(окончание. Начало в №6-7/2019 и сл.)
В подробном отчете ГАО АН СССР за 1936 г. (Годовые.., 1936,лл. 16-29) [2] сообщалось, что в трех экспедициях Пулкова было получено в сумме 60 негативов спектров хромосферы и короны в диапазоне от 3100 до 10 000 А. Результаты по затмению Комиссия намеревалась издать в нескольких томах, из которых первые должны были выйти в течение 1937 г., к XX годовщине Октября (Переписка..,1936, л. 52).
Однако плоды этой колоссальной организаторской деятельности и уникальных наблюдений пожинали уже другие… В историю науки событие это вошло как «большое советское затмение», приобретя смысл мрачного символа набиравших силу массовых необоснованных политических репрессий по всей стране, накрывших своей волной и далекую от политики астрономию. В августе 1936 г. Управлением делами АН «без объяснения причин» был снят зам. директора ГАО по а/х части Б.А. Шигин, позже обвиненный в троцкизме, и на его место был назначен новый хозяйственник Н.И. Фаворский. Столь же неожиданно был арестован (22.10.1936 г.) основатель и директор Астрономического института Б.В. Нумеров и ряд сотрудников его института. А затем последовали частые вызовы в Москву, в Академию директора Пулкова и, начиная с 8 декабря, одну за другой Б.П. Герасимович стал получать «выписки из протоколов Президиума АН» — сначала из постановления от 01.12.1936 г. «Об исключении из состава сотрудников ГАО тт. Газе В.Ф., Яшнова П.И., Комендантова Н.В., Балановского И.А.», затем последовало новое указание — от 10.12.1936 г.: «Освободить Днепровского Н.И. от обязанностей зам. директора Пулковской обсерватории с 5 декабря с. г.» (Переписка по личному…,1936,лл.56,60). Почти одновременно в Ленинграде были арестованы недавние сотрудники Пулкова Н.А. Козырев (6.11.1936 г.) и Дропкин (в ночь с 5-го на 6-е декабря 1936 г.). После 28.01.1937 г. были арестованы Е.Я. Перепелкин и приблизительно в это же время М.М. Мусселиус, также сотрудник Пулковской обсерватории.
Но даже в этой тяжелейшей обстановке, когда на глазах рушилось все созданное или укрепленное им в ГАО, Б.П. Герасимович не терял присутствия духа. Более того, он действовал. Не веря в обоснованность обвинений против своих коллег, он сохранял, несмотря на противодействие партгруппы и месткома обсерватории, закрепленные за этими исследователями темы, не спешил с замещением их мест (за исключением административно-руководящих) [3].
Тем временем Шепли, не дожидаясь новых писем от Герасимовича, проявил сам инициативу. В декабре1936 г. Борис Петрович получил от него письмо с приглашением прочесть курс лекций в Гарварде весной 1937 г. и одновременно с общей оптимистической оценкой положения дел в советской астрономии.
Письмо № 68 (H.U.A.). Шепли — Герасимовичу.
«Ноябрь 23, 1936
Профессору Б. П. Герасимовичу. Директору Астрономической Обсерватории
Пулково, СССР
Дорогой профессор Герасимович:
Как вы, вероятно, знаете, у нас есть традиция каждый год приглашать астронома из какого-либо зарубежного института приезжать сюда для чтения лекций во втором семестре о предмете или предметах по его собственному выбору. Время от времени он мог бы проводить и встречи с аспирантами. Число лекций обычно не превышает полудюжины.
Для нас было бы чрезвычайно ценно, если бы вы могли найти время приехать в Гарвард на весь второй семестр, который официально начинается около 1 февраля и продолжается до середины июня (в зависимости от того, как вы сможете подготовиться к этому). По меньшей мере, формально необходимо пробыть здесь шесть недель.
Вы слишком надолго отошли от нас, и мы нуждаемся в вашем опыте и советах во многих областях, как астрофизических, так и астрономических.
Наши фонды для этих целей, как это признано, скорее скудны, так как мы обычно не приглашаем ученых с таких больших расстояний [как Россия]. Но мы можем вам предложить 550$ на ваши расходы.
Наша работа с пластинками и фильмами по результатам [наблюдений] затмения быстро продвигается. Мензел и Хеммендингер[4] нашли несколько новых корональных линий, главным образом, в красной и инфракрасной областях, и это показывает, что мы имеем даже больше [информации] на пластинках, чем мы думали при первоначальном их просмотре.
С самым сердечным приветом вам и вашей семье, к чему присоединяется здесь каждый, остаюсь
Весьма искренне ваш,
Подпись: Х.Ш.
P.S. Из вырезки из Московских Новостей [газета] мы отметили, что вы опять возглавляете Комитет по затмению и что обдумывается новая Московская обсерватория [5]. Замечательный прогресс в СССР».
Телеграмма (№ 69). Герасимович — Шепли.
на бланке: Сезонные приветствия
Радиограмма
«Директору Шепли. Гарвардская обсерватория. Кеймбридж. 31 дек. 1936
Наилучшие пожелания счастливого Нового Года (Best wishes for Happy New Year) всем гарвардским друзьям Борис Ольга Герасимович».
Отправив новогоднее поздравление Шепли, Б.П. пишет ему более обстоятельное письмо — ответ на приглашение, лишь туманно замечая о трудностях в Пулково.
Письмо № 70 (H.U.A.). Герасимович — Шепли.
(на бланке нового образца Пулк. обс., англ.):
«Академия наук СССР
ГЛАВНАЯ АСТРОНОМИЧЕСКАЯ ОББСЕРВАТОРИЯ
Пулково около Ленинграда
4 января 1937
Д-ру. Х. Шапли
Гарвардская Обсерватория
Кеймбридж, Масс.
Дорогой д-р Шапли,
большое спасибо вам за ваше сердечное (kind) письмо и доброжелательность (courtesy). Конечно, мне было бы очень приятно принять ваше любезное приглашение. Однако сейчас я не могу дать вам какого-либо положительного или отрицательного ответа. Тяжелые административные обязанности, связанные с организацией большой Обсерватории в Южной России и другие приятные и неприятные задачи, поглощающие много моего времени, делают меня очень загруженным. В пределах месяца или около того я смогу сказать вам более определенно о возможности приезда к вам следующей весной. В положительном случае я выбрал бы предметом моих лекций проблему эмиссионных линий звезд. Как Директор большой Обсерватории вы, без сомнения, поймете меня и извините такое промедление с ответом вам.
Наша работа с пластинками, полученными на затмении, устойчиво продвигается, и мы надеемся получить некоторые новые результаты по спектрам хромосферы и т.д.
Недавний визит ваших мальчиков и девочек [6] был очень приятен для меня и г-жи Ольги, [как] и [для всего] штата Обсерватории. Наше пребывание в Ак-Булаке никогда не омрачалось ни малейшим взаимным непониманием. Доналд показал себя чрезвычайно способным лидером экспедиции. Я не сказал бы так о МкНэлли [7], который вел себя, как капризная примадонна.
Возвращаясь к более приятным вещам и предвкушая возможность визита к вам следующей весной, я хочу выразить мою высокую оценку вашего постоянного внимания ко мне.
С самым сердечным персональным приветом вам и семье, к которому
г-жа Г. присоединяет и меня.
Остаюсь, совершенно искренне ваш,
подпись: Б.П. Герасимович».
Несмотря на предусмотрительность цели последнего письма Шепли, в нем, как и в ответе Б.П. еще нет признаков какой-либо тревоги: реальное положение Пулкова было полностью закрыто для Шепли и скрывалось его корреспондентом.
Однако запрос Герасимовича (от 19.12.1936 г.) к ученому секретарю Управления делами АН СССР Н.П. Горбунову с просьбой «в случае благоприятного с Вашей стороны отношения к этому предложению дать мне соответствующую инструкцию для ответа в Америку» (Переписка с Президиумом…, л. 73), очевидно, желаемого отклика не имел. И в марте 1937 г. Шепли и Мензел получили от Герасимовича телеграмму:
Телеграмма (№71) (H.U.A.) (радиограмма)
Получено в Бостоне, Масс.
«GDBO26 SLOUTSK 13 19 1545 1937 MAR 19 AM 8:36
Слуцк, 13 19 15-45 1937 март 19 8-45 утра
Директору Шапли Гарвардская Обсерватория
Кеймбридж Мас. Соединенные штаты
СОЖАЛЕЮ БЛАГОДАРЮ ПРИЕХАТЬ НЕ МОГУ
ГЕРАСИМОВИЧ
(REGRETTING THANKING CANNOT GO TERASIMOVIT) [8]
И лишь спустя месяц последовало письмо Б.П. с «допустимым» объяснением причин. Одновременно оно свидетельствовало и о том, что его автор не прекращал научной активности и остро откликался на ситуацию с астрономией в Германии, где явно укреплялся фашистский режим.
Письмо № 72 (H.U.A.). Герасимович — Шепли. не на бланке Обсерватории!)
«Д-ру. Х. Шапли
Гарвардская Обсерватория
Кеймбридж, Масс.
Дорогой д-р Шапли,
я прошу извинить меня за долгое молчание, вызванное некоторыми очень уважительными причинами. Вы понимаете чувство разочарования, которое сопровождало мою последнюю телеграмму к вам. Увы, мои обязанности слишком тяжелы, чтобы позволить мне такую роскошь, как выездное чтение лекций за океаном. Хотя Солнечное затмение, к счастью, уже позади, впереди другие проблемы: инструменты, создание нескольких станций на Юге для выбора места будущей обсерватории и т.д. и т.д. Академия недавно учредила Астрономический Совет, который в значительной степени опирается теперь на мои плечи, требуя частых поездок в Москву. Все эти обязанности и заботы не оставляют мне много времени для творческой работы и делают меня очень уставшим и даже невежливым по отношению к Гарвардским друзьям, которым я не могу писать так часто, как бы мне хотелось.
Последнее время я работаю над темой, которая далека от ваших собственных интересов — теорией планетных атмосфер. Я получил некоторые интересные результаты, которые, однако, не могут быть продвинуты далее (букв. — расширены — extended), так как наблюдательный материал крайне беден. Из-за быстрых флуктуаций [яркости] наблюдения распределения интенсивности по диску планеты и интегральных звездных величин должны производиться одновременно. К несчастью, в настоящее время мы практически ничего не знаем об этом объекте. Как это ни странно, мы не знаем показателя цвета у Юпитера — существующие данные скандально противоречивы. Нет фотометрических наблюдений, сделанных на широкомасштабных пластинках, нет фазовой кривой Венеры [9], за исключением наблюденной Мюллером (Muller) [10] и т.д. Моя статья в настоящее время в печати. Вскоре вы получите ее и сможете увидеть, как мало мы знаем о наших близких соседях [11].
Несколько недель тому назад я получил неприятную информацию об Astronomische Gesellschaft, которое теперь находится под жестким политическим влиянием фашистской клики. Уход Прагера в отставку со своего официального поста в A.G. — не был «добровольным » — он был вынужден к этому властями, которые не могли терпеть его из-за его не арийского происхождения. Т.о. международное научное Общество с такой репутацией и славой, как A.G. — теперь вовлечено в очень плохую политику. Какова реакция на это американских астрономов, которые определенно знают о ситуации? Для меня вопрос ясен — две недели назад я отправил Людендорфу мое заявление о выходе из A.G. –Я имею основания думать, что пара таких писем от иностранных астрономов могут привести к весьма положительным результатам. Прагера «попросят» остаться в оффисе и никаких других попыток против A.G. не будет позволено. [О, наивность интеллигента!— АЕ]
Несколько дней тому назад я получил брошюру Мензела и Бойса об Ак-Булакской экспедиции. Я хочу указать на одну ошибку в этой брошюре, общую для многих наблюдателей. Корона казалась чрезвычайно яркой, много ярче, чем в предыдущее затмение. М. и Б. говорят, что она была в 100 раз ярче полной Луны. Здесь у нас имеются результаты некоторых точных количественных измерений. Никонов [12] в лагере по наблюдению затмения на р. Урал получил электрофотометрически отношение [яркости] короны к Луне = 0,56 (для визуальной части спектра) [13]. Та же экспедиция получила радиометрически для этого отношения 0,42. Шаронов [14] близ Красноярска с визуальным фотометром получил ок. 0,60. Все эти результаты, полученные точными методами, показывают, что многие наблюдавшие невооруженными глазами в Ак-Булаке стали жертвами иллюзии (таковой был и я лично).
Мои сердечные поклоны миссис Шапли, мисс Кэннон, Гапошкиным[15] и Мензелам. Г-жа Г. и маленькая Таня здоровы — они шлют свои приветы всем далеким Гарвардским друзьям.
Искренне ваш,
подпись: Б.П. Герасимович
Пулково
Апрель, 11, 1937».
В последовавшем ответе Шепли также еще не ощущается тревоги за положение Б.П.
Письмо № 73. Шепли — Герасимовичу.
«3 мая 1937
Профессору Б. П. Герасимовичу
Астрономическая Обсерватория
Пулково, СССР
Дорогой д-р Герас,
большое спасибо за ваше письмо от 11 апреля. Мы, конечно, огорчены тем, что вы не можете прочитать лекции в этом году, но быть может, будет некоторая надежда в будущем. Если появится вероятность этого, мы хотели бы узнать об этом по возможности заранее. В этом году у нас будет д-р Валларта (Vallarta)[16] , сотрудник Леметра [17], чтобы рассказать нашим аспирантам в течение мая об общих астрономических проблемах, относящихся к космическому излучению.
Я так понимаю, что м-р Элви[18] из Йерксской обсерватории собирается сделать доброе дело «расправления» (выправления, straightening out) [проблемы] планет для вас и окружающих; кстати (букв. — в действительности) я слышал, что д-р Струве собирается на съезд [ A.G.] в Бреслау в надежде подыскать какую-либо технику с Шонбергом
(Schoenberg) [19] и другими. Но, конечно, вы, вероятно, слышали [об этом] от самого Струве. Вам будет интересно узнать, что он на этой неделе был избран в два ведущих объединения [организации] в Америке — Американское философское общество и Национальную академию наук.
Я имел большую переписку, как с корреспондентами в Зап. Европе, так и в Америке, касающуюся д-ра Прагера и этой печальной ситуации. Было бы слишком долго рассказывать об этом. Д-р Прагер явно изгнан из A.G. и большинство его возможностей и работа у него отобраны. Но я слышал теперь, что он может продолжать заниматься историей и литературой. Он находится в состоянии крайней депрессии, и нам ужасно жаль его. Но мы опасаемся, что любой внешний шаг, чтобы улучшить его положение, вероятно, сделает его еще хуже. Американские и английские астрономы склоняются к тому, чтобы подождать до съезда в Бреслау, после которого они решат, уходить или оставаться в этом Обществе. Лишь некоторые подали в отставку. После съезда в Бреслау мы сможем сказать, намерено ли Astronomische Gesellschaft быть научным обществом или органом Нацистского правительства[20].
Я, конечно, обращу внимание д-ра Мензела на ваши комментарии по поводу яркости короны. Очевидно, вы все были одурачены — и Ак-Булак — возможно, результат энтузиазма, охватившего [всех] от внезапно чистого неба? Без сомнения, Мензел и Бойс внесут соответствующие поправки, ссылаясь в будущем на яркость короны в Ак-Булаке.
Семья Шепли — все преуспевают и Обсерватория отчаянно загружена. Подобно вам я включил слишком много некоторых внешних предприятий, но, тем не менее, в течение прошлого года я выполнил [хотя ] совсем немного [и] личных исследований. Теперь на несколько недель я должен буду глубоко погрузиться в проблему добывания денег для Гарвардской науки и после этого, начиная с 1 июля, вновь займусь (букв. — стану нагруженным, busy-boy) [самой] американской астрономией, если смогу.
Искренне ваш,
Х.Ш.»
Между тем возмущенный Герасимович пишет о своем выходе из AG и Шлезингеру и задает вопрос о реакции американских астрономов на внезапную отставку Прагера, все еще наивно надеясь на силу научно-общественного мнения.
Письмо № 74 (Y.U.A.–I.P.). Герасимович — Шлезингеру.
( на бланке Пулковской обсерватории)
«15 мая 1937
Д-ру Ф. Шлезингеру
Йельская Обсерватория
Нью-Хейвен, Конн[ектикут].
Дорогой д-р Шлезингер,
большое спасибо за ваше любезное письмо [21], указывающее на упущение [ссылки] в статье д-ра Максутова [22] в одном из Пулковских Циркуляров. Это, конечно, моя погрешность как редактора. Д-р Максутов не читал Уодсвортовской (Wadsworth’s) статьи, и я совсем забыл о ее существовании. Однако имеются некоторые различия в трактовке проблемы в обеих статьях. У. в своих расчетах предполагает, что коэффициенты расширения стекол приблизительно одинаковы. Доктор же Максутов, решая проблему конструирования асферических апохроматов, прибегает (как это и есть на практике) к комбинации линз, имеющих совершенно различные коэффициенты расширения. Чтобы пояснить это, я должен упомянуть, что наши оптические лаборатории экспериментируют с некоторыми стеклами и типами стеклянных объективов, которые совершенно неизвестны за рубежом и даже не цитируются в Каталоге Шотта[23] (Shott’s). Конечно, эти замечания не извиняют нас за такое упущение как вмененная нам в вину статья Уодсворта [24].
Я слышал от одного из моих британских друзей, что американские астрономы планируют некоторую энергичную акцию в A.G. , связанную с «добровольной» отставкой
д-ра Прагера со своего поста. Правда ли это?
С уважением
подпись: Б.П. Герасимович».
Письмо № 75 (Y.U.A. — I.P.). Шлезингер — Герасимовичу.
«Yale University Observatory
New Haven, Connecticut
June 7,1937
Mr. S.P. Gerasimovic
Central Astronomical Observatory
Poulkovo near Leningrad
U.S.S.R.
Дорогой Герасимович,
я только что получил ваше письмо от 15 мая. Упущение ссылки на статью Уэдсворта, в конце концов, не столь уж важно. Я просто обратил ваше внимание на это, так как подумал, что д-ру Максутову полезно знать об этом.
Ситуация с д-ром Прагером была подробно обсуждена [здесь] на встрече соседей[25] в феврале этого года. Тогда же было решено не предпринимать каких-либо согласованных действий до итогов встречи в Бреслау этим летом. Многие из нас ощущали, что отставка Прагера не отражает истинных чувств большинства наших немецких коллег, но, как и многие другие достойные сожаления, инциденты в Германии, она была навязана людям науки должностными лицами, чьи интересы имеют исключительно политический характер. Некоторые американские астрономы решили выйти из A.G., не дожидаясь дальнейшего развития событий. В их число вошел и я сам.
С наилучшими пожеланиями,
с уважением,
Фрэнк Шлезингер».
Этот ответ Шлезингера стал последним посланием от американских друзей, которое успел получить Б.П. Герасимович. На этом его переписка обрывается [26].
Заключительная часть
Летом 1937 г. Б.П. Герасимович внезапно исчез из поля зрения всех, кто его знал, и его зарубежные коллеги и друзья тщетно пытались что-либо разузнать о нем, как и о других астрономах такой же судьбы. Первым прореагировал на его исчезновение Отто Струве.
Письмо № 87 (Y.O.A. — A.I.P.). О. Струве — Шепли
«декабрь 23 1937
Д-ру Харлоу Шепли
Обсерватория Гарвардского Колледжа
Кеймбридж, Массачусетс
Дорогой д-р Шепли,
я с большим интересом прочитал вырезки из «Нью-Йорк Таймс» [27], которые возвращаю. Я возвращаю также письмо г-на Кэмпферта [28] (Kaempffert).
Нижеследующее представляет собою выдержку из письма, которое пришло ко мне от дальнего родственника, который живет в Швеции: «NN пишет из Швеции, что г-н Бланк (Blank), который посетил важную конференцию по естественным наукам в июле[29] в Москве, получил предостережение от должностных лиц в Шведском посольстве в Ленинграде и Москве, чтобы он не наносил визита в Пулково, как он намеревался сделать, когда уезжал. Астрономы, которые были арестованы прошлой зимой, все еще находятся в тюрьме. Он провел в Ленинграде только один день, и у него было чувство, что он находился под скрытым наблюдением. Ни одного какого бы то ни было слова он не получил от Ренца [30]».
Прошлой весной в России побывала миссис Элис Стрёмгрен (Elis Strömgren) и вернулась с тревожными слухами, касающимися Нумерова[31], мисс Газе[32] и, я полагаю, Комендантова [33]. Стрёмгрен [34] просил меня не распространять эту последнюю информацию, так как это почти определенно вызвало бы реакцию против трех названных лиц. Поэтому я советую, чтобы эта информация была скрыта от Нью-Йорк Таймс.
В одном из последних циркуляров Пулковской Обсерватории в конце последней страницы помещена подпись Белявского [35] как директора. Имеется также новое лицо, кто подписывается в качестве директора Вычислительного Бюро в Ленинграде, вместо Нумерова [36]. [Вместе с тем] ни в русской, ни в иностранной периодике, которая дошла до меня, не появлялось никакого официального извещения о каких-либо изменениях.
Возникли некоторые слухи, я полагаю, в одной из западных обсерваторий, которые были переданы мне через Крикена (Krieken), в том смысле, что три астронома недавно были казнены [37]. Герасимовича, определенно, нет среди этих трех; и поскольку никаких имен не упоминалось, я склонен думать, что имелись в виду три лица, упомянутых выше. Поскольку с тех пор я не видел никакого подтверждения этому сообщению, я склонен думать, что это неправда [38].
Однако совершенно ясно, что ведущие астрономы в России находятся в неприятной (тревожной) ситуации, и независимо от того, в тюрьме Герасимович или нет, ему должно быть трудно оставаться в России [39]. Я опасаюсь, что было бы совершенно бесполезным пытаться получить для него временное место лектора в нашей стране. Во-первых, ему определенно не разрешили бы выезд, и, во-вторых, я боюсь, что даже само это предложение было бы интерпретировано единственно как доказательство выдвинутого против него обвинения, которое, я полагаю, состояло в преклонении перед зарубежной наукой [40]. Мне кажется, что вы могли бы существенно помочь, если бы написали Российскому послу в Вашингтоне [41] или прямо Комиссару Образования в Москву и рассказали бы ему, что вы информированы о том, что Герасимович находится под подозрением в чрезмерном преклонении перед зарубежной наукой и что вы хотели бы показать несостоятельность любого подобного обвинения. Быть может, вы могли бы также рассказать им, что, насколько вы и ваши американские коллеги осведомлены, Герасимович всегда был вполне лояльным по отношению к своему правительству и — далекий от умаления тем или иным путем уважения к российской науке, питаемого в нашей стране — он сам был наиболее важным фактором, побуждавшим американских ученых осознать, какое огромное значение развитию науки придавалось в России после ноябрьской революции 1917 г. Утверждение такого рода не могло бы принести вреда и почти определенно принесло бы что-то положительное. Это, быть может, дало бы вам также удобный случай выразить ваше высокое уважение к собственно научной работе Герасимовича и вы могли бы даже вставить несколько добрых слов и о Фесенкове [42], который, я полагаю, также обвиняется совершенно неоправданно [43].
Конечно, совсем неясно, захочет ли мистер Трояновский вмешаться в интересах русских астрономов и, следовательно, подвергнуть себя опасности (быть заподозренным) в глазах сторонников Сталина. С этой точки зрения, быть может, было бы лучше писать прямо Комиссару. С другой стороны, Трояновский, быть может, был бы легче достижим и, возможно, более чувствителен к общественному мнению в Соединенных Штатах. Я думаю, очень важно, чтобы мое имя было полностью скрыто при осуществлении любых контактов, которые вы можете предпринимать в интересах Герасимовича. Я также думаю, что крайне нежелательно появление объединенной акции со стороны части американских организаций или даже групп астрономов. Я полагаю, что единственным шансом на успех было бы, если бы вы лично написали письмо в духе дружественности и в форме справки.
По этой причине я надеюсь, что Нью-Йорк Таймс не будет возбуждать эту проблему, пока мы определенно не узнаем, что же случилось с людьми в России. Было бы, конечно, очень желательно получить надежную информацию, и предложение Таймс разузнать это через своих корреспондентов в Москве было бы лучшим способом, с учетом, что их представители будут помнить, что важно не смутить [и тем не подвергнуть дополнительной опасности] людей, которые могут быть под арестом [44].
Чандрасекар, который знает Амбарцумяна так же хорошо, как Герасимовича, имеет мнение, что там был бунт более молодых астрономов против их старших лидеров и что Амбарцумян как член коммунистической партии [45] просто воспользовался преимуществом политической ситуации, которая была благоприятна для удачного хода (переворота) [46].
Если бы это было так, я предположил бы, что ситуация не очень серьезна, потому что тогда это — лишь вопрос персональных [проявлений] ревности, и они [бунтующая молодежь] были бы удовлетворены, как только директор был понижен в должности [47].
С другой стороны возможно, хотя и невероятно, что Герасимович оказался (становился) вовлеченным в некоторое анти-сталинское движение [48].
Вполне искренне ваш,
Отто Струве».
Спустя почти год Шепли обратился ко всем, находясь также в полном неведении о судьбе своих русских коллег.
Письмо № 76. Шепли — ВСЕМ
«Обсерватория Гарвардского Колледжа
Кеймбридж, Массачусетс
25 февраля 1938
В этом послании я привожу выдержки из писем, полученных из Швеции и Финляндии, в результате усилий, которые я предпринял, чтобы выяснить, какие существуют основания для упорных слухов о катастрофе, которая постигла российских коллег. В получении этой информации помогал профессор Гутник. Как он, так и я, думали, что нам не стоило переписываться непосредственно с русскими астрономами в это время из-за возможной опасности этого для них. Мы не приводим также имена наших корреспондентов только потому, что один или оба из них вскоре могут вернуться в Россию, и их дальнейшие запросы (and their further inquires) могут встретить препятствия, если станут известны их слова о сочувствии астрономам в Пулково или других местах (might be hindered if word got out of their solicitation for the astronomers at Pulkovo and elsewhere).
Профессор Гутник пишет: «Из письма от … неожиданно выявляется, что катастрофа разразилась уже полтора года назад. Из этого каждому видно, как долго официальная пресса способна скрывать вещи, которым она не хотела бы придавать публичной огласки (One sees from that how long a certain press is able to conceal things which it would not like to have come into public notice)».
С уважением,
Харлоу Шепли».
Письмо № 77. Шепли — всем.
«Обсерватория Гарвардского Колледжа
май 25, 1938
Относительно ситуации в России:
Нижеследующее представляет собою выдержку из письма (без подписи), которое я получил через Скандинавию:
“Высокоуважаемый Господин Коллега!
В конце апреля я имел случай побывать в Пулково. Чтобы не повредить там коллегам, я мог, к сожалению, иметь краткий разговор только с директором профессором Белявским. Он поделился со мной, что из прежних сотрудников (букв. — господ ) там остались только Ренц, Васильев [49] и Тихов [50]. Судьба других неизвестна. Белявский совсем (букв. — нисколько) не хотел мне рассказывать об этом. У меня все же [сохраняется] впечатление, что все, исключая Нумерова, еще живы. Мне было очень печально наблюдать Пулково в таких обстоятельствах. Наблюдательная работа кажется все-таки продолжающейся, основные павильоны были открыты. Обсерватория выглядела не очень пришедшей в упадок. Мне действительно горько, что я могу так мало сообщить.
Весьма преданный вам”.
подпись: Х.Ш.»
У Шепли пытался что-то узнать о Б.П. Герасимовиче его старший брат, врач Владимир Петрович, эмигрировавший после революции в Югославию.
Письмо № 78 (б/д). В.П.Герасимович — Х. Шепли.
( пометка рукой Ш.? —
«Ответ — янв.16,1940 ) Европа, Югославия
Цетине, Негошева 21,
Д-р мед. В. Герасимович
(Gerasimovič)
Уважаемый господин,
Я обращаюсь к вам со следующей просьбой:
мой брат, Борис Герасимович, астроном и директор Астрономической обсерватории в
Пулково под Ленинградом, долгое время занимал должность научного работника в Гарвардском университете.
После его возвращения в Россию он вместе с другими российскими учеными подвергся преследованиям со стороны Российских властей, был смещен со своей должности, и с тех пор я не имел о нём (относительно него) никаких известий, и при этом я не знаю, жив ли он или уже расстрелян или заключен в тюрьму [51].
Профессор Мишкович (Белград) и проф. Копф [52] (Берлин … Dahlem) рассказали моему поверенному, что на съезде, в котором участвовал последний [из этих двух] профессор, был поднят вопрос о вмешательстве европейских ученых в защиту их российских коллег [53], которые, вероятно, пострадали исключительно из-за их научной переписки с их зарубежными друзьями; но съезд не допустил вмешательства, опасаясь, что это сделает ситуацию с учеными (я имею в виду Российскими) только еще хуже.
Со слов того же профессора Копфа я знаю, что американские ученые что-то предпринимали по этому поводу…
Пожалуйста, не откажите в любезности сообщить мне (если возможно):
I/ Знаете ли вы что-нибудь о судьбе моего брата;
II/ Предпринимается ли какая-либо акция американскими учеными и в чем она состоит;
III/ Если никакой акции нет — \\не взял ли бы Гарвардский университет на себя инициативу (совместно с Германскими учеными) обратиться к Советскому Правительству с ходатайством об их освобождении или о смягчении их участи [54].
Буду весьма обязан за выполнение этой просьбы.
Искренне Ваш,
подпись: Владимир Герасимович.
Но и ему Шепли не мог сообщить что-либо новое.
Письмо № 79. Шепли В.П. Герасимовичу.
«16 января 1940
Д-ру Владимиру Герасимовичу
Цетине, Негошева 21,
Югославия
Дорогой д-р Герасимович,
мы чрезвычайно огорчены тем, что вынуждены сообщить вам, что и мы не имеем возможности рассказать вам что-либо о вашем брате. Мы так хорошо знали его в течение нескольких лет, когда он был с нами и позже, когда мы встречали его на международных съездах, что считаем его исчезновение личной утратой. Мы были очень сильно привязаны и к его прекрасной (beautiful) жене, которая была здесь с ним.
Почти три года назад мы получили от него последнее письмо, и с тех пор до нас доходили только косвенные слухи. Он был связан с нашей частью экспедиции в России на затмении в 1936г. [55], и некоторые члены нашей Обсерватории посетили его в то время или перед тем в его Обсерватории в Пулково. Как мы слышали, он имел нескольких личных врагов среди ученых; и мы слышали, что в чистках 1937 и 1938 гг. не только ваш брат, но и несколько других видных астрономов России были смещены со своих постов. В то время восемь [56] широко известных российских астрономов исчезли из их обсерваторий и (грустно говорить) из астрономической литературы. И теперь, когда ссылаются на их работы в Российских астрономических журналах, их имена не упоминаются [57]. Мы предприняли несколько попыток узнать, что случилось с вашим братом, но безуспешно. Мы были [даже] уведомлены некоторыми, включая Американскую дипломатическую миссию, что обращаться с прямым запросом [о них] неблагоразумно и неблагоразумно писать [об этом] непосредственно российским ученым.
Когда он был здесь, ваш брат Борис, он часто говорил о вас и о вашей работе. Мы надеемся, что у вас все в порядке и заверяем вас, что если мы что-либо услышим определенное, касающееся положения вашего брата или его семьи, мы свяжемся с вами.
Весьма искренне ваш,
подпись: Х.Ш.»
В начале 1941 г. В.П.Герасимович снова пишет Шепли в надежде что-либо узнать о брате.
Письмо № 80. В.П. Герасимович — Шепли.
«14.I.41 Цетине
Дорогой профессор,
через короткое время после получения вашего любезного письма от 16. I.40 я получил другое — очень любезное письмо — от мисс Кэннон с фотографией, за что я очень признателен.
Прошел год, но я так и не имею никаких новостей о моем брате, за исключением одной: профессор Мохоровичич из Загреба узнал, что имя моего брата снова появилось в астрономической литературе [?!], что могло бы означать, что он получил свободу и возобновляет свою работу.
Профессор М. рассказал мне, что в Гарвардской обсерватории теперь работает русский астроном г-н Гапошкин (или Сапожкин?), который, возможно, мог бы дать некоторую информацию о моем брате.
Поскольку я не знаком с этим джентльменом и не знаю, мог ли бы он ответить мне (из-за того, что я эмигрант) или нет — я беспокою вас просьбой сообщить мне, что он знает о моем брате теперь, и также спросить у русского астронома, что ему известно о существе дела.
Ваш полный благодарности и преданности (уважения)
(Yours thankfully & truly)
Д-р Герасимович, Цетине, Негошева 21, Югославия, Европа».
В нашем распоряжении имеется еще три письма из переписки В.П. Герасимовича с Шепли.
Письмо № 81. В.П.Герасимович — Шепли.
(фр.яз.) (без обращ. по имени)
«Высокоуважаемый господин профессор,
в конце 1941 года [58] я уже писал вам, прося вас информировать меня о судьбе моего брата Бориса Герасимовича, профессора астрономии и директора астрономической обсерватории в Пулково, в России, который провел несколько лет в Кеймбридже и исчез после своего возвращения в Россию.
К несчастью, г-н Гапошкин, который ответил мне в вашем лице [59], не мог ничего добавить, кроме того, что имя моего брата исчезло из астрономической литературы в начале 1937г. [60]
Читая русские журналы, я нашел ваше имя среди имен ученых, присутствовавших на торжествах по поводу годовщины Академии наук в Москве.
Это вселило в меня надежду, что, быть может, во время вашего пребывания в Москве вы имели случай узнать что-нибудь о судьбе моего брата.
Я прошу вас оказать любезность и написать мне об этом несколько слов.
Я прошу простить мне причиняемое беспокойство и принять мои поздравления [61]…
Д-р Владимир Герасимович (Gerassimovic)
12 июля 1945
Цетине Югославия Монтенегро \Черногория \ ( Чрна Гора)
Негошева 21».
Возвратившись в Штаты, Шепли ответил на него.
Письмо № 82. Шепли — В.П.Герасимовичу.
«Октябрь 27, 1945
Д-ру Владимиру Герассимовичу [так]
Негошева 21
Цетине, Югославия Монтенегро
Дорогой д-р Герассимович,
я получил ваше письмо от 12 июля 1945 г. Я был в России с середины июня до первых чисел июля. В течение этого времени я общался со многими астрономами, включая одного человека, с которым был знаком ранее. За все это время только один человек упомянул имя вашего брата, хотя все они знали, что он был в моем штате и что мы, естественно, беспокоились о нем и его семье. Человек, который сделал [такое] замечание [о Б.П.] сделал [это] случайно, и когда я, единственный раз за все пребывание в России, спросил, может ли он сказать чего-нибудь больше на эту тему, он лишь ответил [на нем. яз.] : «Я не знаю причин». Было очевидно, что мне не стоит больше задавать никаких вопросов, да я и не особенно хотел [62]. Я осознал, что личные бедствия — должны часто случаться в обществах, находящихся под ударами [гнетом] социальной революции [63].
Один из других ученых, в отношении которого мы ничего не слышали после 1937 г. в течение многих лет, оказался работающим в области науки в течение прошлого года в Сибирском городе. И несколько дней назад до меня дошел слух, что еще один известный астроном, следы которого мы потеряли семь или восемь лет назад, был, возможно, лишь отстранен от активной деятельности и связи с миром из-за общей ситуации в отношении международных контактов.
Боюсь, что мои комментарии принесут вам мало удовлетворения. Я посетил Пулковскую обсерваторию, когда был в Ленинграде. Она полностью разрушена за два с половиной года бомбежек германскими бандитами. Но обсерватория будет отстроена заново — еще большей и лучшей, чем прежде. Подъем научного духа в России очень высок.
Если я услышу что-нибудь большее в отношении вашей семьи в течение следующего года или около того, я сочту своим долгом написать вам по адресу, с которого пришло ваше письмо.
Совершенно искренне ваш,
Х.Ш.»
В 1947 г. Шепли сообщил В.П.Герасимовичу об освобождении жены Б.П. О.М. Герасимович, но судьба самого Б.П. оставалась полностью неизвестной для всех.
Письмо № 83 (H.U.A.) Шепли — В.П.Герасимовичу
«Февраль 10,1947
Д-ру Владимиру Герассимовичу
Чрна Гора Цетине
Негошева 21
Югославия
Дорогой д-р Герассимович,
я получил ваше письмо от 15 декабря 1946. С тех пор, как я писал вам последний раз,
миссис Б.П. Герасимович была возвращена из Сибири или откуда-то еще и действительно была в Москве, что было мне неизвестно, когда я был там в июне 1945г. С тех пор она была достаточно оправдана (букв. очищена), так что в настоящее время она, как я понимаю, является библиотекарем в Симеизской Астрономической обсерватории в Крыму [64]. Её дочь, очевидно, никогда не высылалась и выросла, как нас косвенно информировали, в семье одного астронома [65] в Москве. Российские астрономы, которые сейчас находятся здесь, в Америке, предполагают, что очень возможно, что ваш брат еще жив [?!] и что он может быть через несколько дней возвращен в Западную Россию [?!]. Другие думают, что это маловероятно.
Когда вы напишете снова, пожалуйста, сообщите, чем вы занимаетесь, каков статус вашей семьи в Югославии и любую другую информацию, какую вы хотели бы сообщить мне. Я, возможно, смогу передать ее миссис Б.П. Герасимович. Возможно, вы теперь [будете] в состоянии наладить прямую связь с нею [66]. Директор Симеизской Обсерватории д-р Г.А. Шайн в настоящее время находится в Америке, и я увижусь с ним снова в марте.
С наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш,
Х.Ш.»
Письмо № 84. В.П.Герасимович — Шепли
« 29.V.47.
Дорогой профессор Шепли
Я чрезвычайно благодарен вам за любезное письмо от 10 февраля 47. Я был очень рад получить его и надеюсь, что мой брат действительно жив и, быть может, уже возвращен в Западную Россию. Я хотел бы, чтобы моя надежда превратилась в уверенность.
Я пошлю письмо непосредственно в Симеизскую обсерваторию и я очень прошу вас также, в свою очередь, написать жене моего брата и, если возможно, её дочери и сообщить мой адрес, по которому они могут прямо писать мне.
В то же время я умоляю вас быть настолько любезным, чтобы информировать меня в случае, если бы вы получили какую-либо информацию отп. Шайна [у В.Г. ошибочно Shein].
Мы потеряли нашего единственного сына и остались одинокими в дни нашей старости.
Все мои попытки разыскать моих родных в СССР были безуспешными. У меня там были, кроме моего брата Бориса, другой брат Сергей и сестра Ольга. Сергей был адвокатом, а моя сестра — женой адвоката. Обои жили в Москве.
Я ознакомился с вашим выступлением, в котором вы апеллировали к Международному Союзу как физик, предостерегавший о другой войне, которая была бы трагической для [всей] Европейской цивилизации.
Я все еще работаю доктором в госпитале и надеюсь разыскать моих дорогих родственников и увидеть их снова либо здесь, либо в СССР [67].
С наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш,
В-к (?) Владимир Герасимович (Gherasimovitsh)
Югославия. Монтенегро (Чрна Гора)
Цетине Неговишева 21»
На письме имеется приписка рукой Шепли со стрелкой на адрес: “For Sheins letter”.
Это — последнее письмо в имеющейся у автора настоящей статьи копии переписки Б.П. Герасимовича и о нем.
А дальше — как сказал Гамлет у Шекспира — ТИШИНА еще на 10 лет, до появления первой публикации о Б.П. Герасимовиче О. Струве, а затем и до первых официальных ответов из «органов» на запросы В.К. Абалакина, тогда директора Пулковской обсерватории, — ответов, где трусливое признание правды (об «отсутствии состава преступления») перекрывалось циничной ложью о судьбах (выдуманных датах и причинах смерти) репрессированных и уже реабилитированных к тому времени астрономов Пулкова.
Послесловие
Первая попытка напомнить и у нас о Б.П. Герасимовиче (и Б.В. Нумерове), называя вещи своими именами, была предпринята автором настоящей статьи при подготовке коллективного юбилейного тома «Развитие астрономии в СССР. 1917–1967» в серии таких тематических монографий, издание которых осуществил тогда Ин-т истории естествознания и техники (ИИЕиТ) АН СССР [68]. Однако лишь в результате беспрецедентной борьбы с «начальством» ин-та, смертельно напуганным, когда начался, после XXIII съезда КПСС, откат от знаменитого письма-разоблачения культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС («сбой на 23 км, как охарактеризовал новые события один из наших ведущих профессоров математиков и историков в ИИЕиТ»), автору удалось при поддержке со стороны ведущего члена редколлегии тома, известного механика и физика д-ра Л.С. Полака, с помощью ряда принципиальных членов профкома ин-та, а также с участием астронома и историка из ГАИШ П.Г. Куликовского (разумеется потеряв при этом работу в ИИЕиТ) отстоять пару фраз о «трагической гибели ученых» (Герасимовича и Нумерова), без указания причины.
После перехода в Астросовет АН СССР (1967) автором, тогда уже в качестве уч. секретаря комиссии по истории астрономии (КИА), было проведено (29.10.1969) заседание КИА, посвященное 80-летней годовщине со дня рождения Б.П. Герасимовича. На нем в трех докладах, опубликованных затем в виде одного из Информационных сообщений КИА и также почти полулегально (минуя местную партийную цензуру) (См. Еремеева; Шаров; Гневышев, 1969) впервые в отечественной литературе были обнародованы основные вехи жизни, деятельности и судьбы Б.П. Герасимовича.
На эту публикацию, отправленную автором 27.03.70 в Крым в пос. Научный для О.М. Герасимович вместе с просьбой о содействии в намечавшееся работе по составлению монографии о Б.П. Герасимовиче — в виде каких-либо материалов и воспоминаний родных Б.П., последовал её ответ, лучшая награда в то время для автора. Это письмо может служить логичным последним «аккордом» в настоящей статье и напутствием к дальнейшей работе историков. Поэтому приводим его полностью.
Крым. КРАО АН СССР. Пос. Научный.
О.М. Герасимович — А.И. Еремеевой.
Дорогая Алина Иосифовна!
Простите, что задержалась с ответом, но я отсутствовала и вот только два дня как вернулась домой.
Ваша бандероль была для меня очень приятной неожиданностью.
Прочитав все три статьи [69], я почувствовала глубокое моральное удовлетворение! Б.П. не забыт и его благородство и мужество оценены по достоинству.
Примите, дорогая Алина Иосифовна, от меня и моей дочери нашу глубокую благодарность за Ваше внимание.
К сожалению, из родственников Б.П. уже никого не осталось в живых. Моя дочь живет в М. Ее адрес: Москва К-1, ул. Жолтовского (быв. Ермолаевский пер.), д. 10/7, кв. 18. Но она едва ли сможет добавить к тому, что Вам уже известно.
Ей было всего 3 ½ года, когда она лишилась отца в 1937 г. Обстоятельства сложились так, что я вынуждена была отвезти ее в М. к брату Б.П., где она жила и воспитывалась.
Если я смогу Вам быть полезной, пожалуйста, располагайте мною.
Желаю Вам полного успеха в Вашем начинании, а также благополучия во всех Ваших делах и в личной жизни.
Уваж. Вас,
О. Герасимович.
Пос. Научный
16/IV 1970 г.
Еще долгое время оставалось в точности неизвестным даже, когда и где был арестован Б.П. Герасимович.
Много позднее, после ряда тщетных попыток, предпринимавшихся, начиная с 80-х гг., автору настоящей публикации удалось, наконец [70] в 2009 г. попасть в архив УФСБ в С.-Петербурге и окончательно установить, что Борис Петрович Герасимович был арестован 28 июня 1937 г. в Москве (в гостинице Новомосковской на Балчуге [71]), то есть после прошедшего (22 — 24 июня) очередного Пленума Астросовета (Еремеева, 2014). Традиционно тогда и абсурдно обвиненный в связях с троцкистами и чуть ли не с немецкими фашистами (?!)[72] директор Пулковской обсерватории 30 ноября (по-видимому, уже в Ленинграде) в день вынесения, без суда и следствия, «приговора» «тройки» (спецкомитета НКВД, созданного в стране в ту мрачную эпоху для массовых расправ) был расстрелян.
Примечание
* Впервые опубликовано в сборнике «Историко-астрономические исследования», вып. XXXIX, ИИЕТ им. С.И. Вавилова РАН, 2016.
Литература
Батраков Ю.В., Сокольский А.Г. Институт теоретической астрономии в годы войны и блокады. /Астрономия на крутых поворотах ХХ века. Дубна: ФЕНИКС+, 1997. С. 226–232.
Бронштэн В.А. “Дело Воронова” — взгляд через две трети века // ИАИ. 2001. Вып. XXVI. С. 214–240.
Бронштэн В.А., Пустыльник И.Б. Эрнст Юлиус Эпик. М.: Наука, 2002, 190 с.
Герасимович Б.П. Investigation of semi-regular Variables: V. R Sagitae // HC, 1929, No 340, pp. 1 — 12 (with L. Hufhagel).
Герасимович Б.П (1931а). Harvard College Observatory. // Рус. астрон. календарь (РАК) на 1931 г. С. 142–156.
Герасимович Б.П. (1931б). По американским обсерваториям. 1. Ликская обсерватория // Мироведение, 1931. Т. 27, № 2. С. 14–22.
Герасимович Б.П. On the illumination of a planet covered with a thick atmosphere (with some applications to major planet and Venus) // Изв. ГАО, 1937. Т. 15, 4, № 127. С. 1–35.
Герасимович О.М. Письмо к А. И. Еремеевой от 16.04.1970 г., на 2 л. (Личный архив автора)
Гневышев М.Н. Воспоминания о Борисе Петровиче Герасимовиче / Комиссия по истории астрономии Астрономического совета Академии наук Союза ССР. Научные семинары. Информационное сообщение № 19. М.,1969.С.18 — 21.
Гневышев М.Н. Свершения и тревоги Пулкова (страницы воспоминаний). // ИАИ. Вып. XXI. С. 342 –368.
Годовые и полугодовые отчеты обсерватории за 1936 г. / ЛОА АН СССР. Ф 703, оп. 1, № 12, 203 л.
Еремеева А.И. Вселенная Гершеля. Космологические и космогонические идеи и открытия. М.: Наука, 1966, 219 с.
Еремеева А.И. Основные вехи жизни и деятельности Б.П. Герасимовича / Комиссия по истории астрономии Астрономического совета Академии наук Союза ССР. Научные семинары. Информационное сообщение № 19. М.,1969.С.11 — 16.
Еремеева А.И. Памятные даты астрономии в 1982 году // Астрон. календарь на 1982 г. М.: Наука,1981.С. 307 (Дж. В. Дрэпер), 317–318 (Г.Дрэпер).
Еремеева А.И. На пороге в мир сверхгалактик. Харлоу Шепли и развитие картины Вселенной (к 100-летию со дня рождения) // ИАИ. 1986. Вып. XVIII. С. 303–316.
Еремеева А.И. Жизнь и творчество Бориса Петровича Герасимовича (К 100-летию со дня рождения) // ИАИ. 1989. Вып. XXI. С. 253–301.
Еремеева А.И. Памятные даты астрономии в 1992 году // Астрон. календарь на 1992г. М.: Наука, 1991. С. 311–316 (Г.А.Шайн).
Еремеева А.И. Памятные даты астрономии в 1995 году // Астрон. календарь на 1995 г. Набережные Челны: АО «Ферри», 1995. С. 245–247 (Герман и Георг Струве).
Еремеева А.И. Успехи плановой государственной науки и политические репрессии.
Б.П. Герасимович и В.Г. Фесенков — две судьбы. / Астрономия на крутых поворотах ХХ века. Дубна: ФЕНИКС+, 1997. С. 20 — 42.
Еремеева А.И. Памятные даты астрономии в 2000 году // Астрон. календарь на 2000 г. М.: Космоинформ, 1999. С.295-297 (С.Х.Пейн).
Еремеева А.И. П.В. Славенас как свидетель и участник развития астрономии, физики, философских проблем естествознания на протяжении трех четвертей ХХ века. (По личным воспоминаниям и фрагментам из последнего интервью академика АН Литвы, профессора П.В.Славенаса). / Академикас Паулиус Slavenas.Vilniaus universiteto leidykla, 2001, 387 с. (лит. яз.). С. 149–167 (рус. яз.).
Еремеева А.И. Борис Петрович Герасимович (К 125-летию со дня рождения) // Земля и Вселенная. 2014. № 4. С. 37–46.
Еремеева А.И. Петр Григорьевич Куликовский. К 105-летию со дня рождения // Земля и Вселенная. 2015. №5 (в печати).
Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы. Биографический справочник. Киев: Наукова думка, 1986 (2-е изд.), 511 с.
Куликовский П.Г. Полувековой юбилей Международного астрономического союза // Земля и Вселенная. 1970. № 1. С. 59–64.
Куликовский П.Г. Справочник любителя астрономии. М.: УРСУС, 2002, 687 с.
Логачев Ю.И., Панасюк М.И., Стожков Ю.И. Солнечно-Земная Физика. М., 2001.
Мартынов Д.Я. Пулковская обсерватория в годы 1926–1933 (Из воспоминаний «Полстолетия у телескопа») // ИАИ. 2002. Вып. XVII. С. 425–450.
Мензел Д. Х. Материалы об экспедиции на Солнечное затмение в СССР и о Б. Герасимовиче [Воспоминания, ~70-е годы ХХ в.], рус. пер. (получены в 2009 г. через Р. Маккатчеона от внука и дочери Д. Мензела. Использованы с их любезного разрешения (см. зд. Mccutcheon, 2009).
Нумерова А.Б. Борис Васильевич Нумеров. Ленинград: Наука, Лен. отд., 1984. — 145 с.
Отчет о деятельности Главной астрономической обсерватории СССР в Пулково за 1936–1937 гг. // Астрон. журн. 1938. Т. 15, вып.3. С. 259–262.
Отчеты обсерватории и институтов. [ГАО за 1931] // Астрон. журн. 1936. Т. 13, вып. 3.
Перель Ю.Г. Юбилеи отечественной и мировой астрономии в 1961 г. // Астрон. календарь на 1961г. М.: Гос. изд-во физ.-мат. лит.,1960. С. 300 — 302 (Г.Н. Неуймин).
Переписка директора обсерватории Б.П. Герасимовича / ЛОА АН СССР, ф. 703, оп.1 (1934), № 21, 123 л.
Переписка по личному составу / ЛОА АН СССР. Ф.703, оп.1 (1936), № 55, 66 л.
Переписка с иностр. научн. учреждениями и отдельными лицами / ЛОА АН СССР. Ф. 703, оп.1 (1936), № 34, 109 л.
Переписка с Президиумом АН СССР… об образовании Астросовета / ЛОА АН СССР, ф. 703, оп.1 (1936) № 25, 78 л.
Постановление Президиума АН СССР, резолюция сессии Группы физики АН СССР и переписка по набл. солнечного затмения 19.VI.1936 / ЛОА АН СССР. Ф. 703, оп. 1 (1936), № 20, 15л.
Селешников С.И. Юбилеи отечественной и мировой астрономии.// Астрон. календарь на 1968 г. М: Наука, 1967. С. 295–296 (Н.Н. Евдокимов).
Темный В.В. Памяти П.В. Славенаса // ИАИ. 1992. Вып. XXIII. С. 496 –497.
Цесевич В.П. Письмо к П.Г. Куликовскому от 31.01. 1967г., 2лл. (архив автора статьи).
Цесевич В.П. О времени и о себе. Воспоминания и документы. Одесса: Астрорпринт, 2007, 80 с.
Шаров А.С. Научное наследие профессора Б.П. Герасимовича. /Комиссия по истории астрономии Астрономического совета Академии наук Союза ССР. Научные семинары. Информационное сообщение № 19. М.,1969.С.17.
Haramundanis K. (Ed.). Cecilia Paine-Gaposchkin an autobiography and other recollections. Cambridge Univ. press. Cambridge–London etc , 1984, 269 pp.
Mccutcheon R. [Переписка с дочерью и внуком Д. Х. Мензела: Elizabeth Menzel Davis and Jonathan Davis], 2009. (Англ. ориг. — личный архив А.И. Еремеевой).
Struve O. About a Russian Astronomer // Sky & Telescope. 1957. V. 16. N 8, p. 379–381.
Приложения
Расшифровка источников ксерокопий писем:
H.U.A. — Harvard University Archives (США).
H.U.A–A.I.P. — Harvard University Archives — American Institute of Physics (США).
Y.O.A. — A.I.P. — Yerkes Observatory Archives — American Institute of Physics (США)
Y.U.A. — I.P. — Yale University Archives — Institute of Physics (США).
Примечания
[1] Перевод писем с английского языка на русский, предисловие и примечания.
[2] Этот отчет в связи с событиями 1936–1937 гг. в официальной печати был заменен «исправленным» текстом (Отчет, 1938).
[3] Из наиболее близких сотрудников Герасимовича (за исключением С.К. Костинского, скончавшегося в августе 1936 г.) впоследствии четверо (Яшнов П.И., Комендантов Н.В., Балановский И.А. и Перепелкин Е.Я.) разделили горькую участь директора. Пятый — Н.И. Идельсон пережил короткий арест. Была освобождена Вера Федоровна Газе — спустя четыре года после ареста в 1936 г. В это тяжелое время, проявив не только благородство, но и мужество, её взял к себе на работу в Симеиз Г.А. Шайн, оказавший позднее такую же помощь и другим жертвам необоснованных репрессий 30-х годов. В Симеизе работал в послевоенные годы после своего освобождения Н.А. Козырев. Сюда же Шайном была приглашена после возвращения из лагеря И. Н. Леман-Балановская (она скончалась по дороге, не успев воспользоваться этим). До конца своих дней в новой обсерватории в пос. Научный жила с 50-х гг. после освобождения из Воркутлага жена Б.П. Герасимовича Ольга Михайловна Герасимович. Г.А. и П.Ф. Шайны предприимали и более ранние самоотверженные попытки облегчить судьбу её и её малолетней дочери Тани, которую в ожидании ареста осенью 1937 г. О.М. Герасимович успела отвезти в семью старшего брата Б.П. Сергея Петровича, где она и воспитывалась, до 14 лет, ничего не зная о действительной судьбе своих родителей.
[4] Очевидно, помощник Мензела, видимо, в Гарвардской обсерватории. В своей автобиографии Пейн, однако, нем не упоминает.
[5] Возможно, это была попытка оживить идею Южной обсерватории, задуманной еще В.В. Стратоновым и В.Г. Фесенковым? Но в своем ответе Б.П. пишет о Южной обсерватории как явно Пулковском филиале.
[6] Неясно, о ком идет речь. Быть может, имелись в виду участники экспедиции на затмение?
[7] Пол МакНэлли (1890–1955) — астроном-иезуит ( S.J. McNally) из Общества Св. Иисуса (S.J.), изучавший галактические туманности, переменные звезды и наблюдавший солнечные затмения. В то время он был директором Астрономической обсерватории Джорджтаунского университета в Вашингтоне. — Примеч. Р. Маккатчеона., см. также (Колчинский и др.,1986; Мензел, 70-е гг.).
[8] Телеграмма была отправлена из Слуцка! А не из Ленинграда, как предыдущая, предновогодняя в декабре 1936. Да еще с двумя ошибками в фамилии! (Опечатка и в номере месяца: 13, вместо 03). В воспоминаниях Д. Мензела о получении этой телеграммы сказано: «якобы» от Б.П. Из следующего, последнего письма Б.П. (от 11.04.37) видно, однако, что составлял он ее сам, но, по-видимому, отправлял через кого-нибудь и намеренно не из Пулкова.
[9] Неясно, что имелось в виду — изменение блеска Венеры с изменением ее фаз, как у Луны, или распределение яркости по диску планеты.
[10] Очевидно, имелся в виду Густав Мюллер (1851–1925) — немецкий астроном (работал на Потсдамской обсерватории, в 1917–1921 ее директор), занимавшийся фотометрией и спектроскопией звезд и планет (Колчинский и др.,1986).
[11] Эта последняя опубликованная работа Б.П. Герасимовича (Герасимович,1937) вышла в 4-м из шести выпусков 15-го тома «Известий ГАО» за 1937г., в июле, уже после его ареста. На последней странице выходные данные выпуска: «Напечатано по распоряжению Главной Астрономической обсерватории Пулково, май, 1937. Директор Б.П. Герасимович. Отв. ред. Б.П. Герасимович. Сдано в набор 4 марта 1937г. Тираж 750 экз. Распространяется бесплатно». На первой странице пометка от руки, видимо, библиотекаря ГАИШ: 15.VII.37 №103. Быть может, задержка с выходом и была связана с «пулковскими» событиями 1937-го года. — И с такими «крамольными» выходными данными публикация была сохранена в б-ке ГАИШ!
[12] Владимир Борисович Никонов (1905–1987) ленинградский астроном, одним из первых освоивший электрофотометр П.Гутника и в 1937–1938 совместно с П.Г.Куликовским создавший его усовершенствованный вариант («электрофотометр Никонова — Куликовского». См. (Еремеева, 2015).
[13] Это было первое успешное применение в нашей астрономии электрофотометра Гутника, в котором использовался фотоэлектрический эффект в качестве эталона для измерения яркости объекта. В приобретении первых таких приборов для СССР в 1934г. явно сыграл решающую роль Б.П. Герасимович. Все это оставалось полностью неизвестным современным нашим специалистам, пока автор настоящей статьи не получил случай обратить на это внимание (при подготовке материалов к 105-летней годовщине П.Г. Куликовского, 1910–2003).
[14] Всеволод Васильевич Шаронов (1901–1964) советский ленинградский астроном, исследователь планет (фотометрия). Одно время работал в Пулково, затем в Ленинградском университете, в обсерватории которого заведовал созданной им (1932) Фотометрической лабораторией, в 1950–1961 директор обсерватории ун-та. Участник шести экспедиций на солнечные затмения.
[15] Сесилия Пейн-Гапошкина и Сергей Илларионович Гапошкин (1898–1984) — американский астроном русского происхождения (Крым, Евпатория), эмигрировавший из России после революции 1917 года; с 1934 г. муж С. Пейн.
[16] Биогр. сведений о нем найти не удалось. М. Валларта был одним из пионеров исследования космических лучей (совместно с Г. Леметром), участвуя в расчете траекторий движения заряженных частиц в магнитном поле Земли (1933–36 гг.) В сборнике Review of Modern Physics. Lancaster — New York, vol. 21, № 3, July 1949. In commemoration of the seventinth birthday of Albert Einstein. 197 p. среди статей, посвященных непосредственно творчеству Эйнштейна, упомянута статья: М. Валларта «Эффект галактического вращения и происхождение космических лучей». (Логачев и др.,2001). Особый интерес Валларта к космическим лучам объяснялся тем, что именно в них Леметр заподозрил сначала возможные остаточные следы возникновения Вселенной из сверхплотного сгустка материи (1933), что получило название «Big Bang» (Большой взрыв).
[17] Georges Henri Joseph Édouard Lemaître; 1894–1966) — бельгийский астроном, космолог, астрофизик-теоретик, математик, католический священник (с 1922 г. имел сан аббата, член Папской АН в Ватикане, в 1960–1966 ее президент). Независимо от А.А. Фридмана (1922) предложил свое объяснение наблюдаемого эффекта красного смещения как свидетельства расширения Вселенной из точки (1927), позднее — из очень малого сгустка материи (1933) (Колчинский и др. , 1986).
[18] Кристиан Томас Элви (1899–1970) — американский астроном и геофизик сотрудник Йеркской обсерватории и обсерватории Мак-Доналд. Создал (совм. с О. Струве) небулярный спектрограф. Среди его работ (их темы — вращение звезд, полярные сияния, спектры свечения ночного неба) исследований планет не упоминается (Колчинский и др. ,1986). — В письме к Шепли от 11.04.37 Б.П. сообщал о начатых им исследованиях по теории планетных атмосфер, в связи с чем Шепли шутит, что Элви, видимо, собирается упорядочить (букв. расправить — straightening out) проблему планет и для Герасимовича и для других астрономов (I understand that Mr. Elvey of the Yerkes Observatory is going to do a good deal about straightening out the planets for you and others.) — Прим. Р. Маккатчеона.
[19] Эрих Карл Вильгельм Шёнберг (1882–1965) — немецкий астроном, в 1926–1946 директор обсерватории в Бреслау.
[20] Наивность и американцев, и самого Б.П. в отношении возможности проявить самостоятельность каким— то научным обществам в тоталитарном (в данном случае германском) режиме поразительна! Но все же драматическое положение Р. Прагера не сравнить с предстоявшей трагической судьбой пулковчан! Прагер остался жив и в дальнейшем уехал в США (очевидно, не без помощи Шепли), став сотрудником в Гарвардской обсерватории.
[21] Этого письма в переписке нет.
[22] Дмитрий Дмитриевич Максутов (1896–1964) — советский астроном, конструктор новой системы телескопов и специалист в области астрономической оптики, в 1930–1952 — сотрудник Гос. оптического ин-та в Ленинграде (возглавлял созданную им Лабораторию астрономической оптики, ставшую центром астрономического приборостроения в СССР), изобрел новый метод исследования зеркал (компенсационный, 1924), и новый тип комплексных телескопов, менисковых, сочетавших достоинства рефракторов и рефлекторов (1941). (Подобный комплексный, но не менисковый, а зеркально-линзовый телескоп — камеру Шмидта — в 1932г. изобрел эстонский оптик Б.Шмидт, 1879–1955). С 1952 г. Максутов работал в Пулково, в частности руководил проектированием оптики 6-метрового зеркала для рефлектора в новой северокавказской Специальной астрофизической обсерватории (САО) РАН (1976) (Колчинский и др.,1986).
[23] Компания ШОТТ — международный технологический концерн, который занимается разработкой и производством специализированного высокотехнологичного стекла и материалов уже более 125 лет. Группа компаний ШОТТ со штаб-квартирой в Майнце в Германии принадлежат фонду Карла Цейса. Ее отделения действуют и в современной России. (См. интернет).
[24] Сведений о нем не найдено.
[25] …at a meeting of the Neighbors — видимо, в смысле: на Гарвардской обсерватории или просто со здешними, американскими коллегами.
[26] Письмо осталось, очевидно, без ответа. Еще весной 1937г. до О.Струве дошла последняя записка от Герасимовича (без подписи, но явно написанная его рукой). В ней он сообщал, что должен прекратить все сношения с ним и, как вспоминал в 1957г. О.Струве, «дыхание страха и полного смятения духа пронизывали каждое слово…» (Struve,c.381). В этой же статье Струве поместил и последнюю известную фотографию Б.П.Герасимовича (рис.19).
[27] Очевидно, имеется в виду статья «Soviet Astronomy is Purged of “Foes”» (Советская астрономия очищена от ”врагов”) // New York Times, 17 December 1937. — Справка получена от Р. Маккатчеона.
[28] Кэмпферт, как и упоминаемые ниже Бланк и Крикен — неизвестные корреспонденты О. Струве.
[29] В Москве летом 1937 г. был только Пленум Астросовета АН 22–24 июня! // АЖ,т.14,№5–6,1937,с.535 (Хроника). Видимо, ссылка на июль — ошибка.
[30] Франц Францевич Ренц (1860–1942) ленинградский (Пулковский) астроном-наблюдатель, руководитель и участник составления ряда пулковских каталогов абсолютных прямых восхождений звезд, наблюдал также двойные звезды, кометы, исследовал движения спутников Юпитера; заслуженный деятель науки (1934), доктор астрономии (1935), профессор (1939). Умер от голода во время блокады Ленинграда.
[31] Б.В. Нумеров был арестован 21.10.1936 г., расстрелян вместе с другими узниками 13.09.1941 г. в Орловской тюрьме при подходе к г. Орлу немцев.
[32] Вера Федоровна Газе (1899–1954) — советский астроном, астрофизик. В 1926–1936 сотрудник Пулковской обсерватории. В 1936г. была арестована НКВД освобождена в 1940, в 1940–1954 работала в Симеизском филиале Пулкова. Основные работы (совместно с Г.А. Шайном) посвящены спектроскопическому изучению звезд и диффузных эмиссионных туманностей.
[33] Николай Васильевич Комендантов (1895 — 19??), в 30-е гг. ученый секретарь Пулковской обсерватории и по совместительству сотрудник Астрономического института, основанного Б.В.Нумеровым, арестован в 1936г. дата смерти неизвестна.
[34] Судя по приведенной выше полной фамилии жены астронома, видимо, имелся в виду старший из двух известных астрономов Сванте Элис Стрёмгрен (1870–1947) — шведско-датский астроном, небесный механик.
[35] Сергей Иванович Белявский (1883– 1953) — советский астроном, работал в Симеизском отделении Пулкова, с 1937 по 1944гг. вновь назначенный (после ареста Б.П.Герасимовича) директор Пулковской обсерватории (см. о нем: Гневышев, 1989).
[36] Новым директором Астрономического ин-та АН СССР после ареста Б.В. Нумерова была назначена В.К. Морфорд, вскоре также арестованная НКВД, но затем освобожденная и ставшая зам. директора по хозяйственной части (Батраков, Сокольский, 1997, с. 227)
[37] There have been some rumors originating, I believe, at one of the western observatories and transmitted to me through Krieken to the effect that three astronomers have recently been executed.
[38] В действительности это относилось как раз к Б.П.Герасимовичу — он был расстрелян 30.11.37 г.
[39] It is, however, quite certain that the leading astronomers in Russia are in trouble, and whether in jail or out of jail Gerasimovich must find it difficult to remain in Russia.
[40] Как далеки были зарубежные коллеги Б.П. от понимания истинных, абсурдно-политических обвинений, под кровавый каток которых попали и астрономы в 30-е годы в СССР!
[41] Имелся в виду Александр Антонович Трояновский (1882–1955) в 1933–1938 первый посол СССР в США.
[42] Василий Григорьевич Фесенков (1989–1972) — русский и советский астроном-астрофизик, с 1935 академик АН СССР, сыграл существенную роль в сохранении ГАИШ в период массовых репрессий 30-х гг. и занял мужественную гражданскую позицию в период пулковских арестов (см. Еремеева, 1997).
[43] Все та же наивность и непонимание трагедии. В.Г. Фесенков в эти же годы был снят в поста председателя Астросовета, а в дальнейшем должен был уйти и с поста директора ГАИШ. В литературе подвергался беспощадной критике со стороны Тер-Оганезова как «защитник» арестованных «врагов», прежде всего Герасимовича.
[44] Their representatives will remember that it is important not to embarrass persons who may be under arrest.
[45] В.А. Амбарцумян был членом компартии с 1940г. (БСЭ, 3-е изд., т. 1, 1970 г.)
[46] Chandrasekhar, who knows Ambarzumian as well as Gerasimovich, is of the opinion that there has been a revolt of the younger astronomers against their older leaders and that Ambarzumian as a member of the communistic party has simply taken advantage of a political situation which was favorable for a coup.
[47]If this is true, I would suppose that the situation is not very serious because it is then only a matter of personal jealousies and these would be satisfied as soon as the director has been demoted. См. зд. прим. 4. Но верно об истоках конфликта, причем у самого Чандрасекара Амбарцумян явно главное действующее лицо.
[48] Gerasimovich did get involved in some anti-Stalin movement. Это — единственное (в переписке) свидетельство влияния и на зарубежных ученых советской «разоблачительной» пропаганды против «вредителей».
[49] Васильев Александр Семенович. (1868–1947) — русский и советский астроном и геодезист, работал в Пулково, профессор.
[50] Гавриил Адрианович Тихов (1875–1960) — российский и советский астроном, чл.-корр АН СССР (1927), академик АН КазССР (1946), в 1906–1941 сотрудник Пулковской обсерватории. Основные области исследований — фотометрия и колориметрия звезд и планет, атмосферная оптика. Его работы по основанной им астроботанике (результат его 40-летних исследований физической природы Марса) несмотря на ошибочность конкретных выводов о растительности на Марсе, стали первыми шагами в рождении астробиологии.
[51] and since then I had no notions about him nor do I know either is he well or shot away or put into the prison.
[52] Сведений об этих корреспондентах В.П. Герасимовича найти не удалось.
[53]… at the last professor’s meeting there had been aroused the question about the intervention of European scientificals[?! — scientists] to the favour of their Russian colleagues.
[54] Увы! Та же наивность интеллигента!
[55] He had been associated with our eclipse party in Russia in 1936.
[56] Кого Шепли мог иметь в виду? — Вероятно, пулковчан И.А. Балановского, Н.И. Днепровского, П. И. Яшнова, Н.В. Комендантова, Е.Я. Перепелкина, М.М. Мусселиуса, а также Н.А. Козырева и Д.И. Еропкина, все они были арестованы еще раньше, чем Б.П., о чем он не считал возможным сообщать своим зарубежным коллегам.
[57] When their work is referred to the Russian astronomical journals now their names are not mentioned.
[58] Этого письма нет.
[59] Этого ответа также нет в переписке.
[60] Но см. упоминавшуюся выше последнюю статью Б.П., опубликованную летом 1937г. (Герасимович, 1937). Очевидно, что сведений о ней уже не было за рубежом.
[61] et d’agréer mes felicitations les plus distinguées (не поняла — АЕ).
[62] The one person who did comment did so inadvertently, and when I, for the only time when I was in Russia, asked if he could say anything more on the subject, he only responded, “Ich weiss der (?…) Ursachen nicht”. It was obvious that I should make no further inquiries; nor did I particularly want to.
[63] У Шепли social evolution — очевидная опечатка.
[64] Since then she has been sufficiently cleared so that she is, I understand, the librarian at the Simeis Astronomical Observatory in the Crimea.
[65] В действительности — в семье среднего брата Б.П. Герасимовича Сергея Петровича, московского адвоката. Странно, что Г.А. Шайн, знавший об этом, не поделился этим с Шепли в США, быть может, также из опасения навредить дочери и родным Б. П.
[66] Такие надежды Шепли свидетельствовали о полном неведении относительно реальности в СССР, где обстановка страха и опасения каких-либо контактов с зарубежными родственниками делала подобные перспективы совершено неосуществимыми.
[67] Увы! Все приходившие тогда из-за рубежа (!!) письма в семье родственников Б.П. вынуждены были уничтожать без ответа (как рассказала об этом позднее дочь Б.П. Герасимовича Т. Б. Герасимович автору настоящей статьи).
[68] Автор тогда была сотрудником ИИЕиТ и была назначена уч. секретарем редколлегии астрономического тома.
[69] К.ф.-м.н. А.И.Еремеева. Основные вехи жизни и деятельности Б.П.Герасимовича. С. 11 — 16; к.ф.-м.н. А.С.Шаров. Научное наследие профессора Б.П.Герасимовича. С.17; зав.Кисловодской Горной станцией ГАО АН СССР , к.ф.-м.н. М.Н.Гневышев. Воспоминания о Борисе Петровиче Герасимовиче. С.18 — 21.
[70] Решающую роль в этом сыграло содействие (выданная доверенность) Татьяны Борисовны Герасимович, с которой у автора завязалась большая дружба.
[71] В наши дни это один из крупнейших отелей в Москве — «Отель Кемпинского».
[72] В разрешенных для ознакомления документах выданного автору в Архиве ФСБ на пару часов «Дела Б.П.Герасимовича П-21809» (многое в закрытых конвертах просмотру не подлежало!), помимо, явно сфабрикованных якобы признаний Б.П.в к-р деятельности (от чего он сразу после ареста с возмущением отказывался), много путаницы и противоречивых дат, свидетельствующих о халатности или просто об «уровне» ведших дело представителей НКВД.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer5/eremeeva/
