(«Primavera»)
рассказ
1
В то утро солнце выкатилось из вод реки Арно раньше, чем в предыдущие дни, словно влажно-туманная средиземноморская зима решила не омрачать праздник и улетела на север. Первый луч вспыхнул на шпиле собора, затем принялся резвиться в путанице узких улиц и, наконец, залил ослепительным светом брусчатку площади Пьяцца делла Синьория.
Флорентийцы обычно в этот час уже спешили в свои кузницы, мануфактуры, складские помещения, торговые ряды, ювелирные мастерские, винодельни. Но сегодня воскресенье, и все не прочь были бы лишний часок понежиться в постели или за бодрящим кофе. Но если бы кто-то мог оглядеть город с высоты птичьего полёта, тот сравнил бы его с разворошённым ульем. Народ суетился в тесноте дворов, рынок кипел, на балконах вывешивали знамёна. Крики, конское ржанье, смех, рулады трубачей… Людские ручейки стекались к главной площади, где иные заняли места ещё с вечера.
С высоты птичьего полёта можно было бы увидеть, что город взят в кольцо сотнями разноцветных палаток и просторных навесов. Там разместились окрестные феодалы с чадами, домочадцами и обслугой. По дорогам скакали, подгоняя лошадей, рыцари с лёгким вооружением, бродячие менестрели, трубадуры и просто любопытствующие.
Сегодня, 28 января, состоится главное событие 1475 года – рыцарский турнир. Вообще-то турнирами никого было не удивить. Но нынче в нём участвует не кто иной, как Джулиано Медичи, младший брат Лоренцо Великолепного, правителя могучей, процветающей республики Флоренция!
Сам Джулиано почти не спал, но ровно в пять уже был бодр. Он не знал соперника, но про того говорили, что он опытный вояка, что столь же силён, сколько хитёр. С ним надо быть начеку каждую секунду! Но на стороне Джулиано – молодость, сила, ловкость, приобретённая в многочисленных состязаниях и, главное, – неукротимая жажда победы.
Неслышно подошёл улыбающийся Лоренцо и приобнял брата:
– Не делай воинственную физиономию, всё равно под забралом никто не увидит. Ты выйдешь победителем, я уверен! Медичи всегда со щитом! Лучше шепни-ка мне по секрету, кого ты выберешь Дамой своего сердца? Думаю, пухленькую Феличе Ризетто?
Джулиано отмахнулся. Братья были похожи – узкие лица, брови вразлёт, прямые волосы цвета воронова крыла. Только мягкие черты Лоренцо природа несколько заточила и заострила у младшего брата.
В это же самое время недавно вошедший в славу художник Сандро Боттичелли дописывал, как в лихорадке, штандарт, под которым Джулиано должен выехать на ристалище. Кто же знал, что поставщик не привезёт к сроку охру? А она – основной фон штандарта. Хорошо ещё, что чуть не месяц он с подмастерьями не вылезал из мастерской, и гербовая накидка для Джулиано и расписная попона для лошади были готовы. Сандро наносил последние мазки краски на фигуры, но его занимало только одно – сможет ли он приблизиться к своему идеалу – несравненной, непостижимо прекрасной даме? Её он изобразил на штандарте в виде Минервы в белом платье.
В это же время в доме с мраморным фронтоном финансиста Марко Веспуччи царило всеобщее возбуждение. Ещё бы – двойной праздник! День рождения супруги хозяина, Симонетты, которой исполнилось двадцать два года, и грандиозный рыцарский турнир с участием брата Лоренцо Медичи! Прислуга с ночи была на ногах. Раскрасневшиеся от жара и ответственности повара колдовали над изысканными угощениями; швеи и прислужницы обметывали последние петли и пришивали золотые канты к великолепному пурпурному платью виновницы торжества.
Симонетта тоже давно не спала. День сулил столько радости! Марко рядом не было. Она, не зовя горничную, легко выскользнула из розового шёлка, накинула расшитое лилиями домашнее платье и вышла в зал. Там кофейничали синьор Гаспар Каттанео, управляющий банком Медичи в Генуе, и его супруга Катточия – родители именинницы. Они не могли остаться в Генуе в такой день! Симонетта расцеловала их, и мать преподнесла ей красную бархатную коробочку. В ней ожидало своего часа жемчужное ожерелье от лучшего генуэзского ювелира. Не успела дочь выказать свой восторг, как в зал вошёл запыхавшийся Марко, держа в руках атласный, цвета апельсина, футляр. Он надел на хрупкую руку жены изящный браслет в виде змейки – от лучшего флорентийского ювелира. Подтянулись с поздравлениями другие родственники. Последним робко поздравил Симонетту странноватый, замкнутый троюродный брат Марко по имени Америго (кто мог знать, что именно он через три десятка лет прославит род Веспуччи открытием Америки?).
Стрелки городских часов приближались к десяти. Уже были заполнены ложи, сооружённые по периметру площади и разделённые на две части, каждая из которых имела эмблемы противоборствующих участников турнира. В передних рядах рассаживались знатные дамы в роскошных, соперничающих друг с другом платьях и головных уборах из ярчайших шелков, и высокородные аристократы в камзолах из прославленного тончайшего флорентийского сукна. Воистину, это был не только рыцарский турнир, но и праздник моды с его блеском и интригами. В центральной ложе в величественной позе ожидал начала праздника Лоренцо Великолепный в красной мантии, отороченной мехом горностая, по обе стороны от него – жёны обоих братьев, одна в платье цвета ранней осени, другая в белоснежной кружевной накидке.
Ровно в десять торжествующие голоса труб возвестили о начале турнира. На ристалище вышли оруженосцы и конюхи, ведущие фыркающих от нетерпения лошадей. Ещё один сигнал – и с разных концов площадки выехали соперники. Они были с головы до ног в сверкавших доспехах. Колыхались перья на вершинах шлемов, развевались расписные накидки. Рыцари издали приветствовали друг друга поднятием мечей.
Вот соперники сошлись, и каждый бросился в атаку… Их короткие мечи высекали искры. Тяжёлые латы звенели от ударов. Лошади вставали на дыбы… Толпы противостоящих друг другу болельщиков вопили, прыгали, размахивали знамёнами. Сражение длилось довольно долго. Ни один рыцарь не мог выбить меч из рук соперника. То один, то другой временами чуть не падали, и тогда толпа оглушительно ревела, подбадривая их. Наконец соперник Джулиано пал на землю, поверженный. Брат правителя Флоренции одержал победу!
Теперь настал момент, которого горожане ждали долгие месяцы. Победитель должен был назвать имя Дамы сердца, которой он посвящал свою победу.
Джулиано выждал секунду и громогласно провозгласил:
– Симонетта Веспуччи!
Толпа заколыхалась, ахнула.
– Встань! – подтолкнула счастливицу мать.
Королева турнира встала – высокая, стройная. Народ жаждал разглядеть её! Да, она, конечно, Симонетта Веспуччи – первая красавица Флоренции. Она ослепительна! Пурпурное платье открывало её мраморную шею. Лёгкий румянец оттенял белизну лица. Волосы над высоким лбом, перевитые жемчужными нитями, струились золотым потоком.
Симонетта смущённо улыбалась. Сердце её куда-то провалилось, в висках стучала кровь. Только в этот момент ей стало ясно, почему турнир назначен на 28 января – день её рождения! Конечно, по воле Джулиано. Ей всегда было неловко под его жгучим взглядом. Что сулило ей такое признание? Она не знала и была в смятении.
Джулиано издал восторженный вопль, раскинул руки, приветствуя сограждан, и направил коня к ложе Веспуччи. Для него главной целью была победа в турнире. Прекрасная Симонетта должна увидеть его в блеске рыцарской славы! А там… Разве кто посмеет отказать Медичи?
Прекрасная дама бросила ему кружевной платок.
Лоренцо Великолепный встал, приветствуя брата, но тоже был в смятении. Даже скрипнул зубами, стараясь не выдать обуревавших его чувств. Он сам был тайно влюблён в красавицу. Но раз её выбрал брат, он смирится!
Жена Джулиано делала вид, что снисходительно относится к ритуалу. Ведь он ничего не значит! Но сквозь улыбку проступали её слёзы.
Марко Веспуччи в одно мгновенье взвесил обстоятельства. Как муж, он мог выказать недовольство. Но как сотрудник крупнейшего банка, принадлежащего Медичи, он мог из-за этого лишиться всякой надежды на продвижение. Марко выбрал второй вариант и натянуто улыбнулся. Однако его родственник Антонио считал случившееся величайшим позором для Веспуччи и в бешенстве сжимал рукоятку меча.
Художник Боттичелли был в беспамятстве от радости. Он не ошибался, считая непревзойдённой молодую женщину, ставшую королевой турнира. Она – земное воплощение идеала красоты, созданного на небесах! Нет, Сандро и не помышлял о Симонетте как о предмете страсти. Он взирал на неё с благоговением, словно на божество.
2.
В одном квартале от скромной церкви Всех Святых (Оньиссанти) на узкой улочке в центре Флоренции расположились два дома. Один, кичащийся своим богатым убранством, принадлежал родовитому аристократу, банкиру Пьеро Веспуччи. В другом доме, несколько уступавшему по величию дому соседа, проживала семья богатого торговца Мариано Филипепи. Старший его сын пошёл по стопам отца, средний держал ювелирную мастерскую. А вот с младшим, Алессандро, была морока. Отец не жалел денег на учителей по всем предметам, которые обычно преподавались юношам перед тем, как они станут за прилавок. Сандро быстро всё схватывал, но не хотел ни читать, ни писать. Цифры приводили его в ужас. Вообще он слыл чудаковатым. Он то подбивал сверстников на проказы, то бродил в одиночестве по набережным перерезавшей город реки Арно. Мечты уводили его от скучной торговли в мир приключений и подвигов.
Отец сердился:
– Сумасбродная твоя голова, в кого ты такой никчемный? Но больше я нянькаться с тобой не буду! Пойдёшь в подмастерья к моему куму.
– К пузатому? Не пойду!
Чуть не силой усадили мальчишку за ювелирный стол в мастерской Сильвестро, прозванного за необъятный живот «Боттичелли», что значит «бочонок». Прозвище незаметно прилипло и к новому ученику, под ним и вошёл в историю искусства мастер Филипепи.
Сандро не любил возиться, горбясь над низким столом, с мелкими деталями женских прикрас. Он убегал к подмастерьям живописной мастерской, что открылась неподалёку. И однажды сам взял жирный чёрный карандаш.
Кто тогда мог понять, что в простецком пареньке прорастает гений?
Товарищи просто увидели, что Сандро с лёгкостью изображает на листе композиции, над которыми они бились часами. В скором времени рисунки Сандро стали расхватывать другие художники, чтобы показывать их своим ученикам как образец.
Юноша набрался смелости и сказал отцу, что хочет всецело отдаться живописи. Как ни странно, отец отнёсся к желанию сына серьёзно. По совету соседа Веспуччи он отдал его на обучение к модному художнику Филиппо дель Кармине. Уже вскоре учитель заметил, что Сандро обгоняет всех остальных учеников и стал уделять ему больше внимания, а затем – брать с собой в богатые дома и общественные здания расписывать стены.
Через некоторое время Сандро достиг неожиданной высоты. Теперь его стали называть полным именем – Алессандро ди Мариано Филипепе. Но для друзей он так оставался «бочонком». Он стал получать заказы от семейств, церквей. В церкви Сан-Спирито, в монастыре Сан-Барнаба он написал картины, которые привели всех в восторг совершенно живым видом изображаемых святых, утончённостью, подбором цветов.
Синьор Веспуччи заказал Боттичелли фреску на двери, ведущей на хоры, в той самой церкви Всех Святых, где обе соседствующие семьи были прихожанами. Он писал изображение святого Августина. На противоположной стороне писал святого Иеронима знаменитый Гирландайо. Художники не ставили цель состязаться в мастерстве, но знатоки живописи спорили, разделились на два лагеря, кто из живописцев лучший. В результате не отдали предпочтение ни одному из них. Все назвали произведения прекрасными: «Они выше всяких похвал!».
Горожане с одобрением принимали каждую новую картину Боттичелли, несмотря на то, что рядом с ним творили лучшие живописцы своего времени Ридольфо Гирландайо, Джорджо Вазари, Фра Бартоломео. А он творил с нарастающей силой. Создал целый сонм Мадонн, святых, ангелов, библейских сюжетов. К двадцати шести годам он обзавёлся собственной мастерской и учениками, которым доверял писать второстепенные детали на картинах. Однако оставался Сандро таким же – мечтательным, несколько отрешённым. Но и дружеских застолий не чурался. Лучшим же времяпрепровождением он считал беседы со своим другом Анджело Полициано, молодым, но уже известным своими философскими и поэтическими сочинениями. Анджело тоже попал под обаяние Несравненной. Однажды прочёл другу своё посвящение ей:
Она бела и в белое одета,
Убор на ней цветами и травой
Расписан, кудри золотого цвета
Чело венчают робкою волной…
В ней кротость величавая царицы,
Но гром затихнет, вскинь она ресницы.
Анджело и не подозревал, какой пожар вспыхнул при его словах в груди Сандро!
Художник был хорош собой: крупные выразительные черты зрелого мужчины, прямой открытый взгляд, чувственный рот, ореол чёрных волос до плеч по тогдашней моде. Когда он ходил по улицам в развевающемся по ветру плаще, на него заглядывались и простолюдинки, и знатные дамы. Он был не прочь разделить ложе с какой-нибудь из них, но сердце его оставалось холодным.
В пору своей растущей славы Сандро увидел Симонетту.
До этого он слышал, как соседи судачат о том, что синьор Веспуччи женил своего сына, шестнадцатилетнего Марко, на дочке генуэзского банкира. Года через два молва донесла до него известие, что супруги переезжают во Флоренцию.
В день приезда все жители соседних домов высыпали на улицу, чтобы увидеть молодую пару. Сандро удалось пробиться в первые ряды, и он увидел, как по ступенькам кареты спускается золотое облако. Оно опустилось на землю, споткнулось и рассмеялось. Только тогда Сандро разглядел, что это девушка такой красоты, какой он не видел отродясь. Да и среди всех земных женщин не могло быть ей подобной, потому что она божество! А божество, смеясь, взглянуло прямо в глаза Сандро – и стрела Амура пронзила его сердце!
На следующий день художник был приглашён в числе прочих гостей на пир, который правитель Флоренции устроил на вилле Кареджи в честь высокочтимых Веспуччи. Он видел, с каким восхищением смотрят на Симонетту мужчины. Даже Лоренцо не спускал с неё глаз, а более эмоциональный Джулиано при первой возможности уселся рядом с гостями.
– Помнишь, Марко, – возбуждённо говорил он, а сам разглядывал его супругу, – как ты в том давнем турнире перевязывал мне раненую руку? Я друзей не забываю, так что во Флоренции вам будет хорошо. Но скажи, друг, где ты нашёл такое сокровище?
И поцеловал Симонетту в обнажённое плечо – якобы, по-братски.
Боттичелли тоже не сводил с неё глаз. Ему нужно было погрузиться взором в дивную красоту, поместить её образ внутрь себя, чтобы потом перенести его на бумагу. Но не только художник говорил в нём. Сердце его прыгало, отдаваясь звоном в ушах. Он понимал бессмысленность своих желаний. Но кто запретит любоваться солнечным лучом, морской волной, трепетом листвы?
Симонетта, отпив пурпурного вина и оттого раскрасневшись, болтала с сидевшими рядом дамами. Она мило улыбалась, бросала лукавые взгляды на мужчин, сознавая своё очарование. Она и в самом деле была хороша. Вовсе не похожа на итальянку! Кожа её в глубоком вырезе тёмно-зелёного платья светилась изнутри молочным светом, как у пришелицы с далёкого севера. В её рыжих косах, перехваченных сеткой, вспыхивали золотинки. Сандро представил, как золото её распущенных волос растекается по белоснежным плечам… Высокий чистый лоб, носик чуть вздёрнутый. Капризно изогнутые губки, нижняя чуть выдаётся. Едва заметная ямочка на подбородке…
Сандро ушёл рано. Он поспешил в мастерскую. Ему доставляло наслаждение воссоздавать на бумаге хранящийся в памяти облик Прекрасной дамы. Как будто она, живая, желанная, стоит рядом.
3.
В день шестнадцатилетия отец объявил Симонетте, что выдаёт её замуж. Он и высокородный синьор Веспуччи договорились о браке его сына Марко и Симонетты. Марко – её ровесник, юноша серьёзный, уже работает в банке Медичи.
Отцу и в голову не пришло узнать мнение дочери, и это её не обидело: так принято. Брак в те времена расценивался обществом только как взаимовыгодная сделка. Через женитьбу или замужество кто-то обогащался, кто-то занимал высокую должность, кто-то входил в аристократическое семейство. Любовь в расчёт не входила.
Симонетта видела Марко несколько раз, но внимания на него не обращала. Запомнила только, что он приземистый, широкоплечий. Она вообще никого не замечала. Ей нравилось только бегать с подружками по саду.
– Бегом домой, стрекоза! – кричала с крыльца мать. – Нужно закончить вышивку для подарка синьоре Клавдии!
– Ненавижу вышивать! – раздавался звонкий голосок дочери из зарослей самшита.
Конечно, сердечко её билось при виде красавчика-менестреля, который частенько тайком пробирался в сад, играл на лютне и распевал под её балконом:
Длиннее дни, алей рассвет,
Нежнее пенье птицы дальней,
Май наступил, спешу я вослед
За сладостной любовью дальней…
Однако девушка прекрасно понимала, что выйти замуж ей придётся по воле родителей. Она приняла замужество как данность.
Переехав во Флоренцию и благодаря покровительству Медичи, Симонетта быстро вписалась в компанию знатнейших дам. Она охотно принимала приглашения на бесчисленные балы, праздники, увеселительные прогулки и семейные торжества.
Симонетта увидела Флоренцию в пору высшего расцвета богатства и славы этого города. «Цветок Тосканы», как называли её, резко обогнал другие города Италии. Правление династии Медичи принесло развитие ремёсел и производств. Первые в Европе мануфактуры выпускали такие ткани – от сукна до легчайших шелков – что торговля ими приносила в казну баснословную прибыль. Козимо Медичи, основатель династии, сумел создать банк, отделения которого стали «кровеносной системой» многих европейских и восточных государств.
Лоренцо Медичи не унаследовал красоту матери, но унаследовал мудрость Козимо, который вложил во внука свои принципы управления государством. Лоренцо, благодаря уму, знаниям, удаче в военных походах сделал из Флоренции процветающую республику, государство всеобщего благоденствия. Власть заботилась о сирых и убогих. Народ участвовал в решении серьёзных вопросов, хотя последнее слово всегда оставалось за Лоренцо. Он был диктатором, но мягким.
Флоренция стала центром итальянского Возрождения, а Лоренцо – покровителем всех искусств. В Академии Кареджи философы обсуждали проблемы мироустройства. Архитекторы одели город в мрамор. Творили величайшие художники Ренессанса – Фра Бартоломео, Джорджо Вазари, Сандро Боттичелли, Леонардо да Винчи. Наступил расцвет литературы. Флоренцию прославили Данте, Петрарка, Боккачо, Полициано, да и сам Лоренцо не был чужд литературного творчества. Благодаря заботе об искусстве Лоренцо Медичи вошёл в историю как Лоренцо Великолепный.
Джулиано, младший Медичи, не испытывал склонности к управлению государством. Его жизнь проходила как череда рыцарских забав и увеселений. Горожане любили его за красоту, отвагу, открытость, весёлый нрав и называли «Принц юности».
Оба брата были женаты на девушках из знатнейших родов Италии. Однако семейные узы не отягощали молодых мужчин. Ведь Джулиано был ровесником Марко и Симонеты, Лоренцо всего на четыре года старше. Да и нравы во Флоренции не отличались строгостью. Поскольку брак рассматривался только как сделка, на любовь «на стороне» смотрели сквозь пальцы. Более того, существовал общественный «Суд любви», осуждавший дам, которые отказывали рыцарю в плотских удовольствиях. Даже такая преграда, как ревность мужа, что иногда случалось, не считалась непреодолимой.
В те времена в рыцарской среде царил культ Прекрасной дамы. О нём слагали баллады трубадуры и менестрели. Каждый рыцарь должен был посвящать свои победы избранной им Прекрасной даме. Не обязательно свободной. Более того, желательно, чтобы она была замужней, тогда любовь приобретала оттенок трагической безнадёжности. «Земные» чувства рыцаря были необязательны. А Прекрасная дама могла отвечать ему взаимностью или она желала, чтобы рыцарь служил ей ради самого служения.
Усвоила ли Симонетта правила рыцарской любви? После всем памятного турнира она и Джулиано на людях вели себя по-дружески. В отсутствии Марко, вечно занятого, Джулиано вовлекал его супругу в водоворот дворцовой жизни. Это была бесконечная лента празднеств – таких, какие только могла изобрести фантазия правителя, утопающего в роскоши. Даже самые проницательные синьоры не замечали, чтобы Джулиано позволил себе перейти границы дозволенного. Дамы жаждали насладиться зрелищем того, как несокрушимая крепость Симонетты падёт под натиском страстных чувств всеобщего любимца. А если к тому же вспыхнет пожар скандала – вот будет картина!
Как-то на маскараде председательница Суда любви, синьора Кармелла Лучиано попросила Джулиано отойти с ней в сторонку:
– Любезный синьор, мы весьма обеспокоены тем, что рыцарские традиции поклонения Прекрасной даме, похоже, вами не соблюдаются. Или мы чего-то не знаем? Мы хотим наслаждаться зрелищем романтической любви. Неужели Дама вашего сердца не распахнула своё сердце перед вами? Дорогой Джулиано, мы могли бы вынести ей общественное порицание!
Джулиано от души рассмеялся:
– Любезнейшая, Кармелла, благодарствую за вашу заботу, однако я сам добиваюсь, чего хочу!
Кто знает правду? Флорентийские ночи темны, в домах много потайных ходов, и встретиться возлюбленным, оставаясь незамеченными, совсем несложно. С другой стороны, важные персоны всегда находятся в поле зрения всевидящего ока…
Симонетта купалась в удовольствиях. Она охотно позировала лучшим художникам Флоренции. Но – не Сандро Боттичелли! Тот не осмеливался сделать ей подобное предложение. Он только следил за ней, когда предоставлялась такая возможность, и впитывал её красоту.
Как-то мать Симонетты заметила, что с некоторого времени дочка стала кашлять. То и дело она подносила к губам полотняный платок. Однажды на нём выступила алая капля! Не медля пригласили семейного врача. У постели Симонетты он держался, но в другой комнате, обратившись к родственникам, сокрушённо покачал головой:
– Чахотка. Мне весьма жаль, но медицина в этом случае бессильна.
Больная начала быстро худеть, её мучили приступы кашля. Персиковый румянец щёк уступил место бледности. Симонетте не говорили правду, и в редкие минуты облегчения она улыбалась, говорила, что скоро встанет на ноги – ведь весной всё расцветает! Братья Медичи чуть не каждый день навещали её. Лоренцо выписал лучших врачей Италии, но ни один не нашёл целебных средств. Да и самое отчаянное желание не может воспрепятствовать начертанному Судьбой. 26 апреля 1476 года душа Симонетты устремилась в небеса. Было ей 23 года. Всего пять лет блистала она при дворе Лоренцо Великолепного, но все горожане полюбили её.
Флоренция погрузилась в траур. На траурной мессе в церкви Всех Святых проникновенную речь произнёс друг Сандро, профессор университета и поэт Анджело Полициано:
– Мы провожаем простую и прекрасную даму, которая никогда не давала повода к ревности или скандалу. Среди исключительных даров природы она обладала такой милой и привлекательной манерой общения, что те, к кому проявляла она хоть малейшее внимание, чувствовали себя объектом её привязанности…
Смерть Симонетты, как ни странно такое совпадение, оказалась знаком беды для Флоренции.
Вскоре некоторые родовитые семейства начали тайно, потом открыто роптать, возмущаясь превосходящей все моральные пределы роскошью Медичи. Недовольные во главе с родом Пацци вступили в заговор. Среди них были некоторые Веспуччи. Особенно рьяно обличал правителей Доменико Вечпуччи, который считал, что Джулиано на турнире покрыл их семью несмываемым позором.
На одном из богослужений в соборе наёмные убийцы бросились с ножами на братьев Медичи. Лоренцо удалось скрыться, а Джулиано получил удар под лопатку. Он скончался на месте.
Чёрное крыло Судьбы накрыло Джулиано ровно, день в день, через два года после смерти Симонетты.
4.
После похорон Боттичелли погрузился в мрачную меланхолию. Он не разговаривал, не работал. Часами бродил, как в юности, по берегу реки. Но тогда мечты его были светлы. А сейчас, чувствовал он, впереди только пустота и беспросветность.
Прошло два бесконечных месяца.
Однажды порог мастерской Боттичелли переступил отрок. Он был в приличной одежде, держался скромно. Поклонившись мастеру, он робко попросил:
– Синьор Алессандро, возьмите меня в ученики!
В мастерской воцарилась тишина. Сам мастер сидел в задумчивости перед очагом. Два ученика, одного из которых художник подобрал на улице, и другой, которого привела слепая мать, застыли. Они-то знали, что учитель давно не работает, а они вынуждены просто кое-что прописывать на неоконченных картинах.
После долгой паузы Сандро спросил:
– А ты чей?
– Я сын мастера Фра Филиппо.
Сандро вскочил. На глазах его заблестели слёзы:
– Великий живописец, мой любимый учитель, присылает ко мне учиться своего сына! Он ещё верит в меня!
То был день возвращения Боттичелли к прежней жизни. Вернулась энергия, она требовала выхода. Весть об этом разнеслась по городу, и заказы стали сыпаться, как из рога изобилия. К художнику вернулись почёт и слава.
Как-то Боттичелли получил заказ от Шёлкового цеха на изображение в монастыре Сан-Марко венчания Мадонны, где она витала среди хора ангелов. Выполнив работу, Сандро, как он часто практиковал, позвал своего друга, авторитетнейшего знатока искусств Анджело Полициано, взглянуть на своё творение. Тот долго рассматривал картину и вымолвил:
– Исполнено достойно!
И добавил с лукавой усмешкой:
– Лицо Мадонны мне знакомо. Не подскажешь ли, где я мог видеть оригинал?
Сандро в смущении потупился. Он никому не признавался в своей платонической любви к Симонетте, но Анджело – философ, проницательный наблюдатель…
Художнику даже не надобны были свои мгновенные зарисовки девушки в различных ситуациях. Её облик помимо его усилий впечатался в сознание и даже глубже.
С тех пор облик Симонетты Веспуччи, олицетворявшей для него идеал женской красоты, повторялся и повторялся. Все его многочисленные Венеры (Афродиты) и Мадонны воплощали её божественные черты.
Никого не удивляло, что на полотнах Боттичелли и других мастеров флорентийской школы живописи мирно соседствовали античные (языческие) и христианские мотивы. То было время раннего Возрождения, когда общество выпеленывалось из жёстких религиозных догматов Средневековья. Творцы возродили интерес к греческим мифам, греческой и римской скульптуре и литературе, ибо героем в них был живой человек. Возник интерес к человеческому телу. Учёные принялись изучать его устройство, а художники воспевали его красоту. Скорбные Мадонны, закутанные в покрова, теперь соседствовали с обнажёнными земными женщинами.
Боттичелли много писал обнажённую натуру, особенно прекрасных женщин. Благо, флорентийцы с их гедонизмом, жизнелюбием, неравнодушные ко всем краскам мира, охотно заказывали подобного рода картины.
Лоренцо Великолепный заказал Боттичелли картину в качестве подарка своему племяннику Лоренцо ди Пьерфранческо по случаю его бракосочетания с Лукрецией Донати. Художник поставил условие не смотреть на работу, пока он её не закончит.
И вот этот день настал. Именитые гости заполнили отделанный каррарским мрамором зал виллы Кастелло. Сандро подал знак, и с картины слетело покрывало.
Из морской пены выплывала, стоя на створке раковины, обнажённая богиня Венера, символ милосердия, гуманности, любви. Слева от неё парил бог западного ветра Зефир, своим дуновением подгоняющий раковину к берегу Кипра. Справа – ожидающая Венеру грация с цветным покрывалом, долженствующим прикрыть наготу юной богини.
Взоры всех присутствующих невольно устремились к фигуре Венеры. Её совершенная красота ослепляла. Молодая женщина стыдливо прикрывается руками, однако смотрит спокойно, словно понимая, что красота её заключает в себе божественное начало. Она не олицетворяет любовь, дарующую земные радости. Это богиня целомудрия, непорочности. В её светлых глазах – предчувствие ждущих её испытаний. Она вызывает в памяти прекрасные греческие статуи. Текучие линии тела, его белизна с лёгкими оттенками утренней зари, мягкие изгибы, изящная поза, развевающиеся по ветру золотые волосы создавали гармонию – главный признак совершенного произведения искусства.
Долгое молчание зала. Очнувшись, все бросились поздравлять художника. Он стоял, оглушённый успехом. Лоренцо Великолепный положил руку на плечо Сандро и отвёл его к окну, за которым опускалась бархатная флорентийская ночь:
– Друг мой Алессандро! Я покорён. Твоя картина переживёт века. Признаюсь, она мне напомнила облик той, которой нет уже десять лет. Обрати взор к самой яркой звезде, которая загорелась на небосводе. Разве было бы удивительно, если бы душа прекраснейшей дамы превратилась в неё? Её красота в жизни была великой радостью для наших глаз…
Сандро промолчал. Но в глубине души он был уверен в том, о чём сказал правитель: его Венера – Симонетта – переживёт века.
Через какое-то время художник поразил флорентийцев ещё одной картиной – «Primavera» («Весна»). Такая же, как «Венера», большая по размеру, такая же, даже более, «населённая», она поражает своей гармонией и музыкальностью. Возникает оптическая иллюзия движения фигур на полотне. Кажется, если прозвучат переливы флейты, грации в развивающихся хитонах плавно заскользят по лугу, надувший щёки Зефир разметёт цветы и листья, а кроткая Мадонна поднимет руку и благословит приход Весны-Флоры.
Сама Флора с обликом Симонетты – удлинённый овал лица, спокойные серые глаза, полуулыбка – мягко ступает, босая, по земле. Цветы словно прорастают из её жемчужного платья, охватывают венком светлые волосы, складываются в ожерелье на груди. Богиня весны, как сеятель, рассыпает вокруг себя цветы. Пёстрым ковром они устилают луг. Пластичность фигур, скрытый ритм их движений, изысканность колорита буквально завораживают.
Увидевший картину поэт Полициано тут же откликнулся переводом из Гомера:
Шествует Флора, цветы на пути рассыпая,
Красками всё наполняет и запахом сладким.
В зелени все дерева, вся зеленеет земля,
Сад плодовитый цветёт на полях…
Автор этих работ знавал славу при жизни. Но он не мог даже помыслить о том, что в будущем «Рождение Венеры» и «Весна» будут признаны шедеврами мировой живописи. А облик героини его полотен на пять веков станет для художников эталоном женской красоты.
Перешагнувший сорокалетие, Сандро работал, как одержимый. Он создал портреты Лоренцо и Джулиано Медичи, их жён и родственников. Он «оживлял» христианские сюжеты: расписал Сикстинскую капеллу в Риме и многие церкви Флоренции и других итальянских городов. Создал несколько циклов «богородичных» картин. А богатые горожане наперебой заказывали для своих домов и вилл картины на античные темы с обнажённой натурой. На его полотнах – сотни, если не тысячи, персонажей, и каждая фигура не похожа на другие. Воистину, фантазия художника не знала границ, а мастерство достигло совершенства.
Боттичелли позировали знатные дамы Флоренции. Через его мастерскую прошли десятки натурщиц с прекрасными лицами, идеально сложённые.
У художника было всё – слава, деньги, внимание прекрасного пола. Но он не вступил в брак, не было рядом с ним возлюбленной, которая вдохновляла бы его. Он не изменил своей единственной Музе.
5.
Сандро на пару с братом купил дом, расширил мастерскую. У него постоянно были ученики, которым он уделял много внимания, а об иных заботился как отец. Он охотно общался с приятелями, чаще всего был весел, любил пошутить, но иногда вдруг становился рассеян и меланхоличен.
Как-то Пьеро, сосед, надумал стать суконщиком. Он установил в доме, примыкавшем к мастерской Боттичелли, восемь ткацких станков. Они производили неимоверный шум и трясение. В мастерской Сандро всё ходило ходуном.
Увещевания ни к чему не привели.
– Мой дом, делаю, что хочу!», – кричал Пьеро.
Тогда художник с учениками водрузил на тонкую стенку, разделяющую дома, камень величиной с воз сена в положении неустойчивого равновесия.
– Как только ты запустишь станки, – спокойно сказал соседу Сандро, – камень шлёпнется на них, и прощай всё твоё суконное дело!
Пьеро кипятился, угрожал, но в конце концов убрал станки.
А однажды товарищи Бьяджо, ученика, решили над ним подшутить. В заговор посвятили мастера. Бьяджо нашёл покупателя на картину «Мадонна в окружении ангелов» и сказал, что завтра приведёт покупателя. Ночью насмешники воском приклеили к головам ангелов красные капюшоны, в которых обычно заседали члены городского совета. Наутро Бьяджо привёл покупателя и в ужасе закричал.
– Что случилось? Почему ангелы в капюшонах?
– Где ты видишь капюшоны? – возмутились окружающие, в том числе и предупреждённый покупатель.
Бьяджо схватился за голову и замер в полной растерянности. А Сандро усмехнулся:
– Заработался ты, бедняга! Иди в лавку, освежись стаканом кьянти!
Когда «освежённый» ученик вернулся, капюшонов уже не было. А Бьяджо долго верил, что на него нашло временное помрачение ума.
Всё бы хорошо, да натура у Боттичелли была истинно художническая. Он совершенно не задумывался о деньгах. Свои весомые гонорары он проматывал моментально. Однажды он получил в Риме приличные деньги, а домой вернулся без копейки и даже не помнил, где он их разбазарил. В доме поэтому было то густо, то пусто. А Сандро ничего не нужно было, кроме холста и красок.
К концу жизни он настолько обнищал, что, если бы не помощь Леонардо да Винчи, он бы умер с голоду.
Между тем, золотой век Флоренции клонился к неизбежному закату. Другие города обгоняли её. Расточительство Медичи опустошило казну. На флорентийских мануфактурах начались, впервые в истории Европы, конфликты между рабочими и хозяевами. Шла борьба между кланами. Лоренцо Великолепный, на радость врагам, тяжело заболел.
Кончина Лоренцо Медичи в 1492 году расчистила дорогу злому гению Джироламо Савонароле. Чёрная тень монаха-фанатика накрыла Флоренцию. На его проповеди в церковь Сан-Марко собирались тысячи верующих. С огромной силой убеждения, страстно, зажигательно Савонарола обличал и правителей, и всех отступников от веры. Он грозил карой господней тем, кто чтит ценности грешной жизни, а не религиозные. Савонарола на несколько лет стал фактическим правителем Флоренции. Яркая, праздничная жизнь города ушла в небытие. Люди боялись громко говорить, собираться. Посещали только церковь. Сжигали на кострах нарядные одежды, музыкальные инструменты, книги, картины, драгоценности.
Поговаривали, что Боттичелли поддался влиянию Савонаролы. Он почти перестал работать. Написал только несколько картин, в том числе самую загадочную – «Мистическое Рождество». Но, может быть, он просто выбился из сил за более чем полвека неустанного труда. Или понял, что выполнил свою миссию.
Алессандро Боттичелли пережил свою любовь на тридцать четыре года. Он завещал похоронить его в церкви Всех Святых, у изножия могилы Симонетты Веспуччи.
Воля художника была исполнена.
