Алексей пожал руку охраннику, расписался и взял ключ. Поздоровался с радостным физкультурником и с хмурым учителем математики. Остановился между этажами, с хрустом свернул пробку и выглотал маленькую коньячную фляжку, тиская рукой гулкие железные перила. Фляжка с грохотом полетела в урну.
— Стоять! Зворыкина!
— Да, Алексей Юрьевич.
— Сюда! Жвачка есть?!
— Мятная, Алексей Юрьевич.
— Давай.
Распространяя вокруг себя мятно-коньячный аромат, учитель истории в сером пиджаке с чужого плеча и в потертых брюках протиснулся в кабинет, закрыв его перед носом возмущенной толпы учеников. До звонка оставалось семь минут…
«…Была у меня такая история. Ученица обществознание собралась сдавать, ЕГЭ. Ей надо было для вуза. А у нее со здоровьем нелады. Сердце там прихватывало. Ну и вообще. Пришел к ней на занятие. С пустыми руками, хотя с ней задачки надо было решать. Распечатать не удалось ничего, потому что принтер перекосило, его кошки на пол столкнули, и отломалось там внутри чего-то. А сборника тоже не взял, потому что и тут кошки подсуетились: пометили мне весь решебник, в руки было взять невозможно. Короче, прихожу, а ей опять нездоровится. В кровати лежит, вся такая хорошая. Говорю: “Может, я пойду, если такое дело”. А она: “Нет, у нас расписание, давайте заниматься”. Я на стульчике присел и диктую ей. Она: “Давайте решать варианты, мне нужно готовиться”. Я ей с экрана ноутбука задачи начал показывать. А она: “Мне неудобно глядеть, рядом компьютер поставьте”. Я поставил, а проверять, что она там нарешала, не могу — это через кровать тянуться. Я ей и говорю, — а как, мол, показывать буду. Она говорит: “А вы рядом со мной ложитесь”. Вот как раз отец ее заходит — с рыбалки приехал, рыбы наловил, меня хотел угостить. А мы рядышком лежим. Красота…»
«Правильно про вас в интернете пишут…»
«Я уж молчу, что про вас пишут…»
«Ладно, заливай дальше…»
«А что там рассказывать. С отцом я объяснился. Девочка обществознание сдала. Правда, рыбы он мне так и не дал, но это и к лучшему: жена терпеть не может ее потрошить. Так вот, было еще: попался мне один неудобный ученик. В смысле, добираться до него было неудобно: дорога сложная, пробка на пробке. Но я незадолго перед этим купил древний китайский скутер у двух ханыг на бензозаправке. Документов на него не было, но украсть такое мог только самый распоследний бомж. Все крепилось на саморезах или было намертво приварено, глушитель ревел, а мотор все время норовил заглохнуть. Жил ученик в частном поселке, элитном, где охрана кругом, деревья растут по линеечке. Заранее созвонились, я хотел произвести хорошее впечатление, надел костюм-тройку, туфли за десять тысяч, портфель взял кожаный.
И поехал на древнем китайском скутере…
Ну да. Однако недалеко я уехал. Пытался обогнуть пробку на переезде, а тут с прилегающей — машина. Я тормозить еще не умел, ну и полетел через голову. Костюм, портфель, туфли, учебники… Из машины выскочил мужик и еще добавил… В общем, приехал я к ним весь изорванный, с фингалом и в одном ботинке. Хорошо, матери ученика не оказалось в тот момент дома, а отец с сыном были профессиональными хоккеистами и к подобным вещам относились спокойно. Урок проводил весь заклеенный и замотанный бинтами. Как ни странно, потом отвел весь курс…»
«Ещё что было интересного?»
«Особо интересного ничего. Раз заснул прямо на занятии. Учил девушку-армянку, которой срочно надо было подготовиться к экзамену. А у меня две смены в школе, кроме нее пять учеников, подготовка ночью… Короче, объяснял ей что-то по экономике, да и отключился. Проснулся от собственного голоса: “Помню, у нас в детском саду…”. Меня бросило в холодный пот, и я ей говорю: хотел объяснить экономику фирмы на примере частного детского сада, но лучше сделаем это в следующий раз. И перевел на другое. Она и не поняла, что я спал…»
«И что там про детский сад?»
«Не поверишь, сам не знаю, что я ей такого плел и почему…»
Был вечер. Алексей Юрьевич, как классный руководитель, проводил вдумчивую беседу с отцом нашкодившего накануне ученика Никиты Селезнёва. Отец по совместительству был сержантом ДПС. Беседа проходила в тёплой (батареи работали, как бешеные) и дружественной обстановке, на крохотной кухне сержанта, за второй бутылкой коньяка.
Потом зашла жена сержанта (за спиной маячила восторженная физиономия Никиты) и сказала нейтральным тоном:
«По-моему, вам уже хватит».
— Ты параграф учил?
— Не-а.
— Садись, два. А ты учил?
— Ставьте два.
— И поставлю! А ты учил?
— Давайте договоримся.
— Не договоримся. Садись, два.
За окном красной полосой ширился рассвет. Солнце озаряло плакаты со схемами и определениями из области права, отсвечивало от крышек парт и лезло в глаза школьникам, бликуя на экранах смартфонов, которые ученики незатейливо прятали за раскрытыми учебниками.
— Павел ввёл прусскую форму, неудобную для солдат, увеличил количество парадов. Но он же учредил экзамен на офицерское звание, дал военнослужащим возможность отпуска, а еще при нём появились шинели, валенки и награды для нижних чинов. И кормить стали сносно… Стоянова, тебе неинтересно?
— Нет, Алексей Юрьевич. Зачем мне история, я в магазине торговать буду, как мама.
— А тебе, Пирсов?
— Мне интересно, я только спать хочу, извините, Алексей Юрьевич.
— Иванова!
— Да Алексей Юрьевич.
— У тебя руки холодные?
— Не знаю, Алексей Юрьевич.
— Дай руку. Ох, действительно холодные. Нет, погоди, сейчас.
— У вас голова болит?
— Ага, очень. Все, спасибо Иванова.
Звонок. Мрачное лицо завуча.
— Алексей Юрьевич. Пройдёмте, вас просит к себе директор.
Новый директор школы, назначенный вместо прежде уволенных двух, по слухам был довольно удачливым функционером, но на школе это никак не проявлялось. Разве что повесили на окнах новые шторы да кое-где в шахматном порядке оснастили кабинеты дешёвыми ноутбуками с весёлым логотипом. Вид директор имел задумчивый и грозный, как будто размышлял, сразу ему казнить Алексея Юрьевича или прежде подвергнуть изощрённым пыткам.
— Родители на вас жалуются.
— Да ну? — Алексей Юрьевич сделал удивлённое лицо и на всякий случай встал подальше.
— Они говорят, что вы позволяете себе повышать голос и оскорблять учеников. Во вторник, 15-го числа, вы обозвали Иванову… сейчас, прочитаю… ага, «жирной коровой».
— Кто её просил своим пузом сталкивать со стола мой портфель?
— Алексей Юрьевич!
— Ладно-ладно, все.
— В среду, 16-го числа, вы ударили открытой ладонью по пакетику сока, который являлся собственностью ученика Емельянова, обрызгав его и испортив чужую собственность!
— Я ему три раза сказал, чтобы он убрал сок на уроке…
— Мы работаем ради детей! Мы должны им стать вторыми мамами!
— Знаете, при всем моем желании мамой я стать не смогу!
— Что вы себе позволяете! Не только ученики, но и учителя жалуются на ваше хамское поведение, совершенно несовместимое с высоким званием учителя! Вы позволяете себе отпускать непростительные замечания по поводу чужой внешности, критиковать и передразнивать коллег. А главное — в последнее время до меня доходят слухи, что вы приходите с запахом! От вас несёт перегаром. Если ещё раз я услышу что-то подобное, вам придётся искать себе другую работу. Да, и не в школе, потому что с той характеристикой, которая у вас будет, вас примут разве что контролёром или дворником. Ставлю вам на вид. Вы свободны.
Алексей Юрьевич вышел за дверь и некоторое время боролся с желанием сорваться с места, забежать в магазин, взять маленькую коньяка и залпом её выпить. Так, чтобы раздражение, обида и усталость тут же отступили на второй план, когда тепло пройдёт по горлу, а в голову мягко ударит расслабляющая волна. Жалко, это состояние продлится недолго.
После окончания уроков он, озираясь, вышел на школьную площадку и открыл ключом тросик, фиксирующий переднее колесо. Затем нахлобучил шлем и вывел скутер на дорогу.
— Добрый вечер, Алексей Юрьевич! — хором прокричали идущие мимо ученики седьмого «В» класса, одного из самых бандитских в школе.
— Добрый, — проворчал учитель и включил зажигание.
На полпути к даче ему махнул жезлом полицейский. Алексей Юрьевич подкатил к обочине, заглушил двигатель и поднял забрало.
— Вот я не пойму, — мрачно сказал сержант ДПС, — что за идиотское домашнее задание по литературе.
— В смысле, — обиделся Алексей Юрьевич, который по совместительству вёл и литературу.
— Зачем продолжать «Алые паруса», если они уже написаны?
— Затем, чтобы развивать фантазию и способность к анализу, а также умение применять термины и средства образной выразительности.
— Ты попроще сказать можешь?
— Проще, Серёг, уже некуда. Скажи Никите, что я пытаюсь научить его выражать свои мысли. Ну и высказывать мнение.
— Ладно, понял. Езжай. Ты в курсах, что у тебя правый поворотник не работает?
— Блин. До дачи доеду, у меня там лампочки запасные. Бывай.
