В 2007 году в сентябре должно было исполниться 50 лет моего знакомства и дружбы с БГ. Во время учения на физфаке в 1957-1963 гг наше общение с Б было систематическим, но затем оно стало более редким, хотя и оставалось регулярным. Бывали длительные периоды, когда мы не виделись по полгода и больше (особенно в 90-ые годы) но в 60-х-80-х годах и после 2000 – встречались регулярно. Может быть поэтому воспоминания о Б носят фрагментарный характер, хотя его образ, манера общаться, отдельные привычки — у меня в памяти. Воспоминания фрагментарны, хотя образ — цельный. Похоже, мы нуждались в общении друг с другом, Б и мне было очень важно знать мнение друг друга о самых разных вещах.
Борис Гришанин
После краткого вступления перехожу непосредственно к воспоминаниям. Познакомился с Б. в сентябре–октябре 1957 на физфаке. Попали в одну группу с повышенным знанием английского языка. В группе было несколько юношей и девушек с высокой самооценкой (медалисты, участники олимпиад); назову Толю Ведяева, Колю Кабачника, Рафика Амбарцумяна, Володю Тункина, автора этих строк, Риту Наумкину, рано ушедшую Наташу Подвидз, и др. Сведенные по воле случая вместе (повышенное знание английского было, за малым исключением, сильно преувеличено), мы стали слегка конкурировать друг с другом. Но семинарские занятия по общей физике (преподаватель Керженцев В.В.) и мат. анализу (преп. Дубровский, инициалы не помню[1], Моденов П.С.) очень скоро выявили настоящего лидера, по крайней мере, по физике — БГ. Это, впрочем, сочеталось с удивительной скромностью Б. и нежеланием его как-то выделяться. К концу первого семестра мы были хорошими друзьями. Начиная с первых курсов, Б. не очень регулярно посещал семинарские занятия и лекции по общей физике, мат. анализу, что, вообще говоря, не поощрялось и, возможно, потом повлияло на распределение по кафедрам (Б. хотел распределиться на одну из кафедр теор. физики, но попал на кафедру распространения радиоволн, хотя с формальной точки зрения – успеваемости у него были все основания). Вспоминаю, что как-то в разговоре с Б и обсуждении задачки по физике я с удивлением узнал, что Б. уже к началу обучения на физфаке самостоятельно проработал курс мат. анализа (в объеме 2-х томов Фихтенгольца) и вполне свободно применял аппарат мат. анализа для решения математических и физических задач. Вообще, в понимании общей физики — механики и последующих разделов – у Б не было проблем. Другое дело, что часто он просто скучал на семинарских занятиях, хотя никогда не подчеркивал свои глубокие познания и с готовностью помогал менее просвещенным одногруппникам.
Довольно рано (сужу по себе) у нас произошло неформальное деление по признаку — будущий экспериментатор или склонный к теории. С самого начала знакомства с Б, я оценил его универсализм и то, что ему одинаково легко давались занятия экспериментальной и теоретической физикой. К примеру, для него, в отличие от меня и других, оказались очень простыми задачи, которые мы должны были выполнять в физпрактикуме (с 1 по 4 курс). Помню, что он с легкостью помог мне «адаптировать» приемник «МИР» для приема передач в КВ диапазоне. При этом сама экспериментальная работа не вызывала у него большого энтузиазма, хотя он многое умел делать руками. Гораздо больший интерес у Б. вызывали с первых курсов фундаментальные проблемы физики (природа пространства-времени, «стрела времени» — в более поздней терминологии, бывшие тогда на слуху работы астронома Козырева и т.п.).
Три сокурсника по физфаку МГУ — И.Г. Зубарев, А.Б. Успенский и Б.А. Гришанин (1994).
С первых лет знакомства и общения с Б меня также привлекал его интерес к мировоззренческим, философским вопросам. Может быть не сразу, но после пары лет общения, мы с Б довольно часто и длительно обсуждали проблемы религии, веры и Бога. Насколько помню, оба начинали как стихийные агностики, но Б непрерывно эволюционировал… Несмотря на достаточно скептическое отношение к тогдашней церкви и традиционному православию, где-то в середине 70-х годов Б сообщил мне, что намерен креститься и собирается специально ехать в Загорск (Сергиев Посад). Разумеется, при этом он не побуждал меня присоединиться, считая указанное сугубо личным делом. В последующем, в середине 90-ых годов, Б даже написал ряд текстов на тему православной церкви, веры, которые давал мне для прочтения и обсуждения. Здесь я не могу хотя бы кратко пересказать наши дискуссии, но отмечу, что полного согласия меж нами не было. Не буду продолжать эту тему, а ограничусь одним забавным эпизодом, который иллюстрирует интерес Б к философским, мировоззренческим вопросам. Где то в 1958-59 гг мы одновременно узнали об индийской философии, йоге, теософии — тогда это по-видимому начали обсуждать в обществе – и решили ознакомиться со всем этим более детально. Пошли в Ленинскую библиотеку, где по каталогу нашли и заказали сочинения, по моему, Рамачараки (что-то про Раджу- или Хатху- йогу, издание начала 20-го века) и Е.П.Блаватской (Тайная доктрина или что-то еще – не помню). Долго препирались с библиотекарем, поскольку к этим изданиям тогда был ограниченный доступ, но в конце концов обрели желаемое и пару дней ходили и усердно читали. Потом, не сговариваясь, одновременно решили бросить это занятие и на протяжении некоторого последующего периода, время от времени корили друг друга за бессмысленно потраченное время.
А.Б. Успенский (слева) и Б.А. Гришанин (1968)
Гораздо позднее, в конце 80-х годов, когда уже вовсю бушевала перестройка, наш интерес к «натурфилосовии» проявился в организации совместно с приятелями-сокурсниками специального семинара для обсуждения последних достижений и тенденций в науке (и не только в ней). Костяк семинара: Б.; автор мемуара, Валерий Федоров — Лаборатория статистических методов МГУ, Институт Системных Исследований; Иосиф Зубарев — ФИАН; Александр Самохин — ИОФАН. Собирались обычно на квартире В.Ф. (по причине ее размеров и удобного расположения) не чаще одного раза в 2-3 недели. Наиболее запомнились сообщения В.Ф. о вероятностной природе языка и «нечетких множеств», а также Б. – о квантовых вычислениях. Заседания семинара заканчивались застольем и спорами, иногда достаточно яростными, но не по вопросам науки, а по тогдашним реалиям. Жаль, что после 3-4-х заседаний семинар сошел на нет, хотя тем для обсуждения было достаточно…
Нужно отметить, что Б всегда ценил свое и чужое время, в чем я ему искренне завидовал, и с годами это качество только усугублялось. В подтверждение приведу один пример: Б., как известно его приятелям, был очень приличным шахматистом — первый разряд или кандидат в мастера — но уже с младших курсов он избегал участвовать в соревнованиях на уровне факультета или межфакультетских, хотя регулярно играл с сокурсниками. Тогда же он признался мне, что очень жалеет о большой трате времени на шахматы в старших классах школы. Хотя, отчасти он вынужден был этим заниматься, поскольку жизнь его в материальном плане была нелегкая, а поездки на тренировочные сборы, соревнования оплачивались и помогали ему.
Отдельного комментария заслуживают спортивные достижения Б. Помимо шахмат, он успешно занимался лыжами (беговыми, а затем горными), велосипедом, теннисом. С большим удовольствием вспоминаю наши прогулки по лесопарку «Лосиный остров» в конце 50-х – 60-х годах. Б жил в ближнем Подмосковье (ст. Лось), окна его дома смотрели прямо на лесопарк и я (один или с компанией) приезжал к нему, часто с ночевкой. МКАДа еще не было, каждый раз это было довольно длинное путешествие, включая 25 мин. на электричке. Катались 2-3 часа на лыжах, затем что-то покупали в магазине и готовили пищу, очень умеренно выпивали, закусывали. После чего обычно беседовали и спорили на разные темы. Это была замечательная отдушина — особенно перед зачетами и зимними экзаменами. Хочу отметить свою причастность к тому, что Б. стал заядлым и почти профессиональным велосипедистом. В течение 2-го – 4-го курсов я занимался в велосипедной секции МГУ, особых успехов не достиг, но познакомился с замечательным преподавателем — энтузиастом Н.Д. Синани. Уже после прекращения моих занятий в секции я как-то обмолвился в разговоре с Б. о секции и о ее замечательном руководителе. Б. заинтересовался и решил на пробу сходить на занятия. Это так затянуло его, что в последующие годы Б. стал постоянным членом секции, участвовал в занятиях, соревнованиях–гонках. Более того, через некоторое время ему, как полезному члену команды, был выдан в пользование гоночный велосипед итальянского производства, вместо изделия ХВЗ, на котором ездили я и другие ординарные члены секции. В последующем, Б. практически не слезал с велосипеда: переселившись из Лося на Енисейскую ул., он регулярно ездил на велосипеде в Пирогово, на ВДНХ и на окрестные теннисные корты. Неоднократно заманивал меня прокатиться с ним в эти места с условием предоставления велосипеда.
Б.А. Гришанин на велосипедной прогулке по Подмосковью
О теннисе: начал он регулярно заниматься большим теннисом, по-видимому, в начале 70-х годов. Помню, что пытался вовлечь в это дело и меня — мы с женой К. (которая очень любила Б. и выделяла его из моих физфаковских приятелей) регулярно приезжали к нему домой в Лось, а затем перебирались в Лосинку (ст. Лосиноостровская), где было 2 корта со свободным доступом. К. немного играла в теннис, я был полный профан и новичок (к тому же, как оказалось, малоспособный), но Б. не жалел усилий, чтобы подучить меня, выполняя утомительную роль партнера. Из этого ничего не вышло, Б. скоро превзошел нас всех, и теннис занял очень заметное место в его последующей жизни.
Упомяну еще о более поздних спортивных занятиях Б. В середине 90-х годов я, с немалыми усилиями, освоил катание на парусной доске (виндсерфинг) и агитировал приятелей заняться тем же. В один из летних дней ко мне заехал Б и я продемонстрировал ему свое искусство. Несколько раз он упражнялся, а затем уверенно встал на доску. Такой прогресс произвел на меня большое впечатление, что я объяснял отчасти его многолетним опытом управления швертботом. На этом плавсредстве польского производства мы вместе с Б неоднократно плавали по подмосковным водоемам и один раз чуть не утонули на озере Пено (истоки Волги) во время очень сильного ветра. Характеризуя в целом спортивную компоненту в жизни Б, отмечу, что главным для него было достижение максимального результата, сравнимого с уровнем профессионального спортсмена. Также присутствовала определенная «спортивная злость». При этом, насколько помню, он оставался довольно равнодушным к официальным соревнованиям профессионального спорта — футболу, хоккею и др.
Образ жизни Бори, его способ существования, особенно в теплое время года, неразрывно связаны в моей памяти с многочисленными поездками, путешествиями по Подмосковью и более далеким местам. Во многих таких путешествиях принимал участие и я. Ездили для осмотра церквей и «памятников архитектуры» по всему Подмосковью, включая Загорск и более далекие места – Коломну, Зарайск, Можайск и другие, а также на рыбалку, за грибами, для испытаний в «натурных условиях» швертбота. Вообще, Загорск был достаточно традиционным местом, куда мы регулярно ездили ради посещения монастыря и прогулок по окрестностям, которые Б. хорошо знал.
Обо всех поездках не напишешь, но о некоторых хочется вспомнить. Одно из первых совместных дальних путешествий — вчетвером (Б. со своей знакомой и я с К.) в Армению (Ереван и окрестности) на майские праздники в 1970 г. Приехали в Ереван вечером и остановились в маленькой однокомнатной квартире на самой окраине, принадлежавшей какой-то знакомой приятельницы Б. На следующий день, гуляя по Еревану, посетили традиционные туристические места (Матенадаран, выставка картин Сарьяна и др.). В ходе прогулки случайно разговорились с местным жителем, который представился архитектором и зазвал нас к себе в гости. Жил он в самом центре Еревана на площади Туманяна. Здесь нам было явлено большое богатство и влиятельность хозяина – квартира была на первом этаже, но он пробил люк в подвал, где установил биллиард. Кроме того, поздно вечером специальный человек был послан в расположенную рядом гостиницу «Армения», откуда принес для нас бутылку марочного коньяка «Двин», очень дорогого по тогдашним меркам. Хозяин уговаривал остаться переночевать, но наши дамы были несколько напуганы таким гостеприимством и мы поздним вечером вернулись в наше однокомнатное жилище. На другой день наш новый и ,как оказалось, действительно добрый приятель предоставил нам газик с водителем, и мы поехали в Эчмиадзин, Звартноц, Гарни. В этот день отмечалась Пасха, и снаружи Эчмиадзинского Собора было торжественное шествие Католикоса (верховный религиозный глава всех армян), а внутри проходили праздничные службы. Б. и всех нас поразила чрезмерная «светскость» мероприятия, а также некоторые восточные аллюзии. Впереди шествия перед Католикосом, пятясь спиной, двигался фотограф, охрана раздвигала смыкающуюся толпу, стоял большой шум, за собором после окончания шествия готовились к жертвоприношениям (зарезать несколько барашков). Внутри храма также многое было для нас необычно. Во-первых, не один алтарь, а несколько. Во-вторых, внутренность собора напоминала рынок — бегали и шумели дети, люди группами что-то активно и громко обсуждали, в то время как в одном углу вблизи алтаря церковные песнопения исполняла знаменитая оперная певица Гоар Гаспарян. Несмотря на хорошую акустику Собора, в нескольких шагах от алтаря пение певицы подавлялось гулом и шумом. Довольно сильное впечатление на нас произвели Гарни (древний город и храмы вблизи Еревана), многочисленные хачкары у дороги (каменные стелы с вырезанными изображениями креста), а также поездка на оз. Севан, куда мы уже отправились самостоятельно. Поездка на Севан заняла полтора дня, на ночь остановились в гостинице «Ахтамар», довольно пафосной по архитектурному замыслу, но жутко неухоженной и грязной. Полночи оборонялись от горячих юношей, непременно хотевших попасть в наши номера – пришлось заблокировать двери ножкой ступа. На обратном пути выкупались в оз. Севан и осмотрели замечательный храм постройки 7-го века (на небольшой горке, покрытой травой и кустарником). В этом храме впервые узнали о традиции верующих армян вешать на ближайшие к храму деревья и кустарники, а также внутри храма маленькие разноцветные тряпочки.
Б.А. Гришанин за работой на компьютере в лаборатории
Вторая новелла — об одной поездке (летом 1969 г.) с целью рыбалки и охоты на Десну (приток Днепра, место в окрестности смыкания Калужской, Брянской и Смоленской областей). Замечательная речка с довольно быстрым течением (действительно «зачарованная» Десна), заливными лугами на одном берегу и светлым, «праздничным» лесом- на другом. Большое село (центральная усадьба колхоза), куда мы заехали за хлебом и др. продуктами (кроме хлеба и консервов в лавке ничего не было), а также купили 2 одноствольных ружья по 25 р. штука (без предъявления охотничьих билетов). Грязь, полуразрушенные строения, ругань (бригадир сгонял колхозников на сенокос). После сделанных закупок на попутке и пешком добрались до места стоянки собственно на берегу Десны в 15 км. от усадьбы. Под руководством Б. построили шалаш, где и жили 2 недели. Совместная «борьба за существование» на берегу Десны еще раз показала многогранность натуры Б. — он мог быть и, когда требовалось, был настоящим «лесным» человеком, приспособленным к жизни на природе. Большой мастер разведения костров, готовки «супа из топора», добытчик съестного. К примеру, идешь с ним по тропинке или редколесью, разговариваешь, вдруг Б. резко кидается вбок и, несмотря на большую близорукость, достает очередной подосиновик или вытаскивает какой-то трубчатый стебель, который тут же обламывает и предлагает пожевать (уверяя, что это не цикута). Много раз я просил Б. поделиться секретом приобретения таких способностей, но он уверял, что сам не понимает, как у него получается. Однажды он, правда, признался, что научился многому в раннем детстве — в период войны и какое-то время после жил в деревне в Рязанской обл. Наши общие впечатления от поездки — сочетание замечательной природы с огромной неустроенностью сельской жизни, людской бедностью, какой-то безысходностью бытия.
Еще одна поездка, о которой сохранились разнообразные впечатления – вдвоем с Б. на машине «Запорожец» по маршруту Москва — Торжок — Великие Луки —Торопец — Витебск — Москва. Б. только что получил права (после нескольких неудачных попыток) и мы двинулись, используя в качестве путеводителя одну из книжечек известной «желтой» серии (очень неплохие краткие описания исторических достопримечательностей разных мест Союза). Из бытовых деталей — в начале поездки выяснилось, что течет масло, поэтому через каждые 2 часа Б глушил двигатель и доливал масло. Кроме того, ехали не только по асфальту, но и по грейдеру, а также по проселочным дорогам (на пути из Торопца). Под вечер на такой грунтовой дороге попали под сильнейший ливень, хотели проехать большую лужу, прочно застряли, мотор заглох, вода проникла в кабину и затопила дно на несколько см. Разделись и попытались руками вытолкнуть автомобиль из лужи, но безуспешно. Местность вокруг безрадостная, чахлые березки на заболоченной земле, дело идет к вечеру, дорога, судя по отсутствию следов, используется крайне редко. Совсем приуныли, сидя на кочке, но вдруг услышали шум — показался трактор с прицепом. Подвыпивший тракторист отнесся к нам с участием — помог вытащить машину, объяснил, куда двигаться дальше, чтобы не попасть в еще большие грязи, и напоследок подивился, зачем нас вообще понесло в такую дыру. Мы пересидели ночь на сухом месте, а утром машина просохла, чудесным образом завелась и мы двинулись дальше на запад (в Витебск). Из «культурологических» впечатлений — понравился Витебск (на реке Зап. Двина). Очень чистый, хорошо спланированный и компактно расположенный (несмотря на тысячелетнюю историю). Весьма доброжелательные жители, объяснявшие дорогу к основным достопримечательностям.
За недостатком места не буду останавливаться на других путешествиях. Б. по натуре был человек, привязанный к своему дому. Его, например, невозможно было уговорить остаться переночевать у нас дома ввиду позднего времени или других причин. Одновременно с этим Б. был очень легок на подъем, а по весне его обычно одолевала «охота к перемене мест». Как правило, в мае-июне мы созванивались и договаривались о поездке в августе. Эта традиция была нарушена мною в середине 90-х годов из-за болезней и прочих обстоятельств. Хотели ее возобновить в 2000-х, но увы…
Из моих писаний может создаться представление о Б., только как о путешественнике, спортсмене и вообще добром малом. Эти грани характера и образа жизни действительно присутствовали, но главное в его жизни, разумеется, наука. Мне трудно на профессиональном уровне (ввиду отсутствия «научных» пересечений) дать оценку его главных научных результатов и достижений, так что я ограничусь общими и, м. б., несколько поверхностными замечаниями. Прежде всего, на мой взгляд, Б. являлся крупным ученым, и его преждевременная кончина — серьезная утрата для российской и мировой науки. Отсутствие формальных регалий и недооценка его как ученого, достаточно скромная карьера вызваны только субъективными причинами. Одной из таких причин было органическое неприятие всяких «общественных» дел и мероприятий. Подача заявлений, прошений, подготовка официальных бумаг со студенческих лет были для него мукой и обузой. Удивительно, что это сочеталось с большой внутренней свободой. Несмотря на возможную недооценку его работ, Б. знал себе цену как ученому. Отмечу достойное подражания отношение Б. к исследованиям известных отечественных и зарубежных коллег по его предметной области — с должным вниманием и уважением, но без чрезмерного пиетета. Замечательной чертой Б. было желание разобраться с «фундаментом» и аппаратом современной теоретической физики. Еще в студенческие годы он сетовал на отсутствие строгих, но доступно изложенных и логических непротиворечивых учебников по квантовой механике/электродинамике. В конце 1981 г. Б. подарил мне собственную книжку по этой тематике «Квантовая электродинамика для радиоинженеров». На мой дурацкий вопрос, существует ли КЭ для рыбаков/лесников, Б посоветовал мне сначала прочесть, а уж потом задавать всякие интересные вопросы. Я уже отмечал, что, обладая глубоким «физическим» мышлением, Б. очень хорошо владел математическим аппаратом. На его письменном столе с давних пор лежали собственноручно составленные большие таблицы с результатами выкладок, полезными формулами и т.п. С большим энтузиазмом отнесся Б. к появлению персональных компьютеров, очень быстро освоил премудрости IT, в результате чего ПК (а дома ноутбук) стали основным рабочим инструментом Б. как ученого.
Еще несколько слов об отношении Б. к зарубежной науке. В этот же период он стал ездить в зарубежные командировки (Германия и др.), активно участвовать в Международных конференциях. Меня несколько удивляло и вызывало уважение то, с какой тщательностью Б. готовил материалы (доклады) для конференций. На вопрос о полезности и важности зарубежных командировок и сотрудничества с зарубежными коллегами для его работ Б. отвечал неоднозначно. Более того, в одном из последних разговоров Б. признался, что вследствие определенного разочарования не имеет намерений в дальнейшем ездить за границу и по этой причине решил не получать новый загранпаспорт. М. б. такое решение было отчасти вызвано усталостью и подступающей болезнью.
О личностных качествах Б. Он был достаточно замкнут и, по-видимому, одинок, несмотря на наличие приятелей, семьи. Свою частную жизнь тщательно оберегал, о собственных проблемах (семья, болезни) говорил крайне неохотно. Во времена студенчества я практически ничего не знал о его близких (родителях, сестре, братьях). Когда он надумал жениться, то мы с К. узнали об этом буквально за день до свадьбы, да и то, наверное, потому, что, часто встречаясь и оказавшись «под рукой», непосредственно участвовали в свадебной процедуре (лето 1974 г.). Жена, Марина, оказалась молодой довольно симпатичной с гуманитарным образованием, выпускница Иняза. Через год появилась дочь Катя. Помню с какой любовью, вниманием и заботой Б. относился к ее воспитанию. Первые 3-4 года после свадьбы мы довольно интенсивно общались семьями — приезжали к Б. и М. в Лось, а они ездили к нам на Пресню. Сохранились фотографии, на которых в разных комбинациях (вместе с детьми и без них) запечатлены наши семейства. Затем наши встречи стали более редкими и прекратились вовсе, но регулярное общение с Б. продолжалось. Возможной причиной тому были возникшие внутрисемейные проблемы Б. и М., хотя Б. никогда не жаловался и не обсуждал их с нами. Брак Б. и М. распался в первой половине 80-х годов…
Притом для нашей семьи он был одним из самых верных и постоянных друзей. Сколько совместных посиделок, встреч, взаимных визитов, путешествий. Для меня неоценимы были его всяческая поддержка и внимание в тяжелый момент жизни – когда внезапно скончалась моя жена К.
Появление ПК стимулировало, по-видимому, литературные опыты Б., склонность к чему у него была и ранее. В конце 60-х годов (точную дату не помню) Б. и я решили написать для заработка детектив (безумная затея!), составили план, но дальше дело не пошло… В 90-е года Б. очень переживал по поводу произошедших общественно-политических изменений в стране, определенной деградации российской науки, всеобщего обнищания. Так или иначе, это глубокое чувство привело к написанию ряда интересных, но, может быть, спорных текстов по общественно-политической и религиозно-философской тематике (название одного из них — «Квантовая физика как новый взгляд на вечные загадки бытия»). Чтобы дать представление о размышлениях Б., его отношении к жизни в последние годы, приведу длинную цитату из письма ко мне по поводу юбилейной даты (e-mail от 11. 11. 2004):
«Поздравляю! Понимаю возможное смятение чувств в связи с достижением очередного рубежа мужской зрелости, но, тем не менее, вполне уверен в твоей мудрости и способности найти правильное отношение к неудержимому течению времени. Уверен, что заложенная внутри каждого из нас загадочная сущность по имени «душа» (квантово когерентное макроскопическое состояние материи?), как это случалось много раз и ранее, сама найдёт смысл своего существования и способ сообщить его бренному телу, даже не прибегая к логическим аргументам. Желаю, чтобы у тебя ещё много, много раз возникало острое ощущение того, насколько прекрасно просто дышать, смотреть по сторонам, идти, разговаривать… Т.е. чтобы как можно чаще вопрос о смысле жизни казался просто глупым и неправильно поставленным. Во всяком случае, некоторые из таких эпизодов моей жизни связаны с нашими совместными приключениями».
Несколько заключительных слов. Цель моих заметок — вспомнить и донести до читателя образ Б. — яркой и многогранной личности, замечательного человека, общение с которым являлось важной и необходимой частью моей жизни (наверное, не только моей). Благодарен судьбе за то, что на протяжении многих лет он был моим другом.
Примечание
[1] Доктора физ.-мат. наук Дубровского звали Владимир Михайлович – прим. ред.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer1/uspensky/
