WINTER LOVE
Беспечные песни о детстве, о девстве
Уже не звучат по окрестным лугам.
Зима в королевстве, зима в королевстве,
Всё отдано стуже и белым снегам.
Но снова в чертоги волшебного леса
По хрупкому мостику сказочных дней
Из замковой башни выходит принцесса,
И мех горностая искрится на ней.
В чудесных глазах оживают баллады,
Легенды и были минувших времён,
Пиры и турниры, балы и парады,
Стихи менестрелей и шелест знамён.
О, эти глаза, это светлое пламя! —
В них радость и тайна, надежда и боль.
И зимнее небо, как белое знамя,
Сжигает фатально огонь голубой.
***
Аддис-Абеба, Эзбекие,
Чужого неба пёстрый зонт...
Мне с детства трубы заводские
Перекрывали горизонт.
Малометражная квартира,
Крупнопанельные дома.
Но — оставалась карта мира
И мир волшебный синема,
Но Пушкин был и был Дюма,
В томах Брет Гарта и Шекспира
Жила Романтика сама!
Звучали музыка и слово,
Вскипали радость и беда,
И лишь героев Гумилёва
Не знал я в детские года.
До них бесчисленные мили
Легли в столетии моём.
А трубы чёрные дымили,
Темнел свинцовый окоём.
И только в девятнадцать лет,
Сломав запреты и границы,
У горизонта дымный след
Стал следом Божьей колесницы.
Я это видел наяву,
Когда, — до шага помню это! —
Через дождливую Москву
Нёс, словно шпагу, том поэта,
Приобретённый в три цены
На месте явно незаконном...
О, детства радужные сны,
Дым в перекрестии оконном!
О, жизни будущий экспромт,
Где встретят новые, другие,
Чужого неба пёстрый зонт,
Аддис-Абебу, Эзбекие!
Без хлеба можно жить и без
Чудес искусственных и вздорных,
Но — невозможно без небес
Божественных и стихотворных.
***
Всё начиналось, как страшная сказка,
Как роковое пари.
Мы уходили из Новочеркасска
В саване бледной зари.
Русской Вандеи победная воля,
Мести разящая сталь,
Шли мы, зверея от ветра и боли,
В злую, слепящую даль.
Шли сквозь пургу, но к весне уносили
В год восемнадцатый свой
Веру России, надежду России...
И в белизне снеговой
Гибельный вихорь вселенского гона
Нас закружил навсегда,
Призрачный блеск золотого погона
Слился с сиянием льда.
Солнце Империи кануло где-то
В дикой метельной пыли,
И по щекам у мальчишки кадета
Взрослые слёзы текли.
Только, как вспышка мятежного блица,
Грезились нам в синеве
Питерских барышень нежные лица,
Яхты на сонной Неве.
С грёзою той мы теперь умираем.
Рока печать тяжела!
Грозной чертой между адом и раем
Наша дорога легла.
Но у предела невидимой грани,
В тихом, небесном краю,
Те, кто упал, застывая в буране,
Молят о тех, кто в строю.
Пламя над Курском, бои за Ростовом.
В зареве колокол бьёт.
Знаменем русским в походе крестовом
Молодость наша встаёт.
Кто же твердит, что, утратив победу,
Мы опустили штыки?
Век пролетит — и по прежнему следу
Новые выйдут полки.
Так же к затворам потянутся пальцы,
Хрипло зальется труба,
Двинется в такт пулеметного вальса
Странная дама Судьба.
И на столетья останутся с нами,
В вечность врезаясь свинцом —
Белая гвардия, русское знамя,
Меч под терновым венцом.
БАЛЛАДА О РУССКОЙ СУДЬБЕ
Светлой памяти В.В. Звегинцова
Солдатики и пушки,
Обломок палаша…
Военные игрушки
В руках у малыша.
И сам-то он упрямо
Лишь учится ходить,
Но если рядом мама,
Его не победить.
А где-то за Двиною —
Окопы и пурга,
Там тешится войною
Безносая карга,
Грозя косой и ямой,
Не ведая, что тут
Её — Прекрасной дамой
Уже полвека ждут.
Она ворвётся зверем,
Растлением дыша,
И выкинет за двери
Из дома малыша,
Чтоб вечным эмигрантом
Он помнил даму ту
В шинели с красным бантом,
С цигаркою во рту.
С тех пор промчались годы,
Сменились времена,
Но призраком свободы
Чужая сторона
Его не обольстила.
В реальности иной,
Все помыслы и силы
Отдав земле родной, —
В Стокгольме и Стамбуле,
В сумятице людей,
В разноголосом гуле
Парижских площадей
Он верил, что найдётся,
Пусть очень далеко,
Тот дом, где сердце бьётся
Младенчески легко.
...А те, кто жить решили
Без Бога и Царя,
Себя передушили,
Построив лагеря.
Такие жизни, право,
Не стоят и грошей,
Из них — одна отрава
Для новых малышей…
***
В России когда-то жил маленький ангел,
Растерзанный силами слуг сатаны, —
С той страшной поры лишь ракеты и танки
Хранители нашей бескрылой страны.
КАЖДОМУ СВОЁ
Я пью за здоровье немногих...
П. Вяземский
Да, все мы, право, не герои.
Но что поделать, век такой.
Я на друзей смотрю порою
И с удивленьем, и с тоской.
Они теперь не те, что раньше,
Пришли к иному рубежу,
И что-то с ними будет дальше...
А что? — ума не приложу.
Подобно мякоти в арбузе
Один в писательском союзе
Уж покраснел: сей цвет зари —
Надёжный путь в секретари.
Другой, зелёный от запоя,
Уже ни мёртвый, ни живой,
Ушёл с безликою толпою,
Качнув упрямой головой.
А третий, злой и закалённый
В житейской мелочной борьбе, —
Нет, он не красный, не зелёный,
Он никакой, сам по себе.
И вот в сознанье оробелом
Сжигаю прошлое дотла:
Неужто я остался белым
Один из общего числа?
Да нет, я вовсе не святой.
Во мне морали пуританской —
Как у гусарского рубаки.
А не меняюсь потому,
Что до сих пор живу на той,
На той единственной, гражданской,
И, кроме белого, во мраке
Иного цвета не приму.
Иной судьбы, иного цвета
Мне в смутном мире не дано.
Друзья мои, конечно, это
Для вас и глупо, и смешно.
Но, отвергая ваши тропы,
Своей тропой пойду и я.
В расстрельном рву, у Перекопа,
Ещё хрипит душа моя.
***
Я помню старый барский дом,
В России их уже немного,
Хранивший меж столетних лип
И женский смех, и детский страх.
За ржавым, высохшим прудом
Лежала пыльная дорога,
И слышался скрипучий всхлип
Дверей на темных этажах.
Мне было грустно в этот час
И от увиденного больно,
И чудилось, как будто я,
Птенец, упавший из гнезда,
Душою в прошлое умчась,
Ищу потерянный невольно
Свой кров, где дружная семья
Живёт счастливые года.
Не оттого ли я люблю
Следы имперского величья,
Что красота дворянских гнёзд
В них так печальна и тиха?
Я боль свою не утолю,
Поскольку боль моя — не птичья,
Но в прошлое построю мост
Из строк прощального стиха.
***
Восторгом разливая
Победный полонез,
Музыка полковая
Взлетает до небес.
Имперская столица
Вся в золоте икон.
И матушка Царица
Выходит на балкон:
Узоры позумента,
Алмазы и парча,
Андреевская лента
Струится от плеча,
Взор, холоден и важен,
Решимостью горит...
Не зря обескуражен
Вчерашний фаворит:
Властительные очи
Пощады не дают,
Бежать бы что есть мочи
В спасительный приют,
Где блеском фейерверка
Расцвечена река,
Цыганская венгерка
Беспечна и легка...
Но не уйти из ряда
Камзолов и ливрей
От царственного взгляда,
Что лезвия острей.
***
Безнадёжно любя, я вздохну поутру,
Как бывалый поручик в отставке:
— Целовать бы тебя на балтийском ветру
Где-нибудь у Лебяжьей канавки!
Только ты от меня далека, далека...
И летят в заоконном дожде
Петербургского дня корабли-облака,
Будто яхты по сонной воде.
Петербургского дня голубые струи
Прожигают туман над Невой...
Но тревожат меня — нет, не губы твои —
Просто капли воды дождевой.
Я мгновенную боль доверяю перу,
Составляя любви логарифм:
Целоваться с тобой на балтийском ветру
Можно только в сплетении рифм.
