(Елена Фролова, Непоправимое лето. Сборник стихотворений.
Серия «Turris». Книжная серия товарищества поэтов «Сибирский тракт». –
М., Издательство СТиХИ, 2019)
Есть стихи с такой душевной наполненностью, с таким нерастраченным жаром души, что, читая их, слушаешь, в первую очередь, не поэта, а человека. Можно до такой степени прочувствовать человека по его творчеству, что возникает впечатление, будто ты знаком с ним уже добрый десяток лет. Стихи Елены Фроловой – из разряда таких произведений. Фролова – это человек, который стремится не брать, а отдавать. Человек, который всегда готов прийти на помощь страдающим и обездоленным, униженным и оскорблённым. Елена готова помогать даже тем несчастным, которые страдают от самих себя. Она сочувствует горю, несправедливости, беспросветности. Этот замечательный человек с девяти лет пишет стихи, ведёт свой лирический дневник. Елена, родившаяся в Крыму, много затем путешествовала по стране со своими родителями. Героиня стихов Фроловой из книги «Непоправимое лето» – личность романтическая. «Весна, весна, как хочется успеть влюбиться навсегда, не понарошку». Повсюду звучит в её стихах благодарность за дар любви, ниспосланный свыше.
Любовь не одерживает побед.
Любовь ничего не просит.
Идёт человек, в суету одет,
Несёт за плечами осень.
Идёт, не оглядываясь, вперёд,
Упорством своим простужен.
А то, что случилось наоборот –
Осталось как льдинка в луже.
Как паутинка неясным днём
На веточке клёна голой…
Как имя моё под твоим языком
Таблеткою валидола.
В стихах Елены звучит апофеоз семейной жизни. Ей важна семья, ей хочется преемственности поколений. Она помнит даже своего прадедушку. Человек для Фроловой – результат скрупулёзной душевной работы сразу нескольких поколений. В этом мыслится здоровая патриархальность, которой не всегда хватает жителям современных городов. Семейная хроника Елены Фроловой несёт в себе заряд оптимизма и целостности вековых народных устоев, признательности предыдущим поколениям. Волшебный аромат пряника, подаренного маленькой девочке её прадедом, могут прочувствовать и читатели «Непоправимого лета». В книге ощущается невероятная любовь автора к своим предкам. Всё у Елены наполнено жизнью: бабушка у неё – «юная», все предыдущие и будущие поколения словно бы присутствуют на одной картине с главной героиней.
В этой комнатке, маленькой низкой,
Спал мой прадед, и дед мой, и я.
А теперь, под иконами, близко,
Спит и дышит дочурка моя.
Есть такая счастливая особенность у автора – памятью восстанавливать давно ушедшие времена. Прошлое – как сегодняшний день. Будущее – как прошлое. Вот оно здесь, рядышком, его можно потрогать. За этими образами встаёт есенинско-рубцовская Русь.
У счастья такие простые приметы:
Вот утро, крыльцо, деревенское лето.
Вот мама смеётся в цветном сарафане.
Вот пенка парная в гранёном стакане.
Вон там умывальник прибит у забора.
Вот бабушка вышла во двор с разговором,
Что делать на завтрак – блины или гречку?
Вот дедушка наш возвращается с речки.
И синие рыбы лежат у порога,
И грустно немножко, но счастливо – много.
Замечательное стихотворение, которое останавливает мгновение. Одно из лучших в книге по «неслыханной простоте». Но тут я вынужден немного покритиковать нашего автора. Когда одним залпом написаны стихи, и есть ощущение попавшей в лирические сети крупной рыбы, многие из нас не обращают внимания на странность звучания отдельных речевых оборотов. Вот у Елены Фроловой идут два наречия подряд – «счастливо» и «много». Доработка этого фрагмента займёт у поэта максимум одну минуту. «Но счастья так много». И никто не будет спотыкаться о неряшливые строки. Просто сядь и доработай. Не для меня. Не для себя. Для самого стихотворения. Издание новой книги – очень удачное время и место для того, чтобы этим заняться. Одного неудачного оборота бывает достаточно, чтобы испортить очень хорошее стихотворение. Это как ложка дёгтя в бочке мёда. К счастью, такого рода неряшеств в книге я больше не заметил. На мой взгляд, поэту, помимо лирического дара, необходима ещё и требовательность к себе. А вот этой важной составляющей, к сожалению, многим из нас не хватает. В том числе – и мне, автору этой рецензии.
Поэзия и любовь для Елены Фроловой – синонимы. Всё: дыхание, жизнь, небесная благодать. «Любовью рождается свет, с любовью плывут по земле облака, и люди встречают рассвет».
Звук рождается просто, на исходе зари.
Может, это ребёнок во сне вздохнул?
Может, гаснут уставшие фонари,
Может, кто-то в окно моё заглянул.
Или это бабочка между рам,
Или вишни падают на порог.
Или тихо ангел смеётся там,
Где осталась жизнь, между трёх дорог.
Рождение стихотворения – всегда волшебство. Для Елены Фроловой стихотворное действо – часто ретроспективно. Поэтому жизнь в таких стихотворениях не «течёт», а «осталась». Впрочем, и из того, что «течёт», в конечном итоге тоже что-то «остаётся». Такая оптика у поэта – ретроспективная. Ведь «лицом к лицу лица не увидать». Стихи рождаются в тишине, «на исходе зари», в отдалении от шумного дня; события тоже представляются нам значительными не сразу, а в некотором отдалении, по истечении времени. Елена Фролова использует невероятный по эмоциональной окраске образ бабочки между рам: красота, которая забилась в узкое пространство и потому не может выйти к людям без посторонней помощи. Автор лёгким штрихом вносит в стихи трагическую ноту, которая нами почти не осознаётся. Впрочем, «непоправимое лето», название книги – разве оно не несёт в себе ту же диссонансную ноту? И здесь мы приближаемся к разгадке характера дарования Елены Фроловой. Подавляющее большинство её строк – это моцартовский гимн жизни, прерываемый изредка, когда мы того совсем не ждём, сознанием скоротечности этого званого пира. Порой это просто непонятно откуда взявшаяся тревога. «И снова котята голодные всю ночь на площадке кричат». Однако основной корпус стихов в книге далёк от интонации «непоправимости». Всё ещё можно тысячу раз поправить. Человек не побеждён, покуда он жив. Стихам Елены Фроловой свойственна особая человечность, сочувствие людям:
Поговори о маме и отце,
Которые становятся, как дети.
Я знаю, что случается в конце
На этой грустной маленькой планете.
Поговори… Но, если одинок
Ты, как и прежде, в эру Водолея,
Иди ко мне, уставший тихий Бог.
Я слушаю тебя.
Люблю.
Жалею.
«Ведь где-то есть простая жизнь и свет», – писала Анна Ахматова. За этой линией поведения следуют, на мой взгляд, и многие стихи Елены Фроловой.
В этот лес ничей иди не торопясь,
марьюшкиной тропой, алёнушкиной бедой,
неси свой осиновый крест, неси его, не торопясь,
переходя ручьи с мёртво-живой водой.
Дух позовёт плоть, плоть позовёт дух,
полозом вдоль тропы ляжет креста след…
выбери одного из невозможных двух,
выбери одного –
и обрати в свет.
Есть в этих строчках закодированная судьба человека. И не важно, это «до» или «после» какого-то поворотного события, некоей точки невозврата: это существует всегда, это константа поведения человека в социуме. Это выворачивание сказочности в бытийность. Но – обязательно с хорошим концом. Итак: русские сказки, женский крест, взаимовоспламенение духа и плоти – и, наконец, осознание, что на свете есть те, кому надо подать руку участия. Органика Елены Фроловой – это, на мой взгляд, «неорубцовские» стихи. Но поэт обладает особой душевной пластичностью и может неожиданно для читателя поменять привычную окраску своих стихотворений, выйти из зоны комфортного для себя стиля.
Я преодолеваю жизнь! Вплетаю в сны ромашки,
И встречи наугад, и прошлые слова!
И прорастает там, где всё давно не важно,
Зелёная трава, зелёная трава…
Рефрены, анафоры, повторы отдельных слов – излюбленный приём у Елены. Жизнь поэта циклична: за весенним обновлением часто следует осеннее преодоление летней грусти. В целом же эстетика Фроловой восходит к Серебряному веку русской поэзии, это эстетика «прекрасной ясности» и волшебного звука. Но Елена всё время развивается как поэт. Думаю, она будет писать и по-другому. В новых журнальных публикациях Фроловой, например, слышится нота Иосифа Бродского. То есть она следует в творчестве, прежде всего, самой себе. Ориентируется в большой степени на себя. Вторая часть «Непоправимого лета» – «на любителя», поскольку адресована, по гамбургскому счёту, женской аудитории. Хотя женская аудитория – на секундочку, половина земного шара! Автор вряд ли думает о том, кому адресована его лирика. Исповедь адресована, прежде всего, себе. Поэта в большей степени интересует, влюблённость его сегодняшнее состояние души или вечная любовь. Но здесь «пораженья от победы» не различить.
…В непрозрачном вагоне,
зажатая
чужими душами,
я сжимаю кусочек краски в ладони
и слушаю, слушаю, слушаю,
как сердце моё играет на скрипке…
На мой взгляд, лучшие стихи в книге Елены Фроловой, как парадоксально это ни прозвучит – не любовного содержания.
Тополя, тополя, тополя…
Закружилось над городом лето.
И в пуху, как в снегу, вся земля,
Как невеста, к венчанью одета.
И июнь, за собою маня,
Тополиными листьями дышит.
А венчальные звёзды звенят,
Разбиваясь о белые крыши.
Очень качественная живопись и звукопись. Порой Елена пишет с тайным подвохом. Например:
В уездном городе привычные дела:
Старушки, приторговывая щавелем,
Рассказывают новость про вчера,
Про Каина, зарезанного Авелем.
Мало того, что все в провинциальном городе живут вчерашним днём, и это у них называется «новостью» (!), так они ещё и перевирают всё безбожно. Вы поняли, кто кого зарезал? Убитый в пересказе старушек становится убийцей! Да какая разница – скажут вам старушки-болтушки. Каин и Авель – это же не наши люди! Как говорил Высоцкий, «в этом чешском Будапеште уж такие времена…». Нам же здесь важно, что Елена Фролова успевает в четырёх строчках и посмеяться над местными нравами, и погрустить, и нарисовать картинку уездной жизни. То есть и «плотная» речь ей вполне по плечу.
Елена Фролова – талантливый современный человек, который пишет в немодернистской традиции русской поэзии.
Испив земную печаль, от мук
укрыться былью.
В тоске, ломающей жесты рук,
оплакать крылья.
Оплакать сонмы тончайших слов
и тайны знаков.
Все, что казалось сладчайшим сном,
скорей оплакать.
Сев у камина, лицом к огню,
ссутулив плечи,
молясь горящему алтарю –
оплакать Вечность.
