Тоталитарная серьезность противоречит многовековой культурной традиции Европы, замешанной на здоровом смехе и безудержном веселье, выходящих порой далеко за рамки благопристойности. Карнавалы в Средние века сопровождались обжорством, блудом и пародиями на официальные привычные формы, в том числе богослужебные, поскольку смех освобождает человека от страхов и стереотипов мышления. При этом такое шутовство совершенно не обязательно свидетельствует об антиклерикальных настроениях. Способность смеяться отличает как раз подлинную веру от ханжества. Например, в пародийной челобитной 17 в. православные монахи жалуются на архимандрита, который мешает им пьянствовать. На Руси могли передразнивать даже «Отче наш». Причем делали это, как правило, семинаристы, т.е. будущие священнослужители. В Византии и на Руси существовал особый подвиг юродства, зачастую граничивший со святотатством. Например, нарушить порядок в церкви или выйти в Великий пост на городскую площадь и на виду у всех жрать мясо.
И еврейский юмор не мог бы существовать без многовековой преданности своему Богу. Иудеи, как известно, народ священнодействующий. Но культура может благополучно развиваться только в поле, созданном напряжением между двумя противоположными полюсами. И вот знаменитый еврейский поэт эпохи Возрождения Иммануэль Римский (примерно 1265–1330), современник, переводчик и, возможно, друг Данте, автор комментариев к Торе и религиозного гимна (пиюта) «Игдаль», входящего в большинство еврейских молитвенников, прославился заодно и как автор эротических стихов, зачастую каламбурно передразнивающих библейские строки. Например, выражение биркат шамаим («благословение Небес») превращает в биркат шадаим («благословение грудей»), и это еще невинный пример…
О современных авторах типа Игоря Губермана лучше умолчим.
* * *
Античный театр вырос из мистерий, посвященных Дионису. Поначалу в мистериях участвовал довольно узкий круг лиц. Позднее, особенно в римский период, участие в таинствах стало массовым, захватив и мужчин, и женщин. Религиозный смысл стал вытесняться простым наслаждением. Вино разжигало страсти, мрак ночи уничтожал всякое чувство стыдливости. Разнузданность порождала гнусности и злодеяния. От этого времени осталось словечко «вакханалия», означающее то, что теперь трудно соотнести с понятием религиозного таинства.
Современный театр вышел из разыгрывания мистерий, тесно связанных с католическим богослужением. Первые мистерии представляли собой инсценировки библейских событий. Исполнялись они в церкви, но постепенно круг зрителей расширялся, и мистерии перенесли на церковную паперть, а затем и просто на улицу. Большинство пьес сочинялись на вкус простого народа с преобладанием чувственного элемента, грубо материальным пониманием религиозных догматов, страстью к чудесам и фантастике. В них было так много суеверий и чувственности, что становится понятной борьба позднейшей церкви с ею же установленным ранее обычаем.
Можно сказать, что еврейский театр начался с Пурима: это сопровождавшие праздник театральные действа — пуримшпили, т.е. представления по мотивам библейской Книги Эстер. В Европе в эпоху Средневековья евреи, естественно, не посещали церковные мистерии и драмы. Но они охотно заимствовали формы европейского народного театра. Известны шуточные пуримские комедии и фарсы на испанском и арабском языках, но особого расцвета традиция праздничных пуримских представлений достигла на идиш — в среде ашкеназского еврейства, особенно восточно-европейского. В Германии, Польше и Белоруссии студенты иешив разыгрывали пуримшпили. Название «пуримшпил» распространилось и на представления по другим сюжетам из Священного писания. Очень часто они давали весьма фривольную трактовку библейскому тексту, что вызывало бурный протест раввинов. Поглазеть на «пуримшпили» охотно приходили и соседи-христиане.
Интересно, что первым театральным представлением в России была постановка в 17 в. пьесы «Артаксексово действо», сочинённой в стихах по заказу царя Алексея Михайловича на ветхозаветный сюжет об Есфири.
* * *
Прообразом современных карнавалов были римские праздники, называемые сатурналиями, во время которых рабы и господа могли меняться местами. (Традиция получила развитие в Византии, а в Новое время — и в России при Петре 1 в «деятельности» Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего Собора.)
Первые христиане жили в лихорадочной апокалиптической атмосфере, и в их ритуалах тоже огромную роль играл «оргийный элемент». Частично унаследованы были, по-видимому, и некоторые языческие обычаи, включая вакханалии. Не редкость в те века были и безумные карнавалы, устраиваемые прямо в монастырях. Позднее церковь боролась с этим, но до сих пор сохранились в некоторых старинных церковных строениях изображения непристойных действий, отнюдь не подобающие культовым заведениям.
* * *
М. Бахтин ввел в литературоведческий обиход понятие «мениппеи», в рамках которого можно объединить и древнеримскую сатиру, и плутовской роман, и творчество И. Баркова, а также М.А.Булгакова, обэриутов, черный юмор, Веничку Ерофеева, Сорокина с Пелевиным et tutti quanti. Для мениппеи характерны эксцентрика, буффонада, шутовские сентенции, веселые прибаутки, сцены ликования раскрепощенной плоти, преувеличения, даже гротеск, элементы пародии, сцены скандалов, всевозможные нарушения норм приличного поведения и речи. Книгой на все времена в беллетристике такого рода является роман прославленного охальника и насмешника 16 в. Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» — полномасштабное литературное воплощение карнавала.
Карнавал есть, безусловно, оборотная (языческая, теневая, игровая) сторона нашей так называемой иудео-христианской цивилизации. Христианство позаимствовало у иудаизма телеологическую утопию: якобы у человеческой жизни, как и у истории, есть какая-то цель и какой-то смысл. Но смысл жизни – в ее конце, а всё заканчивается смертью, и если выпрямить круг бытия, то бессмысленность жизни становится еще ясней. Карнавал – деконструкция христианства и иудейства с точки зрения языческой культуры, её своеобразный реванш.
Эстетика карнавала связана не только с безудержным разгулом, но и с выворачиванием мира наизнанку, когда «верх» и «низ» меняются местами – и это основной прием комического. Смех обнажает относительность, непостоянство всего на свете. Идея зазеркалья, перевернутого мира совпадает с основной идеей христианства. Ведь богатые и бедные на «том свете» поменяются местами: бедные будут блаженствовать, а богатые гореть в аду. У евреев сходная идея смены ролей реализуется в празднике Пурим, основанном на событиях, произошедших в диаспоре в период после Вавилонского пленения. Главные персонажи Мегилат (свитка) Эстер имеют по нескольку имен: еврейское и языческое, что как бы заменяет им маски. Вот главная героиня, ее еврейское имя прямо указано в Книге — Адаса, то есть «мирт». Почему же ее называют Эстер? Потому что Эстер (или Истагар) — это вавилонская Иштар, она же финикийская Астарта; Мордехай — «слуга Мардука», но из традиции мы знаем, что у него есть еврейское имя Малахи, хотя в тексте оно не упомянуто ни разу. Сюжет Книги Эстер восходит к вавилонскому мифу о борьбе Мардука и Иштар против эламских богов Хуммана (ср.: Аман) и Вашти. Пратически у всех героев есть двойники и антиподы в сюжете и в мифологии (Эстер — Вашти, Мордехай — Аман; царь Ахашверош меряется широтой души с иудейским Богом: он спрашивал евреев: «Может ли ваш Бог задать вам такой же пир или лучше?» (Мидраш Эстер Раба, 2:5). Мудрецы Талмуда связывают Амана с Эсавом-Амалеком, Эстер с Сарой, а Мордехая с Биньямином.
«Мегилат Эстер» вкупе с агадическими добавлениями — искуснейшее литературное произведение. Двойники имеются не только у персонажей, но и эпизодов: два пира в начале повествования, два в середине и два в конце, две беседы Хамана с женой и друзьями, две аудиенции, данные Эстер Ахашверошем, два обращения к евреям Персии и т.д. Характерны повороты сюжета, в результате которых действующие лица меняются ролями: Эстер поступает так, как ей велел Мордехай, Мордехай выполняет распоряжение Эстер; Мордехай занимает место Хамана при дворе, Эстер занимает место Вашти, Ахашверош отдает свой перстень Хаману, а в дальнейшем – Мордехаю; царь сначала отдает приказ об уничтожении евреев и разграблении их имущества, а потом разрешает евреям истребить и ограбить их врагов, причем о содержании приказов и о том, как их рассылали, говорится в почти идентичных выражениях.
Перекличка эпизодов создает дополнительный эффект по контрасту (Вашти отказывается явиться на пир по приказу царя, а Эстер является к Ахашверошу без приглашения, рискуя жизнью ради своего народа, и приглашает его на пир; Мордехай и под угрозой смерти отказывается кланяться Хаману, Хаман же в подобной ситуации ведет коня Мордехая под уздцы и подставляет собственную спину под ногу Мордехая, садящегося в седло. Подвох нарывается на подвох: Хамана вешают на виселице, приготовленной им для Мордехая. К этому добавляются эпизоды комической путаницы: дочь Амана по ошибке выливает на отца содержимое ночного горшка, полагая, что перед ней Мордехай (Трактат Мегила); Хаман, пытаясь вымолить у Эстер пощаду, случайно падает на ее ложе, и царь, решив, что тот пытается изнасиловать царицу, приказывает немедленно казнить его. Чисто литературный характер носят эпизоды счастливых случайностей и совпадений, например, раскрытие Мардохеем заговора двух евнухов, установление длительного срока между указом об истреблении иудеев и его исполнением, благодаря чему Есфирь успела исполнить свой замысел; бессонница царя, во время которой он заставлял читать себе «памятную книгу дневных записей» и вспомнил о благодеянии Мардохея и т.д.
Свиток Эстер можно назвать первым сионистским сочинением. В нем не упоминается имя Всевышнего, никто не возносит Ему молитв о помощи, даже ничего не говорится об исполнении мицвот. Народу удается спастись от гибели благодаря собственной смелости и находчивости. Ключевой эпизод книги — разговор Мордехая с Эстер, когда он уговаривает колеблющуюся царицу поговорить с царем и повлиять на судьбу своего народа: если она откажется, спасение придет из другого места, но она и род её погибнет, и вообще не для этого ли момента обрела она достоинство царское?!
Секулярный характер праздника Пурим подчеркивается тем, что для него не предписываются жертвоприношения или молитвы, только обильная пища и питье вина. Название «пурим» означает «жребий», ибо Аман использовал жребий («пур» на аккадском), чтобы решить, в какой день убить евреев. Этот жребий пал на месяц Адар. Но этот период совпадает с празднованием нового года многими народами Ближнего Востока. В Древнем Вавилоне царь на новый год покидал город на несколько дней, и народ делал что хотел. Считалось, что в такие дни решается судьба (жребий) народа в следующем году. Смутная память об этом сохранилась у евреев в последующие эпохи. Таким образом, Пурим имеет языческие корни, а Книга Эстер, скорее всего, была сочинена для обоснования еврейского характера праздника, перенятого в изгнании. Вообще идея карнавала не еврейская, но, попав однажды на иудейскую почву, обросла необходимыми карнавальными атрибутами: в Пурим снимаются запреты, и самые серьезные люди напиваются, облачаются в маски и карнавальные костюмы; чтение Свитка Эстер в синагоге принято прерывать шумом, топотом, свистом и треском специальных пуримских трещоток. Для того-то и нужен маскарад, чтобы человек, напившись и нацепив маску, отстранился от себя, перестал относиться к себе серьезно.
***
Книга Эстер написана на иврите с примесью персидских и арамейских слов. Автор её неизвестен, но традиционно им считается Мордехай (Мардохей). Разумеется, это не соответствует истине, т. к. события книги относятся к 6-5 в. до н.э.*, а большинство ученых согласны, что окончательную форму книга получила во 2-м в. до н. э. Постановления законоучителей о порядке празднования Пурима, относившиеся к 1-й половине 2 в. до н. э., основаны не на книге Эстер, а на Мегилат Таанит. Уже из вводной фразы К.Э. «…было… во дни Артаксеркса…» видно, что действие происходило достаточно давно. Факты, описанные в Книге Эстер, кажутся маловероятными или противоречащими данным исторических источников. Например, персидский монарх мог взять себе жену только из знатного персидского рода; он не мог назначить на главную должность в царстве сначала амалекитянина, а затем еврея; царские указы публиковались в Персии только на персидском и арамейском языках и не переводились на другие языки. Не было такого установления, что царский указ нельзя отменить. Упоминание 127 провинций Персидской империи противоречит данным Геродота о делении страны на 20 сатрапий; в различные периоды число сатрапий изменялось, однако никогда не превышало 31. Если Мардохей был переселен из Иерусалима еще Навуходоносором, то к моменту описываемых событий он, если бы и оставался в живых, то был бы уже глубоким стариком, да и Эстер ненамного моложе. Кроме того, ряд деталей носит откровенно карикатурный, гротескный характер: Ахашверош издает абсурдный указ о том, «чтобы всякий муж был господином в доме своем», царский пир продолжается 180 дней и т. д. Учитывая всё это, Книгу Эстер можно охарактеризовать как стилизованную новеллу из жизни персидского двора. Вместе с тем в ней содержится достаточное количество достоверных исторических подробностей, согласующихся с источниками. Империя Ксеркса действительно простиралась «от Индии и до Ефиопии», у него был дворец в Сузах, его описание в К.Э. может быть согласовано с археологическими данными. Автор знаком с реальной системой управления Персидской империей: наличием 7 высокопоставленных советников, приближенных к царю, и эффективной курьерской службой; обычаями кланяться влиятельным должностным лицам, записывать и вознаграждать «благодетелей» царя. В книге отражены и другие подробности, имеющие подтверждение в источниках: повешение как принятая форма смертной казни, определение посредством жребия дней, благоприятных для важного предприятия, украшение царских лошадей коронами во время выездов и др.
***
Ситуация культурной исчерпанности, когда как бы ничего нового уже сказано и сделано быть не может, называется нынче ситуацией постмодерна. Всё только повторяется или в лучшем случае по-новому комбинируется. Философу остаётся констатировать это печальное положение и переживать названную коллизию как человеческую драму. В этом смысле первым постмодернистом следовало бы назвать царя Соломона или того, кто в действительности являлся автором Книги Экклесиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Евреи вообще с периода разрушения Второго Храма живут в ситуации постмодерна. Как еще назвать положение, когда всё, что с вами происходит, так или иначе соотносится и толкуется через Завет? Парадокс в том, что евреи перевели вектор истории в бесконечность, разорвав извечный круг бытия. Но вместе с тем располагают Текстом, сквозь который, как через «магический кристалл», можно всегда отыскать объяснение происходящему. Иначе говоря, все смыслы заданы заранее, хотя даже и в этих рамках остается простор для индивидуального толкования реальности.
Карнавалы нужны, чтобы хотя бы раз в году разрушить привычную иерархию социального и культурного бытия, ощутив её условность и временность. Но евреи в рассеянии и так жили в ситуации не столько иерархической, сколько сетевой организации жизни (что, возможно, и обеспечило их беспримерную выживаемость), но в галуте почти всегда находились в оппозиции враждебному и опасному окружению. И именно эта ситуация нуждалась в разрядке напряжения. Поэтому у многострадального еврейского народа идея пуримского карнавала выражается в смене ролей насильника и жертвы.
В мидрашах, комментирующих Книгу Эстер, часто употребляется выражение «ве-наафох гу» («наоборот»). Почти все акценты этой части ТаНаХа очень условны и амбивалентны: легко могут переходить в свою противоположность. Так, гордыня царицы Вашти (Астинь) может быть представлена как защита своего женского и человеческого достоинства, недаром она стала символом современного феминистского движения. Взаимоотношения Эстер и Мардохея более чем двусмысленны. Он то ли дядя, то ли опекун или приемный папаша, то ли сводник, интриган и сутенер — мотив, неоднократно встречающийся в Библии. Выдвинулся Мордехай за счет доноса, что как бы не такая уж и доблесть. Мордехай и Эстер действительно спасли свой народ, но при этом была проявлена чрезмерная жестокость. Зачем было убивать сыновей Амана и 75 тысяч жителей? Разумеется, здесь явно сказочное преувеличение, и вообще, скорее всего, никаких исторических реалий за этим сюжетом не стоит. Но ведь не случайно текст Книги Эстер эксплуатируется антисемитами для раздувания ненависти к евреям.
Если же посмотреть на Мегилат Эстер именно с точки зрения карнавальной культуры, то становится ясно, что обвинять евреев в жестокости на основании этого текста — то же самое, что обвинять, например, Вл. Маяковского в садизме на основании его стихов: «Я люблю смотреть, как умирают дети…» или видеть садизм в черном юморе. Это литература, скандализирующая обывателя, вызов, нарушение приличий, привычных языковых табу, карнавал, но не реальная жестокость.
Книга Эстер напоминает знаменитую карточку из логического парадокса Журдена, на одной стороне которой написано: «То, что сказано на оборотной стороне этой карточки — правда», а на другой стороне читаем: «То, что сказано на оборотной стороне этой карточки — ложь». В этом отражено глубокое ощущение парадоксальности нашей жизни и мнений. Отсюда и предписание напиваться в Пурим так, чтобы не отличать благословенного Мордехая от проклятого Амана.
Примечание
*Примечание: основные события Книги Эстер относятся к периоду после падения Вавилонского царства в 539 году до н.э., завоёванного персидским царём Киром II, при одном из последующих персидских царей из династии Ахеменидов, именуемом в Книге Эстер Ахашверошем. Это 5 в. до н.э.
К 6 в. относится знакомство евреев с особенностями празднования нового года в Древнем Вавилоне, а также упоминание о происхождении Мордехая и Эстер: «Был в крепости Шушан один Йеудей по имени Мордохай, сын Яира, сына Шими, сына Киша из колена Бинйаминова, который был изгнан из Йерушалайима с пленниками, изгнанными вместе с Йехонйа, царем Йеудейским, которого изгнал Невухаднэццар, царь Бавэльский. И был он воспитателем Адассы, она же Зстэйр, дочери дяди своего, так как не было у нее ни отца, ни матери».
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer2_3/shejman/
