Светлой памяти незабвенной Людмилы Васильевны Казанской (1905–1985) – первого профессионального искусствоведа и музееведа Уфы
Признаком высшей культуры является более
высокая оценка маленьких, незаметных истин,
найденных строгими методами,
чем благодетельных и ослепительных заблуждений.
Ф. Ницше
Об этом уникальном этнографическом музее на станции Юматово, близ знаменитого санатория, было известно давно, с конца шестидесятых годов прошлого столетия, но в основном узкому кругу уфимских исследователей в области этнологии и народного творчества. Однако по богатству коллекции, и особенно по самобытности музейной экспозиции у него не было аналогов в республике. Поэтому обращение к истории этого музея, хотя бы краткое освещение его содержания и характера, собранных в нем экспонатов требуют особого внимания – специальной публикации, посвященной этому феномену.
Начало формирования музейной коллекции относится к середине шестидесятых годов прошлого столетия. Музей был задуман и реально воплощен в жизнь на одном энтузиазме – усилиями всего лишь двух, но совершенно удивительных личностей: Сергея Алексеевича (1900–1993) и Натальи Сергеевны (1910–2006) Зыряновых. Увлеченные идеей создания музея старинных предметов крестьянского быта, характерных для культуры народов, живущих на Южном Урале, они собирали и приобретали эти экспонаты только на собственные средства. Важно, что Зыряновы воспринимали и оценивали эти предметы не только как материальные, но и как духовно значимые ценности, несущие в себе черты и память художественного наследия прошлого своего края. Этой миссии – делу исключительной общественной и даже государственной важности – они отдали всю свою жизнь – целиком, до конца, без остатка.
В шестидесятые годы они были уже не молоды. По образованию и служебной деятельности Зыряновы – опытные агрономы. А в душе – еще и страстные искатели, поэтические и художественные натуры. Наталья Сергеевна – стихотворец и этнограф по призванию. Сергей Алексеевич увлекался живописью. Поэтические идеи, художественные стихии и страсти, видимо, жили в их душевных глубинах с молодости. И уже в зрелом возрасте эти творческие увлечения обрели еще и научный интерес, и все это удивительным образом переплелось, органично соединилось и преобразилось в их общую увлеченность народным искусством, характерным для местного края. Они считали, что веками накопленный народный опыт и культурную память необходимо бережно хранить, изучать и помнить. Для истории культуры и искусства края, для духовного наполнения – как ныне живущих, так и будущих поколений.
Ведь в прошлом на Урале крестьянские и городские мастера-ремесленники искусно создавали простые и практичные бытовые предметы, обрядовые и культовые вещи, воплощая в них свои творческие идеи, поэтические образы и представления, основанные на традиционной народной философии и культуре. Их взгляды на мир своеобразно отразилась также и в мифологии народов: в легендах и преданиях, в сказках, поговорках и пословицах, в загадках, детском и взрослом устно-поэтическом фольклоре. Если пластический фольклор рассматривать в его единстве и во взаимосвязи со всеми другими его видами (песенный, танцевальный, музыкальный и т. д.), то есть системно, комплексно, то раскрываются во всей полноте потрясающе интересные картины из народной жизни, забытые, слабо изученные, особенно в отдаленных, богом забытых уголках страны.
Экспозицию своего музея Зыряновы построили таким образом, что в ней последовательно чередуются как бы небольшие, условно говоря, «интерьеры», в которых демонстрируется характерный домовый уклад разных этносов, населявших башкирский край на рубеже ХIХ–ХХ столетий. Дом, жилище является ключевым символом культуры народов. В его организации и убранстве отразилось многое, если не все, что характеризует традиции, нравы, обычаи, особенности жизненного уклада. Здесь, на Южном Урале, народы никогда не жили обособленно. Всегда с кем-то соседствовали, взаимодействовали, оказывали влияние друг на друга, перенимали и заимствовали лучшее. Потому культура каждого народа самобытна и интересна, особенно при углубленном ее рассмотрении и изучении.
При этом еще важнее, осмысливая исключительную самобытность культуры того или иного этноса, внимательно разглядеть его соприкосновение с культурой других, соседствующих народов и обнаружить в их касании близкие или даже некие общие черты. Они и способствовали дружелюбию, толерантности, внутреннему пониманию общечеловеческих ценностей, присущих народу в целом. Об этом часто говорил академик Д. С. Лихачев, подчеркивая, что упорное внимание к изучению культуры одного этноса без достаточного внимания к другому, соседнему, приводит порой к затенению последнего и даже нередко к его забвению. Поэтому в музейной экспозиции важно умение объективной системной подачи материала.
Так у Зыряновых возникла идея необходимости создания специального музея, предметно раскрывающего в традиционной интерьерной среде богатство национальной культуры не только башкир, татар, равно и многочисленных других народов, осевших в разные периоды истории на башкирских землях, в целом – на территории Южного Урала: тюркские, русские, финно-угорские народы, украинцы. Среди представленных культур производит сильное впечатление нарядное, радостное убранство хаты украинских поселенцев, изобретательность в организации кочевого жилища – тирмэ – у башкир и татар или строгость, даже аскетичность в бедности обустройства марийского, мордовского, чувашского жилищ, в которых угадываются таинственные признаки обрядово-культовой мифологии, свойственной финно-угорским народам.
Зыряновы всю жизнь мечтали о таком музее, где предметы крестьянского быта были бы представлены не разрозненно, в одиночку, сами по себе, а в единой системе организации и убранства традиционного дома того или иного этноса. И действительно, теперь только в музейных условиях можно более или менее достоверно представить картину былой, ушедшей жизни в свете тонкостей и подробностей национальных культур разных народов. Только таким образом в основном в музейной среде можно сохранить в подлинности исчезающие памятники народного искусства – пластического предметного фольклора. Музейные условия вместе с архивными документами наилучшим образом способствуют его изучению, научно-эстетическому познанию, а также делу развития художественно-исторического просветительства широких народных масс.
В советское время мы несколько предали забвению замечательное слово «просветительство», служа «делу пропаганды партийной идеологии через искусство». В музейном деле важнее всего осуществление дела научно-исследовательской работы, равно как и просветительской, опирающейся на результаты научных изысканий. То есть следует с научных позиций хорошо знать то, что хранится в музее, чтобы со знанием дела просвещать публику. Зыряновская коллекция достаточно полно оснащена документацией, записями бесед с респондентами, фотографиями – так, что этих материалов хватит для работы десятка и большего числа искусствоведов, этнологов, историков в написании статей, монографий, диссертаций. Было бы только для этого желание и умение.
В Уфе музея народного искусства нет. В Художественном музее имени М. В. Нестерова ценнейшие экспонаты народного творчества по причине серьезного недостатка экспозиционных площадей десятилетиями лежат в запасниках, не имея выхода к зрителю. Национальный музей республики ограничивается экспонированием предметов преимущественно традиционной башкирской культуры. Но Башкирия – республика многонациональная. И для получения целостного, достоверного представления картины народного творчества в регионе необходим системный подход к исследованию данной проблемы. Отсутствие полноты такой картины, предметно раскрывающей все богатство многоликой этнокультуры республики, пока даже не стоит на повестке дня, оставаясь нерешенной научно-художественной и просветительской проблемой в сфере музейно-исследовательской деятельности.
Зыряновы, склонные в своей творческой деятельности к системному изучению вопросов народоведения на материале Южного Урала, собрали свою музейную коллекцию, идя именно по пути комплексного показа культуры разных народов, живущих на территории республики. Сами Зыряновы по происхождению украинцы. Но родились они в Башкирии и прожили здесь всю жизнь. Здесь, на юматовском кладбище, они и похоронены. Дело в том, что их предки еще в конце XIX столетия вместе с массовым потоком переселенцев с Запада двинулись в поисках свободных земель на Восток. Многие из них осели в Оренбуржье, другие ушли в Западную Сибирь. Часть осела на Южном Урале, компактно обосновавшись в ареале благодатных земель Придёмья под Уфой. Основали здесь свои деревни – Черниговку, Богомоловку, Миловку. В 1950-е многие люди в поисках лучшей доли покинули свои деревни, двинулись в города. Постепенно стали терять свою роль и вышеназванные украинские селения под Уфой, хотя украинская диаспора и в Башкирии, и на всем Урале до сих пор все же самая многочисленная и сильная.
Социально-экономические и политические преобразования, произошедшие в стране в целом на протяжении ХХ столетия, прежде всего наступление новой индустриальной эпохи, привели к катастрофически разрушительным процессам в сфере традиционного народного творчества. Как исторически характерное и самоценное оно уже давно несет в себе черты и признаки угасания. Для неискушенного глаза процесс идет тихо, незаметно, подменяясь вторичным, лакированно-глянцевым, ложным, псевдонациональным искусством (симулякр). Согласно господствующему теперь духу постмодернизма, обычно оно лишь слегка напоминает традиционное народное искусство, как его театрально-сценический вариант, далекий от подлинного. Уже в советское время даже в отдаленных, «законсервированных», глухих уголках страны традиционное искусство уходило в небытие. А теперь эта продукция, лишь внешне, слегка напоминающая черты традиционной культуры, производится широким потоком под видом сувениров, щедро посыпанных блестками, мишурой, – безвкусица, кич. И происходит это в основном по причине отсутствия научно-исследовательского взгляда, внимания к вопросам и проблемам развития народного декоративного творчества в новых, развивающихся условиях современности.
Хотя при внимательном и пытливом профессиональном взгляде еще в 1970–80 годы в глубинных башкирских селениях нередко обнаруживались ценные предметы традиционной культуры, изготовленные, видимо, последними, уже ушедшими в прошлое мастерами. Либо там еще чудом сохранялись отдельные очаги былой национальной культуры. Автор данной статьи обратился к собирательской деятельности предметов народного творчества и к их изучению именно в этот период – полвека назад, начиная с рубежа 1960–70-х годов, когда и произошло мое знакомство с Зыряновыми и их коллекцией.
«Самое близкое искусство» – так просто определил суть народного искусства – пластического фольклора – известный в отечественном искусствознании его исследователь (на материалах русского искусства) А. Б. Салтыков. Философскому осмыслению феномена крестьянского искусства посвятил свои работы еще в самом начале ХХ в. Ф. Ницше, называя его «человеческим, слишком человеческим искусством». «Ну как же не любить, не изучать и не хранить это слишком человеческое», – говорили Зыряновы. Как удержаться от соблазна погружения в этот волшебно-сказочный мир и одновременно реальный? Разве впоследствии, в последующие века, не из мира народного творчества вышло вообще все искусство?
И теперь, в условиях современности и тяги к постмодернизму, происходит как никогда активное обращение к архаическим образам, к их архетипам, которые некогда так щедро заполняли коллективное родовое сознание народов и которые исторически так мощно воплотились в традиционном народном творчестве. Они, эти образы, теперь уже преображенные на современный лад, как миражи вспыхивают на горизонте, надвигаясь в пространство современного искусства. Быть может, в суете, текучести повседневной, обыденной жизни, утратившей свою устойчивость, мы переживаем теперь ностальгию по вечности? Развитие творческих художественных процессов в деятельности человечества вышло из мира коллективного творческого сознания народных мастеров и ремесленников, в среде которых формировались и художники (К. Г. Юнг). Они умели разговаривать на языке вечности. Говорят, однажды в бурной дискуссии о современности в искусстве П. Пикассо отреагировал: «Я не знаю ничего современнее вечного». Так архаика, опоэтизированная некогда в крестьянском, ремесленном искусстве, стала одним из сильных источников современного искусства. Он убедительно прочитывается и в музейном собрании Зыряновых.
Теперь, обращаясь к истории формирования этнографической коллекции Зыряновых, как и к самой экспозиции музея, следует сказать, что и история ее необычайно самобытна. Ее авторы были свободны и независимы от мира научно-академической бюрократии и создавали свой музей без оглядки на существующие инструкции, указания, рекомендации и прочую официальную музейную документацию. Ниже будет сказано, как дорого им досталась и чем обернулась для них эта свобода. Напомним, что это происходило на закате хрущёвской оттепели. Тогда еще наивно казалось, что все можно, позволительно в условиях советской идеологии. В стране происходил подъем, возник огромный интерес и к народному творчеству, на волне которого и зародилась музейная идея Зыряновых. Во-вторых, необходимо еще раз подчеркнуть, что развитие этой музейно-утопической идеи происходило на протяжении второй половины ХХ в., когда понятие дизайна, да еще музейного дизайна, да еще в условиях провинции, находилось в глубоком тумане. Какой дизайн? У музейной коллекции, насчитывающей более двух тысяч единиц хранения, долго не было даже мало-мальски подходящего помещения хотя бы для хранения экспонатов. Потому в характере ее экспозиции отсутствует современный дизайнерский подход, новый философский взгляд на предметно-вещевой мир в пространстве музея. Соответственно, не приходится говорить об использовании в ней новых материалов, технологий, конструкций. Ведь это был частный музей, создававшийся на энтузиазме двух пожилых людей.
Но есть в экспозиции музея нечто другое и очень важное: в ней живет и передается посетителям трепетно-живое, личное ощущение вещей, созданных руками народных мастеров. И это ощущение, как ни странно, сохраняется в тесноте экспозиции, расположенной в помещении, совсем не соответствующем и не отвечающем требованиям музейного хранения и экспонирования. Магия искусства! Предметы крестьянского быта выполнены вдумчиво и только вручную, почти каждый раз экспериментально, стихийно, спонтанно, как это свойственно народному искусству, опираясь, конечно, прежде всего на опыт местной художественной, ремесленной традиции. Поразительным образом эти ощущения передаются зрителю, равно как и отношение к экспонатам самих собирателей музейной коллекции – семьи Зыряновых. Экспонаты были найдены чудом, извлечены из небытия и приобретены, отреставрированы, приведены в порядок собственными руками.
Собиратели этой коллекции по профессии были далеки от искусства и музейного дела. Но в предметах крестьянского труда, неброских, идущих от земли, от природных материалов, они увидели высокую ценность вещей в их философском понимании и значении. Зыряновым эта истина открылась с такой захватывающей силой, что в некоторых особо редких экспонатах, кажется, чувствуется, как звучит радость, восторг от удивительно случившейся находки.
Бывало, что иногда сами местные жители приносили вещи или даже шли издалека, узнав, что некие Зыряновы в Юматово собирают в музей старинную утварь, предметы крестьянского быта. В те годы машина в деревне – редкость. Несли на себе громоздкие и тяжелые вещи, подробно рассказывали, что это за предмет, зачем и почему он так дорог, и теперь его необходимо хранить в музее. Можно сказать, что Юматовский сельский музей по содержанию и характеру экспозиции, по своей истории – народный музей, отвечающий эстетике в большей мере зрительского восприятия людей, живущих на селе. Горожанин-обыватель, случайно забредший сюда, воспринимает эти экспонаты как иллюстрации к истории нищенского прошлого края, как экзотику старины. Для детей это реальные мотивы из народных сказок. Для исследователей, в работе искусствоведов, этнологов, социологов, культурологов, музееведов – ценнейший источник в научных изысканиях.
В экспозиции музея Зыряновых можно (и даже не под стеклом) рассмотреть подробнейшим образом, в деталях, все то основное, что являлось исторически характерным для культуры местных домашних ремесел. Например, легкая, почти невесомая и очень нарядная башкирская берестяная люлька. Крохотного запеленатого малыша в такой люльке женщина-наездница надежно привязывала к груди. Теперь ее руки свободны, чтобы управлять лошадью. А ребенку там уютно, тепло, и питание тут же. Вообще здесь много редких вещей, уже исчезнувших из нашего представления о мире. От мысленного прикосновения к ним узнаешь о нравах, обычаях уральских народов, традициях воспитания, верованиях, об истории и культуре крестьянского труда. К примеру, высокие, выше колена, сапоги или сплетенные из лыка, туго, плотно, аккуратно, как раньше плели, лапти. Рядом лежат перчатки, тоже плетенные из лыка, предназначенные для хозяйственных работ зимой. Их надевали поверх вязаных, шерстяных, чтобы не подвергать быстрому износу.
Кроме множества подлинных предметов крестьянского быта в пространстве экспозиционных «залов» (или, точнее сказать, небольших отсеков, – помещений без передней стенки), в глубине которых, почти в каждом из них, всю стену занимает широко написанное пейзажное панно панорамного характера. Оно помогает раскрытию художественного образа в сюжетной линии почти каждого раздела экспозиции. Все они были выполнены Сергеем Алексеевичем именно для музея.
В разделе экспозиции, посвященном деревенской зиме, заднюю стенку в глубине «комнаты» также полностью занимает живописное панно – пейзаж, теперь уже зимний. А само экспозиционное пространство данного раздела занимает толпа розовощеких ребятишек разного возраста. Одетые в шубейки, потрепанные пальтишки, укутанные в платки и шали, они весело летят на санках по ледяной горке, играют в снежки. Зыряновы, работая над этой композицией, наверное, воссоздавали картины своего детства: все получилось живо, правдоподобно.
В соседней комнате – другая экспозиция, воссоздающая образ учебного класса в старой сельской школе: покрашенные черной краской грубовато и надежно сколоченные парты, классная доска, возле которой стоит учитель в круглых очках старого образца. Шея его укутана шарфом, на ногах – валенки. В уголке класса растапливается круглая печка-голландка. А у порога стоит смущенный маленький мальчик, голова которого утопает в отцовском меховом малахае. Это, конечно, Филипок. Он надумал самостоятельно прийти на урок в школу.
Те, кому довелось слушать экскурсии Натальи Сергеевны, никогда их не забудут. Рассказывала обстоятельно, с большим воодушевлением и так, что посетители музея вдруг на глазах преображались, становились участниками неповторимого, уникального поэтического действа, близкого к жанру «театр одного актера». Незаметно для себя они погружались в мир поэтических представлений, воспоминаний, мыслей и чувств, опираясь при этом на подлинность, достоверность материалов в экспозиции музея. Рассказы Натальи Сергеевны будут вспоминать и спустя годы – настолько они волновали, пробуждали память.
Идеи и поиски экспозиционных решений в музее были общими, но приоритетность мысли – за Сергеем Алексеевичем. А представление собранного материала, живое общение, разговор и диалог со зрителем – это Наталья Сергеевна. Характер у нее был сложный, твердый, противоречивый, с прямолинейной откровенностью правдолюбца. Потому ни при каких обстоятельствах она не умела кривить душой. Незадолго до кончины ей помогли издать толстый сборник ее стихов, написанных в разные годы жизни. В них с полнотой отразились ее взгляды на человеческий мир, трагический и драматичный, полный сомнений и печали, но все же не лишенный солнечного света и добра.
Зыряновым в осуществлении задуманной ими музейной идеи иногда помогали друзья, единомышленники. Поистине это был народный музей. Подвижники, идеалисты по духовному складу, по своей некоторой наивности они были, конечно, утопистами. Упорно и бескорыстно осуществляли свою мечту, страстно желая через крестьянский предметный мир, его поэтику раскрыть исторически сложившуюся суть традиционных культур народов, населяющих Башкирию.
Особенно полюбили Зыряновы живописные земли вдоль речки Демы, о которой с такой нежной любовью писал С. Т. Аксаков. Здесь некогда и обосновались украинские деревни, в одной из которых они родились, провели свое детство и юность. А когда в послевоенные и пятидесятые годы селяне в поисках заработка стали уезжать в города, деревни стали приходить в упадок. Уходя, они оставляли некоторые вещи в брошенных домах. Или продавали их недорого. Так начала формироваться украинская коллекция Зыряновых. Затем они стали интересоваться традиционной культурой башкир, татар, других народов.
Зыряновы отдали собирательской, музейно-просветительской работе около четырех десятилетий творческой, научной и личной жизни до самого конца. С любовью собранные фонды музея насчитывают более 2,5 тысячи уникальных экспонатов. Они были внимательно систематизированы. Экспонаты зафиксированы и описаны в музейных карточках, составляя таким образом солидный научный архив. Они знали, были глубоко убеждены, что этот музей народного творчества необходим и полезен для многих юматовцев, потому ни при каких условиях не хотели отдавать экспонаты в Республиканский краеведческий музей. Не приняли и предложение президента Украинской академии наук переехать на Украину, где им было обещано и жилье, и достойное помещение для музея.
Здесь, на станции, в роскошном окружении природы раскинулись дома отдыха, знаменитый санаторий «Юматово», пионерские лагеря. Дети приходили в музей к Зыряновым целыми отрядами вместе с вожатыми. Вникая в смысл экспонатов музея, слушая о них увлекательные, поэтические рассказы Натальи Сергеевны, они получали подлинные уроки воспитания.
Видные ученые-историки находили здесь ценные материалы для исследовательской работы: Р. Г. Кузеев – президент Академии наук РБ в 1970–80 гг., Н. В. Бикбулатов, С. Н. Шитова – известные этнографы в республике, авторы солидных монографий в данной области. В свое время они приложили немало усилий для сохранения музея Зыряновых. Уже тогда, в 1970-х, они проявляли обеспокоенность о том, в какие руки будут переданы впоследствии музейные ценности. Дело еще и в том, что это был частный музей, официально не зарегистрированный. В советские времена Зыряновы не задумывались над этим вопросом. Главное – созидать, действовать во благо общества, по велению души. Помнится, что Р. Г. Кузеев вел тогда переговоры (и небезуспешно) о возможности передачи ценностей зыряновского музея в Уфу, в Историко-краеведческий музей (ныне Национальный музей РБ).
За десятилетия работы коллекция Зыряновых собиралась весьма удачно. Основные черты традиционно-национального уклада жизни народов Урало-Поволжья во многом оказались утраченными, особенно в советские годы. Но в глубинке что-то еще узнаваемо сохранялось и на исходе ХХ столетия. В сущности, Зыряновы, опираясь на собранный ими этнографический материал, предметы народного творчества, занимались исторической реконструкцией крестьянского уклада жизни народов исследуемого региона. Они стремились к предельной достоверности и подлинности в подаче материала – в воссоздании крестьянской бытовой среды. Но параллельно у музея шла еще и другая, не видимая другими жизнь, не столь оптимистичная. Дело в том, что, когда Зыряновы начали посильно претворять идею музея в жизнь, партийная бюрократия, номенклатура бдительно следили за их действиями, считая, что даже допущение мыслей о личном музее в системе советских отношений противозаконно. Вот и «влепили» Сергею Алексеевичу за его гуманистические идеи выговор с занесением в партбилет.
Занятия Зыряновых агрономией и одновременно этнологией, искусством вызывали устойчивое подозрение. Визиты представителей правоохранительных органов в музей Зыряновых, предупреждения, угрозы время от времени повторялись. Вообще судьба музея Зыряновых с самого начала оказалась неизбежно обреченной на трагическое непонимание и безразличие. В науке, искусстве, культуре нет ничего опаснее невежества. Кроме того, экспонаты должны экспонироваться и храниться в соответствующих условиях. И чтобы вести исследования, тоже требуются условия для работы. Поначалу предметы хранились дома, затем в сараюшке, во дворе под навесом. Хождения Зыряновых по кабинетам и коридорам власти в поисках содействия в сохранении коллекции успеха не возымели. В конце 1975 года комсомольско-молодежная бригада Демского домостроительного комбината по своей инициативе самодеятельно построила из бракованных бетонных блоков дом барачного типа для размещения музея. Тогда казалось, что проблемы сохранения экспонатов решаются.
Когда в газетах стали горячо писать о плюрализме, демократии и гласности, Наталья Сергеевна решилась отправить телеграмму М. С. Горбачеву с просьбой защитить благородную идею по созданию музея. Об этом в 1987-м, когда мне довелось встретиться с ней, вместе с Г. Л. Дайн – известным московским искусствоведом – исследователем тоже в области народного творчества, Наталья Сергеевна рассказывала нам: «Я металась с одного узла связи в другой, доказывая справедливость своего обращения к столь высокому адресату, показывая, казалось тогда, самый надежный документ – партбилет. Безуспешно». И лишь в одном из пунктов телеграфной связи все же ее приняли. Ответ вскоре пришел. В обком партии. По тем временам вполне традиционный: «Рассмотреть и доложить». Воистину «гласность вопиющего в пустыне» – как остроумно шутил в подобных случаях писатель Сергей Довлатов.
Наталья Сергеевна, теперь уже одна, продолжала неутомимо работать в своем музее с детьми, с отдельными и случайными посетителями, чаще всего из соседнего санатория «Юматово», проводя иногда по 4–5 экскурсий в день (заметим: все это на общественных началах). Даже перешагнув порог своего девяностолетия, она еще трудилась, испытывая, конечно, усталость, горечь отчаяния от невежества, непонимания сути важного дела, которому они с мужем отдали всю жизнь. Но когда Наталья Сергеевна водила заезжего гостя по музею, то в ее глазах, в голосе преобладало только одно состояние – вдохновение. Она рассказывала не чужие, заученные тексты, а каждый раз вспоминала, как бы заново переживала встречи с людьми, их лица, ту деревенскую улицу, старенький дом, откуда какая-то вещь перешла в музей.
Книги отзывов полны благодарных, теплых слов. Инструкторы из партийного ведомства, осуществлявшие культурную программу по случаю визита деловых людей, приехавших в Уфу из разных городов и даже стран, иногда полулегально привозили их в музей Зыряновых, как ни странно входивший в список достопримечательностей республики. Вот такой парадокс!
В 2006 г. Наталья Сергеевна умерла. Музей остался без хозяина. Теперь он стал ничейный, казалось, никому не нужный. Раньше дом Зыряновых и музей находились на территории санатория «Юматово», и отдыхающие могли приходить сюда, послушать, поговорить с Натальей Сергеевной. Теперь же земли санатория обнесены чугунной оградой, впритык к музею, и он остался, таким образом, за забором. Местная администрация Юматовского сельсовета взяла его под свою охрану и защиту, то есть поставила музей на свой баланс. Выделены штатные единицы для работы музея – заведующей и трех помощников.
Правление Юматовского сельсовета и его председатель Ильфат Ринатович Янгубаев сдержали свое обещание: летом 2010 года после небольшого косметического ремонта музей вновь стал принимать посетителей. Так проявился пока еще редкий пример реального результата в осуществлении возможностей местного самоуправления. Словом, история и судьба музея Зыряновых подобна печальной сказке с хорошим концом.
В творчестве Зыряновых отразился дух, характер земского просветительства. Зыряновы являются представителями традиционной российской интеллигенции из той же породы земских людей. Сквозь лихое ХХ столетие они донесли до нас высокое благородство и нравственность этой породы, убежденно отстаивая гуманистические идеи в обществе, хотя общество порой и сопротивлялось их действиям. Творчество и имена Сергея Алексеевича и Натальи Сергеевны Зыряновых составляют непреходящую ценность в развитии культуры, науки, искусства Башкирии. Они должны занять достойное место в истории нашей республики. Янбухтина Альмира Гайнуловна, доктор искусствоведения, профессор УГАЭС, заслуженный деятель искусств РБ. Окончила Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина (СПб), аспирантуру НИИ художественной промышленности (Москва).
