Для профессора Шошаны Камин это первая публикация не на профессиональную тему. Она — математик. С Шошаной (в доизраильской жизни ее звали Сусанна Львовна Каменомостская), Левией Гофштейн[1] и Нехамой Лифшиц[2] мне довелось познакомиться благодаря моей радиопрограмме «Литературные страницы». Со всеми подружилась. Мы годами встречались на концертах Студии еврейской песни нашей любимой Нехамы Лифшиц. Левия, скрипачка, была дочерью расстрелянного в 1952 году великого поэта Давида Гофштейна[3], а Шошана — профессор математики Тель-Авивского университета. Я сфотографировала этих трех женщин, когда они пришли на какой-то мой день рождения с огромным фолиантом — книгой об импрессионизме — и познакомились с моей мамой, хорошо знавшей иврит и идиш и обожавшей творчество Нехамы. О Левии и Нехаме я в свое время написала, а о Шошане нет, потому что в начале нашего знакомства знала о ней меньше, чем о ее маме Хаве.
Проф. математики Шошана Камин (вверху), певица Нехама Лифшиц и скрипачка Левия Гофштейн с моей мамой, 1996
О Хаве Эйдельман я читала в письмах в Израиль ее однофамильца и друга, тоже москвича Якова Эйдельмана (отца писателя Натана Эйдельмана) и много слышала от тех, кто, по словам Нехамы Лифшиц, лично знал «бывшую актрису «Габимы», ученицу Вахтангова, которая тайно обучала еврейскую молодежь ивриту». Как и Нехама, они называли Хаву нежно — Хавуней или Хавусей. Дорогие мне люди Юлия (Юдифь) Ратнер, доктор Саша Бланк, Миша Маргулис и другие рассказывали, что в Москве конца 1960-х подпольно распространялся учебник «Элеф милим» («1000 слов»), из которого они заучивали эту тысячу слов на иврите. Но Хава Эйдельман прекрасно знала иврит и понимала, что выучить наизусть слова мало, надо научить, как ими пользоваться… Речь идет о тех, кто в Москве в конце 1960-х подавал документы на выезд и хотел изучать иврит, но как его учить, когда нет ни учителей, ни учебников?.. Несмотря на то, что с 1963 года существовал уже «Иврит-русский словарь» Феликса Шапиро[4] с грамматическим очерком языка иврит профессора Б. Гранде, но как бы «теоретически», ибо разошелся мгновенно и достать его было практически невозможно. Вот тогда-то, скажем так, в один прекрасный день, когда желающих учить иврит стало слишком много, Хава решила написать свое пособие к изучению учебника «Элеф милим» — для людей, языком сравнения которых является русский язык, и сделала это.
Доктор Саша Бланк вспоминал, что Яков Эйдельман[5] доверил свою рукопись «Диалогов» всего нескольким людям, среди них была и Хава Эйдельман:
«Мы слушали «Диалоги» впервые в доме у Леи и Авраама Мучников. А потом снова — у Хавы Михайловны Эйдельман. И каждый раз с колотящимся сердцем. Для Якова Наумовича «Диалоги» были его «лебединой песней». А для нас в конце 1960-х и в 1970-е годы они стали азбукой еврейского национального самосознания. Многие стали их переписывать, печатать, размножать. Точно так же поступали и с пособием Хавы Эйдельман».
В 1970 году, после приезда в Израиль, Хаве удалось издать свою работу под псевдонимом Х. Михаэли (в Москве оставалась еще ее дочь Сусанна и ее семья), и теперь уже ее учебное пособие попадало на бывшую родину в типографском виде. И учебник снова переснимали, переписывали и распространяли. Все ли знали, кто автор? Самого автора это не слишком занимало. Много лет я просила Сусанну (мы так и продолжаем называть ее) написать о маме Хаве. И вот теперь она это сделала. Как люди поражались удивительному бескорыстию и скромности Хавы, так я поразилась тем же качествам характера ее дочери Сусанны.
Именно из рук дочери одной из первых актрис театра «Габима» Хавы Михайловны Эйдельман, профессора математики Тель-Авивского университета Шошаны Камин, я получила несколько страничек, если подумать, редчайшего сегодня документа столетней давности — машинописного варианта с примечаниями от руки (чьей?) к инсценировке знаменитого спектакля — с ремарками на русском языке. И именно эти странички помогли мне в свое время добавить к большой работе о писателе и общественном деятеле Ан-ском[6] (Семене Акимовиче Раппопорте, авторе «Диббука», век назад писали «Гадибук») специальную, пятую главу, посвященную оригинальной версии спектакля.
И вот ведь как бывает. В собственных записях за 2010 год спустя еще десять лет, в 2020-м, нахожу слова:
«На столь подробно описанном мною спектакле побывали и Марина Цветаева с Федором Шаляпиным, причем пришли они вместе, а обсуждая потом постановку, сошлись во мнении, что спектакль гениален…»
Видимо, что-то срочное не позволило мне тогда записать источник и передать ссылку на него самой Сусанне, но недавно (благодаря знакомству с Виктором Россинским, математиком, пишущим и стихи и рассказы, родственником писателя Эмилия Миндлина, автором книги «Необыкновенные собеседники», 1968) я вдруг вспомнила, что именно из этой книги узнала про посещение спектакля «Гадибук» Цветаевой и Шаляпиным. Ночью они мне привиделись, как живые, и эти сценки могли бы войти в документальный фильм об Ан-ском, о его знаменитой пьесе, о начале театра «Габима».
31 января 1922 года. В Москве очень холодно. Шаляпин берет под ручку Марину Цветаеву, и они отправляются в еврейский театр «Габиму» смотреть спектакль на иврите… Ан-ского уже нет в живых, а они оба в том же году эмигрируют из Советской России… Она — весной, он — в конце лета…
Следующая сценка. Цветаева водит молодого, она на восемь лет старше, поэта Эмилия Миндлина, приехавшего из провинции, которого она временно приютила в крохотной комнатке на втором этаже ее домика в Борисоглебском переулке, по Москве, по своим любимым улицам. Миндлин рассказывает об этой прогулке с Мариной Цветаевой. Они проходят мимо Театра Вахтангова. Цветаева произносит:
«Вахтангов был гениален. И его ученик Цемах тоже был гениален. ייГадибукיי в ייГабимеיי — гениальный спектакль».
К этому отзыву Цветаевой Миндлин добавляет:
«И делится впечатлениями, не своими — Шаляпина, — одновременно с ним смотрела ייГадибукיי в выпестованной Вахтанговым, чужой ей по языку ייГабимеיי»…
Можно добавить еще и третью сценку, которую запомнила актриса театра Хава Эйдельман (это уже из рассказа Сусанны). На репетицию спектакля пришел Максим Горький, а в зале вдруг погас свет. Нахум Цемах произнес: «Два светила в одном помещении находиться не могут» (надо думать, что он имел в виду гостя и источник электричества, а не себя самого, как руководителя труппы — Ш.Ш.). Сусанна точно помнит, что мама назвала именно Горького…
О личном.
Как-то я себя очень плохо чувствовала, но пришлось ехать на некое культурное мероприятие просто потому, что очень просили родственники «героя», и я обещала там выступить. Нашли, видимо, другого «генерала», выступать не пришлось… И вот иду я к выходу и попадаю в объятия Сусанны. Как она поняла, что у меня высокая температура, не знаю, но тут же сняла с себя какую-то коричневую шерстяную кофточку, надела на меня, каким-то образом довела до выхода и посадила в такси… Мы увиделись только через несколько месяцев. «Зачем? — удивленно спросила меня, благодарную и довольную, что могу, наконец, вернуть ей кофточку, — я же о ней совсем забыла»… А ведь в тот день лил дождь и был сильный ветер…
Мне, например, очень приятно было услышать от Сусанны добрый и уважительный отзыв о математике Борисе Мойшезоне (1937–1993), человеке, которого я знала в очень ранней юности, а потом потеряла навсегда. И вот благодаря Сусанне узнала, что он прибыл в Израиль в 1972 году, стал основателем израильской школы алгебраической геометрии, профессором Тель-Авивского университета до 1977, затем переехал в США, где стал профессором Колумбийского университета в Нью-Йорке…
Много всякого. Главное, я рада, что Сусанна —Шошана Камин выполнила свое обещание, и теперь про ее маму Хаву Эйдельман никто не скажет «аноним навсегда», как я прочла недавно (на иврите) про одного из ее коллег того далекого, начального, давно исторического, периода жизни театра «Габима». «Никогда не говори никогда». И о нем напишут, и я даже знаю — кто. Но всему свое время… Спасибо тебе, дорогая Сусанна!
Шуламит Шалит
Шошана Камин
Хава Эйдельман — актриса театра «Габима»
Моя мама, Хава Михайловна Эйдельман (1898‒1983), была актрисой Московского театра «Габима» в 1920‒1928 гг. Сколько я себя помню, у нас дома в Москве висели две фотографии. На одной — Евгений Багратионович Вахтангов — художественный руководитель театра «Габима», режиссер спектакля «Гадибук».
Е.Б. Вахтангов, актер, режиссер и педагог (1883‒1922)
А на другой фотографии — моя мама, актриса Хава Эйдельман, в роли Яхны в танце нищих из спектакля «Гадибук». Как заметил Макс Рейнхардт:
«Танец нищих со всеми его фантазиями воспринимается как пляска ведьм, существ, не принадлежащих к этому миру. Лишь абсолютная преданность искусству позволяет добиться такого уровня исполнения» [3]. Из этого следует, что и работа Хавы Эйдельман заслужила высокую оценку легендарного театрального режиссера.
Хава Эйдельман — Яхна в танце нищих в спектакле «Гадибук» по пьесе Ан-ского. Режиссер Е. Вахтангов
Хава родилась в 1898 году в последний день праздника Песах (на идише говорят «Пейсах») в городе Каменец-Подольске (Украина). Там же прошло её детство.
Мать Хавы Берта (Бруха) была из состоятельной семьи Штерн, владевшей ткацкой фабрикой. Во главе семьи стоял раввин Давид Штерн, отец Берты, человек высокообразованный и очень почитаемый в Каменец-Подольске.
Отец мамы, Михаил (Мешулем) Эйдельман, родом из местечка Дунаевцы, что неподалеку от Каменец-Подольска. Его родители, как и всё еврейское население местечка, погибли во время Катастрофы.
Недавно стало известно, что дед мамы, Герш Эйдельман, в начале ХХ века купил акцию на сумму одна лира стерлинг банка, который назывался «Англо-Палестинская Компания». Этот банк был основан в Яффо в 1902 году. После создания государства Израиль он стал называться банком «Леуми» («национальный»). Идея продажи этих акций принадлежала Теодору Герцлю. Деньги предназначались для развития ишува в Эрец-Исраэль. Акции распространялись среди еврейского населения, которое поддерживало идеи сионизма. По закону о возвращении имущества погибших в Катастрофе мы (я и мои двоюродные братья) получили около 700 долларов от продажи этой акции.
У Хавы были две сестры — Зина (Бася) и Мальвина (Малка). Все дети в семье получили хорошее образование. Мальчики, как известно, обучались в те годы в хедере, девочки — дома, с частными учителями. И мама и ее сестры учили иврит. Хава была старшей, поэтому до начала Первой мировой войны и революции она успела выучить иврит на высоком уровне. Это сыграло решающую роль при её поступлении в недавно созданную театральную студию «Габима».
Габима в переводе с иврита означает «сцена» (произносится как hа-бима). Идея создания театра на иврите принадлежит Нахуму Цемаху (1887‒1939) — учителю из Белостока (Польша). Еврейский театр существовал и раньше. Это были отдельные труппы, игравшие на идише. Великая заслуга Цемаха была в том, что он создал театр на иврите — древнееврейском языке, на библейском иврите.
В 1909 году он основал театральную труппу «Габима-Белосток». Удивительным было, что актеры играли на иврите! Прошло всего около тридцати лет, как Элиэзер Бен-Иегуда (1858‒1922) начал внедрять иврит как разговорный язык.
Вскоре Цемах встретился с Менахемом Гнесиным (1882‒1952) и Ханой Ровиной (1888‒1980). Ровина в то время работала воспитательницей в еврейском детском саду, закончив перед этим учительский семинар. Втроем они стали ядром будущего театра. Начали искать актеров, а также решили обратиться к Константину Сергеевичу Станиславскому (1863‒1938) с просьбой помочь им в становлении театра.
26 сентября 1917 года Цемах встретился со Станиславским. Несколько цитат из воспоминаний Нахума Цемаха:
«Я объяснил ему, что язык иврит, на протяжении многих поколений считавшийся мертвым, ни на миг не прерывал своего живого дыхания. Я сказал ему: ייЯ хотел бы создать ייГабимуיי и рассчитываю на Вашу помощь»». [1]
Станиславский отнесся к идее создания театра очень доброжелательно и рекомендовал своего талантливого ученика Евгения Вахтангова в качестве художественного руководителя «Габимы».
Надо отметить, что участие Станиславского в судьбе «Габимы» на этом не закончилось. Он в дальнейшем неоднократно проводил занятия с начинающими актерами театра-студии.
Под руководством Вахтангова студия поставила 4 одноактные пьесы и представила их в октябре 1918 года. Представление было названо «Вечер студийных работ».
Вахтангов написал в своем дневнике:
«30 сентября 1918 года Константин Сергеевич смотрел репетицию в ייГабимеיי, а 8 октября было открытие. Я болен. Не присутствовал. Критика для ייГабимыיי отличная. Константин Сергеевич доволен». [2]
Этот день можно считать днем создания театра.
Приблизительно в то же время режиссер Алексей Грановский создавал другой еврейский театр в Петрограде. В этом театре играли на идише, языке, на котором говорило большинство еврейского населения Восточной Европы. В 1920 году этот театр переехал в Москву и стал называться Государственным еврейским камерным театром — ГОСЕКТ, с 1924 года — ГОСЕТ. Разница между двумя театрами не ограничивалась языком. Театр «Габима» рассматривался как сионистский театр, а ГОСЕКТ как театр трудящихся еврейских масс.
Евсекция (Еврейская секция российской коммунистической партии) поддерживала ГОСЕКТ в борьбе за право получения помощи. В результате «Габима» получала очень мало субсидий, иногда не получала их совсем.
Судьба свела Хаву с театром «Габима» в 1919‒1920 гг. Произошло это благодаря ее сестре Зине. Зина ездила учиться в Харьков из Дунаевец. Она оказалась в одном поезде с актрисой Сусанной (Шошаной) Авивит, которая ехала набирать актеров для «Габимы». Новое знакомство родной сестры и привело Хаву к актрисе, когда та вернулась в Москву. В честь этой актрисы я и получила свое имя — Сусанна (Шошана).
Хава Эйдельман, одна из первых актрис театра «Габима»
Так началась Хавина жизнь в театре. Она играла в трех из четырех спектаклей, поставленных в Москве: «Вечный жид» — режиссёр В.П. Мчеделов, «Голем» — режиссёр Б.И. Вершилов и «Гадибук» — режиссёр Е.Б. Вахтангов.
Пьеса А-нского «Гадибук» в переводе Бялика принесла театру всемирную известность. Сюжет пьесы основан на мистической еврейской легенде о любви и смерти. Бедняк Ханан и дочь богача Лея любят друг друга. Но отец Леи выдает ее замуж за другого. Узнав об этом, Ханан умирает. Во время свадебной церемонии Лея падает в обморок. В нее вселился дух Ханана — «гадибук». Дух Ханана изгоняют, но Лея не желает жить без любимого и умирает.
Репетиции спектакля «Гадибук» начались в 1920 году. Роль Леи играла Хана Ровина, которую впоследствии, уже в Израиле, назовут первой леди еврейской сцены. Играла она эту роль сорок лет подряд! Первоначально Лею должна была играть Шошана Авивит, но уже после начала репетиций она отказалась от роли.
Хава, как я уже упомянула, играла роль Яхны в знаменитом танце нищих. Помню из маминых рассказов, что однажды на сцене она подвернула ногу, но, преодолевая сильную боль, довела танец до конца.
Вахтангов во время репетиций добивался от актеров такой игры, чтобы все присутствующие, даже не владевшие ивритом, понимали происходящее на сцене действие. Просил повторять какие-то сцены до тех пор, пока все не становилось понятным. Стоит добавить, что сам режиссер, армянин по национальности, иврита не знал.
Генеральная репетиция состоялась 20 января 1922 года, а премьера 31 января. Вахтангов, который болел уже несколько лет, не был ни на генеральной репетиции, ни на премьере. Через несколько месяцев он скончался от рака желудка в возрасте 39 лет.
«Габима» в Германии во время гастролей в Европе (Хава Эйдельман третья справа в нижнем ряду)
Успех «Гадибука» был огромным. Б. Захава писал в своих воспоминаниях: [3]
«Эта работа — общепризнанный шедевр режиссерского искусства, которому трудно найти что-либо равное по силе мастерства. Недаром этим спектаклем Вахтангова так восторгался М. Горький. Не случайно поездка студии «Габима» с этим спектаклем по всему миру превратилась в настоящее триумфальное шествие».
И это при том, что большая часть зрителей не знала языка. Успех был настолько велик, что спектакль не сходил со сцены почти полвека. Хана Ровина продолжала играть 18-летнюю Лею даже когда ей исполнилось 60 лет!
В Москве последний (300-й) спектакль состоялся 18 января 1926 года, а 25 января труппа выехала на гастроли в Европу и Америку. Ехали на гастроли, но, как потом оказалось, уезжали навсегда.
Афиша последнего, 300-го, спектакля театра «Габима» в Москве (18.01.1926)
Хочу обратить внимание, что фамилии актеров здесь написаны по алфавиту. Это подтверждает рассказы мамы об обстановке равенства, которое в то время было в труппе.
Турне началось в Риге и продолжалось с большим успехом по многим городам Европы и Америки. Как-то так получилось, что мама мало рассказывала о гастролях. Небольшие сведения я нахожу в книге В.В. Иванова. Кроме того, есть несколько фотографий: мама в Швеции, Австрии, Америке, на пароходе.
Вена, 1926 год. Хава Эйдельман — крайняя слева
Пароход в Атлантическом океане. «Габима» плывет из Европы в Америку в начале 1927 г. Мама стоит в верхнем ряду слева
Любительские фотографии во время гастролей «Габимы»
Успех был, но были и внутренние конфликты. Начались они еще в Москве. Цемах после ухода Вахтангова стремился быть единственным руководителем театра, что вызывало недовольство в труппе. В результате, во время гастролей в Америке, в труппе наступил раскол.
Цемах и с ним небольшая группа актеров остались в Нью-Йорке. Бóльшая часть труппы, среди них ведущие актеры (Хана Ровина, Арон Мескин (1898–1974) и другие) в августе 1927 года вернулись в Европу, в Берлин.
В марте 1928 года «Габима» приезжает в Палестину.
Хава же из Европы вернулась в Москву, ее ждал жених — мой будущий отец. Познакомились они, разумеется, еще до ее отъезда… Вскоре она вышла за него замуж.
Папа, Лев Самуилович Каменомостский (1903–1962), закончил Московское Высшее техническое училище им. Баумана, много лет работал в Центральном аэрогидродинамическом институте им. Н.И. Жуковского, затем на Горьковском авиационном заводе.
В конце 1940-х годов занимался научной работой в области аэродинамики.
В 1952 году защитил докторскую диссертацию. В те годы еврею найти работу было трудно, вернее сказать, невозможно, поэтому он вынужден был работать в Рязани (180 км от Москвы). Преподавал в сельскохозяйственном институте. Получил там должность профессора. Так и жил несколько лет на два города, Москва-Рязань.
Первой реакцией после кончины отца одного из встреченных мною просто на улице не очень близких друзей папы были слова: «Это самый умный человек, которого я знал». Мой двоюродный брат считал и считает его очень яркой личностью… А школьная подруга, потерявшая отца в 1937 году, вспоминает, что лучше всех ее понимал и проявлял к ней редкую чуткость именно Лев Самуилович… Я еще добавлю, что все считали папу широко образованным человеком и остроумным собеседником. Когда кто-то назвал его молодым человеком, он ответил: «Что Вы, у меня уже внук пожилой!». А внуку было четыре месяца. Кстати, остроумие перешло и к самому внуку.
Фото профессора Л.С. Каменомостского с внуком Давидом
Последние годы жизни отец работал в «Реферативном журнале» издания Института научной и технической информации Академии Наук СССР (ВИНИТИ).
За время работы и жизни в Рязани папа подружился с семьей Теушей, Сусанной Лазаревной и профессором Веньямином Львовичем. Соседкой Теушей в Рязани была Наталья Решетовская, первая жена Солженицына. Вскоре после того, как Солженицын закончил «Один день Ивана Денисовича» (первоначальное название «Щ-854»), она привезла рукопись к Теушам, которые к тому времени уже жили в Москве. Теуши дали папе прочесть рукопись. Таким образом, он оказался одним из первых читателей Солженицына. И Теуши и папа чрезвычайно высоко оценили эту повесть. Как написала Решетовская в своих воспоминаниях, Каменомостский сказал: «Придет время, когда в Рязань люди будут приезжать, как ездили в Ясную Поляну к Толстому».
Солженицын бывал у нас дома, читал что-то из своих произведений, написанных к тому времени.
Папа скончался в марте 1962 г., а в ноябре вышел номер журнала «Новый мир» с повестью «Один день Ивана Денисовича». Солженицын подарил маме этот номер с дарственной надписью, посвященной папе, который как он написал, «вложил сюда часть своей души».
Мама на сцену больше не возвращалась. Она закончила курсы английского языка и много лет преподавала английский язык в Академии внешней торговли.
Но интересно, что связь с театром «Габима», духовная, моральная, человеческая, оставалась всегда. Ближайшие подруги мамы в Москве тоже были бывшими габимовцами.
Люба Пудалова, актриса «Габимы», уехала из Москвы с театром в 1926 году, была в труппе и в Палестине, но в 1928 году вернулась в Москву. Будучи за границей, она часто писала своим родителям. Письма эти сохранились в ее семье. Я о них узнала из уже упомянутой книги В.В. Иванова. Она писала не только о выступлениях в театре, но и о некоторых конфликтах…
Второй подругой оставалась и Эстер Бонгард — жена режиссера Бориса Вершилова (Вейстермана), ученика Вахтангова, она тоже играла в «Габиме». В 1925 году Вершилов поставил в «Габиме» спектакль «Голем». Позднее работал режиссером в Москве — во МХАТе и в Малом Театре.
А Люба Вендровская — известный литературовед, театральный критик, редактор и составитель сборников, посвященных Вахтангову и Мейерхольду. Ее отец, писатель Давид Вендров, писавший на идише, был арестован в 1950 году в возрасте 74 лет, спустя 4 года был освобожден и, несмотря на все пережитое, дожил до 94 лет. Люба была близка с коллективом «Габимы» в 1920-е годы.
Подруги часто встречались, иногда у нас дома, и я их хорошо знала.
Помню также про встречи с Изо (Исааком, Ицхаком) Голяндом, оперным певцом и театральным актером, который играл в «Габиме» в 1922–1927 гг. Уйдя из театра, он какое-то время пел в берлинской опере, в 1929 году, уже с немецкими музыкантами, приезжал на гастроли в Палестину, но затем вернулся в Москву. Во время Второй мировой войны и в послевоенные годы его знали, как исполнителя фронтовых песен, он выступал на радио и много гастролировал. Такая вот неординарная судьба.
Однажды с мамой случилась история, которая ее очень взволновала. Шел 1948 год. Вскоре после создания представительства Израиля в Москве, мама, оказавшись возле московской синагоги, встретила там женщину, работавшую в израильском посольстве. Они разговорились, и мама попросила ее передать привет «старым габимовцам» от Хавы Эйдельман. В ответ та неожиданно её поцеловала. Маму это очень растрогало, впрочем, как и сама встреча. Сегодня трудно даже представить себе опасность, которую ты навлек бы на себя, просто посидев за чашкой кофе или задержавшись для невинной беседы — не о политике, а о театре «Габима» — с представителем израильского посольства. В январе был убит гениальный актер и режиссер Шломо (Соломон) Михоэлс — горе!, в мае — провозглашено создание государства Израиль — радость!, а в сентябре — открытие израильского посольства в Москве и — не знаешь, что дальше, чего опасаться, чему радоваться…
Был ли этот привет передан, я не знаю.
В июле 1963 года Хана Ровина приезжала в Москву на Международный кинофестиваль. Мама встретилась с ней. Вот подаренное маме фото с надписью «Дорогой Хаве на память о прошлых днях. С любовью Хана Ровина».
Мама и папа все годы жили интересами Израиля, мечтали уехать. Папа не дожил, скончался скоропостижно в возрасте 58 лет. Помню, как он всегда торопил маму к радиоприемнику — слушать новости из Израиля на иврите, потому что сам иврита не знал.
В конце 1960-х годов Хавин иврит снова «пригодился». После Шестидневной войны появилось много желающих учить иврит. Стали образовываться кружки — ульпаны. Мама вела занятия в Москве, Ленинграде, а во время летнего отдыха и в Друскининкай (Литва). Начала писать пособие к учебнику «Элеф милим», что на иврите означает «Тысяча слов», которое было издано в Израиле после её репатриации под псевдонимом Х. Михаэли.
Изданное в Израиле пособие для начинающих учить иврит по книге «Элеф милим» («Тысяча слов»). Автор Х. Михаэли — псевдоним Хавы Эйдельман
Когда она уезжала в Израиль, было это в июне 1970 года, провожать её приехали наши родственники, ученики из Ленинграда, а также (еще раз про связь с театром) пришла племянница актрисы Тамар Робинс и принесла посылку для своей тети в Тель-Авиве.
В Израиле Хава после 40-летней разлуки встретилась с друзьями, перечислю их имена: Арон Мескин, Хана Ровина, Фаня Любич, Тамар Робинс, Гителе Майзель (жена покойного к тому времени актера Цви Бен-Хаима). Все они жили в Тель-Авиве на углу улиц Гордон-Фруг и Гордон-Дов-Хоз, близко друг от друга.
Я приехала с детьми в декабре 1971 года. Мамино знание иврита очень помогло мне и моим детям в нашей адаптации в Израиле.
Вскоре после приезда я стала искать работу. Я математик, в Москве работала в научном институте. В Израиле я решила обратиться к профессору Израильского Университета Шмуэлю Агмону, специалисту по теории дифференциальных уравнений. Это та область математики, которой я занималась. Мама позвонила и договорилась о встрече. Я пришла к нему и принесла список своих работ. В ходе разговора он спросил меня откуда мама так хорошо знает иврит. Узнав, что она была актрисой театра «Габима» он, как мне показалось, отнесся ко мне более внимательно. Пригласил сделать доклад у него на семинаре, дал рекомендацию, которая помогла мне получить работу в Тель-Авивском Университете.
Я до сих пор не знаю, что помогло больше, мои работы в математике или мамина работа в театре «Габима».
Мама, конечно, познакомила меня и своих внуков с «габимовцами».
Мы бывали у них дома, Фаня Любич приезжала к нам в Кирьят-Оно.
В 1976 году мама пригласила на бар-мицву своего внука, моего младшего сына (по еврейскому обычаю, когда мальчику исполняется 13 лет, он считается совершеннолетним), Хану Ровину, Фаню Любич, Тамар Робинс. Другие гости были поражены нашим знакомством с такими знаменитыми актрисами. Впрочем, как и персонал больницы, в которой мама как-то лежала, когда ее пришла навестить первая леди еврейской сцены — Хана Ровина.
Фаня Любич в 1970–80-е годы преподавала в театральном училище «Бейт-Цви». Среди ее учеников много известных актеров: Йоси Банай, Орна Порат, Йона Атари и др. Я помню, как уже после маминого ухода, когда мы с сыном пришли навестить Фаню у нее дома, старая актриса, показывая на ковер в своем большом салоне, произнесла: «Вот здесь я учу своих учеников падать».
В 1978 г. мы с мамой были на вечере, посвященном 60-летию театра. В фойе были выставлены фотографии актеров, в том числе и фото Хавы (её актерское удостоверение). Оно есть и у нас дома.
Фотография Хавы Эйдельман на актерском удостоверении
Мы видели там также мамину подпись под групповым письмом с просьбой о финансовой помощи. Не помню, но думаю, что это было обращение к А.В. Луначарскому — тогдашнему наркому просвещения.
Хава скончалась в январе 1983 года на 85 году жизни, похоронена в Холоне, под Тель-Авивом.
Она всегда гордилась тем, что была среди первых габимовцев. Так что мы после обсуждения с друзьями решили написать на ее могиле «Ми-ришоней Габима. Москва» («Из первых габимовцев в Москве»).
Литература
1. Иванов В.В. Русские сезоны театра «Габима». М.: Артист. Режиссер. Театр, 1999
http://teatr-lib.ru/Library/Personal/Ivanov_Vladislav_Vasilievich.htm
-
Евг.Вахтангов. Материалы и статьи. Сост. и Ред. Л.Д.Вендровская. Москва, 1959, стр. 103. Евг.Вахтангов. Записки, письма, статьи. Составление и комментарии Н.М.Вахтанговой, Л.Д. Вендровской, засл. деятеля искусств Б.Е. Захавы, М.-Л., «Искусство»,1939, стр. 378.
Примечания
[1] Шуламит Шалит. Не верится, что ее может не быть.
http://berkovich-zametki.com/2006/Zametki/Nomer2/Shalit1.htm
[2] Шуламит Шалит. Нехама Лифшиц приглашает
http://berkovich-zametki.com/2008/Starina/Nomer3/Shalit1.php
Шуламит Шалит. «На круги свои», Иерусалим, Филобиблон, 2005;
[3] Шуламит Шалит. «Быть человеком так печально-сладко». Давид Гофштейн (1889‒1952). http://berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer18/Shalit1.htm
[4] Шуламит Шалит. Шапиро — человек и словарь.
http://mishpoha.org/n18/18a08.php
[5] Шуламит Шалит. Яков Наумович Эйдельман (1896-1978)
http://berkovich-zametki.com/2006/Starina/Nomer1/Shalit1.htm
[6] Шуламит Шалит. «Понял я, что жизнь сильнее…» С. Ан‑ский, 1863‒1920.
http://berkovich-zametki.com/2012/Starina/Nomer4/Shalit1.php
Первая редакция статьи опубликована в «Новостях недели», приложение «Еврейский камертон», март 2020
Оригинал: http://s.berkovich-zametki.com/y2020/nomer1/kamin/
