Мой отец, Басалаев Михаил Александрович, родился 12 сентября 1919 года в селе Шитилово, это примерно 12 километров от станции Юрга. С самого раннего детства судьба начала предъявлять ему суровые испытания, многие из которых были на грани жизни и смерти. Когда отцу шла третья неделя (или третий месяц) от рождения, его мать Наталья Андреевна заразилась тифом от квартировавших у них белогвардейских офицеров. С каждым днём ей становилось всё хуже и хуже. Однажды, когда она была в полуобморочном состоянии, ей принесли сына, чтобы покормить его грудью. Взяв ребенка на руки, она, размахнувшись, бросила его так, что он улетел в соседнюю комнату. Как после этого он остался жив и не покалечился, осталось загадкой.
Село, где родился отец, стояло на возвышенности в красивом месте на берегу реки, которую местные жители любовно называли Лебяжка. Рядом с деревней рос лес, в нем было очень много различной ягоды и грибов. В селе и округе не было змей, хотя в соседних их было довольно много. А произошло следующее. Однажды по селам ходил нищий и просил милостыню. В селе, где жил отец, к нему отнеслись с пониманием, доброжелательно, а в соседних селах над ним откровенно посмеивались и подавали плохо. Уходя из деревни, старец сказал, что за щедрость жителей он отблагодарит их таким образом, что в селе и его окрестностях змей больше не будет. Так и случилось.
Дед моего отца Евгений был здоровенным мужиком недюжинной физической силы. Всю жизнь он усердно работал. У него было довольно большое хозяйство, за которым он ухаживал до последних дней. Прожил он примерно девяносто лет. А умер от того, что надорвался, поднимая большие деревянные корыта — колоды.
К тому времени, когда отец пошёл в первый класс, в селе построили школу. До этого дети учились в домах местных жителей. Хозяйки, матери учеников, по очереди пекли хлеб для учащихся школы. Во время большой перемены всем ученикам давали сладкий чай с хлебом. Овдовев, мой дед Александр женился на молодой женщине Наталье Ивановне. Её мужа застрелили белые во время гражданской войны. У неё не было своих детей, и она быстро прикипела к моему отцу, умному, сообразительному мальчишке.
В школе отец учился хорошо. Наверное, моему деду было трудно кормить семью и поэтому в пятом классе отец учился, живя у родственников в городе Ленинск-Кузнецкий.
Окончив семь классов, отец устроился на работу.
Последние несколько лет он жил и учился в Болотном, где в 1938 году окончил десять классов. Он был единственным отличником в классе. А учитель математики сказал ему однажды: «Ну, Мишка, быть тебе учёным — математиком». У отца была мечта поступить в Ленинградский кораблестроительный институт. Однако решением комсомольской организации он был направлен на курсы по подготовке преподавателей истории для семилетних школ, организованных Новосибирским ОБЛОНО. Окончив курсы, в этом же году, он был направлен на работу учителем истории в Елфимовскую НСШ, откуда в феврале 1940 года был призван в ряды РККА.
Вначале служил в Красноярске, затем в Омской области, а летом 1940 года в столице Карелии — городе Петропавловске, после чего был переведен в 58-й ОСБ (отдельный сапёрный батальон) на территории бывшей Финляндии. Оттуда его направили в школу младших командиров. В 1941 году батальон был переброшен на границу недалеко от города Гродно строить доты, где и пришлось встретить войну. Я не знаю, когда и где подразделение, в котором служил отец, попало в окружение. Не знаю, что за подразделение — взвод, рота или батальон. Помню только, что отец говорил, что когда стало ясно, что их окружили, была поставлена задача — атаковать врага на определенном участке фронта, опрокинуть его и уйти к своим.
Я хорошо запомнил рассказ отца об отчаянной рукопашной схватке. Дрались остервенело, на грани безумия. Кололи штыками, били прикладами и кулаками. Отец вспоминал, что в самый критический момент вцепился в горло врага зубами.
Прорвавшись, стали уходить на Восток, возможно, разбившись на мелкие группки (точно не помню). Однако через какое-то время попали под артиллерийский обстрел. Отца ранило, и он получил удар по голове. Несколько дней он себя не помнил, наверное, находился без сознания. И вот здесь нужно отдать должное солдатской дружбе. Его друг не только не бросил отца, но и делал все, чтобы он пришёл в чувства: перевязывал, поил, кормил. Не исключено, что за это время ему пришлось не один километр протащить на себе отца и их оружие — две винтовки.
Когда отец пришел в себя, товарищ сказал ему, что они находятся недалеко от небольшой деревни, а в крайнем доме есть погреб, который находится не в ограде, а на огороде. Это хорошее место, где можно будет найти еду, да и немцы вряд ли кого-то будут искать в огороде. Так и сделали. Я не знаю, сколько времени они просидели в погребе, но всё закончилось тем, что пришёл хозяин. Он остался очень недоволен незваными гостями и потребовал, чтобы они ушли, иначе он скажет об этом немцам. Пришлось подчиниться. Скорее всего, хозяин погреба рассказал немцам о непрошенных гостях. Так как через некоторое время их окружили, сопротивляться было бессмысленно.
Везли в Германию по железной дороге. Однажды случилось так, что какое-то время группу пленных, в которой находился отец, везли не в вагоне, а на платформе, предназначенной для перевозки техники, под охраной автоматчиков. Пленных продолжительное время не кормили, а затем принесли ящик солёной рыбы (скорее всего, это была селедка). Её быстро съели. После солёной пищи все захотели пить, но воды не давали. Многим стало плохо. Позже отец узнал, что это было одним из любимых развлечений фашистов.
За время пребывания в плену отец побывал в нескольких лагерях. Возможно, не все они были концентрационными. Я запомнил название только одного. Это Штутгоф. Отец также сидел в нескольких тюрьмах, в том числе в Мариенбурге. Кроме того, он продолжительное время работал в хозяйстве немецкого помещика в селе Патциг.
Скорее всего, это было поздней осенью или зимой 1941 года. В каком лагере, не знаю. Пленных было так много, что они не помещались в бараках. И большое количество людей было вынуждено спать прямо на земле. Конечно, им никто не давал матрацы и одеяла. Утром после подъема десятки, а может, сотни наших соотечественников оказывались замёрзшими. На территории лагеря был крематорий, но он не успевал сжигать все трупы. Был найден следующий выход. В лагерь привозили стволы деревьев одинаковой длины. Их раскладывали на земле параллельно друг другу на определенном расстоянии (так, чтобы между ними можно было положить несколько трупов). Затем на эти бревна сверху клали еще брёвна перпендикулярно, первому ряду. Пространство между ними также заполняли телами замерзших. Получались огромные штабеля из брёвен, заполненные трупами. Всё это обливалось бензином, соляркой и поджигалось.
Нарезки событий, составленные по записям отца и его рассказам и сохранившиеся в моей памяти.
Чтобы выжить, снимали одежду с замерзших пленных. Когда спали на земле, устраивали «бани», чтобы не замерзнуть. Принцип следующий: кто-то лежал внизу, кто-то с боков, а кто-то сверху, через некоторое время менялись местами.
Немцы регулярно устраивали «бани» или мытьё военнопленных, когда их загоняли в какое-либо помещение и обливали всех холодной водой из шланга.
Утром во время приёма пищи по столам ходил солдат с резиновой плетью и хлестал ею сидящих за столом пленных.
Деревянные кровати были в три яруса, ширина на одного человека, но спали по трое. Двое лежали головами в одну сторону, один в другую. Перевернуться на другой бок можно было только одновременно с лежащим рядом.
В бараках было очень много вшей.
Самым популярным наказанием было битьё резиновой плетью по заднице, когда голова наказуемого была опущена в бочку. Однажды эта учесть постигла и отца, попытавшегося украсть несколько картофелин.
Вес отца составлял 41 килограмм.
Фургон, который раньше возили две лошади, загружали углём или коксом. Два человека тянули его за оглобли, а ещё несколько толкали сзади и с боков. Таким образом уголь доставляли на пищеблок, а кокс в крематорий, на территории которого находилось очень много трупов, сложенных в штабеля. Однажды, когда они в очередной раз привезли кокс и отец зачем-то отошел от фургона на пару метров в сторону, случилось следующее. Немец схватил отца, бросил на тележку и повез. Отец понял, куда везет его немец, когда увидел печь крематория. Единственное, что пришло в этот момент в голову — попрощаться с собой: «Ну, Мишка, прощай, это последние секунды твоей жизни!». Однако немец снова схватил отца, выругался, пнул под зад и сказал, чтобы он убирался. Наверное, нельзя было бы придумать более сильного психологического наказания для человека, ежедневно балансирующего на грани жизни и смерти, чем это.
А теперь о двух случаях, когда отец с большой теплотой вспоминал о тех, кто помогал ему и его товарищам выжить.
Случай первый. Отец и ещё несколько человек строили узкоколейку. Руководителем и одновременно надсмотрщиком у них был пожилой немец, побывавший в своё время в российском плену. Он с пониманием относился к военнопленным. Отец рассказывал, как этот человек подкармливал их едой, предназначенной для служебных собак. Для этого ёмкость с едой он ставил в определенном месте и на некоторое время уходил, давая возможность отцу и его товарищам подкрепиться. И иногда, в дополнение к собачей еде, он приносил сырую брюкву.
Случай второй. Как-то раз во время работы отец упал со второго этажа на бетонный пол первого этажа. Очнулся, когда его под руки тащили два человека. На голове и лице не было ни одной царапины. Но сильно болела нога, а утром нужно было идти на работу. Здесь отцу повезло ещё раз. Инженер, который тоже был знаком с «прелестями» плена, дал отцу сидячую работу — смазывать болты.
В сентябре 1942 года отец и ещё восемь советских военнопленных оказались в хозяйстве помещика фон Ведомая в селении Патциг. Помещик был майором немецкой армии и вместе с сыном находился на фронте. Но к моменту появления моего отца в его хозяйстве помещик и его сын были убиты. Хозяйством руководила жена. Казалось бы, что она должна ненавидеть русских, но её отношение к военнопленным было хорошим. Так, она запрещала бить пленных.
Однажды весной произошел довольно интересный случай. Вечером, когда отец и его товарищи пришли после работы в конюшню, в которой они жили, то с удивлением увидели неплохо накрытый стол, рядом с ним в праздничном платье стояла помещица. Увидев военнопленных, она пригласила их за стол. Отец и его товарищи лихорадочно пытались понять, что происходит, кому или чему они обязаны неожиданно свалившемуся на них угощению. Вскоре всё стало ясно. Им предложили отметить немецкую, точнее католическую, пасху, которая празднуется примерно на одну неделю раньше православной. Затем наступил ещё один интересный момент. Подождав, когда военнопленные поедят, помещица предложила им спеть одну из песен, которые, по её мнению, поют в России по случаю празднования православной пасхи. Пикантность ситуации заключалась в том, что почти все пленные были молодые ребята-комсомольцы, а учитывая то, что в Советском Союзе религия считалась опиумом для народа, то это практически означало, что никто из них знать религиозные песни просто не мог. Однако расстраивать хозяйку как-то не хотелось. Выход из создавшегося положения был найден быстро. Все они — солдаты и знали много строевых песен. Выбор пал на песню со словами «…шли по степи полки со славой громкой…». Помещице понравилось исполнение, она закивала головой в знак одобрения и несколько раз сказала: «Гут, гут». А затем вдруг спросила: «А о чем говорится в этой песне?». Повисла пауза. Но надо было отвечать. Хорошо немецкий язык знал только отец. И он не подвел, ответив так: «В этой песне говорится, как Иисус Христос идет по земле, по лесам, по полям, городам и селам и несет слово божье народу». Хозяйка осталась довольной.
У помощницы на должности мастера-огородника работал мужчина, которого звали Фриц Годэ. Своей внешностью он очень напоминал советские карикатуры на капиталистов (наверное, был небольшого роста и толстый). Его жену звали Мария. Она была хромой, но доброй женщиной. Однажды с фронта в отпуск приехал молодой немец. И отец услышал, как он кому-то рассказывал, что их здорово бьют русские. Услышанной новостью он поделился с мастером. Однако она ему не понравилась, и, сказав отцу, что пожалуется на него полицейскому, пошел домой обедать. Но после обеда его отношение к отцу изменилось, он стал добрым. Отец посчитал, что это произошло под влиянием его жены.
Когда военнопленные вечером возвращались с работы, им разрешали брать с собой немного картошки. Четверо знакомых отца в хозяйстве работали доярами. Отец рассказывал, что несколько раз они угощали его обратом (молоком после удаления из него жиров сепаратором). Так, постепенно военнопленные стали набирать силы. Наступил момент, когда отец решил, что пора бежать. Один поляк, который в хозяйстве строил в поле дорогу из булыжника, пообещал отцу достать компас и карту. Но этого подарка отец не дождался. Темной осенней ночью отец с двумя товарищами совершили побег. Одного из них звали Федор Федорович Гульнов, а другого Николай Николаевич (фамилию отец забыл).
Шли только по ночам, ориентируясь по звездам. Питались тем, что росло на земле. Однажды ночью, перебегая через дорогу, у Федора Федоровича что-то звякнуло в котелке. Раздались выстрелы, Николай Николаевич был убит. Продолжили побег вдвоём. Федор Федорович либо плохо плавал, либо совсем не умел. Из-за этого возникла критическая ситуация, когда нужно было переплыть через встретившуюся на их пути реку. На день они прятались в укромных местах, маскировались. Однажды забрались под лежавшие на земле сучья с соломой. Спрятались хорошо, но днем выяснилось, что это было место, куда ходят справлять нужду.
А вот и территория Польши, недалеко граница с Советским Союзом. Стояла поздняя осень. Найти еду в поле или лесу было невозможно. Очень хотелось есть. И отец с другом были вынуждены зайти в село за пищей. Им встретился поляк, хорошо говоривший по-русски. Он пригласил их к себе домой, поставил на стол довольно хорошую еду, яблоки и сказал, что хочет сходить в погреб за солениями, вышел. Время шло, но хозяина не было. Подойдя к окну, гости увидели подходившего к дому поляка в сопровождении людей в форме. Так для отца и его товарища закончился первый побег из немецкого плена.
Пройдя по этапам, отец и его друг Федор Федорович в конечном итоге оказались в концлагере Штутгоф. Этапов было несколько. Какие конкретно, сказать не могу — не знаю. Но то, что одним из них была тюрьма в Мариенбурге, знаю точно.
Знание немецкого языка очень пригодилось отцу. Так, в одном из концлагерей (возможно, это был Штутгоф) с помощью немецкого языка ему удавалось общаться с пленными французами. Они хорошо относились к русским и, получая посылки по линии красного креста, иногда делились с отцом хлебом.
Однажды группу военнопленных, в которой находились отец, Федор Федорович и старший лейтенант Сенин, перегоняли в другое место. В пути было несколько остановок. Предпоследняя — в хозяйстве крестьянина-частника. Здесь отцу удалось набрать в свои карманы вики и овса. Сенин стащил брюкву. Но самым удачливым оказался Федор Федорович. Ему удалось раздобыть курицу. На следующую ночь их загнали в какое-то бомбоубежище. Там отец и его друзья устроились в небольшом углублении в полу, где стояли школьные парты. Они хорошо подкрепились, съев курицу вместе с кишками, которые они как-то смогли очистить. Утром, когда прозвучала команда выходить, друзья, почувствовав в действиях фашистов не свойственную им торопливость, решили не выходить из бомбоубежища. Им повезло. Немцы погнали группу дальше, не пересчитав её. Так началась вторая попытка бегства из фашистского плена.
Выйдя из бомбоубежища, они увидели практически безлюдные улочки небольшого городка. Пошли по одной из них. Я не знаю, как долго они шли, пока не увидели наши танки. Нам, наверное, невозможно сейчас представить эмоции, которые охватили отца и его друзей. Размахивая руками и крича, они попытались бежать им на встречу. Однако ноги не поспевали за наклоняющимся вперед туловищем. Они падали, вставали, снова падали, пока к ним не подъехали танки. Танкисты встретили их хорошо. Первым делом дали им немного поесть, а затем отправили туда, где можно было сменить одежду, побриться и сходить в баню.
Отец рассказывал, как, сняв с себя одежду, они ужаснулись, увидев огромное количество вшей. Пришлось тщательно состричь весь волос машинкой. Затем их повели в столовую, где не обошлось без неприятности. Один из друзей, потеряв контроль, позволил себе съесть слишком много. Ему стало плохо.
Спустя какое-то время все они оказались в фильтрационном лагере, где прошли тщательную проверку, и где отец удивил работавших с ним офицеров-особистов удивительной памятью, воспроизводя события подробно и чётко, как будто это было вчера. Затем снова фронт. Последней военной операцией, в которой принимал участие отец, было взятие города Кюстрин. Вспоминая об этом, он говорил об очень мощной артиллерийской подготовке, предварявшей штурм города, когда пушки стояли необычайно длинными рядами на небольшом расстоянии друг от друга. Она была настолько сильной, что проехать по городу на машине не представлялось возможным, настолько он был разрушен.
Касаемо участия в войне после бегства из фашистского плена отец рассказывал два случая.
Первый. Однажды в бою отец и его товарищ совершили нечто героическое. Точно сказать не могу, но что-то подсказывает, что это были либо два подбитых немецких танка, либо две подавленные огневые точки. Товарищ обнял отца и крикнул: «Быть нам с тобой героями Советского Союза!». Я совершенно не знаю, чем наградили товарища, но отцу не дали даже медали — видимо, из-за того, что он был в плену.
И только спустя много лет, когда я учился во втором классе, в районной газете «Путь Ильича» появилась маленькая заметка. Как сейчас помню её название: «Награда нашла героя». В ней говорилось, что за проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками, мой отец Басалаев Михаил Александрович награжден орденом Красной Звезды.
Случай второй. Однажды отец вынес с поля боя раненного бойца. Он был родом с Кавказа. Возможно, грузин. В знак благодарности он сказал отцу: «Михаил, теперь ты мой брат. Если у тебя появятся проблемы по поводу того, что ты был в плену, приезжай, будешь жить у нас. Знаешь, какой у нас замечательный народ. Я расскажу всем, кто ты такой, что ты мой брат, тебе будет у нас хорошо».
Как в воду смотрел боец. Демобилизовавшись из армии и приехав домой, отец узнал, что работать учителем он не имеет права. Некоторое время, возможно несколько лет, он работал в колхозе. Однако, чувствуя себя невиновным, отец продолжал бороться за своё честное имя. Писал письма, в том числе командующему Западно-Сибирским военным округом и министру обороны СССР. Прошло около 20 лет, когда в районном военном комиссариате отцу сообщили, что все недоразумения по поводу его пребывания в плену устранены и, заполняя анкеты, он может об этом даже не писать.
P.S. Мой отец не был атеистом, но и убежденным верующим назвать его было трудно. Возможно, отчасти это можно объяснить тем, что он жил в то время, когда вера в Бога, мягко говоря, не приветствовалась. Однажды, будучи уже взрослым, я спросил отца: «Как, каким образом, благодаря чему тебе удалось пройти такие неимоверные испытания и остаться в живых?». Немного подумав, он, не торопясь, как бы взвешивая каждое слово, ответил: «Мне рассказывали, что когда началась война, моя мама Наталья Ивановна (свою мачеху он всегда называл мамой) очень много молилась за меня, буквально каждый день».
Ужасы немецко-фашистского плена не прошли бесследно для моего отца. Кошмарные сновидения снова и снова возвращали его в жестокое военное прошлое, давно прошедшее, но не забытое. Они тревожили его на протяжении более четверти века. Не сосчитать тех случаев, когда отец ночью вскакивал с кровати и, громко крича, начинал от кого-то защищаться. Ложась спать, мама убирала подальше все предметы, которые могли стать опасными для всех членов семьи, попади они в руки отца в этот момент. Но все убрать было невозможно. Однажды рука отца со стеклом от керосиновой лампы просвистела буквально в нескольких сантиметрах от маминого виска.
В другом случае швейная машинка, брошенная с неимоверной силой и яростью, упала рядом с головами спящих на полу друзей, приехавших к нам в гости.
Это были страшные последствия войны… Но со временем мой отец победил и их.
