ПЕРВЫЙ
При мысли о том, что Теос будет ждать её в Храме, у Теи замирало сердце.
Она ещё не достигла совершеннолетия, и по законам Народа Красных Доспехов не имела права не только вступать в брак, но даже встречаться с представителями другого пола. Но разве можно приказать своему сердцу? На празднике Дня рождения Королевы Тея лакомилась угощением, выставленным на площади для всех подданных и, потянувшись за кусочком пирога, увидела, что к нему протянулась ещё чья-то рука. Она подняла взгляд и обомлела от увиденного – высокий, стройный юноша в отливавшем золотом плаще с большими удлинёнными глазами. Тее показалось, что таких глаз она никогда не видела? они были внимательными и строгими не по годам. Тея даже оробела немного. Юноша улыбнулся и отдал ей пирог. Спросил, как зовут и конечно, к какому возрастному децилю она принадлежит, и к какой касте. Тея сразу подумала, что вопросы неспроста, он явно хочет познакомиться поближе.
А Теос ещё до её ответа подумал, что ни за что не откажется от более близкого знакомства, даже если они не сойдутся децилями и кастами. Это всё выдумки жрецов, плевать на них. У девушки такие нежные крылья и такой беспомощный взгляд, что хочется её защищать. От кого? Неважно, главное быть рядом.
Но при встречах Тея и Теос соблюдали осторожность. Выйдя из дому, каждый из них ещё долго петлял по лабиринтам улиц, взбирался по каменным ступеням длинных лестниц, ведущих на холмы. Потом они сходились в условленном месте, в одном из парков и проводили время в таких заброшенных уголках, где вряд ли можно было встретить стражников, прочесывающих город с целью наведения порядка. О месте встречи уславливались, посылая друг другу мысленные сигналы импульсами от золотых усиков, прикреплённых к шлемам.
Теофрасис – огромный город, столица королевства, в нём расположены Храм и дворец Королевы. Чтобы пройти из конца в конец, уходило много времени, да ещё приходилось петлять по лабиринтам.
И потому Теос решил, что не хочет больше прятаться, он хочет ходить по городу с Теей открыто, а то, что они принадлежат к разным кастам и она ещё не достигла совершеннолетия, то это глупые, надуманные законы жрецов, и он не собирается их слушать. И вообще власть жрецов пора отменять, это пережиток старых времён. Зачем вообще нужны жрецы? Какую пользу приносят? Время от времени издают указы, посылая легионы военных на войну с другими племенами, с Народом Чёрных Плащей, например, и если те возвращаются с победой, то вся принесённая добыча достаётся одним жрецам. Да ещё часть Королеве. А простому народу ничего. И даже тех, кто не вернулся из похода, близким не позволяют оплакивать, потому что Народ Красных Доспехов самый сильный народ на планете Земля. Красные Доспехи никогда не плачут, не жалуются, всегда помнят о своей исключительности, преданны жрецам и Королеве.
А ведь Королеву никто никогда не видит, кроме Старшего жреца и начальника стражи. Только они имеют право входа в её покои. Но если уничтожить власть жрецов, то ими вполне сможет управлять сама Королева. Её так почитает народ, неужели она не в силах управлять сама? Королева – женщина, наверняка её правление будет более мягким и осмысленным, чем правление жестоких старцев.
Говорят, в Храме, в потайной комнате, куда не ступала нога простого смертного, каменные стены исписаны клинописью, на которой запечатлены вековые законы Народа, изданные много столетий назад, и каждый раз, когда жрецы принимают новые законы, в комнате добавляются новые строчки клинописи на стенах.
– Их выбивают в камне, чтобы не было возможности изменить, – утверждал Теос.
А ещё в центре комнаты законов есть огромная чаша, наполненная жидкостью, выдавленной из тел пленников, которых приводят воины из походов. В каждое новолуние старший жрец заглядывает в чашу, предварительно прочитав особую молитву на дарование ему истины. И на блестящей поверхности жидкости видит картины будущего.
– Это варварский обычай, – утверждал Теос, – нельзя так жестоко поступать с пленниками, их надо либо отправлять на работы в каменоломни, либо на сбор урожая на поля. Но не убивать. Зачем? Чтобы старший жрец увидел что-то в чаше? А какую пользу приносят его откровения народу?
Все рассуждения Теоса были новы и удивительны для Теи, ей такие вещи и в голову не приходили, но больше чем слушать и вести диалог на такие странные темы, ей нравилось просто быть около. Ей было всё равно, что он говорит, о чём. Она наслаждалась самим фактом нахождения рядом, любовалась его профилем, жестами, когда он поднимал руки кверху в знак возмущения отжившими обычаями или просто поправлял шлем.
Они никогда не говорили о том, чтобы соединить свои жизни навсегда, но не сомневались, что это решение принято ими обоими и пересмотру не подлежит. Им просто незачем было обсуждать данный непреложный факт.
Но когда Теос предложил встретиться открыто, да ещё где, в Храме, Тея испугалась. А вдруг стражники арестуют их за недозволенные обычаями контакты, и уволокут в глубокие подземные казематы, где наказывают преступников, в основном воров, струсивших на поле боя воинов, лжесвидетелей и клеветников! Те, кто попал в казематы, никогда не возвращаются оттуда, и никто не знает, что там происходит. Теос предполагал, что возможно их тела тоже пускают на переработку в жидкость для чаши истины.
Как страшно! Но если она откажется, Теос может подумать, что она его предала, струсила! А вдруг вообще не захочет больше с ней встречаться? Нет, она это не переживёт. Она пойдёт на свидание в Храм и станет рядом открыто, так, как будто они законные супруги одной касты. И будь что будет!
«Тем более, – думала Тея, – Старший жрец созывает в Храм всех жителей Теофрасиса. Так огласили его приказ на главной площади глашатаи Храма. Он хочет сказать народу что-то очень важное. Значит, Храм будет переполнен, они легко затеряются в толпе. Может быть, надеть платье, какое носят женщины из касты Теоса? Но это будет ложью, трусостью, а Теос так ненавидит ложь!».
В два часа дня площадь перед Храмом была заполнена полностью. Не каждый день главный жрец Манидис созывает всех жителей полиса, обычно на богослужениях присутствую только жрецы, по одному представителю от каждой касты и простые прихожане, пожелавшие прийти в этот день в Храм помолиться.
Через толпу было трудно пробиться, стоял неумолчный гул голосов, пришедшие обсуждали новость, гадали, что могло послужить причиной такой срочности и важности, что Манидис не стал ждать никакого календарного праздника, когда обычно выступал перед народом, и созвал всех сейчас.
Загудели трубы, все присутствующие мгновенно попадали на землю, лицом вниз. Это в паланкине, закрытую золотистыми пеленами от посторонних глаз, несли в Храм Королеву. Сейчас её внесут внутрь, в заднее помещение, тоже прикрытое золотистой пеленой, где она будет слушать выступление Манидиса.
Королеву пронесли в Храм и герольды возвестили народу, что все могут подняться с земли и войти внутрь Храма. Толпа потекла через огромные резные двери.
Теос держал Тею за руку, они уже не думали о той реакции, которая может последовать на их единение, все так были взволнованы ожиданием речи Манидиса, что на них никто не обращал внимания.
Тея была удивлена ловкостью, с которой Теос протащил её сквозь толпу почти к самому алтарю. Они стали под пилястрой крайней правой колонны, одной из двух, ограничивающих площадку алтаря. И Тея радовалась, что стоит так близко к месту, с которого будет выступать главный жрец. Она гордилась Теосом и думала, что именно с ним проживёт свою жизнь как за каменной стеной, в покое и радости. Он сможет обеспечить ей счастливую жизнь женщины-матери, хранительницы домашнего очага.
Протрубили в рог герольды. В развевающемся за спиной плаще взошёл на площадку алтаря главный жрец Манидис. Гудящая толпа смолкла и приготовилась слушать.
Манидис поднял обе руки кверху, требуя внимания. Хотя никого призывать к вниманию не нужно было, толпа и так застыла в напряжении.
– Народ Красных Доспехов, – зычно воззвал он, – воля Богов не всегда справедлива, но никто не может бороться с ней. Настал чёрный час для нашего города, для нашего любимого полиса, столицы королевства – Теофрасиса. Волею высших сил он будет разрушен. И единственный способ избежать гибели горожан, – уйти и спасти свои жизни. Жизнь Королевы, наших граждан, представителей всех каст.
Зал загудел. Каста воинов, стоящих справа от входа начала бить в пол копьями. Каста ремесленников выкрикивала какие-то фразы, которые никто не мог разобрать в общем гуле. Женщины подхватили в страхе на руки своих детей.
– Объясни, Манидис, отчего ты решил, что Боги к нам неблагосклонны? – выступил вперёд начальник стражи Королевы. – Бежать из города просто, потому что тебе что-то показалось, мы не будем.
– Не мне показалось, – с достоинством ответил главный жрец. – А чаша истины мне показала страшную картину разрушения города, наших улиц и наших домов. Я видел падающие колонны и провалы в земле, летящие в них тела горожан, трупы, засыпанные камнями, я видел страшную картину разрушения и гибели, и знаю, что чаша истины никогда не лжёт. За многие сотни лет она ещё ни разу не солгала.
– Чаша не лжёт, но ты можешь ошибаться в своём видении, жрец, ты не совершенен, твои глаза и мозг не совершены, может быть это другой город, не Теофрасис, а столица наших врагов – Народа Чёрных Плащей? Может быть, наши Боги решили покарать именно их?
– Я узнал наши улицы, – с горечью произнёс Манидис, – узнал дворец Королевы. Поспешите, иначе вы все погибнете. Берите детей, бросьте всё остальное, на него нет времени, и уходите как можно дальше.
– И оставить в хранилищах собранный урожай, – возмутилась каста земледельцев, там столько нашего труда, мы не сможем унести всё с собой.
– Урожай не понадобится, если вы будете раздавлены страшной непонятной силой, которую я видел в чаше, – отвечал Манидис.
Вперед выбежал старый воин, потрясая копьём.
– Чаша тоже может ошибаться, если в неё давно не заливали кровь наших врагов, – закричал он. – Смотрите, как давно мы не ходили в славные походы и не приводили сюда пленных рабов из числа Чёрных Плащей, вот она – расплата за трусость!
Снова поднял руку начальник стражи Королевы.
– Народ! Если есть такая опасность, хоть четверть опасности, мы действительно должны уйти! Переждём в стороне, и если предвидение Манидиса не оправдается, вернёмся в Теофрасис!
– Вот как! – завизжал старый воин. Ты хочешь, когда все достопочтенные граждане уйдут из города, ограбить беззащитные дома и хранилища? Вы – стража Королевы, по закону лишены прав на имущество, чтобы не было соблазна запустить лапу в её казну, куда у вас есть доступ. Вам выдают пищу на один день и одежду на один земной год. Так вы решили таким образом нажиться, нищеброды?! Нищебродам не место на общественном совете, гоните их взашей! Нищеброды не должны иметь никаких прав в Теофрасисе, это нонсенс, когда не имеющий ничего, решает за того, кто уже достиг благополучия!
В зале стоял гул. Оставить всё, стройные улицы, обжитые дома, имущество, высаженные сады и парки, одежду и украшения… Женщины плакали, мужчины требовали от рядовых жрецов, чтобы те сами вошли в комнату законов и удостоверились в том видении, которое показалось в чаше истины старшему жрецу.
Рядовые жрецы отказывались совершить святотатство, крича, что тем самым навлекут на себя гнев Небес.
– О жалкие идиоты, – вскричал Манидис, потрясая кулаками, – вы заботитесь о запасах хлеба в закромах, запасах кованого оружия в хранилищах, золотых украшений в сундуках, и не заботитесь о своей жизни и жизни ваших детей! Вы готовы расстаться с жизнью, но не расстаться с накопленным дерьмом, которое сможете накопить снова на новом месте!
Берите паланкин с Королевой и бегите как можно дальше и как можно скорее! Вы построите новый город, в другом месте, и там второй Храм и дворец для нашей повелительницы.
Тея обернулась к правой стене Храма, где за золотой занавесью находилась Королева. Занавесь ходила ходуном, значит, Королева волновалась, она всё слышала и, видимо, верила Манидису.
Вперёд выбежал высокий крепкий мужчина из касты рабочих-строителей. Он бил себя кулаком в грудь и кричал:
– Мы, а не жрецы, строили эти улицы, подземные ходы, лабиринты, хранилища воды и пищи. Им легко говорить – бегите! А не думаете ли вы, почтенные жители Теофрасиса, что это измена? Что мы, одураченный народ, убежим, а жрецы захватят наши сокровища и будут владеть ими, или продадут за золото нашим врагам, и Чёрные Плащи захватят всё, что мы имеем! Наши воины правы, Чёрные Плащи уже купили их – наших жрецов, с потрохами купили, и даже Манидиса, смотрите, откуда у него на шее этот золотой медальон? Его не было, когда он выступал здесь на празднике дня рождения Королевы!
Толпа грозно загудела.
– Предатель, бейте его, мы выберем другого главного жреца, Манидис продался, смерть ему!
И тут произошло нечто совершенно неожиданное. На площадку алтаря выскочил и стал рядом с Манидисом молодой человек с горящими удлинёнными глазами.
– Не смейте! Назад, говорю вам, назад, Манидис честен и предан народу. Я, Теос, сын Брахиса, говорю вам, что знаю то же, что и он. Мне было видение, когда, закрыв на минуту глаза, я увидел, как чёрная тень опустилась с неба, огромная чёрная плита невероятных размеров рухнула на город, падающие дома, разверзающиеся посередине улицы, разрушенный дворец Королевы. Бегите, глупцы, вы не успеете взять с собой даже еды на один день пути!
Тея была испугана поступком Теоса и в то же время восхищена его смелостью, если бы не необычность ситуации, то за кощунство, попрание алтарной площадки ногами простого смертного, Теосу грозило бы заключение в казематах, откуда не было выхода.
И Тея ещё раз подумала, какой правильный выбор сделала, как ей повезло, что она встретила Теоса, и что он полюбил её. Они сейчас сбегут, поселятся в другом городе Народа Красных Доспехов, где их никто не знает, и тогда можно будет окончательно скрыть, что они принадлежат к разным кастам. Ничто уже не сможет помешать им объединиться в достойный брачный союз. Никто ничего не узнает.
Дрогнула левая стена Храма. Послышался странный низкий звук, словно что-то огромное, немыслимых размеров, приближалось к Храму, издавая через равные промежутки времени глухой удар, бух-бух… всё ближе и ближе… громче и громче…
Народ затих в ужасе…
Заплакал какой-то ребёнок, его одиночный плач отрезвил присутствующих, они ринулись к воротам Храма, давя друг друга.
Поднялся всеобщий крик, стук доспехов, проклятия, вопли боли тех, кто упал на каменный пол и по нему бежали другие, визг женщин. Треск рвущейся пелены, закрывавшей вход в помещение Королевы, шуршание опадающей со стен краски, слоями, там, где стены пошли трещинами.
Храм пошатнулся. Полетели вниз куски лепнины от карнизов. Раскрылась зигзагом кровля и сквозь неё сначала проглянуло голубое небо, потом его накрыло что-то чёрное. Потемнело, как в сумерках, и только всеобщий крик ужаса и боли метался по храму от одной шатающейся стены к другой.
Теос крепко держал в своей руке руку Теи, пытаясь вытащить её за собой сквозь толпу, но вдруг почувствовал, что она не бежит за ним, а тянет его назад. Он обернулся и увидел, что Тея осела на каменный пол, голова свесилась вниз, покрытая кровью, та самая пилястра колонны, под которой они стояли, отлетела и ударила её по затылку. Она валялась тут же. Теос взял её лицо в ладони, приподнял и посмотрел в глаза.
Они были мертвы.
Единственный, кто не бежал, был Манидис. Он по-прежнему стоял на площадке алтаря, неподвижно, выпрямив спину, в складках рта застыло презрение. Стоял до тех, пока не рухнула основная плита потолочного перекрытия, покрыв собою весь алтарь, так что между плитой и полом не осталось ни малейшей щели, указывавшей на то, что внутри, между ними, находилось тело главного жреца Храма, руководившего Народом Красных Доспехов столько лет…
ВТОРОЙ
«Рено» Николая Ивановича мягко катило по асфальту. До райцентра оставалось несколько километров. Он был доволен прожитым днём, самим собой и, главное, своим начальством. Опасения жены, что старания Николая Ивановича на работе не будут оценены, к счастью, не оправдались. Он возвращался из области с хорошим настроением, а главное, Грамотой Облсовета за прекрасные успехи в организации аграрных профсоюзов в районе.
Действительно, поначалу люди сопротивлялись идее объединить все агрохозяйства в единый профсоюз. Зачем? Если нам понадобится профсоюз, мы его построим по хозяйствам. У каждого своя специфика, там сеют пшеницу, там – специализируются на выращивании подсолнуха, и к тому же построили ещё маслобойку, от посевной до наклеивания этикеток на бутылки с маслом – единый комплекс. А в Еремеевке – животноводческий. Зачем нам проблемы друг друга?
Но Николай Иванович, который ещё с Нархоза мечтал об объединении всех хозяйств района сумел доказать, что такое объединение позволит наёмным сельскохозяйственным рабочим избежать эксплуатации владельцами агрокомплексов. Они же совершенно бесправны: не хочешь работать с утра до вечера, убирайся, на твоё место из города бомжей привезут, поселят в бывшем коровнике, и те будут пахать, да ещё радоваться крыше над головой и куску хлеба.
Нельзя сказать, что в Обладминистрации приняли его идею с энтузиазмом. Настолько, что Николай Иванович заподозрил, что её сотрудники во главе с губернатором заинтересованы в существующем положении вещей. Но его поддержал Облсовет, да ещё дал Грамоту. А всё потому, что Облсоветом руководил всё-таки бывший однокурсник Николая Ивановича.
Да какая разница, почему так сложилось, ладно, да и ладно. Он потом однокурснику тоже в чём-нибудь поможет.
Николаю не терпелось попасть домой, поделиться с женой новостями, показать Грамоту, определить её место в рамочке на стене, и ещё нестерпимо хотелось горячего борща. Он с утра был голоден, но пока волновался о своих делах, голод не давал о себе знать. А сейчас плескался в желудке тошнотворной волной.
Николай повернул голову вправо, ожидая увидеть, как всегда, указатель въезда на мостик через речку с ограничением скорости, но тут заметил впереди на трассе толпу.
Толпа людей, да ещё три скорые помощи, полицейские машины. Ого-го! Да там что-то случилось?
Он переехал небольшой мостик и попал прямо на полицейского, который махал палочкой, поворачивай, мол, назад. Так и есть, масштабное ДТП, рейсовый автобус, полный людей, столкнулся с грузовой фурой.
Придётся объезжать по грейдерной дороге стороной. А так хочется есть!
Николай развернул своё «Рено», вновь переехал мостик и через пятьсот метров обратной дороги, свернул влево, на грейдерную.
Начался дождь, который припускал всё сильнее.
Глинистая почва размокала, скорость машины снизилась. Николай начал нервничать. Утреннее везение явно заканчивалось. Он включил «дворники», подумал о том, что перед выездом из дому помыл машину. «Может, не надо было мыть, и дождя бы не случилось». Уже должен был попасться на глаза указатель поворота на Красносёлку, но его всё не было. Николай включил навигатор.
Чёрт! Он проскочил поворот! И как он его не заметил, всё из-за дождя, который отвлек внимание, да ещё то ДТП из головы не выходило. Что там с людьми в автобусе? И с водителями? Две такие махины столкнулись…
Пришлось снова развернуться и поехать назад до поворота на Красносёлку, а потом напрямую к Ивановке, после неё оставалось немного по проселочной дороге, и уже будет въезд прямо на улицу Баштанную, на которой он живёт.
Проехал Красносёлку, проехал Ивановку. Почувствовал неприятный запах, шедший откуда-то спереди. Остановился.
Дождь уже закончился. Николай вышел, открыл капот. Ремень вентилятора лопнул. Он так сразу и подумал, когда от торпедо пошёл горячий дух.
А ведь давно хотел поменять! Так ведь всё некогда, всё в бегах, делах, вот и добегался. Ещё месяц назад механик его предупредил, что ремень на ладан дышит. И ведь был сегодня в области, надо было заехать на СТО поменять ремень, а он забыл на радостях. Натворил себе лишних хлопот.
Придётся закрыть машину и пойти пешком. Хорошо хоть до начала городка не далеко, полчаса неспешным шагом. А если пересечь лесополосу, не обходить её по дороге и пройти полём, то время сократится на треть.
Николай так и сделал, проверил не оставил ли чего ценного в бардачке и багажнике, закрыл машину и пошёл пешком.
«Я, наверное, нелепо выгляжу, – думал он. – Офисный тёмно-серый костюм, галстук, дипломат в руке и пешком через грязь. Хорошо, что никто не видит».
Проходя через лесополосу, поскользнулся на мокрой от дождя земле, чуть не упал, схватился свободной рукой за ближайшую ветку дерева, удержался на ногах и пошёл дальше. Ботинки от налипшей грязи стали тяжёлыми.
Вскоре он уже был дома. Жена забрала из руки дипломат, взяла снятые ботинки и пошла в ванную мыть.
Николай Иванович с удовольствием поедал горячий наваристый борщ, его любимое блюдо, когда в комнату вошла жена.
– Колюша, – а что это у тебя на одном ботинке было налипшее, как ком чего-то красного, я сначала даже испугалась, думала, что ты в кровь вступил.
– А! Так это я наступил на большое гнездо красных муравьев, когда поскользнулся в лесополосе, – ответил Николай. – Смой в умывальник, ничего страшного. Это не кровь. Это просто грязь, смой её.
ТРЕТИЙ
Тихо жужжали приборы, аппарат вращался вокруг пациента, лежавшего в капсуле, вокруг на высоких стульчиках расселись члены Высшего медицинского совета. На большом экране пульсировал мозг пациента, изображение которого передавал на экран сканер.
– Я и раньше был против такого эксперимента, коллеги, и жизнь подтвердила мои опасения. Запускать в организм пациента эту шваль, эту шушеру, никак нельзя было, – произнёс Академик космической медицины Дорад, – они неуправляемы и глупы.
– Прошу вас, Академик, – возразил Эли, специалист по тонким энергиям, – как бы ни было сильно наше возмущение, давайте придерживаться этикета. Эта популяция имеет самоназвание – люди. Или человечество. Будем называть их так. Мы – воспитанная цивилизация.
– Без экспериментов наука вперёд не движется.
Это сказал Танито, ассистент профессора кафедры гравитации.
Дорад поморщился, Танито понял, почему, и смутился. Сморозил банальность. Он решил исправить впечатление.
– Теоретически мы были правы, коллеги, мы рассчитывали на то, что данная популяция под самоназванием «люди», будучи поселена в мозгу нашего пациента, произведёт там положительные изменения. Отрастит новые нейроны, которые они называют деревьями, и те начнут вырабатывать кислород, засеют обнажённые участки коры головного мозга полезными для них самих и мозга растениями, что обогатит вещество мозга минеральными элементами. Вместо этого, данная популяция принялась выкачивать из сосудов пациента кровь, которую они называют нефтью, жечь те нейроны, которые ещё у него оставались. Мы никак не могли предвидеть такой результат.
– Мы должны были сразу разработать стратегию отхода от эксперимента, на случай если он провалится, как это и произошло, – добавил Дорад, – мы этого не сделали, и в том наша ошибка. К сожалению, наша самоуверенность привела к тяжёлым последствиям для пациента. Самое страшное для него – даже не сожжённые нейроны и выкачанная кровь. Это ослабляет его, но он справляется, заменяя уничтоженное новым. Самое страшное то, что эта шушера… – Академик запнулся и вдруг вскрикнул: – Не поправляйте меня, я сказал – шушера! – он помолчал и потом продолжил: – Эти, так называемые «люди», ведут между собой непрерывные бои и войны. Взрывают серое вещество мозга пациента, уничтожают его мыслительную деятельность, причиняют ему страшную боль. Коллеги, пациент просит избавить его от популяции людей, и надо сказать, что он абсолютно прав. Если мы не избавим пациента от этой напасти, он, в конечном счёте – погибнет.
Настала тишина. Весь ученый совет понимал, что значит, избавить пациента от запущенной в его мозг популяции микробов, которую космические медики считали полезными, а они оказались патогенными. Это значит, просто через катетер запустить в вену пациента отравляющее вещество, которое убьёт популяцию, а потом очистить мозг пациента с помощью очищающей жидкости, также запущенной через катетер.
– Но тогда погибнут все особи популяции, а ведь там есть и очень положительные личности, – тихонько возразил Танито.
– У нас нет другого выхода, – печально сказал Эли. – Либо жизнь пациента, либо жизнь популяции. Но у нас есть моральное обязательство перед пациентом, не забывайте об этом! Притом, он один из нас, а популяция нам чужда. Кто хочет высказаться?
Молчание.
– Я понимаю, что это очень тяжёлый вопрос, коллеги, и в принципе, мы ответственны и перед пациентом, и перед запущенной в его мозг популяцией. Да, тяжело решиться на приговор, но лично я не вижу другого решения. Обращаться к людям мы пробовали неоднократно. Они не слышат, не понимают, и, правильно сказал уважаемый Академик Дорад, они неуправляемы и глупы. В конце концов, если решение не примем мы, то настанет естественный конец обоих. Колония уничтожит мозг перципиента и они скончаются вместе. Хотя я понимаю, что это обстоятельство не облегчает бремя принятия решения.
Молчание.
– Хорошо, – Академик Дорад встал. – Все устали и никто не хочет признать себя палачом. Я предлагаю отложить вопрос до завтра. Все сходимся здесь, в лаборатории, в 10 утра по космическому времени. Коллеги, вы должны прийти с чётким решением. Соберитесь с силами и примите его!
Академик отошёл к иллюминатору, распахнул первую раму, держащую защитный от космического излучения лист отражателя, и, опершись руками о подоконник, вгляделся в Космос.
ЧЕТВЁРТЫЙ
Справа от блестевшего в лучах звёзд корпуса лаборатории виднелся огромный беловато-синий глаз, внимательно наблюдающий за тем, что творилось внутри.
