Спускаясь в ненасытное жерло метрополитена, будто становишься каплей жидкости, растворенной в море людей. В таком первобытном животном море, такой незначительной сонной каплей.
Катюша Сверкалова позволила безвольному телу следовать за толпой, перебирая в голове пессимистичные мысли. Толпа втянула Катюшу в вагон.
"Обережно, двері зачиняються. Наступна станція - Лівобережна.»
Катюша повернула голову в сторону какого-то смутного, но важного чувства – и наскочила на острый взгляд Вовы Луноходова. Он стоял на противоположном конце вагона и с мрачным восторгом разглядывал Катюшу, в которой вскипела буря противоречивых эмоций. Радость, ненависть, ностальгия, обида, страх, наслаждение и негодование смешивались в жгучий коктейль реакций на ехидную рожу Луноходова. Вовка обеими руками раздвигая пассажиров, пробирался все ближе и гримасничал все смазливей.
Катюшу бросило в дрожь, дыхание участилось. Вовка остановился в двух метрах от нее и замер, уставившись прямо в душу шершавым горячим взглядом. Сладкое чувство заполнило весь организм Катюши. Вовка! Сколько ж они не виделись?
"Обережно, двері зачиняються. Наступна станція - Гідропарк. »
За окном проплывал Днепр, солнце прожигало глаза до слез. Человеческая река проносилась мимо слипшейся взглядами парочки, не смотря на толчки и колебания окружающих тел.
"Обережно, двері зачиняються. Наступна станція - Дніпро.»
Вовка немного засуетился, взглянув на карту, и Катюша вдруг испугалась, что он выйдет на следующей остановке, и они больше никогда не увидятся. Может это и к лучшему, без всяких сомнений – к лучшему! Но сердце отчаянно защемило, и она еле сдержалась, чтобы не заговорить первой.
«Станція – Дніпро» - неумолимо сообщил робот.
Но Вовка не вышел, а продолжал смотреть на нее с легкой издевкой, предчувствуя психологическую победу. Катюша улыбнулась от внезапно нахлынувшего облегчения, и Вовка улыбнулся в ответ, разразившись торжествующим комплиментом:
- Прекрасно выглядишь!
- Спасибо. А ты давно в Киеве?
- Нет, мы с группой приехали на пару дней. Приходи сегодня вечером на концерт. Или завтра.
- Посмотрим. А что за группа?
- Моя! «Мisunderstood».
- Опять по-английски, можно язык сломать. Как это запомнить, вообще?
- Запросто! Помнишь у Нины Симон?
Вовка распахнул рот и разразился джазовой трелью на весь вагон, ни разу не сфальшивив:
«Oh lord, plese don`t
Let Me Be Misunderstood»
- О це так артист! – вскрикнула фигуристая тетка и ритмично захлопала в ладоши.
Восторженные пассажиры единодушно поддержали ее, и Вовку засыпали шквалом апплодисментов. Он сиял.
- Ты же не любишь Нину Симон!
- Ты любишь.
Катюша была эмоционально повержена.
- Давно не слушала.
- Я поменял свое отношение к этой песне. Мы с пацанами играем кавер. Приходи на концерт. Я спою ее для тебя. Лично!
Вовка не поленился расстегнуть рюкзак и вытащить из него флаер.
- А мне можно флаер? – робко спросил подросток с наушниками на шее.
- Да конечно, возьми.
- Какой музон валите?
- Фанк. Фанк-рок.
- А я больше техно люблю, но все-равно интересно.
"Обережно, двері зачиняються. Наступна станція - Арсенальна.»
- А можно автограф?
- Давай. Спасибо чувак, до встречи на концерте! Больше не буду тебя задерживать, понимаешь, я девушку встретил, давно не виделись. Хочу пообщаться.
- Да, конечно, приятно было познакомиться. Удачи, чувак!
- Взаимно, бро!
Подросток подмигнул Вовке, деликатно продвинулся вглубь вагона, и Вовка снова замер в созерцании Катюшиного лица, исследуя масштаб произведенных впечатлений.
- Это правда - сказал он в это лицо твердым шепотом.
- Что правда?
- Все!
- Тебе на какой остановке выходить?
- Я свою уже проехал. А тебе на какой?
- На Хрещатике собиралась.
- У меня время до саунд-чека есть. Ты спешишь? Можем по Хрещатику прогуляться.
Они засели в брутальном кафе, заказали чай и снова уставились друг на друга.
- Ну как ты здесь?
- Ничего, работаю.
- В кино снимаешься?
- Иногда!
- В театре каком-то?
- Почти. Нет сил уже на тебя пялиться, - не выдержала Катюша и стала проверять в телефоне почту.
- А у меня есть.
Улицу продувало ветром. Катюше чудилось, что от мороза дрожит даже каменная кожа зданий.
- А как твой?
- Прекрасно!
- Рад за него!
- Не думаю.
- И куда ты тогда исчезла? Уж извини, что спрашиваю, но я который уже год не могу этот вопрос из себя выбросить.
- Да запарили меня твои бабы, Вовка! Запутался в них, как муха в паутине. Такое впечатление, что от каждой твоей возлюбленной тянутся невидимые нити, оплетающие и тебя и всех, кто с тобой связан, а точнее сказать – спутан!
- То есть ты, поддавшись хандре, в полнолуние, небось, какое-нибудь, вдруг зачем-то задумалась о моих бабах, и решила вычеркнуть меня из своей жизни?
- Да почему обязательно в полнолуние? Может быть - в период ретроградного Сатурна!
- Может быть. Но ты чего-то не договариваешь.
- Я еще даже не начала рассказывать. Мне холодно. Я поеду.
- До вечера!
- Посмотрим!
- Творческим людям нужны потрясения и личные катастрофы! – неожиданно распалившись, закричал Вовка, вслед неумолимо ускользающей от него Катюше. Пушкину тоже поначалу не везло с бабами! Его любовь вообще укатила от него далеко. И благодаря этому он написал «Евгения Онегина»!
- Чего это ты про Пушкина? – запрыгивая в автобус, спросила Катюша. Вовка что-то ответил, но она не расслышала из-за шума закрывающихся дверей.
Вовка Луноходов печально смотрел вслед уходящему транспорту. А Катюша, глядя в окно на его удаляющуюся фигуру, с трепетным наслаждением смаковала в памяти каждую деталь неожиданной встречи.
В сомнительной личности Луноходова была драгоценная для нее часть. Эта презирающая все вокруг вовкина свобода проявлений подкупала и разочаровывала одновременно. Возвращала к основам сущего, дарила первобытную радость, не омраченную замшелыми маркерами послушного стереотипам общества, выбивала почву из-под ног, вытаскивала позвоночник из организма, растворяла каркас жизни.
Катюша подстриглась, сделала маникюр, купила сногсшибательное платье, надела тугое брендовое белье, и никуда не пошла.
