(продолжение. Начало в №2-3/2020 и сл.)
Лиснянский Зуся (1893–1987), Лиснянский Лейба (1855–1932), Лиснянские Кусиель (1897–1938) и Голда (1904–1995)
Фотографии из дедушкиного шкафа
Однажды Зус Мовшевич Лиснянский стал зваться Зиновием Моисеевичем, а его сын Хаим Зусович — Ефимом Зиновьевичем.
Когда и как это произошло?
Родня с обеих моих сторон была весьма многочисленной и, кроме Витебска и Полоцка, заселяла Двинск (нынешний Даугавпилс), местечко Юховичи Россонского района, Ляды, Велиж, Себеж, Великие Луки. Все это относилось к Витебской губернии Северо-Западного края Российской империи, уже давным давно разделенной между Беларусью, Латвией и Россией — поэтому сейчас люди там говорят и пишут на разных наречиях.
Но в 1931 году в Белорусской ССР, несмотря на наличие четырех государственных языков, документы выдавались только на одном, что и привело к небольшим неурядицам через десять лет.
Когда началась война, дедушка Зуся, побывавший в германском плену в первую мировую, каким-то верхним чутьём понял, что «это совсем не тот немец» и, побросав пожитки на подводу, рванул на восток. Ещё три семьи родственников потянулись за ним, они и выжили, остальные — нет.
До Башкирии добрались поздней осенью сорок первого. Моему папе было без малого десять лет. Город Бирск, по его воспоминаниям, состоял из отдельных деревянных домиков, наполовину занесенных снегом. Пошли оформлять документы. Представитель властей долго всматривался в папину метрику, а затем запросил помощи у дедушки, с которым он уже «разобрался», превратив того из Зуса Мовшевича в Зиновия Моисеевича: «Снеженя — это что?»
— Снежень — декабрь на белорусском, ответил дедушка.
— А Хаим?
— Ефим — созвучный аналог был найден без труда.
И папа стал Ефимом Зиновьевичем. Он вспоминал с улыбкой, что слово яурэй в графе «национальность» вопроса у чиновника не вызвало.
Такова семейная легенда.
***
О себе дедушка рассказывал скупо — вообще был не из говорунов: ремесленничество располагало к сосредоточенному молчанию. Владей я его родным языком идиш, может, и услышал бы чего, но в нашем поколении этого знания уже не было, «маме лошен» стремительно уходил в сферу чисто этнографического интереса. По обрывкам речи ухватывались какие-то факты биографии, богатой на события, я живо ими интересовался, но даже папа, его сын, многого не знал.
К властям дед относился как к данности, никогда ничего не комментируя, и уж, конечно, не критикуя. Каким-то, одному ему известным образом, умудрялся договариваться с представителями государства, когда чего от них требовалось, а, впрочем, не так уж и много у него было таких вопросов — к чинам и богатству не тянулся, жил очень скромно.
З.М. Лиснянский в возрасте 85 лет.
Сил в деде было много — до сих пор помню, как в свои почти девяносто, забыв про солидность, он бежал в гору, чтобы успеть к электричке. Но годы не обманешь, потихоньку Зуся стал угасать и в 1987-м умер в возрасте 94 лет. После его смерти ничего особенного не осталось — разве что старый трехстворчатый гардероб с поношенной одеждой. В одном из его ящиков я обнаружил разваливающийся альбом с фотографиями, вставленными в прорезанные полукругом двойные уголки. С карточек на меня смотрели хорошо знакомые лица: бабушка, прожившая с дедом более полувека, Исаак — старший сын, погибший на фронте, дочь Роня с внучкой Мариной, младший сын — мой папа в школьной форме, племянницы из Минска…
Переворачивая последний картонный лист, я отлепил его от приклеившейся обложки и неожиданно увидел заложенные между ними, будто спрятанные, два конверта с письмом и фотографиями. Судя по адресам, одно из писем было послано деду из Великих Лук, а другое должно было быть отправлено им самим в Выборг, но конверт оказался пуст.
Письмо я прочитал, оно было написано с нарушением правил орфографии и пунктуации (так и буду его цитировать дальше) и полно каких-то подробностей, интересных лишь близким родственникам, хорошо знающим, о чем идет речь: продала старую хабуру…, переехала в 2-х комнатную квартиру…, не в силах делать в ней ремонт…, купили пьянину, на которой Инночка понемногу занимается с Эммой…, часто вижу своих Риву и Наума, у него получилось сильное обострение желудка…, у Ривы находится девочка сына на воспитании…
Ну и еще про больные ноги, про радость по поводу свадьбы сына племянницы и, конечно же, пожелания и приветы от всех поименно. В заключении «Целую Лиза» и странная приписка «Да открытку Вашу мы получила хозяйка позвонила и сходила за ней».
От кого письмо? Кто эти люди из Великих Лук? Кому дед собирался писать в Выборг, но так и оставил неотправленный пустой конверт со своим обратным адресом? И почему почерк на этом конверте, совсем не похож на его каракули? Наконец, зачем нужна какая-то «хозяйка», если можно отправить письмо напрямую адресату?
***
Ещё больше изумили фотографии. На одной из них морской старшина, невероятный красавец — Голливуд отдыхает. На обороте подпись: «На память от Лиснянского Абраши Кусиловича. Я шлю его фото, в отпуску был. 3/XI/53г.».
морской старшина
На другой — пара с ребенком и на обороте той же рукой — «На память от Сони Лиснянской. Это дочь с мужем (младшая) 3/XI/54».
пара с ребенком
На третьей — большая семья и на обороте: «На память от Эммы Лиснянской с мужем и детьми. Посмотрите дети неплохие Вырастила одна 3/XI/54».
большая семья
На этом снимке обращает на себя внимания сидящая слева пожилая женщина, полная внутреннего достоинства и благородства. Судя по всему, именно она и подписывала фотографии.
И ещё одна карточка, на которой рядом с ней подруга или родственница и подпись совсем другим почерком с ошибкой в падеже: «На добрую память дорогому брату и сестры от сестры Хаи. Твоя сестра Хая Ланцман и Галя Лиснянская».
пожилая женщина с подругой или родственницей
Я тут же вцепился в папу: «Кто такая Галя Лиснянская, её дети Эмма, Соня, Абраша? Что за неизвестная сестра деда Хая Ланцман? Ты не можешь их не знать!».
Папа, потерявший большую часть своей семьи в Катастрофе, растерялся: «Я о них никогда не слышал. Помню лишь, что дедушка упоминал что-то вскользь про Великие Луки, не более того».
Через три года мы уехали в Израиль. Фотографии и письма продолжали храниться в семейном альбоме, но я ничего не мог сказать о степени своего родства с изображенными на них людьми.
***
А в апреле 2019-го, спустя почти три десятилетия после переезда, я получил странное послание. Писала Надежда Вассерман из Беер-Шевы:
«Здравствуйте, Илья. Выполняя просьбу моей мамы, искала Вас, и если я попала по правильному адресу, то у меня есть фото Вашего прапрадеда Лиснянского датирована 1928 год».
К письму были приложены фотографии абсолютно незнакомых мне людей и подпись: Лейба Лиснянский с сыном Кусиелем. 1928 г.
Послание Надежды вызвало во мне противоречивые чувства. Конечно же, прапрадед в 1928-м фотографироваться никак не мог. Дедушка родился в 1893-м. Он хорошо помнил своего деда — то есть, моего прапрадеда, и рассказывал, что тот умер до первой мировой войны.
Тогда, может, это прадед? Тоже не подходит: прадеда звали Мовш, Мойше или Моисей, но никак не Лейба.
Однако что-то неуловимо знакомое было в лице старика. Я прикрыл бороду — никаких сомнений! Тот же разрез глаз, что у Зуси, тот же нос, лоб.
Лейба Лиснянский с сыном Кусиелем. 1928 г. (фотография из архива Н. Вассерман).
Мы созвонились, начали разбираться в родословных, слово за слово. Несколько вечеров…
Оказалось, что Надя — внучка той самой Гали Лиснянской, фотографии которой столько лет хранились в дедушкином альбоме. Из длинной и очень запутанной истории я узнал, что Галя (тогда она звалась Голдой) была замужем за Кусиелем, который на присланном снимке 1928 года рядом со своим отцом Лейбой. Но какое отношение они имеют к нашей семье? Однофамильцы?
На помощь пришел один из лучших специалистов по генеалогии евреев Северо-Западного края Российской империи Дмитрий Широчин. Он выяснил, что отец моего деда, Мойше-Хаим, и отец Кусиела, Лейба — родные братья, сыновья Берки Лейбовича Лиснянского. Следовательно, Кусиель — двоюродный брат моего дедушки Зуси. Все они жили в местечке Юховичи неподалеку от Полоцка. Там же родились Эмма (1924 г.р.), Соня (1926 г.р.) и Абраша (1928 г.р.), о которых Галя с гордостью пишет деду «Вырастила одна».
Но почему одна?
Увы, причина оказалась банальной для того страшного времени.
15 марта 1938 года Кусиеля, председателя швейной артели, арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Латвии. Следствие было недолгим: решением комиссии НКВД и прокуратурой СССР от 26 мая 1938 года он был приговорён к высшей мере наказания (расстрелу).
Дальше Надя рассказала мне, что, пытаясь дознаться до правды, делала многочисленные запросы, но официального ответа не последовало, зато от частного специалиста по архивным поискам она получила такую информацию:
«Председателем Малашковского сельсовета работал Лиснянский, эмигрировавший в годы гражданской войны в Латвию и возвратившийся нелегально в СССР в 1934 г. Лиснянский с оставленной им в Латвии семьей поддерживал постоянную связь. Зная о нелегальном приезде из Латвии брата-шпиона, не информировал соответствующие органы и даже по осуждении брата ездил к нему в концентрационный лагерь».
Действительно, в базе данных общества «Мемориал» имеется некий Лиснянский Хаим Эльевич (варианты отчества: Михайлович), бывший председателем Малашковского сельсовета в д. Лисно Освейского района. Кроме этого, известно о нем следующее: Родился в 1904 г., м. Ковнат Латвийской ССР; еврей; образование н/начальное; член/канд. в члены ВКП(б). Арестован 18 сентября 1935 г. Приговорен: ОСО 15 марта 1936 г., обв.: 68 УК БССР — Агент иностранной разведки. Приговор: 3 года ИТЛ, отбыв.: Упр. Ухтпечлаг НКВД Реабилитирован 24 сентября 1957 г. Военный трибунал Белорусского ВО.
Проще говоря, Кусиеля Лиснянского осудили за то, что родственник жил в другой стране.
Трагикомичность истории заключается в том, что местечко Ковнат (Каунаты), расположенное неподалеку от уездного города Режице, являлось частью Витебской губернии с 1802-го по 1920-й. И, возможно, относилось к ней до сих пор, если бы, в соответствии с Рижским договором, Советская Россия не передала его Латвии. Таким образом, буквально в одночасье многочисленное еврейское население Двинского, Люцинского, Режицкого уездов и ещё двух волостей Дриссенского уезда оказалось в положении граждан уже не российских, а латвийских. И, стало быть, обычная поездка в гости к родственникам, которых было немало по всей Витебщине, теперь приравнивалась к переходу через границу. По тем временам этого было достаточно, чтобы обвинить человека во всех смертных грехах, чем, собственно, и занимались карательные органы с присущим им воодушевлением. Аналогичная ситуация уже происходила с предками этих же евреев при разделе Польши, но коренное отличие состояло в том, что тогда, в 18-м веке, Речь Посполита распалась, и никто не мог обвинить её бывших подданных в шпионаже против нового отечества.
Непонятными остаются два момента. Во-первых, как выяснилось из архивных записей, о чем речь пойдет ниже, родного брата Кусиеля звали Абрамом и он родился на двадцать лет раньше Хаима Эльевича. Значит ли это, что речь идёт о двоюродном? Или вообще тут путаница?
Во-вторых, вышеупомянутый председатель сельсовета, являвшийся по совместительству «агентом иностранной разведки», отсидел всего 3 года в Ухтпечлаге, в то время, как Кусиеля расстреляли лишь за то, что не донёс на него и cъездил на свидание. Это явно непропорционально, или в 38-м, на фоне планов по репрессиям пропорциональность никого не интересовала и логику искать не следует?
Думается, что на эти вопросы когда-нибудь найдутся ответы, но остается непреложным тот факт, что всего в сорокалетнем возрасте жизнь двоюродного брата дедушки оборвалась самым нелепым образом. Спустя четверть века его реабилитировали, да разве что вернёшь?!
***
А Голде с тремя малыми детьми пришлось учиться выживать самой и спасать детей. Перед ней маячила реальная угроза обвинения по статье «член семьи изменника Родины» — таких как она отправляли в специальный лагерь в Акмолинской области Казахстана. Должно быть, многие из них тогда вспоминали слова Сталина, сказанные во всеуслышанье на праздничном обеде у Ворошилова после демонстрации 7 ноября 1937 года: «Мы не только уничтожим всех врагов, но и семьи их уничтожим, весь их род до последнего колена». Поэтому надо было заметать следы, бежать из родных краёв. Сначала «забыла» имя Голда и стала Галиной, перевезла семью в Оршу поближе к сестре Фане, затем, с началом войны, на восток в Курганскую область, а уже после победы постепенно все осели в Выборге, неподалеку от Ленинграда. О своей трагедии никому не рассказывала, однако фамилию не поменяла. И дорогие фотографии сохранила.
Голда и Кусиель Лиснянские (фотография из архива Н. Вассерман).
Человеком она была исключительно честным, что ценилось всеми, кто её знал. Надя рассказывает со слов своей мамы Сони (той, что на фотографии с ребенком и мужем) про эпизод из жизни на Урале, куда семья эвакуировалась во время войны:
«Галина работала в магазине совхоза и в её обязанности входило резать хлеб на части, которые распределялись на каждую семью по количеству человек. На доске оставались хлебные крошки, которые она собирала и каждый раз отдавала самым бедным семьям, где много детей. Вдруг в совхоз приехали люди из надлежащих органов, арестовали бабушку и увезли. По совхозу быстро пронеслось известие об этом, и народ стал собираться у правления. Выяснилось, что кто-то написал донос, что якобы она раздаёт хлеб одним и тем же семьям. Не знаю вычислили доносчика или нет, но народ всем совхозом на подводах (был конец зимы 1945 года) поехал вызволять её. Они добились того, что её отпустили, продержав там какое-то время».
Смерть Сталина 5 марта 1953 года вызвала прилив энтузиазма у миллионов людей, чьи близкие были перемолоты страшной машиной репрессий. В 1962-м реабилитировали Кусиеля Лейбовича Лиснянского и Галина уже без всякого опасения смогла восстановить свои документы, утерянные во время войны. И главный из них — «Свидетельство о браке».
«Свидетельство о браке» Из архива Н. Вассерман
***
Галина Лиснянская добилась восстановления доброго имени любимого человека. Труднее было с родственными связями: война опустошила еврейские местечки Белоруссии буквально подчистую. Из родных мужа у неё осталось всего несколько человек, в том числе, Зуся, которого в семье уважали за огромный житейский опыт. Кто кого первым отыскал — не известно, но переписка между ними пошла.
Почему же мой дед никому никогда ничего не рассказывал? Опасался? Чего, кого? И что ему, пенсионеру с 1953-го, могло угрожать? Времена сталинских репрессий давно канули в Лету, мы о них только в книжках читали.
И так, да не так. Многие годы в советских анкетах существовали странные, на сегодняшний взгляд, вопросы: «Находились ли Ваши родственники на временно оккупированных территориях», «Были ли репрессированные родственники, если да то за что?», «Есть ли родственники за границей?» и т.д. Положительный ответ на каждый из них мог повлечь за собой неприятности от малых до великих. Но если не признаться, тогда ещё хуже: значит, сознательно скрываешь , есть причина затаиться. Такова была любимая советская игра в поиск замаскировавшихся врагов.
Вот потому-то старый Зуся, многажды жизнью битый, и не рассказывал ничего о своем двоюродном брате Кусиеле, полагая, что к нему, простому работяге, власти не придерутся, а детей следует уберечь от «лишней информации», чтобы не сболтнули где не следует и не испортили себе будущее. Как говорится, «меньше знаешь — крепче спишь».
***
Итак с историей Гали Лиснянской стало более-менее ясно. А что за письмо из Великих Лук? Откуда пустой конверт с адресом «Выборг, Леншоссе, 7, кв. 3. Лиснянской Г.С.» и обратным адресом дедушки «Уфа, Кольцевая, 24-35, Лиснянскому З.?
«А это у бабушки такое правило было — объясняет Надежда, — она всегда с письмом вкладывала маркированный конверт с обратным адресом, чтобы не вводить родственников в расходы. А что касается Великих Лук, то там жили дальние её родственники, они же, насколько я понимаю, родственники мамы твоего деда Зуси».
Мама дедушки, Сифра Лиснянская, погибла в Россонском гетто и я даже не знаю её девичьей фамилии. Возможно, будущие поиски помогут ответить на вопросы о родственниках из Великих Лук, о которых дедушка рассказывал папе.
Остался последний вопрос: кто такая «сестра Хая» на фотографии рядом с Галиной? И опять Надежда:
«Мне бабушка рассказывала, что в 1957-м ездила она в Себеж навещать родственницу Хаю, которая там жила в бедности. Да вот, у меня и фотография с того года осталась, посмотри — она в том самом платье, что и на фотографии с Хаей Ланцман, а малышка на руках у неё — это я».
Галина Лиснянская с внуками. Выборг, 1957г. (фотография из архива Н. Вассерман)
Окончательную точку в ответе на эту загадку поставил Дмитрий Широчин, который с присущей ему дотошностью перекопал всё, что можно, и обнаружил в Национальном историческом архиве Беларуси (НИАБ) запись 1894 года «Именные списки семейств, составляющих мещанские общества Витебской губернии».
Из них-то и выяснилось, что ещё до рождения Кусиела — а родился он в 1897 году, в семье его родителей Лейбы и Песи Лиснянских было четверо детей: Сора (1879 г.р.), Хана (1882 г.р.), Абрам (1884 г.р.) и Хая (1891 г.р.) — то есть, та самая Хая Лиснянская, в замужестве Ланцман, что нас так озадачила.
Это двоюродная сестра дедушки Зуси.
Такова история четырех фотографий из его старого альбома.
«Когда Илья прислал мне эти фото, слёзы катились из моих глаз и ком подступал к горлу.
Я выполнила мамину просьбу и нашла дедушкиных родных. Жаль, что мама не дожила до этого дня» (Из статьи Надежды Вассерман в журнале «Мишпоха»).
(продолжение следует)
Источники
-
Национальный исторический архив Беларуси, фонд 2508, опись 1, дело 336 «Именные списки семейств, составляющих мещанские общества Витебской губернии», 1894 год.
Интернет-версия 4-го издания диска «Жертвы политического террора в СССР» (http://lists.memo.ru/index.htm)
Н. Вассерман «Мой рассказ о бабушке и её судьбе». «Мишпоха». Международный еврейский журнал(http://mishpoha.org/rodoslovnaya/780-semejnye-progulki)
Артем Кречетников «Как в СССР сажали жен и детей «изменников родины»». Русская служба Би-би-си, Москва. 05.07.2017. (https://www.bbc.com/russian/features-40471460)
Копия 1962г. «Свидетельства о браке» Лиснянского Кусиеля Лейбовича и Берновской Галиной Соломоновной, выданного 22.IV.1922г., Бюро ЗАГС Россонского района Витебской области (Архив Н.Вассерман)
Выражаю глубокую благодарность Н. Вассерман и Д. Широчину за помощь в сборе материалов для очерка и Д.Брикману за подготовку фотодокументов к публикации.
Илья Лиснянский
28.02.2020 г.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer5_6/lisnjansky/
