И оживает кремний+9

Гигантская туча песочного цвета внезапно выросла и зависла в небе над деревней, в которой жили гномы-рудокопы. Могучие кроны тополей зашуршали ветвями. Вековые кедры вздрогнули, затрепетали, вцепились узловатыми корнями в камни-валуны. В предчувствии урагана – умолкли и попрятались птицы, наглухо забились в свои домики рыжие белки. Природа стихла в зловещем ожидании… И внезапно, неотвратимо, с разгорающейся яростью, взорвался ветер – засвистел, завыл, загудел в кирпичных дымоходах; ветер хватал со двора мусор и швырял им в окна, двери. Крупными тяжёлыми холодными каплями атмосферное чудовище било приземистые домики, построенные на невысоких холмах, раскачивало и рвало канатные мосты между стенками ущелья в горах. Поля и огороды, пастбища и дороги превратились в море грязи – изжелта-бурой плывущей массой сползал по деревне селевой поток, унося с собой деревянные заборы, грязную солому, разнообразную надворную утварь, свиные корыта, собачьи будки…

Больше недели бушевала стихия. Туча ушла, но небо не прояснилось. Затянутое хмурой серо-синей мглой, оно угнетало жителей разорённой деревни. Воцарившаяся унылая мгла день за днем висела в воздухе, мешала дышать. Ночью, когда слабый бледно-желтый диск солнца прятался, на долину с горных вершин наползая, опускался нарастающий холод. Сквозь разрывы в зловещем полупрозрачном саване звезды на небе виделись крохотными серебристыми иглами, съежившимися и злыми. Месяц, тонкий, ущербный, совсем зачах – превратился в изогнутый волос, пропадал, умирая в тоске по исчезавшей Сеп-Сертии[1] – Звезде Надежды, древнему символу деревни гномов-рудокопов.

Света по ночам стало недостаточно, жилища освещались факелами – фонариками-гнилушками, хранящими колонии жуков-светляков.

Магия покидала волшебников – большинство из них разучились творить чудеса: лечить, воздвигать, благословлять, освящать. Волшебники – кто как, кто на чём, – покидали деревню. Гномы перестали работать, старались не выходить из домов: кругом непролазная грязь, да глубокие топкие лужи. – Работать невозможно, ведь все рудничные шурфы, шахты, квершлаги, штольни затоплены… Обращаться за помощью? – гномы-рудокопы никогда ни в ком не искали покровителя. И к кому! Кто ссудит им теперь пропитание из бездонных кладовых, выпарит воду из рудника? Своей, собственной, магии не хватало даже на простые фокусы. Сила ушла, как уходит плохой отец из семьи, как покидает несчастного неверная его удача. Отчаяние, безнадежность, страх – будто чугунными оковами сковали жителей. Руки опустились, ноги едва волочились, а жизнь обернулась непрестанной депрессией, ожиданием горшей, неминучей беды…

Они ещё суетились: заготавливали последнее, что успели собрать в огороде, но не успели обработать, да по пятницам, выбираясь на рыночную площадь, менялись с соседями излишками еды… Нередко тот, кто выходил за пределы деревни и неосторожно ступал на землю, тонул в болотистой пучине - возвращать такого приходилось совместными усилиями. Женщины и дети плакали, не надеясь на помощь, мужчины трудно и в одиночку искали выход, часто и беспричинно злились.

Застоялся воздух, пахло несвежим – мокрой грязью, червями и гниющей травой. Ни треска орехов, ни пения птиц, ни стрекотания цикад – тишина, от которой никуда… лишь тихое и безнадёжное хлюпанье и хрюканье… Задыхаясь, утопая в грязном болоте, умирали деревья. Лес поредел, ощерился оголившимися стволами – гнилыми скользкими орясинами… Жители сидели по домам и ожидали ухода лишней влаги. И дождались.

Оголодавшие летучие мыши, накинувшись на вылезших осмелевших насекомых, сообщили об окончании беды. Земля, через силу впитав воду, иссохла, пожелтела, потом потрескалась, покрылась трещинами-оврагами, в которых виднелись чёрно-серые больные корневища подкошенных деревьев.

По ночам окрестный лес как будто оживал: голые деревья, не мигая, смотрели горящими жёлтыми, оранжевыми, красными и ярко-фиолетовыми «глазами», зло шептались, скрипели ветвями, хрустели, хрюкали и повизгивали. Жуть! Противные мурашки бегали по сутулым гномьим спинам, смятение не покидало жителей, которым оставалось только ждать, уповая на спасение.

Знакомый уютный мир – погиб!

По утрам, по уступам скал, словно по лестнице, сложенной из множества каменных глыб[2], уменьшаясь в размерах, скатывались голубоватые атмосферные шары. Маленькие молнии светились внутри. Ветер, природная ли магия – прибивали их к ветхому небольшому дому, выстроенному на краю гномьей деревни из сосновых бревен, крытому черепицей. Тоби, подросток, сын рудокопа Гилиса, любил наблюдать, как эти шары катились, скакали и лопались тут же, прямо о балясины мансарды – с мягким треском, завораживая слух, и оттого ему не хотелось терзать себя глубокими мыслями.

– Ну, где эта… Дарззззи? – недовольно думал он. Зарумянились его пухлые, покрытые мягким белым пушком щеки, надулись коричневые губы, походящие на лепешки, сощурились глаза, перечеркнули бледный лоб длинные морщины. Тоби чихнул.

Дарззи – земляная пчела-галикт, единственный друг Тоби – она всегда по утрам приносила ему еду: цветневые хлебцы и квас. Пчела садилась на краешек волшебной тарелки и выкладывала свою ношу. А через минуту угощение вырастало – и росло бы до гигантских размеров, не уплетай Тоби его вовремя. Впрочем, с увеличением размеров вкус такой еды становился пресным.

Сегодня Дарззи почему-то долго задерживалась. Вот болтушка! Наверное, думал гном, жужжит – у кого-нибудь над ухом, поучает, как себя вести в порядочном обществе и почему нельзя сидеть без работы… Шуры-муры[3]… Притом она неизменно приводит в пример своих сородичей – земляные пчёлы хотя и живут колонией, с общим входом, но у каждой – своя комнатка. Обустраивать норки земляные пчёлки начинают в апреле, и все бывает готово к маю, когда матери-пчеле нужно будет собирать нектар и заботиться о детях. Тоби помнил, когда наступает веселый, ясный май, эти землекопы становятся собирателями медовой жатвы. Каждую минуту, не уставая, они тяжело, зигзагами, прилетают, садятся на свои бугорки, все испачканные в желтую пыльцу...

Юный гном потер глаза, припухшие от ультрафиолета. Сквозь пелену подступивших слез не стало видно скачущих по лестнице электрических «перекати-поле». Нащупал на тумбочке сиреневый кусочек материи, поднес к носу, вдохнул и немного успокоился: сладкий ежевичный аромат, запах маминого пирога. Но пустая тарелка на столе, в которой даже крошек не осталось, навевала грусть.

Тоби жил один... Его наказали. Выгнали – мало, что не горел желанием, как подобает гному-подростку, начинать работать в забое, так ещё и в деревне никому не помогал – бурчал, что он уже не маленький, чуть кто попросит хотя бы воды достать из колодца или полить грядку лейкой. За что бы ни пришлось ему приниматься, всё выходило не по-гномовски, Тоби брался за дело «тыльной стороной рук» – получалось хуже всех и неловко. Кроме пчелы Дарззи у него не было друзей: Тоби, сам не понимая зачем, отбирал игрушки у детей, нарочно ломал их, жадничал, канючил, чтобы все вокруг выполняли его капризы. При этом Тоби рос физически сильным, и считал, что одной силой можно обойтись, дескать, не надо меня любить – пускай боятся. Отец много лет тому назад ушёл на заработки в Загорье, строить тоннель для какого-то Огромного Колдовайдера[4].

Мать не умела ничему научить упрямое дитя – Тоби вырос, и оказалось, всё, что здорово умел этот юный гном – безобразничать, кричать, сердиться, ломать вещи и мешать окружающим. Только бабушка любила его, прощала, огорчалась, но никогда не злилась. Наверное, оттого, что жила она далеко, в человечьей деревне аллов, у работящего и воинственного племени. Без гномьего прилежания даже людям не обойтись – старуха была умелой швеёй, ремонтировала их рвавшуюся в боях и трудах кожаную одежду с бронзовыми бляшками, а по праздникам варила в огромном Медном Котле особенный магический гномий суп из поросятины и фасоли. Котёл был не особенно большой, но имел странное свойство – если прижаться животом к его тёплым толстым стенкам, на время обретаешь ощущение, будто ты на самом деле сыт… Мама Тоби тоже переселилась на год в ту самую деревню, прибиралась в хижинах, так что юный гном надолго остался предоставленным самому себе. Он, к своему удивлению, даже заскучал и затосковал в одиночестве. И пуще забезобразничал. А потом, когда он «просто так» надавал по сусалам обоим сыновьям старосты, его погнали вон: пришли взрослые мужички с горной пилой и аргументировано его «попросили»…

В минуты печали Тоби привычно садился на стул в уголке, над которым Дарззи однажды соорудила для него сухие соты, закрывал глаза, и – словно поднимался в воздух, через спины гор, окружающих его мир, смотрел вдаль. Ему чудился зелёно-голубой необъятный простор моря, гребешки волн, с теплым глянцем живым серебром переливавшиеся на солнце, а во рту легко приятно пощипывало[5]...

Но сейчас «море», потемневшее, вязкое словно кисель, не сверкало как прежде. Красно-лиловыми неаппетитными комками выступали из него костистые недоваренные коралловые острова, над которыми беспокойно и противно крича, метались чайки. Их протяжные крики были грустными криками голодного отчаяния.

Тоби открыл глаза и встал. Отвлечься не получалось, только больше расстроился от удручающей картины. Потирая живот, он поглядел на лиловые скалы за окном, тонувшие в туманной мгле. Заиндевевшие каменные стены, нависшие над озером, несмотря на летнюю пору, холодным, как лед, казалось, дрожали именно от его морозных испарений.

Юноша надел зеленую келпаку[6] – кепи с навершием по-колпаковски, – заправил алую полотняную рубаху в вышитых петухах в синие кюлоты[7]. Нашел деревянные берцы и вязанную бабушкой кофту для полётов – из тёплой козкозской агнорской шерсти, поймал под притолокой бежевый съёженный сатиновый воздушный шарик, с помощью которых каждый гном в одиночку путешествовал по воздуху... Вот незадача: для него, лентяя, надувала шарик обычно мама баллоном на чердаке… Но где же ключ от лаза на чердак? Тоби не помнил! Помнил, что недавно в приступе самобичевания обещал себе прибраться в доме… когда-нибудь… выбросить кучу всякой ненужной всячины, оставшейся от прежних жильцов. Его даже хватило на то, чтобы вышвырнуть пару малышовых сломанных лыж и рассохшийся сноуборд… Но и только.

Тоби вышел из дома, вздохнул. Воздух с озера прохладный, но не очень свежий, а издалека, с правой стороны от деревни рудокопов и вовсе тянуло запахом гниющей болотной трясины. Небо сумеречное и хмурое, точно настроение голодного гнома. Сквозь утреннюю бледно-свинцовую пелену круг солнца казался белым бельмом в глазу циклопа, подслеповато заглядывающего на дно громадной каменной миски в поисках крошечных суетливых самоуверенных мясных тефтелей. Черными крестиками в небе над долиной парили вороны, непрестанное раздраженное карканье вязло в ушах. Почему ждать Дарззи всегда так невероятно трудно! – Тоби не отличался терпением. – Надо бы взлететь повыше и посмотреть, где она застряла, да посигналить бы лазерным фонариком, поторопить.

Внезапно, вспомнив важное, гном хлопнул себя по ляжкам и запрыгал на месте, потрясая кулаками. Обрадовался: сегодня День Вестей. Обычно к обеду пролетали над долиной почтовые журавли, и кто-то сбрасывал газетный свёрток над его домом. В городской газете говорилось о событиях, происходящих в Загорном мире. Однако Тоби не интересовался ни миром, ни даже родными окрестностями, и ждал только вкусных посылок, приходивших от отца или от мамы с бабушкой. Был ещё дедушка – жил очень далеко, до сих пор служил королю Тохану в почётной должности – кажется, начальником цокольной сапёрной охраны замка. Но поскольку работодатель имел задиристый нрав, на его территории постоянно объявлялось военное положение. На время войны почтовые журавли беспощадно сбивались стрелками из народа ороланов, которые по обету некогда покорённых предков сами являлись к Тохану в рабство. Письма от деда, ещё в детстве Тоби, приходили крайне редко, и сразу же становились собственностью бабушки – она рассказывала, что дед целиком отдавался работе и даже, как понял Тоби, имел коллекцию отрезанных вяленых вражьих ушей. Тоби нравился неистовый старикан, хотя он никогда родного дедушку и в глаза не видел.

Тоби проверил время – солнечные часы показывали «штиль». Поднял массивную коробку, долго тряс её, пересыпая магический песок, пошевелил отбрасывающую тень иглу, подождал, постучал кулаком, подозрительно сощурившись: песок не магнитил тень и игла отбрасывала её куда попало… И в мутном небе ни одного журавля.

Откуда-то из часов выпал заветный ключик от чердака. Тоби залез наверх, нашёл на балконе бочкообразный коричневый[8] баллон с белой надписью на стенке и долго пытался его присоединить к воздушному шару. Но у него как всегда получалось… неважно. Стравив добрую порцию, кое-как надул в шар кубометра три газа. Когда его потащило кверху, Тоби вдел кисть руки в ременную петлю и ухватил рукоять, сложил пальцы в соответствующую мудру[9] и взмыл в небо.

Слабым ветром гнома отнесло в долину, а ближе к скалам закрутило вихрем, засосало в прореху в скале, опустило прямо к разбитому зеркалу колдуньи, к разбросанному скарбу, к опрокинутому сундуку, из которого высыпались волшебные предметы.

– Это ты здесь, бездельник Тоби? – голос колдуньи мерзкий, скрипучий как старая дверь, раздался из-за бледно-красной, в драконах, ширмы. Сквозь тонкую ткань ширмы свет магического шара очертил кривую фигуру костлявой Илуфинды, выделил длинные загнутые ногти-крючки, выявил темным пятном лохматую копну волос на макушке, показал смешные отвисшие уши.

– Ты же никогда не пряталась, – изумился гном. – Что-то случилось?

– Что со мной? Боюсь сама себя! Вызывала нам помощь... Меня никто не услышал, мои чары не подействовали. Зато сожгла себе волосы на носу! Чуть не ослепла…

– Тётенька Илу, ты Дарззи не видала? – спросил Тоби. – Она пропала и я голодный…

Про себя гном прошептал: «Ну, и уродина!»

– ЧТО!!? – колдунья вздрогнула, точно от укола. – Да, я – уродина!..

Про себя Илуфинда прошептала: «Ах ты, гадёныш!».

– Не слежу я за мухами… не до них… Вот что! Мне нужна волшебная пудра, а сырьё добыть можно из пор гриба-чихуна. Слетай-ка ты, милок, скоренько на своём «еростате»… Туда и обратно. Потом я тебя накормлю и дам кое-что очень тебе, наверное, нужное… Фонарик, кстати, вытряхни – ты его расколошматил.

– Где я возьму гриб-чихун? – взмолился Тоби. – Я в глаза их такие не видал! Да и не хочу ничего искать, и вообще не понимаю, что за… киднеппинг[10] в воздушном коридоре?.. Земля внизу жёлтая, деревья хрюкают… По какому праву? Что вообще происходит? Объясни толком!

– Ближние к нам чихуны растут в землях короля Тохана Загра, хозяина провинции Ница, – скривилась Илуфинда. – Мудрец Эйнхэйн с горы Аарау[11] всё тебе расскажет: и что случилось, и куда мы катимся, и поможет вернуться обратно. Возьми медный колокольчик из сундука – попробуешь его разбудить. Если не отреагирует – сунь замороженного сверчка ему в правое ухо и наступи на мизинец... Там возьми, в шкатулке с аметистами… После извиняться придётся, долго и униженно… Напомни Эйнхэйну, потактичнее как-нибудь, что нужно помогать тем, кто нуждается в тебе, жить дружно и прислушиваться не к одним своим желаниям… – мурлыкала колдунья, настойчиво подталкивая гнома в грудь к краю обрыва. – Ну, давай!

Тоби оступился и рухнул с высоты, заорав от неожиданности. Но умные пальцы машинально сплели нужную конфигурацию. Улетая, Тоби посвящал её тётке-ведьме.

– Только идущий осилит дорогу, – хитрым шепотом добавила вослед Илуфинда. Она снова ушла за свою, в драконах, ширму и принялась рыться в разбросанных вещах:

– Куда же подевалась моя заколка! И синий платочек пропал… Ах, я растяпа!

Драконы философски взирали на неё с полупрозрачных шёлковых стенок ширмы. Со стены насмешливо скалилось высеченное контурное изображение горгульи с распростёртыми кожистыми крыльями. Однажды, мол, ты примешь меня, а отлипнуть не сможешь – до того отощаешь…



Тоби ненавидел, когда его «учили жить» все, кому не лень. Слова колдуньи непонятны, но делать нечего. Он отыскал в кармане медный колокольчик, выуженный из кучи разбросанных волшебных предметов. Выпустил из штанов алый подол рубахи и вытряхнул осколки фонарика. Поток электромагического ветра выбросил гнома из пещеры наружу и понес в долину.

Чёрные вороны, увидев наравне с собой нечто летящее «белое», зло закаркали, кинулись клювами дырявить его воздушный шар. Отгонять ворон Тоби не умел. Он пинался, болтая в воздухе обеими ногами, махал кулаком, сбил, вроде бы, штуки три, но какая-то особенно удачливая тварь продырявила клювом сатиновую оболочку и лёгкий газ потёк из мешка тонкой весёлой струйкой. Неотвратимо снижаясь, Тоби закрыл глаза, думал, что разобьется. Сердце колотилось где-то между притихшим желудком и горлом…

Упал на что-то мягкое, дико взвизгнувшее. Жирный бродяга, темно-розовый как поросенок, на коротких толстых ножках, в шортах, сплетенных из пальмовых листьев, вымазанный грязью, поднял копье и наставил на испуганного Тоби. Из черного нечистого носа-пятака вырывалось противное хрюканье, он раскрыл рот с желтыми клыками и рыгнул:

– Кто ты?

– Кто надо! – в тон ему ответил гном, сжав большие кулаки. Пустой желудок угрожающе заурчал. – Мне в деревню, а тут грязюка вокруг, что в свинарне. Живо убирайся с дороги! А то поддам, мало не покажется.

– Мне отмщение, и аз воздам! Теперь МЫ тут живём! Нельзя ходить! – хрюкнул свин, прыснув из ноздрей грязью. – Ну, пшел! Раб! Будешь строить с другими рабами «Королевское Помойное Ложе»!

Тоби рассвирепел: в долине, где гномы обычно собирали хворост для каминов, а теперь появилось множество оврагов и канав, бродили по вонючей жёлтой грязи незваными гостями злые свинтусы, и... Свербившие в мозгу вопросы требовали ответов, их можно получить у мудреца. Тоби захотелось вдруг получить эти ответы во что бы то ни стало! Встретивший в Свином Рыле своего духовного близнеца, юный гном задышал глубоко и шумно, взыграла кровь от возмущения. В груди вспыхнул пожар – желание расквитаться:

– Всякая порося станет мною помыкать? – сердито воскликнул гном. Злость придала сил голодному Тоби. Он схватил и отобрал у свинтуса копье, сломил ударом оземь. Грудью наскочил на грубияна, швырнул опешившего порося в канаву и побежал прочь. Тоби спешил, но уйти не успел. Взрослые, оказавшиеся поблизости, уже толпой окружили место схватки. Здоровенный бронзовошкурый «секач» с кривыми темно-желтыми клыками, только что подрывавший корни засохшего дуба, отбросил кайло. Он храпел сальным нутряным рокотом. Его маленькие злые глаза горели ненавистью.

– Как посмел напасть на свиньянина ты, крот-переросток? – проревел Здоровяк. Нестройно и зло голосили свиньяне, окружив гнома, вперив в него внимательные взгляды.

– Валом! – скомандовал кабан своим сородичам. Мотнулись рыла, ринулись в атаку.

Тоби отпрыгнул, обхватил первого добежавшего, и, раскрутив в воздухе, бросил на второго – «уволив» обоих. Х-хия! Не на того напали! С остальными гном расправился бесхитростным деревенским способом: разогнал тумаками и пинками. Получилось лучше, чем давеча с воронами: на грязных рылах, под глазами, на щеках, на лбах – повысыпали синяки, повылезали шишки. Командующий свиньянами хряк, ошалелый, ринулся головой вперёд. Клацнул зубами, получив кулаком по затылку, зарылся носом в землю, затем медленно перевернулся и сел на задницу…

Деревня рудокопов словно вымерла: на улицах никого, кое-где в страшном зелено-желтом болоте тонули ворота, изгороди, террасы, амбары. Слякотью залило колодцы, высохшая грязь превратила дороги в непроезжие – всюду комковатые гребнистые выбоины, трещины, колдобины. Дома без должного ежедневного ухода стали выглядеть жалкими: на балконах, мансардах, верандах на перекидных мостках, где изобильно цвели клематисы, актинидия, теневыносливая жимолость – пусто, ни цветочка, ни листика – жёсткие засохшие лозы. Дворы загажены. Рудокопы в апатии, уныло сидят по домам.

Памятуя о неоспоримом аргументе соседей-мужиков и о горной пиле, Тоби обошёл деревню по периметру и, еле волоча натруженные ноги в деревянных берцах, с трудом взобрался на пригорок. Вдали слабо серела гора Аарау. Туман мешал рассмотреть подступы к ней, всё окрест заволокло бледно-серой пеленой. Необходимо как-то разведать местность перед горой, чтобы не попасть ненароком в непросохшее болото или в плен к банде злобных «поросей». Но в деревенскую обсерваторию не подняться – пронёсшимся недавним селем лестницу обломало на середине холма, нижняя ее часть пропала. Даже всей его хвалёной силы не хватит Тоби, чтобы допрыгнуть и ухватиться за крайнюю уцелевшую ступеньку. Жаль, обозрел бы в телескоп окраины Страны Гномов, получил общую картину… Может там, наверху, нашлось бы чего съестного… Хоть заплесневелая корочка…

Чья-то осторожная лапка тронула ногу Тоби. Он посмотрел вниз. Широко расставленными золотыми глазками на него преданно глядела лягушка.

– Кыш, инфузория лупатая! – скривился гном.

– Я потерялась, здесь было столько чужой плохой воды! Верни меня обратно в мой родной пруд, пожалуйста, — попросила лягушка жалобно.

– Ты – скользкая, зелёная, уродливая, противная, как к тебе прикасаться?!

– Я полезная! – напомнила лягушка. – Ты идёшь к горе Аарау? В туман! А в башне звездочёта, в скворечнике на крыше – живёт ручной демон-вихрь, он-то живо разогнал бы дымку.

– Я сам это знаю, не хуже тебя. Но как до него добраться?

– Научу тебя прыгать высоко и далеко.

– Ты? – усмехнулся гном. – Давай, упрыгивай!..

Тоби двинулся к обсерватории. Она запрыгала следом.

– Я же заблудилась! Помоги мне, а я – тебе, – глазки лягушки печально сузились, в них показались слезы.

Немного погодя, юноша остановился под обломанным трапом, собрался с силами, попытался в прыжке дотянуться до лестницы и так и этак, и с помощью крючковатой палки – не выходило, лишь отбил себе пятки. Лягушка скромно сидела в стороне, в сыроватой тени большого валуна. Ждала.

Тоби устал попусту скакать, повернулся к лягушке:

– Ладно, показывай свой коронный трюк, инфузория. Отнесу тебя к родичам в болото.

– В пруд, – поправила лягушка. – Я – лягушка Люшка[12]! Слушай. Чтобы высоко скакнуть, некоторые двуногие берут крепкий шест, разбегаются и на бегу втыкают его в землю. Но сейчас модно по-новому: вытяни вперёд правую руку и сожми её в кулак, а левую опусти вдоль тела. И смотри прямо в точку, куда ты собираешься попасть. Да осторожнее! Не сломай кулак…

– Ох, ай! – лягушка видела, как рыбка-снайпер из их пруда сшибает комаров метко выплюнутой струйкой воды, сама имела опыт молниеносно хватать пролетающих мимо неё комаров липким длинным языком, которых, моргая глазами, проглатывала. Она слышала и про больших яванских летающих лягушек, которые ловят мух, и даже птичек – в прыжке. Но такое «упражнение» – просто выдумала.

Излишнее рвение, избыточный вес… Гнома спасли только утомление и голод – глаз сконцентрировался неточно и Тоби чуть не проскочил вершину купола. Съехал вниз, по пути сдирая черепицу. Ухватился за карниз, подтянулся и ползком добрался до скворечника.

Потерев скворечник, освободил маленького демона-вихря, тот сразу же залетел под вязаную кофту, холодил живот, щекотал подмышки, страдал и жаловался, что давно никто не играл с ним. Гном попросил его перестать валять дурака, домчаться до горы Аарау, прогнать туман… Но вихрь не соглашался, капризничал, морозя под кофтой тело.

– Я тебе подарю свою любимую келпаку, в ней уютнее спать, чем в скворечнике, а ты мне поможешь, – предложил Тоби с надеждой.

– Хорошо, – обрадовался вихрь, закрутившись быстрее и шумнее, засверкав инеем. – У тебя очень необычный, красивый колпак, – незримой лапкой-стрежем[13] демон-вихрь взъерошил пушистый помпон. – Но мне вообще не нужно спать. Просто в скворечник скучно возвращаться! Ты не мог бы взять меня с собой?

– Куда я тебя посажу, за пазуху? Я тогда замерзну, брр!!!

– А я умею не только холодить, но и греть, – по секрету признался вихрь. – Просто холодить намного приятнее – я ведь отнимаю у других тепло для себя. Возьми меня с собой, и я стану греть нас обоих...

Тоби не привык заводить друзей – с друзьяками всегда надо делиться чем-то дефицитным – едой или игрушками, приходится их обижать, драться, мириться. Гном сомневался, но внутренний голос громко сказал:

– Конечно, возьму. Как тебя зовут?

– Шутишь? – отпрянул демон, выскочив из-под кофты.

– В каком смысле? – удивился Тоби.

– Я хотел стать тебе другом, но не рабом! Нам, демонам, нельзя разглашать своё имя.

– Ну и не надо имени! Выбирай прозвище: Раздувай, Крутовей, Завертяй…

Демон вывернулся наизнанку, словно сменился в лице…

– КАК!? Как ты смог угадать… моё настоящее… ИМЯ?.. – прошептал он горестно.

– Стало быть, мама звала тебя – Завертяй? – ухмыльнулся гном. – А я – Тоби.

– А-а-а!!! Вот мы и квиты! – обрадовался демон. – Ты назвал своё имя!.. и теперь никто никого не сможет принуждать…

– и мы останемся… Друзьями? – закончил фразу юноша.

Завертяй взмыл вверх, обрадованно засвистел, собирая слабые бездушные струи воздуха в свою свиту. Увеличился, и, напитавшись силой потоков, грозно зашумел. Мощным циклоном умчался он в указанном направлении. Туман над долиной рассеялся в одночасье, явив картину одинокой горы на фоне тусклой растительности, окружающей гигантское высыхающее дерево. Серо-коричневыми, зелено-оранжевыми змейками показались тропинки, ведущие к пруду, появилась из тумана отдалённая реликтовая Поляна Стофутовых Одуванчиков, обрисовалась деревня аллов, а больше – ничего не видать из-за высоких густых деревьев Непознаваемого Леса Иллюзий, взбиравшихся выше и выше по склонам горной котловины, своими каменными хребтами загородившим линию горизонта. Где-то там, за ними, в Загорном мире, – королевский замок Тохана Загра – Ница, там хорошо, там служит дедушка…

Тоби наудачу постучался в дверь к астроному, но никто не открыл, посмотрел в окно занавешенное шторой. Огорченно вздохнув, спустился по лестнице, спрыгнул с высоты, перекатился кубарем. Потом присел и подставил лягушке открытую ладонь. Люшка неуклюже вскарабкалась к нему на плечо.

Люшка раскачивалась в такт шагам Тоби и, чтобы было нескучно сидеть, наизусть читала какие-то стишки:

Ква-ква-ква, ква-ква ква-ква.

Ква-ква-ква-ква ква-ква-ква?

Ква-ква ква-ква, ква-ква-ква-ква –

Ква-ква ква ква-ква, ква-ква!



– А не так всё и плохо! Только кушать сильно хочется, – пожаловался гном.

– Да! – отозвалась лягушка. – Все говорят, что я сочиняю «неплохо». Но ведь стихи-то, по правде сказать, гениальные. Какая искренность! Какой глубокий смысл! Какой интересный ритмический рисунок! А рифма, так вообще идеальна! Аллитерации, опять же…

Вместе они нашли, засыпанную лепестками оранжевых цветов, обслюнявленными и растоптанными, видимо, ногами «нежвачных парнокопытных», тропинку, которая привела их к пруду. По сторонам тропинки какие-то свиньи рвали, жевали и выбрасывали цветы, скидывали под ноги своим пузатым приятелям, а те топтались по ним. Злодеев, казалось, было великое множество, сражаться в одиночку не имело смысла. Тем более, взывать к их совести или пробуждать чувство прекрасного. Свернув на другую тропу, напрямую шедшую через пруд, незаметно пробрались мимо спящего борова и вдруг обнаружили, что дорожка завела их в тупик – заросли терновника загородили путь.

– Всё! Приехали… Завертаемся. – разочарованно буркнул Тоби, слушая громкий храп свинтуса.

Внезапно рядом очутился демон-вихрь, обдал нарастающим холодом живот гнома. Подкравшись к дрыхнущему свиньянину, обжёг толстый непробиваемый зад. Хряк подскочил, завизжал, кинулся в заросли терновника, развалил их, расчистив путь к воде. Тоби подождал, пока шокированная орущая и бултыхающаяся живая бомба уберётся восвояси, вода успокоится и экосистема примет свой обыкновенный вид, подошёл к пруду и спустил на ладошке горе-поэтессу.

– Спасибо тебе, Тоби.

– Бывай, Люшка-зелёная лягушка, не теряйся больше.

Из воды высунулись ее родные. Хором, наперебой благодарно квакали:

– Ква-а-акой Вы ква-квалер! – восхищалась Люшкина мама.

– Ква-а-ак мы благодарны ква-кВа-а-а-ам! – клялся Люшкин папа.

– Видишь тот маленький островок? – указала Люшкина мама тонкой зеленой лапкой.

– Прабабушка мне рассказывала, когда пруд был частью озера, там один тритон-пират зарыл клад. Наверное, это только легенда, ведь пока что никто этот клад не нашёл.

Тоби без труда допрыгнул до островка, на нем – ничего, кроме травы, никакой отметки, никакого скелетика-указателя. Пожал плечами и вернулся на тропу.

– Ну и ладно, что не нашел клад, – решил Тоби. – В конце концов, не за кладом шёл… Клад не шоколад, его не едят… Зато – о, счастье! – на песчаной косе нашлась унесённая селем из чьих-то закромов банка консервированных древесных улиток! Юный кладоискатель свернул с неё крышечку и с аппетитом подзарядился.

Теперь Тоби шёл весело и бодро, наловчившись прыгать высоко и далеко, по лягушкиной науке без труда перескакивал канавы, овраги, колючие кусты терновника и поваленные деревья. Словно парным молоком в груди разливалась волна тепла. И не потому, что тёплый вихрь за пазухой грел ему сытое брюшко, а потому что гном сделал доброе дело, вернув малышку домой.

Помогать ближним, оказывается, приятно и полезно. Кому-то слабому бескорыстно помог ты – а слабые неожиданно помогли тебе. Слова колдуньи Илуфинды хранили важный смысл. Фантазируя, сколько хорошего приносит в мир привычка помощи окружающим, Тоби не заметил, как перешёл какое-то русло и добрался до высокого засыхающего баобаба, растерявшего листву. По нему, пожалуй, можно взобраться не то, что на гору – на небо! Пора бы оглядеться снова!

Как только гном принялся карабкаться по стволу наверх, старый больной онт[14] заворчал, содрогнувшись. Открылись глаза, карие с прозеленью, распахнулся рот. Онт задвигал голыми гладкими ветвями, зашуршал сухими длинными пальцами.

– Воды, воды! Зарыть мои корни! – просил он тихо. – Твари завалили камнями реку и теперь лес не получает воды, и мои корни-пальцы затоптали, поломали рылами. Высыхаю я!.. Помоги… Закопай мои корни в землю, полей их, добрый гном…

– Закапывать твои корни руками долго, лопату я ни разу в руки не брал, да у меня и нет – покачал головой Тоби. – А вода… просто дождись дождя.

Тоби ответил так по привычке. Не понимая, что нагрубил, обидел старого пастуха деревьев. Онт содрогнулся, качнул руками-ветвями, по нему оказалось невозможно карабкаться. Тоби, нахмурившись, слез, и молча ушёл. О своих прыгучих способностях от возмущения он попросту забыл.

На реликтовой Поляне Стофутовых Одуванчиков свиньяне качались прямо на мохнатых верхушках, обдирали пушинки и пускали по ветру, с ворчанием жевали листья. Одуванчики, становясь лысыми и некрасивыми, плакали клейким соком-латексом, как маленькие дети. Тоби, возмущённый, бегал между гибких стволов и тряс каждый одуванчик. Когда хряки сваливались на землю, поддавал им пинком по жирным задам. Демон Завертяй вылез из-под кофты гнома и забавлялся, прикладываясь к толстым шкурам, а «шкуры», истошно визжа, улепётывали в панике, по пути натыкаясь на стволы и сшибая на землю сородичей. Поле боя осталось за Тоби.

– Спасибо, добрый гном, благодарим, — говорили одуванчики вслед удаляющемуся Победителю Грязных Свиней.

Тоби, обернувшись, махал рукой.

День угасал, очертания деревьев становились резче, тени сгущались. Радужка глаза у разрозненных попадавшихся на тропе свинтусов загоралась разным цветом. Но Тоби они не смели задирать. Быстро разошелся слух о том, что ненормальный гном из деревни рудокопов дубасит направо и налево, что никакое оружие его не берёт, потому как он злой колдун – обжигает всех на расстоянии лютым морозом – аж-на шкура трескается и не зарастает. Враги избегали Тоби, прячась в кустах или ныряя с головой в грязь.

К ночи в обрамлении деревьев завиднелись закрытые ворота деревни аллов. На бревенчатых башнях плясали огни факелов, освещавшие длинные бороды и строгие человечьи лица.

– Стой, кто идет? – крикнул с дозорной башни охранник, размахивая янтарным огнем.

– Я Тоби из деревни рудокопов, сын Мариадны, внук Плафины.

Аллы прекрасно знали обеих, а бабку Плафину уважали. Но тяжёлых ворот открывать всё же не стали – со стены спустили длинную лестницу, по ней налетавшийся и напрыгавшийся за день гном забрался наверх.

В сумерках деревня людей была целиком освещена оранжево-желтым светом факелов. Бревенчатые дома и общественные каменные сооружения окружали площадь, в центре которой на огне томился огромный чугунный жбан, плотно набитый красящимися шкурами. Аллы шумно работали до самой ночи: кто в кузне, кто на огороде, остальные помогали ремонтировать разрушенные дома. В хижине, крайней в недлинном ряду от большой деревянной бадьи-хранилища воды, Тоби нашел маму. Мариадна зажгла свечи, обняла и расцеловала сына в обе щеки, отстранилась, оглядела его с ног до головы, восхитилась, насколько её Тоби возмужал, какой стал красивый. Рядом с ее внимательными добрыми светлыми глазами резче проявились морщинки, на смугло-золотистых щеках — ямочки, она похудела, но ещё сохраняла остаток былой красоты; мама теперь больше походила на бабушку. От радости на глаза навернулись слезы, Мариадна снова обняла сына и, услышала, как ворчит его почему-то слишком тёплый живот.

– Какой ты у меня большой! – повторяла она, суетясь вокруг сына. – И такой не обычный?!!

– Мам, я обычный, – удивился Тоби. – Почему ты так говоришь?

– Действительно… Давно тебя не видала – призадумалась Мариадна.

Пока Тоби за обе щеки уписывал диковинную человечью еду – пиццу – сырную лепешку с паштетом и помидорами, мама отыскала бабушку. Удивительно, но бабушка со времени последней их встречи почти не изменилась. Волосы её были покрыты белым вязаным гарусным платком-тюрбаном, зелено-алый сарафан скрывал щуплое маленькое тело. Фигурка бабушки согбенная, но крепкая. Руки и пальцы — натруженные, короткие и жилистые, с толстыми венами и все в коричневых пятнах. Плафина совсем как её дочь, прослезившись, крепко обняла жующего внука, погладила плечи, руки и щеки, поцеловала лоб.

– Сейчас же снимай одежду, — сказала бабушка. – Мари, не видишь, он грязён, что порося!

Тоби поперхнулся, прокашлялся, роняя изо рта крошки, и рассказал, какой жалкой стала их разорённая деревня, каких обормотов встретил по дороге сюда.

Вихрю наскучило прятаться. Просочившись сзади, пониже спины, всколыхнув вязаную кофту, Завертяй ринулся носиться по комнате, заглядывал во все углы, выдул из-под печи и прогнал за порог обалдевшую мышку, зачерпнул с улицы аромат ночных флоксов и освежил ванильным воздухом бабушку и маму.

– Дарззи не прилетала? – переживал за подругу Тоби. – Не видели ее?

– Видели и слышали! Не отпустили без гостинцев, – ответила мама. – Как же так – вы не встретились?

– Не-ет, — пожал плечами гном. – Куда она запропастилась?

– Мы немножко знаем, что происходит в мире, – покачала головой мама, присев на стул возле окна. – Люди поговаривают о возвращении Нечистых. Аллы знают толк в войнах, они защитят и нас. Я верю, – твёрдо сказала мама, – Загра Ница нам обязательно поможет! Король Тохан Загр вот-вот призовёт на рать сынов и дочерей человечьего народа. С каждым днем Нечистые сильнее, сильнее. Позавчера с ними справлялся патруль, а сегодня видели здоровенных вооружённых железом свиньянских воинов, которых люди только вдвоем и втроем побеждали. Рассказывали в таверне, их шкура броневая – аллы тычут копьями, а поранить не могут. А те носят-то не доспехи – лёгкую травяную рогожу. Сами-то на людей не нападают, сворачивают в лес. Только поросят повсюду крадут.

– Да… Сейчас время трудное, – сказала Плафина. – Помощь нужна ото всех – и от малого, и от великого. Даже королю Тохану скоро потребуется помощь. Я чувствую это, видела сны: замок наполовину развален, наполовину провалился в землю, а наёмные солдаты струсили и убежали. Но дедушка там, он храбрый… Ты хорошо сделал, внучек, что пришёл сюда… Пойди с людьми за горы. Отыщешь деда, нам принесешь вести от него.

– Ты – наша надежда, любимый Тоби! – нежно произнесла мама, а бабушка добавила:

– Трудись прилежно, учись у людей, имей терпение.

– Да, я постараюсь, – пообещал Тоби. Сказав это, гном удивился самому себе, добавил: – Мам, в этом доме есть лопата? Завтра утром она будет мне нужна.

Бабушка приготовила Тоби прекрасную кровать и долго сидела рядом с уснувшим «без задних ног» внуком, думала. Ему снились чудесные сны, и в одном он с удовольствием работал в своей родной деревне, чувствовал разливавшееся по телу славное тепло. Но стоило во сне отлынить от работы, как его кололи недовольные взгляды окружающих, и становилось хуже, холоднее… Завертяй тихо монотонно гудел в уголке.

Наутро Тоби уходил, надев выстиранную одежду. С собою он уносил длинный заступ весом килограммов пяти. Бабушка вручила выкидной дедов нож (– Не потеряй!), дала походную сумку, набив едой, снабдила и целебными мазями. Мама принесла его медный колокольчик (– А тараканчик растаял и убежал!). Обнявшись напоследок с родными женщинами, отпрыск рудокопа Гилиса покинул деревню.

Утро – мрачное и прохладное, серебрился иней на истоптанных траве и цветах. Если бы не отвратительная засохшая грязь на обочине дороги то настроение Тоби могло быть и получше, а так он сердился. Лучи солнца, по-прежнему укрытого за облаками, не доставали земли. Демон-вихрь согревал гнома. Издалёка доносились слитное хоровое хрюканье и визг – орды свинтусов постоянно пополнялись, их разведчики наглели. Нахальные, обляпанные грязью свиные рыла, крючковатые хвостики, высовывались из кустарника, раздвигая ветви. Лоснились сальные щетинистые щеки на больших уродливых головах с острыми двигающимися ушами. Лиходеи высматривали чистые места, бежали и пачкали их, катаясь, взрывая землю носами, довольно ворча. Нижняя листва деревьев изжевана, ветви обслюнявлены, поломаны. Свиньи не могли забраться вверх по деревьям, чтобы дожевать остальные листья, доломать, обслюнявить ветви, испортить гнезда, забраться в дупла, прогнать белок, съесть орехи – их это злило. Они не понимали, что забраться на ветки не могут из-за большого веса, а те, кто пытался это сделать и неудачно бухались на спины, засыпали не в состоянии подняться, храпели и пускали пузыри. Они спали целыми кучами, друг на друге, от них разило навозом настолько сильно, что не подойти и за несколько метров. Тоби, зажимая нос, обходил их. Завертяй не чувствовал запахов, но не высовывался из-под кофты. Да, эти – были пока ещё простыми свиньями, но НЕКТО незримо ходил между ними, подстрекая и подзуживая, заставлял шевелиться, осознавать цель, слушаться команд…

Гном стремился вернуться к дереву у горы, зарыть его корни, а после думал прогнать свинтусов и разрушить дамбу.

На пути он заметил в высокой траве человека, поранившего ногу. Человек прятался. На нём висела какая-то бесформенная сетка, а кожа была покрыта длинными густыми шелковистыми волосами – совсем как бороды аллов. Только этот оказался маленького роста, щуплым, но полным желания расквитаться со свиньями, испортившими реку. На голове у нового союзника обнаружились два маленьких, с фалангу мизинца, роговых нароста. Тоби достал из сумочки чистую тряпочку, лечебную мазь, как сумел, осторожно обработал рану. Вместе они вышли на охранявшуюся свинскими воинами дамбу.

Свинтусы шугались чистой, бурной воды. Стоило слабому ручейку проникнуть сквозь камни и бревна, залепленные грязью, как поднимался отчаянный визг. Они топтали ручей, закидывая землей. Если чистые брызги попадали на хряка, смывали грязь, соратники тотчас тащили того и опять валяли в грязи. Они запускали ручейки только в нарочно вырытые ямы, чтобы из воды, земли, песка и разного мусора сделать месиво и плюхаться в нем. Двое свиньян с места на место переносили объёмистую канистру и доливали в нечистые ямы подозрительную жёлто-бурую жидкость.

Тоби и рогатый человек, не сговариваясь, выскочили и напали на свиней, раздавая им удары по бокам и головам. Гном рубился заступом[15], а его спутник, забыв о ранах, колол свинтусов маленькими твёрдыми кулаками и ногами. Демон-вихрь носился между берегами, раскачивая деревья, плеща чистой речной водой на грязных негодяев. Поднялся невероятный переполох, и вскоре враги пустились наутек. Гном и его боевой друг с трудом понемногу разобрали дамбу. Река забурлила, устремившись в своё прежнее русло у подножья горы Аарау.

– Спасибо тебе, отважный гном, – пожал его руку рогатый человек маленькой жёсткой кистью – Вижу, тебе можно доверять! Моё имя Лартус, я козлянин – из горного селения Тарарат. Мы, гордые козкозцы, сражаемся со свиньянами, посягающими на нашу родину:

Прекрасные травы цвели на поляне,

Что домом родным называли козляне,

А там, под горой, в неухоженной яме

Валялись в помоях лентяи свиньяне…



– А я – Тоби из народа гномов, – прервал декламатора юный гном. – Мы здесь живём… Я один сражаюсь – остальные гномы сидят по домам и не высовываются.

– Мы держим оборону в скалах. Свиньи запрудили эту реку, чтобы взорвать запруду и ударом потока воды сломать наши укрепления. Я был в отряде, который мудрая колдунья Ульфинда послала уничтожить эту дамбу. Только весь отряд погиб – их перебили свиньяне с железными копьями.

– Ульфинда? – изумился Тоби. – А какая она из себя? Худая, косматая и уродливая, будто смертный грех?

– Что ты, дорогой! Не богохульствуй, – возмущённо воскликнул Лартус. – Мудрая Ульфинда заслуживает только самых лестных восторженных слов. Это она дала нам снадобье, чтобы мы прозрели. А прозрев, мы и стали козлянами. Ульфинда Крылатая никогда не спит – заботится о нас.

– Хотелось бы познакомиться, – пробормотал Тоби. – Что за горянка-краса такова. Ещё и «крылатая»…

– Идём со мною, дорогой, – предложил Лартус, – там, в горах я представлю Тоби-абрека, героя; тебя с почётом примут в наше войско. О, я честью засвидетельствую, как ты крушил свиней этим своим необыкновенным оружием!

Тоби отказался от первоначального намерения влезть на гору по телу онта. Непривычное, в груди шелохнулось: «старик и без того болен - иссох, ослаб». Запрыгнуть как супергерой? Тупо: не было сил... Путь на Аарау теперь лежал вверх по ручью. Тоби, утомлённый, неся лопату, добрался до пещеры. Оттуда доносился плач ребенка. Козлянин Лартус был далеко, ловко, без оглядки бежал по камням всё выше – к своим, – а гнома гены потянули вовнутрь горы. В прохладной темноте на полу у большого зеркального журчащего родника сидела девочка. Ее ноги, сросшиеся в плавник, покрытый золотистой чешуей, отблескивали янтарем. Русалка плакала и слезы, превращаясь в крохотные бриллианты, звонко ударялись о камень пола, скатывались в ручей.

– Я уста-ала, я замё-ёр-рз-ззла! – пожаловалась она, c надеждой глянув на гнома огромными круглыми серебряными глазами. Русалка мелко дрожала. – Мы плавали с мамой в акватеатр, и после представления она сказала, чтобы я ждала ее, а сама долго не возвращалась. Я отправилась искать, и меня затянуло странным потоком, дедушка предупреждал о блуждающих потоках, силах, обнаружившихся в Царстве Хрустальных Вод. Что-то случилось в нашем мире: вода мутна, и почему-то потекла в обратном направлении – из большой реки в гору, как будто гора её выпивает... Стали пропадать жители, а в некоторые места попасть и совсем невозможно – они засолились настолько, что растворяется чешуя и разъедает кожу… Приходили неприятные хрюкающие существа с грязными пятаками, обещали превратить всю систему горных озер в Лужу Из Помоев для их князя. Я боюсь возвращаться – там темно и много туннелей. А в какой мне нужно – не зна-а-аю! – вновь зарыдала маленькая русалка.

Тоби прислонил к камням тяжёлый заступ, достал из сумки сладкий пряник, поделился с девочкой. Пока русалочка ела, не плакала, гном подсовывал ей пряники один за другим. Но потом, слопав кулёк сладостей целиком, подкрепившись, она залилась ревом с новой силой. Чем мог помочь рыдающей бедняжке гном? Не знал он, где находится нужный туннель в Царство Вод, не умел дышать под водой, не умел даже плавать.

– Что делать? – задумался Тоби, прикоснувшись к ее холодному, точно лед, бледному плечу. – Поднимусь на гору и попрошу о помощи Ульфинду, – решил гном.

Заметив на песке около ручья рассыпанные бриллианты, Тоби насобирал горсть и спрятал в кармашек сумки.

Завертяй, выбрался наружу и нырнул в родник, закручивая воду вокруг ласт русалочки.

– Как тебя зовут, «ласточка»? – спрашивал он, согревая её. – Расскажи про ваш мир, он такой интересный…

– Велламо, Ахти… Мы с мамой и сёстрами живём в тесной избушке – под скалою полосатой и под выступом утёса[16]…

Оставив вихрь с девочкой, гном забрался на гору. Минуя гранитный выступ, чуть не упал, поскользнувшись на зелено-сером мхе, когда быстро бежал мимо стада длинношерстных горных коз, щипавших с корнями мелкую траву. Торопиться заставляло опасение перед бодучими полорогими, – какая шкода придет им в рогатую голову? Тоби вдыхал прохладный воздух, разительно отличавшийся от болотной вони внизу. Приятно! Только кислорода маловато – сердце частит, много не побегаешь. Вдруг козы испуганно зазвенели колокольчиками, закрутили шеями, заблеяли, тревожно переглядываясь. Гном увидел груду валунов. За ними, из широкого отверстия в камне, вытесанного наподобие дымохода, белым столбом повалил пар. Он пах жильём – полынью и ванилью. Наверное, подумал гном, это именно то место, которое я ищу. К мудрой Ульфинде не так-то легко попасть!

Не найдя поблизости ничего похожего на дверь, Тоби решил пробраться внутрь прямо через дымоход. Внутри камня горячо, но потерпеть можно. Гном осторожно спускался в клубы пара, упираясь ногами и руками в расширяющиеся книзу стенки. И вдруг ноги провалились, будто бы за них кто-то дернул. Гном свалился, вышиб заслонку и выкатился из открывшейся полости. Именно так он оказался перед Травником. Старик – не старик, человек или кто – волосатое гуманоидное существо неопределённого возраста и вида занималось, кажется, ему привычным делом – вязкой магической «зелени»[17] в пучки, раскладыванием, развешиванием целебных трав на стенах.

– Здравствуй, отважный абрек, рад тебя видеть! – кивнул он, охватив свою седую бороду, заплетенную во множество косичек. Морщинки на его спокойном овальном лице разгладились, мудрые глаза прищурились, усы колыхнулись, острые уши шевельнулись. Он сел на стул у печи, в которой готовились пироги. – Не удивился… – отметил Травник. – О гноме-герое рассказал твой спутник, Лартус. Каждой козе растрезвонил, мол, в деревне рудокопов жители закрылись в домах, а ты ушёл в лес партизанить.

Глаза Тоби нетерпеливо забегали, рот чуть приоткрылся:

– А это Вы – мудрый Эйнхэйн? Меня тётя Илу послала сказать…

– Не спеши, – покачал пальцем Травник. – Слушай. Злая древняя сила вернулась в наш край. Фактор Разрушения, злой Хэ – освободился из субатомной решётки, в которую он был заключен Великими Магами. Первыми пострадали и стали духами лжи, трое богов стихий: Воздушный, Земляной и Водный. За несколько дней злобные духи загрязнили воздух, землю и воду. Будь с нами старинный род Мудрецов, владеющий знаниями тысячи поколений, справились бы с этой бедой совместными силами. Но Мудрые спят в тоннеле Огромного Колдовайдера, их стережёт Огненный демон. Страшный учёный маг короля Тохана Загра по прозванию Главный Инженер, залил тропы раскаленными потоками живой грязи.

– Я пойду, спущусь в Загорный мир, найду в Нице дедушку. Он начальник охраны замка. Мой друг вихрь поможет мне, – заявил Тоби, сжав кулаки.

– Вот как? Ты подружился с демоном? – Травник удивленно поднял кустистые молочно-седые брови. – Как сумел?

– Просто с ним никто не играл, он скучал, а я взял его с собой.

– Ага. Так вот запросто… Мы, мудрецы, привыкли решать сложные задачи и думать над трудными вещами, например, о смысле жизни… Зачем ты живешь, Тоби, ответь?

– Чтобы… – задумался Тоби, напрягшись. – Никогда не думал над этим. Подумаю и скажу.

– Ладно, не говори… я и так чувствую твои мысли… Споры гриба-чихуна у меня есть, но вот Ульфине грибные торчичники[18] уже не помогут. Перепила козьей крови, старая чупакабра[19].

Тоби заинтересовал висящий над полкой серебряный колокольчик. Когда всё безобразие закончится, он соберёт свою коллекцию колокольчиков. Такие забавные штучки…

– Нравится? – улыбнулся Травник. – Дарю!..

– У меня их теперь два, – гордо сообщил довольный Тоби.

– Дай-ка сюда, сделаю, чтобы было удобнее носить. – Травник бросил колокольчики на каменный алтарь, наложил лапу, затем взял их, сделавшихся плоскими[20], и прицепил Тоби на грудь с правой стороны. – По герою и награды! Молодец, заслужил!

Пироги испеклись, Травник наливал деревянную пиалу цветочного чаю, угощал гнома. Тоби с большим удовольствием ел.

– Сделай одолжение, помоги старику, – попросил Травник. – Мой брат, Тэрэн Якот, живописец, по молодости своей подался скитаться. Как встретишь, передай, что люблю и готов помочь с жильем. Крыски-камнегрызки, выгрызли мне целую комнату – вторую. Пусть брат приходит и обустраивается… А что! Будет жить со мной, писать пейзажи и помогать по хозяйству. Коз, вот, кто-то должен пасти… самому некогда, занимаюсь, вишь, снадобьями.

– Передам, не трудно. Кстати, а где искать Ульфинду? – вспомнил Тоби. – Внизу в пещере плачет девчонка-русалочка. Мой демон её бережёт. Я-то надеялся, мудрая колдунья поможет.

– Поможет, поможет. Я скажу. – Уголками губ улыбнулся Травник. – Куда, наркоманка, денется… Ты, главное, кушай, не отвлекайся!

– А как далеко от Вас до селения Тарарат? Я ищу козлян, а видел одних только коз.

– Они самые и есть. Козкозцы только в долине похожи на людей, а среди своих сородичей опять дичают. И Лартус твой где-то тут прыгает. Чуток побегал на двух ногах, да и встал на четыре, как вся родня.

Тоби недоверчиво вскинул бровь.

- А как же укрепления, война с захватчиками?

– Бред всё. – Устало возразил Травник. – Ульфина им внушает, покуда приводит в человечий облик. Свиньян в долине тренирует… Ты, вот, тоже поучаствовал – два учебных лагеря, считай, в одиночку разогнал… Я тебе за то серебряную медальку и дал…

Тоби спускался с горы медленно, внимательно смотрел, на что наступал, чтобы не вывихнуть ногу. Он добрался до площадки, на которой, прикрепленная блоками к металлическому тросу, была установлена платформа с кабинкой. Живо влез в салон, удобно расположился на сиденье, крепко держась за ручку, отпустил стопорящий рычаг до пола. Платформа скрипнула тросами, кабинка вздрогнула, подавшись по тросу, задребезжала. Тоби поехал вниз с большой скоростью, рассекая встречные потоки ветра.

– Эх, Загра Ница – мир Загорный!!! – в восторге пела душа.

Платформа двигалась вглубь темных джунглей по восходящей ветви параболы, притормаживая. Воздух, влажный и душный, пахло кисло-душистым ароматом губкообразных папоротников. Сквозь густую листву высоченных деревьев и серебряные толстые нити паутины свет ложился тусклыми сине-желтыми пучками. На одном из зигзагов трассы Тоби выпал из кабинки на болотистую землю. Платформа усвистала мимо и скоро оборвалась, с грохотом повалилась в кромешную тьму оврага на торчавшие корневища. Здесь, в душных потемках, среди шипения змей, ехидного хрюканья, хлюпанья грязи, непристойного звука лопания пузырей, истошного писка, стрекотания незнакомых, но опасных насекомых, Тоби впервые по-настоящему испытал гадливость и страх. Прозрачно-белые привидения пугающих форм, выбиравшиеся из гнилых, могильного вида, впадин и ям, гукали, как совы, летали кругами и метались зигзагами, блестели зелеными пятнами бесчисленных глаз. Гном поспешил убраться восвояси – он перепрыгивал овраги, продирался сквозь заросли грубого колючего кустарника, перелетал с дерева на дерево, хватаясь за лианы, перебегал ямы по поваленным деревьям. Видел огромную гусеницу с густым седеющим мехом и шестипалыми ножками, неторопливо ползающую в ветвях. Она с хрустом объедала листья, безразлично поглядывая не моргающими глазами сквозь паутину. Минуту назад липучую ловчую сеть незаметно сплел паук и, хитрый, спрятался в листве за стволом, изображая безобидный уродливый нарост – он уже несколько дней ловил гусеницу, именно эту.

Тоби двигался без остановки, но когда донёсся жужжащий «плач», прислушался. Знакомый голос! Гном спустился ниже, внимательно поглядел на землю. Внизу, среди сгнивших пахучих грибов, прилипнув крыльями, руками и ногами к оранжево-фиолетовому растению, плакала Дарззи.

Узнав Тоби, пчёлка улыбнулась сквозь слезы, позвала:

– Тоби! Думала, не увижу тебя никогда! Знаешь, какие тут паучищи!!!

Гном спрыгнул на рыхлую почву подле гриба, осмотрел это растение, потрогал палочкой липкое оранжево-желтое желе, безобразными комками сползающие по тонкой оранжевой шляпке, виснущее на гибкой, но прочной фиолетовой ножке.

– Не трогай! – прошептала Дарззи. – Прилипнешь – не отмоешься.

Ее мохнатое брюшко похудело, добрые фасеточные глаза, словно набухли слезами. Она чихала, шмыгала носиком, из него текло. Похоже, давно приклеилась.

– Я почти ничего не чувствую, задохнулась тут! Нам, пчелам, нельзя дышать таким плохим воздухом! Мы, пчелы, не летаем по душным темным джунглям. Я, пчела, могу дышать лишь ароматом цветов и чистым полевым воздухом.

– Как ты оказалась здесь, в Загорье, Дарззи? – гном сидел на корточках и кропотливо отламывал дедовым выкидным ножичком тоненькие слоистые пластинки.

– Я не специально, милый Тоби. Несла тебе еду из деревни аллов и увидела на поляне Стофутовых Одуванчиков убогенькую такую корявую старушку, сидевшую на траве. Она сказала, что пришла издалека, очень устала и попросила проводить ее до деревни рудокопов. Там у нее живет внук, гном Пельвин, астроном. Она что-то несла ему. Мы пошли вместе. Потом нас окружили свинтусы. Появился рыжий свин с длинным, похожим на гигантскую заколку для волос, жезлом в руках, в прозрачной синеватой мантии, я посадила старушку на себя и хотела улететь, но он взмахнул жезлом и вот – я тут. Спаси меня, Тоби.

- Конечно, спасу, – встал Тоби… – У меня идея!

Гном полез по дереву – к гусенице, которая готовились ко сну, укутываясь в белом, как пух, коконе.

– Помогите выручить мою подругу из ловушки, – попросил Тоби.

Гусеница, вытаращив выпуклые глаза, поёрзала в своей койке, нахмурилась, тихо ответила:

– Я скоро стану бабочкой, мне нужно хорошо выспаться. Не хочу больше жить – в этом темном, гнилом, забытом месте. Как я мечтаю увидеть живописные просторы, нежиться на красивых ароматных цветах, собирать пыльцу, пить нектар…

– Пожалуйста, не засыпайте пока, сделайте доброе дело, вы ещё успеете поспать до самого утра. Утром станете прекрасной пестрой бабочкой, исполнится ваша мечта. Вот, у меня есть для Вас настоящее сокровище! – и гном вынул из сумки бриллиант – ясную, чистой воды, слезу русалочки.

Большое лицо гусеницы прояснилось, зеленые глаза засверкали. Она вылезла из кокона, поползла спускаться к прилипшей пчеле и вдруг заметила паутину на пути.

– Паук сплел ее, хитрец несчастный! – покачал головой Тоби. Гном снова достал из сумки ножичек, разрезал нити и пропустил гусеницу.

Паук, в панике отлипший от коры, моргнул всеми восемью глазами, сердито закачался на восьми мохнатых членистых лапках и снова спрятался. Гусеница без труда слезла на гриб, с удовольствием объела липкое растение.

– Ум-м, – протянула она довольно. – Липкое и кисло-сладкое, моё любимое!

Освободив пчелу, гусеница вернулась в кокон – смотреть сквозь ясный камешек, мечтать о чудесном перевоплощении. Тоби обнял повеселевшую Дарззи, накормил сладкими медовыми крошками, оставшимися от пряников.

Вместе они благополучно выбрались из жутких джунглей Загорного мира.

С высоты полета пчела увидела художника, с мольбертом подмышкой скитавшегося возле замка Ница. Тоби поспешил его окликнуть.

– Здравствуйте, не Вы ли будете Тэрэн Якот?

Художник обернулся и внимательно всмотрелся в гнома, за спиной которого вдали, за морем джунглей высилась пирамидальная вершина Аарау.

– А кто будете Вы, достойный Кер-с-Горы? Кто же Вы – не тот ли самый Керл Карлинг[21]?

– Моё имя Тоби, сын Гилиса. Я иду по просьбе бабушки Плафины и с благословения мудрого Эйнхэйна в замок короля – к своему дедушке.

– О! Так Ваш дедушка – сам Тохан Загр? – ироничная улыбка осветила приятное овальное лицо художника.

Тоби скромно развеял это заблуждение, передал художнику Якоту, что обещал: брат приглашает жить у него.

– На горе Аарау такие виды! Вы сможете написать много чудесных полотен, их даже купят для королевского замка!

– Ха-ха! – развеселился художник Тэрэн Якот. – Меня выдворили из города как раз за картины. Я нарисовал правдивый портрет самого короля – с фиолетовыми ушами. Вы, конечно же, не здешний, не можете знать, что на местном наречии «тохан загр» звучит почти как «сиреневый кролик». А вчера как раз в королевстве прошли всенародные выборы в Карманную Государственную Думу. И вся вновь переизбранная «карманная» оппозиция предложила учредить новый государственный праздник: Выдворы в Государственную Дупу. Это когда всех, не оправдавших доверие, подвергают обсракизму и изгоняют из страны… А я в отместку нарисовал этот вот портрет и написал стихи - о вельможе, художнике и… женщинах:

Вельможе жить престижно – к вождям вельможа вхож!

Весь мошками засижен[22], хоть рожею пригож.

Дружок ему не нужен - на сложности плевать -

Ничтожными вельможа рождён повелевать.

Ишак его вальяжен, и, кожею нежна,

Жена на ложе ляжет - и даже не одна.

Любовь её недужит и делится на «три» -

Нежнейшая снаружи, но лжива изнутри.

Он - лаврами увитый, с поллитрою в руке,

«Уетый и упитый, и ноздри в табаке»...

Живёт художник хуже – что кисточка, худой,

От холода и стужи обложен бородой.

К нему на вернисажи не хаживал народ –

Не вложится в пейзажи и даже не крадёт!

Урчит в голодном пузе, и бросила жена.

Художник верен музе, а муза – неверна!



Окруженный глубоким рвом с водой замок оказался закрыт, мост поднят. На смотровых башнях – никого, на стенах – пусто. Точно вымер.

– Как ж-же тебе пробраться в него? – озадачилась Дарззи. Ее золотисто-рыжая шевелюра на спинке встала дыбом при виде огромных стен и запертых ворот.

– Обойдем, посмотрим.

Тоби обошёл замок, прячась за кустарником. Никак в него не пройти! Сел на землю, приуныл. Дарззи раздосадовано вздохнула. Тонкий слух пчелы уловил глухие всхлипывания, доносившиеся из норы в земле. Тоби начал копать, но чуть не согнул дедушкин ножик. Тогда отважная Дарззи полезла под землю. В норе, с фонарём и в каске, сидел крот, и тер свои незрячие маленькие глаза.

– Что случилось, уважаемый крот? – спросила Дарззи.

– Моя сержанта сдурела, – пожаловался крот, шмыгнув бледно-розовым носом со смешными усиками. Я тут давно сидеть, не знать что делать. Сержанта казала, пока я не подарить ей бриллианты, не пустить моя домой! Я прорыть здесь столько туннелей: вниз, вверх, в стороны, нарыть целая лабиринта! Везде одни туннели, только под замком – земля, а то бы она провалиться. Никаких бриллиантов моя не нашла, откуда в эта земля бриллианты? Здесь ведь не алмазная шахта… Моя сержанта сердитая!

– У моего друга с собой целая сумка бриллиантов, – похвалилась Дарззи.

Тоби выслушал подружку, сжалился над кротом и дал один камешек. Он велел позвать крота наружу, чтобы самому поговорить с ним. Вскоре Дарззи привела расстроенного землекопа, который в несколько гребков превратил норку в большую дыру. Алмазные когти!

Тоби достал из кармана сумки ещё несколько крошечных бриллиантов, насыпал в ладони крота. Тот поднес ладони к носу, чтобы разглядеть сверкающие крошки. Их блеск ударил в глаза кроту, он сильнее сощурился, отер слезы, взбодрился:

– В них ничего особенного… Моя звать Рой.

Они познакомились.

– Чем моя вашей помогайка? – спросил крот.

– Проведи нас по туннелю в замок, – попросил Тоби.

– И всего-то?! – удивился Рой. – Только тама сидит много солдата, с ними моя сержанта. Стро-огая! Заставить вас надевать железная шляпа!

Крот, пчела и, замыкающим, гном, двигались ползком по темному узкому туннелю, в котором было не видно ни зги. Попадались червяки и разные земляные насекомые, Рой закусывал ими, как орешками. Наконец они вылезли в замковое подземелье.

– Спасибо, друг! – сказал Тоби, пожав натруженную лапку кроту.

– Не за что, – ответил крот, нырнув в туннель. – Моя вашу предупреждать!

Тоби с подружкой оказались в небольшой комнатке под лестницей. Здесь было светлее от многочисленных плодовых тел настенных грибков, слабо люминесцирующей плесени. Здесь Тоби увидел семейку зги – несколько особей укрывались в трещине между стеновых плит. Снаружи слышались голоса.

– Надо выбираться и искать дедушку! – решил Тоби.

Гном, спотыкаясь о швабры и вёдра, подошёл к низенькой дверце и, толкнув её, попал в ярко освещённый зал… Посреди зала Тоби увидел бюро, сидящего в задумчивости человечка. Человечек занимался важным, сразу видно, государственным делом – грыз яблоко.

– Кто такой? – спросил малогабаритный бюрократ. – Что принёс?

– Здравствуйте! – сказал Тоби.

– Клади и убирайся, – скучая, пробормотал человечек, сплюнув семечку.

«Наверное, это и есть сержант, которого боится крот» – подумал Тоби. – Это Вы собираете бриллианты? Я принёс, но отдам только с условием…

Человечек прожёг гнома возмущённым злобным взглядом. Требовать? У него!!! Побагровели щёки, шея… И всё же смысл сказанного протопил дорожку от ушей до мозга. Проситель предлагает бриллианты – с условием, но... Бриллианты? Значит, имеет право! А откуда у такого – бриллианты? А сколько бриллиантов?

– Чего Вам, милейший? – подвижные уши бюрократа растянули рот в улыбку.

– Мой дедушка служит в замке начальником охраны подземных сооружений. Я гном Тоби, сын Гилиса. Крот сказал, что нужны бриллианты… Вот! Целый карман!.. Как мне найти дедушку?

– В данный момент это представляется затруднительным, – заговорил бюрократ. – Сейчас полдесятого утра, время ежедневного исполнения Вашим дедушкой важного государственного долга. Он играет в нарды с Его Величеством… Давайте бриллианты!

Внезапно распахнулись не двери – врата – в стене и из соседнего помещения стражники выволокли безвольный мешок с костями, протащили его мимо Тоби к лестнице в подземелье. Старик, которого волокла стража, явно был гномом. Тоби стоял с отпавшей челюстью. Это – дед? Тот самый, героический неистовый старик, начальник охраны?

– Давай же, наконец, сюда бриллианты! – возмущённо воскликнул бюрократ. – И топай к своему деду! Вон он – снова выиграл у короля! Дурак.

Подземелье душило двоих узников аммиаком и сырой тухлятиной. Вот она какова, настоящая тюрьма! Здесь на подвесных железных крюках тухло мясо акул. Обычно считающееся несъедобным, акулье мясо всё же употребляется в пищу некоторыми приморскими народностями. Оно содержит огромное количество аммиака, и этот яд выделяется из мяса, подвергшегося гниению. После гнилые куски коптят и вот – готов морской деликатес для изысканного королевского стола! Узников не сажают на цепи и не кормят, но позволяют съедать столько полуфабриката, сколько выдержит их желудок – такова пытка.

– Де-ед!.. А, де-еда! – шёпот в полумраке.

Старик ворочается, стонет, его мучает одышка и кашель.

– Тебе поклон от бабы Плафины! – шепчет Тоби снова.

Старик замолкает. Ни звука. Потом Тоби слышит:

– Всюду шпионы короля… Самодур! – и громко: – Ты, слышь! Не старайся!

– Ну, де-да! – Возмущается в голос Тоби. – Я не шпион! Я шёл тебя навестить – передать привет от мудрого Эйнхэйна с горы Аарау, рассказать, что у нас в долине гномов – катастрофа и война.

– Сам знаю! – прокашлял старик. – Но спасибо, что принёс мне привет от меня же самого! Так не хватало доброго слова!

– И ножик твой принёс.

Старик поднялся с пыльного пола и осторожно приблизился к Тоби.

– Положи где стоишь и отойди от него – туда, в угол. Ну!

Тоби так и сделал. Старик поднял нож. Осмотрел. Сунул в карман. Позвал:

– Иди сюда… внук…

Когда Тоби приблизился, старик схватил его за плечо и повернул к свету, падающему из отверстия маленькой отдушины.

– Да, похож… Глаза Гилиса… Нос Мариаднин… Торба, кажется?

– Тоби. А как тебя зовут, деда?

– Эйнхэйн… Кого ты за меня принял? Травника что ли? Да, я оставлял его там, на Аарау. Его-то, по правде, звать Руфэн Якот. Ученик мой… Лучший (усмехнувшись).

Тоби слегка опешил.

– Дед, а почему ты сидишь в тюрьме? Ты скажи своим воинам, пускай освободили бы тебя! И от короля уйди, раз он такой самдурак… Самодурщик, то есть.

– Не для того я приходил, чтобы уходить… Тохан знает, кто я такой. Он давно казнил бы горского мага Эйнхэйна… Если бы не глупость: надеется выведать мои магические секреты. Каково! Выиграть знания – в нарды! Представляешь?

– А зачем ты здесь? – поинтересовался Тоби. Больше из вежливости, не из любопытства.

Королевские покои поражали изысканностью, неуёмной роскошью. Великие Маги создали в Нице средоточие силы. При них процветали науки и колдовское искусство – создавались технологии, соединяющие знания и волю, воплощающие фантазии. За толстыми массивами замковых стен удобно и уютно располагались жилые и общественные помещения, аквариум, террасы и оранжереи, водопровод и, особенно, уникальная канализация замкнутого цикла – свидетельство высокоразвитой культуры. Кладовые ломились от сокровищ: привозных, конфискованных у своих же преступных вельмож, созданных здесь же в научно-магических мастерских. При всём притом Тохан Загр полагал себя несчастнейшим из несчастных. Он многое ненавидел: своих тупых, спесивых придворных, своих ленивых слабосильных полководцев, своих подданных, в последнее время слишком часто напоминающих ему о Конституции, временно «замороженной» Тоханом после самоустранения Великих. Но больше всего он ненавидел зеркала.

В зеркалах была сконцентрирована вся совесть королевства, весь его цинизм и натурализм. Зеркало – это единственное, что Великие Маги не посчитали необходимым трансформировать. Великим Магам это было не нужно! Но они – ушли, бросили на произвол судьбы всё королевство, и его, Загра, никчёмнейшего из ничтожеств. Не давалась ему ни наука, ни магия. Ну, ни в какую!

Королевским указом зеркала были вынесены из замка, однако придворные дамы наотрез отказались расстаться со своими косметичками, и этим злостно нарушали карантин. Посему второе, что распорядился сделать король Тохан – изменил дворцовый регламент на причёски и головные уборы. Нарушающие дресс-код беспощадно изгонялись с поражением в правах и конфискацией имущества.

Виной всему были королевские длинные фиолетовые уши. Биологически Тохан Загр являлся креатурой одного из Великих – генетически изменённым подопытным животным. Мага Дюсолэйна посетила блажь – сотворить гомункулуса из циркового кролика, который курил сигаретку и катался по арене на синем квадроцикле. На самом деле, королю следовало бы гордиться собой, но он стыдился и страдал. Тохан Загр не прочь был поучаствовать в делах славных, притом же ответственности боялся - панически. Поэтому при его дворе расцвёл махровым репейником - бюрократический централизм.

Придворный Университет в Нице со сменой руководства стал получать пополнение. Появились иностранные студенты и профессора – цверги[23]. Карлики принесли свои инновации – нанотехнологии. Они с живостью накинулись исследовать артефакты Великих, кое-чего достигли, но соединить магическое и научное пока так и не смогли. Особенно старались двое, избранные предводителями Карманной Думской партии – Футтин и Дведдин. По их инициативе начинались войны, учреждались новые правила в Королевстве, вводились налоги, отменялись льготы и привилегии подданных. Дведдин выступил инициатором замены безопасных керосиновых ламп смертельно ядовитыми ртутными, заставил извозчиков ездить днём с огнём и за свой счёт устанавливать на телеги навигационные приборы. Отменил понятие времени вне территории дворца, учредил всевластие Права: природным явлениям вменялось в вину препятствование должностным лицам, исполняющим Государственный План. Подданным вменялось обвешаться счётчиками выполняемой ими работы и платить в казну налог на собственный труд. Подданные страдали, матерно ругались, но, привычные почитать Великих, терпели.

В Королевстве Загра существовали две оппозиции – «карманная», пытающаяся пролезть в Думу, и «раздавленная», обличавшая первую на всех базарах. Именно эта, вторая, по новому закону подлежала выдворению в Дупу. Отдельные диссиденты, сбежавшие по собственной воле, устроились в соседних государствах на «подрывных» должностях и «мутили воду» в провинции. Кое-кто из таких предателей в своё время обучался в Университете Ницы и кое-что умел. Министерство Подрывных дел королевства кое-как боролось с такими отщепенцами, кое-где переманило их на свою сторону. Один из наиболее влиятельных врагов народа и короля, маг Эйнхэйн с горы Аарау, в данное время сидел под замком. Пытать его не имело смысла, поскольку даже с отрубленной головой любой маг был способен восстановить себя, отрастив новое тело. Хорошо, если человеческое…

Цверги – мастера цвергать правительства – представляли собой Паразитический Интернационал. Главный Гавнин этой организации, криптоид Берлла Заур, сидел сейчас в Зале для аудиенций в шляпе, прикрывавшей рога, и нервически ёрзал по полу чешуйчатым хвостом. «Свои люди» донесли ему важное известие: в руки замковой стражи попался пришелец, оказавшийся родственником неуступчивого мага.

Часы пропищали полдень. Обслуга вкатила сервированный инкрустированной керамикой стол-тостархар. Посетителю полагалось трижды вежливо отказаться от угощения. Древний обычай велел угощать гостя, а новый этикет предписывал гостю отказаться от угощения. Дело было вот в чём: гостю предлагалось отведать нёбо, чтобы он был красноречив, и хвост, чтобы не питал особенных надежд. А хозяин, чтобы внимательнее выслушать гостя, съедал уши[24] и мозг…

Тохан Загр, восседая верхом на синем парадном квадроцикле, ритуально трижды объехал вокруг гостя, едва успевшего отдёрнуть хвост из-под колёс.

– Вкусите даров, уважаемый! – трижды подряд произнёс король.

– Нунахрен, блиннен! – трижды подряд учтиво отказался Берлла Заур.

Король уселся удобнее, возложив ноги на руль. Незаметно приоткрыл правое ухо.

– Ваше великодушие… – начал гость. Король напрягся (великоУШИЕ?) – … беспредельно и общеизвестно. Но враги народа и короля доброго отношения не ценят и не стоят. Они смеются, они строят злые козни!.. Недавнее сражение у селения Ингайм, в котором войско Вашего Величества потерпело тяжёлую победу над превосходящим духом вражеского дозорного отряда и до смерти напугало торков, показало полную его небоеспособность.

Король сделал вид, будто понял фразу собеседника.

– В Рудничной Долине, по ту сторону Козкозского массива, – продолжал Берлла Заур, – враги приступили к формированию новой армии. Там в спешном порядке производится генетически модифицированный материал, близкий по свойствам к человеческому. Вероятно, технология отрабатывается с намерением ассимилировать людские ресурсы Вашего Величества, проще сказать, враги намерены под видом вакцинации от свиного гриппа внедрять в геном аллов носитель гаплогруппы H1N13[25]. Мутация сделает людей свиньями. Не только по манерам, но и физиологически.

Эти тайные планы стали явными случайно. Наш агент, цверг Чурбайнус, действующий под псевдонимом Бабайс Рыжий, смог устроить диверсию на производстве живого кремния. Он взломал петарду с твёрдым водородом[26], из-за чего образовалось огромное облако водяных паров, и тем спровоцировал недавний локальный техногенный ураган в Рудничной Долине. Попутно случилась разгерметизация ёмкости с наМАГИченным трихлорсиланом, и выпали хлорные осадки[27], поразившие как ближайших жителей долины, гномов-рудокопов, так и сверхъестественный магический фон. Малочисленные отряды экспериментальных солдат-свиньян были брошены на мероприятия по дезактивации территории. В деревне аллов орудует подручная пленного мага Эйнхэйна – баба Плафина. Именно она, втёршись в доверие к людям, должна будет произвести массовую вакцинацию.

Ваше Величество! Вчера стража изловила пришлого гнома, который контрабандным путём незаконно пересёк границу королевства Загра Ница. Этот гном – внук Плафины и Эйнхэйна!

– Я прикажу схватить его и казнить, если старик…

– Нет!!! – воскликнул цверг. – Вы объявите этого гнома Вашим преемником… Пусть плебеи думают, что исполняется Пророчество.



Тоби и Эйнхэйн сидели у отдушины и в свете солнечного утра разглядывали принесённый юным гномом нож. На вид – ножик как ножик, с кнопочкой, с выкидным стальным пером. Ну чего в нём особенного?.. Старик обращался с ножом очень осторожно, благоговейно. Держал двумя пальцами, но крепко. На удалённом расстоянии, повернув остриём лезвия к себе.

– Так что твоя баба Плафина, оказывается, «девушка» догадливая. – Заключил старый маг. – Увидала во сне, что я не оставлю поиски Входа в Колдовайдер даже ценой разрушения замка, и с оказией прислала… эту вот… штуку. Ай, да молодца!

– А зачем? – кивнул на нож Тоби.

– Детская игрушка, вроде бы, – пояснял старик, – а электромагические поля-то ловит! Этим я излучение плазменного замка смогу нащупать – и незачем всю землю кротами перекапывать. А уж тебя-то отправлю отсюда в два счёта! Только вспомню, как портал открывается…

– Дед, а для чего тебе вяленые уши? – вспомнил Тоби невпопад.

– Чего?..

– Ну… Баба говорила, у тебя коллекция вяленых ушей…

– Апч-Хэ?!! Ага, внучёк, понял тебя… Твой дед не стал Великим, хотя преподавал в Университете, потому как хреновый я оратор. Знаю много, но как только начинаю объяснять – у студентов «уши вянут». Тебе-то бабушка рассказывала о «коллегии вяленых ушей»…

– Дед, а бабушка тоже преподавала?

– Их на курсе было две подружки. Разные – одна красавица, черноволосая, гордая, другая – мышка серая. Луфи училась на «отлично», мечтала воссоздать драконов-файров[28]. А твоя бабушка высоко никогда не метила - занялась насекомышами: пауками, пчёлами… Диплом писала по генной модификации коз. Привила им ген паука – из козьего молока у Лафи получались прочнейшие нити. Вакцинировала свиней – шкуры невозможно пробить… А у второй драконы так и не получились… И вообще, занервничала умница Луфи. Как-то сделать хотела грозу, а получила козу – с жёлтою полосой. Вместо хвоста нога, а на ноге – рога… Её и отчислили.

– Так это бабушкина работа? – изумлённо воскликнул Тоби. – Свинота, которая у нас расплодилась! Их копьём не пробить! Они всё только портят! Зачем???

– Как называется наш лес? – вместо ответа спросил Эйнхэйн у Тоби.

– Лес Иллюзий…

– И в этом лесу – ниоткуда – внезапно появилось несчётное поголовье свиней!.. Слово обрело плоть[29]! Такой эффект в нашем Университете изучали Маги МеждуРЕЧИЯ. Когда медиум принимает иноязычного собеседника за сородича, срабатывает языковой парадокс. Возникают ошибки восприятия, неадекватность понимания. В схеме Колдовайдера последствием – всеобщая катастрофа. Наверняка, смена асцендента запустила случайную нелепую не выявленную при загрузке трагическую ошибку: на Ложе возлёг не урождённый алл, а кто-то другой. Либо алл погиб, а транслирует медиум, лежащий по соседству.

Мы давно, много лет назад, заметили неладное. Я ушёл из селения людей и «нанялся» сюда, а Плафина заменила меня в долине. Верно, кто-то из Великих на своём Ложе погиб – сверхпроводящий мыслеформы живой кремний связывает разумы Великих в двойное кольцо. Вероятно, вещество проникло кому-то в плоть и остановило сердце или у кого-то из медиумов окаменел мозг.

Мой долг – извлечь тело и попытаться заменить его в Кольце… Собой… Я тебя сейчас отправляю к Травнику, Тоби. Там кто-то пакостит – найди его, мерзавчика, и арестуй. Способностей у тебя достанет, верю… Таким будет далее твой квест, внук…

Для юного гнома, впервые выбравшегося за околицу деревни, Тоби оказался довольно-таки восприимчивым, сообразительным. Но у всякой восприимчивости есть предел, за ним перегрузка информацией просто отключает рассудок, требует отката к привычным режимам – регрессии. Тоби почувствовал, как у него пропадает интерес, притупляется внимание – ощущение такое, словно и впрямь съёживаются, «вянут уши» – он, конечно, не понял из дедовых заумных объяснений ни слова. Тупил, молчал и ждал. А дед, пробуя вскрыть континуум пространства-времени, колдовал с волшебным ножиком. Колдовал он долго и без толку, сердился, сосредоточенно пытался вспомнить нечто «детское», давно затёртое в памяти многолетними «взрослыми» премудростями, начал раздражаться. Тоби заскучал… И тут нечистый подначил его ляпнуть «под руку» колдуну какую-то глупость.

– Помолчи! – раздражённо воскликнул маг.

Тоби, с малолетства привыкший канючить, не оценил возможной опасности такого поведения и повторил вопрос.

– Иди ты к свиньям!!! – взорвался старик.

Никаких «червоточивых» порталов не отворилось, эффекты кино не исказили пространства, заполненного гниющими кусками акулятины с аммиачным амбре. Глаза Тоби на миг ухватили серый песчаник стен и толстую рожу, резко обернувшуюся к нему. В следующее мгновение мир погас.

Тоби спал и бредил во сне.

Светло-синий камень на конце жезла загорелся ярким огнем, ветер, сотворённый из магического огня, подхватил гнома, стукнул о содрогнувшийся гриб. От выпущенных спор в носу у Тоби зачесалось, он чихнул, глаза слезились. Боров, нависнув над гномом, хрюкал, колотя жезлом по макушке. Тоби рассвирепел, но приблизиться к врагу почему-то никак не мог – жаркий ветер сдувал его, не давал подойти, прижимал к земле, не давал прыгнуть. Выбившись из сил, гном спрятался за грибами, не выходил. Свин, не вытерпев, подлетел поближе, прокричал:

– Выходи, сейчас я тебя сдую далеко, там ни мама не найдет ни папа, непутевый твой, который бросил вашу семью. Сдую в место вечной грязи к Хрякусу.

Упоминание об отце гнома взбесило. Как смел проклятый свин говорить о папе? Тоби очень любил папу, несмотря на то, что он покинул их.

Свин встал на корточки, заглянул под грибы. Тоби выскочил. Двумя большущими дырами зияли ноздри на пятаке, из них пахло навозом.

— Ап-п тхы!.. — гном чихнул прямо в пятак свину. Тот отскочил, как ошпаренный, потер пятак; остекленелые злые оранжевые глаза покрылись влажной пленкой. Он громко чихнул, потом другой раз громче. Чих выбивал его из равновесия. Свин шатался, тер глаза, визжал с отчаянностью, с каждым чихом бился о землю, отлетал вверх тормашками. Тоби запрыгнул на него, набил большую шишку на твердой голове, надавал по носу. К рукам гнома прилипли споры, именно они помогали чиху свинтуса. Хозяин воздушной стихии зачихался настолько, что уже и не глядел на Тоби. Гном сдернул с него мантию, обломал крылья, тот, обессиливший, завалился на бок и глухо похрюкивал в надежде на милость. Тоби отобрал жезл. Без мантии и жезла хозяин стихии — обычный свинтус, не умеющий летать и колдовать. Свин плакал, беспомощно валяясь, кверху брюхом. Наконец гному стало жаль его. Перестав колотить, он пригрозил:

– Украдешь кого-нибудь раз – получишь сильней, не пожалею! Верни тех, кого забрал, – гном схватил его за ухо, потянул. – А то сейчас чихну на тебя!

Так бывает – под утро снится чёрт-те что, яркое, красочное, хочется вскочить, схватить, закричать, ударить… Всплывают обрывки дневных впечатлений, переплетаются в причудливый сюжет. Такова фаза быстрого сна…

Внезапный детский шёпот…

– Это ОН? Ужасный свиноед? Ма-ам, я боюсь!

Тоби разлепил веки. Маленький свинтус в голубом плащике с ужасом в глазёнках. Рядом свинья побольше, в синем сари. Наверное, «мама»… Надо же! И не грязные, и не мерзкие…

– Проснулся? – голос низкий, мелодичный. – Не сердись на Хрюрика. Он тебя ударил от неожиданности. Он воин… Тебе не больно?

Тоби удивился ещё больше.

– Как я здесь?..

– Ты взялся ниоткуда. Мы испугались…

– А почему вы… – Тоби замялся.

– Не грязные и не мерзкие? – губы свиньянки искривила лёгкая усмешка. – Мы ПЕРВЫЕ. Богиня Плафина сотворила нас, а мы помогаем обрести человеческий облик тем, кто рождён животными. Вы их убиваете, но так больше не будет. Мы – против!

– Ага, крадёте рабов и строите Ложе из Помоев! Ц-цивилизаторы!

– Чушь какая! С чего ты взял?

– Слышал. От ваших…

– А!.. – успокоилась свиньянка. – Светлая мечта простолюдинов… Moderne Base можно читать и так: «грязное ложе». Но с правильным ударением это значит «новейшая основа»[30].

Металлические прутья никак не поддавались. Скучающий стражник задремал, опершись на древко копья. Тоби устал – присел на корточки, перешнуровал берцы. Гном был свободен, но сей же час ему необходимо попасть туда, где начинались производственные помещения. Хрюрик отпустил его «на поруки» едва узнал, кем приходится юному гному колдунья Илуфинда. Травник Руфэн Якот в задумчивости прохаживался вдоль решётки. Почёсывался. Нервически зевал. Сау[31], свиньянка, супруга вождя, Хрюрика[32], тёрла в пальцах карандаш. На её шее, на тоненьком ремешке висел блокнот с техническими схемами, а карман оттягивал навигатор.

– Если нельзя сломать решётку, можно сломать каменную стену. – Предложил Хрюрик. – Вызови своих механических крыс, Травник.

– Не услышат. Тут мощный магический экран. Надо вернуться, и то не факт, пойдут ли они сюда с нами.

– Как же так? – воскликнул Тоби, – Дед оставил тебя на горе за самого главного мага, а мастерские тебе не подчиняются!

Травник пожал плечами.

– Что я мог? Даже Эйнхэйн доверял Рыжему. Бабайс часто брал контроль на себя – всегда поступал «по делу». Откуда было знать, что он цверг?

Из темноты мастерских тоненько издевательски хихикнули. Затем внезапно поползло марево, и решётка исказилась. Прутья повыше свились в окружности, в центрах запылало пламя, горизонтальная перекладина посредине раздвоилась и выгнулась дугой.

– Подите прочь, вы, биологические куклы! – Сказала Решётка. – Сюда войдёт только особа королевской крови.

– Кто же? – спросила Сау. – Мы пойдём и приведём её.

– Не ты! – ощерилась торцами прутьев Решётка.

– Но отчего бы тебе не впустить вот его? Он внук самого Эйнхэйна! – резонно указала Сау на гнома. – Мы творения, но ведь он НАСТОЯЩИЙ. Он внук богини Плафины.

– Он генетически не Властелин, а только хэйр. – заявила неуступчивая Решётка.

Тоби не понял, что такое «хэйр[33]», но слово показалось ему обидным. Он вспылил:

– Сама ты – хреноза железная! Мне туда нужно и я войду! Сломаю тебя и войду!!!

Он разбежался и лягнул прутья. Отлетел. Хрюрик поймал горе-каратиста за шиворот.

– Не горячись, приятель. – Решётка, даром что железная, обладала-таки чувством собственного достоинства. – Ты разве не заметил, что отличаешься от гномов? Поэтому тебе с ними трудно ужиться… И Плафина хэйра, а никакая не гномиха. И мама у тебя не родная – суррогатная. Оттого ты с ней и не роднился. К бабуле тянуло. Плафина – мать тебе.

– Умолкни, гадина! – рванулся Тоби. Хрюрик, однако, стиснул его в богатырских объятиях.

– И папа твой, Гилис, не отец тебе. Он ушёл, когда узнал про Мариадну правду.

Идиотский сон понемногу становился кошмарной явью.

– Пусть так. А кто ТЫ такой? – вступилась за гнома Сау. – Не решётка же с нами говорит! Готова спорить, ты мелкий корявый уродец с завышенными амбициями. У тебя нет ни друзей, ни родных. Тебя не замечают женщины. Тебя презирали все и всегда. В отместку ты всю свою жизнь стараешься унизить или поработить других. Ты бездарь, вор, неудачник и патологический трусишка. Я права!!?

– Говоришь, готова спорить? – послышалось из темноты. – Ну, гляди… свинья!

Магическое марево исчезло. В нескольких шагах за решёткой застыли в два крыла големы – четырёхрукие человекообразные создания из живого кремния. Двое средних големов удерживали большое, трёхметровое увеличительное стекло. Линза демонстрировала лик узурпатора. Лицо – во весь экран. Рыжее, с конопушками, лисьими глазками, циничными губами.

– Я начальник этого производства. – Заявил Бабайс. – Не вам чета… Я мог бы открыть вам доступ сюда, но это вас убьёт. Попросту убьёт! Здесь способны существовать только эти вот квазиживые творения из намагиченного кремния. Я их творю, когда нужны, я же их кидаю в плавильный тигль, когда потребность в рабочих руках отпадает… Вы мне не враги. И я вам не враг… Я вам бог… Но отнюдь не являюсь богом по отношению к силам природы. К моему сожалению… А к вашему горю!

Великие Маги поставили меня на этот пост. Но женское любопытство и наследственное право – сильнее моих полномочий. Одна местная растрёпа-колдунья просто так, от скуки, однажды заявилась на объект и потеряла некую магическую вещицу. Да так неудачно, что та попала в точку бифуркации силы. Чушь! Пустячок! Женская шпилька!!! Угробила целую долину… И снять-то эффект возможно одним способом, но он настолько радикален, что я боюсь ей даже предлагать…

Бабайс умолк.

– Впервые слышу, – сказал Травник, – неужто она королевская дочка?

– Увы! – подтвердил цверг. – Её папа лежит в Кольце Колдовайдера. Её мама осталась на борту «Звезды Надежды» – Сеп-Сертии. Связь со станцией утрачена – из-за аварии нашу долину не слышат. Магический купол отражает.

– Каким же способом можно всё исправить? – спросила Сау.

– Надо снять со шпильки захваченный ею потенциал, – сказал Бабайс. – Вонзить в сердце Ульфины. И она это знает.

– Бедняжка! Вот почему Луфи подсела на наркоту… – вымолвил Травник.

Захваченные беседой, спутники Тоби не замечали его манипуляций. А гном стягивал берцы. Он размахнулся и швырнул свои давно поношенные ботинки в коридор – далеко за решётку! Тоби не снимал обувь несколько дней и можно себе представить, каков был эффект!!!

Где-то вдалеке задыхался чихом лукавый обманщик, коварный цверг Бабайс, от слов которого только что в умах присутствующих зарождалось подлое намерение во имя великого всеобщего спасения убить Илуфинду. Не понимая причины внезапного приступа аллергии, узурпатор забыл восстановить магическую броню. Напротив, Руфэн Якот сообразил мгновенно – вероятно, подсказало сердце, полное жалости к несчастной подруге. Клич раздался под сводами:

– Ко мне, крыски-камнегрызки!!!

И тотчас справа от решётки рухнула стена. Из проёма, сверкая роторами буров и фрез, врассыпную вывалили сонмища механических грызунов. Не успела серая стальная масса освободить ход, в тоннель ринулся Тоби, а следом рванули Хрюрик и его охранник.

Когда к месту операции подоспели медлительный Травник вдвоём с супругой свиньянского князя, с узурпатором было покончено. Тоби сидел на спине Рыжего, удерживая болевым захватом голову врага. Бабайс, не в силах сопротивляться, покорно дал себя связать Хрюрику. Свин-охранник держал в одной руке копьё, а в другой была зажата большая булава. Навершие булавы пылало светло-синим пламенем…

– Знакомая штуковина! – Сау покосилась на жезл. – Встречала я в долине свинтяя-друида[34] в синем плаще вот с этим. То-то сердце ёкало – перекидной, «не наш»!

– Х-хар! – хрипел Бабайс. – Один ер, вам придётся её укокошить! Я не врал!

Тоби дал связанному пленнику в рыло.



Эйнхэйн, поддерживая принцессу Ульфину за локоть, проводил к одру её погибшего отца.

Водрузив фамильную драгоценность – заколку с синим сапфиром, которая в её руках стремительно потеряла дубинные габариты, на место, Ульфина обрела нормальный вид. Волосы её сами собой, послушные вихревым токам магического поля заколки, воссоздали укладку. Крылья горгульи отпали. Кожа посветлела, омолодилась. Нестарая ещё, колдунья, печальная и прекрасная, несчастная жертва роковой случайности, шла обречённо, почти плыла.

Тоннель Огромного Колдовайдера выложен каменными плитами, уставлен бюстами Великих, лежащих сейчас в оцепенении грёз внутри двойного Кольца. На стенах развешано старинное оружие, дипломы, орденские доски – дань памяти Хранителей Мироздания.

Ратный пробит щит,

Ржавый доспех смят

Склеп гробовых плит –

Предки лежат – в ряд.



Свежесть несёт март,

Бренным мощам – тишь.

Струны порвал бард.

Ветер свистит лишь…



Зачем жила? Для чего училась, страдала, любила?.. Драконы! Ах, как же она грезила ими – прекрасной мечтой! Горевала над неудачами… А что впереди – нет жизни, лишь долгий беспробудный сон…

***

Лурианна, подросшая и за год превратившаяся во взрослую лягушку, неспешно выползла на островок. Когда-то, очень давно, здесь зарыл клад пират-тритон, но никому ещё не удавалось отыскать даже малейшего следа того клада. Да и Люшка тоже не искала. Люшка просто грелась.

Тихий пруд, тёплый ветерок, подсыхающие береговые травы…

И тут! Тяжесть навалилась на спину Люшки – как будто в её маленькое тело в тот давешний страшный ураган ударило бревно-топляк! Тяжесть сжимала её, плющила подмышки. Не отпускала. Едва позволяла дышать… Глаза выкатились из орбит, слизь потекла из желудка… Заноза впилась в спинной мозг, взорвалась в голове…

Ещё через год, весной, Лурианна впервые отметала икру и навсегда покинула этот пруд, а спустя небольшой положенный срок, из её икринок дружно выметнулась стайка крылатых файров[35]…



[1] СЕП – каз. помощь, прок; СЕРТТI – каз. клятвенный, обещанный.

[2] Scala [скала] – лат. лестница.

[3] Surren [суррен] – нем. жужжать; schuren [шюрен] – нем. разжигать, возбуждать; murren [муррен] – нем. роптать, ворчать; murmeln [мурмельн] – нем. бормотать, журчать.

[4] Или «адронного коллайдера» - непонятно для чего предназначенного!

[5] «Эффект полостных структур» В.С. Гребенникова.

[6] Кепи с мягким конусным навершием и помпоном - «сшит колпак да не по-колпаковски».

[7] Бриджи, часть стандартного западноевропейского мужского костюма XVI – XVIII в.в. Используются как элемент спортивной формы в американском футболе, бейсболе.

[8] Цветовая маркировка сжатого гелия.

[9] МУДРА – в йогической практике биоэнергетическое сложение пальцев, кистей рук. В данном контексте – известная конфигурация из трёх пальцев: большого, среднего и указательного.

[10] Ругательное слово из Загорного мира, распространённое в деревне.

[11] В кантональной школе Аарау Альберт Эйнштейн посвящал своё свободное время изучению электромагнитной теории Максвелла.

[12]По-взрослому её звали Лурианна. От слова Lurch [лурх] – нем. земноводное, амфибия.

[13] Стрежи – диалект. самые сильные струи потока (преимущ. водного). Употребляется и в др. значениях, напр.: укр. «стрижень» – сердцевина дерева; белорус. «стрыжень» - стержень гнойника.

[14] Онт – пастух деревьев.

[15] Юань я чэнь (заступ обезьяны) – традиционное шаолиньское древковое рубящее оружие с двумя лезвиями: один в виде заточенного месяца, другой – заточенная лопата.

[16] Интересующимся см.: карело-финский эпос «Калевала».

[17] Не доллары!

[18] Торчичник – примочка из торчицы, смягчает абстиненцию.

[19] Чупакабра – миф. «козий вампир».

[20] Platte [платте] – нем. (каменная) плита; platt [платт] – нем. плоский, пошлый.

[21] Керл – свободный общинник в средневековой Англии. Kerl [керл] – нем. парень. Kahrling [каарлинг] – нем. пирамидальная вершина.

[22] Портрет, то есть.

[23] Zwerg [цверг] – нем. карлик. Nanus [нанус] – лат. карлик.

[24] Незначительное совпадение с прекрасным казахским обычаем гостеприимства - случайно. Просьба автора не убивать.

[25] В природе не существует.

[26] Технически труднодостижимое состояние H2.

[27] Трихлорсилан создаёт ядовитое облако желтоватого цвета. В производстве металлического кремния используется водород. Магия не используется.

[28] Fire [файр] – англ. огонь.

[29]Близкое созвучие: Ich wahne [ишь ваане] – нем. я полагаю, фантазирую, мечтаю; ich (bin) Schweine [ишь (бин) швайне] – нем. я свинья.

[30] ModErn [модЕрн] – нем. современный, новейший; mOdern [мОдерн] – нем. гнить, тлеть, разлагаться, плесневеть.

[31] Sau [сау] – нем. свинья; здесь это слово выбрано как образное соответствие содержательному: sauber [заубер] – нем. чистый, чистоплотный, опрятный, честный.

[32] Hr. Ruhig [херр рюихь] – нем. господин Спокойствие (hr. = Herr – нем. господин; ruhig – нем. спокойный, хладнокровный, с выдержкой).

[33] Если хотите, «гном-хэйр» (hare [хэйр] – англ. заяц) - авторская калька с «хоббита». Хоббит = hobby [ХОБби] + rabbit [рэбБИТ]. Гном-заяц vs гнома-кролика.

[34] De-rui [деруи] – лат. откалываться, отклоняться. Друид – маг-раскольник.

[35] Лу (luu, от кит. лун через древне-уйгурск. luu), в мифологии монгольских народов, дракон, владыка водной стихии и громовержец. Гром — это рёв (скрежет зубов) Лу, а молния возникает тогда, когда он быстро свивает и распрямляет свой хвост.