Осип Мандельштам в очерке «Армия поэтов» (1923) писал:
«…соединение поэтической деятельности с профессиональной — математической, философской, инженерной, военной — может дать лишь блестящие результаты. Сквозь поэта очень часто просвечивает государственный человек, философ, инженер. Поэт не есть человек без профессии, ни на что другое не годный, а человек, преодолевший свою профессию, подчинивший ее поэзии».
Эти слова вспоминаются, когда я думаю об Александре Городницком, замечательном ученом и поэте, с которым чувствую некоторую близость. Мы почти одногодки, выбрали близкие специальности среди наук о Земле, в молодости бывали в экспедициях на таежных северáх, почти одновременно защищали диссертации, избирались в академики. Мы даже шапочно знакомы с Александром Моисеевичем. Но есть в наших судьбах и существенные различия: Городницкий — талантливый поэт, много и активно пишущий прекрасные стихи и песни. Он путешествовал по всему Земному шару, побывал в Арктике и Антарктиде, во многих океанских экспедициях и даже спускался на дно океанов. Написал об этом увлекательные книги. Я ему завидую и потому пристрастно отношусь к его поэтическому творчеству.
Ограничусь размышлениями о его отношении к русскому языку. Об этом уже много написано, много Городницкий сам пытался разъяснить. Тема представляется весьма важной, глубоко пережитой и выходит за рамки личной судьбы поэта. Приходят на ум стихи Владислава Ходасевича, поэта Серебряного века, вынужденного эмигрировать из советской России в 1922 году. Он был сыном поляка и еврейки, принявшей католичество, и тяготился своей нерусскостью. В 1923 году он опубликовал стихотворение, о том, что чувствует себя пасынком России:
***
Я родился в Москве. Я дыма
Над польской кровлей не видал,
И ладанки с землей родимой
Мне мой отец не завещал.
России — пасынок, а Польше —
Не знаю сам, кто Польше я.
Но: восемь томиков, не больше, —
И в них вся родина моя.
Вам — под ярмо ль подставить выю
Иль жить в изгнании, в тоске.
А я с собой свою Россию
В дорожном уношу мешке.
Вам нужен прах отчизны грубый,
А я где б ни был — шепчут мне
Арапские святые губы
О небывалой стороне.
1923
В дорожной сумке Ходасевич увез 8-томник Пушкина, поскольку ему не нужен «прах отчизны грубый», а необходимы в изгнании лишь «арапские святые губы», шепчущие о родине. Эти слова могут повторить многие, увезшие в эмиграцию томики Пушкина.
Язык Пушкина — мощный якорь, который прочно и надежно удерживает всякого пишущего человека, тем более, поэта. И вспоминается еще одно стихотворение Ходасевича, то, что написано в 1922 году, в год отъезда в эмиграцию и посвящено кормилице, тульской крестьянке: «Не матерью, но тульскою крестьянкой Еленой Кузиной я выкормлен». Она отдала ребенку «материнство горькое свое», заботилась о нем, грела ему свивальники, молилась за него. Ходасевич пишет, что с молоком кормилицы всосал он право любить и проклинать Россию, и что ей он обязан любовью к волшебному русскому языку.
…И вот, Россия, «громкая держава»,
Ее сосцы губами теребя,
Я высосал мучительное право
Тебя любить и проклинать тебя.
В том честном подвиге, в том счастье песнопений,
Которому служу я каждый миг,
Учитель мой — твой чудотворный гений,
И поприще — волшебный твой язык.
И пред твоими слабыми сынами
Еще порой гордиться я могу,
Что сей язык, завещанный веками,
Любовней и ревнивей берегу.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1922
Родина и язык поставлены рядом.
У Городницкого написаны стихи о Слове и Крови. Имеется в виду еврейская кровь, текущая в его жилах. В молодости, когда он ходил с экспедициями по Северу и Сибири России, он об этом не писал. Его первые знаменитые песни были о «деревянных городах, где мостовые скрипят, как половицы» — это тротуары, покрытые деревянными настилами, чтобы не тонуть в грязи, и «тихо по веткам шуршит снегопад», и
«от злой тоски не матерись,/ сегодня ты без спирта пьян,/ на материк, на материк/ ушел последний караван».
Песни были решительны и мелодичны, хорошо запоминались, их с удовольствием пели у костров. И я пел, и девочки наши замечательно пели — у нас были молодые геофизические партии. Мы не знали, кто автор, но ясно было, что это про нас написано и для нас. Потом стали петь об «Атлантах, которые держат небо на каменных руках», о полярных летчиках, чьи «кожаные куртки, брошены в угол…» — все прекрасные песни.
Был конец 1950-х — начало 1960-х годов и только зарождались бардовские песни и шансоны, и «геологическая» тематика Городницкого легко вписалась в круг песен Окуджавы, Высоцкого, Визбора, Кукина. У него была своя аудитория: ребята из экспедиций, туристы, полярные летчики, моряки и многие-многие любители песен. Потом Городницкий стал морским геологом, участником океанских рейсов и появились песни другого содержания, и тоже — очень много хороших.
Александр Моисеевич стал известным ученым, увенчанным научными званиями и наградами, автором научных монографий, воспоминаний, сборников песен, автором фильмов и т. д. (когда только успевает!) и наступило время вспомнить о том, что он — еврей. Само наступило или события и обстоятельства личной жизни к тому подтолкнули — не ясно. А, скорее всего, и то и другое, ведь жизнь ученого очень непроста, требовательна и довольно жестока. А еще — надвинувшаяся старость и неизбежная потребность осмыслить пройденный путь и пережитое, и подвести предварительные итоги, тем более, что идет уже девятый десяток. И очень важно, что наступило время говорить обо всем откровенно, не тая мыслей и приобретенного понимания, ничего не опасаясь и не скрывая. Вот, думаю, поэтому Городницкий стал часто затрагивать тему еврейства, которая, полагаю, и прежде совсем не была ему безразлична.
Самое пронзительное его стихотворение о маме Рахили, замученной в гетто, и внучке Рахили, живущей сегодня в Израиле. Оно написано в 2002 году, пронзительно по силе чувства и нежной мелодии и не уступает лучшим песням молодого Городницкого, например, «Атлантам», которые признаны официальным гимном Эрмитажа и неофициальным гимном Санкт-Петербурга. «Рахиль», мне кажется, достойна стать гимном, песней надежды русского еврейства в Израиле. Одни лишь эти стихи свидетельствуют об отношении Городницкого к судьбе своего народа.
Но стихотворение «Родство по слову» заставляет задуматься об этом еще раз, ибо не все так просто и очевидно:
Родство по слову
Неторопливо истина простая
В реке времён нащупывает брод:
Родство по крови образует стаю,
Родство по слову — создаёт народ.
Не для того ли смертных поражая
Непостижимой мудростью своей,
Бог Моисею передал скрижали,
Людей отъединяя от зверей?
А стае не нужны законы Бога, —
Она живёт заветам вопреки.
Здесь ценятся в сознании убогом
Лишь цепкий нюх да острые клыки.
Своим происхождением, не скрою,
Горжусь и я, родителей любя,
Но если слово разойдётся с кровью,
Я слово выбираю для себя.
И не отыщешь выхода иного,
Как самому себе ни прекословь, —
Родство по слову порождает слово,
Родство по крови — порождает кровь.
1999
Здесь предельно ясно и безапелляционно выражена простая истина, что только «родство по слову создает народ». Это — во-первых. Спорная истина, но для поэта дозволительная: ему, конечно, видится, что нет ничего важнее слова, что слово — самое важное, что есть в жизни. А во-вторых, автор утверждает, что оно важнее родства по крови, то есть противопоставляет родство по слову родству по крови, и более того, утверждает, что родство по крови образует стаю.
Некрасов, правда, писал:
Иди, и гибни безупрёчно.
Умрешь не даром, дело прочно,
Когда под ним струится кровь.
но, что из того? Может быть, речь как раз идет о стае?
Существенно сделать одно важнейшее, на мой взгляд, уточнение: точка зрения Городницкого на Слово более всего характерна для русского еврея, первым (материнским) языком которого стал русский, один из самых богатых языков в мире. С таким богатством невозможно расстаться, трудно поменять его на что-то.
У молодого барда, актера и режиссера Антона Владимировича Духовского (род. в 1967 году) есть замечательная песня о евреях, покидающих Биробиджан ради Израиля. Песня написана на мотив «Тум-балалайки», трогательной народной песни, и звучит она в исполнении автора грустно и проникновенно. Там есть слова о верности эмигрантов русскому языку:
Тум-балайка
Ах, куда вы, евреи, куда вы
уезжаете в поздней ночи?
От убогих квартир и державы
в жилконторы сдаете ключи.
Вам не сладок тайги этой запах,
то ли век, то ли ветер жесток.
Уезжают евреи на запад,
покидая свой Дальний Восток.
Припев:
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-балалайка, шпил-балалайка,
Рвется и плачет сердце мое.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Даже солнце там ласковей греет.
Почему же порою в тоске
Говорят на чужбине евреи
На российском родном языке?
. . . . . . . . . . . . . . . . .
<1989?>
Интересно, что написал об Антоне Духовском сам Городницкий:
«Я в течение долгого времени слежу за восходящей звездой (другого слова я не могу подобрать) Антона Духовского. Яркий и самобытный автор песен и поэт, успешный продюсер и издатель, талантливый режиссёр… Не знаю, что Антон будет делать завтра… Но что бы он ни делал — это светлый человек. Он молод, у него много соблазнов, много талантов — и много искушений поэтому. Но самое важное, что это человек — высочайшей нравственности, что встретишь сейчас крайне редко, но что является самой главной ценностью на рубеже наших двух интереснейших и страшнейших тысячелетий». [Википедия].
Молодой бард подметил, что «…порою в тоске/ Говорят на чужбине евреи/ на российском родном языке?». Вот отсюда и происходит приоритет Слова, ибо язык — это, конечно же, и есть Слово — «рвется и плачет сердце моё».
Еще невольно вспоминаются слова о Слове и Крови, из стихотворения Юлии Моисеевны Нейман (1907‒1994), поэта и переводчика. Они не столь известны, но мысль в них та же:
И хоть во мне горьмя-горит Восток
Настырной мыслью и тоской бесцельной,
Но все же «котик, серенький хвосток»
Меня баюкал русской колыбельной.
А кто привержен к слову — для того
Язык по силе не уступит крови,
Обязывая больше, чем родство,
Затем, что изначалье мира — в Слове.
Опять-таки, явственно слышится отзвук русской колыбельной песни, определившей приверженность поэта к языку. Тяга настолько сильна, что «не уступит крови,/ обязывая больше, чем родство». А начало мира — в Слове, ибо, как сказано: «В начале было Слово, и Слово было Бог».
Вот тут — момент весьма спорный. Кровная связь — это самая священная, самая прочная, наследственная связь, передающаяся от отца к сыну и внуку, от поколения к поколению, от рода к роду. Сомневаться в этом евреи никак не согласны. И антисемиты не могут это принять, ведь фашисты всех мастей и советские антисемиты подсчитывают процент еврейской крови и преследуют полукровок, квартеронов и т. п.
Да и зачем поэтам такое противопоставление? Откуда оно взялось? От стремления настоять на своей русскости, мол, «я Слово выбираю для себя», то есть я русский поэт, и не признаю родства по крови, отрицаю свое еврейство?
Порой кажется, что Александр Городницкий просто недостаточно подумал, прежде чем высказать мнение, и, пожалуй, сказал так для красного словца. Подозревать его в каком-то расчете не следует и не хочется. Он никогда не старался и теперь не старается отделиться от еврейства просто потому, что это невозможно. Он должен отлично понимать, что именно родство по крови определило всю его судьбу, включая искреннюю преданность русской поэзии и научные его достижениями. Он — еврей по крови и вряд ли принадлежит к стае, для которой важны «лишь цепкий нюх да острые клыки». Просто, следовало хорошенько подумать, прежде чем рифмовать так рискованно.
С Городницким такое случается не впервые. Его стихотворение и песня «Севастополь останется русским», сочиненная в 2007 году, звучат теперь, как «крымнаш». Поэту приходится объясняться по поводу столь непродуманного высказывания, в частности, ссылаясь на стихотворение «Беги от кумачовых их полотен». Оно датировано 1992 годом. Вот его заключительные строфы:
Беги от кумачовых их полотен
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Беги, покуда не увязнул в рабстве.
Пусть голову не кружит ерунда
О равенстве всеобщем и о братстве:
Не будешь ты им равен никогда,
Хрипящим, низколобым, бесноватым.
Отнявшие и родину, и дом,
Они одни пусть будут виноваты
В холопстве и палачестве своём.
Не проживёшь со стадом этим вровень,
Не для тебя их сумеречный бред, —
Здесь все они родня по общей крови,
А на тебе пока что крови нет.
1992
Странноват в устах Городницкого сам призыв к бегству, удивительна строка о том, что «Здесь все они родня по общей крови» и слова, что «на тебе пока что крови нет». Как-то перекликается с кровью, которая «образует стаю».
В интервью Татьяне Бек, по случаю своего 85-летия, поэт высказался так:
— Я отвечу, и снова, Таня, стихотворением, которое твой вопрос трактует дословно. Предваряю историей. Несколько лет назад наш общий друг, поэт Женя Рейн мне сказал: «Саня, давай скорей стихи — тут собирается очень богатый сборник “Поэты-евреи о России”, где и Бродский будет, и я, и Самойлов, и кто хочешь…» Я ответил: «Подумаю и позвоню». Потом позвонил и говорю: «Я не буду участвовать в этом сборнике, поскольку считаю унизительной и неверной саму исходную постановку вопроса. Я не “еврей, пишущий о России”. Я — русский поэт с еврейской кровью. Я себя ощущаю так. И участвовать не буду…
Так вот, есть у меня еще одно стихотворение — об этом. Оно называется «Родство по слову» (написано в 99-м) — им заканчивается моя новая книжка «Снег». «Своим происхождением, не скрою, / Горжусь и я, родителей любя, / Но если слово разойдется с кровью, / Я слово выбираю для себя. / И не отыщешь выхода иного, / Какие возраженья ни готовь, —/ Родство по слову порождает слово, / Родство по крови – порождает кровь».
Получается, что проблема в том, чтобы настоять на своем праве считаться «русским поэтом с еврейской кровью». В таком понимании Городницкий не первый из русских поэтов и не последний.
Приведем еще одну выдержку из другого интервью Городницкого, опубликованного в журнале «Дружба нардов» в 2017 году. Интервьюер спрашивает по поводу того же «блестящего афоризма»:
—…Так все-таки, говоря о крови, что вы имеете в виду? Имеется в виду «ген этничности» или это поэтическая метафора?
Городницкий отвечает:
В словах «Родство по крови — порождает кровь» иная суть. Речь о том, что на основе псевдогенетических, расистских теорий по крови разделяли людей на тех, кто должен жить, и тех, кто должен умереть. Кровь, конечно же, не имеет никакого отношения к национальной культуре; национальная культура — это язык, поэзия, литература, философия, живопись, музыка… Все то, что так или иначе связано с языком и выстраивается на его основе. Когда мне говорят, что первична кровь, я всегда вспоминаю строки из Библии: «В начале было Слово, и Слово было Бог». Я ни в коей мере, конечно, не думаю, что национальные культуры противостоят друг другу, это было бы смешно! И речь не идет о возможности автономно развивать культуру в узких рамках «национального»…
Здесь Городницкий настаивает на том, что «кровь, конечно же, не имеет никакого отношения к национальной культуре». Это весьма спорно, если иметь в виду историю нации, а не химический состав крови. В скобках отмечу, что пора менять и отношение к понятию «расистская», перестать ставить знак равенства с понятием «фашистская».
В приведенных фрагментах интервью, а их множество, представлены разъяснения самого поэта. Они не верны и, порой, даже высокомерны. Что же касается стихотворения о языке и крови, то оно породило поэтическую дискуссию.
Прежде всего, приходит на память знаменитое высказывание Юлиана Тувима, польского поэта и прозаика, который дал мудрую и горькую формулу:
«Людей объединяет не кровь, текущая в жилах, а кровь, которая течет из жил».
Так мог сказать только человек, бежавший от фашизма и долго скитавшийся по многим странам.
Не мне одному вспомнилось это изречение. Замечательный поэт Наум Сагаловский взял его в качестве эпиграфа к стихотворению-ответу Александру Городницкому:
Родство
Родство по крови образует стаю,
Родство по слову создаёт народ.
Александр Городницкий
Людей объединяет не кровь, текущая
в жилах, а кровь, которая течёт из жил.
Юлиан Тувим
Я мысленно историю листаю
и думаю, что всё — наоборот:
родство по слову образует стаю,
родство по крови создаёт народ.
Хватает мне и горя, и веселья,
и счастье не обходит стороной,
я тоже — из народа Моисея,
навек мы кровью связаны одной.
Живу, спешу, судьбу свою верстая,
время каждый шаг мой сторожит:
вослед за мною мчится волчья стая,
которая в родстве по слову «жид».
Среди врагов, среди подонков лживых,
покуда мир наш злобы не изжил,
и я в родстве, но не по крови в жилах —
по крови, вытекающей из жил.
Когда вся жизнь наполнена кошмаром,
когда слова противны естеству,
родства по слову мне не нужно даром,
родство по крови — то, чем я живу.
Наум Сагаловский, киевлянин 1935 года рождения. Он умело пишет стихи, и слово хорошо ему подчиняется, а живет он теперь в США и много публикует. В России не издано ни одного его сборника, что, кстати сказать, досадно для отечественной поэзии. Сагаловский формулирует не менее афористично, чем Городницкий:
«родства по слову мне не нужно даром, родство по крови — то, чем я живу».
Верна ли такая решительность? Следует ли так открещиваться от родства по слову? Это не всегда оправдано, и, думается, что настоящий поэт все-таки «живет Словом».
Точно сформулировал это известный режиссер и журналист Аркадий Красильщиков:
Мы, евреи, в сердцах можем называть Россию как угодно — родиной-уродиной, мачехой, империей зла, но родной язык никак иначе не назовешь. Язык этот, как тяжкий якорь, приковывает нас к тому пространству, в котором мы родились.
Одним словом, (простите за невольный каламбур) безапелляционность не оправдана и в этом случае. Поэту, особенно, если речь идет о поэте-еврее, противопоказана угрюмая черно-белая единственность: либо — либо. Думаю, не стоит спорить. Поэт не вправе отрекаться ни от родства по крови со своим народом, ни от родства по слову со своим языком.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer1/berljant/
