потолок сливались с густой чернотой космоса, казалось — мы находимся в нём без всякой защиты. Да, это и была последняя граница сферы, живая ткань, отделяющая мироздание от Создателя, дающая Ему быть везде, но не допускающая до Него всё без разбору.
Кор подвёл меня к экрану, висящему ровно посередине, улыбнулся, взял мою ладонь и приложил к его поверхности.
… Я потеряла сознание? Заснула? Была в нирване? Не знаю. Но я оказалась по ту сторону сферы.
И — сразу же — стала частью всего, проявилась повсюду, оказалась вне времени, тела, логики, вне всего того, что было раньше частью меня.
Только точки живого света, прильнувшие ко мне, дали понять — нет, я не умерла и вижу Того, Кого не дано видеть.
Я поняла всё, пусть и не было сказано даже единого слова.
И улыбнулась онемевшими губами, подтверждая своё согласие…
Кор был единственным, кто мог входить в эту комнату. А я стала единственной, вышедшей за пределы сферы — и возвратившейся в мир живых.
5
…Снова смотрела через балдахин на чей-то силуэт, снова сбежала из сна, снова увидела пристальный взгляд Кота.
И снова отвернулась.
Сели завтракать, оба сразу же уткнулись в свои мобильники, натыкивая каждый своё и о своём. Но я встала и вышла на балкон, нависающий над улицей небольшого района в небольшом городе. Машины, люди, магазинчики, утренняя суета — такая одинаковая каждый день… Госсподи, судорожно сглотнула я подступившую дурноту, для чего они все живут в этой суете?
Кому это нужно, Госсподи?
И в этот самый миг ошалела от понимания пустоты тех самых минут, о которых раньше думала с нежностью, ведь бытие состояло именно из них. Да ладно бы — минут, мнимость картинки показалась мне столь явной, что я упрямо мотнула головой, почти воочию увидев, что ничего нет — только пустая картинка, вечная тьма и молчание там, где должны звучать голоса.
Кот допивал кофе, но, увидев моё побелевшее лицо, спросил Ты что-то вспомнила?
Нет ответила я и села в кресло, стоявшее далеко от окна.
6
В тот день я прилегла отдохнуть, укрывшись от взглядов рабынь полупрозрачным балдахином. Кто-то вошёл в комнату, я поняла это по тишине, нарушаемой тяжёлой мужской поступью. Ткань балдахина дала приблизиться высокому силуэту, красивая рука с длинными пальцами легла на занавес, отодвинула его в сторону… Кор весело оглядел меня, кивнул — то ли в знак приветствия, то ли — согласия, и ушёл.
Через неделю он стал моим мужем и пришёл под этот же балдахин после праздника, устроенного отцом в честь нашего союза.
_____
Кор отдал приказ осушить реку, в которой утонула его любимая кобылица. Я замолчала, вспомнив собственное желание войти в реку и навсегда исчезнуть под тяжёлым покрывалом воды. Это желание появлялось не наяву, только в полусне, но оно было сродни воспоминанию о прошлом. Как странно приговаривала я наутро как странно, но забывала уже через минуту-другую, почти всегда наталкиваясь на взгляд Кора, не дававшего мне проснуться в одиночестве. Он, казалось, боялся оставлять меня наедине именно в час рассвета. А я любила просыпаться и видеть его глаза, постепенно наполняющиеся янтарным светом.
_____
Царь Вавилонии Кор Великий стоял на крепостной стене, вглядываясь в отдалённую полосу, почти слитую с горизонтом. Вавилония требовала жертв — новых солдат, брошенных на её завоевание, и Кор щедрым жестом бросал воинов в разверстую пасть этой земли.
Он чувствовал страх Валтасара — через расстояние и камни царского дворца, этот страх был смешан с ветром, запах удушающего кошмара был так осязаем, что Кор и не сомневался — великий Вавилон падёт.
Он посмотрел на полоску вдали, и беззвучно проговорил А следом восстановлю Храм
_____
Ашорет ко мне наклонился огромный жрец ты пришла на праздник неспроста, я это понял.
Я молчала. Объяснять не хотелось, да и не требовалось. Жрец прекрасно понимал, что жена Кора могла прийти куда и когда угодно.
Да и прочее он понимал не хуже.
… Сумасшествие праздника проникало во все углы храма, приторные запахи воскурений и звуки музыки смешивались в одно и жадно втягивались людьми, пришедшими на поклонение Иштар. Толпа была схожа с живой волной, набирающей силу перед тем, как обрушиться на берег.
Танцы становились ритмичнее, тела покрывались потом, глаза блестели, руки тянулись к чужой плоти, жадно приникали к ней, впитывая мгновенное содрогание…
Богиня стояла на возвышении. Каменные груди наливались тяжестью, глаза оживали, полуулыбка превращала губы в два больших лепестка. Она, так казалось людям, смотрела на них с нежностью и удовольствием, и люди старались понравиться богине.
Огромный жрец подошёл к Иштар, поклонился и произнёс Богиня, народ приветствует тебя.
Он достал из-под постамента большую чёрную табличку, отполированную самими богами, тонкую и непохожую на шероховатые и грубые таблицы с указаниями царя.
Толпа ахнула и сразу же замолчала в тот миг, что огромный жрец рассёк табличку надвое резким движением руки.
Её поверхность стала увеличиваться, хлынул поток голубоватого света из которого навстречу народу шагнула сверкающая Иштар.
Люди застыли в молитвенном ужасе, который сменился криками восторга —ведь явление богини наяву означало, что мужчины оплодотворили не только случайных женщин в храме, но и саму почву, год будет урожайным, а это предвещало и накормленный скот, и сытых вавилонян.
Огромный жрец стоял за спиной богини, табличка горела в его руках, он улыбался и смотрел на собравшихся с высоты своего роста, столь редкого среди местных жителей.
Я молча показала ему, что нужно заканчивать действо, очертив указательным пальцем круг в воздухе, пропитанном испарениями народной любви к богине.
Он послушно кивнул, коснулся таблички, Иштар исчезла, будто и не появлялась.
Я вышла из храма, шепнула сопровождающим несколько слов, они послушно отошли в сторону. Несколько улиц, ряды торговцев шерстью и бронзой, мимо рядов с пищей, мимо привязанных лошадей — в дом, около которого стоял мальчик из рабов, он посмотрел на меня и сразу же сел на корточки, опустив голову к земле. В доме ждал любимый мной, он шагнул навстречу, и я подумала, что смогу забыть про пустоту, поселившуюся у меня внутри…
Одно мгновение разделяло нас, и я вдруг вспомнила мужа, не испугалась — нет, но в этом воспоминании было нечто страшное, будто бы мощная река покрыла меня своей массой, не давая продохнуть, не позволяя набрать глоток воздуха и снова увидеть солнце.
Не хочу, подумала я, обнимая любимого мною, не хочу никого — этот мир нужен только воинам, они знают, что покорённая земля схожа с пленной женщиной, плоть её покорна и послушна, а иного счастья нет. Мир похож на скучнейший барельеф, пыльный и глупый барельеф, наспех сотворённый мастером-неумехой. Единственная радость — праздник Иштар, да и тот быстро заканчивается…
_____
Отчего мне так плохо сегодня? День ясный, тихий. Октябрь — любимый месяц, в нём всё ещё много солнца. Осада Вавилона позади, Кор должен приехать и побыть со мной несколько дней, дома много еды, нежных тканей, даже рабы — и те веселы. А мне плохо.
Я проснулась в тот самый момент рассвета, который так любил караулить Кор. Но я была одна, и сон застал врасплох. В нём я разбивала огромное зеркало, оно разлеталось на осколки, а моё отражение смотрело на меня, будто бы замершее в прозрачной янтарной стене, похожей на глаза Кора.
… Он вошёл в комнату и жестом приказал рабыням выйти. Я растерялась, увидев выражение лица своего мужа — вместо привычной улыбки была застывшая гримаса. Ужас ли, негодование ли проявились в его лице? Объятие было похоже на беспощадный обруч — так, наверное, питон сжимает свою жертву, я испугалась и вскрикнула. И в этот момент он прижал руку к моим губам, к моему дыханию.
Вспомнила собственное отражение из сна. Эта женщина стояла напротив меня, глаза её вбирали мой взгляд, не оставив и тени от света, подаренного ясным и тихим октябрьским днём.
7
Посадка на рейс Тель-Авив — Цюрих откладывалась. Час, два, три, четыре часа запаздывания прорезались нервными складками на лбах пассажиров, каждый спешил, у всех были неотложные дела. Не торопилась только я. Хотя и бежала из дому, чтобы понять саму себя, суметь заново посмотреть в глаза мужа после тяжелейшего разговора, случившегося в ночь на вторник. В среду у меня на руках был билет, в пятницу — вылет. Но самолёт не хотел взлетать. Тишина сменилась голосами уставших людей, вскоре начался скандал, и вежливый стюард сообщил, что рейс отменяется.
Нам предстояло вернуться через пограничный контроль и выбирать — либо дожидаться иных рейсов, либо возвращаться домой. Не судьба, не отпускает он меня подумала я одновременно со звонком на мобильный. Женский голос сообщил, что меня ждёт билет на самолёт, вылетающий в Цюрих через час, нужно только подойти к стойке и заново пройти регистрацию.
Только зайдя в салон самолёта, увидев единственное место, зияющее чёрной проплешиной, поняла, что я единственная из всех пассажиров отменённого рейса, севшая на этот самолёт.
Уже на подлёте к Швейцарии, стало ясным и то, что главная мистерия в моей жизни подходит к наивысшему мигу, за которым, будто за углом ночного переулка, притаилась смерть. Кульминация обещала быть страшной. Но героиня не могла выйти из этого рассказа, не дописав его до конца. И не дочитав написанное.
Я глянула на табло, оставалось десять минут до посадки. Привела в порядок кресло, пристегнула ремень и сразу же заснула.
…Архонт стоял напротив меня. Он плакал. Мироправитель не умеет плакать, но это слёзы удивилась я.
Кот, пожалуйста, объясни мне, что происходит, нельзя играть со мной в прятки, я измучена и устала от симуляции, за что мне такое наказание, разреши вернуться домой, я каждый день боюсь того, кто рядом со мной, не знаю, что делать со вторым, к чему это всё, мне хочется покончить с этой глупейшей историей, ну правда, Кот, выведи меня из игры… Я бормотала, уткнувшись в его плечо, но поняла, что он не слушает меня, а напряжённо прислушивается к чему-то или кому-то далёкому.
Кор посмотрел на меня, его глаза налились тёмным янтарным светом.
Молчи, девочка, Демиург может услышать твои слова.
Я замолкла. Демиурга боялись все, кроме Того, Кто был непостижим даже ему.
_____
…Проснулась ровно в четыре утра. В четыре утра или ночи? Не знаю, не помню, но с этого мига время превратилось в одну бесконечную ночь. Прошло всего несколько дней после возвращения, я вынырнула из трёхнедельного отсутствия, будто из очищающего водоёма. Было покойно, тихо. Но действо не хотело прекращаться на бездарной и никчемной фразе всё будет хорошо. Шофар прогудел, занавес был поднят неведомыми силами, я застыла посреди сцены, оглядывая зрительный зал. Пустой зал, в котором кто-то сидел на месте режиссёра, но лицо было покрыто тенью или тьмой, я уж и не припомню.
_____
Мой муж умирал в реанимации местной больницы, и я знала, что наступающий день заберёт его навсегда — и я останусь одна наедине с одним-единственным вопросом «ради чего?».
Ради чего я была втянута в игру, в которой нет выхода в финал? Откуда взялся второй мужчина, будто насильно вовлечённый в сюжет — сам того не желая, но игравший или живущий внутри моей жизни? Мне никто не был нужен, только муж, но второй приходил во снах, был неподалёку наяву, на нём тоже была завязана нить сюжета моего рассказа. Точнее — рассказа обо мне, который предстояло написать.
Египет и Вавилон вспоминались столь явно, что я уже и не могла отличить явь от вымысла, не знала, есть ли грань между сном и реальностью. Мой муж смотрел на меня, я знала его имя, но внутри отзывалось иное. Второй смотрел на меня, я знала его имя, но знала — настоящее имя звучит во мне и только во мне.
Мучительно порываясь отторгнуть одного и притянуться к другому, я нащупывала в глубинах памяти ту самую печать, о которой помнила, но не знала — о чём я помню и ради чего.
Мне позвонили из больницы, попросили прийти скорее, оставались считанные часы. И я, стоя около — пока ещё живого — мужа, могла лишь бесконечно гладить его левое плечо, зная, впрочем, что ангел смерти не отпрянет от моего прикосновения.
В миг ухода его лицо застыло и начало принимать форму маски то ли фараона Хора, то ли Кира Великого. Я уже видела эти черты раньше — либо в музее, либо на лекции по истории искусств, либо наяву.
8
Кот вернулся с работы. Вечер был сродни прошедшему дню — скучноватым и муторным.
Хотелось поговорить об утреннем ужасе отсутствия пейзажа за окном. Но Кот прошёл мимо, будто и не заметив, в глазах его остывала ярость, не понятая мной.
… приготовила кофе, села в кресло, включила на всю громкость запись группы, поющей о чёрных дырах и вечном одиночестве…
Мне снова захотелось пустоты, было понятно — мир не стоит улыбки навстречу. Да и к чему он? Даже Создатель не смог бы сейчас ответить на этот вопрос. Прошёл год после смерти мужа, а чёрная дыра внутри меня не хотела затягиваться, напротив — она занимала всё больше места, захватывая — день за днём всё новые области души. Я искала себя прежнюю в редкие минуты близости с Котом, во время встреч с любимым мною, но ни разу не смогла найти даже намёк на лёгкость дыхания и бытия.
Кот вышел из спальни, сел напротив, проговорил, глядя куда-то вбок — то ли на столик с книгой и чашкой кофе, то ли в угол.
Какого чёрта ты снова решила всё обрушить? Что тебя не устроило на этот раз? Почему ты притворяешься, будто не помнишь ничего, кого обманываешь?
Мир покачнулся вместе с моим лицом. Глаза налились тяжёлой водой, я будто погрузилась в древнюю реку, постепенно растворяясь в ней, забывая про то, что есть берега.
Я даже не узнала собственный голос, проговоривший.
Потому что всё слишком затянулось.
Кот моргнул. Его янтарный глаз налился пламенем.
И я поняла — с последней вспышкой сознания — что ошиблась в последний раз
_____
Зрение возвращалось каплями света, падающими на зрачки. Я попыталась приподнять голову, но чья-то рука нажала на лоб и спокойный голос проговорил Подожди ещё минуту, не торопись.
Минута прошла, я снова открыла глаза, села на лежанке, обвела взглядом помещение — круглую комнату с прозрачными стенами-окнами, за которыми было черным-черно. Кор стоял неподалёку, сосредоточенно глядя на прозрачный экран.
Через несколько секунд подошёл ко мне и произнёс всего три слова.
Ты обрушила мироздание.
Он помолчал и добавил.
Включая наш мир. Он не считает продолжение возможным, мы исчерпали себя.
Лёгким движением коснулся экрана, будто погладив его на прощанье и я — не увидела, нет! — почувствовала, что миры гаснут один за другим, уровни исчезают в пустоте, на смену всему приходит ничто и звучание бесконечной тишины.
Он отложил гаснущий экран, подошёл и поцеловал меня в правый висок. Я закрыла глаза, и, наверное, заснула.
9
Проснулась, пытаясь вспомнить увиденное во сне.
Он был долгим, маетным, сменялись кадры, лица, декорации, неизменными были только я, мой муж, появлялись любимый мной и кто-то, о ком я помнила, что он часть сюжета.
Болела голова, нужно было пойти и приготовить кофе — ведь нового дня никто не отменял.
Я знала, что через несколько часов поднимусь по лестнице, войду в квартиру, в которой живёт любимый мной, и забуду про этот невыносимо-скучный мир, в котором всё так затянулось.
Села за стол, взяла в руки бежевую кофейную чашку и наткнулась взглядом на лист, положенный на стол. У мужа всегда был ровный и аккуратный почерк.
Девочка, не торопись. Проведи этот день дома. Не повторяй ошибку.
Он умер год назад, а почерк остался прежним.
Я сразу вспомнила весь сон.
И слова Не бойся, ты вернёшься домой. Но с этого момента придётся забыть кто ты и откуда. Там пройдут тысячелетия, тут — годы, в нужный момент вспомнишь про всё и поймёшь, что должна делать. Да, и я буду рядом — на каждом уровне симуляции.
Несколько минут сидела, рассматривая цветы на подставке для кофейной чашки, потом набрала номер, чтобы произнести одну коротенькую фразу Не приду, я не люблю тебя, прости, но в ту же секунду поняла, что она подходит для концовки дешёвого романа, и просто выключила мобильник.
Позвоню завтра, подумала, от этого ничего не изменится.
Подошла к балкону — улица жила своей жизнью. Младенцы, школьники, старики, мотоциклисты, собаки… Деревья покрылись разномастными цветами, запах свежей выпечки доносился до нижних этажей, кто-то пел неподалёку.
…всего лишь игрушкой в руках Демиурга, задумавшего создать собственную империю и стать божком
Бог не создаёт империи, Он творит миры — для того, чтобы его творениям было хорошо…
Мы думали, что играем, а игра велась с нами и в нас. Возомнили себя главными в мироздании, думали — от нас зависит сущее, ведь оно картинка, пусть и живая донельзя. Не знали только, что и мы — часть этой картинки, и должны выбрать одно из двух: либо всё мироздание живёт, дышит, рождается и умирает по-настоящему, либо нет ничего, никого, нигде и никогда.
Не знаю, понимал ли это Кор, но он знал главное. О, только женщина способна посмотреть на чужого младенца и забыть, что она — центр вселенной. Он выбрал меня, и Создатель смог посмотреть моими глазами на творение, увидеть не пустоту и тишину, а лепет, шёпот, вздохи, листья весенних деревьев, голубей на мостовой, взгляд любимого мною.
Кор, я смогла пронести через тысячелетия изначальную память о жёлтом ободке на голубом фоне, янтарном тепле, от которого растаял холод в глазах отражения в зеркале, так и не разбитом в минуту страшной пустоты. Не разбила, потому что вспомнила всё, и последняя печать была снята в этот самый миг. Ты не играл, любимый мой, ты жил внутри всего мироздания, в отличие от всех прочих, играющих в игры холодного разума. Только увидев, что смогу стать подобной тебе, ты ушёл. Следом и Демиург вышел из игры, перед этим лицо проступило из тёмного зрительного зала, будто свет невидимого прожектора упал на него и превратил в обычное лицо человека, сидящего на месте зрителя. Я не побоялась посмотреть ему в глаза, он был одним из нас, не более.
Тысячелетия обернулись годами, игра — жизнью, мир отныне не будет зависеть от наших желаний, от взгляда глупых сверхлюдей, созданных первыми по образу и подобию Того, Кто создаёт миры, а не играет в никчемные игры.
Я улыбнулась. И села в кресло, стоящее рядом с балконом. Было некуда торопиться, хотелось верить, что впереди — долгая жизнь.
И возвращение домой.
Часть вторая
На клубничной поляне в тени от засохшей пальмы
Вступление
1
Любите ли вы клубнику так, как… нет, нет, я клубнику не люблю, разве что — клубничное варенье, которое готовила тётушка.
Я люблю плавать. Этой науке меня обучил отец. Он заходил поглубже, бережно взяв меня на руки, и внезапно бросал вперед — на расстоянии десятка метров стоял его взрослый племянник, до которого я отчаянно пыталась докарабкаться по воде, отбивая пятки, вопреки всем законам физики да и лирики тоже. Но в метре от цели, я разворачивалась и плыла к отцу, зная — только уткнувшись носом в его плечо, доплыву по-настоящему.
Через год мы уже переплывали Буг. Я не отставала от отца. Нет, это он не оставлял меня позади, и я знала — если устану, всегда смогу уткнуться носом в плечо, а он точно сможет доплыть до берега.
2
Эта река известна своими водоворотами. Они возникают, будто ниоткуда, и утягивают на дно сопротивляющихся удушающему обьятию. Я попала в такой, и запомнила на всю жизнь урок «водоворот нельзя победить в борьбе, но можно попробовать понять, слиться с медленным вращением, отдаться ему, понять каждой клеткой каждую молекулу воды, и он отпустит».
И только представьте себе, каким чудом покажется берег! Каждая песчинка ли, травинка ли, да что там они — даже коровья лепёшка! — покажутся прекрасной приметой бытия, могущего исчезнуть пару минут тому. А уж если при этом поранить ногу о бутылочное стекло… о, нет, не матом припомнить маму алкашей, пьющих на пляже, но ковылять, опираясь на пятку, оставлять за собой капельки крови знаком «живу, живу, живу и эта кровь свидетель моего Завета».
3
Ego eimi звучит где-то внутри, я узнаю этот голос и ласково улыбаюсь. Нет, не всему тому, что придумали люди вослед первому смыслу, а самому простому и нужному мне сейчас «я есмь», звучащему вовсе не на латыни, но на забытом давно языке, перевести на который не могу, его никто не знает, помню только я.
Мой голос стал хрипловат, слишком много говорения я удержала внутри и не дала пробиться словам наружу.
Я спрятала любовь к этому миру, укрылась одеялом и шепнула в никуда:
— Расскажи мне сказку на ночь. Если уж мне нужно заснуть — то только под Твою сказку.
И услышала неслышное:
— На клубничной поляне в тени от засохшей пальмы…
Я сидела на поляне, разглядывая ягоды дикой клубники. Утренняя роса скатывалась по листьям, исчезала в полёте к земле, насекомые начинали проживать свои торопливые и короткие часы, птицы умолкли — будто перед затмением, большое облако зависло над моей головой.
И только увидев облако, я поняла, что сижу под старой засохшей пальмой.
Откуда пальма рядом с клубникой? Этот серый засохший ствол казался нелепицей рядом с красной живой материей жизни.
Ах, но почему я вспомнила реку из своего детства, себя, избежавшую смертельного объятия водоворота, капельки крови из-за пореза?
4
Эритрейская девочка уткнулась носом в окно небольшого китайского ресторанчика, носом — в окно, взглядом — в меня. Я поймала её взгляд и не смогла оторваться.
Она явно была довольна мною, а я узнавала в этом черном личике странные и знакомые черты.
— Ведь это ты пришла посмотреть на себя, — проговорил мой спутник. И я поверила ему на слово, просто оттого, что с самого первого мгновения пересечения наших миров, стала доверять всему, сказанному им.
….а время, и правда, повернуло своё течение вспять.
Я смогла пройти, почти не взглянув, мимо памяти об умирающем муже — глянув лишь на то, как его лицо превращается в каменную посмертную маску, смогла мельком улыбнуться при виде рождения своих детей и собственного ошарашенного лица, смогла не глянуть в сторону своих страхов, поражений, маленьких побед… но остановилась как вкопанная в тот миг, что увидела себя, переплывающую реку рядом с давно умершим отцом. Он был спокоен, медлителен, плыл и смотрел на берег, а я смотрела на него. Но река была иной, вовсе не Буг, но сама Лета обнимала нас мерным течением воды.
Я поняла всё в тот момент, что отец оторвал взгляд от берега и резко проговорил:
— Не плыви рядом дальше, возвращайся к себе.
И я вынырнула — прямиком в китайский ресторанчик, под хитрый взгляд эритрейской девочки и задумчивый — моего спутника.
5
Я подошла к самому краю пустыни. Вглядывалась в то, что пришло глянуть меня — дух этих мест не был схож с обитателем болот и лесов, он поселился здесь в самом начале сотворения планеты. Каменистая почва не знала ни зелени, ни следов животных, поэтому и дух этих мест смотрел на забредших на его территорию людей с интересом и недоумением.
Я испугалась пристального взгляда, вернулась в область тусклых фонарей, посаженных растений, молчащих зданий.
Мне хотелось ходить и ходить, дышать и дышать. Но в воздухе было разлито такое зловещее напряжение… я пожалела о том, что не снимаю кино, эта дымка на фоне фонарей, темнота пустыни поодаль, волглость совершенно иных пространств создали бы прекрасный фон в фильме о человечестве, застывшем в ожидании катастрофы. Так женщина, еще не зная о расставании с любимым мужчиной, вглядывается в его глаза, не видя в них своего отражения.
Через несколько минут я подошла искусственной поляне рядом с домами, в новом районе было немало прелестных клумб и посадок, но эта выделялась чередой пальм, под ними стояли скамейки для отдыха уставших прохожих. Я и была уставшей, поэтому села, вытащила из кармашка дамскую сигарету и закурила. Дымок принял очертания облака в миниатюре, я проследила за ним взглядом и тут же увидела сухую пальмовую ветвь. Она была абсолютно мертва, точно так же и ствол, и всё огромное, мощное дерево.
Сразу вспомнила, что уже когда-то и где-то видела и ствол, и страшную корявую сухую разлапистость, но должно было быть что-то помимо, а вот что именно — не понимала, хотя одинокая вечерняя птица проговорила мне подсказку на языке, понятном ветру.
6
Клубника была подана в белой фарфоровой вазочке, взбитые сливки покрывали пористую плоть ягод, рядом лежала серебряная ложечка.
А мне мучительно захотелось прикоснуться пальцами, смять и перемешать воедино белое с красным, а уж потом прикоснуться губами к сладкой мешанине.
Но кто-то включил давешнюю песенку, люди вокруг заулыбались, и я отвела взгляд от клубники.
Они собирались на танцы, о, эти пожилые супружеские пары. Дамы сидели перед зеркалом, подкрашивая помадой выцветшие губы и одновременно советовали мужьям какой галстук подобрать под рубашку. Провинциальный вечер жизни, ты бываешь хорош… если есть аккордеон, танцы и тот, с кем прожита жизнь, выращены дети, выкуплена квартира, говорит тебе на ушко:
— Ты сегодня красива как никогда, ma cheriе.
Я сидела в небольшом клубе, в который сбежала только ради того, чтобы побыть наедине с самой собой, такая вот мешанина поселилась внутри, настоящее одиночество мешало и тревожило, а прилюдное получалось настоящим. Мой роман, казалось, близился к завершению, и мне было покойней среди чужих лиц. После двух браков я понимала многое и умела различить по-настоящему счастливые лица мужей и жён. Таких было мало, остальные несли отпечаток привычки, рутины, скуки, попытки найти искру былого хотя бы в танце под давно устаревшую мелодию.
Медленно подцепила одну клубничину и раздавила её пальцами, мякоть легла на кожу, покорно и безучастно превратившись в месиво, бывшее ещё секунду назад тугой и красивой ягодой.
7
Год тому назад мне захотелось посмотреть в глаза бездне. И она равнодушно притянулась ответно.
То ли я родилась заново, то ли умерла и перешла в какую-то до одури схожую реальность — не знаю и сама, всё осталось прежним, но изменились детальки мира. Кто-то дотошно скопировал мироздание, но не смог предусмотреть моего пристального взгляда, умеющего подмечать подробности. Я стала истончаться, нет — не худеть, а именно истончаться, уменьшать своё присутствие, перебрасывать собственные фотоны в иное место, высвобождая пространство для прихода кого-то другого. Пыталась вспомнить, не спрыгнула ли с крыши в то мгновенье, когда захотелось улететь, но так и не смогла ответить «да нет, конечно, да нет».
Время… Вот в нём и была загвоздка. Оно стало тягучим, сродни густому клубничному варенью моей тётушки. И цвет у времени был таким же.
Этим утром я вспомнила про Кора. В полудрёме увидела себя, стоящую напротив. Снова Вавилон, снова эти декорации, снова беспощадный взгляд любившего меня царя. И я сумела — за мгновенье до смертельного объятия — проговорить:
— Прости меня
_____
«Что же делать, что же мне делать?» — бормотала я, уставившись в окно. Ещё вчера и не подумала бы, что захочу вытащить придуманный мною персонаж в собственную — такую реальную! — жизнь. К тому же, вытащить из такой временной пропасти, сама мысль о которой была страшна и непонятна.
Но запахи, цвета, голоса совершенно иной эпохи снова вернулись, вернулся и стоп-кадр. В нём я застыла перед огромным и сильным человеком, каждая мышца которого превратилась в смертельную лозу, готовую задушить. Проговорив «Прости», я сумела остановить время, мы оба застыли, то ли плёнка в невидимом аппарате застыла вместе с нами, то ли кто-то нажал на кнопку «стоп».
И я прекрасно понимала — в своём будущем! — что и оно зависит от того, что я придумаю за эти медленные секунды, схожие с тягучим и засахаренным клубничным вареньем.
Медленно, выговаривая каждую букву так, будто это были последние земные буквы, произносимые мною, я добавила:
«Я всё поняла».
…утро за окном было настоящим, земным. О, птичий щебет нельзя подделать.
И я поняла — простил.
Глава первая
Но только умение вызывать во мне сильнейшую эмоцию ненависти позволило понять всё про эмоцию любви к нему же.
На фоне всех, пришедших вослед и подаривших равнодушие и покой, он стал единственным ужасом в моих снах и единственным источником света во тьме, которую создал.
Вавилон. Израиль. Взгляд моего мужа, пробивший слои веков.
И я, застывшая перед зеркалом.
В нём отражалась незнакомая женщина, упавшая к ногам любившего её царя.
_____
Я живу в странной стране. Да, про неё много говорят, называют Святой и придумывают всякие легенды, хотят построить свои храмы и поселить своих людей, переиначить названия, поменять историю… Да мало ли, кто что хочет, «имеет смысл только то, что имеет смысл» — вот любимая поговорка Кора, а уж он точно знает всё про смыслы этого мироздания.
Страна как страна, вся её странность только в одном — она придумана, чтобы была возможность пересечения пространств и времён. Зачем это понадобилось и кому?
Мы с Кором знали, но я иногда забывала, а он помнил всегда.
_____
… Вчера исполнился год с мгновения нашего расставания. Но что такое год на фоне тысячелетий?
Прикоснувшись к руке Кора я не поверила сама себе, это было сродни чуду воскрешения из мёртвых.
Мы сидели на открытой террасе небольшого кафе и лениво смотрели на птиц, прохожих, друг на друга.
В этой новой игре всё складывалось непросто, я была напугана происходящими переменами, а Кор счёл правильным оставить меня наедине с моим прошлым, чтобы я могла выйти из него и закрыть саму возможность возврата на новый круг.
Накануне вспомнила про Вавилон и праздник в честь Иштар — шла распродажа авторской коллекции «Нетси», я безразлично окинула взглядом алмазное крошево на украшениях и… наткнулась на взгляд огромной змеи в виде кольца. Продавщица, казалось, была под гипнозом, отдала змею, не сказав про оплату, я растерянно протянула ей кредитку и она судорожно проговорила:»По сорок шекелей в месяц, скидка восемьдесят процентов, оно снова принадлежит тебе».
Она принадлежала мне и раньше. Я поняла это сразу, надев кольцо.
Чудовищные врата Вавилона распахнулись, я снова оказалась в центре толпы, пришедшей ради одного только взгляда на Иштар и на меня, первую после неё.
Но на этот раз я понимала, что нахожусь в игре, в картинке — и не более, помнила, что следом я выйду из храма, чтобы встретить любовника в одном из невзрачных домов. Затем вернусь во дворец, засну, а наутро буду убита своим мужем, которому мальчишка-раб рассказал про измену.
Я даже засмеялась от понимания никчемности этой жертвы. Никто не мог сравниться с моим мужем, да и роман был глупейшей ошибкой, которую я отредактировала в мгновение ока, свернув с пыльной улочки на широкую дорогу, ведущую к дворцовым воротам.
Глава вторая
…Мы сидели на открытой террасе небольшого кафе и лениво смотрели на птиц, прохожих, друг на друга.
Я была растрёпанна, выходила из дому спешно — в сообщении без подписи было всего три слова на иврите:»Выходи на стоянку. Жду». Кор отпил кофе из маленькой чашки и проговорил, чуть ли не мурлыча:
— Красивое кольцо, правда? Я присмотрел его в Лидии и вёз тебе в подарок, вот только подарить не получилось.
И он засмеялся.
Я придвинула мобильник, открыла на экране текст написанного мною рассказа:
«…вошёл в комнату и жестом приказал рабыням выйти. Я растерялась, увидев выражение лица своего мужа — вместо привычной улыбки была застывшая гримаса. Ужас ли, негодование ли проявились в его лице? Объятие было похоже на беспощадный обруч — так, наверное, питон сжимает свою жертву, я испугалась и вскрикнула. И в этот момент он прижал руку к моим губам, к моему дыханию.
… вспомнила собственное отражение из сна. Эта женщина стояла напротив меня, глаза её вбирали мой взгляд, не оставив и тени от света, подаренного ясным и тихим октябрьским днём».
Прочла. Вытащила сигарету, закурила. Кор молчал.
— Послушай, к чему эти игры, сейчас-то? Я уже отработала свою роль, уйти на этот раз ты мне не дал, убивать меня на этом этапе нет смысла — ты ведь не муж мне, я свободна в выборе и всё прекрасно помню. Нужно, чтобы я провела в симуляции ещё десятки лет? Ок, я проведу, мне не жалко. Нужно вернуться? Вернусь. Но отчего ты пришёл в эту игру заново? Ты-то зачем тут? И для чего ты снова рядом? Ты сам сделал всё, чтобы мы не сошлись год тому назад, пока я не помнила ничего про себя и тебя, так какого хрена ты снова появился?
Да я готова Самого просить о том, чтобы ты оставил меня в покое!
Я поняла, что не просто громко говорю, но ору прямо в лицо своему спутнику.
А он молчал.
Птица села на спинку стула.
— Как ты думаешь, они, и правда, считают людей частью пейзажа? Если я брошу крошку, то эта крошка будет для неё подарком от меня или просто крошкой ниоткуда, свалившейся прямо под клюв?
Он явно наслаждался утренним солнцем, кофе, неторопливой игрой светотени на террасе. Глаза, и без того маленькие, сожмурились в прищуре, тонкие губы сложили полуулыбку, первый после Него был расслаблен и доволен — то ли порядком в придуманной им игре, то ли ещё чем-то, о чём мне не хотелось даже спрашивать.
— Птица? Да откуда мне знать! Ты автор этого проекта, ты должен знать, а мы с этой птицей заложницы твоей фантазии, крошек из твоих рук, твоего желания накормить или согнать с привычного места!
О, я ненавидела его! Все мои беды, страхи, переживания, потери, смерти соединились воедино и породили ядерную энергию ненависти, могущую смести с моего пути этого большого и самонадеянного человека. Человека…
И вот тут я обмякла, вспомнив про прозрачную сферу, в которую зашла однажды и про взгляд Кора, встретившего меня по возвращении.
Он понял, что вспомнила.
И резко проговорил:
— Да. Это не твой выбор, это не мой выбор, это то, на что ты согласилась добровольно и теперь не имеешь права выходить из игры. Даже если она будет бесконечно — до тех самых пор, когда этот мир сможет частью остальных. Ты вызвалась помочь мне. Я помогаю тебе.
Ну а остальное… Я ведь говорил, что буду рядом всегда, и это уже мой выбор.
Я улыбнулась. И согласно кивнула в ответ.
Янтарные ободки вокруг его зрачков вспыхнули тем самым, бесконечно любимым мною огнём, Кор прижался губами к моему лбу и пробормотал несколько слов на древнем гортанном языке, давно записанным в раздел «умершие».
Глава третья
Народ догуливал осенние праздники, шли последние дни перед сезоном дождей и будничных забот.
У меня не получалось праздновать,
болезнь вошла в меня и задержалась надолго, поэтому я часто выпадала из жизни и застывала в недомогании. Единственной пользой стала возможность чаще думать о произошедшем.
Отчего я вспомнила всю правду про симуляцию? Ведь до этого я попадала домой только во сне или умерев, только тогда и разговаривала с Кором, зная его настоящего — вне игры, придуманной им же. Кому понадобилось оставить меня внутри вымысла, но не лишить знания о настоящем? Я смутно вспоминала нечто из своей недавней жизни, это воспоминание было сродни миражу, ускользало в момент приближения, исчезало — будто и не было. Египет, Вавилон, Израиль смешались в моей памяти, что-то оставалось непонятым. Персонажи из прошлого собрались все вместе, все они пришли в мою жизнь, затем исчезли, остался только тот, кто не принадлежал моим желаниям и страстям, но — одновременно — был неотделимой частью меня.
Неужели, и правда, миры стали единым? Чья прихоть смогла объединить прекрасное и гармоничное мироздание с этой непонятной, вечно воюющей цивилизацией, только начавшей продвижение к пониманию цели творения?
_____
Да, изгнание из Эдема произошло.
Только изгнаны были те, кто его создавал для себя. И на этот раз пришлось начать создавать Эдем для других. О, если бы мы могли представить себе, чем обернётся игра в творение и каким грузом ляжет ответственность за созданное… Только Создатель миров был способен проучить своё любимое детище с такой нежной жестокостью.
_____
Я очнулась. Температура снизилась, тело было покрыто испариной, постельное бельё скомкано, подушки разбросаны.
И тут же увидела сообщение на экране мобильника.
«Не вздумай выходить из дому до завтрашнего утра, потом всё объясню».
Как всегда без подписи.
Глава четвёртая
Я осталась одна — в полной тишине. Всё, сказанное мне, нужно было принять на веру, и это казалось невозможным.
Я вспомнила взгляд Демиурга в зрительном зале, собственные растерянность и страх, но следом и то, что Демиург был всего лишь одним из участников проекта.
Мне и в голову не могло прийти подобное, но, судя по сказанному Архонтом, мы играли в одну и ту же игру, просто в разных командах. И я, и все остальные были уверены в единой для всех постановке задачи, а вот то, что её итог будет в нескольких вариантах… О, только Сам мог убедить Кора пойти на такой обман своих же.
_____
Архонт рассказал про Замысел, но не объяснил мою роль, он внезапно прервал разговор, пробурчал:
— Посиди, я скоро вернусь, договорим.
И вышел из комнаты.
О, это было в его духе — огорошить меня и оставить одну. Ни разу за всё время он не позволил мне получить ответ, иногда у меня уходили земные годы на решение задач, а ему хоть бы хны. С другой стороны, земные годы незаметны на нашей стороне, разве что столетия…
Он, и правда, вернулся, но сделал вид, что не замечает моего взгляда. Сказал, что очень устал и должен выспаться.
— Кор, я и не собиралась тебя допрашивать, но ответь мне на один вопрос. Только один, иначе я сойду с ума. Получается, что тот, из-за кого я дважды заваливала задачу, выполнял роль? Он был игроком Демиурга?
Я права?
Кор посмотрел на меня. Потом молча кивнул и вышел.
_____
Я вернулась в свою комнату. Но не легла, а застыла перед огромным окном во всю стену. Как часто я вспоминала про вид из этого окна, как скучала по нему, как мне не хватало взгляда — хотя бы на минуту — на бесконечную пустоту, поющую песню, понятную только нам, рождённым в Доме.
Глава пятая
Не захотела наутро выходить из комнаты. Лежала и смотрела в окно. Не думала, не вспоминала, не плакала, просто смотрела на то, как чёрная пустота меняет цвета и разговаривает на своём немом языке. Она казалась чёрной и молчащей только для тех, кого не признавала своими, а меня она любила почти с рождения — потому что я, впервые увидев её, была ошарашена и красотой, и гармонией невидимого.
Сейчас я молчала, а она пела песни, собранные из разных миров — повсюду находились те, кто сочинял, пел, рисовал, она же бережно вбирала в себя звуки, образы, слова, краски и хранила вечно. Пустота хранила всё созданное, она была подобна безразмерному складу, а я могла — просто захотев — насладиться его сокровищами. Вот и сейчас звучала музыка неизвестного самоучки, работавшего клерком в Нью-Йорке и так и не решившегося послать ноты в студию. Он был одним из лучших в плейлисте пустоты, его мелодии, и правда, дарили мне уход от зудящей боли в области груди.
Кор вошёл без стука. Он мог открывать любые помещения Дома, но никогда не пользовался этим раньше.
— Ты не выходишь несколько дней, что происходит?
Пустота замолчала и покрылась чёрным цветом.
Я посмотрела на него и вспомнила, что всё это не время не вставала с постели, не умывалась, не ела.
И тут же во мне проснулась ярость.
— Да кто ты такой, какое тебе дело до меня, выйди, это моя территория, никто не имеет права… Тыыыыыы… Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Играл со мной, как с тряпочной куклой, ты врал мне о любви, а сам использовал, подставлял, подсовывал этого мудака, испытывал. Ладно я, ладно мои смерти, но за что нужно было убивать последнего? Ты знаешь, что проживать смерть больно? Это очень больно, чудовищно больно, чудовищно! А я всё чувствовала по-настоящему, ведь я была настоящей! Мы все только там и бываем настоящими, только там умеем любить, плакать, страдать и наслаждаться! Ха, раса высокомерных идиотов, решили, что тамошние — иллюзия, с которой можно играть, а иллюзия это мы, вот спроси у Самого, увидишь.
Да я тебе в жизни не прощу смерти моего мужа, не про-щу!!! Ты всё подстроил, а ему было больно, ему было страшно уходить, он был живым, сильным человеком, с которым ты решил поиграть с моей помощью. Бооольно, ты понимаешь, ему было больно!
Кор слушал меня, смотрел мне в лицо и ловил, казалось, каждое слово.
— Больно?
Проговорил он.
— Да, это была страшная боль. И ты так и не поняла, что больно было мне? Ты не узнала меня в нём, не разглядела? Я ведь сказал тебе, что буду рядом всегда и не позволю никому другому причинить тебе страдания, которые ты обязана пройти — ведь так записано в программе, а ты согласилась.
Он сел на постель и погладил меня по ноге именно тем движением, к которому я привыкла за годы жизни с мужем. По внутренней стороне бёдра — вверх-вниз-вверх-вниз.
Но следом уже снова был Кором, это я поняла в ту самую секунду, когда он откинул одеяло и прижался ко мне — о, это тело я любила столько тысячелетий кряду, что не могла не принять его без малейшего сопротивления.
Мне показалось, что пустота проговорила что-то неразборчивое, я быстро оглянулась на окно, но она была черна и безразлична, явно показывая, что отсутствует.
Глава шестая
— Ну что ж, можно подвести итоги. Мы смогли создать симуляцию, смогли многое понять, благодаря ей.
Ты стала первой, сумевшей впитать в себя земные чувства, стать настоящей. На тебе и твоём примере научатся все остальные, мы уже никогда не будем прежними, сможем развиваться и дальше.
Недаром пустота выбрала именно тебя для этой роли. И я могу объявить проект закрытым, симуляция выполнила свою роль, в ней нет необходимости.
Кор посмотрел на меня, потом обвёл взглядом зал, в котором собрались все переходящие.
Я почувствовала, что мне не хватает воздуха.
— Но там же… Там создания. Наделить их возможностью любить, рожать детей, плакать, творить, воевать, лечить — и уничтожить просто оттого, что проект исчерпал себя? Ты же говорил, что они смогут войти в союз, что мы доведём их до нужного уровня.
Архонт засмеялся. Он был доволен сказанным мною, вот только отчего — я не могла даже предположить.
— Так что же, ты предлагаешь вечно тратить наши ресурсы на иллюзию? Мы стали подобны им, но они никогда не будут подобны нам, какой смысл?
— Но ты создал их способными чувствовать, ты придумал, как исправить недостаток, из-за которого Сам хотел начать всё заново — мы-то оказались никчемными, всё наше великолепие, история, технологии стали пустым звуком без умения любить и быть милосердными. Да, мы научились чувствовать, поняли всё про любовь, но милосердие-то где? Победил Демиург и его команда? Но если так, то я возвращаюсь обратно, уничтожай и меня вместе с симуляцией. И никто не может лишить меня права на смерть вместе с теми, кто научил быть живой и настоящей.
Архонт проговорил медленно, выговаривая каждый слог в коротком слове:
— Уходи.
… Странно, но мне показалось, что пустота улыбнулась.
_____
Я отболела несколько дней. Часто выпадала из реальности в забытьё, температурила, много спала.
В моей стране начинались будни — после праздников их даже любили, рутина казалось славным времяпровождением, детские сады и школы снова заполнились детскими голосами, жизнь продолжалась, хотя всем было тревожно из-за новостных сообщений. Многие говорили, что вот теперь уж точно пахнет Армагеддоном, вспоминали пророков, цитировали Йехизкеля.
А я была спокойна и расслаблена, и знала — этому миру ничего не угрожает.
Потому что Архонт придёт следом за мной. И захочет заново прожить земную жизнь, чтобы понять на этот раз, что же такое милосердие.
Ведь пустота шепнула ему в тишине после моего ухода «Иначе никак, выбора не дано».
Поэтому я спокойна.
В шкафчике стоит упаковка любимого чая Кора. А к чаю — печенье.
О, даже всемогущие устают, бывают голодны, хотят любить и не всегда могут предугадать концовку истории, задуманной ими же.
Глава седьмая
… но самым большим кошмаром стало исчезновение прежней героини. Зеркало не просто смогло изменить черты. О, нет, оно породило совершенно иной персонаж сюжета, который должен был стать новым пристанищем. Эта женщина была намного жёстче, черты стали схожи с чертами чёрной пантеры, затаившейся в ожидании жертвы. Запах опасности уже не пугал, но будоражил. Она оказалась способной мгновенно забывать и проходить мимо смотрящих на неё с любовью.
«Что происходит? Отчего я не чувствую точку милосердия в сердце?»,— произнесла я в один из вечеров и вышла в ночной полумрак, испорченный мутноватой подсветкой фонарей.
_____
На этом этапе игры я уже не могла забыть всех деталей своего прошлого, мало того, мне было дано выбирать развитие сюжета на своё усмотрение. Вот это и стало причиной вечерней прогулки. Пустота подсказала мне код, про который никто не знал, я-то понимала, что даже она не могла устроить мне такое одолжение, если бы не указание Самого. Архонт должен был прийти в этот мир и прожить в нём немало земных лет, я хотела видеть Кора рядом каждый день, а не ожидать редких встреч по его выбору. Мне не хватало именно его для понимания живой точки милосердия в сердце. Да и какого дьявола я должна была проживать игру без него, если Бог оставил меня в живых вместе с целой планетой абсолютно реальных людей.
Я проговорила в пустоту несколько фраз, могущих отпугнуть случайных прохожих. Но поблизости были только шакалы, они привыкли к моим ночным прогулкам и старались не выть понапрасну.
Наутро раздался звонок. Кор явно был в ярости, но старался говорить спокойно и тихо. Я знала наизусть каждое движение его губ, прислушивалась к дыханию и представляла зрачки, наливающиеся тяжёлым и тёмным жёлтым светом, любимым мною.
«Он проиграл. Мы оба проиграли, но станем победителями, просто знаю об этом только я»,— подумала, отложив мобильный в сторону. Новый день обещал быть жарким, но к вечеру станет прохладно, поэтому я смогу надеть новую красную кофту и встретить Кора в виде, от которого он и не вспомнит про то, что секунду назад был вторым после Него и заведовал тайнами мироздания.
Моя грудь создана ровно под его ладони, вот об этом он так и не смог забыть. И я знаю, что ему придётся прийти и прожить немало земных лет рядом со мной, раз уж я выбрала стать настоящим персонажем придуманной им игры.
И обратила игру в жизнь по законам любящей его женщины.
Глава восьмая
Мы не поехали в кафе, а пришли в один из старых парков города. Скамейки были из тех времён, когда я жила в совершенно ином пространстве, мой предыдущий город обитания был щедр на скверы, а скамейки имели иные формы, от которых я быстро отвыкла, они занимали бы слишком много места в моей стране, а уж в таланте создателей пейзажа я не сомневалась. Собственно, как можно сомневаться в любимом? Он был самым мощным гением этого мироздания. Но снова подумала, что Кор — единственный из всех, кого и не пошлёшь к психологу, а ведь таких психопатов и не встретишь нигде — он спокойно создавал симуляции эпидемий и войн, зная наперёд итоги. Эти виртуальные игры оборачивались совершенно реальными смертями кровью, болью, при одной мысли о которых у меня перехватывали дыхание, а он скупо улыбался и говорил одну и ту же фразу:»иллюзия — они все всего лишь иллюзия, пора бы и запомнить».
В одну из ночей, он прошептал мне на ухо: «Только представь себе, какое наслаждение наблюдать за смертью» и я окаменела под его руками. Это было во время моего возвращения в Дом после провала в Вавилоне, когда он сам и убил меня, узнав про измену. Я знала об этом сейчас, а тогда память была убрана, поэтому я вспомнила каким-то иным чувством на грани ощущения его наслаждение в момент моей полной покорности в удушающем объятии.
Мне смертельно захотелось рассказать ему, что и он должен измениться ради спасения Дома, что Сам вовсе не любит нас безусловной любовью к своему лучшему творению, что любая цивилизация приходит к упадку — и он это прекрасно понял по истории цивилизаций в симуляции, ведь задачей было улучшить нас самих, а не просто поиграть в красивую виртуальную игру.
Но я промолчала.
Положила голову на его плечо и проговорила:
— Знаешь, я просто хотела побыть с тобой в этом парке, прости, что отвлекла от дел.
Он скупо улыбнулся и сухо поцеловал меня в лоб. Будто клюнул.
А над нами шелестела старая засохшая пальма, чудом не срубленная мэрией. Она переговаривалась с ветром, ветер внимательно слушал и запоминал её слова. И я улыбалась обоим.
Эпилог
Он был чудовищно уставшим — мой любимый мужчина, сидевший напротив. Детище Кора было разрушено, Дом перестал существовать, опустел. Я знала о новостях от беженцев, перешедших в этот мир, он стал настоящим от и до — был переведён на новый уровень Самим. О логике Его поступков никто и не мог догадаться, но вот принимать были обязаны безусловно. Новый Дом был неплох, если по мне. О, для меня-то он, и правда, давно стал родным. Но вот Кор… Он сидел передо мной, глядя в пустоту, был небрит и даже рубашка выглядела помятой. Сколько ему лет? Я впервые поняла, что не знаю его возраст по земным понятиям. Дома мы были вне возраста, менялись, меняли оболочки, вот и всё. Жили от периода к периоду, а уж я была из тех, кто обожал постоянные перемены и менялась по много раз, хотя устойчивым образом выбрала нежный вид голубоглазой женщины средних лет. Но я-то уже привыкла к земному летоисчислению, что не так просто, даже у Кора это займёт годы.
Осмотрела его внимательно. Передо мной сидел немолодой и очень крупный мужчина. Он был некрасив, но черты его лица настолько гармонировали с мощным телом и густыми волосами с редкой проседью, что я — не понимая сама отчего — в очередной раз залюбовалась. Тонкие губы, рот деспота, маленькие глаза, никогда не открывающие взгляд посторонним, крупный нос, жестокий подбородок — никто не смог бы объяснить мне красоту и гармонию, увиденные мною в момент нашей встречи и не отпускавшие тысячелетия после.
— Лет под пятьдесят, давай уж решим, что тебе скоро пятьдесят.
Проговорила я вслух. Кор глянул на меня и кивнул, ему-то было всё равно.
Я продолжила:
— Тебе сейчас кажется, что ты потерял всё, твоё детище рухнуло, всё, что было для тебя смыслом жизни, исчезло — потому что Он так решил. Но отчего бы не посмотреть иначе, запусти уже свою фантазию, ты же умеешь перебирать варианты, как никто другой!
— Что тебе нужно от меня? Отчего ты решила, будто я хочу знать то, о чём не спросил?
Но я не остановилась.
— Ты был уверен в том, что сотворил меня, что ты стал моим создателем!
Но посмотри на итог! Все твои планы и проекты заканчивались моей гибелью, я не могла продолжиться в нужном тебе виде. И только лишь нарушив правила игры и решив прожить — пусть короткую и временную жизнь — но по своему выбору, я смогла продолжиться. Я выбрала жизнь, итогом которой станет смерть, только бы не быть мёртвой во время вечной жизни.
Ты был уверен, что знаешь всё, но не научился чувствовать. Кому нужен ущербный мир? Кто ты без меня, без моего желания принимать наслаждение именно от тебя, без того, что ты становишься подобным Самому в глазах любящей тебя? О, милый, тебе казалось, добавкой то, что было, есть, будет основой.
И, знаешь что? Я тебя уверяю, что и Сам хочет мироздание, которое Он может чувствовать через наши чувства, а ты не смог понять этого, поэтому пришлось понимать мне.
Кор растерянно кивнул. Он внимательно слушал и, казалось, любовался.
Я замолчала. Ушла в спальню, выключила свет и заснула — в конце-концов, я уже не боялась его исчезновения, единственный дом для Кора был там, где нахожусь я.
Назавтра мы вышли прогуляться в парк. Было прохладно, Кор немного отдохнул, я приготовила ему ванну с египетскими бальзамами для успокоения, сделала массаж и напомнила, что мы можем провести немало приятных минут вместе, забыв о заботах по обустройству миров.
Да и нет теперь никаких забот, всё просто. У нас впереди куча времени, можно просто жить, любиться, ездить по странам, танцевать в полуночных барах или сидеть среди солидной публики в филармонии… Да мало ли что и как — этот мир ещё не дошёл до уровня создания новой симуляции, впереди вечность.
И она нас подождёт.
На то и вечность.
_____
… А старая засохшая пальма дала свежие ростки.
Я разглядела зелень среди ветвей, казалось бы, мёртвого дерева.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer10_12/orti/
