По следам кругосветной экспедиции Русского географического общества
(Продолжение. Начало в №№ 1—4)
ВУЛКАН ЛАССЕН-ПИК
Чтобы подобраться к основанию многовершинного вулкана Лассен-Пик (3187 м), одного из крупнейших лавовых куполов на Земле, понадобился целый день. За это время успели побывать и в зиме с мощным снежным покровом, и в весне с цветущими фруктовыми деревьями, и в жарком лете.
А с утра не удержались, сделали ещё небольшой крюк и спустились к мерно рокочущему Тихому океану. Несмотря на холодный ветер, молодёжь разулась и, расправив руки-крылья, побегала в брызгах прибоя по мокрому песку, визжа от счастья.
Вокруг Лассена хвойные леса от огня не пострадали. Здесь ещё вовсю властвовала зима – у подошвы вулкана снег четыре-пять метров глубиной! Последние километры ехали, будто внутри белостенного тоннеля. Какова высота снежного покрова наверху? Узнаем завтра. Прогноз, правда, огорчил – пообещали снег с дождем.
И точно, утром разбудил дробный стук редких, но полновесных капель. Невзирая на непогоду, сразу после завтрака отправились к белеющему вдали куполу. Что интересно, дождь сразу прекратился. (Я давно заметил, что, когда не боишься, рискуешь, препятствия сами отступают.)
До кратера десять километров заваленных снегом предгорий и полтора километра подъёма непосредственно к жерлу. Кругом ни души. В эту пору сюда захаживают на лыжах лишь рейнджеры парка.
По жестким снежным надувам с утра шагалось легко, но чем выше поднималось солнце, тем податливей и рыхлей становился снег. Он всё обильней налипал на протекторы горных ботинок, превращая их в пудовые гири. Приходилось то и дело останавливаться и сбивать налипшие
комья.
Вскоре снег так размяк, что мы то и дело стали проваливаться почти по пояс (глубже не давал рюкзак). Чтобы не терять темпа, один из нас обычно шёл впереди и проминал дорогу. Устав, отходил в сторону, и его место занимал идущий следом. Так и торили по очереди.
Когда настал мой черед, я понял, каково это – идти первым. Под тобой несколько метров податливой массы, и только обопрёшься на ногу, как проваливаешься по самый пах. Упираясь руками, с трудом вытащишь себя наверх, но при следующем шаге происходит то же самое.
Проковыляв так с сотню метров, я взопрел, мышцы ног гудели от напряжения, но стараюсь, троплю. Тут ещё встречный ветер выжимает слезу. Костя, увидев, что я «буксую», отправил меня в «хвост колонны» и сам встал впереди. Он так и шёл то за себя, то за меня. Крепкий мужик!
Каждая ходка выматывала до такой степени, что, как только звучала команда «привал!», все падали на снег словно подрубленные. Не знаю, как ребята, а я, распластавшись на мягкой перине, испытывал такое наслаждение, что невольно приходила мысль: «Даже ради того чтобы получать подобное удовольствие от отдыха, стоит ходить в горы!»
Особенно славно бывало, если место для привала выбрано тихое, безветренное. Расстегнешь куртку, снимешь шапку и лежишь, купаясь в ласковых объятиях солнца. Слабый ветерок приятно холодит разгорячённое ходьбой лицо, а ты смотришь, блаженно улыбаясь, как на кончике ветки повисает капля с бегающей искоркой солнца. Глядишь и гадаешь: упадёт, не упадёт до завершения привала? К реальности возвращает Костин голос: «Готовность – одна минута!» Всё, конец блаженству! Надо успеть застегнуться, скрутить и приторочить «пенку», надеть рюкзак и быть готовым месить снег
следующие полчаса. О-о-о, ма-ма! За что такое наказание?!
И за время следующего перехода уже, наоборот, не раз спрашиваешь себя: «И чего тебе, старый хрыч, дома не сидится?»
Причин на то несколько. Основная заключается в том, что в походах и экспедициях, особенно длительных, начинаешь ценить простые, не замечаемые в повседневной жизни вещи. Когда с месяц полазаешь по тайге, то ломоть свежеиспечённого хлеба превращается в невиданное лакомство, а обычный квас – в божественный напиток! А что ещё может дать такое удовольствие, как воспоминание о дружественной «встрече» с бизоном, взгляд на Отечество и пролив Беринга с мыса Принца Уэльского или вид потрескивающей магмы у твоих ног?!
Проходя через распадок между двух отрогов, увидели первые предвестники вулканической активности – бьющие из земных недр клубы пара, – «Лассен-Пик дышит!». Подойдя ближе, приступаем к более детальному обследованию фумаролы. Снег здесь не задерживается, и на обнажённой земле хорошо заметны жёлтые кристаллы серы, обрамляющие места выхода газа. В понижениях бурлит, пузырится горячая жижа. Неподвижный воздух густо пропитан запахом сероводорода. Едкий газ раздражает носоглотку, и вскоре нас начинают сотрясать приступы кашля.
Нанеся на карту месторасположение фумаролы, Николай обвязывает лицо по глаза шарфом и мужественно начинает измерять электронным термометром температуру грунта. «Плюс 82, плюс 85, плюс 96 0С», – сообщает он и тут же заносит в таблицу полученные данные. Через несколько минут измерения завершены, и мы спешно покидаем заполненную ядовитым газом ложбину.
На плато, предшествующее вулкану, поднимались по довольно крутому скату с оголившимися из-за сошедших лавин участками. На многослойном срезе снежного покрова было видно, что в последний снегопад выпало сразу 80 сантиметров. Теперь понятно, отчего тут так много свежих лавин. Чтобы не угодить под очередную, Костя повёл сразу наверх.
Вот где я чуть не отдал концы…
К глубокому девственному снегу прибавилась крутизна. Перед выходом на плато пришлось идти под хищно загнутым снежным надувом. Все нервничали: казалось, ещё мгновение, и вся многотонная масса рухнет и вобьёт нас в снег, как молоток вбивает гвоздь в доску. Эти метры показались сродни вечности. Пройдя их, мы почувствовали себя героями, дерзнувшими заглянуть в лицо смерти.
После непродолжительного отдыха пересекли плато и ринулись на штурм последнего крутяка, завершавшегося террасой, кольцом опоясывающей главный конус. Здесь глубокая, рыхлая снежная перина окончательно доконала меня. Когда остановились на ночёвку, я первые минуты не в состоянии был даже пошевелиться.
Лагерь обустраивали в лучах заходящего солнца, при набирающем силу ветре и крепчающем морозе. Чтобы защититься от его пронизывающих порывов, нарезали лопатой снежных кирпичей и выложили дугообразную стенку. Но ветер был столь силён, что дежурившему Лёхе пришлось, в дополнение к ней, вырыть в снегу пещерку для горелок – иначе пламя задувало.
Хотя тент палатки всю ночь бухал, как бубен шамана, я спал точно младенец. Не мешали даже рваные очереди громоподобного храпа Ильи (он начинает «курлыкать» сразу, как только принимает горизонтальное положение).
На штурм вершины вышли в восемь утра. Голый почти километровой высоты склон покрывал жёсткий, блестящий на солнце фирн. Подниматься с помощью ледоруба было неудобно: скат до того крутой, что при каждом замахе возникал риск опрокинуться. Поэтому ледорубы прицепили к поясу, а чтобы не сорваться, ложились на снег и с размаху вонзали в плотный снег торцовые зубья кошек, надетых на горные ботинки. После этого подтягивали одну ногу к себе и, вновь вбив зубья кошки в фирн, «выталкивали» тело вверх для следующего «шажка». Так шаг за шагом, размеренно ползли к вершине с редкими остановками для отдыха возле торчащих кое-где останцев – они защищали от ветра и не давали сорваться вниз.
Поначалу я шёл наравне со всеми, но где-то посреди склона стал отставать. В какой-то момент показалось: всё, дальше не смогу! Прижавшись к льдистой стене, оглядываюсь назад, – там белая бездна, а в самом низу скалы. Понимаю: отступать некуда! Очередной удар ботинком, и ещё 30 сантиметров позади. Когда силы иссякают, прижимаюсь к снегу и надолго замираю: погружаясь в полусонное блаженство. Но вскоре в действительность возвращает далёкий голос сверху. Это Костя кричит, пересиливая ветер:
– Камиль, ты сильный, не останавливайся! Иди! Ты поднимешься!
Становится стыдно, что чуть не поддался слабости, поставив под угрозу судьбу экспедиции. Делаю следующий шаг. Иду. Но каждый сантиметр – это преодоление себя.
Наконец склон стал выполаживаться, и мы выходим на лавовый купол. Справа скалистый пик, на котором установлена автономная метеостанция с питанием от солнечных батарей. Прямо перед нами – кратер, окруженный зубчатой короной, – следствие мощного взрывного извержения в 1915 году. Вдали разбросаны в беспорядке заснеженные конусы более низких вулканов. Между ними белеют плошки озёр и цирков. Ниже зеленеют долины.
Пока Николай определял лазерной линейкой размеры кратера, Андрей измерил у нас оксиметром количество кислорода в крови и пульс. Конечно же, сердце тарахтело на повышенных оборотах, но это естественно – высокогорье!
Во время спуска вошедший в азарт Илья поскользнулся и покатился по зеркальному склону прямо на торчащие камни. Мы застыли в ужасе. Но наш богатырь сумел извернуться и с размаха засадить ледоруб в плотный фирн. В итоге отделался лишь ссадинами.
Путь от базового лагеря до машины занял всего три часа. Нас здорово выручил мороз – он превратил верхний слой подтаявшего вчера снега в прочный наст. Шагать по нему было одно удовольствие. Подойдя к «Сафари», увидели на лобовом стекле конверт с официальными реквизитами. Это было письмо от рейнджера парка Meлании Стойберю со словами благодарности за посещение Национального парка и пожеланием успешного прохождения всех этапов экспедиции. Она сообщала также, что сотрудники парка с интересом следят за нашим продвижением по сайту РГО. Приятно!
Просушив на солнце термобельё, перчатки, носки, палатки, направились в сторону респектабельного Сакраменто – столицы штата Калифорния. К моей радости, самые крупные города этого штата (Сан-Франциско и Лос-Анджелес) не входят в утверждённый РГО маршрут, – у меня аллергия на подобного рода «муравейники».
СТРАНА КОНТРАСТОВ
5 апреля 2011 года. Миновало 45 дней со дня старта экспедиции. На снегоходах и лыжах пройдена Аляска, на автомобиле – Канада, штаты Вашингтон, Орегон, Калифорния, совершены восхождения на два действующих вулкана. Всего за плечами нашей команды уже более 9000 километров и весомый объём фото- и видеоматериалов. Сегодняшний день оказался памятным и необычным из-за резкой перемены ландшафта.
Покинув млеющий в неге лета Сакраменто (уж простите – не люблю описывать города), долго поднимались по берегу порожистой речки на очередной горный массив – острозубый хребет Сьерра Невада высотой более 3000 метров. В итоге из лета опять попали в зиму: метровый снежный покров, мрачные холодные ущелья, разорванные скальными обнажениями непроходимые ельники. С самого высокого на сегодняшний день перевала (3075 м) открылся вид на живописное, бирюзового цвета озеро Тахо, примостившееся между отрогов, испещрённых белыми лентами горнолыжных трасс. Здесь самые фешенебельные и популярные среди горнолыжников курорты Соединённых Штатов.
Панорама живо напомнила Южный Урал: те же лесистые горы, озёра, подъёмники. Воспоминания о родном крае всколыхнули сердце, пробудили ностальгические чувства, подступила тоска по семье. Мельком глянул на своих товарищей: не заметил бы кто, как от пробежавших в голове мыслей почему-то защипало в глазах, засосало под ложечкой…
Дальше хребет, постепенно понижаясь, образует хорошо развитые лесистые предгорья. Проехав всего с десяток километров, мы с удивлением завертели головами, – было ощущение, будто попали на другую планету. Густые хвойные леса за несколько минут сменились колючими кустарниками и пучками всклокоченной травы. Вместо заснеженных громад –
лысые, бурого цвета холмы. Немного погодя безрадостность этой картины усугубили беловатые поля безжизненных солончаков. Мы никак не могли прийти в себя от столь разительных перемен. Всё объяснил щит у дороги: «Штат Невада».
Прямая, как стрела, лента чёрного асфальта, то поднимаясь на голые, в морщинистых складках холмы, то надолго проваливаясь на дно высохших озёр, весь день рассекала эту мёртвую, раскинувшуюся на сотни километров пустыню. На редких ранчо прямо у трассы сиротливо пестрели фанерные щиты «For sale» – «Для продажи». Зато там, где сверкала броская надпись «КАЗИНО», кучковались десятки автомобилей самых дорогих марок. Здесь кипела жизнь!
Поразительно! И не лень людям ради призрачной возможности разбогатеть ехать за тридевять земель, чтобы в итоге остаться без цента в кармане. Я сам человек весьма азартный, но для меня подобная страсть равнозначна глупости. Возможно, идут туда пощекотать нервы те, кому деньги валятся «с неба»: с тем, что далось без труда, легко расставаться. Следует заметить, что казино, которые мы видели на этой второстепенной трассе, по меркам игорного бизнеса весьма заурядные заведения. А вот на самом юге штата за счёт него вырос и процветает город Лас-Вегас. Достаточно взглянуть на его фотографии, чтобы убедиться: страсть к риску и лёгкой наживе у людей неистребима.
Под вечер слева, километрах в трёх от дороги, увидели жёлто-коричневый кряж с необычайно плавными гребнями. Он резко контрастировал с соседними: мрачными и клыкастыми. У его подножия угадывались силуэты фургонов и внедорожников. Поскольку подошло время подумать о ночёвке, мы решили присоединиться к ним и заодно вблизи осмотреть необычный массив. Оказалось, что это гигантская дюна из чистейшего песка высотой около ста метров и длиной километра два. По ней на квадроциклах и сноубордах лихо носились вверх-вниз, вздымая золотистые шлейфы, ребята и девчата. Из текста, размещённого на информационном щите, следовало, что это самая высокая дюна Америки и называется она Санд Моунтэйн.
Мне доводилось гонять на джипе по барханам в Арабских Эмиратах, но их высота не превышала семидесяти метров. (Самые высокие дюны нас ожидали впереди – в Перу. Там, возле Тихого океана, имеется целая горная система, состоящая из чистейшего песка. Высота её отрогов достигает 230 метров!)
Зависшее над горизонтом золотистое солнце, янтарные облака и соломенного цвета дюна придавали особое очарование этому вечеру. Одолев за день немногим более трехсот километров, мы побывали и в субтропиках, и в горно-таёжной зоне, и на солончаках, и в пустыне!
6 апреля 2011 года
Вчера ещё ехали по пустыне наперегонки с катящимися по ней шарами, называемыми у нас «перекати-поле», а сегодня по высокогорному плато со снежным покровом до двух метров! Невероятно! Едем-то к экватору! Правда, когда спустились с трёх тысяч метров до двух, снег пошёл на убыль, а вскоре и вовсе исчез. Тут уже появились первые предвестники Гранд Каньона – самого знаменитого после Ниагарского водопада природного объекта Северной Америки, вытянувшегося с севера на юг по штату Аризона на 450 километров. Его ширина местами превышает десять километров. Примыкающие боковые каньоны, конечно, поуже. А издали – просто обширное каменистое плато, но стоит проехать два-три километра – разверзается бездна!
Здешняя почва представляет собой красный глинозём и песчаник, лишь слегка спрессованный временем, поэтому каждый ручеек промывает на пути к основному руслу несоразмерно глубокое ложе, образующее причудливую сеть каньонов реки Колорадо, берущей начало с ледников Скалистых гор.
Стены каньона затейливо «застроены» исполинскими замками, сторожевыми башнями, шпилями, куполами, пещерами, зубчатыми крепостными стенами. К ним примыкают плотно составленные конусы, похожие на «вулканчики», рассечённые потоками жёлто-красной лавы. А дно каньона живописно украшено где столбообразными островами, где пиками скал, меж которых течёт река.
К самому Гранд Каньону подъехали, когда смеркалось. Его уже заполнила холодная, серая мгла, и наши фотообъективы не смогли запечатлеть неземную красоту этой бездны. Глаза видели, мы изумлялись, восторгались, а техника не в состоянии была зафиксировать её – не хватало света. Мы смогли заснять только стоящих над пропастью белохвостых оленей с ослиными ушами. Пока мы, перебегая с места на место, фотографировали их, они с любопытством наблюдали за непонятной суетой.
Когда сумерки сгустились и отгорела вершина самой высокой скалы, оставалось только наслаждаться сказочной картиной подсвеченных снизу облаков.
Был тот час, когда стираются очертания, тускнеют краски, когда дневной свет, неразрывно сцепившись с ночным, путается и всё становится нереальным и зыбким. В итоге всё сливается в сплошном непроницаемом мраке.
Весь следующий день решили посвятить знакомству с этим чудом природы и отснять каждый доступный взору уголок.
Налетевшая с утра метель помешала исполнению задуманного – видимость упала до 50 метров. Да! Это была самая настоящая метель со струящейся через дорогу снежной позёмкой. (Здесь, на высоте 2300 метров, холодно.) Оставалась надежда, что может проясниться, но через пару часов стало очевидно, что обложило надолго. Делать нечего, ужасно расстроенные, поехали дальше. Немного успокаивало понимание того, что ни одна фотография, ни одно видео не в состоянии передать всё величие и феерическую красоту этого уникального памятника природы, созданного водой за миллионы лет. А мы ЭТО видели! И ЭТО останется в нашей памяти на всю жизнь.
После спуска с плато перед нами вновь застелилась пустыня с растениями «перекати-поле», чахлыми кустами, заброшенными ранчо и лысыми хребтами на горизонте. К вечеру эту тоскливую картину разнообразили зелёные семейки высоченных кактусов.
Заехали в Феникс (символическое название для города, сумевшего вырасти на столь бесплодной земле) в надежде обзавестись картами Мексики. После гнетущего безлюдья и безжизненных пейзажей этот городок показался нам самым зелёным, жизнерадостным и многолюдным оазисом на Земле. Что интересно, хотя было довольно прохладно, многие жители разгуливали по улицам в шортах и безрукавках. Глядя на товарищей, облачённых, как и я, в куртки и брюки, опять подумалось: «Не такие уж мы и хладостойкие, как принято думать о россиянах во всём мире».
Безрезультатно обойдя книжные магазины, завернули в сквер перекусить на открытой террасе. Напротив, за витиеватой кованой оградой, дворик со старинным двухэтажным домом из красного кирпича. Перед ним на брусчатке стоял элегантный экипаж, запряжённый двумя лоснящимися рысаками. Но нас больше заинтриговали три дамы в одеждах XIX века. Они о чём-то оживлённо беседовали, то и дело поглядывая на нас в монокли. «Какие милые чудачки», – подумал было я, но, приглядевшись внимательней, сообразил, что это актрисы, а дом, по всей видимости, музей.
С любопытством прошли в ворота. Читаем вывеску, точно: «Музей быта среднего буржуа». А эти дамы в старомодных платьях – экскурсоводы.
Заинтригованные достоверностью образов, купили билеты и в сопровождении двух чопорных дам вошли в особняк по парадной лестнице. Прихожая оказалась тёмной, слабо освещённой и к тому же завешанной мрачноватыми картинами. По лестнице из мореного дуба поднялись на второй этаж. Здесь света было в достатке. Мы ненадолго заходили в каждую комнату. В одной из них затянутая в корсет дама обучала девочку нотной грамоте и игре на фортепиано. В детской – простенькие, не похожие на наши деревянные игрушки. В основном пышно разодетые куколки, паровозики, фургончики. Мимо нас то и дело с визгом и смехом пробегала малышня в костюмчиках и платьицах с рюшками, бантами. В конце коридора в открытую дверь увидели доктора в пенсне и с окладистой бородой. Он принимал больного.
Поражало то, что в доме всё, даже такие незначительные детали, как шпингалеты на окнах, латунные краны, соответствовало временам вековой давности. Мебель, гобелены, картины, лампы тоже были раритетными – из той канувшей в Лету эпохи. Атмосфера конца XIX – начала XX века воссоздана абсолютно точно и с большой любовью.
Экскурсия завершилась на первом этаже. Здесь кухарка готовила еду на печке, заправленной углём, горничная гладила бельё чугунным утюгом, в боковых отверстиях которого краснели угольки. На кухню и в прачечную имелся вход и со двора.
Всё в этом доме дышит такой любовью и уютом, что и мне захотелось в XIX век.
ГУД-БАЙ, АМЕРИКА!
Хотя правильнее будет сказать: «Гуд-бай, Соединённые Штаты!» Если честно, расставался с этой страной без сожаления.
Что интересно, как только мы въехали в Мексику, все вздохнули с облегчением. Было ощущение, что из красиво и богато обставленного театрального представления вырвались на волю.
Удивительно, но ни у кого из членов нашей команды (а мы представляем разные поколения: мне 61 год, Косте – 44, Андрею, Лёхе, Коле по 25 лет, Илье – 24) желания пожить в Америке не возникло. При всей привлекательности и красоте, от этой страны осталось чувство какой-то искусственности, ненатуральности.
При этом мы благодарны Штатам за то, что подарили нам массу незабываемых впечатлений от встреч с уникальными памятниками природы.
12 апреля 2011 года
Минуло 50 лет со дня первого полёта в космос Юрия Гагарина!
Когда неповторимый, слегка дрожащий от сдерживаемого волнения, громоподобный голос Левитана известил человечество об этом событии, мне было 11 лет, и я хорошо помню, какой безмерной радостью, каким воодушевлением была охвачена вся страна. Гордость и ликование переполняли наши сердца! От избытка чувств мы стучали соседям, выбегали во двор и вопили: «Наши в космосе! Ура, ура!» Обнимались, прыгали от счастья, – мы опять первые! Ура-а-а! Вместе с нами ликовал весь мир – ведь сбылась мечта человечества!
И представьте себе наше возмущение, когда на АЗС двое молодых американцев стали доказывать, что первым в космос полетел их астронавт. Мы чуть не подрались с ними, убеждая, что они заблуждаются. Следует отметить, что воспитание молодёжи в США построено так, что каждый американец уверен, что их страна лучшая, во всём первая и весь мир должен подчиняться им. И мы, к сожалению, в последние десятилетия фактически живём под их диктовку, в ущерб национальным интересам своей страны. Всё оглядываемся: как бы не осудила нас «мировая общественность».
Пошла мода вытаскивать на всеобщее обозрение и каяться перед всем миром в умело наваливаемых на нашу страну грехах. Можно подумать, что те, кто нас обвиняет в преступлениях, святые! Поляки же не каются в уничтожении в 1920 году 82,5 тыс. пленных красноармейцев, а американцы – в атомных бомбардировках Японии, унесших разом жизни 250 тыс. мирных жителей, включая беспомощных детей и стариков, или в том, что выжгли напалмом пол-Вьетнама!
Очерняются выдающиеся достижения советской культуры: наша музыка, песни, литература, театр, кинематограф! Даже Святая Победа над фашизмом, спасшая Европу от позорного порабощения, бесстыже поливается враньём!
Западу, алчущему бесконтрольного доступа к природным богатствам нашей страны, не даёт покоя, что, несмотря на все его усилия, Россия ещё жива! И, по всей видимости, по этой причине продолжается «просветительская работа» по «дебилизации» мозгов и развращению российской молодёжи. И более всего возмущает то, что эта тенденция усиленно поддерживается нашими СМИ и Министерством культуры, – теми, кто в первую очередь должен заботиться о патриотическом воспитании подрастающего поколения.
Извините, несколько отвлёкся, наболело! Продолжим наше путешествие.
БУЭНОС ТАРДЭС, МЕКСИКА!
Мексика – площадь 1972,55 тысячи кв. км, население – 113 млн человек, из них 30 миллионов индейцев. Господствующая религия – католическая, официальный язык – испанский. Продолжительность жизни у мужчин 69 лет, женщин – 75.
Покинув последний крупный населённый пункт США – город Тусон (штат Аризона), мы в 10 утра подъехали к мексиканской границе. Она проходит прямо посреди городка Ногалес (чопорного на американской стороне – и бойкого, весёлого на мексиканской). Как ни странно, мексиканцы на КПП документов не спросили. Мельком глянув в салон, лениво махнули рукой: «Проезжай!».
Через пару километров видим: дорога сужается, а возле будки стоят вооружённые люди, – второе КПП! Здесь одетые во всё чёрное мексиканские таможенники и пограничники сначала тщательно обследовали багажник, салон, а потом стали сличать фотографии на паспортах с нашими физиономиями. Узнав, что мы из России и совершаем кругосветное путешествие, сразу помягчели, а когда Константин подарил им вымпел Русского географического общества, и вовсе растаяли. Мы долго гадали, почему на первом КПП у нас не проверили паспорта? Ведь мы могли второе КПП спокойно объехать по многочисленным боковым улочкам. Видимо, это такая же «активная» борьба с контрабандой, как у нас с наркомафией!
Колыбель древнейших цивилизаций майя и ацтеков встретила слепящим солнцем, бледным от зноя небом и тридцатиградусной жарой. На выжженном плато – только многоствольные кактусы, колючие кусты, пучки пожухлой травы. Лесов на севере Мексики практически нет. Лишь изредка мелькнёт жиденькая рощица.
Рельеф довольно однообразный: раскалённая, безводная равнина в зубчатой кайме невысоких гор. Земля желтоватого, иногда красноватого цвета. Кое-где монотонность равнины нарушают оплывшие конусы небольших вулканчиков. За два первых дня нам не попалось ни одного ручья, ни одного озера. Вернее, они были, но все пересохшие. У дороги, на приметных возвышенностях простирает руки к небесам гипсовый Иисус Христос. На широких гранях отвесных скал можно увидеть и нарисованную Деву Марию. В селениях почти у каждого дома – миниатюрные часовенки.
На дорогах и в посёлках ни белых, ни афроамериканцев – одни мексиканцы (потомки испанцев и индейцев). Женщины здесь привлекательнее, чем Штатах и Канаде.
Что интересно, в Мексике мы задышали свободно, полной грудью. Здесь живут легко и просто, без мифов, обставленных, как в США, красивыми декорациями и приукрашенных искусным макияжем. Эта естественность сразу подкупает, располагает к стране, пусть не такой богатой, но активной и жизнерадостной.
Дороги в хорошем состоянии. Правда, изрядно портят впечатление заваленные мусором обочины. Машин много, но в основном подержанные: длиннющие американские громилы вперемешку с более компактными японскими и корейскими автомобилями.
Через каждые 60–80 километров шлагбаум и контролёр в будке, собирающий плату за проезд. Рядом два-три автоматчика – попробуй не заплатить! За два дня нам пришлось раскошеливаться шесть раз по 61 песо1.
В отличие от Америки, здесь встречи с военными не редкость. Несколько больших колонн по дороге прямо мимо нас проехало. Все бойцы экипированы так, будто едут на войну. Уже будучи в Мехико, на приёме у посла узнали об истинной причине такой концентрации силовиков в северных провинциях страны, но об этом позже.
Полицейских тоже предостаточно, все на внедорожниках. Один обязательно в полукузове, рядом с ним собака. На дорогах периодически проводятся облавы: поперёк автострады встаёт несколько
экипажей, и патруль выборочно проверяет документы и грузы у проезжающих. Тем не менее местные водители на правила не обращают внимания – гоняют похлеще наших. При знаке «60 км/час» (мили здесь не признают) едут под сто. И хотя мы соблюдаем ограничение скорости, особенно в населённых пунктах, в Лос-Мочисе нас всё же подловили: при «40 км/час» мы «неслись» со скоростью 47 км/час (первый случай за всё время путешествия).
И снова нас выручили сувенирные значки экспедиции и симпатия мексиканцев к России.
В Мексике очень развито междугороднее сообщение. Автобусы с туалетом, питанием, телевизором и очаровательными стюардессами! Впоследствии схожую картину наблюдали по всей испаноговорящей Америке. Архитектура домов, да и сами города в каком-то турецко-арабском стиле: строения по большей части с плоскими крышами – осадки в этих краях большая редкость. Среди построек есть и натуральные лачуги, и шикарные виллы. На крышах чёрные баки – в них греется на солнце вода. Что удивительно – кондиционеров ни одного не видели! А жара нестерпимая! (Когда упаковываем палатки, капрон хрустит, как новенькая банкнота, –
до того сухой воздух.)
Улицы узкие, захламлённые. По обе стороны вместо заборов тянутся цветущие акации и деревья, обвешанные оранжевыми шарами апельсинов.
Наша ближайшая цель – огнедышащий вулкан Фуэго-де-Колима. Едем к нему параллельно Калифорнийскому заливу. Когда дорога подошла к берегу совсем близко, съехали на стоянку и наперегонки побежали к океану – жутко хотелось освежиться. Но, подбежав, передумали: вода вся в радужных разводах…
Чем дальше на юг, тем чаще встречаются поля с уже колосящейся пшеницей, красными помидорами, табаком и маисом, который где-то только ростки выпустил, а где-то уже под два метра вымахал. Часть полей свежевспахана, часть желтеет стернёй. Похоже, что крестьяне в Мексике сажают и снимают урожай круглый год.
Поля орошаются двумя способами: по трубам, перемещающимся на огромных колёсах, и через разветвлённую сеть каналов с довольно-таки чистой, проточной водой. В одном из них мы, пока дежурный готовил обед, наконец искупались, смыв с себя остатки штатовской грязи.
Вот и первые фруктовые сады появились. Интересно то, как их омолаживают: у старых, мало плодоносящих деревьев отпиливают ствол на высоте метра полтора. Через неделю-две из него выстреливают молодые побеги, растущие благодаря мощной корневой системе необычайно быстро.
Агрохозяйства по преимуществу крупные. Есть и частные, и общинные. Примерно половина из них занимается выращиванием коров. Правда, коровы эти какие-то страшненькие, не похожие на наших бурёнок: мосластые, вымя тощее, на спине горб, как у верблюда, под шеей «борода» болтается. Зато неприхотли-вые – жуют даже пересохшие стебли кукурузы. Самый бедный крестьянин имеет 7–10 голов. Помимо крупного рогатого скота разводят ещё коз, овец. На юге – мелких шерстистых свиней. Лошадей выращивают повсеместно. Особенно много их в районах, где преобладают индейцы. Скакуны породистые, ухоженные: шерсть лоснится, обшитые мягкой кожей сёдла красиво декорированы, стремена блестят.
Удивило обилие гигантских, занимающих десятки гектаров модульных теплиц. Казалось бы, при таком жарком климате в них нет необходимости, но тем не менее стоят. Может, у них иное, чем у наших теплиц, назначение? К примеру, для защиты от палящих лучей солнца и сохранения влаги.
Вместо проволочных оград вдоль дороги всё чаще видим капитальные, сложенные из дикого камня заборы. За ними на лугах иногда стоят небольшие, на восемь-двенадцать семей, пасеки.
Жара всё нарастает. Днём температура поднимается до 36 градусов. Чтобы ноги не сварились в горных ботинках, всем купили сандалии.
Проехав безжизненные лавовые поля, состоящие из торосистых нагромождений чёрных, смятых глыб с довольно острыми, шершавыми краями, остановились на ночёвку неподалёку от колоритной цепочки невысоких вулканов, изъеденных оспинами кратеров.
Надо сказать, что разновозрастные вулканы щедро разбросаны по всей Мексике. В них она уж точно не испытывает недостатка – одних только действующих триста пятьдесят! Их вершины иссечены складками, издали напоминающими старческие морщины вокруг глаз. Смотришь на них и убеждаешься: у каждого вулкана своё неповторимое лицо, свой характер.
Вокруг непроходимые леса. Непроходимые не только оттого, что густые, а и оттого, что стволы большинства деревьев покрыты тонкими, почти невидимыми в сумраке густого леса, но необычайно прочными шипами, – достаточно неосторожно коснуться, как они пронзают кожу до крови. А ещё кактусы топорщат острые иглы. Прямоствольных деревьев практически нет. Все какие-то кривые, скособоченные. По ним деловито снуют с «добычей» вверх-вниз полуторасантиметровые рыжеватые муравьи-листогрызы. В общем, жуть, а не лес.
Когда на следующий день мы вырвались из этой негостеприимной чащобы в долину, залатанную лоскутами полей сахарного тростника, ананасов и остролистой агавы, сердцевина которой идет на изготовление текилы, то вздохнули с облегчением.
Агаву в этих районах выращивают в гигантских масштабах. Причём агаву голубую – только она пригодна для производства первосортной текилы. Из её сахаристого сока делают попутно ещё и слабоалкогольный напиток – пульке.
Перед городом Гузман, справа, сквозь дым пожарищ проступил наконец контур Фуэго-де-Колима (3820 метров). Через минут тридцать его можно было уже рассмотреть более детально.
Красивее вулкана я ещё не видел: идеальный конус, живописно разукрашенный цветными потоками лавы и пепла. Из кратера то и дело вылетают сизые клубы. Ветер тут же подхватывает их и вытягивает в длинную, уходящую за горизонт цепочку.
Одного взгляда на конус было достаточно, чтобы понять: восхождение будет крайне сложным. Фуэго – классический образец стратовулкана, состоящий из множества слоёв затвердевшей лавы, перемешанной с вулканическим пеплом. Он отличается от других особенно крутыми склонами. Это связано с тем, что здешняя лава, в отличие от лавы гавайского типа, жидкой и текучей, – густая и вязкая (напоминает перезревшее тесто), поэтому она застывает, не успевая далеко уползти.
Когда свернули на дорогу, ведущую к вулкану, нам стали попадаться огромные фуры, доверху гружённые коричневатыми, как будто обгоревшими, стеблями сахарного тростника. Позже подтвердилось: действительно, тростник перед сбором поджигают, с тем чтобы остался один стебель, из которого и получают сахаристый сок. Сейчас в Мексике «сладкая» страда – из труб сахарных заводов круглые сутки валит густой и совершенно чёрный дым (такого я уже лет тридцать пять не видел).
Мексика аграрная страна, а не бедствует. Денег в бюджете хватает и на то, чтобы из года в год дороги строить, и тоннели пробивать, и жильё возводить, и теплицами тысячи гектаров земли накрывать, и молодые сады по всей стране закладывать, по водоводам за многие километры воду перекачивать, на полях и садах ставить поливные системы. Как это мексиканцам удаётся? Секрет, на мой взгляд, прост: они, словно муравьи, работают и работают не покладая рук. Каждый вносит свою лепту в общее дело.
У нас в деревнях вечно жалуются: «Земля не кормит!» Посмотрели бы они, на каких каменистых, практически безводных участках умудряются выращивать урожай мексиканцы! Может, нам следует поменьше ныть и лениться, а больше работать? Земля-то у нас во многих губерниях плодородна и влагой не обижена. Впрочем, тема эта неоднозначна и многослойна. В ней сконцентрирован целый клубок проблем. Ведь и тех, кто работает, перекупщики в нищете держат, развиваться не дают. Отбивают у крестьян желание трудиться на земле, а власти на это закрывают глаза, говорят много и красиво, но, когда доходит до дела, бездействуют.
Заехав на широкое предвершинное плато, встали на ночевку рядом с недавно разбитым садом авокадо на высоте 1600 метров. Я прошёлся вдоль километровых рядов саженцев и был поражён: несмотря на неимоверную жару, приживаемость –
97%. Такой фантастический результат обеспечивается упорством и трудолюбием крестьян. Они без устали качают воду из горных ручьев в сложенные из камня бассейны и оттуда поливают из шланга каждую лунку. Кроме авокадо здесь выращивают лимоны, мандарины, папайю.
Утро. Низкое солнце не жжёт, а лишь нежно ласкает лицо. Фуэго тоже утихомирился – отдыхает после ночной вахты. В лесу стоит невообразимый птичий гвалт. Особенно громко и «душещипательно» радуются появлению светила громадные павлины, с удивительной лёгкостью перелетающие с дерева на дерево.
Ребята ушли на восхождение, а я остался в лагере – живот подвёл.
Чтобы избавиться от пытки бездельем, принялся собирать валявшийся на поляне и у дороги бытовой мусор. Натаскав приличную кучу, запалил её и завороженно наблюдал, с какой жадностью огонь пожирает гору пластиковых бутылок, разноцветных пакетов и упаковок. Когда пламя превратило весь этот «не перевариваемый» природой хлам в серую кучку пепла, я удовлетворенно оглядел преображённую территорию.
– Вот и славно! Не впустую день прожит! – похвалил сам себя.
Дожидаясь ребят, то и дело мысленно возвращался к впечатлениям от США и сравнивал их с мексиканскими. Должен сказать, что ощущение того, что Америка – театр, а люди – артисты, талантливо играющие в богато декорированном представлении, только крепло. Американцы никогда не дают волю своим чувствам, никогда не откроют душу. А в Мексике всё по-настоящему! Эмоции на лицах людей натуральные: радость неподдельная, презрение не притворное, равнодушие не наигранное, даже пороки не маскируются. Никто не позирует – каждый ЖИВЁТ! Страдает, веселится, плачет, смеётся, не тая своих истинных чувств! Оказывается, понимание того, что ты не зритель на спектакле, психологически очень важно.
Может, ещё и по этой причине мы чувствовали себя в США скованно, а в Мексике раскрепостились и жили в своё удовольствие.
1 Мексиканское песо – первая в мире монета, использовавшая символ $, впоследствии США заимствовали его для своего доллара (61 песо – это примерно 6$).
