(продолжение. Начало в № 4/2019 и сл.)
ОТЦА НЕ ВЫБИРАЮТ
Человек рождается на свет, будучи запрограммирован на речь. И если речь ребенка не развивается автоматически, естественным путем, то, конечно-же, на это есть своя причина. Причин, к сожалению, очень и очень много. Это может быть потеря слуха, когда малыш не слышит речь и поэтому её не воспроизводит. Это могут быть различные эмоциональные факторы, которые замедляют формирование речи ребёнка. Но основной причиной дефекта речевого развития, безусловно, является поражение головного мозга. Пожалуй, одним из самых тяжелых нарушений развития речи являются речевые проблемы, связанные с аутизмом. Признаки болезни чаще всего видны уже в первый год жизни ребёнка, когда в шесть месяцев он не улыбается, а в годик всё ещё нет лепета. Малыш не указывает на предметы, не машет ручкой, не тянется к игрушкам, а в два года ничего не говорит. Дети-аутисты часто ходят на цыпочках, стереотипные повторяющиеся движения: взмахивание руками, раскачивание туловищем, удары головой, игра пальцами рук — обычно также появляются в раннем возрасте. Аутичные дети любят одиночество и избегают общения, игрушкам предпочитают блестящие бытовые предметы. Речь их самостоятельно не развивается, они не могут повторить услышанные слова или речевые звуки.
В моей долгой логопедической практике папы и мамы встречались разные. Одни плакали дни и ночи и рвали на себе волосы, другие бросали всё на свете и занимались с ребёнком по двадцать часов в сутки. И не было для них ничего важнее и главнее в тот момент, чем будущее своего малыша. А третьи бегали от врача к врачу, собирали мнения, тратили время на бесконечные тесты. Но время шло… Время работало против них. Потому что, чем раньше начинается наступление на болезнь, тем легче и быстрее с ней справиться.
Несколько лет назад привезли ко мне на консультацию десятилетнего мальчика. Марк был поздним, третьим ребёнком в семье известного ленинградского педиатра и приехал в Америку в возрасте пяти месяцев. Физически развивался нормально; хорошо набирал вес, рост; вовремя начал поднимать головку, во время пошёл — всё в соответствии возрастной шкале. Всё, кроме речи; ни лепета, никаких звуковых имитаций, никаких слов. Папа-врач занят с утра до ночи, ведь надо состояться, сдать экзамены, надо во чтобы то ни стало прошагать этот чудовищно длинный американский путь, чтобы продолжить врачебную практику. Да ещё надо и работать, прокормить семью из пяти человек тоже не просто. Мама мальчика, конечно же видела, что с ребёнком что-то не так, каждый вечер собиралась поговорить с мужем, но он приходил домой так поздно и такой уставший, что снова и снова откладывала разговор на завтра. И сама себя успокаивала: заговорит наш сын, все говорят и он заговорит, ведь развивается-то нормально. Но то, что Марк не развивался нормально видно было невооружённым глазом. Он не отзывался на своё имя, избегал глазного контакта, вкровь искусывал свои руки, играл пальцами. Чувство опасности изменяло Марку, то он выбегал на середину дороги, где было напряжённое движение, а то настолько пугался шума домашнего пылесоса или телефонного звонка, что в слезах и крике метался по комнате и никак не мог успокоиться. Зачастую подолгу бесцельно раскачивался из стороны в сторону, или застывал в какой-то странной позе отстраняясь от всего, что его окружало. Марк никак и ни с кем не шёл на контакт, ему вроде бы никто и не был нужен, так сам в себе. Шли годы …вот ему уже четыре, пять, шесть лет, а он всё ещё плохо понимает, ничем не интересуется, ничего не говорит.
Приехала в гости бабушка из России, тоже детский врач, подняла тревогу. Начали бегать по врачам, делать различные тесты, хотя отклонения в развитии мальчика, симптомы аутизма были настолько очевидны, что не увидеть их было просто невозможно. А принять, что в их столь благополучной семье такая беда, было нелегко и хотелось просто надеяться на чудо. Но бежали недели, один месяц сменял другой, а чудо так и не свершалось. Болезнь не уходила, напротив, с каждым днём прогрессировала всё больше и больше. Через некоторое время Марка определили в специальную программу для детей аутистов. Он был прилежным учеником, очень старался и за несколько лет обучения в школе добился неплохих успехов. Улучшился глазной контакт и внимание, он приобрёл некоторые навыки общения и стал менее агрессивен, начал узнавать предметы и соответствующие картинки, знал буквы и начальный счёт. Но говорить он так и не научился, его речь состояла всего лишь из нескольких слогов и в свои десять лет Марк всё ещё оставался безречевым. А школьная программа предлагала всего лишь несколько занятий в неделю по тридцать минут каждое, что для десятилетнего безречевого ребёнка было конечно недостаточно. Бабушка Марка не сдавалась, часами перелистывая газетные страницы продолжала поиски специалиста, обзванивала друзей и маломальских знакомых, искала в интернете…
Дорога ко мне была долгая, шесть часов на машине, но под давлением бабушки всё-таки решились на консультацию и отправились в путь. И вот наша первая встреча… По возрасту — мальчик, а по внешнему виду — огромный широкоплечий детина. Марк произвёл на меня довольно-таки хорошее впечатление, и прежде всего тем, что безумно хотел научиться говорить. Дети-аутисты часто страдают умственной отсталостью, но первичный интеллект Марка был сохранен, он полностью понимал обращённую к нему речь, выполнял словесные команды. Так что фон, на котором можно было разворачивать работу, обещал весьма неплохой результат. Но расстояние между нашими городами исключало возможность ежедневных занятий и единственное, что я могла предложить — это Дистанционную Программу, когда ребёнка привозят ко мне на десятидневный тренинг изначально каждые две недели, затем раз в два месяца. Чётко прописанное домашнее задание и еженедельная телефонная конференция с мамой и пациентом — неотъемлемый компонент этой программы. Мы долго и детально обсуждали суть программы и наконец-то план терапии был принят и одобрен всем семейством. Поселив Марка с мамой в гостинице Шератон, что напротив моего дома, папа с бабушкой и братьями отправились обратно домой. А мы с Марком начали заниматься. Наш рабочий день начинался в восемь утра, два часа, затем перерыв до трёх и выполнение домашнего задания, потом с трёх до шести и опять «уроки на дом». Марк занимался по-взрослому, неукоснительно выполняя все мои задания; часами просиживал перед зеркалом делая речевую гимнастику, заставляя свой неподвижный язык принимать нужную позицию и двигаться по команде. Бил себя по губам, когда они не хотели слушаться и растягиваться в улыбке. Работал он до изнеможения, короткие передышки едва снимали часами накопившуюся усталость. А когда на третий день сумел сказать своё первое слово, плакал и, опустившись на колени, целовал мои руки. Пятичасовая ежедневная терапия давала хорошие результаты и день ото дня Марк радовал нас всё больше и больше. Он уже говорил много слов, хотя каждое слово всё ещё давалось не легко, требовало длительной тренировки и многократного повторения. Бывало, мы ставили одно и то же слово часами, а оно убегало не оставляя и малейшего следа. Мама была приятно удивлена, что сын её может так усердно работать, да и сама она скрупулёзно следовала всем моим предписаниям и честно просиживала с Марком часами, контролируя выполнение домашнего задания.
Всё шло по плану, Марк начинал пользоваться словами и, пускай это были только отработанные, а не спонтанные слова, но он уже мог не жестами, а словами выразить свои основные потребности и желания. Мальчик был так счастлив и так горд своим успехом, что светился от радости, ведь он молчал так долго, ведь за его плечами было целых десять лет безмолвия. Марк продолжал радовать нас безмерно своей готовностью делать над собой мыслимые и немыслимые усилия, работать без остановки, невзирая на безумную усталость.
Но время наше истекало, запланированные две недели подходили к концу и пора было возвращаться домой.
Приехал папа забрать Марка с мамой, был поражён и, конечно же, рад успехам сына. Но долго рассказывал о своём напряжённом рабочем графике и о том, как плохо и одиноко без мамы. Как непривычно и неуютно питаться в столовой, как некому утром сварить ему чашку кофе и пожарить яичницу, ведь бабушка улетела обратно в Россию, а протеин так необходим с утра. О том, какими трудными были две недели без «домашнего супчика» и как ужасно он теперь себя чувствует, питаясь казённой пищей.
Ранним утром следующего дня они покидали Стамфорд и зашли ко мне попрощаться. Было много слов благодарности и комплиментов в сторону моей профессии. А я задала один единственный вопрос, который не давал мне покоя:
— Скажите, Павел, как же так могло случиться, что Вы лечите чужих детей, а своему собственному сыну не смогли вовремя уделить внимания?
— Не знаю, Лариса, нет у меня ответа, как и нет мне оправдания.
Мы распрощались, назначив нашу следующую встречу через две недели. Но, к сожалению, встреча эта так и не состоялась. За несколько дней до приезда позвонил папа:
— Даже не знаю с чего начать… понимаете, Лариса, моя семья не готова к столь серьёзной бытовой ломке, хранительница семейного очага не может покинуть дом на две недели. При всей моей любви к сыну я должен думать о себе, ведь детям нужен здоровый отец, да и почему Вы считаете, что все должны говорить? Сама природа распорядилась так: кому-то речь, а кому-то спорт. Наш сын прекрасно играет в футбол и он счастлив, так что пусть всё останется по-прежнему. А Вам кланяюсь низко, спасибо огромное, преогромное.
С тех пор прошло много лет, давно я не видела Марка, но во мне всё ещё живут воспоминания о его неуёмном желании говорить и удивительной способности работать. Сегодня Марку пятнадцать, а он так и остался на уровне тех одиночных слов, которые были отработаны в те две недели наших занятий.
(продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer2/laraberman/
