(продолжение. Начало в №2-3/2019 и сл.)
Гейт 20
Первое, что видишь при въезде в Техас из Оклахомы — это Мемориал 2-ой Мировой Войны. На нём написано:
«19-я Германская Армия капитулировала перед 103-й Пехотной Дивизией в Инсбруке, Австрия 5 Мая 1945 года“.
Интересно, почему при въезде в Техас людям предлагают думать о Нацистской Германии? Я не знаю почему, но таков факт. Я продолжаю вести машину и вскоре въезжаю в Даллас.
Вы когда-нибудь водили машину в Далласе? Такое впечатление, что тот, кто планировал дорожную сеть в этом городе, был либо Талмудистом, либо Греческим философом. Но в любом случае его нужно было уволить в первый же день.
Одна дорога растворяется в другой дороге, затем другая дорога, ставшая другой теперь становится третьей и все вместе они становятся совсем другой дорогой, а все эти дороги имеют множество полос.
Ладно, забудем про дороги, сконцентрируемся на далласских водителях. Они подрежут вас в любом направлении без секундных колебаний.
— Далласские водители — дети-ковбои и им кажется, что машина это лошадь. Вот почему они так водят, — объясняет мне один молодой человек.
Но со мной Госпожа Удача и я поэтому выживаю на этой дороге. Когда доезжаю до Highland Hotel, я выхожу и расслабляюсь в курительной зоне. Там я знакомлюсь с парнем, который сообщает мне, что он Республиканец. В нескольких шагах от нас курит дама, и я приглашаю её присоединиться к нам. Я говорю ей, что мой собеседник пламенный Республиканец и спрашиваю её — такова ли она? Это уж слишком — быть заклейменной пламенной Республиканкой! Она незамедлительно говорит, что она — Демократ.
Я прошу обоих объяснить мне, толстому туристу, разницу между ними. Они делают мне одолжение.
Республиканец говорит:
— Быть Американцем — значит думать прежде всего о себе, что является основой капитализма.
Демократ же говорит:
— Здоровое общество заботится о своих слабых. Я не против платить налоги, если они идут на помощь бедным.
Лично я согласен с дамой. Парень слишком холоден и слишком самолюбив на мой вкус. Но что-то в её ответе меня настораживает. Она хочет платить большие налоги, и она говорит об этом. Она праведница, а праведники меня пугают. Исторически праведные люди, известные провозглашением своей праведности никогда не видят и не хотят видеть знака «стоп». Если они во что-то верят, то они будут, как танк идти вперёд. Праведные люди делали это с самых первых дней, когда люди впервые появились на планете. И сколько людей погибло из-за уверенности в своей праведности! Если вы мне не верите — откройте исторические анналы и вы увидите это почти на каждой странице.
Я закуриваю сигарету и наблюдаю, как эти двое спорят друг с другом, и каждый из них страстно ненавидит другого, что выглядит забавно. Через какое-то время, чтобы поддержать пламя, я доливаю чуть горючего, подкидывая им свой извечный вопрос об «изменении климата и Израиль- Палестина» и прошу каждого из них ответить. Республиканец думает, что нет никакого «нового изменения климата», аргументируя тем, что климат меняется уже тысячелетиями. И он поддерживает Израиль. Демократ же утверждает, что республиканец во всём неправ.
Да-а-а.
Прежде чем познакомиться и с другими хорошими людьми Техаса, я хочу обратиться к небольшому историческому уроку. В данном случае — к президентской истории.
В ноябре 1963 года Президент Джон Ф. Кеннеди был убит в Далласе выстрелом с шестого этажа Техасского Склада Школьных Учебников, совершённым Ли Харви Освальдом. Через два дня Освальд был убит владельцем ночного клуба, евреем Джеком Руби.
Это болеe-менее то, что правительство США говорило с тех пор. Но независимо от того, как часто государство оспаривает аргументы этого дела, конспиративных теорий существует больше, чем количество абортов и браков геев по всем США.
Книжный склад очень стар и больше не существует. Вместо него есть Музей Шестого Этажа, куда я и захожу. Здесь, на шестом этаже на месте, огороженном стеклянными барьерами, посетители могут увидеть точное место, с которого Президент Кеннеди был убит, или нет, но им не позволяется стоять прямо возле этого отверстия. Почему? Не знаю.
С барьерами, или без них, но американцы стекаются к этому месту. Молодые и старые, мужчины и женщины, в большинстве своём белые — все они здесь. Почему они тут? Я обращаюсь к пожилой женщине, которая гуляет по различным экспозициям этого музея, и спрашиваю её:
— Уже прошло 52 года, а вы, американцы, всё ещё думаете об убийстве ДЖ.ФК. Почему?
— Мы не сохраняем здания, как Европейцы. Мы сохраняем События. Вы же Европеец, не правда ли?
Я не могу поверить в то, что она это сказала, поэтому пытаюсь парировать:
— Я — немец, а Вы, как мне думается, еврейка. Так ли это?
— Я родилась Еврейкой, если это то, что Вы имеете в виду.
— Что значит «родилась Еврейкой»? Вы больше не Еврейка?
Она указывает на своего мужа, который стоит возле неё:
— Вот он — Итальянец. Она на минуту замолкает, а затем она говорит:
— Да. Я — Еврейка.
Её зовут Руфь.
Я уверен, что, если бы какой-нибудь гипотетический общий знакомый наблюдал бы за мной и Руфью, то они бы хохотали над картиной, где два еврея прячутся за Германией и Италией.
Именно в тот момент, когда я об этом думаю, с одного из экранов на этаже доносится голос Дж.Кеннеди, произносящего вечные слова: «Ich bin ein Berliner»( Я — Берлинец). Музей Шестого Этажа всё-таки делает большое дело, показывая не только убийство, но ДжФК, как человека. На фотографиях и передвигающихся изображениях мы можем увидеть ДжФК, использующим появившееся тогда новое медиа — ТВ, как своё преимущество:
— Итак, мои друзья Американцы, не спрашивайте о том, что страна может сделать для вас, а спрашивайте что вы можете сделать для страны.
Это классический ДжФК!
Я оставляю прошлое, выхожу из здания и теперь готов начать знакомиться с живущими здесь и сейчас техасцами. Я прохожу всего немного по улицам Далласа и прямо перед глазами вижу Музей Холокоста. Что делает Музей Холокоста в Далласе?
* * *
Даллаский Музей Холокоста расположился на первом этаже офисного здания. Это маленький музей, очень маленький, но он визуально поражает. На входе имеется графическая инсталляция, которая изображает Европу во Вторую Мировую войну. Европейские страны окрашены в различные цвета, представляя, к примеру, те, которые участвовали в убийствах евреев и те, которые сопротивлялись этому. Когда вы видите в эдаком застывшем виде, что почти каждое европейское государство присоединилось к этому «Убей своего Еврея» празднику, то становится жутко. Это является фактом европейской культуры.
Надо отложить ДжФК и Холокост в сторону и жить в реальном мире — в сегодняшнем. И я выхожу из здания.
Я спрашиваю у проходящего мимо белого человека совета — где найти в Далласе место, чтобы увидеть душу города.
— Вам обязательно следует пойти в Deep Ellum.
— А что это?
— В Deep Ellum Вы увидите реальный Даллас, а не мифический. Даллас намного более либерален и разнообразен, чем медиа заставляют вас представлять себе. В Deep Ellum Вы увидите всё многообразие нашего города: афро-американцев, геев, прекрасные бары и кафе, Вы услышите живую музыку — джаз, блюз, соул.. Вам понравится. Послушайте меня — сходите туда.
Оскар из Чикаго, я пойду послушать музыку от сердца в Далласе!
В нескольких шагах по тротуару я встречаю чёрного человека, которого прошу рассказать мне об Deep Ellum.
— Deep Ellum? Это столица преступности Далласа!
Эти два человека, белый и чёрный, видно живут на разных планетах. Ехать мне в Deep Ellum? Что я увижу?
— Это перенаселенный район, — говорит мне белая женщина. — Если пойдёте на юг отсюда, то упрётесь в очень нехороший район. Лучше не ходите туда.
— Кто же там живёт?
— Чёрные и латинос.
— И банды там имеются?
— Да.
Застраивание. Благоустройство. По мнению этой дамы — это хорошее дело. А по мнению чёрного шофера такси в г. Вашингтоне — это плохо.
Если проводить это мягко, то это означает выселение бедных жителей и вселение вместо них богатых. Другими словами, выдворение чёрных и латинос и вселение белых. Люди из бизнеса с недвижимостью любят это делать. Они скупают обычно по низкой цене и выселяют бедных людей, живущих в районах с низким рентом, затем перестраивают, обновляют квартиры и сдают или продают их уже по дорогой цене. Так они делают свои миллионы.
Новые жители, белые, часто называющие себя либералами, или прогрессивными либералами, которые рассказывают каждому слушающему, что жизнь их посвящена помощи бедным чёрным и латинос в Америке. В действительности же они являются теми, кто приводит чёрных и латинос к бездомности. Для того, чтобы пустить пыль в глаза действительности, они часто открывают в этих местах бар, где чёрный парень играет блюз и они чувствуют себя очень-очень хорошо и очень большими либералами.
Это хорошо, что моя Captiva не слушает никого из них. Если бы она это делала, боюсь, что она втиснулась бы в одну из этих обновлённых и дорогих квартир и тотально разрушила бы её.
* * *
Мы с Captiva двигаемся по направлению к Fort Worth — другому городу в этом громадном штате Техас. Fort Worth числится городом ковбоев и культуры, а по этим двум вещам я уже соскучился давно. Найду ли я их здесь?
В даунтауне города ноги приводят меня к Фонду Сида Ричардсона, где находятся дома и выставки с картинами ковбоев кисти Ремингтона и Рассела. Какая-то комбинация ковбоев и культуры.
Меня приветствует Дарлин — симпатичная и очень энергичная женщина. Она спрашивает:
— Что я могу сделать для Вас?
И я отвечаю, что хотел бы узнать какую из картин мне стоило бы украсть с целью быстрого обогащения? Не моргнув глазом, она указывает на её любимую картину на выставке. Мне нравится эта леди. Она как раз из тех женщин, которых имел в виду Оскар, мелькает у меня в голове.
— Кто Вы, Дарлин? Чего Вы придерживаетесь?
— Я — Сионистка.
— Извините, кто Вы?
— Сионистка.
— Но почему Вы — сионистка?
— Я росла в Турции, потому что мой отец работал в Турции. Я много путешествовала по Ближнему Востоку. Там, если ребёнок плохо себя вёл — родители ему говорили: Евреи придут и съедят тебя. Во всём они обвиняли евреев. Именно поэтому я Сионистка.
— Вы — еврейка?
— Нет, я агностик.
— А Ваши родители?
— Я росла в католической семье.
Ну вот: хотел ковбоев, а получил турков.
* * *
Смогу ли я получить немного культуры в этом FortWorth? На другой от Дарлин стороне улицы мои глаза выхватывают маленький местный театр «Юбилей». Театр — это ведь культура, верно? И я пересекаю улицу.
Театр Юбилей — это маленький ( всего на 147 мест) чёрный театр, который в этом сезоне отмечает 35-летие существования пьесой «Леди Дей из Бара и Гриля Эмерсон». Эта пьеса появилась в прошлом году на Бродвее.
Представление, исполненное соло о прекрасной чёрной певице Элеоноре Фаган, или Леди Дей(день), но более знаменитой, как Билли Холидей.
Когда я вхожу в здание театра, то замечаю, что большинство людей в публике, около 80% — белые.
Пьесе «Леди Дей» не хватает формы драматургии, она написана бездарно. Но в ней встречаются и неплохие фразы, предложения. Например: «В этой стране быть арестованным — это цветная традиция. Или, когда Билли говорит о днях, проведённых в Филадельфии: «Фили была для меня крысиным задом. Говно! Я говорила тогда всем, что, если помру — мне без разницы, куда попаду — в рай, или ад, лишь бы не в Фили“.
Эти строки роли должны быть, как говорится, остры, как лезвие бритвы. Но в исполнении здесь, даже имея в виду, что это лишь предварительный просмотр, они теряются задолго до того, как покидается сцена. И это вопреки тому, что текст пьесы описывает ужасающее обращение белых с зависящими от них чёрными, я не почувствовал ни грамма боли в исполнении.
Кто режисёр пьесы? Мне интересно узнать. Оказывается, белая женщина. И это чувствуется. Отсутствие наличия боли из-за несправедливости к чёрным , по-видимому, идёт от её происхождения. Был бы режиссёром чёрный человек, он бы понял эту уникальную боль и передал её актёрам.
После окончания спектакля, обсуждая со мной постановку, чёрный парень сказал:
— Эти белые люди завтра расскажут своим друзьям, что они смотрели чёрное шоу в чёрном театре. Для этого они сюда приходят. Это позволяет им почувствовать себя «прогрессивными». Но это всё фальшь.
Я теряю надежду на культуру и иду посмотреть на Родео. Здесь, в FortWorth — это подобно бейсболу — весёлое место, где люди поют, пьют и едят. Как только я туда захожу, сотни людей встают и поют:
И я горд быть американцем,
Где я знаю, что буду свободен.
Я люблю эту страну,
Господи, благослови Америку.
Гимн далее продолжается своими бессмертными словами:
„Пусть звёздно-полосатое знамя развевается
Над Страной Свободных и Домом Героев“.
Само Родео, по крайней мере здесь — достаточно скучное зрелище. Господи, благослови Америку!
* * *
На следующее утро Captiva говорит мне: «Поехали!» И мы едем. Направление — люди Бога.
По дороге, как и во многих местах в этой огромной стране, нам встречаются один за другим ломбарды. Для того, чтобы открыть столько ломбардов, требуется много бедных людей. Грустно, что в такой богатой Америке их так много..
Даже Captiva чувствует себя неважно, видя это. И она решает ехать быстрее до самого Фридериксбурга. Фридериксбург? Звучит очень по-немецки. И мы останавливаемся, чтобы оглядеться. Надо же когда-нибудь найти эти 50 миллионов!
Фридериксбург — один из городов, основанный немцами, и по сей день там празднуют всё Немецкое — что бы это ни было. Здесь есть магазины, которые имеют явно немецкие названия, но, когда заговариваешь с некоторыми людьми по-немецки, они думают, что я говорю по-японски. Они понятия не имеют, как звучит немецкий язык.
Неподалёку от меня парень стоит рядом со своим Harley Davidson, явно человек Harley. Он вполне мог бы быть среди тех, кто приехал на похороны отца Грега. Я спрашиваю у мистера Harley где тут лучший ресторан города? Я хочу хорошей немецкой еды! Он отвечает: «Ашандер». Я переспрашиваю: «Ашандер?» Он говорит, что не уверен, что произносит правильно название, ибо оно немецкое.
Я пытаюсь найти местонахождение Ашандер, но такой в сети не существует. Мистер Harley говорит, что он только что там ел. Мы смотрим вместе Гугл-Шмугл и находим, что название ресторана на самом деле «Auslander («иностранец» на немецком). И я иду в «Иностранца». На входе я вижу трёх мужчин, одетых в военную форму Вермахта нацистской поры, которые с удовольствием пьют пиво. Неужели мои глаза не лгут мне, и я вижу это наяву? Ущипните меня, битте. Но никто это не делает, и я иду знакомиться с солдатами лично.
Лейнс, чья униформа сидит особо хорошо на нём, говорит на отличном немецком, и он очень удивлён тем, что я знаю кто ходил в такой форме, ведь все в городе уверены, что это американская военная форма. В разговоре об этом он рассказывает, что ни он, ни его друзья не нацистские солдаты. Он объясняет, что их работа — актёрская. Они должны воспроизвести некоторых активистов Вермахта во время войны. И да, он знает язык, только потому, что изучал его. А предки его все англичане.
Лейнс любит политику. Он уверен, что изменение климата это тысячелетний процесс. Он также за жизнь (против абортов) и за Израиль. Он рассказывает мне, что «палестинцы — это рукотворная фикция». Слушая его, вы можете подумать, что он правофланговый еврей, а не 25-летний мужчина в прекрасно сшитой фашистской форме.
Я заказал какие-то блюда. Что мне вам сказать? Блюдами здесь не могут похвастаться. Я ел немного. Это не настоящая немецкая еда, даже если внешне она похожа.
Вот таков Фридериксбург — кладбище немецкой культуры, культуры, которая мертва и похоронена.
Вероятно настало время познакомиться с культурой, которая не растворилась. Просто надо увидеть разницу.
Я консультируюсь с Captiva и она соглашается везти меня в Ларедо, находящейся на границе с Мексикой.. Когда мы прибываем, я оставляю Captivа возле моего нового отеля La Posadain Laredo и отправляюсь пешком в сторону Мексики.
* * *
Американские мексиканцы говорят мне: „После пересечения границы вы можете пройти 5 кварталов, не более того. Дальше опасно. Стрельба, грабежи. Наркотики. Убийцы. Наркокартели“.
Я слушаю это и продолжаю идти по направлению к Мексике и мосту, который разделяет эти две страны. Для пересечения моста требуется какая-то плата, которую следует внести на моей стороне. Я только не знаю кто — мексиканское правительство, или правительство США берёт с меня 75 центов за пересечение границы. Я плачу всю сумму наличными и оказываюсь в латинском мире, каким бы он ни был.
На первый взгляд в этом городе, Нуэво Ларедо, моё внимание привлекают Мексиканские солдаты, или может это полицейские, стоящие повсюду и патрулирующие эту входную точку с внушительными автоматами. Я делаю снимок этих красавцев, и один из них с огромным ружьём немедленно пересекает улицу по направлению ко мне, требуя, чтобы никакой фотосъёмки не было на этом, очевидно сверхсекретном месте.
Внезапно я получаю сигнал из моего желудка: «Требуется еда!» ОК, я постараюсь. В США я всегда стараюсь всяческими способами избежать мексиканской еды, ибо мои попытки и мой опыт употребления её кончались длинным болезненным образом. Но сейчас я в Мексике. Вероятно, ну может быть в Мексике еда отличается от той мексиканской еды в США.
И я гуляю в поисках еды. Первые пять кварталов, которые «безопасные», охраняются вооружёнными мексиканскими охранниками. Но дальше я их больше не вижу. Я продолжаю свой путь, и прохожу ещё около двадцати кварталов из любопытства — сколько раз я буду убит, накачан наркотиками, ограблен или взят заложником мексиканских наркокартелей?
До того, как кто-то из них успевает меня пристрелить, я пробую местную еду у уличного продавца. Она стоит меньше американского доллара, но удивительно вкусна. Я не знаю, что произошло, но это мой лучший обмен, сделанный за $1.
Я иду квартал за кварталом и высматриваю такие неуловимые отличные рестораны. Эти улицы напоминают мне восточно — европейские и города Среднего Востока. Все гуляющие здесь люди — мексиканцы — ведут себя так, словно они все члены одной семьи, одной огромной семьи.. Я смотрю на них и могу сказать, что каждый из них разделяет что-то с другими, что-то, что значительно больше их самих.
И меня осеняет: это Племя.
Эти мексиканцы имеют общую культуру. Когда они общаются друг с другом, это общение не обходится лишь словами, но они пользуются и другими способами, такими, как гримасами и жестами. Они понимают друг друга так, как я никогда не смог бы. Целые слои их коммуникации находятся не на поверхности и известны только им.
Они — племя, а не «многоликое» сообщество. Мексика напоминает бочёнок старого вина, а его люди смакуют вкус времени. Америка, как я вижу теперь, находясь вне её, это плавильный котёл, в котором находятся кислый виноград, смешанный с пиццей и асфальтом.`
Американское общество — это искусственное общество, как пруды и озёра Куатара. Где-то в глубине души американцы это знают. И мне приходит в голову мысль, что настоящей причиной того, что так много американцев отказываются дискутировать о политике является тот факт, что они боятся растопить тот искусственный клей, который держит их всех вместе, и как только они начнут говорить о том, что на самом деле думают, они будут разоблачены.
Кто же они? Это не одно общество, а многие соперничающие сообщества, которые боятся друг друга.
Я продолжаю гулять. Гуляю, гуляю всё дальше, но до сих пор никто даже не подумал ограбить меня. Что случилось с этими мексиканцами?
Я в конце концов усаживаюсь в ресторане с незапоминающимся названием и заказываю блюда, названия которых даже не могу произнести. Когда мне приносят тарелки, я с осторожностью пробую еду. Смотрите: вот миска с плавленными тяжёлыми кусками сыра — этого я никогда не пробовал.
Что вам сказать? Плавленный сыр имеет вкус значительно лучший, чем «плавленный котёл». Что еще? Мексиканская еда очень вкусная. Благословение Мексике! Я влюблён.
Я спрашиваю у двух сидящих за соседним столиком женщин опасен ли этот город?
— Опасно в Америке, где стреляют в учеников в школе.
Вот таков их ответ.
— У-упс!
Теперь я пробую суп, сделанный из райских ингредиентов, а также получаю стакан виски, чтобы побаловать и свою душу. А потом приносят творожное пирожное — лучшее на планете Земля.
Прошу прощения у Еврейской Федерации Чикаго, но еда здесь намного лучше вашей, да и пирожные у них есть!
* * *
Становится поздно, и я медленно направляюсь обратно в США, покидая мексиканский Нуэво Ларедо по направлению к американскому Ларедо. Разделяет эти два города река Рио Браво (по-мексикански), или Рио Гранде (американское название). Один берег реки принадлежит одной стране, другой — другой. Над рекой мосты, по одному из которых мне предстоит пройти, чтобы войти в «Новый Мир». И я иду по тому же мосту, который пересекал, чтобы оказаться в Мексике. Но теперь в обратном направлении.
Пересечение границы США, где проверяются люди и их документы, надо сказать не слишком привлекательное зрелище. Это железная конструкция, окружённая проволочным ограждением. Конкретно похоже на хлев.
Внутри здания, где офицеры таможни и погранохраны обрабатывают поступающих людей, всё напоминает мне заброшенную частную собственность в бедных районах. Я оглядываюсь вокруг. Справа от меня вижу группу людей, сидящих на полу и окружённых заграждением. Похоже на тюрьму в тюрьме. Кто они? — спрашиваю я офицера.
— Это кубинцы.
— Что они здесь делают?
— Ожидают, чтобы ими занялись.
— Сколько часов они будут находиться здесь?
— Больше, чем находятся.
Бог и Кастро знает, что это всё значит.
В нескольких шагах от меня стоит явно скучающая блондинка-офицер. Я обращаюсь к ней:
— Сколько мне предстоит еще здесь ждать?
— Я не могу сказать. Прошлой ночью в это же время это занимало около 2,5 часов.
Это пересечение границы отличается от проверки паспортов в большинстве американских аэропортов. Пройти в Лорадо — это вам не пройти в аэропорт, и люди входящие не англичане или японцы, а мексиканцы. Очередь едва двигается. Я спрашиваю у усатого офицера почему это занимает так много времени? Он отвечает:
— Если Вам не нравится — идите обратно в Мексику.
Да, Всемирный Сервис их не коснулся.
И я жду, жду, жду… Бог его знает, сколько проходит времени. Здесь много народу, и все дожидаются, чтобы легально войти в страну. Но офицеры — это свора ленивых созданий. Большинство окошек, где офицеры должны разговаривать с людьми, стоят пустыми. Когда я осматриваюсь в поисках тех офицеров, я вижу их болтающими между собой, словно на встрече одноклассников. Даже окошко кассы, где взымаются все виды поборов за визы и разрешения, тоже часто пустует. Когда же клерк появляется, создаётся впечатление, что все должны его благодарить за то, что он снизошёл и берёт с них деньги.
Мне кажется, что быстрее пересечь границу нелегально, чем стоять в бесконечных очередях, вроде этой. Единственный момент, который вызвал у офицеров какое-то желание подсуетиться, был тогда, когда кто-то из них «засёк» меня, пишущим какие-то заметки на смартфоне. Немедленно кто-то из них обратился ко мне с требованием сейчас же выключить его. Если вы не знали, так знайте: iPhone — запрещённый прибор в этой части Америки. Свобода. Независимость. Многоликость. Эти три слова ничего не значат на этом пропускном пункте США.
Когда, наконец, подходит моя очередь, я подаю свой паспорт гражданина США иммиграционному офицеру. Он спрашивает меня:
— Почему Вы прибываете в эту страну?
— Извините, но не могли бы Вы объяснить причину этого вопроса? Я дал вам Американский паспорт. Я могу заходить и выходить в любое время по желанию. В чём проблема?
Но он не пропускает меня, пока я не отвечу на вопрос. Этот человек привык издеваться над мексиканцами и не может поменять своих привычек. И я говорю ему:
— Я журналист. Медиа. Пресса.
Тогда он, быстро натянув улыбку, точно похожую на улыбку медведя Гризли в Йеллоустоуне, спрашивает:
— Разве я вас обидел?
И он пропускает меня через границу.
Я иду обратно к La Posada Hotel. И я могу курить в моей комнате! Комната прохладна, уютна и прекрасна. Служащие отеля (все мексиканцы) прекрасно поработали. Всюду так чисто и приятно!
В США живут миллионы нелегальных мексиканцев, и если бы не они, то богатым американцам пришлось бы чистить свои туалеты самим.
И я горжусь быть Американцем,
Где по крайней мере я свободен…
Я люблю эту страну,
Бог благослови Америку.
На следующий день я гуляю вдоль Рио Гранде — на американской стороне. Очень жарко и влажно — что-то около 100 градусов (по Фаренгейту), но мне хочется увидеть реку под мостом. Перед собой я вижу вэн Берегового Патруля и иду к нему, чтобы увидеть кто там внутри. Просто интересно.
Когда я подхожу к нему, окошко опускается, и офицер Береговой охраны смотрит на меня. Я предполагаю, что он здесь для того, чтобы ловить нелегалов.
— Вы сидите в машине прямо посередине между двумя близкими друг к другу мостами, каждый из которых, полагаю, хорошо охраняем. Неужели Вы считаете, что кто-то в здравом уме стал бы плыть в Америку здесь?
— Вы никогда не можете знать.
Я слышу, как издали к нам плывёт судно Береговой Охраны. Кстати, эти суда здесь производят шум больший, чем вертолёты.
— Почему они так шумят? — спрашиваю я мужчину.
— Они старые, — звучит ответ.
Мы разговариваем о том о сём, как вдруг мы замечаем чистый пластиковый мешок и руку, которые плывут в нашем направлении. Охранник выходит из машины, и мы оба наблюдаем за мешком, который вскоре сопровождается и головой, а позже и торсом. Это человек, живой и здоровый, и он пытается вступить на американскую землю быстрейшим и лучшим способом. Береговой охранник требует, чтобы он плыл к берегу, но человек этого не делает. Офицер радирует на базу, чтобы прислали судно для поимки пловца. На это требуется какое-то время.
Я смотрю на этого человека. Он стоит в воде и поднимает руки, показывая два чистых мешка, таких, которые дают вам в овощном отделе любого супермаркета. Но я не могу определить что же в них. Кроме этих мешков у него ничего нет, и я поражён сценой, которая разворачивается на моих глазах: Одинокий человек, оставив позади себя всё, который, если бы не был пойман, вступил бы на эту землю без ничего. Всё, что у него имеется — это мокрая одежда и два маленьких пакета.. Он одиночка, который переборол воду и сильнейшую в мире армию для того, чтобы быть здесь — поближе к доллару.
Мексиканский парень, «wetback»(мокрая спина) — на английском сленге, подплывает ближе к берегу, чтобы посмотреть на нас поближе. Офицер опять требует, чтобы он вышел из воды на берег. Но мексиканец не хочет. Он знает, что ничего хорошего для него из этого не выйдет. Издали доносятся звуки плывущего «вертолёта» и «wetback», развернувшись, плывёт обратно. Теперь начинается соревнование между ним и американскими строгими парнями — кто из них достигнет цели раньше? Если мексиканский парень доплывёт до середины реки раньше, то офицер на судне не вправе арестовать его; если же они подплывут к нему раньше — он будет под их «милостью и милосердием».
Человек с пластиковым мешком выигрывает. Как только судно оказывается вблизи, он достигает мексиканской стороны реки.
* * *
После двух теледебатов претендентов на Белый дом от Республиканцев американцы, наконец, могут посмотреть дебаты Демократов, которые будет передавать CNN. Претенденты критикуют американские беды, и каждый из них утверждает, что он, или она решат все американские проблемы.
Хиллари Родхэм Клинтон говорит, что «мы теряем 90 человек в день от вооружённого насилия». По этой причине нужны более строгие законы по контролю над оружием. Берни Сандерс говорит, что «у нас больше арестантов в тюрьмах, чем в Китае». Поэтому Америка должна прекратить арестовывать людей так быстро, так часто.
Если объединить это всё, то картина вырисовывается такая: чем меньше людей окажется в тюрьмах, тем меньше людей будет гибнуть от вооружённого насилия.
Берни Сандерс, самопровозглашенный социалист, выглядит таким симпатичным дедушкой на ТВ экране, и он, похоже претендует на роль идеолога — наверно единственный из всех претендентов от обеих партий.
Хиллари выигрывает эти дебаты без особых усилий, но не потому, что она так хороша, а потому, что остальные претенденты не так отполированы, как она. Но со временем, кто знает, может и другие подтянутся.
Несколько месяцев назад, как всем нам известно, никому и в голову не приходило, что Дональд уйдёт так далеко. А он это сделал.
Мир политики непредсказуем. И он никогда не идёт по прямой логической линии. Вывод: из-за названных причин никто и никогда не скажет кто будет следующим президентом нации, где люди боятся сказать незнакомцу, за кого они голосовали в прошлом.
Конечно, это интригует меня еще больше, и я хочу проверить это на бывшем американском политике. В конце концов я еду в Хьюстон, чтобы встретиться с человеком, который должен это знать.
Имя этого человека — Чейс Унтермайер. Не удивляйтесь его фамилии — он американец. И у него есть титул. Он Посол.
Когда я поднимаюсь на лифте на его этаж, я вижу объявление: «Все посетители обязаны зарегистрироваться в Службе Охраны в кабинете 950“. К счастью, агенты Секретной Службы отсутствуют. Они приходят только тогда, когда сосед по кабинетам, бывший президент Джордж У. Буш бывает здесь. Но сегодня его здесь нет.
Посол Чейс Унтермайер — бывший посол. Его Честь служил американским послом в Катаре почти три года — с 2004 по 2007… Я прошу его объяснить мне, почему многие американцы не рассказывают мне за какого президента они голосовали, или будут голосовать?
— Голосование за Президента США — это самое персональное голосование, где каждый американский гражданин может выбирать. Их выбор очень личный, зависящий от личности кандидата.
Он учит меня, что между выборами сенаторов и выборами президента большая разница. Когда голосуют за сенатора, то речь идёт о проблемных вещах, а выбрать президента — это глубоко личное отношение к человеку, чувства симпатии к кандидату, чувства к личности, скорее чем к делам.. Этим, разумеется, можно объяснить тот факт, что Америка имеет президента-демократа, в то время, как Конгресс и Сенат в руках республиканцев.
Хорошо. Вижу, что этот Унтермайер — не идиот. Надо спросить его еще о некоторых вещах.
Переходя от национальных отношений к международным, я спрашиваю у Посла Унтермайера почему США традиционно за Израиль, а Европа — за Палестину, о чём можно судить по голосованиям на различных интернациональных форумах. Неужели люди в Европе и Америке разные, или лидеры Европы и Америки отличаются?
— Я говорю моим арабским друзьям, которые полагают, что причина про-Израильской политики — результат давления американских евреев: если бы будущее Израиля и поддержка Америки зависели только от евреев — то поддержка никогда не была бы такой, какой она является.
— Почему же тогда Америка поддерживает Израиль?
— Потому, что многие Христиане восхищены Израильским духом, родственным духу Американскому.
— Что Вы имеете в виду?
— Переехать в другую страну, стать первооткрывателем, пионером, иметь дело с опасностью…
Посол Чейс также делится со мной своей верой в то, что мир между Израилем и Палестиной возможен, и что он лично знает арабов, которые считают евреев «людьми книги».
Я прошу его спуститься на землю, поскольку реальность на земле доказывает, что его знания ничего не значат. И я рассказываю ему, как я летел в Доха с заданием от Die Zeit и когда я приземлился в Катаре мне выдали Визу, в которой они изменили место моего рождения на Нью-Йорк, несмотря на то, что в моём американском паспорте чётко написано, что я родился в Тель-Авиве. Они не захотели писать «Тель-Авив“.
— Это новость для меня, — говорит он.
Я также делюсь с ним, что несколько лет назад мне надо было лететь в Рияд, но я столкнулся с трудностями получения визы, т.к. Сауды допускают путешественников в страну, чью религию они признают, но «иудаизма» в том списке нет. Почему? С их точки зрения иудаизм не существует.
Он этого не знал.
Кончилось тем, что я получил визу, но только после того, как Белый Дом вступился за меня.
Он опять удивлён. Несмотря на то, что он жил в арабском мире довольно продолжительное время — а он как раз собирается туда завтра — он не знает об арабском мире почти ничего. И он это признаёт.
Я спрашиваю его, неужели в Госдепартаменте нет людей, которые бы рассказали, что происходит? Или Америка осознанно обманывает себя?
— Природа политиков и политических деятелей такова, что они пытаются реальность подчинить теории, или реальность подчинить политике, а не наоборот. В Американской администрации всегда есть тенденция к тому, чтобы взятый факт соответствовал философии, и факты соответствуют политике для того, чтобы оправдывать политику, или оправдывать изменения её.
— Но Вы ведь знаете, что это не работает.. Вы не можете изменить факты..
— Это не работает, но это и не останавливает политических деятелей продолжать эту тенденцию.
— Почему?
— Потому что это служит их интересам.
Другими словами, Американская внешняя политика основана на сказке о Золушке, придуманной высшими уровнями правительства.
Это странно… Очень странно. Но Посол Унтермайер скорее всего прав. Америка вмешивается почти повсюду. Она становится слишком втянутой во всё, и её усилия в конце концов встречают противостояние. Америка вторглась в Ирак, разбомбила его на части, убив при этом тысячи людей, но не достигла никаких поставленных целей. Наоборот: ИГИЛа бы не существовало, если бы не это вторжение, и Иран не стал бы той силовой субстанцией, которой он теперь является.
Америка бомбила Ливию день и ночь, принося с собой смерть и разрушения, только для того, чтобы увидеть Ливию в значительно худшем состоянии, чем когда-либо. Египет был бы более миролюбив, если бы Америка не вмешалась через дипломатические каналы. Уже не упоминая Афганистан, где Талибан вершит свой суд, или Корею и Вьетнам. Есть и другие международные проблемы.
Почему Америка проигрывает каждый раз, когда пересекает океан? Потому что факты не имеют значения.
Гениально!
Когда я покинул кабинет Чейса, я подумал, что американские бомбардировки имеют другую, более чувствительную причину, чем та, о которой мы спорили. Вероятно, дело в личном удовольствии верховных лидеров при виде взрывов огромных бомб где-то там по их команде. Обычные граждане, вроде Андреа и её мужа любят просто стрелять из ружей в Висконсине, а высокопоставленные чиновники, Республиканцы и Демократы, любят использовать большие бомбы.
* * *
Но ни одна из современных, или прошлых войн, в которые была вовлечена Америка, не была похожа на крестовый поход так, как борьба с курением. Это — тотальная война. В неё втянулись отель за отелем, одно уличное кафе за другим почти во всех штатах, где мне удалось побывать. Они на 100% свободны от дыма. Современные прокажённые и парии — курильщики — живут в наши дни так, что вынуждены искать места для удовлетворения своих склонностей. Обычно это площадки в 25–50 шагах от любого кафе или входа в отель.
И вот я нахожусь на одной из «площадок прокажённых», где присоединился к другим курильщикам, которые оказались все европейцами. И они разговаривают. Они рассказывают мне, что американцы — тупицы. Что делает их тупицами?
— Они даже не знают, где на карте находятся Нидерланды, — жалуется мне голландец, а француженка рядом согласна с ним. Она говорит, что они даже не знают где находится Париж на карте. Короче говоря, американцы — бескультурный народ. Я спрашиваю голландца:
— Назовите первый с запада от Нью-Йорка штат?
— Северная Дакота. Остальные европейцы согласны.
— Где находится Израиль?
— В Африке.
— Вы уверены?
— Да!
Европейцы, по крайней мере, очень образованны.
* * *
Одной из проблем Америки является проблема Чёрные — Белые. Она отказывается умирать. Но есть и чёрные американцы, меньшинство чёрных, которое живёт хорошо, ездит на дорогих автомобилях, живёт в красивых виллах и имеет достаточно денег. Как они себя чувствуют? Надо спросить у Деррила. Деррил — чернокожий юрист и лоббист, с которым я знакомлюсь за столом, полным техасских богатых людей, сидящих в одном из лучших ресторанов Хьюстона. Чёрная дама из местного телевидения только что рассказала нам, белым людям, что Чёрные сами виноваты в любых своих проблемах, и, если и существует расизм, то это расизм чёрных против белых. Когда Деррил это слушает — его давление поднимается. Он просит меня выйти с ним на улицу, чтобы поговорить с глазу на глаз.
Он также просит, чтобы я сразу записывал то, что он скажет. Да, он живёт лучше, чем многие люди на земле, — начинает он, желая показать преимущество быть американцем. Далее он говорит:
— В Техасе, если вас обвиняют в изнасиловании белой женщины, вам придётся провести остаток жизни в тюрьме — в Америке нет потолка и нет пола, и каждый, кто целится взлететь высоко, имеет шанс достигнуть тех высот, о которых мечтает. Но ежедневно тебя будут выделять по цвету твоей кожи. Мой старший брат, находится в тюрьме уже 32 года по обвинению в изнасиловании двух белых женщин. Образцы крови на волосах женщин, в том числе из лобковой части , никак не совпадают с его. Но он был обвинён. Дважды. А в Техасе, если вас обвиняют в изнасиловании белой женщины, вам придётся провести остаток жизни в тюрьме. И это и случилось.
— Вы сказали, что чувствуете дискриминацию каждый день. Каким образом? Вас таскают в полицию?
— Это тоже! Меня таскали туда, начиная с 14-летнего возраста 129 раз. Теперь мне 50.
— А когда в последний раз?
— В прошлую пятницу.
— А что случилось?
— Я ехал по улице домой. Какой-то парень следовал за мной по пятам. Я прибавил газу, чтобы успеть нырнуть в гараж и избавиться от него. Как только я влетел на драйвей своего гаража, парень выскочил из машины и бросился к багажнику, вытащив оттуда AR-15.
— Ружьё?
— Автоматическая винтовка, которая может уложить всех посетителей этого ресторана одним нажатием крючка. Когда я увидел оружие, я отпрянул. И тут появляется полисмен. Он проезжает мимо человека с винтовкой и направляется прямо ко мне:
— Какого чёрта ты нарушаешь скорость?
Я говорю:
— Тот парень вытащил AR-15.
Он говорит:
— Какой парень?
Я говорю:
— Тот, что стоит посреди улицы. Он смотрит вокруг.
Тут же группа людей, моих белых соседей, которые говорят ему:
— Офицер, Вы проехали мимо человека с ружьём, стоящего посреди улицы.
Парень с ружьём был белым. Деррил — чёрный. Офицер полиции увидел лишь увеличившего скорость чёрного, но не увидел белого с винтовкой прямо перед своим носом. Деррил расстроен, и он хочет, чтобы я это знал.
Другой чернокожий человек из той же компании выходит на улицу и рассказывает похожую историю. Их сообщения ясны: разделение на чёрных и белых — это не разделение на бедных и богатых в Америке, это разделение по расе. Всё это расовый вопрос.
Это рождает еще один вопрос: Какой я расы?
Я нахожусь в Хьюстоне, а там есть различные бизнесы, не только нефтяной. Один из них зовётся так: ДНК Семейного Дерева.
Многие американцы озабочены сейчас своим ДНК и проходят тесты, потому что они, «многоликие люди», хотят узнать кто они на самом деле. Мне рассказывают, что встречаются чернокожие люди, которые сдают тесты, чтобы установить, нет ли в них белых генов, что означало бы, что они на самом деле белые. Это имеет большой смысл.
Кто же я? Я — еврей, или на самом деле сауд? Я хотел бы оказаться саудовским шейхом.
И я иду, чтобы пройти тест на расу. Тест ДНК быстр и почти безболезненный. Я получаю комплект, который индексирует меня какой-то цифрой, и ещё что-то, похожее на комплект из двух зубных щёток. Всё, что требуется от меня — это потереть этими щётками внутреннюю часть моих щёк. Тёр-тёр,тёр-тёр… Теперь надо сложить щётки в коробочку, на которой стоит мой номер. Через несколько недель, как мне пообещали, я получу детальный отчёт о том, кто же я и откуда происхожу.
Не могу дождаться.
* * *
Оскар, Оскар! Где же эти хорошие люди в Техасе? Может ты имел в виду людей из Вайдора? Я слышал, что Вайдор — это расистский город, город скинхедов, где обычно проводили свои парады Ку-Клукс-Клановцы (ККК).
Мне никогда не приводилось видеть героев ККК близко, и я бы хотел увидеть их в шествиях, или просто так. Я еду в Вайдор — на юг Техаса.. Моя Captiva везёт любого в любое место..
Captiva не белая, она серая, серебристая и я надеюсь, что серебро — это приемлемый цвет для ККК-ланда. Ну не чёрная же она, и этого достаточно.
Когда я доезжаю до Вайдора, я паркуюсь на первой же стоянке, которую нахожу. Это стоянка магазина б/у вещей. Я выхожу из Captiva, велю ей гудеть, если попадёт в заварушку и вхожу в магазин. Там я спрашиваю людей, что бы мне посмотреть в Вайдоре. Никто из них — ни покупатели, ни владельцы — не видели в жизни чужаков, задающих такие вопросы. Я уверяю их в том, что не являюсь ни полицейским, ни агентом Национального Агентства Безопасности, ни из Федерального Бюро Расследований. Я просто толстый турист из Европы. Они улыбаются и разговаривают со мной.
Насколько им известно, в Вайдоре нет ничего особого, чтобы нужно было посмотреть, — говорят они. Вас интересует что-то конкретно?
Честность — лучшая политика, как утверждает американская поговорка. И я отвечаю, что хотел бы увидеть пару сладких Ку-Клукс-Клановцев.
Никто не может мне помочь с этим. Молодой человек говорит:
— Я не думаю, что они живы. Мой старый дедушка был членом Клана.
Но всё это принадлежит прошлому. Другие говорят, что члены ККК покинули город 10, 20, 30 лет назад.
— А есть ли здесь Скинхеды?
О, этих типов здесь в изобилии — около тысячи.
— Прекрасно! Где я мог бы с ними встретиться?
— Они все на таблетках Метадона. Лучше с ними не встречаться, — говорит мужчина.
Никаких надежд. Но я всё-таки хочу их видеть.
— Вы лучше не ходите туда. По крайней мере, пока у Вас нет оружия.
— У меня нет. И я не планирую покупать его сегодня.
И он говорит, что это опасное место, и тот, кто туда идёт, должен знать, что его могут убить, ограбить, или и то и другое.
— Вряд ли Вам захочется с ними встретиться. Это такие типы, которые грабят и воруют всё. Они ужасные!
Скинхеды — члены известной банды Араиена Бразерхуда, и они живут в мобильных домах, трейлерах, — рассказывает мне молодая женщина, и продолжает:
— Они просто белокожий мусор, и они, кстати, грязнули. Никто туда не ходит, — заключает она резко, и все остальные в магазине с ней соглашаются.
Логически, я должен бы послушать их совета. Но возможность увидеть тысячу анти-чёрных и анти-еврейских индивидуумов в одном комплекте возбуждает моё любопытство, и я остаюсь глух к их предупреждениям. Но не только это. Я ужасно хотел бы увидеть службу Асатру. Я пропустил её в тюрьме в Северной Дакоте и не хотел бы пропустить опять, О, нет!
И я спрашиваю, куда в точности мне ехать, чтобы доехать до потребителей наркоты, жителей трейлеров белых супрематистов? Они дают мне координаты: езжай на юг, пересечёшь железнодорожные пути, далее езжай мимо церкви, поверни налево, потом направо — и ты их увидишь.
Я еду. Через две минуты, когда я смотрю направо, я вижу несколько полицейских машин, окруживших двух молодых белых парней. Думаю, их арестовывают. Я подъезжаю ближе.
Полицейские надевают наручники молодой блондинке и заталкивают её в полицейскую машину. Затем они делают то же с молодым человеком. Их машина — старый пикап — арестована. Преступление? Наркотики. Один из полицейских рассказывает мне, что скинхеды в этом районе очень расстроены сегодня, т.к. полицейские арестовали многих из них.
Я думаю об Андреа, которая говорила мне, что полицейские отстреливают намного больше белых людей, чем чёрных. Я хочу знать, правда ли это? Сам я не знаю. Я делаю небольшое компьютерное расследование, и вот что я нахожу: начиная с 2015 года по сегодняшний день около 250 чёрных людей и около 500 белых было убито сотрудниками правоохранительных органов США.
Я спрашиваю полицейского: «Где точно располагаются скинхеды?» Он отвечает: «Не езжай туда! Я бы туда не поехал!»
Но мы с Captiva продолжаем свой путь. Я поворачиваю направо, налево, назад, направо, прямо, налево, прямо опять и опять. Я объезжаю всё вокруг. Никаких выстрелов не слышно. Никто меня не беспокоит. Когда я останавливаюсь, чтобы спросить дорогу, я получаю дружелюбные ответы и точный инструктаж.
Где же скинхеды? Где же оружие? Где же этот одурманенный таблетками народ? Где мои арийцы? Где поклонники Асатры?
Я вижу трейлеры, на некоторых американские флаги. Но это всё. Я потратил приличное время в поисках расистов и антисемитов, но не нашёл ничего. Эта часть света так же опасна, как Дирборн.
Да, конечно возможно, что некоторые настоящие чокнутые живут здесь. Но так же возможно, что некоторые настоящие чокнутые учатся в Калифорнийском Университете Бёркли.
Выезжая оттуда, я замечаю ресторан под названием «Шницель». Наверно он принадлежит немцам — одним из 50 миллионов. Надо зайти туда.
Когда я останавливаюсь около «Шницеля», то вижу, по-видимому, владелицу, у которой перекур на улице. Я присоединяюсь к ней. Её зовут Моника и она вообще-то из Германии, но живёт в США много лет. Она рассказывает мне, что всё, что я слышал о Вайдоре, в реальности не имеет никакого основания. Может так было одно-два поколения назад, но неонацисты, которые здесь жили, либо уехали по своей воле, либо их заставили уехать некоторые правительственные структуры, либо померли.
Во время нашей беседы, на которую ушли ещё две сигареты, она поделилась некоторыми своими мыслями, включая то, что она поддерживает Израиль. Да. Если вы хотите встретить Немца, поддерживающего Израиль — приезжайте в Вайдор, Техас.
Сигареты выкурены и мы заходим вовнутрь. Сейчас поздний вечер, через час ресторан закрывается. Здесь находятся лишь два человека. Оба они — дети немецких родителей, один — пожилой человек, а второй — средних лет, оба — монахи из ближнего города. Один из них рассказывает мне на отличном немецком языке, что прошлой ночью у них в монастыре остановились 97 человек. Оба чрезвычайно рады, что у них есть сила влияния на людей.
Не все люди, знаете ли, думают одинаково. Например, Моника. Поддерживать Израиль неправильно, очень глупо, — говорят они.
— Почему?
— Палестинцы жили там 700-800 лет, поэтому этот участок земли принадлежит им.
— А Евреи там разве тоже не жили? По крайней мере, так говорит Библия, не правда ли?
Услышав это, они остаются очень недовольны мной. Почему это я приплетаю Библию в эту дискуссию?
— Хорошо, но вы же монахи, не правда ли?
Это приводит их в еще большее возмущение.. Я осмелился ступить на их территорию, — говорят они внезапно. Они, видите ли наслаждались хорошей едой, едой, которую они ели дома у мамы, хорошей Немецкой едой… и тут я влез и упоминаю Библию. Что за наглость!
— Библия — это не историческая книга. Всё, что там сказано — это лишь аллегория, — говорит монах помоложе. Он очень и очень возмущён. Я ему отвечаю, что согласен с ним. Но раз Библия содержит только аллегории, то можем ли мы сделать вывод, что Иисус сам по себе тоже аллегория?
Дискуссия закончена, — декларирует монах помоложе. Теперь я уже переступил все существующие границы. А старый монах добавляет, что СМИ контролируются «богатыми людьми».
— Вы имеете в виду евреев?
Разумеется их он имел в виду, но молодой монах немедленно заставляет замолчать старого, он встаёт и они оба уходят.
Я пытался поговорить с расистами Вайдора — скинхедами, а получилось, что поговорил с двумя престарелыми пришлыми монахами, которые набивают свои животы шницелями, а души — ненавистью.
Когда я въезжал в Техас, на меня смотрел монумент мёртвым, которые боролись с ненавистью. Когда я покидаю Техас, то оглядываюсь и вижу живых ненавистников, пожирающих шницели.
Адью, Техас! Привет, Луизиана!
(продолжение следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer4/ttenenbom/
