Портрет в рамках времени и места
Трудно сказать, с чем был связан судьбоносный исход семьи Шифман с богатейших берегов Двины в нестабильное и периодически голодающее Поволжье. Денежные ли проблемы погнали Хаима-Йехошуа и Эстер-Хьену искать лучшую жизнь, предчувствие ли надвигающегося военного несчастья, или какая-то серьёзная опасность — конфликты местные или, скажем, угроза погромов, участившихся на окраинах Российской империи? А, главное — каким таким чудесным образом удалось им вырваться за пределы черты оседлости?
Эти вопросы требуют отдельного рассмотрения и мы к ним будем возвращаться ещё не один раз, а пока — Рыбинск конца XIX века. К моменту переселения в доме уже подрастали малыши —погодки Сендер и Лейзер. Впоследствии у них появятся братья и сестры.
***
Время губительно для документов и фотографий. Но кое-что сохранилось в семьях, в архивах и в книгах, и если наложить всё это на исторический фон, то можно почти явственно прикоснуться к жизни Лейзера, точнее — Лейзера-Ицхака, или, если уж совсем официально, Лазаря Ефимовича Шифмана.
Да, именно так: в России все дети Хаима-Йехошуа стали Ефимовичами: русифицированное отчество было привычнее и в Рыбинске, оказавшимся для них родным, и в Уфе, где во время войны очутилась Роза, и в Москве, где работал Миня, и в Ленинграде, куда судьба забросила Фаню и шестерых братьев.
Первым пробил туда дорогу Лейзер, увлеченный музыкой. Мой двоюродный брат Ефим Бронштейн так пересказывает воспоминания нашей бабушки Розы, сестры Лейзера:
«Подарили мальчику скрипочку (ну как без этого в еврейской семье!), стал заниматься с учителем и проявил большие способности. Пришла как-то учительница музыки к родителям Лазаря и стала уговаривать отпустить сына в Петербургскую консерваторию, называла его вторым Кубеликом (знаменитый в ту пору чешский скрипач-виртуоз). Прабабушка [Эстер-Хьена, мама Лейзера и Розы — прим. И.Л.] была категорически против. Главный аргумент: в субботу будет заниматься. Ничего более ужасного нельзя было представить! Но нашелся покровитель, который оплатил Лазарю дорогу в Петербург. Закончил Лазарь консерваторию, учился у знаменитого Леопольда Ауэра. Бабушка говорила, жил по чердакам — в общем, досталось…»
Что уж там ему досталось, нам точно не известно, но в июне 1921 года Лейзер успешно закончил курс музыкального образования в Петроградской Государственной консерватории, получив на выпускных экзаменах «Пять» по главному, избранному для специального изучения предмету — игре на скрипке (класс профессора Манасевича).
Оригинал Свидетельства об окончании Шифманом Лейзером Ефимовичем курса музыкального образования в июне 1921 года. (Из архива семьи Шифман)
Оригинал Свидетельства … (part 2)
На бланке Свидетельства значится все ещё Петербургская (а не Петроградская, как следовало бы ожидать) Государственная Консерватория, но уже относящаяся к Народному комиссариату по просвещению. А подписан документ ректором А. Глазуновым, что требует небольшого отступления.
А.К. Глазунов (Википедия)
Потомственный дворянин, Александр Константинович Глазунов (1865-1936) был известнейшим российским дирижером и композитором, находившимся в центре культурной жизни страны. Он бессменно возглавлял ведущее музыкальное учреждение столицы с 1905 года и даже революция не помешала ему оставаться на своем посту. Правда, для этого в период гражданской войны Глазунов регулярно выступал как дирижёр на фабриках, в клубах и даже в частях Красной Армии, чем (хотелось бы думать, что не только этим) снискал расположение всесильного наркома по просвещению А. Луначарского. В результате, вопреки известному отношению большевиков к духовному наследию царского режима, консерватория смогла сохранить свой престижный статус и получить там образование являлось высокой честью.
И уж если мы упоминаем великого А.П. Глазунова, то нельзя не отметить прелюбопытнейший факт его биографии. В 1928 году композитора пригласили на конкурс в Вену, по окончании которого он принял решение не возвращаться в СССР. Несмотря на это, Александр Константинович продолжал формально числиться ректором Ленинградской консерватории ещё почти два года, при том, что его обязанности исполнял Максимилиан Штейнберг.
Получается, что человек эмигрировал, но никто его не проклинал и не торопился увольнять — удивительный зигзаг времени, краткое затишье между кровавыми вакханалиями Революции и Большого террора.
А жена А. Глазунова, Ольга Николаевна, через некоторое время после смерти мужа уехала из Парижа на Святую Землю, закрылась в келье монастыря и при принятии пострига взяла себе имя Александра , чтобы хоть как то слиться с любимым супругом. Останки её покоятся на кладбище в Гефсимании при храме Марии Магдалины в Иерусалиме.
***
И ещё одна любопытная строка в Свидетельстве: педагогом Лейзера, по классу которого он закончил курс игры на скрипке, числится профессор Ленинградской консерватории Манасевич. Известно, что Николай Тобиевич Манасевич (1882-1932), бывший музыкант Придворного оркестра, являлся учеником Леопольда Семеновича Ауэра, одного из величайших скрипачей в мировой истории. И это очень важный факт в рассказе о Л. Шифмане.
Л.С. Ауэр (Википедия)
Ауэр (1845-1930) родился в австро-венгерском Веспреме в семье бедного ремесленника, как и подобало еврейскому музыканту того времени. С 14 лет одаренный мальчик уже содержал всю эту «бедную семью», гастролируя по городкам империи. Закончив Венскую консерваторию и отработав концертмейстером в Дюссельдорфе и Гамбурге, он получил приглашение стать первой скрипкой в знаменитом «придворном квартете» братьев Мюллеров. При каком именно дворе выступали братья-музыканты, сказать затруднительно, поскольку, осознавая свой исключительный профессиональный уровень, виртуозы легко меняли салоны монархов — благо, недостатка в них не было, счёт германским государствам в те годы шел на десятки. Возможно, еврейскому скрипачу не захотелось окончательно вливаться в семью немцев Мюллеров, а, может быть, концертирование в игрушечных герцогствах и небольших королевствах не соответствовало его амбициям, но, получив приглашение в Санкт-Петербургскую консерваторию на должность профессора по классу скрипичной игры, он немедленно переехал в Россию.
Леопольд Семенович преподавал в Консерватории ровно полвека: с 1868 г. по 1918 г. Можно сказать, что, подобно русской литературе, вышедшей из гоголевской «Шинели», чуть ли не вся русская скрипичная школа вышла из класса Ауэра. После революции, не ожидая ничего хорошего от новых властей, великий педагог эмигрировал в США, а его ученик Лейзер Шифман достался Манасевичу от их общего наставника «по наследству».
Впрочем, в афишах, в отличие от упомянутого Свидетельства, он всегда значился как «окончивший Ленинградскую Государственную Консерваторию по классу Ауэра», и с этим именем в его жизни будет связано ещё очень много.
А пока пятёрка по игре на скрипке.
Остальные оценки в Свидетельстве менее красноречивы:
Предметы обще-профессионального музыкального образования:
2 сольфеджио – Четыре
Обязательное фортепиано — Четыре с половиной
Музыкальная зрелость — Пять
Обязательный альт — Четыре.
Однако, несмотря на четверку по альту, именно этот инструмент и стал визитной карточкой молодого музыканта.
Л.Е. Шифман. Начало музыкальной карьеры. (Из архива семьи Шифман)
***
Итак, в июне 1921 г. закончена трудная учеба, теперь можно подумать и о личной жизни. 9 сентября 1921 года Лазарь Ефимович (с тех пор так его называют уже постоянно) вступил в брак с «девицей Гуревич Саррой Шоломовной, заведующей статистическим отделом Рыбинского губернского отдела Всепрофсоюза совработников». Попросту невесту звали Соней, а если официально — то Софьей Семеновной: ассимиляция евреев, как уже было отмечено, начиналась с русификации имен.
Лазарь и Соня Шифман. 1937-1938 гг. (Из архива семьи Шифман)
«Выпись о браке» (именно так это называлось) — интереснейший документ своего времени. В нем можно прочитать не только сведения о возрасте, местожительстве и семейном положении, но даже о роде занятий. Поскольку будущие строители молодой семьи оформляли свой союз в Рыбинске, где они проживали (а невеста успела поработать на руководящей должности), то непонятно, как отнестись к тому, что в графе «Постоянное местожительство» у Сарры Гуревич значится местечко Чашники Лепельского уезда Витебской губернии. В этом контексте, скорее всего, речь идет не столько о местожительстве, сколько о месте рождения. И в той же графе у жениха — «Витебская губ., г. Полоцк» — значит, именно оттуда его семья переехала в Рыбинск.
Ну и, наконец, еще одна небольшая деталь: на время бракосочетания Шифман числился «служащим симфонического показательного оркестра Губполитпросвета г. Череповца». По современной карте от Рыбинска до Череповца совсем ничего — водохранилище переплыть, но образовано оно было лишь в конце 1930-х-начале 1940-х, а если ехать по дороге — то это примерно 180 километров. Немало для транспортных средств начала прошлого столетия.
Сколько времени Лазарь прослужил в Череповце, нам не известно, но достоверным фактом является то, что вскоре после бракосочетания молодая пара приобрела большую квартиру в Петрограде по адресу Надеждинская 38, где 23 ноября 1923 г. появился на свет крохотный мальчик, названый Шолом-Исером или, попросту, Соломоном — в честь дедушки со стороны мамы. Увы, вскоре Шифманов уплотнили, оставив две комнаты из пяти: именно таким путём советская власть решала жилищную проблему в городах. Да это ещё Лазарю повезло: в одной из комнат имелось место для рояля, необходимого для репетиций перед концертами.
Лазарь Шифман с сыном Соломоном (Сеней). 1937-1938гг. (Из архива семьи Шифман)
***
Где же трудился глава семьи в 20-х? Документов на этот счет нет, но в семейных рассказах упоминается заключение. Посадили его в годы НЭПа: какое-то лопнувшее «кредит-бюро», обвинения в финансовых махинациях — в целом, обычная для тех времен история. Лазарь прошел по этому делу соучастником и года три провёл на Соловках. Вины особой за ним не признали, назначили срок для острастки и в местах отсидки относились вполне терпимо — дали место в музбригаде. Конечно, это был не санаторий, но, во всяком случае, вернулся он оттуда не надломленный и не изможденный. Так говорят родственники. После освобождения, скорее всего, служил в каком-то ленинградском оркестре, подрабатывая тут и там: музыканта, как и волка, кормят ноги. Но в феврале 1929-го произошло одно из важнейших событий в его жизни — создание «Квартета имени Ауэра» в Ленинграде.
Первоначальный состав Квартета был таким: И.А. Лесман (1-я скрипка), И.Г. Вакс (2-я скрипка), Л.Е. Шифман (альт), О.Л. Кузнец (виолончель).
Старшим в четверке являлся И.А. Лесман (1885—1955), отличавшийся не только исполнительским мастерством, но и мощной теоретической базой. Ещё будучи совсем юным, в 1910 году он издал в Петербурге монографию «Скрипичная техника и ее развитие в школе проф. Л.С. Ауэра». Впрочем, не только Лесман — каждый из участников ансамбля являлся известной фигурой в музыкальном мире, поэтому неудивительно, что их совместные выступления были моментально отмечены прессой.
Брошюра концертно-театрального бюро Ленинградских государственных академических театров. Ленинград, 1934 г. (Из архива семьи Шифман)
Как следует из текста брошюры, посвященной пятилетнему юбилею коллектива, «деятельность квартета на первом этапе не была достаточно поддержана советской музыкальной общественностью и соответствующими музыкальными организациями». Что стоит за этими казенными строчками, написанными в 1934 году, представить не трудно. Однако артисты продолжали исступленно работать, несмотря на все внешние невзгоды. Критики восхищались тем, что за столь небольшой срок квартет имени Ауэра дал около 800 выступлений. Особо отмечалось то, что музыканты шли в ногу со временем, диктовавшим свои условия: требовалось включать новые формы пропагандирования камерной музыки — исторические введения в программу с иллюстрацией основного тематического материала в виде живой беседы, диспуты по поводу исполненной программы, исполнение произведений по выбору самой аудитории, метод анкетирования…
Квартет им. Ауэра, Кузнецкстрой, 1931 г. Слева направо: Л. Шифман, И. Лесман, неизвестный, И. Вакс. (Из архива семьи Шифман)
Ленинградцы мотались по всей стране: Карелия, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Бурятия, Кузнецкстрой, Черембасс… Выступления не только в концертных залах, клубах и студенческих аудиториях, но и на открытом воздухе — перед строителями, шахтерами, рабочими коллективами, в воинских частях. И везде сокрушительный успех!
Артисты, конечно же, знали, что такой успех иногда бывает опасен, а удача переменчива. Не могли не чувствовать ревнивого отношения коллег и нарастающего внимания со стороны «искусствоведов в штатском». Давление на культуру со стороны идеологов росло, работать становилось труднее, но им надо было во что бы то ни стало сохранить квартет, учиться выживать.
Получалось далеко не всегда.
После убийства С.М. Кирова в Ленинграде на фоне всеобщей подозрительности началось буйное помешательство: партийные чистки, паспортные чистки, операция «бывшие люди» — всё время какие-то устрашающие кампании. Недоброй памяти «Кировский поток» захлестывал людей без всякой ощутимой логики. Казалось бы, уж скрипачи-то точно никому не могли угрожать, но машина, не знающая жалости, перемалывала всех, кто попадался на её пути. В марте 1935 года, по предписанию Ленинградского Областного Управления НКВД, Иосиф Антонович Лесман, душа и руководитель Квартета, был выслан с женой в Казахстан на 5 лет.
В Ленинград ему возвратиться так и не удалось. Он много лет проработал в Алма-Ате в местном музыкальном училище, в консерватории, в оркестре Казахского драматического тетра имени Ауэзова, последние же годы своей жизни провёл в Горьком, окруженный почетом и вниманием студентов местной консерватории.
А Квартету пришлось искать замену, и в 1936 году на афишах вместо сосланного Иосифа Лесмана и переехавшего в Киев Исаака Вакса, уже значились другие имена: В.И. Шер (1-я скрипка) и А.С. Пергамент(2-я скрипка). Это тоже были известнейшие музыканты.
Вениамин Иосифович Шер (1900-1962), преподавал в Ленинградской консерватории с 27 лет, а на вышеупомянутой афише уже значился профессором.
«Разностороннейший музыкант, воспитавший таких известных скрипачей, как лауреаты международных конкурсов Д. Шнейдерман (1-я исполнительница Концерта Д. Кабалевского), М. Комиссаров, В. Либерман (концертмейстер оркестра Мравинского), скрипачи квартета им. С. И. Танеева. Добрая половина скрипачей оркестров Ленинградской филармонии того времени были, наверное, его учениками»
— так писал о нем известный скрипач и музыковед М.Е. Белодубровский.
В 1937 году состав Квартета в очередной раз преобразился: место Кузнеца, перешедшего в Мариинку, занял Эммануил Григорьевич Фишман, который был не только виртуозным виолончелистом, но и потрясающим педагогом. Среди его учеников Миша Майский, Кирилл Кравцов, Михаил Щербаков , Михаил Курицкий и многие другие.
Все это является свидетельством того, что команда Квартета за все время его существования была не только великолепной, но и постоянно меняющейся. Неизменным в нем оставался лишь альтист Лазарь Шифман.
Однако игра в ансамбле, созданном энтузиастами — удовольствие, но не служба. Где же Лазарь работал? Неужели государственная система того времени допускала, чтобы кто-то мог заниматься неучтенной деятельностью? На этот вопрос отвечает сухая строчка из энциклопедии: «С 15 января 1939 года в СССР вновь введены трудовые книжки единого образца для рабочих и служащих всех государственных и кооперативных предприятий и учреждений. За утрату трудовой книжки установлен административный штраф в размере 25 рублей».
«Трудовая книжка», выданная 9 января 1939г. (что на неделю раньше официального введения), свидетельствует о том, что «Шифман Лазарь Ефимович, 1896 г.р., музыкант с высшим образованием», имел общий стаж по найму 20 лет. Получается, что он начал работать с 1919 года — еще со времен своей учебы в Консерватории. Где? В Череповце? Не известно. В трудовой книжке имеются лишь некие уточнение: «подтверждено документом» и «со слов».
Попробуем разобраться.
Судя по записи, с 1936-го по 1939-й год он числился артистом оркестра Государственного, ордена Ленина, академического Малого оперного театра. До революции этот театр носил имя Михайловского, в честь великого князя Михаила Павловича, брата российского императора Николая I. Потом, естественно, название поменялось. Забегая вперёд, отмечу, что в 2001 году оно вернулось к своему первоначальному, тем самым подтвердив вечную истину «Нет ничего нового под солнцем».
Михайловский театр (Википедия)
Так где же был Шифман до 1936-го? Похоже, что в том же театре, поскольку остались блокноты с его стихами, посвященными коллегам, игравшим в театральном оркестре. Они датированы 1931-1932 гг., и по дружескому, если не сказать — шутливо-фамильярному, тону нетрудно заключить, что Лазарь к тому времени уже проработал с ними, по крайней мере, несколько лет. И, действительно, обратившись к «Адресной и справочной книге «Весь Петроград-Ленинград», мы находим его имя в списке артистов оркестра, начиная с 1930-го года.
Кстати, стихов Лазарь писал очень много и по любому поводу. Ни одно из застолий не обходилось без его полуторжественных-полуироничных од, подписанных «Демьян Бледный» или просто «Бледный». Судя же по толстой пачке тетрадок с черновиками, совместные празднования были делом обыденным, и рифмованные поздравления сыпались на друзей и родственников как из рога изобилия.
Особое место в этой коллекции занимает общая тетрадь в коленкоровом переплете — сборник поэтических шаржей на коллег из оркестра МАЛЕГОТа (сокращенный вариант названия Ленинградского государственного академического ордена Ленина Малого театра оперы и балета). На пожелтевших от времени страницах оживают персонажи истории театра: главный дирижер оркестра Самуил Самосуд (ему посвящено наибольшее количество шуточных строк), директор Шапиро и его помощник Гиссин, композитор Шостакович, дирижер Александр Коган, скрипач Давид Замариц, концертмейстер Владимир Парашин, помощник зав оркестром И.Сенцевич, концертмейстер Лев Бендицкий, виолончелист Иосиф Лившиц, некий В.А. Зингеров — герой эпиграммы «по поводу его публичного выпада против дирижера Самосуда», дирижер Исай Шерман, скрипач Григорий Мунблит, артист Борис Гефт.
Не забывает Шифман и себя.
Автопортрет
Не из нужды и не для славы
Я стал жрецом «шестой державы».
Я не всегда пером тактичен,
Зато и путь мой горемычен.
Но дух мой тем лишь необычен
Что ни пред кем из важных лиц
Я не умею падать ниц.
В том же сборнике стихов нашли место полные тонкой иронии и юмора критические отзывы и «творческие отчеты»: «Кармен в Малеготе», «К обновлению постановки «Снегурочка», «К постановкам «Кармен» и «Пиковая дама». Из них особого внимания заслуживает скетч «К постановке Макбет». В нем идет речь о первом исполнении оперы Д. Шостаковича «Катерина Измайлова» в МАЛЕГОТ в январе 1934 г.
(Из архива семьи Шифман) — 1
(Из архива семьи Шифман) — 2
Миниатюра выстроена как поэтическое воплощение «дум» Д.Д. Шостаковича, находящегося в муках сомнений перед премьерой, С.А. Самосуда, взвалившего на себя подготовку нового музыкального произведения к исполнению, и самого Л.Е. Шифмана, который, с одной стороны, отдаёт должное трудам главного дирижера, с другой — успокаивает молодого композитора:
«Не плачь дитя, не плачь напрасно,
Толпа и зритель не опасны».
Увы, не сбылось дальнейшее предсказание «Не страшны критика, ни суд/Пока с тобою Самосуд»: обрушившийся на композитора шквальный огонь критики был не просто страшным, а уничтожающим, память о нем навсегда осталась в истории советского периода, а выражение «Сумбур вместо музыки» из заголовка редакционной статьи в «Правде» от 28 января 1936г. стало нарицательным.
В некогда вольнодумном Ленинграде стала резко меняться погода — из Москвы, со стороны Кремля, подуло ледяным ветром.
Холод страха пронизывал всех: политиков, общественных деятелей, военных, ученых, артистов. И в театре воцарилась атмосфера взаимной ненависти, подозрительности и доносительства.
Вот лишь несколько заголовков из многотиражной газеты МАЛЕГОТа «За большевистский театр» от 1 мая 1937 г.: «Показная экономия», «Очковтиратель», «Плоды беспечности», «Двурушник», «Недостатки партийного руководства профсоюзной работы», «О тов. Волобринском»…
Риторика статей напоминает военно-полевой суд и не нужно быть Нострадамусом, чтобы предсказать последствия публикации в этом «Органе парткома ВКП(б) и месткома театра».
Вырезка из газеты «За большевистский театр», 1 мая 1937 г. (Из архива семьи Шифман)
Публикуя стихи Лазаря Шифмана, подписанные псевдонимом «Бледный», я сохранил небольшую заметку рядом с ними — для того, чтобы читатель смог почувствовать дух времени.
***
В 1936 году главный дирижёр и художественный руководитель МАЛЕГОТа, Самуил Абрамович Самосуд, получил приглашение возглавить оркестр Большого театра в Москве. Его место занял молодой Борис Хайкин, работавший до этого в московском оперном театре имени К. С. Станиславского.
Неизвестно, какие отношения складывались у Лазаря с Хайкиным, но стихов он ему не посвящал. В 1939г. Л. Шифман уволился из оркестра «по собственному желанию». Возможно, он предполагал такое развитие событий, поскольку почти за год до ухода, одновременно с исполнительской деятельностью, начал работать педагогом по классу ансамбля в I-м Ленинградском музыкальном училище.
Преподаватели и выпускники I-го Ленинградского музыкального училища, 1941 г. Л. Шифман — стоит крайний слева. (Из архива семьи Шифман)
То была легендарная «Государственная музыкальная школа для взрослых имени Н.А. Римского-Корсакова», среди выпускников которой можно увидеть имена Галины Вишневской, Павла Лисициана, Эдуарда Хиля и даже академика Н.П. Бехтеревой, директора Института мозга человека Российской Академии наук. Школа вошла в историю Ленинграда не только своими знаменитыми учениками, но и выдающимся подвигом: это было единственное музыкальное учебное заведение Ленинграда, работавшее без перерыва в течение Великой Отечественной войны, в том числе, в годы блокады. Невозможно даже представить себе, как голодные люди в лютую стужу шли учить музыке, невероятно, что к ним приходили ученики, но факт остаётся фактом: Лазарь работал там до мая 1943 года.
Впрочем, работал он не только в школе, но и активно выступал с концертами. Эта его деятельность отражена в уникальной книге «Человек из оркестра», созданной на основе блокадного дневника Льва Маргулиса (Лениздат, «Команда А», 2013).
Обложка книги «Человек из оркестра». Лениздат, 2013г.
С началом блокады, а началась она 8 сентября 1941 г., основной задачей ленинградцев стала борьба с голодом. Нормы выдачи продуктов были мизерными. Люди выживали как могли. Для артистов единственным источником дополнительного питания были концерты в воинских частях, где их обычно «подкармливали», а кроме того, в день выступления они получали обеденные талоны в столовую Дома Красной армии. Это являлось дополнительным стимулом для музыкантов, организовывавшихся в шефские бригады.
Известный музыковед Андрей Николаевич Крюков, сам переживший блокаду, пишет в комментариях к книге:
«На шефских концертах всегда остро стояла проблема аккомпанемента. Найти солиста было не сложно, но кто будет сопровождать его, а в случае надобности выступит и самостоятельно? Неизменным участником концертов академического толка был рояль. Но рояль или пианино в воинскую часть не повезешь. Квартет — ансамбль четырех инструментов (две скрипки, альт и виолончель) — представлял собой оптимальный вариант. Он использовался в концертных бригадах многих организаций города.
В новый квартет, помимо М. [имеется ввиду автор дневников скрипач Лев Маргулис — прим. И.Л.], вошли С. Л. Ерманок, В. И. Шер и Л. Е. Шифман. Это были хорошие, как говорят, «крепкие» музыканты. […..] В отчете ТЮЗа конца ноября 1941 г. указано, что квартет исполнял классические произведения и советскую музыку и выступил пятьдесят четыре раза» .
Остаётся лишь добавить, что коллеги Шифмана являлись, действительно, выдающимися, исключительно работоспособными музыкантами. Лев Маргулис был связан не только с Радиокомитетом, в оркестре которого он работал, но и с Большим залом Филармонии. Именно там прошла ленинградская премьера Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. Маргулис участвовал в этом исполнении. Скрипач Соломон Леонтьевич Ерманок — работал в Большом симфоническом оркестре и в ТЮЗе. А уже известный нам Вениамин Иосифович Шер, несмотря на то, что снискал известность своей скрипичной игрой, взял на себя в новом квартете партию виолончели.
По всей видимости, характер у Маргулиса был не из самых легких, впрочем, и условия не располагали к мягкосердечности: в своих дневниках, не предназначавшихся для публикации, от него досталось почти всем, с кем в тот период он встречался на своем пути. Но, вот, что удивительно: о Лазаре Шифмане он пишет с неизменной теплотой.
«Это замечательный человек. Его называют «дежурным оптимистом», хотя, честно говоря, его положение хуже других: у него отобран военный билет и он назначен в рабочий отряд[рабочие батальоны создавались для охраны фабрик, заводов, учреждений — прим. И.Л.], его сын работает на военном заводе на окраине города, откуда он возвращается домой во время бомбежек и обстрела, и он все-таки ходит бодрый, работоспособный и доволен, когда может подбодрить других. Он честный и порядочный и умный человек, как хорошо, что я с ним встретился».
В книге отражены все ужасы блокады и, прежде всего, голод. Смерть артистов от истощения стала настолько обыденным явлением, что описывается автором без всяких эмоций: «Я вспомнил помрежа ТЮЗа Белопольского, умершего от голода и сумасшествия на его почве (информация Ерманка)», «умер старик (52 года) Брылев, хорист, живший с нами в комнате», «На Радио за эти дни умерло много народу, так что некому дежурить», «Умер фаготист Воробьев», «Умер Вахрушев и Поляк», «Недели 2 тому назад отправили Скородумова в Октябрьскую гостиницу, где он и умер на 2-й день», «Соболев умер в ночь перед отправкой в больницу» , «Матрац — умершего служителя оркестра Эдельштейна», «умер Костя Лейбенкрафт», «За это время умерли: Маратов, Кацан, из нашей комнаты — Иванов и Шредер, Кузнецов Иосиф Николаевич»…
Если оторваться от текста и посмотреть документы, то более всего потрясают сухие цифры: к весне 1942 года в симфоническом оркестре Радиокомитета умерло двадцать пять человек (еще двое погибли на фронте) — почти треть состава. А, ведь музыканты этого коллектива получали зарплату и паек; более того — при их общежитии была столовая, что значительно облегчало быт. Каково же тогда приходилось другим!
Вот и Лазарь, несмотря на регулярные «подкармливания» на шефских концертах, ослаб настолько, что не мог носить свой небольшой и относительно легкий инструмент. Вспоминает Маргулис: «В 7 час. наконец выяснили, что концерта не будет. Пошел с Хряковым домой, перед тем умолив девушек, идущих в ТЮЗ, взять с собой Шифмана альт».
И все-таки он выжил, в чем, конечно, немалая заслуга была жены Сони, работавшей в аптеке. Видимо, работала она самоотверженно, поскольку была награждена медалью «За оборону Ленинграда» непосредственно в день её учреждения — 22 декабря 1942 года.
Мы мало знаем об этой женщине, кроме того, что она никогда не давала Лазарю прикасаться к домашним делам, всё беря на себя, но близкие отмечают её сильный характер и исключительную теплоту по отношению к родным. Братья Гуревичи, Лев, Борис и Вуля, были частыми гостями в доме Шифманов, им посвящено большинство стихотворных тостов Лазаря.
Вуля заведовал аптекой на углу Невского и Фонтанки. С ним связан трагикомический эпизод в разгар «Дела врачей». Тогда, в начале 1953-го, к Соне обратилась соседка по дому: «Мне врач лекарство выписал. Нужно в аптеке выкупить. Вы, уж, напишите, пожалуйста, записку вашему брату, Владимиру Семеновичу, что мы с вами близкие подруги». Соня не сразу поняла, что та боится «евреев-отравителей» и просит протекции «для своих». Записку, конечно, написала.
***
«Военный» квартет успешно просуществовал до прорыва блокады 18 января 1943 г., а в мае Л.Е. Шифман перешёл на работу в Ленинградский радиокомитет в должности артиста Большого симфонического оркестра. Это означало призыв в армию. О чем и свидетельствует запись в Трудовой книжке от 28.05.1943.
Л. Шифман. Выступление на фронте. (Из архива семьи Шифман)
И начались поездки на передовую, где звуки альта перекрывались грохотом разрывающихся снарядов. Смычок был оружием, он давал надежду и утешение бойцам, согревал их души, застывшие от увиденного и пережитого. О фронтовых бригадах написано немало и, вроде, тема эта заезжена, и совсем не хочется скатываться на пасфос, но все же нельзя не отдать дань стойкости артистов — зачастую немолодых и, наверное, не очень здоровых людей, несущих тяготы полевых условий.
Наконец, война закончилась и забрезжила надежда на новую, счастливую жизнь. До этого дня дожили не все родные. Умер в Ленинграде от голода брат Яша. Отец, Хаим-Йехошуа, в начале 42-го был вывезен из блокадного города по «Дороге жизни» в башкирский поселок Туймазы, но так и не смог оправиться от крайнего истощения и его похоронили на «татарском» (магометанском) кладбище. Спустя год моя бабушка поехала туда из Уфы, пыталась найти могилу отца, но безуспешно.
***
После демобилизации и возвращения к мирному быту Л. Шифман «зачислен в качестве артиста симфонического оркестра (I категория в группе альтов) Ленинградской государственной ордена Трудового Красного Знамени филармонии» (запись в Трудовой книжке от 1 августа 1945 г.).
Оркестром руководил Евгений Александрович Мравинский. О нем рассказывали как о человеке крайне деспотичном, но дирижер он был великий и руководил симфоническим оркестром ни больше ни меньше целых полвека, из которых почти три года бок о бок с ним работал Лазарь. Что это были за годы в его жизни, сказать трудно. Свидетельств не осталось.
Но, вот, 16 апреля 1948-го в Трудовой книжке Л.Е. Шифмана появляется новая запись: «Зачислен в состав квартета им. Ауэра». Значит, вспомнили о знаменитом ансамбле, попытались его восстановить?
Увы, возвратиться к былой славе оказалось невозможно. Наступили злые времена очередных гонений. В самом имени Ауэра стало слышаться нечто неприличное: венгерский еврей, приехавший в Россию в 1868 году и эмигрировавший в США в 1918-м — классический образ «безродного космополита». И он основал русскую скрипичную школу? Об этом старались теперь лишний раз не вспоминать. Ну, а о составе квартета, с вызывающими фамилиями, и говорить нечего.
И, как следствие — очередная запись в Трудовой книжке 24 февраля 1949 г.: считать освобождённым от работы и переведенным на работу в детскую музыкальную школу Дзержинского района.
Педагоги и ученики ДМШ Дзержинского района Ленинграда. Л.Шифман сидит в центре. (Из архива семьи Шифман)
Там Л.Е. Шифман и проработал педагогом по классу скрипки до перехода на пенсию 1 декабря 1960 г.
Впрочем, этого ему оказалось недостаточно: дома всегда были ученики. Кто-то из них стал профессиональным музыкантом, кто-то любителем, но все, как один, вспоминали о Лазаре Ефимовиче с неизменной теплотой.
Он вообще легко общался с молодежью, постоянно участвовал в вечеринках друзей сына, с удовольствием принимавших его в свою компанию, продолжал писать «оды».
На свадьбу Сени с Ирой в 1955-м сочинил целую поэму:
«…Нам завещали наши предки/Женитьбы кодекс в двух словах:
«Плодитесь, размножайтесь, детки»./Так, как тут жить в холостяках?
И наши деды, мамы, папы,/И мы, как уж известно нам,
Не отвертелись от этапа/Мужей да жен и пап да мам…»
Читая собрания его стихов, нельзя не отметить их остроумие, ироничность, граничащую с насмешливостью. Лазарь и в обыденной жизни за словом в карман не лез. В семье порой вспоминают один эпизод.
Ленинград, послевоенные годы, длинная очередь за сахаром. Подошел мужчина с вопросом: «За чем стоите?»
— За сладкой жизнью, — тут же отреагировал Лазарь и получил ощутимый толчок от Сони, понимавшей, что за такие шутки в то суровое время можно было загреметь в тюрьму. Сегодня странно это слышать, но тогда сажали и за меньшее.
В кругу семьи. 1955 г. Справа налево: Лазарь, Михаил — младший брат, Софа — жена Михаила, Соня — жена Лазаря, Ира — невестка, жена Соломона (Из архива семьи Шифман)
Ну и, конечно же, безмерно радовался рождению внука Саши в 1957 году.
Жизнь не всегда баловала Лазаря, но человек он был неунывающий.
Умер 25 августа 1963 г. в возрасте 67 лет. Сердце. Похоронили его на Преображенском еврейском кладбище.
Памятник Л.Е.Шифману на Преображенском кладбище (фото с сайта кладбища)
***
А через 10 лет семья Лазаря Ефимовича Шифмана: его вдова Соня, сын Соломон (Сеня) с невесткой Ирой и внуком Сашей переехали в Израиль.
Но это уже совсем другая история.
(продолжение следует)
Литература
-
Адресная и справочная книга «Весь Петроград и весь Ленинград 1922-1935гг». http://nlr.ru/cont/v_l/index.php
«Выпись о браке № 649», выданная Рыбинским губернским отделом ЗАГСа 09.09.1921г.(Архив семьи Шифман)
Трудовая книжка Шифмана Л.Е., дата заполнения 09.01.1939г.(Архив семьи Шифман)
Свидетельство о смерти Шифмана Л.Е. ,выданное отделом ЗАГСа Дзержинского райсовета депутатов трудящихся г.Ленинграда 26.08.1963г. (Архив семьи Шифман)
Удостоверение о награждении Шифман С.С. медалью «За оборону Ленинграда» №Е45987, согласно Указа Президиума Верховного Совет СССР от 22.12.1942г.(Архив семьи Шифман)
«Выпись о рождении №8016», выданная подотделом ЗАГСа при Центральном р-не в Петрограде 23.11.1923г. (Архив семьи Шифман)
Свидетельство Правления Петроградской Государственной Консерватории №2997 об окончании Шифманом Л.Е. в июне 1921г. курса музыкального образования, выданное 21.09.1923г. (Архив семьи Шифман)
Брошюра концертно-театрального бюро Ленинградских государственных академических театров «Пять лет работы квартета имени Ауэра, 1929-1934» (Архив семьи Шифман)
Брошюра концертно-театрального бюро Ленинградских государственных академических театров «Семь лет работы квартета имени Ауэра, 1929-1936» (Архив семьи Шифман)
«Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса». Лениздат, «Команда А», 2013.
Сайт Еврейского кладбища в Санкт-Петербурге https://jekl.ru/
Письма И.А.Лесмана в НКВД и Е.П.Пешковой. ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 1319. С. 182-183. 2 ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 1474. С. 86-88. Автограф. http://pkk.memo.ru/letters_pdf/000627.pdf
***
Выражаю глубокую благодарность И. Шифман, А. Шифману, Е. Бронштейну и Ф. Лиснянской за помощь в сборе материалов для очерка и Д. Брикману за подготовку фотодокументов к публикации.
Илья Лиснянский © 02.02.2020г.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer2_3/lisnjansky/
