Эти заметки я сделала на кухне в квартире 11 дома номер 14 по Спортивной улице в Краматорске Донецкой области. Там жила моя бабушка со вторым мужем Соломоном Равичем, там долгие годы жила и я. Мы сидели на кухне, разговаривали, и в какой-то момент я стала записывать то, что говорила бабушка. Не знаю, как меня осенило это сделать, и очень сожалею, что по молодости и глупости я так мало записала. Но я помню многое из незаписанного.
Нижеприведенный текст на 99% - прямая речь, в сносках комментарии с информацией, которую я узнала позже. А в годы, когда я делала эти записи, 1980-1989, я ещё очень многого не знала.
Моя бабушка, Берта Глейзер, урожденная Хая-Двойра (Дебора), Берта Исааковна, родилась 5 апреля 1909 года в местечке Вышгородок, теперь это Тернопольская область. Там жили родители ее мамы.
Гитл Глейзер (Перельман) в Купеле, примерно 1939 год.
1885– 5 мая 1942 года (Умерла (убита?) в Купеле)
Её маму звали Гитл, урожденная Перельман. Ее родители были купцы.
Они были богатые, имели лавку продовольственную. Я знаю, что у той бабушки были жемчуга, а потом они у мамы были, а в 30-е годы, в голод, их продали. У мамы были два брата, одного звали Пейсах, а другого, младшего, Иосиф. Не помню, чтоб они были женаты. Они были парни в годах. Пейсах, когда был в Купеле, спал в холодной половине дома, сам мариновал себе селедку и нам, детям, давал. Маме делали очень богатое приданое, она имела и шубу, и плюшевое пальто, и плюшевую жакетку. Белое платье из шелкового гипюра, и черное из шелкового гипюра. Бабушку, мамину маму, звали Перл.
Ицхак-Меер Глейзер
1886 – 11 сентября 1942 г. Убит (закопан живым в землю) в Купеле
Отца звали Ицхак-Меер Глейзер. Он родился в 1886 году, кажется, в Купеле. Его отец был духовный раввин, его звали Иегуда-Лейб. Он писал книги, одна, “Роза и шип“, по проблемам семьи и взаимоотношений полов, эти книги хранятся в Ленинграде, в архиве Академии Наук.
Дед, Иегуда-Лейб, болел раком желудка. У нас тогда не было рентгена, и отец возил его и бабушку в частную клинику профессора Абелеса в Вену. Там обнаружили рак двенадцатиперстной кишки и предложили операцию. Вызвали еще зятя, родственники посовещались и отказались от операции.
Отец окончил ешибот, но где, не помню. Отец был в местечке Купель (теперь вроде Хмельницкой области) духовным раввином . Фашисты убили всех, осталась одна семья евреев, по фамилии Кравец, он был сапожник, муж, жена и двое детей, их спрятали. Над отцом издевались, он скрылся, его кто-то спрятал, немцы взяли 50 заложников, евреев. Когда отец узнал об этом, он вернулся и сдался, чтобы спасти заложников. Но они убили их всех. Заложников закрыли в кладовку без окна, на базаре, запихали всех, и они там задохнулись, а отца закопали живым в землю.
Начальником полиции был украинец, местный, фамилия Безручка. Он был начальником милиции до войны[1].
В Купеле была шикарная, новая синагога. Когда ее забирали на клуб большевики, так отец им сказал:
- Я вам свой дом отдам.
У нас в 1912 году построили новый дом, шесть комнат, на центральной улице. Там даже комната была с раздвижной крышей, ее использовали на Суккот. Отца осудили на 15 суток подметать улицу, и мальчишки хотели за него подметать, так им не разрешали. Его судили за золото – у него не было, так хотели, чтобы он рассказал, у кого есть, и их агитировал сдать золото, а он не захотел.
У нас в Купеле текла река Буг и было поместье графа Потоцкого с огромным шикарным парком, мы там гуляли, нас пускали. Ещё мы гуляли по шоссе, хорошая асфальтированная дорога, и там вечерами летом все гуляли, прохаживались, и молодежь, и пожилые тоже[2].
Больше всего мне запомнились осенние праздники, целый месяц праздники: Новый Год (Ройш-ашуне) в сентябре, два дня, потом Суккас, длится восемь дней – два дня праздник, потом четыре дня будни, потом опять два дня праздники. После Ройш-ашуне на десятый день Судный день – суточный пост, заходит с вечера 9го дня, и заканчивается он на следующий день, когда появляется первая звезда, хорошим ужином с вином. Детям до 12 лет и больным, кому врач запрещает поститься, разрешается есть. Весь этот день надо провести в молитвах в синагоге.
Судный день называется Йом Кипур. Когда появлялась первая звезда, кантор трубил в рог и все бросались из синагоги домой, а там ждал стол, и вино, и веселье.
Затем наступает Суккас, через три дня после Йом Кипура. Его проводят на воздухе, или в каждом доме делают имитацию – шалаш. Камышом накрывают шалаш (или будку). У нас в доме была комната с большой фрамугой на крыше, а потолок был сделан из зеленых палочек, похожих на камыш. Из палочек было шесть квадратов, метр на метр. И люди в комнате были как будто под камышом.
Все эти праздники посвящены новому году, снятию урожая.
А исходу из Египта посвящена Пасха. Это праздник освобождения от рабства.
Перед пасхой есть праздник Пурим, он посвящен красавице Эстер, которая спасла евреев. Наместник Амен назначил день избиения евреев, но царь выбрал красавицу Эстер из множества приведенных к нему красавиц, полюбил и по ее просьбе повесил Амена.
Пурим за месяц до пасхи. У нас были подсвечники медные, бронзовые, но и шесть серебряных подсвечников. Свечи зажигают на каждого ребенка, по числу детей.
Когда папа приехал к нам в Часов-Яр, он в Артемовске, в синагоге купил свечи и хотел, чтобы я над ними молилась, а я, конечно, отказалась, так он сам их поставил.
После войны я не верю в бога, как он мог это допустить, что случилось с моей семьей, со всеми евреями. В судьбу тоже не верю, никакой судьбы нет, есть только свободная воля человека.
Ента и Лейб (Женя и Лева) Глейзер, 1920 годы
В синагоге (в Купеле) на втором этаже был балкон для женщин и детей, и дети туда набивались слушать кантора. И вот приехал молодой кантор, Шухман, и он в меня влюбился, я была красивая. И Лева с Женей пошли его слушать и свалились с балкона вниз, а это очень было высоко. И говорили, что они будут счастливы, так как остались целы.
У отца было три сестры и мать. Дедушка, когда умирал, лишился речи, и мог произносить одну молитву на идиш, все время ее повторял.
Последний день осенних праздников – Симхас-Тойре. Земля обетованная – завещанная евреям по обету богом, Израиль. В этот день полагается веселиться, это праздник веселья, и в этот день с пяти часов вечера пили, ели, танцевали. И был у нас в Купеле старик Ноях, здоровый, с рыжей бородой, помощник, служка у цадиков (габай). Он имел исключительно красивого тембра бас, прекрасно пел. И вот раздвигали длинный стол (у нас дома), все за него садились – одни мужчины, а женщины и дети стояли у стен, и Ноях танцевал на столе и пел. А потом, после революции, за песни в частном доме по поводу религиозных праздников стали давать пять лет. Ходили, заглядывали в окна, и если кого ловили, то доносили.
Напротив нашего дома, через один ряд домов, были церковь и костел, и немцы их не тронули.
Польская церковь в Купеле, 2005 г. Поляков в Купеле больше нет
В местечке было очень тесно, не было совсем дворов, всего два деревца. А грязь – как раз напротив нашего дома была такая лужа, что все свадебные брички опрокидывались.
(После революции) Работы в местечке не было, молодежь уезжала. Пекари, что пекли мацу, решили организовать профсоюз, стали требовать восьмичасовой рабочий день. Это было уже в двадцатые годы.
Я ходила с организатором этого профсоюза. И старики приходили к отцу, что я хожу с этим Баренштейном, профсоюзником, студентом из Одессы.
А потом приехал худой хохленок Марцинюк, комсомол организовывать, и я с ним тоже ходила.
Были еще кагебешники, Гореншварц и Матвеев.
Потом у меня была любовь с двоюродным братом, Мотлом Шойхетом. Мотл уехал в другую губернию[3], и мог взять с собой жену. Он звал меня, но меня не отпустили родители. И он взял другую девушку, богатую (надо было внести 200 руб.), фиктивно, а потом, конечно, на ней женился[4].
У отца было три сестры – Песя, Хава и Ревекка (Ривка). И когда дед умер, они с матерью стали жить у нас. Мать звали Сима, она тоже вскоре умерла.
Во время войны в 15м году мы эвакуировались в Старо Константинов. Наняли лошаденку и помню ребенка в турецкой феске (брат Миша, полтора года), льет дождь и отлетело колесо. Возчик оставил нас посреди поля – пошел колесо искать. Женщина, трое маленьких детей, поле и дождь – помню.
А отец тогда укрывался от призыва в царскую армию. В Черном Острове был добрый пристав – взяточник и все там ховались. Иногда ночью отец приезжал домой. (Ему был 31 год).
Мать была старше отца на год. Их сосватали. Они не видели друг друга до свадьбы, а потом полюбили. Я помню, часто утром в детстве я видела в родительской спальне доски деревянные с кровати лежали на полу, кровать рассыпалась под ними, и утром отец ее собирал.
Всего детей было восемь человек, из них последние два – близнецы; их звали:
Хая-Двойра (Берта, Бобеле) – это я. До трех лет я была Хая-Двойра, и вот я заболела тяжело, мне угрожала смерть. Есть такое поверье: чтобы выжил ребенок, надо менять имя. И меня стали звать Боба (Беба), это по-еврейски значит бабушка, и я поправилась, благодаря врачу.
Потом Рахиль (Рохл, Рая), в 1911 году. Потом Мехл (Миша), в 1912 году. Дальше Лейб (Лейбеле, Лева) в 1917 году; раньше его Женя (Ента) в 1915 году; Залман (Зяма, Семен) и последние близнецы Перл и Иосиф, в 1924 году.
Близнецы Перл и Иосиф, 1924-1942 гг,
убиты в Купеле
Я помню, как она (мама) их рожала. Был доктор и акушерка, папа все время молитвы читал. Надо было пузырь со льдом и я куда-то бегала, стучала. В 1941 году они окончили школу и послали документы: Перл в Киев, в пединститут, а Иося в Ленинград, в военное училище. Перл всегда звали Поля. Я помню, ей было два года, она стояла на стуле и читала стихи: “Улица волнуется, шумит-гудит она”. Их убили в Купеле, они не успели уехать в институты.
Помню, какое огромное впечатление произвела смерть Ленина на всех евреев из местечка. На него надеялись: я помню, папа писал мне в Славянск - «Ленин - это мессия». Надеялись, что он освободит их из плена.
Еще гордились Лейбеле Троцким.
***
С мужем мы жили в Часов Яре[5]. Он работал на заводе огнеупоров начальником отдела сбыта. Софа была маленькая (1933 год), на выходные мы все ходили в лес, брали с собой еду. У нас была хорошая компания, все полушутя ухаживали за чужими женами. Я варила много варенья, всех угощала.
Берта Глейзер и Нисан Макогон. Начало 1930 годов
На воскресенье, иногда, ездили в Славянск, там мы были гости, бабушка Ева Ароновна нас принимала, готовила угощенье, накрывала на стол. В начале 30-х годов на Украине был страшный голод, люди умирали прямо на улицах. Хлеб был только на Донбассе. Наши родители голодали, а мы и не знали об этом, они это скрывали. Потом все-таки узнали. Тогда Женя и Рая (они жили в Киеве) целыми днями стояли в очередях и высылали родителям посылки с хлебом. Рая из-за этого ушла из пединститута с третьего курса. А у нас стоял мешок с мукой, чего только толкачи не привозили. Почему-то нельзя было посылать посылки из Донбасса. Уже после того, как мужа забрали, в 1935 году, приехал из Лысьвы толкач, Красовицкий, и привез нам эмалированную посуду – бидон[6], тазы и т.д. Это самое счастливое время в моей жизни – Часов-Яр.
22.05.84
После разговора с бабушкой, записываю сразу, чтобы не забыть:
Мой дед, первый бабушкин муж, Нисан Макогон, был первый раз арестован в 1934 году. Сначала его держали здесь, и она с ним виделась, а потом его отправили на дальний Восток. Он был в Бамлаге, это официальное название, они строили БАМ (Байкало-Амурскую Магистраль). Нисон был ответственным уполномоченным по снабжению. Он там пробыл два года, писал хорошие письма, описывал природу, стройку. Ему там ногу придавило. Он писал : “Мы увидимся уже стариками”. Ему тогда дали три года, а отпустили досрочно, в 36м году он вернулся домой, но меня уже не было, я была арестована. Он пробыл дома почти год, а в 1937 году опять его забрали, тогда всех замели. Каким-то образом бабушка Ева Ароновна получила с ним свидание, и ходила с маленькой Софой. Принесла ему чистое белье, а он отдал грязное. Дома развернула – а рубашка вся в крови. Долгие годы мать, жена не знали о его судьбе.
Во время войны рельсы БАМа сняли и использовали на вооружение.
***
01.07.84
В лагере я одно время была с Полиной Серебряковой. Она ходила в котиковом манто до пят, в каракулевой шапочке; когда выходила на общие работы, в поле, закрывала нос черной повязкой, чтобы не обморозить. Она в свое время была женой Пятакова, первого секретаря Украины. А в лагере тогда она объявила голодовку, лежала в сарайчике и только пила воду, я ей приносила. Она мне доверяла. Она добивалась, чтобы ей разрешили переписку с сыном, который находился в детском доме. Голодовка продолжалась более 10 дней, а затем ее увезли в больницу.
25.10.86
В эти дни отмечалось столетие со дня рождения Серго Орджоникидзе. И бабушка рассказала, как 19 февраля 1937 года в камеру Ташкентской пересыльной тюрьмы принесли телеграмму о смерти Серго. Телеграмму принесли его сестре, которая ожидала в этой пересылке отправки в ссылку, а бабушка была с ней в одной камере[7]. Потом ходили слухи, что Серго получил известие об аресте и застрелился.
31.05.87
Зиновьев в заключении (политизоляторе) занимал с женой трехкомнатную квартиру с хорошей обстановкой и коврами. Он писал книгу, а жена (Лилина) печатала на машинке. После процесса их расстреляли вместе с другими. Каменев же содержался в общей камере и жил по общему режиму – обязательные прогулки в строю и т.п. Троцкого в 1943 году убил в Мексике наемный убийца – камнем с дерева, с баобаба.
17.09.87
На запрос о муже сообщили (в Ярославль, в политизолятор) что он “скончался 26 апреля 1938 года по месту содержания”. А матери Еве Ароновне сообщили позже, что он умер в 1943 году.
12.07.88
Еврейскую сельхоз-коммуну (в Крыму) в 28-м году разогнали. Незадолго перед этим Минич – из областного НКВД – сказал бабушке, что ей лучше уехать. И она ушла ночью из коммуны. Уехала в Москву. Устроилась работать в чулочной артели. Потом – в Центральном справочном бюро. Отвечала на звонки: “Справочная, 3 “. Работала в центре Москвы – Милютинский переулок, впоследствии улица Мархлевского, а жила за пригородной зоной, по Курской дороге, в Обираловке. Несколько раз встречалась с Екатериной Пешковой. Она была главой Комитета помощи политзаключенным, делала обмен для евреев-сионистов. Обмен значит высылка из ССР, даже билет покупали, в один конец. Бабушка была как бы связная[8], передавала Пешковой документы от этих людей, которые были в ссылке или в лагерях в это время. Как то она спросила Пешкову, что происходит и куда все идет. Пешкова молча отвернулась к окну, ничего не сказала. У Пешковой был помощник, еврей Максим Винавер, его расстреляли.
В 1937 году комитет разогнали, всех, кроме Пешковой, расстреляли после пыток.
1989 год, в разное время.
В Москве, в коммуне, встретила мужа, Нисона Макогона. Официально никогда не расписывались, тогда было принято жить гражданским браком.
Ева Макогон, Сара (Софа) Макогон и Берта Глейзер, примерно 1943 год, Ленинск-Кузнецкий, Кемеровская область. Берта недавно вернулась из лагеря
Более поздние дополнения
Я нашла Берту, Енту, Михаила и Лейба Глейзер в нижеследующем списке. Даты приводятся неточные, но сам факт, что четверо Глейзеров попали в этот список, говорит о многом!
***
Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года – биографии
http://socialist.memo.ru/lists/bio/l5.htm#n1704
Glaser (Brown-Glaser, Makgorn, Makogon), Berta (04/05/1909 - 08/30/1990) ГЛЕЗЕР (Макгорн, Браун) Беба (Берта) Исааковна
(? - не ранее 1990, Краматорск). Член "Гехалуца". Старшая дочь Глезера И.-М., раввина гор. Купеля. В 1928 работала в коммуне "Тель-Хай" в Крыму. После ее закрытия переехала в Москву. В 1930 году вышла замуж за Нисана Макгорна. Занимала вместе с мужем высокие посты в руководстве сионистского движения в Москве. Была связной между лидерами подпольных сионистских групп и Е.П. Пешковой. В 1931 уехала с мужем из Москвы в Донбасс на станцию Чесовир. Там Нисан Макгорн в 1932 году был арестован и приговорен к заключению в лагерь на 3 года, а Беба Исаковна в 1932 выслана в Алма-Ату, где работала бухгалтером. Подала заявление о замене ссылки отъездом в Палестину, получила отказ. Арестована 1.12.1934, приговорена к 5 годам ИТЛ и отправлена в Ухта-Печорские ИТЛ. По окончании заключения приговорена к пожизненному поселению в Сибири. Дочь ее Сарра оставалась с родителями Нисана. После смерти Сталина Беба Исааковна вернулась в Донбасс, поселилась в Краматорске. Вскоре умерла от инфаркта. @Отец - Глезер Ицхак-Меир, мать - Глезер Хая, муж - Макгорн Нисан Срульевич, дочь - Макгорн Сарра Нисановна, сестры - Глезер Ента Исааковна, Глезер Перл Исааковна, Глезер Рахель Исааковна, братья - Глезер Лейб Исаакович и Глезер Михаил Исаакович.
М. К.
§ Glaser (Gorenshtein), Yenta - ГЛЕЗЕР Ента Исааковна
(? - ?). Член "Гашомер Гацаир", дочь Глезера И.-М., раввина гор. Купеля. На старости лет с семьей приехала в Израиль. Дальнейшая судьба неизвестна. Отец ( Глезер Ицхак-Меир, мать (Глезер Хая, сестры - Глезер Беба Исааковна, Глезер Перл Исааковна, Глезер Рахель Исааковна, братья - Глезер Лейб Исаакович и Глезер Михаил Исаакович.
М. К.
Glaser, Leib - ГЛЕЗЕР Лейб (Лейбеле) Исаакович
(ок. 1917 - не ранее 1948). Член "Гашомер Гацаир", сын Глезера И.-М., раввина гор. Купеля. Уехал в Палестину и умер после образования государства Израиль.
М. К.
§Glaser, Moshe (Mikhail) - ГЛЕЗЕР (Глейзер) Михаил (Мехл) Исаакович
(? - 1991). Член "Гашомер Гацаир". Старший сын Глезера И.-М., раввина гор. Купеля, в 1920-е руководитель местной ячейки "Гашомер Гацаир". С 1928 работал в Гдуде в Москве. С 1930 член ЦК "Гашомер Гацаир". В 1931 арестован и приговорен к трем годам ссылки. Отбывал наказание в Шадринске и Тобольске. Затем жил в колхозе под Херсоном. Воевал в Великой Отечественной войне в качестве разведчика, инвалид войны. С 1985 жил в Одессе. Умер перед отъездом в Израиль.
НИПЦ "Мемориал", М. К.
Примечания
[1] Владимир Бейдер мне рассказал при встрече в квартире его отца, Хаима Бейдера, в Бруклине в 2003 году, что когда он был в Купеле с отцом в 70-е годы, одна женщина по имени Анна, украинка, которая смотрела за братской еврейской могилой, сказала ему: “Ни один немец не убил ни одного еврея в Купеле, всех убивали полицаи из местных и даже соседи”.
[2] Бабушка рассказала, что молодые парни, которые не хотели идти на войну (1914-1919 гг), чтобы выглядеть больными и избежать призыва, ничего не ели, а чтобы заглушить голод, ходили по шоссе целыми днями и грызли семечки.
[3] другую губернию - эвфемизм для Америки
[4] В 70е годы родственник Шойхета приезжал в СССР, искал Берту, говорили о каком-то наследстве, но Берта не захотела с ним говорить, боялась за дочь и внуков.
[5] Город в Донецкой области
[6] Маленький эмалированный бидончик, красный в белый горошек, сохранился и был у нас в семье в г. Белово Кемеровской области в 60-70е годы
[7] Бабушка была сослана в Алма-Ату как политическая, за сионизм. В 1937 году, после отмены политрежима, все ссыльные были арестованы, дела их пересмотрены и их отправили в Сибирь, в лагеря. Так она оказалась в Ташкентской пересыльной тюрьме. Ей было 28 лет.
[8] Това Перельштайн рассказывала, что Берта в организации была «большая», то есть в руководстве, и о ее деятельности мало что было известно рядовым членам, но знали, что она готовит «обмен» для осужденных сионистов.
