Сегодня наш медиум мысленно связался с духом французского философа-просветителя Дени Дидро (1713–1784) и дерзнул вступить с ним в беседу.
Справочно: Французский писатель, философ-просветитель и драматург, основавший «Энциклопедию, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел». Иностранный почётный член Петербургской академии наук. Родился: 5 октября 1713 г., Лангр, Шампань, Франция. Умер: 31 июля 1784 г. (70 лет), Франция. Вместе с Вольтером, Руссо, Монтескьё, Д’Аламбером и другими энциклопедистами, Дидро был идеологом третьего сословия и создателем тех идей Просветительного века, которые подготовили умы к Великой французской революции.
М. – Уважаемый господин Дидро, хочу Вас порадовать: в конце ХХ века Ваш соотечественник Эрик-Эмманюэль Шмитт написал о Вас остроумную пьесу под названием «Распутник». Ее ставят театры по всему миру. Сам автор признал: «Это самая веселая моя вещь. Написанная весной, для весны, с сильным ощущением обновления, жизненной силы». Наверно, приятно было бы знать, что спустя почти три века Вас не забыли, и Вы продолжаете играть свою роль в нашей жизни?
Д. Д. – Ах, какой превосходной комедией был бы этот мир, не будь у нас в ней своей роли!
М. – Вообще-то, свою роль в жизни иногда играть непросто, но сегодня Вы живы в памяти потомков.
Д. Д. – Потомство для философов – это потусторонний мир для верующего.
М. – Кстати, это разделение Вы считаете естественным? Философы всегда противостояли религии и враждовали с духовенством?
Д. Д. – Философы говорят много дурного о духовных лицах, духовные лица говорят много дурного о философах; но философы никогда не убивали духовных лиц, а духовенство убило немало философов.
М. – Да, христианская заповедь всеобщей любви всегда оставалась чисто умозрительной, и религиозные пастыри не являли собой счастливого исключения из общего правила. Но ведь не все философы – атеисты?
Д. Д. – Одного человека как-то спросили, существуют ли настоящие атеисты. Вы думаете, ответил он, что - существуют настоящие христиане?
М. – Действительно, чтобы быть настоящим христианином, надо не только соблюдать религиозные обряды, но и возлюбить всех людей без исключения, даже врагов. Мы же видим, что само христианство разделено на конфессии, которые не всегда способны договориться между собой, не говоря уже о взаимной любви. Тем не менее, христиане каждой конфессии, осуждая прочих, весьма горды своей принадлежностью к правильной вере. Как Вы считаете, воспитание в соответствующей религиозной традиции дает основание человеку для гордости?
Д. Д. – Тот, кто остается верен своей религии только потому, что он был в ней воспитан, имеет столько же оснований гордиться своим христианством или мусульманством, сколько тем, что не родился слепым или хромым. Это счастье, а не заслуга.
М. – Разумеется, заслуги здесь нет. Только почему Вы считаете это счастьем? По моему разумению, счастьем для людей была бы принадлежность всех к одной религии: тогда они, по крайней мере, не вели бы постоянных религиозных войн. Вы не согласны?
Д. Д. – Нет такого уголка в мире, где различие в религиозных воззрениях не орошало бы землю кровью.
М. – Не правда ли, странно! Ведь считается, что вера в Бога делает людей добродетельней, а они на протяжении всей истории грабят, мучают и убивают друг друга. Как это понять?
Д. Д. – Везде, где признают Бога, существует культ, а где есть культ, там нарушен естественный порядок нравственного долга и нравственность падает.
М. – Я не очень понимаю, что такое естественный порядок нравственного долга, но разве люди сами не видят зла, которое творится под маской благочестия? Разве они не понимают, что преследовать и убивать других только за то, что они иначе называют Бога и иначе молятся, преступно?
Д. Д. – Религия мешает людям видеть, потому что она под страхом вечных наказаний запрещает им смотреть.
М. – Но ведь вера в богов изначально присуща людям. Можно сказать, что она – дар небес?
Д. Д. – Если разум – дар неба и если то же можно сказать о вере, значит, небо ниспослало нам два дара, которые несовместимы и противоречат друг другу. Чтобы устранить эту трудность, надо признать, что вера есть химерический принцип, несуществующий в природе.
М. – Однако едва ли химерический принцип мог бы существовать на протяжении тысячелетий. Все же считается, что медленно, но верно христианство делает людей более терпимыми, а ведь это благо, не так ли?
Д. Д. – Терпимость неизбежно ведет к равнодушию.
М. – Неужели? Иные считают, что равнодушие к людям не лучше откровенной вражды. А ведь христианская терпимость сродни альтруизму. Как Вы думаете, альтруизм свойственен многим?
Д. Д. – В природе человеческой два противоположные начала: самолюбие, влекущее нас к самим себе, и добродетельность, толкающая нас к другим. Если бы одна из этих пружин сломалась, человек был бы злым до бешенства или великодушным до безумия.
М. – Да, во всем нужна мера. Особенно, чтобы прожить жизнь достойно и счастливо. А кто, по-вашему, действительно счастливый человек?
Д. Д. – Самый счастливый человек тот, кто делает счастливыми наибольшее количество людей.
М. – Вы считаете, что высшее счастье – в счастье других людей?
Д. Д. – Разве вам не известно, что настоящее блаженство заключается в том, что все люди нуждаются друг в друге и что вы ожидаете помощи от себе подобных точно так же, как они ждут ее от вас?
М. – Получать наслаждение от помощи ближним способен, вероятно, только очень добродетельный человек. Значит, добродетель сама по себе счастливое свойство?
Д. Д. – Добродетель прекрасная вещь; и злые и добрые отзываются о ней хорошо. Ибо она выгодна для первых и для вторых.
М. – Конечно, добрые добродетельны, потому что следуют своей природе и живут в гармонии с собой, а злые пользуются чужой добродетелью в корыстных целях.
Д. Д. – Жизнь злых людей полна тревог.
М. – Если бы только злых! К несчастью, от тревог никто не застрахован. Человек всегда проводит жизнь в борьбе. А иногда так хочется пожить спокойно и беспечально!
Д. Д. – Лучше изнашиваться, чем ржаветь.
М. – Но ведь далеко не все покрываются ржавчиной, живя спокойно и благополучно. Вот страсти действительно сильно изнашивают человека.
Д. Д. – Страсти без конца осуждают, им приписывают все человеческие несчастья и при этом забывают, что они являются источником всех наших радостей.
М. – Значит, жизнь без страстей убога?
Д. Д. – Только страсти и только великие страсти могут поднять душу до великих дел. Без них конец всему возвышенному как в нравственной жизни, так и в творчестве.
М. – Возможно, великие страсти поддерживает не реальность, а воображение?
Д. Д. – Воображение! Без этого качества нельзя быть ни поэтом, ни философом, ни умным человеком, ни мыслящим существом, ни просто человеком.
М. – Вы думаете, на свете так уж много людей с воображением и действительно мыслящих?
Д. Д. – Где бы ты ни очутился, всегда окажутся люди не глупее тебя.
М. – Ну, для этого не требуется так уж много ума. Как сказал пес Фафик из польского сатирического журнала: «Я, конечно, умней своего хозяина. Но ведь это еще не доказательство ума». А по-настоящему великих умов всегда было до обидного мало. И окружающие их, как правило, не ценили, считая вредными чудаками.
Д. Д. – Даже согласившись, что люди гениальные обычно бывают странны, или, как говорится, нет великого ума без капельки безумия, мы не отречемся от них; мы будем презирать те века, которые не создали ни одного гения. Гении составляют гордость народов, к которым принадлежат: рано или поздно им воздвигают статуи и видят в них благодетелей человеческого рода.
М. – Да, люди обычно сживают своих гениев со свету, а потом создают мифы и гордятся своими благодетелями, своими победами и своей историей.
Д. Д. – В истории любого народа найдется немало страниц, которые были бы великолепны, будь они правдой.
М. – Тем не менее, читать книги по истории всегда интересно. Конечно, не только исторические книги дают возможность хорошо провести время и кое-что узнать, верно?
Д. Д. – Люди перестают мыслить, когда они перестают читать.
М. – Именно так. Но к разным книгам, как и к разным людям, мы относимся неодинаково.
Д. Д. – Книги, которые мы листаем реже всего и с наибольшим пристрастием, – это книги наших коллег.
М. – Как Вы думаете, почему? Ведь именно признание коллег особенно ценят авторы, именно от них ждут доброго слова.
Д. Д. – Мы добиваемся любви других, чтобы иметь лишний повод любить себя.
М. – Вероятно, надо уметь любить себя без всяких поводов. Ведь на других рассчитывать не приходится, а жить в наше суровое время непросто. Как поется в песне известного барда Т.Шаова: «Жизнь сюрпризы преподносит, жизнь лупит нас под дых. И депрессия все косит наши стройные ряды»…
Д. Д. – Такова жизнь: один вертится между шипов и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания.
М. – Увы, никакая предусмотрительность не помогает неудачнику. Эту мысль замечательно сформулировал и Ваш соотечественник Ф. Ларошфуко: «Каких только похвал не возносят благоразумию! Однако оно не способно уберечь нас даже от ничтожнейших превратностей судьбы». С другой стороны, благоразумие еще никому не повредило, а вот его отсутствие погубило многих. Но мы не можем изменить себя.
Д. Д. – Мы всегда остаемся самими собой, хотя ни минуты не остаемся одними и теми же.
М. – Тогда последний вопрос: как, в пределах своих скромных возможностей, прожить достойно и счастливо?
Д. Д. – Стараться оставить после себя больше знаний и счастья, чем их было раньше, улучшать и умножать полученное нами наследство – вот над чем мы должны трудиться.
И мы с нашим медиумом пошли трудиться… (продолжение следует)
Елена Пацкина. Окончила Московский авиационный институт по специальности инженер-экономист. Автор нескольких книг стихов (Уходящая натура, Фотография минуты, Счастливый дилетант и др.) Автор серии «Беседы с мудрецами» (более семидесяти персонажей, начиная с Эпикура, Демокрита и других античных авторов до Курта Воннегута, Агаты Кристи и пр.).
