— Василий Петрович, Вы вскользь коснулись темы цивилизационных отличий и особенности цивилизационного развития России. Это идея Русского мира? Того мира, вокруг которого столь много русофобской шумихи на Западе?
— В этом вопросе скрыто несколько ракурсов.
Во-первых, неоднозначно понятие цивилизации и производного — цивилизационный выбор. Собственно, особенности цивилизационного развития России связаны с тем выбором, который каждый из россиян совершает в своей повседневности, включая словоупотребление.
Например, сейчас все ПТУ (советская аббревиатура от «профессионально-техническое училище», а раньше это были бурсы[1], сейчас преимущественно — колледжи) выпускают менеджеров (с английского — руководитель, управляющий или начальник). Так вот… Наплодили в России менеджеров, и они, бедные, считают себя начальниками, только не знают с чего начать.
Я часто бываю в европейских странах, как турист или на философские форумы езжу. И западный обыватель мыслит примерно так…
Сертифицированный колледжем менеджер должен быть ориентирован на евро-атлантическую систему разделения труда, в которой каждый колледж (например, в Германии) производит менеджеров только на заказ конкретного предприятия за деньги самого предприятия по требуемой предприятием специализации. Поэтому выпускник колледжа в Европе или США — это молодой человек с гарантированным для начала карьеры местом работы, с определенным социальным статусом, а дальше всё зависит от его таланта и усердия. Советские ПТУ больше соответствовали требованиям времени, чем нынешние «бурсы», потому что планово обеспечивали народное хозяйство специалистами, а руководителей страны специально готовило лишь одно учебное заведение в СССР — Высшая партийная школа при ЦК КПСС.
Если какому-нибудь государству требуются руководители, тогда такое государство, по идее, и должно заказывать их колледжам.
Зачем же современной России столько менеджеров, воспитанных за казенный счет?..
Печальная картина цивилизационного выбора скрывается в перечне рода занятий: менеджер, промоутер, мерчандайзер, дистрибьютор, спикер, фрилансер и т. д. и т. п. Если русские люди вместо дела заняты всей этой шелухой, то я теряюсь в догадках: они на самом деле русские — или делать в России больше нечего, как язык ломать, обманывая себя и других непонятными словами?
Культуры и языки во все времена варились в едином котле взаимовлияния. Но отнюдь не все культуры достигли цивилизационного уровня.
Что означает цивилизационный уровень для культуры, поясняет американец немецкого происхождения, всю жизнь изучавший наследие разрушенной европейцами доколумбовой Америки, Альфред Луис Крёбер. В своём фундаментальном труде 1952 г. он считает цивилизациями те культуры, достижения которых до сих пор считаются высочайшими культурными ценностями [1]. Естественно, носителями культур были и есть народы, имевшие или имеющие свой ареал проживания и распространения автохтонной культуры.
Британский историк, философ и культуролог Арнольд Джозеф Тойнби, насчитывая в истории человечества двадцать одну цивилизацию, определял их по наличию высокоорганизованной религии, привязанной к территории [2: 80–85]. Он же выделяет и Православную христианскую (русскую) цивилизацию, которая, по его мнению, отлична от Основной православно-христианской цивилизации, подразумевая под последней Византию и её наследие на Балканах. В свет его многотомник (12 томов) выходил в 1934–1961 гг. и каждый том вызывал большой интерес, поскольку напрочь развеивал миф его старшего соотечественника Эдварда Бёрнетта Тайлора (1832–1917) о том, что Европа — единственная цивилизация (культура), а остальные народы не достигли ещё в своем развитии подобных высот. Тайлора оспаривал и американский поляк этнограф и культурный антрополог Бронислав Каспер Малиновский (1884–1942), в отличии от других теоретиков живший среди туземцев и изучавший их культуры методом включенного наблюдения. Он-то и провозгласил тезис, что недоразвитых культур не бывает, что любая культура — это сложная система ценностей и смыслов, обычаев и традиций, придающая человеческому обществу целостность. Его труды при жизни стали известны только специалистам, да и то не все. Основной труд жизни выдающегося ученого «Научная теория культуры» (Scientific Theory of Culture) [3] был опубликован посмертно, в отличие от трудов А. Тойнби, с 1943 г. возглавлявшего исследовательский отдел Министерства иностранных дел Британии, который занимался, среди прочего, послевоенным обустройством мира.
Идея Б. Малиновского, что в естественно сложившуюся систему культуры ни в коем случае нельзя вмешиваться, чтобы не нарушить целостность общества, была услышана и разделяется поныне далеко не всеми. Попробуйте донести тезис Б. Малиновского, например, нашим деятелям или менеджерам культуры. Все ли они уровень своей ответственности способны осознать? Понимают ли современные менеджеры, что такое культура и чем она отличается от цивилизации? И, конечно же, амбициозные проекты мирового обустройства просто не могут апеллировать к науке, поскольку в корне противоречат основному этическому её постулату: табу на эксперименты над людьми с заведомо неизвестным, а оттого противогуманным результатом. Собственно, сам принцип европейского гуманизма — всё по-своему переиначить, подстроить под себя, — противоречив и парадоксален, когда речь заходит о человеке. Одно дело, когда человек сам себя переиначивает. Это может быть результатом сложного его духовного труда. Иное, когда он на другого, подобного себе, или пусть даже вовсе не подобного, покушается в стремлении его переиначить. Парадокс гуманизма состоит в том, что нет этических гуманных оснований переделывать другого человека под себя. А ведь деятели Просвещения именно эту цель и провозгласили, потому и получили в результате социал-демократию в крайних её проявлениях (анархизм, большевизм, фашизм).
Такое масштабное вступление с кратким экскурсом в теорию культуры и цивилизации мне понадобилось, чтобы раскрыть непростой контекст поставленного вопроса. Я считаю, что принцип целостности, который научно обосновывает Б. Малиновский, характеризует не какую-то отдельную культуру, а её универсальную родовую сущность. Культура в целом — это все культуры в совокупности: и исторические, существовавшие когда-либо, и современные, и потенциально возможные. Любое расчленение (анализ) — лишь теоретическое допущение, позволяющее отдельный элемент целостности рассмотреть вблизи, чтобы обнаружить его системные связи с другими элементами. Отсутствие этого вселенского единства в европейской картине мира, мне думается, и насторожило Ивана Васильевича Киреевского (1806–1856). Валерий Борисович Храмов в беседе с Вами выбрал очень важный контекст, от древнеегипетской мифологии к философии аромата, и точный аспект идей Ивана Васильевича — цельности и сердца как сосредоточия вселенской гармонии [4: 234–260]. И. В. Киреевский в целом идею христианского просвещения поддерживал, но возникшие диссонансы в виду индивидуалистического крена европейского романтизма, его встревожили. Не нашёл он себя в европейской культуре, а потому поставил ряд вопросов, предопределивших дальнейшее развитие русской философии. Центральное место в ней занимают как раз вопросы цельности: цельности культуры и как социального феномена, и как человеческой личностной сущности.
В этой цельности разграничение культуры и цивилизации носит, опять же, сугубо академический, аналитический, а не онтологический характер. Единство культуры и цивилизации видится в том, что культура, в отличие от натуры (природы), характеризует продуктивность цивилизации (результаты созидательной деятельности всех культурных людей без исключения). Там, где заканчивается культура, кончается и цивилизация. Человек может быть культурным, способным к созидательному труду, и диким, не способным, может совершать культурные, сугубо человеческие поступки, а может по разным причинам уподобляться скоту, творя непотребное, разрушая себя, культуру и цивилизацию.
Если оставаться на эволюционистских позициях, полагая линейное течение исторического времени основной его сущностной чертой (от причины к следствию), то цивилизация, будучи едина с культурой, всё же не тождественна ей. Моё предположение, структурирующее остальные воззрения в некоторое подобие научно-философской системы, заключается в том, что для самоопределения цивилизации недостаточно одной культуры. Цивилизация определяется через наличие культурных различий. То есть онтологическую целостность человек может осмыслить лишь посредством сравнений. Культурные различия могут быть столь существенны, что представитель одной культуры может оказаться не в состоянии осмыслить рациональность и культурную обусловленность поступков представителя иной культуры. Эти существенные расхождения и диктуют необходимость предполагать возможность параллельного развития нескольких цивилизаций, в основании которых лежат различные сложные системообразующие ценностные и смысловые связи. Цивилизация, в моем понимании, — это сложный конгломерат культур или некоторый, достаточно высокий уровень развития культуры, если понимать под культурой сумму интегрированных культур.
Эволюция в грубой схеме выглядит так: сначала организуется культурное общество, то есть общество, регламентирующее индивидуальную и коллективную деятельность культурными нормами; затем разные общества, имея разные культурные особенности, учатся сосуществовать совместно, не уничтожая друг друга; и такая способность уживаться как раз и характеризует цивилизационный уровень развития культур, носителями которых остаются отдельные общества или народы. Так и возникли, по моему мнению, все древние цивилизации. И современная цивилизация — это не глупое состязание кто более цивилизован, или у кого палка длиннее и прочнее, а способность уживаться и сотрудничать. Если кто не способен сотрудничать, тому следует учиться этому, стремиться стать более цивилизованным.
Я потому и против любой мессианской затеи. Потому, что мессианство ставит мессию в исключительное положение — исключает из цивилизации. Цивилизация — это взаимодействие культур при сохранении их разнообразия, а не уничтожение разнообразия посредством мессианского доминирования.
Поэтому и Русскую идею я не склонен примитивно редуцировать к мессианизму. Она гораздо шире. Русские путешественники ставили поклонные кресты и на северных диких островах, и на Аляске, но воевать с местными племенами как-то в голову им не приходило. А зачем биться, если можно и без этого?
Я не склонен здесь идеализировать или мифологизировать ментальные черты русского народа. Но хочу подчеркнуть, что русские сказки, былины, песни — всё многообразие устного культурного наследия отождествляет соперничество с потехой, игрой, с делом несерьёзным и необязательным, а любое серьёзное дело приукрашает особым целеполаганием — во благо. Благом же понимается не какая-то тайная выгода или сокровище, а способность поделиться — в этом русское богатство. Такое понимание блага-богатства идёт ещё из славянского язычества, в котором был бог дающий, Даждьбог, дарующий солнечное тепло, свет и плодородие. Славяне с ним себя отождествляли, считали себя даждьбожими внуками: «Тогда при Олзѣ Гориславличи сѣяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомь скратишась» [5: 16]. Это ведь пишет уже православный человек! Отсюда, очевидно, и особое восприятие образа Христа, через Его Вселенскую Милость, через особое понимание бесконечного богатства Бога в Милости.
Трудно не согласиться с А. Тойнби, выделившим русское православие в отдельную от Византии цивилизацию, хоть и не все церковники с этим согласятся. Есть достаточно оснований считать, что некий синтез дохристианских ценностей с библейской этической доктриной породил ментальную черту особой космической сопричастности русского народа — Совесть. В английском языке и слова-то такого нет: переводится как «сознание» — conscience. А ведь русскому человеку и ещё множеству народов, попавшим под сень русской культуры, трудно представить, как это можно жить не по совести! Быть без совести означает быть разбойником, преступником, дурным человеком, лишенным способности к покаянию или раскаянию.
Конечно, совестливостью Русский мир не ограничивается. Весьма предметно константы русской культуры анализирует Юрий Степанов [6]. Отдельная глава его книги посвящена и совести [6: 770–800].
Так что особые ценностные основания русской культуры объединяют множество культур и народов в самостоятельную цивилизацию, принципиальное своеобразие которой, в том числе, в несерьезном отношении к соперничеству, конкуренции и, как следствие, глубочайшей иронии в адрес карьеристов, считающих за достоинство занять какое-то более высокое социальное положение, над ближним своим. Такое положение на Руси никогда не давало преимуществ, а всегда обязывало высокой мерой ответственности, способностью дарить, одаривать. Потому русское чинопочитание — совершенно не клеится с английским или французским. Русский «сударь», а ещё тоньше «сударыня» настолько богаты отношениями с константами «милость», «вера», «надежда», «любовь», «счастье», что сравнивать с английским sir крайне сложно. Но это уже тема отдельного разговора.
Что до русофобии в её специфическом гипертрофированном варианте XXI в., то это явление не относится к цивилизации как высоко организованной системе культурных связей. Boogeyman, или пугало (монстры есть в любой культуре), всегда используется в воспитательных или манипулятивных целях, для управления слабыми умами: детьми например.
Баю, баюшики, баю…
Не ложися на краю,
А то серенький волчок
Придёт, схватит за бочок…
Вспомните, в советское время образ пузатого буржуина трансформировался в фашиста, а затем и в Дядю Сэма только для позиционирования образа пролетария или советского солдата, канонизированных по иконическому типу. Ковали из русского человека советского. Перековывали в советского человека, к слову сказать, и таджика, и грузина, и представителя любой другой народности СССР. За 80 лет, наверное, только с цыганами не совладали, я и сам «совок»[2] только потому, что не цыган. Хотя шедевр Александра Бланка по мотивам одноимённого романа Анатолия Калинина с великолепной музыкой Валерия Зубкова (1979), как и кинохит про неуловимых мстителей Эдмонда Кеосаяна (1966), запечатлели и образы советского цыгана, которые соблазняли не только русских девчонок.
Русофобский boogeyman — это образ для внутреннего пользования. Из сырых умов куют образ нового антироссийского человека, как в СССР ковали советского. Голливуд и СМИ — скальпели этой евгеники. В это пугало сгружаются все возможные страхи, которые в гиперболической прогрессии плодятся массовой культурой. Конечно, неприятно, что Страшилу именуют Россией. Но англоязычное американское Russia, как и «русский» (Russian), никогда к русской культуре не относились. За океаном разницу между «русский» и «российский» могут осмыслить, пожалуй, только латиноамериканцы, потому что в их культуре сохранилась особая этнофилософия, включающая в себя ценности древней доколумбовой цивилизации, ещё и «совки» без разделения на нации, иммигрировавшие при падении СССР. В современной России не осталось столько «совков», сколько живёт в США и Канаде. Так что популярный Russianboogeyman — мифологема, плод больной фантазии слабой умом массовой культуры. Мифологема эта транслируется в мир как инфекция. Потом заболевшим культурам, возможно, и диагноз придётся ставить.
Я, к примеру, с коллегами из США, Японии, Польши и других стран спокойно переписываюсь, не ощущая никаких фобий по отношению к себе. Между тем уже и американские теоретики отмечают, что одно дело бояться призраков коммунизма или фашизма, а другое — бояться самого страха [7: 11]. Этот особый страх очевидно связан с глубокой психологической травмой, нанесённой 9 сентября. И можно согласиться с Джеймсом Кэмпбеллом, что нанесена эта травма с целью подавления свободной воли американского народа [7: 21–32]. Кому как не нам, «совкам», понимать, что значит подрезанные крылья. Такого рода ампутация, видимо, входит в общий пакет услуг по социальной евгеники на пути в «светлое будущее» глобального мира.
— Третий вопрос, Василий Петрович, будет, пожалуй, самым провокационным, поэтому предварю его небольшим вступлением.
Из Ваших рассуждений следует, что русская культура — это одновременно и некоторый несостоявшийся проект, и некоторое реальное состояние социума здесь и сейчас.
Лишь отчасти могу согласиться с Вами в том, что представители русской философии и писатели «на протяжении всего XIX в. прилагали усилия к пересмотру духовной парадигмы российского общества, созидая проект новой русской культуры». Думаю, что русская культура как проект сформулирована христианскими монахами уже в «Повести временных лет». Уже там, в Несторовой летописи начала XII в., содержится православная идея Земли Русской, которая на своих географических просторах до сих пор остаётся по большей части языческой, нежели христианской. Поэтому можно считать, что начиная с XII в. русские философы и писатели проектировали русскую культуру, правда, не всегда считали эту деятельность самоцелью. По отношению к сформулированной идее Земли Русской позже в летописях осуждались княжеские распри и постепенно складывалась доктрина единения, послужившая основанием для становления и усиления Московии. Подозреваю, что проектный стрежень русской культуры (её идеальная, нацеленная в будущее сущность) является важным репродуктивным свойством. Идею ведь уничтожить практически невозможно, если она содержит конструктивный потенциал социального единства.
А реализация идеи русской культуры происходит, когда человек сам себе говорит: я русский, — то есть непосредственно реализует идею в индивидуальном биографическом проекте, в своей собственной жизни.
И вот теперь, Василий Петрович, самый провокационный вопрос к Вам: Вы русский?
— Ответ однозначный, но изложу я его в музыкальной форме.
«Забейте» в поисковую строку в интернете [8, 9] «Алексей Архиповский[3]. Золушка».
Мне очень нравится музыка в исполнении этого гениального музыканта. Его балалайка звучит и как оркестр, и как орган, и как пианино. Звуки синтезируются не из инструмента, а как снежинки или капли дождя падают сверху.
Когда я размышляю о России, то иногда приходят самые темные мысли. Но, слушая мелодию в исполнении Архиповского, ощущаю, что она возрождается. Я верю в это, ибо музыка посылает нам коды Вселенной. Подобно Пифагору, мы способны прочитать эти сигналы Вселенной и жить в гармонии с ней. Я верю, что мы преодолеем современную какофонию в социальных отношениях и достигнем их симфонического гармонизма. Самыми красивыми и продвинутыми архитектурными сооружениями в Краснодаре станут детские сады, школы, университеты, музеи и дворцы культуры, театры и концертные залы, информационные центры, библиотеки и галереи.
Когда по прибытии в Барселону мы вышли на улицу из квартиры, чтобы пойти в направлении Саграда Фамилиа, то перед нашим взором возник грандиозный прекрасный собор. Но это был не собор, а построенный в 1930 году больничный комплекс Сан Пау. Больничный комплекс был построен как произведение модернистского искусства.
Город может быть прекрасен, если он создан как произведение искусства.
Российская цивилизация — цивилизация истины, красоты и добра — духовности. И она имеет историческое предназначение продемонстрировать это. Вместе со всем миром. Она должна быть создана учеными, художниками и святыми.
Мир многообразен и имеет множество интенций, и все они важны.
Российская элита, адекватная архетипу и социокоду российской цивилизации, должна реализовать эту интенцию красоты, которая есть благо.
Примечания
1. Крёбер А.Л. Избранное: Природа культуры / пер. с англ. Г. В. Вдовин. М.: Росспэн, 2004. 1006, [1] с.
2. Тойнби А. Дж. Постижение истории = A study of history: Избранное / А. Дж. Тойнби; пер. с англ. Е. Д. Жаркова; под ред. В. И. Уколовой и Д. Э. Харитоновича. М.: Айрис-Пресс: Рольф, 2001. 637, [1] с.
3. Malinowski B. A Scientific Theory of Culture and Other Essays: [1944] / With a Preface by Huntington Cairns. New York: Oxford University Press, 1960. 228 p.
4. Храмов В.Б., Бакуменко Г.В. Сакрализация сердца // Спасут ли мир дельфины? Русские беседы о сакрализации прекрасного. Армавир, 2019. С. 232–261 [Электронный ресурс]. URL: https://ssrn.com/abstract=3382991 (дата обращения 10.01.2020) DOI: 10.2139/ssrn.3382991
5. Слово о полку Игореве / ред. В. П. Адрианова-Перетц; подгот. к печати и вступ. Д. С. Лихачев. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 483 с.
6. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 3-е изд., испр. и доп. М.: Академический проект, 2004. 992 с.
7. Campbell J.R. Mythicist Foundations of State Terror: Complicity and Truth-telling in the Shadow of Betrayal // International Journal of Applied Philosophy. 2019. Vol. 33. № 1. P. 11-33. URL: https://ssrn.com/abstract=3479849 (дата обращения 10.01.2020) DOI: 10.5840/ijap201988120
8. Алексей Архиповский — Официальный сайт виртуоза-балалаечника Алексея Архиповского, 2020 [Электронный ресурс]. URL: http://www.arkhipovskiy.com (дата обращения 10.01.2020).
9. Алексей Архиповский — YouTube.RU, 2020 Электронный ресурс]. URL: https://www.youtube.com/results?search_query=Архиповский (дата обращения 10.01.2020).
[1] От латинского bursa — карман, кошелек; бурсаками, начиная со Средних веков, именовали студентов, обучающихся при монастырях за казенный счет, а монастырская казна называлась бурса, так же на Руси издревле именовали монастырские общежития [прим. ГВ].
[2] «Совок» — ироничное сокращение словосочетания «советский человек», распространённая в советскую эпоху, начиная с конца 1970 гг., характеристика культурного типа личности. Следует подчеркнуть наличие в этом слове не только иронии или сарказма в отношении другого человека, но большую долю самоиронии в употреблении ВП [прим. ГВ].
[3] Алексей Витальевич Архиповский — всемирно известный виртуоз, солист-балалаечник, родился в г. Туапсе Краснодарского края, наш с Василием Петровичем земляк. Окончил Гнесенку по классу Валерия Евгеньевича Зажигина. Представляет нашу Родину на фестивалях российской культуры в США, Китае, Южной Корее, Германии, Франции, Испании, Болгарии, а также на многочисленных джазовых фестивалях в России и за рубежом [прим. ГВ].
