***
Кровотоки, кровотолки.
Тускл вокзальный перезвон.
У подростка на футболке
божий лик изображён,
но с гирляндными глазами –
что висят на проводах.
Бьётся в сетке расписаний
поездов туда-сюда
птица дальнего полёта,
перья – белые на свет –
падают на кафель, кто-то
семенит по ним след-в-след.
То ли кетчупа разводы
метят съевшего хот-дог,
то ли кровь, ища свободы,
каплет сочно между строк.
Толчея вокруг киосков,
голод – дядька с бородой,
а не тётка, что из воска
с бутафорскою едой
лепит блюдечко, мизинчик
оттопырив и губу
закусив – мол, знает лично
фей нелёгкую судьбу…
Кровотоки, кровотолки –
пульс то слаб, то учащён.
Ждать приезда можно долго,
раз отъезд грядёт ещё.
У окна на чемодане
тьма нездешняя сидит –
книгу скучную читает,
но на ждущих не глядит.
Ей уже давно известно,
что задержан будет рейс
по причине снятых рельсов
или, если можно, рельс.
* * *
Эх, и на что мы потрачены.
Тихо гниёт утиль.
Видишь в разводах ржавчины
ложку прощальной кутьи
в пальцах друга сердешного.
Воздух полон трухой.
Стол, накрывавшийся к вечеру,
пройден к утру сохой.
Сохнет межа под лампою,
в чашке пророщен чай.
Кровь прогоняется клапаном
под бормотанье врача
по кольцевым артериям,
что ни кювет – то жуть.
На вот – стучи по дереву,
чтобы туда не нырнуть…
Выводы геодезии
о заповедной земле
вечно грешат претензией,
но не к самим себе.
В саван одели дворника,
а, ведь, хотел в пальто:
я за бутылкой, мол, орликом,
да насмерть сбило авто.
Ты ж промышляешь строчками –
ищешь потоньше смысл,
можно подумать, скорчившись,
станешь, как чешский сервиз.
Липнет к стеклу снежинка, но
ей отведён лишь миг.
Смотришь в тетрадь с ошибками –
тоже мне ученик…
* * *
И падал снег, и западала клавиша,
чернели гроздья, но не в нашем сне,
где зябкая рука искала варежку,
как век назад разбитое пенсне.
Куда ни заводила эта песенка
под заурядный аккомпанемент,
а нам казалось, что выходит весело
и ничего азартней в мире нет.
Кричали птицы голосами мёртвых,
которым отменили кислород,
как средство словооборота,
хотя возьмёшь ли слово в оборот.
Здесь проводами небо зарешёчено –
смотри-смотри: с овчинку вновь оно.
Опять себя накручивают счётчики,
а нам платить за это вот кино.
И шла война по головам прохожих,
внезапно поскользнувшихся на льду,
и колкий ветер когтем вёл по коже,
допытываясь: how do you do?
А песенка-то – дрянь, сказать по правде,
но лучше не сумели сочинить.
Стареют стены школы за оградой,
где за иглой не поспевает нить…
* * *
В ягоде косточка –
мякоти якорь
в русле проточном
сочности яркой.
Лето настанет
с растительным гомоном
почвы, уставшей
быть зябкой и голой, но
всё преходяще –
раздавленной капсулой
ягода дальше
в вареве массовом
якорь оставит,
всплывёт и запенится.
Вот и простая
ботаники версия…
Осы и пчёлы –
живое кружение,
жёлтое с чёрным
в соотношении
два к одному
или наоборот.
В тесном аду
пламя выпарит мёд,
так что пускай
будет светел и долог
маленький рай,
где притих энтомолог,
так как не вхож
в эти хрупкие двери,
рвавшись из кож
методической веры.
* * *
Косарь – коса – кошу –
заданный алгоритм.
Птицы летят на шум,
происходящий внутри,
в каждом клюве – перо
и в каждом глазу – свеча.
Мысленный Эдгар По
в пепельной маске врача
перелистнёт закат,
став золотым жуком,
как и все те, что висят,
стянутые шнурком,
над упокой-травой
в заданный день и час.
Шапка горит, и вор,
чувствуя, как горяча
сорная голова –
входит по горло в пруд,
но погасить едва ль
сможет он пламя тут…
Ветер с границ сильней,
чем предсказал прогноз.
Ложкою в киселе
вязнет немой вопрос
про адреса воды,
где от теорий – сушь.
Ложкой мешать одним,
а вот хлебать кому ж?
* * *
А кто не ветер нынче, кто не ветер?
Свистеть и дуть, так, чтоб прищурив глаз,
смотрела жизнь на нас – за нас же не в ответе,
из позы в профиль перейдя в анфас.
Тугие струи рвут листву и стяги,
колышут простыни, развешенные вдоль,
фиксируя свой вектор на бумаге,
что полая внутри, как цифра ноль.
Грызёт версту сварливая дорога:
споткнулся – это, значит, зпт,
и к тчк ещё подходов много,
пока квадрат окна не запотел,
и видно, как бежит к другим наука
по плоскости, предложенной взаймы,
под нервное брюзжанье «ну-ка, ну-ка»
по случаю явления зимы…
Ну, кто не ветер нынче, кто не ветер?
Прикроют дверь – найдём поуже смысл,
а там уже – как в старой киноленте –
под выдох прочь из черноты теснин.
В какой-то мешковине, в некой коже,
отслоенной от беглого огня,
мы вынесем себя – себе дороже –
дешевле нет у Бога полотна…
* * *
Поэтам двадцатого ряда
с вершины сияет луна.
Кудрявая, что ж ты не рада
священному рёву вола?
Синица в руке пригодится,
когда будет нечем платить,
и, глядя в казённые лица,
увидим свой страх во плоти.
Ах, вся эта лексика боли,
летящая будто впроброс.
Доколе, как прежде, доколе?
Эстетика срезанных роз.
Озноб – словно гул привокзальный –
ползёт, кандалами гремя,
но бабушка свитер связала
на всех и на все времена…
Сидим, поджимая коленки,
и кухонный стол – будто плац,
где вновь маршируют калеки,
к которым припишут и нас.
Бездонные хрупкие чашки,
нет, горечь не вычерпать вам,
поэтому, видно, всё чаще
заварка – одни лишь слова…
* * *
Живым бы то, что так посмертно множится,
а, впрочем, нет – за это надо умереть,
чтоб отпустить из-под остывшей кожицы
свободных птиц, познавших слово «клеть».
Кому какая графика аукнется
в заблудших линиях, что взрезали ладонь,
игравшую подброшенными фруктами,
дрожавшую чуть поднесут огонь,
а всё одно – ночь за обвисшей шторою
с прожилкой света с дальней стороны,
не помня о которой чистят шомполом
стволы на грани царственной войны…
И в Летний сад, где статуи залапаны
до похоти дошедшей правотой,
вернутся птицы те, пройдя этапами
и по этапу – вплоть до запятой –
прощальный текст, написанный без жалости
ни к прошлому, ни к самому себе,
не ожидая громкого «пожалуйста»
на робкое «спасибо» за абсент,
настоянный на той полынной зелени,
что оставляет медный купорос,
пока над нами купол этот серенький
от наших же циклонов не промёрз…
Андрей Дмитриев. 1976 года рождения. Живет в Нижнем Новгороде. Окончил юридический факультет Нижегородского коммерческого института. Обозреватель областной газеты «Земля нижегородская». Член Союза журналистов РФ. Публиковал стихи и прозу в сетевых изданиях «Полутона», «Этажи», «Артикуляция», «45-я Параллель» и «Лиterraтура», в альманахе «Новый Гильгамеш», в журналах «Нева», «Дружба народов», «Крещатик», «Новая Юность», «Prosōdia», «День и ночь», «Бельские просторы», «Нижний Новгород», «Гвидеон» и других. Автор сборников стихов «Рай для бездомных собак», «Орнитология воды», «Африкаснег» и «Глубина тиснения», участник коллективного сборника «Настоящие» из серии «Нижегородское собрание сочинений».
