В январском номере «Семи искусств» была опубликована статья К.Н. Мухина и В.Н. Тихонова «Еще раз об истории с российскими работами по физике нобелевского уровня. Почему Россия не досчиталась пяти премий» [1]. Относительно краткий, но очень ёмкий рассказ о биографиях и главных научных открытиях выдающихся российских учёных восполняет дефицит популярно и квалифицированно изложенных сведений о них. Думаю, не ошибусь, если скажу, что людей, знающих, что российские учёные недополучили какое-то количество нобелевских премий за свои открытия, гораздо больше, чем тех, кто представляет себе суть этих открытий или хотя бы знает имена их авторов. В то же время, только это знание и может быть основой как для восхищения наукой своей страны и гордости за неё, так и для глубокого переживания за её недооценённость в мировом масштабе.
Таким образом, в статье [1] изложено самое главное: физическая суть открытий и научные биографии их творцов. В ней практически полностью опущен ещё один, хотя и менее существенный аспект — история признания открытий и, в частности, номинирования обсуждаемых в статье российских учёных на Нобелевскую премию. Это и не удивительно — не только в силу второстепенности этого вопроса с точки зрения собственно науки, но и потому, что в момент написания статьи (по крайней мере, её исходной версии 2007 года) очень многие данные по этому вопросу были ещё неизвестны. Однако к самому вопросу о международном признании авторы постоянно возвращаются в статье, он звучит рефреном — начиная с подзаголовка «Почему Россия не досчиталась пяти премий», и повторяясь в каждом разделе указанием на несправедливости или ошибки Нобелевского комитета, которые не делают ему чести. Тем самым, круг анализируемых в статье вопросов и сделанных выводов оказывается несколько шире, чем объём и характер рассматриваемого фактического материала. Поэтому мне показалось очень желательным дополнить изложение авторов недостающими фактами из «социальной истории» описанных ими открытий, говоря ýже — из их «нобелевской истории». Именно в таком качестве и следует рассматривать данную статью. Как мне кажется, внимательное рассмотрение этих материалов позволяет уточнить, а в некоторых случаях довольно существенно изменить оценки как деятельности Нобелевских учреждений в частности, так и «экспертных способностей» зарубежной науки по отношению к российской науке — в целом.
Предмет настоящей статьи будет, однако, ещё ýже: я коснусь «нобелевской истории» только одного из героев статьи [1] — Евгения Константиновича Завойского, открывшего явление электронного парамагнитного резонанса (ЭПР). Разумеется, это только одна из историй, но, как мне кажется, она достаточно показательна. Материалы данной статьи частично были опубликованы ранее [2,3]. Кроме того, для цельности рассказа мне также придётся повторить здесь некоторые из сведений о Завойском, приведённые в уже опубликованных в «Семи искусствах» статьях, прежде всего в статьях Н.Е. Завойской [4,5] и в самой статье К.Н. Мухина и В.Н. Тихонова [1]. Приношу свои извинения за вынужденные повторения тем читателям, которые хорошо знакомы с этими статьями.
Прежде всего, перечислим основные этапы признания открытия Е.К. Завойского.
1. Первое знакомство физического сообщества СССР с открытием ЭПР
Защита докторской диссертации Е.К. Завойским. Физический институт АН СССР, Институт физических проблем АН СССР. П.Л. Капица.
Первый этап признания для научной работы — в момент её выхода из стен лаборатории — для Е.К. Завойского фактически был связан с защитой диссертации, которая была посвящена открытому им явлению ЭПР. В июне 1944 г., спустя несколько месяцев после первой успешной регистрации сигнала ЭПР, Казанским университетом было направлено в главный физический институт страны — знаменитый ФИАН (Физический институт Академии наук СССР) — ходатайство о проведении при нём защиты на степень доктора физ.-мат. наук Е.К. Завойским [6, с.139]. Принятие диссертации к защите, однако, «зависло». Так, в декабре 1944 г. (возможно, и раньше, точная дата неизвестна) секретарь ФИАНа сообщил Завойскому в письме: «Ваша диссертация покоится в недрах ВАК. Когда появится, неизвестно — думаю, что не очень скоро» [6, с.145]. Позже о ситуации, предшествовавшей защите, вспоминал П.Л. Капица:
«Когда Е.К. Завойский открыл в 1944 г. парамагнитный резонанс, то, приехав из Казани в Москву, он пришёл в ФИАН. Его прогнали оттуда, сказав, что этого не может быть. Тогда я предложил ему у нас сделать прибор. За неделю сделали. Позвали фиановцев и показали: смотрите, вот ведь, штучка работает» [7].
Аналогичным же образом прокомментировал эту ситуацию и А.С. Боровик-Романов: «…ряд московских физиков высказывали сомнения. По-видимому, не верилось, чтобы в Казани полностью самостоятельно один человек мог сделать такое открытие». Впрочем, элемент «вины» в этом принадлежал и самому Завойскому:
«…по-моему, может быть, субъективному впечатлению, доклады Евгения Константиновича понять было не так просто. Он говорил обычно очень гладко, из скромности стараясь не подчеркивать то новое, что было им сделано. Но обычно новым было почти всё, и это новое нелегко было сразу «переварить»» [8].
Много лет спустя, в последние годы своей жизни, после инфаркта, Завойский записал в своих воспоминаниях также один любопытный эпизод:
«Как-то я ехал вместе с академиком М.А. Леонтовичем и профессором В.Д. Шафрановым на одно из бесчисленных заседаний. Леонтович вспомнил, что он с недоверием отнёсся к моей первой работе по ЭПР и даже препятствовал защите её как докторской диссертации. Тут же Леонтович с некоторой долей лихости сказал, что он в своё время не мог признать трёх отечественных открытий:
1) черенковского излучения – он предполагал, что это грязь (!),
2) комбинационного рассеяния, впервые обнаруженного Мандельштамом и Ландсбергом и
3) ЭПР. Я сказал, что не слишком ли это много для одного человека!» [9].
При всей явной ироничности и театральности ситуации, тем не менее, любопытно, что в этом шутливом списке «непризнанных» классиком работ оказались три «нобелевских открытия», описанные в статье [1]!
Поистине спасительной оказалась в этой ситуации помощь Капицы. Снова процитируем А.С. Боровика-Романова:
«Пётр Леонидович был, по-видимому, одним из немногих, кто легко понимал самые глубокие мысли Е.К. Завойского… В беседах со мной он много раз отмечал Евгения Константиновича как одного из самых выдающихся физиков» [8].
Он предложил Завойскому провести дополнительные эксперименты у себя в институте, предоставил ему возможность выступить на своём семинаре, и даже предлагал ему защищаться не в ФИАНе, а у себя в Институте физических проблем (ИФП), однако Завойский отказался, посчитав это неэтичным [9]. После всего этого защита-таки состоялась в ФИАНе 30 января 1945 г. в присутствии многих выдающихся физиков: С.И. Вавилова, Г.С. Ландсберга, В.И. Векслера, С.М. Рытова, В.Л. Лёвшина и других [11]. Интересно, что в недавно изданных дневниках С.И. Вавилова, где он отмечает почти каждый прожитый день, нет никаких упоминаний ни об этой защите, ни о семинаре ФИАНа в 1941 г. в Казани (где институт находился в эвакуации), на котором выступал Завойский, ни вообще о Завойском. Разумеется, далеко не все события научной жизни попадали в дневник Вавилова, но, например, запись о защите кандидатской диссертации А.М. Прохоровым полтора года спустя Вавилов сделал [12]. Трудно себе представить, чтобы научное событие, воспринимавшееся как нечто выдающееся, не нашло бы никаких откликов в дневнике физика. По-видимому, это говорит о том, что открытие ЭПР не виделось таким его современникам и очевидцам.
2. Первые ссылки на работы Завойского по ЭПР в научной литературе.
Р. Куммероу и Д. Холлидэй, Я.К. Гортер, Я.Г. Дорфман, В.Л. Гинзбург, А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, А.И. Шальников, Я.К. Сыркин
Сколь ни удивительным это покажется современному читателю, но первые ссылки на работы Завойского (кроме ссылок его непосредственных коллег), в которых было описано открытие ЭПР, появились в статьях иностранных авторов. Самое первое упоминание работы Завойского появляется в сентябре 1946 г. в статье двух американских физиков из университета Питтсбурга Роберта Куммероу и Дэвида Холлидэя [13]. Далее почти одновременно появились ещё три ссылки: одна — в книге голландского физика Я.К. Гортера и две — в статьях советских коллег, Я.Г. Дорфмана и В.Л. Гинзбурга. Сложно назвать точно (с точностью до месяца) время выхода в свет книги Гортера [14]. На титульном листе стоит 1947 год, предисловие датировано ноябрём 1946 г. В конце книги после заключительных замечаний идёт примечание, добавленное уже на этапе корректуры («Note added inthe proof»):
«Весьма замечательные исследования, проведенные в России Завойским, Френкелем (имеется в виду работа Френкеля [15], к которому Завойский обратился с вопросом о теоретической интерпретации нового явления — В.П.) и другими, слишком поздно привлекли мое внимание, чтобы включить их в книгу. То же самое относится и к более поздней работе Куммероу и Холлидея из Питтсбурга» («The very remarkable researches carried out in Russia by Zavoisky, Frenkel and others came too late to my notice to be included. The same applies to more recent work by Cummerow and Halliday in Pittsburgh»).
Гортер работал над той же самой проблемой, что и Завойский, задолго до него и одновременно с ним — над поисками магнитного резонанса в веществе. На его работы опирался и его ошибки учитывал Завойский, приступая к своим поискам. Как видим, Гортер, лишь только узнав о работах своего конкурента, сделавшего то, над чем сам он безуспешно бился почти десятилетие, нашёл возможность упомянуть его работы в последний момент перед изданием книги. Причём упомянул их в самом радужном, если не сказать — возвышенном тоне.
Упоминание открытия Завойского в статье его соотечественника Я.Г. Дорфмана [16] было более скептическим. В июньском номере за 1947 г. «Известий Академии наук СССР (серия физическая)» были опубликованы материалы Первой Всесоюзной конференции по физике магнитных явлений, прошедшей в декабре 1946 г. в Свердловске. В том числе — доклад Дорфмана, где он сообщал:
«В самое последнее время благодаря работам многочисленных авторов (Раби, Завойский, Перселл, Торри и Поунд, Куммероу и др) фотомагнитный эффект в разнообразных вариантах получил широкое применение. Он получил название «высокочастотного резонанса».
Этот метод изучения магнитных свойств вещества осуществляется различными путями в применении к твёрдым и жидким телам. Так Е.К. Завойский измерял восприимчивость в переменных полях в зависимости от их частоты. Перселл (E.M. Purcell — В.П.), Торри и Поунд, а затем и Куммероу и Галлидэй (имеется в виду D. Halliday — В.П.) определяли селективное поглощение радиоволн частоты ν0.
Однако оба эти метода вряд ли особенно пригодны для определения атомных магнитных моментов в конденсированных системах».
Как видно из текста, открытие Завойского воспринимается лишь как одно из многочисленных в ряду работ других авторов. И хотя «метод Завойского» упоминается ниже как «очень интересный», тем не менее, каких-то особенных перспектив для применения его в физике в будущем не видно; так, магнетомеханические методы, разобранные автором в том же докладе, дают ту же информацию и, в зависимости от конкретных методов, даже проще могут быть реализованы и интерпретированы. Впоследствии, когда открытие ЭПР будет признано и будет обсуждаться вопрос о присуждении Завойскому Ленинской премии, Дорфман предъявит свои права на это открытие (об этом см. подробное описание Н.Е. Завойской в цикле статей [5]). Но это произойдёт спустя десять лет, в начале 1957 г.
В мартовском номере журнала «Успехи физических наук» появилась ещё одна (первая по времени публикации в советских журналах) статья со ссылкой на работу Завойского — обзор В.Л. Гинзбурга «Радиоспектроскопия молекул» [17]. Упомянута она там всего одной строкой в примечании к описанию экспериментов Парселла и др., открывших ЯМР: «Родственный метод обнаружения поглощения в твёрдом теле, связанного с электронным магнитным моментом, см. в (37)». Однако это мимолётное упоминание впоследствии превратится в гораздо более глубокий интерес, а сам Гинзбург станет одним из наиболее последовательных пропагандистов приоритета Завойского и его другом до последних дней.
Разумеется, и краткость упоминания, и определённый скептицизм по отношению к возможностям, открываемым перед физикой новым явлением, могли быть обусловлены всего лишь жанром обзора и рассматривавшимися в статьях узкоспециальными вопросами. Однако, например, и в обобщающем обзоре «патриарха» советской физики А.Ф. Иоффе «Советская физика за 30 лет» [18], посвящённом основным научным достижениям советской физики, открытие ЭПР даже не упоминалось. Более того, сам факт открытия в это время ещё продолжал вызывать сомнения. В том же 1947 г. И.К. Кикоин в своём отзыве на цикл работ Завойского писал о его открытии (называя его гипотезой): «Если эта гипотеза окажется верной, то физики получат мощный и простой метод для определения магнитных моментов атомов…» [19].
По-видимому, только два физика во всей стране в это время понимали значение открытия ЭПР: П.Л. Капица и А.И. Шальников. Рядом с ними надо также с благодарностью упомянуть имя физико-химика Я.К. Сыркина [10]. Шальников первым разглядел и талант Завойского, и значение его открытия, активно помогал ему в экспериментальной работе в стенах Института физических проблем, а главное — обратил на него внимание Капицы. Пётр Леонидович сделал всё возможное для поддержки этих исследований, и нет сомнений, что если бы не его опала в 1946 г., снятие со всех постов и вынужденное поселение на даче на Николиной горе, то судьба этих исследований в нашей стране, а вместе с ними — и их международное признание в этот период были бы иными. Сыркин, насколько мне известно, в те годы с Завойским знаком не был, и тут можно было бы говорить о поддержке не личной, а чисто научной: ещё в 1947-1948 гг. он осознал возможности метода ЭПР для химии и решил организовать исследования по ЭПР-спектроскопии химических соединений у себя в Карповском институте (Научно-исследовательский физико-химический институт имени Л.Я. Карпова) [10]. Если бы это произошло, то химическая радиоспектроскопия как область исследований могла бы возникнуть в нашей стране на десятилетие раньше. Однако история развития советской науки не допустила такое развитие событий. Судьба Сыркина в конце 1940-х — начале 1950-х гг. также сложилась плачевным образом, он оказался жертвой одной из самых громких кампаний по борьбе с наукой в СССР (проходившей под флагом борьбы с идеализмом и антипатриотизмом в химии), которая на целое десятилетие лишила его возможности для научной деятельности [20,21].
3. Судьба работ по ЭПР спектроскопии в СССР.
Участники семинара П.Л. Капицы 1944 г. А.М. Прохоров. Л.А. Блюменфельд и В.В. Воеводский, биологическая и химическая ЭПР-спектроскопия. Взрыв новых исследований с конца 1950-х гг. Повторение судьбы комбинационного рассеяния.
В СССР статьи Завойского об открытии ЭПР были опубликованы в одном из главных советских физических журналов — Журнале Экспериментальной и Теоретической Физики (ЖЭТФ) (например, [22-25]). Одновременно английские версии его первых статей были опубликованы в журнале Journal of Physics, USSR. Этот журнал был предназначен для ознакомления учёных за границей о научных работах в СССР, но он также был доступен и для советских учёных. Кроме того, как уже упоминалось выше, Завойский делал доклад на семинаре у Капицы 27 декабря 1944 г., а затем — на защите своей докторской диссертации в ФИАНе. Тираж ЖЭТФ был в то время 1800 экземпляров — разумеется, несравнимый с тиражами массовой публицистической и даже научно-популярной литературы, но всё же более чем достаточный для научного сообщества того времени; для сравнения можно сказать, что даже в более позднее время, в 1950 г., число научных работников физико-математического профиля составляло лишь около 10 тыс. человек [26]. На упомянутых докладах присутствовали известнейшие советские учёные. О присутствовавших на защите в ФИАНе физиках уже было сказано выше. Семинар же у Капицы был, как бы мы сейчас сказали, междисциплинарный, на нём присутствовали представители самых разных институтов разного профиля. Так, были представлены Ленинградский физико-технический институт (ЛФТИ), Институт химической физики (ИХФ) АН СССР, ФИАН СССР, лаборатория №2 (будущий «Курчатник», Институт атомной энергии), Московский государственный педагогический институт, Институт геологических наук (впоследствии — ГИН) АН СССР, Лаборатория геохимических проблем (впоследствии ГЕОХИ им. В.И. Вернадского) АН СССР, НИИ физики МГУ, разумеется, сам ИФП и др. Можно назвать имена академиков А.Ф. Иоффе (уже упоминавшийся «отец» советской физики, директор ЛФТИ на тот момент), Н.Н. Семёнова (директор одного из крупнейших к тому времени институтов в СССР — ИХФ), Я.Б. Зельдовича (в скором будущем академик и трижды Герой Социалистического Труда, учёный–энциклопедист), Г.С. Горелика (известный радиофизик, работавший в тот момент в «гнезде» теории колебаний в Горьковском государственном университете у А.А. Андронова), Г.Н. Флёрова (один из инициаторов советского Атомного проекта), Э.В. Шпольского (главный редактор журнала «Успехи физических наук» в течение почти полувека), С.Е. Бреслера (физик, физхимик и биофизик), Л.Д. Ландау, Е.М. Лифшица, А.Б. Мигдала, Я.А. Смородинского, Э.Л. Андроникашвили, А.И. Шальникова [11].
Итак, как в «количественном», так и в «качественном» отношении советское научное сообщество, казалось бы, было неплохо ознакомлено с открытием ЭПР Завойским. Тем не менее, какого-либо интереса к работам в этой области в СССР в течение следующих десяти-пятнадцати лет не видно. Вплоть до 1955 года все исследования в области ЭПР-спектроскопии проводились лишь непосредственными коллегами и друзьями Завойского С.А. Альтшулером и Б.М. Козыревым и их учениками в Казани. В течение десятилетия с 1947 года (т.е. после отъезда Завойского из Казани) они опубликовали более 70 работ по многим аспектам магнитного резонанса (не только по ЭПР, но и другим видам магнитного резонанса; подробное описание этих работ представлено в [27,28]. Лишь в 1955 году появилась первая публикация по ЭПР спектроскопии, вышедшая не из стен казанской школы — этим методом заинтересовался будущий Нобелевский лауреат А.М. Прохоров [29]. Впрочем, если быть точным, даже эта работа Прохорова (как и большинство его последующих работ в области ЭПР спектроскопии) была сделана совместно с А.А. Маненковым — бывшим аспирантом Б.М. Козырева, ближайшего сотрудника Завойского. Одновременно проявился интерес к ЭПР спектроскопии в ИХФ, который стал впоследствии пионером как в освоении метода для научных задач, так и для организации производства научного оборудования. Благодаря Л.А. Блюменфельду и В.В. Воеводскому появились такие области науки, как биологическая и химическая ЭПР спектроскопия [10], первые публикации начали появляться в 1957-1958 гг. С конца 1950-х — начала 1960-х начался поистине взрыв интереса к ЭПР спектроскопии в нашей стране, число работ росло стремительно ([10]; подробный обзор основных направлений работ см. в [11]). Научное сообщество вполне осознало значение открытия ЭПР и тех возможностей, которые оно давало. Однако на это осознание ушло полтора десятилетия.
Более того, в 1957 г., Завойскому была присуждена Ленинская премия. Это было, действительно, замечательное признание, но — запоздалое. Повторилась ситуация с открытием комбинационного рассеяния света Г.С. Ландсбергом и Л.И. Мандельштамом — ещё одной «работой по физике нобелевского уровня», о досадной судьбе которой рассказывают авторы работы [1]. В момент, когда было сделано это открытие и решалась его нобелевская судьба, почти никто из соотечественников Ландсберга и Мандельштама не поддержал. В 1929 г. их вообще никто не выдвигал, и лишь О.Д. Хвольсон и Н.Д. Папалекси выдвинули их кандидатуры на премию за 1930 г., в то время как Рамана выдвигали 10 известных физиков. Вот что пишет об этом В.Л. Гинзбург:
«…У нас было широко распространено мнение, что неприсуждение премии Ландсбергу и Мандельштаму совместно с Раманом… явилось следствием какой-то грубой ошибки и объяснялось антисоветскими настроениями членов Нобелевского комитета и его окружения. Должен отметить, что и я долгое время не видел другого объяснения причин дискриминации наших физиков. Оказалось же, что подобное заключение неверно или, по меньшей мере, весьма сомнительно… Дело каждого свободно распоряжаться собственным правом (если оно ему предоставлено) выдвигать или не выдвигать тех или иных кандидатов. Но, думаю, и мое право заключить, что Ландсберг и Мандельштам не разделили премию с Раманом в первую очередь по вине своих коллег — советских физиков» [30].
Но пройдёт меньше 20 лет, и открытие Мандельштама и Ландсберга будет отмечено среди главных достижений советской физики (в уже упоминавшемся докладе Иоффе [18]) — с сожалением, что за ним «несправедливо укоренилось название эффекта Рамана».
4. Оценка открытия Парселла и Блоха и развитие новой области науки за рубежом
Исследования и конференции по магнитной радиоспектроскопии за рубежом, неучастие в них советских физиков. Выдвижения Ф. Блоха и Э.М. Парселла на Нобелевскую премию по физике начиная с 1948 г.
В это время происходило бурное развитие новой области науки — магнитного резонанса — за рубежом, в первую очередь в Европе и в США. Напомним, что в начале 1946 года, то есть через два года после открытия ЭПР Завойским и примерно через год после того, как оно стало известно советской научной общественности (за границей оно стало известно несколько позже, во второй половине 1945 года), две независимые группы — Э.М. Парселла и Ф. Блоха — открыли в США родственное явление ядерного магнитного резонанса (ЯМР). Начиная практически с того же года, число статей по магнитному резонансу в зарубежной научной литературе стало расти лавинообразно. Сотни статей по магнитному резонансу (включая ЭПР, ЯМР, ядерный квадрупольный резонанс, ферромагнитный резонанс) были опубликованы в течение нескольких лет после сообщений Перселла и Блоха. Новые явления и техника в этой области становились предметом обсуждения на многих конференциях. В 1948-1949 гг. практически ни одно заседание Американского физического общества (АФО) не проходило без докладов, посвящённых проблемам магнитного резонанса. Так, в 1949 г. было сделано не менее 25 докладов по этой новой тематике [11]. В 1948 г. АФО провело в Вашингтоне симпозиум по радио- и микроволновой спектроскопии. В 1948 г. состоялась конференция по радиоспектроскопии в Оксфорде (Великобритания), в 1950 г. — в Амстердаме. Эти конференции собрали исследователей со всего мира: из США, Японии, Великобритании, Нидерландов, Франции, Швеции, Швейцарии, Германии [5]. Уже на оксфордской конференции 1948 г. К. Гортер сообщал о приоритете работ Е.К. Завойского. Можно не сомневаться, что на эти конференции приглашались и советские учёные. Так, российскому историку науки А.М. Блоху удалось найти в бывшем Центральном партийном архиве сведения о том, что Президиум АН СССР обратился в ЦК КПСС с просьбой направить в Амстердам на II Международную конференцию по радиоспектроскопии в сентябре 1950 г. делегацию, но ЦК отказал [31, с.260–261]. Впервые советская делегация смогла выехать на международную конференцию, посвящённую вопросам магнитной радиоспектроскопии, лишь в 1955 г., то есть три года спустя после присуждения Нобелевской премии Блоху и Парселлу, когда «поезд давно ушёл».
Признание выдающегося значения открытия ЯМР, сделанного Парселлом и Блохом, проявилось не только в бурном развитии исследований в этой новой области, но и в том научном уважении, которое были готовы оказывать им коллеги. В том же 1947 г. (во всяком случае, не позднее января 1948 г.), когда И.К. Кикоин в своей рецензии на работы Завойского выражал неуверенность, окажется ли новая «гипотеза» верной, К. Гортер и Г. Вентцель выдвинули Ф. Блоха на Нобелевскую премию по физике. В 1949 г. классик квантовомеханической теории магнетизма Ван Флек номинировал Парселла и Блоха вдвоём, в 1950 г. их номинировали А. Кастлер (ещё один классик, как и Ван Флек — также будущий Нобелевский лауреат) и С. Квимби (а также ещё один «голос» получил Блох от У. Лэмба). В 1951 г. Нобелевский комитет по физике зарегистрировал четыре номинации — две в пользу Блоха и Парселла и ещё две в пользу одного Блоха. Наконец, в «победном» 1952 г. в Нобелевский комитет по физике поступило семь номинаций — три за обоих кандидатов и четыре — за Блоха в одиночку (Блох был несколько старше и более известен к этому времени). Среди номинировавших были И. Раби, открывший перед войной резонансные переходы в молекулярных пучках, Э. Ферми, К. Сигбан, М. Лауэ и другие знаменитые физики. Всего за пять лет, предшествовавших награждению (для Парселла — за четыре) было сделано 18 представлений Ф. Блоха и 10 представлений Э. Парселла. Заметим, что других учёных, чьи имена были как-либо связаны с магнитным резонансом, в эти годы почти не номинировали: номинации К. Гортера, а также А. Кастлера начались с 1956 г., Б. Блини — с 1957 г., А. Абрагама и Н. Бломбергена — с 1960 г., и лишь Дж. Ван Флек был номинирован впервые уже в 1951 г., а затем, после десятилетнего перерыва, его снова выдвигал начиная с 1961 г.
5. Начало номинирований Завойского на Нобелевскую премию
Отъезд Завойского из Казани и вынужденная смена тематики исследований. Перерыв в публикациях открытых работ. Ленинская премия за 1957 г. и «выход из безвестности». Номинирования на Нобелевскую премию с 1958 г. Номинаторы и конкуренты. Отношение к Нобелевским премиям в СССР в конце 1940-х — первой половине 1950-х гг. Принципиальные возможности «запоздалого» получения премии.
Вспоминая об открытии ЭПР Завойским в Казани в 1944 г., часто говорят об этом с восхищением: разрушенная войной страна, полуголодная Казань, и тут — наука такого уровня! Это восхищение, однако, с полной мерой справедливости может относиться к мужеству и мастерству исследователя, а также к науке как движению мысли, но не к тому, что сейчас назвали бы институциональной наукой. Судя по воспоминаниям, как самого Завойского, так и его современников, условия работы и жизни были ужасными. Это были неизбежные проявления военного времени. Но беда в том, что и после войны почти ничего не изменилось. «В университете прежняя обстановка. Оборудование не поступает, а имевшееся почти все испорчено и побито эвакуированной в КГУ Академией. В Наркомпросе мне отказывают даже в мизерных ассигнованиях» — вспоминает о послевоенных годах в Казанском университете Завойский [32]. Один пример, ярко иллюстрирующий научную жизнь Завойского в Казани этих лет — его письмо вместе с коллегами (И.Г. Шапошниковым, С.А. Альшулером и Б.М. Козыревым) от 11 ноября 1946 г. президенту АН СССР С.И. Вавилову с просьбой помочь получить электромагнит, без которого дальнейшие работы по электронному и особенно по ядерному магнитному резонансу невозможны, но который (или хотя бы материалы для конструирования которого) не удалось получить ни через местные организации, ни через официальные заявки в АН СССР (опубл. в [6, с.173-174]). Ещё раз заметим, что на дворе — конец 1946 г., ЯМР открыт, и значение его уже очевидно: на западе начинается период активнейших работ в этой области.
Не видя никакой возможности продолжать научную работу в Казани, а также в силу ужасающих условий жизни, угрожающих здоровью его семьи, Завойский решается осенью 1947 г. принять предложение И.В. Курчатова и переехать в Москву для участия в Атомном проекте. Следующие четыре года ему приходится провести в командировке в Арзамасе-16 (Саров), затем — в Москве, в будущем Институте атомной энергии им. И.В. Курчатова АН СССР (тогда — Лаборатория измерительных приборов АН СССР). В 1947 г. выходят в свет последние статьи Завойского по магнитному резонансу (ЭПР, ферромагнитный резонанс). Следующая его статья в открытой печати появляется лишь в 1955 г. [33]. В следующем, 1956 году, в Москве на конференции по физике магнитных явлений оказался Гортер, который, «узнав, что в число участников конференции входит Е. К. Завойский, приложил очень много энергии, чтобы лично встретиться с учёным, открывшим это явление (ЭПР — В.П.). Евгению Константиновичу пришлось отказаться от этой встречи, недопустимой по тем временам. В результате он вынужден был покинуть конференцию задолго до её завершения» [34]. Лишь в следующем, 1957 г., произошло более или менее полноценное «рассекречивание» Завойского: ему была присуждена Ленинская премия за 1957 г., его статья и потрет (вместе с портретами других лауреатов) были опубликованы в главной газете страны — в «Правде», меньше через месяц появилась его статья об ЭПР в знаменитом научно-популярном журнале «Наука и жизнь» [35]. Вероятно, всё это, наконец, должно было показать западному миру, что Евгений Завойский — «живой» человек, не фантом. И сразу же в Нобелевские комитеты по физике и по химии от западных ученых стали поступать предложения о присуждении Завойскому Нобелевской премии.
Здесь приведена таблица, в которой показано, кто и когда выдвигал Е.К. Завойского на Нобелевскую премию (табл.1). Кроме того, из неё видно, чьи ещё кандидатуры рассматривали Нобелевские комитеты по физике и по химии в те годы, когда среди номинантов по соответствующим специальностям был Завойский. Вопреки распространённому мнению, что Нобелевский комитет отвергает чью-либо кандидатуру, в действительности, несколько разных Нобелевских комитетов (по разным специальностям) ежегодно отвергают в совокупности сотникандидатур выдающихся учёных, чтобы выбрать из них не более трёх по каждой из номинаций. Так, в 1960 году Нобелевский комитет по физике рассматривал 82 кандидатуры, в 1961-м — 54, в 1965-м и 1966-м — 111 и 118 соответственно. У Нобелевского комитета по химии в эти годы также было на рассмотрении более 80 кандидатур за год. В таблице приведены лишь самые знаменитые из номинантов (разумеется, их выбор — лишь моя субъективная оценка; наверняка среди неупомянутых номинантов кто-то найдёт не менее выдающихся учёных). Краткие характеристики номинаторов Завойского и некоторых из его конкурентов приведены в [3], здесь нет смысла их повторять. Видно, однако, сколь велика была конкуренция — по крайней мере, в те годы, которые здесь представлены (информация по более поздним годам пока не раскрыта либо не опубликована), и сколь длительным, как правило, было ожидание Нобелевской премии. Среди ярких примеров — Ганс Бете, который ожидал своей Нобелевской премии в течение 24 лет с момента первой номинации (будучи номинированным 48 раз за это время), Луи Неель, награждённый только в результате 77 (!) номинирований в течение 18 лет, и Ларс Онзагер (47 выдвижений за 16 лет, соответственно). Ещё более яркие примеры — Георг Уленбек и Самуэль Гаудсмит, авторы важнейшей для физики ХХ века концепции спина, которых номинировали, начиная с 1935 года, а после Второй мировой войны — почти ежегодно; до 1966 года их кандидатуры были выдвинуты около 50 раз. Вероятно, выдвигали их и позже — можно предположить, что до 1978 года, когда скончался Гаудсмит, то есть в течение более чем 40 лет. Однако премию они так и не получили. Похожая судьба была и у Лизы Мейтнер (её именем назван 109-й элемент таблицы Менделеева), впервые осуществившей расщепление ядра урана: около полусотни номинирований с 1937 года, так и не завершившихся присуждением премии до самой её смерти в 1968 году. И таких примеров, судя по открытым сейчас данным Нобелевских комитетов, увы, большинство. Что не так удивительно, если принять во внимание, что выдающихся открытий в 20-м веке было, по-видимому, существенно больше, чем число Нобелевских премий, присуждаемых всего раз в год и не более чем трём учёным по каждой номинации. При взгляде на приведённые здесь данные становится ясно, что, видимо, вопрос о том, почему Нобелевскими комитетами был отвергнут тот или иной кандидат, поставлен некорректно. Правильнее ставить вопрос иначе: почему ему предпочли других кандидатов? Так, в случае Завойского наш упрёк Нобелевским комитетам следовало бы переформулировать таким образом: почему ему предпочли Тамма, Франка и Черенкова, Басова, Прохорова и Таунса, Ландау, а также Фейнмана, Мессбауэра, Сенгера, Либби и других? Думаю, однако, что на этот вопрос вряд ли кто-то сможет ответить, равно как и указать на кого-либо из состоявшихся лауреатов, вместо которого следовало бы дать премию тому кандидату, которого мы — справедливо! — считаем обиженным.
Представления Е.К. Завойского к Нобелевской премии по физике и по химии до 1966 г. включительно. Указаны номинаторы и предлагаемые ими ко-номинанты Завойского, лауреаты текущего года и выборочные списки других кандидатур, рассматривавшихся соответствующим комитетом в данном году. При первом упоминании в таблице имя каждого кандидата подчёркнуто, и в скобках после фамилии указан год присуждения Нобелевской премии (если была присуждена). Также в последней колонке в скобках указано общее число рассматриваемых представлений по номинации в текущем году.
Второй момент, который виден из этой таблицы, и на который бы хотелось указать, это — номинаторы Завойского. Совершенно удивительно, что в основном желание присудить Завойскому Нобелевскую премию исходило от зарубежных учёных (сделавших 15 номинаций в течение известных на данный момент лет, с 1958 по 1966, причём каждый год), и в меньшей степени — от его соотечественников (в 1959, 1964 и 1966 годах, всего 7 номинаций). Из воспоминаний известно, что Завойского представляли на Нобелевскую премию также С.В. Вонсовский и В.Л. Гинзбург, но, вероятно, это было в более позднее время, о котором данных пока нет.
Существовала ли для Завойского принципиальная возможность получить Нобелевскую премию за открытие ЭПР при столь высокой конкуренции за эту престижную награду? По-видимому, «втиснуться» в этот бесконечно движущийся, переполненный поезд он мог бы только в 1952 году, «присоединившись» к американцам Феликсу Блоху и Эдварду Парселлу, которые осуществили независимо друг от друга наблюдение ядерного магнитного резонанса. Но, как было отмечено выше, советские учёные впервые приняли участие в международных конференциях в данной области науки впервые в 1955 г., а Завойский был «открыт миру» лишь в 1957 г. И дело даже не в личной «секретности» Завойского, а в общем состоянии «железного занавеса», которой отгородилась страна в те годы от всего мира. Перестали выходить советские научные журналы на английском языке (аналог современных англоязычных версий национальных научных журналов). Завойскому ещё повезло, он «проскочил» в узкую щель: буквально через два года после первой публикации в “Journal of Physics, USSR” этот журнал был закрыт, и публикации советских учёных в журналах, доступных их коллегам за границей, были прекращены. Международные премии — а особенно Нобелевские — стали рассматриваться как орудие антисоветской деятельности, советские газеты о них писали, что эти «премии присуждают на деле американские “фабриканты смерти”», что «шведские старцы, в чьих руках ключи от нобелевских сейфов, причисляют к лику великих тех учёных, которые ставят науку на службу поджигателей войны». Учёные, удостоенные премий, — «мистики, аморалисты, человеконенавистники — вот нынешние лауреаты Нобелевских премий» [36], а сам Альфред Нобель подавался народу в образе «пресыщенного богатством и властью, лестью прихлебателей и угодливостью министров мультимиллионера, скептика и циника, презирающего людей и человеческие идеалы» [37]. Руководство Академии наук СССР отказывалось принимать приглашения из Стокгольма выдвинуть кандидатов на Нобелевскую премию. Учёные из стран Европы и США выдвигали с 1946 по 1952 годы советских учёных А.Е. Браунштейна, В.И. Векслера, П.Л. Капицу, Н.Н. Семёнова, Н.В. Тимофеева-Ресовского, В.П. Филатова, А.Н. Фрумкина, П.А. Черенкова. Однако запросы в СССР с просьбой прислать последние работы этих учёных (которые по протоколу необходимы для рассмотрения кандидатур в любом из Нобелевских комитетов) всегда оставались без ответа. К счастью, Н.Н. Семёнов, П.А. Черенков и П.Л. Капица смогли получить свои премии позже, но остальные — нет. Так, по-видимому, очень большой шанс получить премию был у В.И. Векслера, открывшего принцип автофазировки, лежащий в основе ускорителей заряженных частиц. Его открытие и обидная «ошибка Нобелевского комитета», который «просто не понял значения этого открытия», также описана в статье [1]. Однако там не сказано, что его выдвигали, начиная с 1947 года, вместе с Эдвином Макмилланом, американским физиком, независимо открывшим принцип автофазировки. Но, не дождавшись ответа из Москвы, в 1951 году присудили премию Макмиллану за вклад в химию трансурановых элементов, которые были синтезированы благодаря созданным им ускорителям. Подробно эта досадная история того, как американцы Л.Б. Лёб и И. Платт и швед М. Сигбан с восхищением описывали достижения Векслера как «сенсационный успех», в тщетной надежде получить из Советского Союза материалы о Векслере и его открытии, необходимые для рассмотрения его кандидатуры Нобелевским комитетом по физике, описана в книге А.М. Блоха (2005).
Впрочем, можно, скорее, с благодарностью к судьбе думать о том, что имени Завойского не было рядом с именами Блоха и Парселла в 1952 г. Получение премии от чужого (капиталистического!) государства могло быть в тот момент расценено как измена Родине («вознаграждение за заслуги перед иностранной разведкой») с более или менее тяжёлыми последствиями для жизни и уж, во всяком случае, карьеры лауреата. Многие примеры этого приведены в уже упомянутой книге А.М. Блоха [31]. В связи с этим можно вспомнить сатирические слова известного барда А.А. Дулова, сказанные в гораздо более «вегетарианские» времена:
«Обреченный враг лютует,
Берегись его похвал!
Если враг тебя целует —
Стой! Ты где-то маху дал».
По-видимому, для Завойского оставался шанс получить Нобелевскую премию и позже. Разумеется, не способствовало этому то, что Завойского практически не выпускали из СССР: за всю свою жизнь он смог лишь трижды выехать за границу, что было много меньше, чем у большинства его коллег того же научного статуса и той же степени «секретности» — при том, что приглашений на конференции за рубеж Завойскому приходило множество [5]. Причём состоявшиеся три — это были поездки на конференции по физике плазмы, а на конференции по магнитному резонансу Завойского так ни разу и не выпустили.
Тем не менее, приоритет Завойского признавали во всём мире, и западные коллеги относились к нему с большим уважением (это видно и из ряда воспоминаний, и из приведённых здесь данных, равно как и из целого ряда других событий и поступков — участия крупнейших иностранных учёных в проводимых в СССР конференциях по магнитному резонансу, посмертного присуждения Завойскому премии Международного общества магнитного резонанса, и др.). Уважение коллег во всём мире, готовых номинировать учёного, и долгая жизнь последнего сильно повышали его шансы получить награду, долгое ожидание рано или поздно могло сделать своё дело — об этом говорят примеры Г. Бете, Л. Онзагера, Л. Нееля и других, упомянутые выше.
Рисунок 1
На рисунке приведены результаты небольшого статистического анализа: как долго приходилось Нобелевским лауреатам ожидать присуждения премии, и какого числа номинирований (выдвижений) со стороны других учёных было для этого достаточно. Приведены данные только по тем лауреатам, которые конкурировали с Е.К. Завойским в первый год его выдвижения, то есть были номинированы в 1958 году на Нобелевскую премию по химии или по физике, но получили её позже. (Адаптировано из [39]). Глядя на приведённые графики, можно думать, что Завойский, по-видимому, прошёл бóльшую часть своего «Нобелевского пути», типичного для других лауреатов того времени. Но достаточно долгой жизни судьба ему не дала. Вынужденный уход на пенсию в самом расцвете творческих сил и последовавший за этим инфаркт сократили его жизнь и, вероятно, не позволили дождаться заслуженной награды.
Вверху: распределение времени ожидания премии (с момента первого номинирования до момента присуждения). Столбиками показано число лауреатов, получивших премию в указанном диапазоне времён после первого номинирования (то есть ожидавших её не более 5 лет, от 5 до 10, от 10 до 15, и т.д.). Сплошной чёрной линией с точками показана доля лауреатов, ожидавших премию не более данного числа лет. Вертикальной пунктирной линией показано «время ожидания» Е.К. Завойским (то есть с 1958 года до его смерти в 1976 году). Как видно из графика, примерно около четверти всех номинантов 1958 года ожидали награждения большие сроки. Рекордсменом среди них стал Фредерик Райнес, впервые номинированный на Нобелевскую премию в 1957 году за открытие нейтрино, но получивший её лишь в 1995 году, то есть 38 лет спустя.
Внизу: Число номинирований учёного, потребовавшихся для присуждения премии. Отметим, что данные, представленные на рисунке, не полны, поскольку содержат сведения только о выдвижениях, сделанных не позднее 1966 года – о более позднем периоде данных пока нет. Вертикальной пунктирной линией показано количество известных на настоящий момент номинирований Е.К. Завойского (22). Рекордное количество номинирований (111) получил Роберт Вудвард к моменту присуждения Нобелевской премии по химии за «выдающиеся достижения в искусстве органического синтеза» в 1965 году.
* * *
То, что Завойский не стал лауреатом Нобелевской премии — это огромная потеря для нашей науки, и даже бóльшая, чем кажется. Эти премии неспроста даются при жизни — они призваны не увековечивать память, а давать учёным возможность для продолжения исследований. Альфред Нобель предполагал, что эта возможность будет обеспечиваться, прежде всего, финансовой помощью учёному. Однако последующая история учреждённых им премий показала, что не меньшее значение для учёного имеет и сам статус Нобелевского лауреата. Можно думать, что статус Нобелевского лауреата мог бы существенно помочь Завойскому в его работе. А работа его складывалась нелегко. Как известно, Завойский подал в отставку после одного из очередных отказов — хамских по форме, в последний момент, когда уже многие месяцы уши на подготовку доклада — в поездке на зарубежную конференцию. В итоге, Завойский, которому было всего 64 года — время самой активной и плодотворной работы для крупного учёного, академика — ушёл на пенсию, перенёс тяжёлый инфаркт и довольно быстро ушёл из жизни, едва отметив 69-летие. Некоторые физики, пытаясь понять причину ухода на пенсию своего коллеги на самом, казалось бы, пике его деятельности, связывали этот уход с упомянутыми отказами в выездах за границу, полагая, что это был, как, например, пишет Г.А. Аскарьян [38], моральный протест против нарушения прав личности ученого. В действительности же, проблема была гораздо глубже: с подобными ситуациями Завойскому всё чаще приходилось сталкиваться не только в Госкомитете при получении загранпаспорта, но и у дверей дирекции своего собственного института. По сути, в ИАЭ, при широком развёртывании и финансировании работ по УТС, у сектора Завойского постоянно возникали проблемы с финансированием, без которого серьёзная экспериментальная работа не могла вестись. Не видя возможности продолжать работу, Завойский ушёл из института [11].
В то же время, из документов, приведённых в [4], в частности, из планов и предложений Е.К. Завойского по развитию исследований в области физики плазмы в СССР, видно, сколь велик был его масштаб на всех уровнях работы учёного — от деталей постановки конкретных экспериментов до «стратегического планирования» исследований в общенациональном масштабе. Если бы хотя бы какие-то из планов Завойского могли осуществиться, а самому ему была бы предоставлена возможность участия в их реализации — возможно, всё развитие термоядерных исследований, от которых в конце 1950-х гг. ожидали, что ещё лет 20, и зажжётся на Земле искусственное солнце — кто знает, может быть, в нашей стране они пошли бы иначе.
Возвращаясь к теме настоящей статьи — невольно возникает вопрос: если на Родине люди, гораздо лучше знавшие Завойского и, очевидно, более заинтересованные в славе и процветании советской науки, недостаточно высоко оценивали работы и идеи Завойского и отвергали его кандидатуру, регулярно предпочитая ей какие-либо другие (например, при распределении финансирования или других «ресурсов»), то почему можно ожидать более точных оценки и предпочтений от Нобелевских комитетов? И, в самом деле, могла бы Нобелевская премия Завойскому улучшить его положение на Родине? Так или иначе, то, что Завойский не получил Нобелевскую премию — большая потеря для российской науки, и не только по причинам национальной гордости. Если она чем-то и восполнима, то только одним: нашим правильным отношением к этому сегодня, которое позволило бы избежать подобных ошибок и потерь в будущем.
Литература
-
К.Н. Мухин, В.Н. Тихонов. Еще раз об истории с российскими работами по физике нобелевского уровня. Почему Россия не досчиталась пяти премий. // «Семь искусств». 2020. №1(117). http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer1/muhin/
Птушенко В.В. От открытия — к производству. Драма магнитного резонанса. // «Наука и жизнь». 2016. №12. https://www.nkj.ru/archive/articles/30100/
Птушенко В.В. ЭПР, СССР и Нобелевские премии. // «Наука и жизнь». 2019. №12. https://www.nkj.ru/archive/articles/37443/
Н.Е. Завойская. Современники. Sine ira et studio. // «Семь искусств», 2012. №6(31). http://7iskusstv.com/2012/Nomer6/Zavojskaja1.php — и следующие номера, по №34.
Н.Е. Завойская. История открытия ЭПР, или Резонанс в мировом интерьере. // «Семь искусств». 2018. №11(104). http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer11-zavojskaja/ — и следующие номера, по №109.
Силкин И. И. Евгений Константинович Завойский. Документальная хроника научной и педагогической деятельности в Казанском университете. // Казань: Изд-во КГУ. 2005. 240 с.
Капица П.Л. Будь счастлив, ученый! // Комсомольская правда. 1976. 28 ноября, № 281
Боровик-Романов А.С. У Истоков ЭПР. // В сб.: Чародей эксперимента М.: Наука, 1993. — С. 135-137.
Завойский Е.К. Очерк истории ЭПР // В сб.: Чародей эксперимента М.: Наука, 1993. — С. 222-225.
Ptushenko V.V., Zavoiskaya N.E. EPR in the USSR: the thorny path from birth to biological and chemical applications. // Photosynthesis research, 2017. 134(2), 133-147.
Кессених А.В., Птушенко В.В. Магнитный резонанс в интерьере века: биографии и публикации. — М.: Физматлит, 2019. https://www.rfbr.ru/rffi/ru/books/o_2092943#1
Дневники, 1909-1951. В 2-х книгах. Книга 2. // Сергей Иванович Вавилов; сост. В.В. Вавилова; редактор-составитель Ю.И. Кривоносов; отв. ред. В.М. Орёл. — М.: Наука, 2012
Cummerow R.L., Halliday D. Paramagnetic losses in two manganous salts. // Physical Review. 1946. 70:433.
Gorter C.J. Paramagnetic relaxation. — Elsevier: Amsterdam, 1947
Френкель Я.И. К теории релаксационных потерь, связанных с магнитным резонансом в твёрдых телах//ЖЭТФ. 1945. Т. 15. Вып. 8. С. 409 – 416
Дорфман Я.Г. Атомные магнитные моменты в конденсированных фазах. // Известия АН СССР. Серия физическая. 1947. Т. XI. №6. С.598–606
Гинзбург В.Л. Радиоспектроскопия молекул//УФН. 1947. Т. 31. Вып. 3. С.320 – 343
Иоффе А.Ф. Советская физика за 30 лет. // Известия АН СССР. Серия физическая. 1947. Т. XI. №6. С.581–590
РГАЭ. Ф. 180. Оп. 1. Д. 477. Л. 7; цит. по [5].
Сонин А.С. Печальный юбилей одной кампании. // Вестник Российской академии наук. 1991. Т. 61. С. 96-107.
Птушенко В.В. Памятник теории резонанса в московском метро. // «Наука и жизнь». 2018. №6. https://www.nkj.ru/archive/articles/33860/
Завойский Е.К. Парамагнитная релаксация жидких растворов в перпендикулярных полях // ЖЭТФ 1945.Т. 15. Вып. 7. С.344 – 350
Завойский Е.К. Парамагнитная абсорбция в перпендикулярных полях для некоторых солей // ЖЭТФ. 1946. Т. 16. Вып. 7. С. 603 – 606
Завойский Е.К. Измерение магнитной восприимчивости парамагнетиков на дециметровых волнах // ЖЭТФ. 1947. Т. 17. Вып. 2. С. 155 – 161
Завойский Е.К. Магнитоспиновый резонанс в ферромагнетиках на сантиметровых волнах // ЖЭТФ. 1947. Т. 17. Вып. 10. С. 883 – 888.
Аллахвердян А.Г. Динамика научных кадров в советской и российской науке: сравнительно-историческое исследование. — М.: Изд-во «КогитоЦентр», 2014. – 263 с; с.102.
Альтшулер Н.С., Ларионов А.Л. Страницы научной и личной биографии С.А.Альтшулера. // В сб.: Визгин В.П., Кессених А.В., Томилин К.А. (ред.). К исследованию феномена советской физики 1950-1960-х гг. Социокультурные и междисциплинарные аспекты. – СПб.: РХГА. 2014. С. 263–314
Парамагнитный резонанс (1944-1969). — М., Наука, 1971.
Маненков А.А., Прохоров А.М. Тонкая структура спектра парамагнитного резонанса иона Cr3+ в хромовом корунде. // ЖЭТФ. 1955. 28(6). С. 762
Гинзбург В.Л. (1998). Почему советские ученые не всегда получали заслуженные ими Нобелевские премии // Вестник Российской академии наук. Т. 68. Вып. C. 51–54.
Блох А.М. Советский Союз в интерьере Нобелевских премий. Факты. Документы. Размышления. Комментарии. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.:Физматлит. 2005. 880 с.
Завойский Е.К. Казанский университет конца двадцатых-тридцатых годов. Сороковые годы // В сб.: Чародей эксперимента М.: Наука, 1993. — С. 212-222.
Завойский Е.К., Плахов А.Г., Смолкин Г.Е., Бутслов М.М. // Доклады Академии наук СССР. 1955. Т.100. №2. С. 241-242
Ахматов А.П. Годы моей работы у академика Е.К Завойского // В сб.: Чародей эксперимента. М.: Наука, 1993. — С. 71-76.
Завойский Е.К. Парамагнитный резонанс. // «Наука и жизнь». 1957. №5. https://www.nkj.ru/archive/articles/37444/
Максимов С. Из истории «динамитных денег» // «Новое время». 1951. № 11. С. 28—31
Дружинин В. Премии, начинённые динамитом войны // «Литературная газета». 28.12.1950. С. 4
Аскарьян Г.А. Памяти Е.К. Завойского // В сб.: Чародей эксперимента. М.: Наука, 1993. — С. 91-95
Ptushenko V.V. The unfinished Nobel race of Eugene Zavoisky: to the 75th anniversary of EPR discovery // Science Bulletin. 64(3), 146-148. https://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S2095927318305802?via%3Dihub
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer3/ptushenko/
