litbook

Поэзия


Читательница туч, смотрительница стен…0

***

Ах, чешуя у лета,
Серебряная с зеленым.
Оно манит, как русалка,
Стареющих моряков.
В руке у нее бутылка,
На голове — корона,
Она в глаза тебе брызжет
Ромом и молоком.
И ты засыпаешь под утро,
Плывешь и бьешься в тенетах,
Ты вырвешься на свободу,
Ударив тугим хвостом.
А за окошком — ливень,
Подушка влажна от пота,
И листья лепечут
«Будет… Ладно…  Потом, потом…»
Наутро холодный ветер
Карточный домик сдует,
Дамы и кавалеры
Лягут лицом на стол,
Но снова — то ли русалка
На сизых клинках танцует,
То ли крупная рыба
Уходит, вильнув хвостом.

***

Родос — путевые заметки

Пахнут сосны на знойном взгорье
Недозрелый инжир горчит.
«Калимэра[1]» звучит как «море»,
«Калимэра», как «мать», звучит.
И цикады неугомонны,
В их просодии нету дыр.
Где источник — всегда икона,
Над иконой висит инжир.
Раствориться и затеряться
В сетке бликов на желтом дне.
Ну и что, что кругом шестнадцать?
Но в тишайшей голубизне
И под солнцем этим свирепым
Так естественно выпадать
Из митенок судьбы нелепой.
(«Калимэра» звучит как «мать»).
И над морем стоять безбурным
И следить под ржавым листом
Спинку ящерицы с лазурным,
Бирюзовым почти хвостом.

Примечание
[1]  «Здравствуй» — по-гречески.

***

Послушайте, ведь можно быть счастливым,
На транспорте проехав городском:
Послушать, как поют речные ивы,
Зеленым прикрываясь рукавом.
Глазеть на разграфленные бараки
И сталинские пыльники домов,
Где во дворах вороны-забияки
Гоняют полнотелых голубков.
И сеют теплый снег и аллергию
Огромные, в железе, тополя.
И Петербург, конечно, не Россия
— борщевиком заросшие поля.
Окраина, конечно же, не Питер,
И если снять с тебя за слоем слой,
Останешься одной из стертых литер,
На камне, уходящем в мох сырой —
Кипучие деревья, ванты-снасти…
В ушах стоит какой-то странный гул.
Приходится считать, что это счастье.
И кажется, что город утонул.

***

Дома — как рыцари дождя,
Плащи и жемчуг на кольчугах,
Но, теребя и бередя,
Их полы дергает анчутка.

И ходит, как трущобный кот,
Вокруг тупых колонн ростральных,
И речь унылую ведет
О некой мерзости астральной,

И тянет всё послать к чертям
И лбом о рельсы звездануться.
Но в этом граде на костях
Деревья небо пьют из блюдца,

И мы стоим, как те дома,
Чья штукатурка обветшала.
При нас сума, при нас тюрьма,
Но лишь дожди — предлог для жалоб.

Такой промокший мелкий бес!
Закутать в полотенце надо.
Какой уют, скажите, без
Привычных элементов ада?

***

Ноябрь

I
Прижми к щекам холодные ладони.
Один декабрь страшнее ноября.
Собаки ночи за тобой в погоню,
Глазами разноцветными горя,
Пустились. Отстают — и снова рядом,
Как сизые — в лохмотьях — тополя,
Как рваный плащ владычицы-Гекаты
На бледно-желтом небе ноября.

II
Все ангелы и демоны закатаны в асфальт,
И скуку ретранслируют дома,
Остались стены темные, как онемевший скальд,
Да в интернете мышья кутерьма.
Как елочные шарики, мы виснем на сети,
И чьи-то аватарки на боках
Дрожат и расплываются, и — Господи прости! —
Морзянкой заговаривают страх
Того, что наши души друг от друга далеки,
И каждая в узилище своем…
И только виртуальные мигают огоньки:
Мы шепчемся, а стало быть — живем.
Реальность — это грязно, и потеет, и пыхтит.
Увязнуть можно или потерять.
А шарик пусть качается, и блещет, и звенит:
Осколки не придется собирать.

***

Придя домой

Жилище расскажет про скудные новости тьмы,
И чайник лопочет, и старые раны болят.
И белая кошка — как дырка в пространство зимы,
Откуда следит за тобой немигающий взгляд.
Сестрой милосердия явится снежный январь:
Уложит в постель, в подстаканнике чаю подаст
И ложечкой звякнет, и вспыхнет горячий янтарь,
И что там хрустит, простыня или утренний наст?
И кажется, встанешь здоровым и светлым с утра,
И можно начать с белоснежной страницы, с нуля.
Но руки скрестила за елкой в углу медсестра,
И мучит тебя слюдяной немигающий взгляд.

***

Зимний вечер

Ступаешь, как битюг — тяжеловоз
Сосульки меховые на копытах,
И в огоньки цветные тычешь нос,
И спит земля, попоною покрыта.
А дома текст переводя, как   сено,
Глядишь в окно на красную луну.
До нас нет дела ледяной Вселенной,
Она не будет затевать войну,
И снежные сокровища несметны,
Но почему гордишься ими ты,
Как будто все усилия не тщетны
И ты — участник   этой красоты.

***

Но вскинув брови, как забрало,
Друзей теряя на ходу,
Идешь спокойно и устало
Достойно встретить пустоту.
А если у дороги птица
упрячет шею под крыло,
И крокус или глупый рыцарь
Вдруг обдадут тебя теплом,
Букет засохших незабудок —
Воспоминаний легкий прах
— Не тронет сердце и рассудок:
К чему крутить его в руках?
Вода, и ветер, и свобода
И просто нечего терять.
Я знала, что не будет брода,
Но не было дороги вспять.
И вскинув брови, как забрало,
Плечом презрительно пожму.
Я этот хлам   не выбирала,
Зачем была нужна ему
Душа, похожая на птицу,
Чье счастье — воздух под крылом?
И пусть ей никогда не снится
Букет и   зачумленный дом.

***

Далекие краны похожи на снасти,
И вся в кучевых папильотках природа,
И ты подзаборен, и все же причастен,
Как кот, что во двор проникает без кода.
У Штиглица бродят старухи и фрики,
Седеют в глубинах дворов Лорелеи,
И пыльные улицы — словно улики
Тебя обвинят, и попляшешь на рее
За то, что ты предал величье гнилое.
Куда ты? В истеблишмент? В Ерушалаим?
Ты родом отсюда — из этих помоев,
Ты — чадо фасадов, чей гнет не свергаем.
Стыдись, и пускай тебя гонят на выход
По каменным плитам обрывком бумаги…
А призраки правят, и фрики не вымрут.
Есть в брошенном городе остров отваги….
Отваги быть фриком, безумцем, плебеем
Безногой, бесхвостой, больной Лорелеей,
Читателем пыли, бездомным котом.
Отваги не думать, что будет потом.

***

Зимний дождь начинает свое трала-ла-ла:
«Пропаду, пропадешь, пропадем»
И стекают по мути ночного стекла
Мыслеформы, сливаясь с дождем.

Но под этот убогий, унылый мотив,
«О своем, о своем, о своем»
Я танцую, как дерево, руки скруглив,
Ты стоишь, как светящийся дом

Так, накрыты беспалой рукой темноты,
Мы спасаем себя от пропаж.
Люди-реки, дороги, кареты, мосты
Заполняют бетонный пейзаж.

Разноцветные птицы на ветки летят,
Мыслекошки колдуют у ног,
Золотистые змейки по камню скользят,
И барак превращают в чертог.

Вот такое, ребята, у нас Рождество:
Санта-Клаус на белом коне.
Ничего, ничего, ничего, ничего,
С этой елкой, горящей во сне.

***

2019

Ах, господа, какая зима! Классика! Новый год.
Опять мандарины, елки, хурма.  Целый вагон хлопот.
Подарки, уборка и прочий вздор. Гости — все меньше их.
Если мы дожили до сих пор, надо любить своих.
Откроешь старый фотоальбом или найдешь письмо.
И ты едва ли вспомнишь о том, какое правило чмо.
А вспомнишь кадры: улыбку, взгляд, тепло чужого плеча.
И хорошо, если нет утрат, допущенных сгоряча,
А те, что в пути разошлись с тобой, други, проводники
Уплыли по темной воде речной, как яркие огоньки.
Да, заперт каждый в своей судьбе, и время гонит пургу.
Но пусть нам будет уютно в себе, как этим домам в снегу.
У власти — предатели всех мастей. Какое нам дело до них?
Накроем стол, позовем гостей и будем любить своих.

*** *** ***

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer2/dunaevskaja/

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
Регистрация для авторов
В сообществе уже 1132 автора
Войти
Регистрация
О проекте
Правила
Все авторские права на произведения
сохранены за авторами и издателями.
По вопросам: support@litbook.ru
Разработка: goldapp.ru