Анатоль Франс: «Человеку свойственно мыслить разумно и поступать нелогично»
Сегодня сотрудник негламурного журнала «Экспромт» М. Михайлов, набравшись храбрости, вступил в воображаемую беседу с французским писателем и литературным критиком Анатолем Франсом. Предлагаем ее запись.
Справочно: Анатоль Франс (настоящее имя — Франсуа Анатоль Тибо; 16 апреля 1844 года, Париж, Франция – 12 октября 1924 года, Сен-Сир-сюр-Луар, Франция) –французский писатель и литературный критик. Член Французской академии (1896). Лауреат Нобелевской премии по литературе (1921) за «блестящие литературные достижения, отмеченные изысканностью стиля, глубоко выстраданным гуманизмом и истинно галльским темпераментом». Полученные деньги он пожертвовал в пользу голодающих России.
М. – Уважаемый господин Франс, каждый человек живет, как может, и стремится к счастью, но, как писал поэт, «нас всех подстерегает случай». Иногда это удача, а иногда – катастрофа. Как Вы думаете, в жизни есть какая-то закономерность или действительно все происходит случайно?
А. Ф. – Случай: псевдоним Бога, когда он не хочет подписываться своим собственным именем.
М. – Значит, все происходит по воле Творца и, если помолиться хорошенько, Бог может исполнить все наши желания?
А. Ф. – Бог исполняет наши желания, чтобы нас покарать.
М. – Вы правы, иногда наши заветные мечты оборачиваются самой неприглядной реальностью. Как говорит народная мудрость, «за что боролись, на то и напоролись». Возможно, мы не всегда понимаем, чего нам следует желать.
А. Ф. – Лучше понять мало, чем понять плохо.
М. – Ну, мы ухитряемся понимать и мало, и плохо. Но вот чего желают почти все люди и на что надеются многие – это жизни вечной.
А. Ф. – Средний человек, не знающий, что делать со своей жизнью, мечтает еще об одной, которая бы длилась вечно.
М. – Да, это удивительно. Но жить здесь, на земле, непросто, а иногда мучительно тяжело, и мы надеемся, что там, в раю (ибо никто не предполагает попасть в ад) будет легко и прекрасно, хотя непонятно, как именно. А главное – невозможно смириться с мыслью о смерти.
А. Ф. – Умереть – значит совершить поступок, последствия которого не поддаются учету.
М. – Как жить, имея в перспективе такой поступок?
А. Ф. –Нас всех когда-нибудь поглотит небытие, умейте забывать об этом – вот в чем заключается мудрость.
М. – Конечно, мы стараемся об этом не думать, но бывают в жизни моменты, когда человек, попав в трудную ситуацию, даже желает свести счеты с жизнью.
А. Ф. – Желать смерти, когда живется, столь же малодушно, как сокрушаться о жизни, когда настала пора умирать.
М. – Увы, сила духа свойственна далеко не всем, но уход каждого человека – это разрушение целого мира.
А. Ф. – Каждый из нас со своей точки зрения – центр мироздания. Это всеобщая иллюзия. Ни один подметальщик улиц от нее не свободен. Она внушается ему его собственными глазами, взгляд которых, округляя небесный свод над его головой, помещает его самого как раз в самом центре неба и земли.
М. – В этом причина эгоизма, которым мы все грешим?
А. Ф. – Поэту, сенатору и сапожнику одинаково трудно признать, что не он – конечная цель мироздания и смысл всего сущего.
М. – Зато, когда человек влюбляется, он забывает о себе и думает только о возлюбленном. Настоящая любовь, таким образом, исцеляет нас от эгоизма.
А. Ф. – Истинная любовь живет желанием и питается обманом. Истинно любят только то, чего не знают.
М. – Значит, Вы считаете, что знание убивает любовь, так как она иллюзорна? Возможно, Вы правы. Но ведь мужчины и женщины любят по-разному. Любовь женщины длится гораздо дольше.
А. Ф. – В любви мужчинам нужны формы и краски; мужчины требуют образов. А женщины – только ощущений. Они любят лучше, чем мы: они слепы. Будь у них глаза, как же можно было бы объяснить себе их выбор?
М. – Может быть, женская любовь и слепа, но, с другой стороны, у женщины есть потребность любить, а выбирать часто не из кого. Так что их выбор порой объясняется отсутствием выбора. Ведь так бывает?
А. Ф. – Женщина должна выбирать: с мужчиной, которого любят другие женщины, она никогда не будет спокойна; с мужчиной, которого не любят другие женщины, она никогда не будет счастлива.
М. – Ну, вот. Выбор «между веревкой и удавкой». Но даже, не обретая покоя и счастья, женщина не отказывается от любви.
А. Ф. – В человеке заложена вечная, возвышающая его потребность любить.
М. – Всякая ли любовь возвышает человека? Ведь страсть иногда толкает его на дурные поступки, а порой – и на преступления.
А. Ф. – Любить пылко – это, конечно, прекрасно, но любить самоотверженно – еще лучше…
Истинно любят только тех, кого любят даже в их слабостях и в их несчастьях.
Щадить, прощать, утешать – вот вся наука любви.
М. – Щадить и утешать – это понятно. Но вот прощать – все ли можно, даже любимым?
А. Ф. – Нужно прощать многое себе, чтобы научиться многое прощать другим.
М. – Это верно. В пользу прощения сказано много правильных слов, не говоря уже о христианских заповедях. Но иногда, признавая их разумность, в сердце мы с ними не соглашаемся. Почему?
А. Ф. – Разумные доводы еще никого не убеждали.
М. – Разве мы не способны слушаться голоса разума?
А. Ф. – Человеку свойственно мыслить разумно и поступать нелогично.
М. – Как Вы правы! Знаю по себе. Часто разум говорит, как следует поступить в данном случае, а что-то толкает тебя поступить ровно наоборот. А потом себя ругаешь. Возможно, мне не хватает силы воли следовать своим убеждениям или, хотя бы, подчиняться интуиции. Вам это знакомо?
А. Ф. – Люди живут поступками, а не идеями.
М. – Эти поступки диктуют страсти, а потом разум должен расхлебывать печальные последствия.
А. Ф. – Страсти – враги покоя, я согласен: но без них в мире не было бы ни промышленности, ни искусства. Всяк дремал бы голый на навозной куче.
М. – Вы действительно считаете, что страсти – главный стимул развития человечества?
А .Ф. – У мира – две оси: любовь и голод. Любовь и голод – основа всего человеческого бытия.
М. – Вы тут не назвали любовь к Богу.
А. Ф. – Бог, небеса, все это – ничто. Истинна только земная жизнь и любовь земных существ.
М. – Но ведь те или иные религиозные представления были свойственны людям всегда.
А. Ф. – Основой теологии является отсутствие разума и священный ужас наших предков перед картиной мира.
М. – Вы говорите о предках. А как дело обстояло в Ваше время: что-то изменилось?
А. Ф. – Журналистика – религия современных обществ, и это прогресс. Пастыри не обязаны верить, паства – тоже.
М. – Разве уже не осталось чего-то священного для людей?
А. Ф. – Во всяком благоустроенном государстве богатство – священная вещь, а в демократическом государстве оно единственная священная вещь.
М. – Похоже, Вы не в восторге от демократии?
А. Ф. – Демократия правит плохо, зато мало.
М. – Мне кажется, Вы относитесь к современному обществу довольно иронически.
А.Ф. – Ирония – последняя стадия разочарования.
М. – Разочарованный человек становится скептиком?
А. Ф. – Мы называем скептиками тех, кому чужды наши иллюзии, не задаваясь даже вопросом, не имеют ли они каких-нибудь других.
М. – А у Вас есть какие-то другие иллюзии, например, о прекрасном прошлом, которое мы потеряли?
А. Ф. – Надо признаться, что прошедшее прекрасно лишь в наших мечтаниях и что на самом деле доброе старое время, поэзию которого мы сладостно вдыхаем, имело пошлую и печальную склонность ко всем тем вещам, из которых складывается любая человеческая жизнь.
М. – Ну, человеческая жизнь включает в себя все, что угодно. И многие мои соотечественники часто сокрушаются о замечательной жизни в дореволюционной России, которая теперь кажется им потерянным раем. Зато другие с ощущением горькой утраты вспоминают советский период нашей истории, когда большинство людей не чувствовали себя в такой степени социально униженными, как сегодня.
А. Ф. – Незачем цепляться за тщетные сожаления о прошлом и скорбеть о досаждающих нам переменах, ибо перемены – основа жизни.
М. – Нам всегда хочется надеяться на перемены к лучшему в будущем, желательно в ближайшем будущем.
А. Ф. – Будущее – в настоящем, но будущее – и в прошлом. Это мы создаем его. Если оно плохо, в этом наша вина.
М. – Я не снимаю с себя ответственности за настоящее и, тем более, будущее. Но надо честно признаться, что, живя изо дня в день, редко понимаешь, куда ты идешь и что создаешь для будущего.
А. Ф. – Будущее укрыто даже от тех, кто его делает.
М. – Вот именно. О будущем народов, хорошо или плохо, заботятся власть имущие. А моя роль в этой жизни более чем скромная. Поскольку в будущем мы видим старость, то стоит заранее о ней позаботиться. Многие не без оснований боятся этого периода жизни. В то же время великий Демокрит, проживший более ста лет, считал, что «преимущество старости – расцвет рассудительности».
А. Ф. – Старики слишком упорно держатся за свои взгляды. Вот почему туземцы островов Фиджи убивают своих родителей, когда те стареют. Таким образом, они облегчают ход эволюции, тогда как мы тормозим его, создавая академии.
М. – Пусть эволюция сама о себе позаботится, а, на мой взгляд, умудренный жизнью, мыслящий, образованный человек стоит десятков молодых самоуверенных недоучек.
А. Ф. – Сколько стариков, столько различных видов старости. Есть старость сносная, есть невыносимая.
М. – Невыносимые старики, вероятно, подобны «скупому рыцарю»?
А. Ф. – Старики скупы: для этого есть разумное основание. Они боятся всякой потери, не надеясь больше приобрести что-нибудь.
М. – Ну, в старости не так много и надо: крышу над головой, скромное питание и хорошую библиотеку под рукой.
А. Ф. – Никому не давайте своих книг, иначе вы их уже не увидите. В моей библиотеке остались лишь те книги, которые я взял почитать у других.
М. – Не могу последовать этому совету, но, вероятно, у вас остались лучшие книги?
А. Ф. – Лучшие из книг – те, которые дают больше всего пищи для размышлений, и при этом на самые различные темы.
М. – А как Вы относитесь к поэзии?
А. Ф. – Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои – наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Повествуя нам о женщине, которую он любит, он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.
М. – Значит, настоящий поэт врачует наши души?
А. Ф. – Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.
М. – В наше непростое время критикой ценятся стихи, благополучно освободившиеся от рифмы, ритма, синтаксиса и смысла. Впрочем, какой-то смысл в них, возможно, и есть, но доступен он только избранным. Простой и понятный стих считается примитивным.
А. Ф. – Простой стиль подобен яркому свету. Он сложен, но этого нельзя заметить.
М. – Это верно. Но оставим каждому право читать то, что ему ближе. Главное, жить достойно и, по возможности, счастливо. «А иначе зачем на земле этой вечной живу»,– как пел наш замечательный поэт Б. Окуджава.
А. Ф. – На земле существуют, чтобы любить добро и красоту и давать волю всем желаниям, если они благородны, великодушны и разумны.
На этой высокой ноте мы расстались с нашим собеседником, поблагодарив его за мудрые ответы на наши простодушные вопросы.
Примечание: все «ответы» А. Франса – цитаты из его текстов. «Мудрость тысячелетий» Энциклопедия. – М.; ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – Автор-составитель В. Балязин. – 848 с. «Мастера афоризма». – Изд. 2-е, испр. – М.; Изд-во Эксмо, 2004. – 896 с.
Елена Пацкина. Окончила Московский авиационный институт по специальности инженер-экономист. Автор нескольких книг стихов (Уходящая натура, Фотография минуты, Счастливый дилетант и др.) Автор серии «Беседы с мудрецами» (более семидесяти персонажей, начиная с Эпикура, Демокрита и других античных авторов до Курта Воннегута, Агаты Кристи и пр.).
