Семен Гольдберг
Семейные истории
Всякий раз, когда я оглядываюсь на пору моей юности, меня преследует мысль о том,
скольким людям я обязан за все, что они мне дали, за все, чем они были для меня в жизни.
Но тут же меня начинает мучить раскаяние – я думаю о том, сколь ничтожной была
та доля благодарности, которую я успел высказать им в те далекие годы. Сколько
этих людей ушло из жизни, так и не узнав, как много значило для меня сотворенное
ими добро или оказанное мне снисхождение! Потрясенный, не раз шептал я на
могилах слова, которые уста мои должны были обратить к живым.
Альберт Швейцер
“Письма из Ламбарене”
Предисловие
В моей жизни было несколько событий, заметно изменивших ее последующее течение.
К одним из самых главных следует отнести тяжелую болезнь мамы. В 1975 году у нее обнаружили рак молочной железы. Ее прооперировали относительно успешно, она прожила еще два года на инвалидности, но осенью 1976 года слегла (метастазы) и 22 февраля 1977 года умерла, не дожив 1,5 месяцев до шестидесятилетия…
Мы с отцом пережили эту трагедию с большим трудом. Многое изменилось в нашей размеренной, устоявшейся и счастливой семейной жизни. Обо многом можно было бы написать, но здесь я хочу отметить только одно важное последствие, имеющее самое непосредственное отношение к этим моим заметкам.
Я вдруг задумался о том, что знаю очень мало о своей семье, о ее истории. Если сказать честнее – почти ничего. А ведь мне было уже 26 лет…
Единственное, что я успел до смерти мамы – это записать десятка полтора рецептов приготовления различных блюд. Мама прекрасно готовила, у нее был не очень обширный или изысканный репертуар, но то, чем она нас кормила, было всегда удивительно вкусно. Именно благодаря записям этих рецептов я смог вполне успешно готовить и себе, и отцу более 2-х лет до своей женитьбы.
Так вот, задумавшись о зияющих пробелах в семейной истории, я решил наверстать упущенное и принялся настойчиво опрашивать всех родственников – а их, слава Б-гу, после Войны выжило много – обо всех и обо всём, что они помнят. Задачу я первоначально ставил простую: понять, кто есть кто и кем мне приходится. Так появились три фамильных дерева: Вильницы – по линии маминого отца; Гольдберги – по линии папиного отца; и Слепяны – по линии папиной матери. Одна линия из четырех так и осталась мне практически неизвестной – это линия маминой мамы Гинды Ицковны Вильниц (Гилерсон). Я даже ее девичью фамилию узнал только благодаря раскопкам в семейном архиве… Помню, что больную маму приходила навещать ее дальняя родственница именно по линии бабушки Гинды. Но, как это часто бывает, сразу после маминой смерти мне было не до расспросов, а потом текучка отвлекла от мысли, что необходимо повидаться и побеседовать с ней, увы…
Я много разговаривал с мамиными двоюродными сестрами и братьями: тетей Юлей, тетей Этей, тетей Милой, тетей Дорой, дядей Изей, благодаря чему и появилось фамильное дерево Вильницев. Особо надо отметить мамину тетю Цилю, женщину с ясным умом и сильным характером, которая рассказала мне много того, чего не могло помнить мамино поколение.
Многочисленные беседы с отцом, его сестрой тетей Соней, его братом дядей Борей и с другими его родными позволили построить довольно ветвистые деревья Гольдбергов и Слепянов.
Сначала я рисовал все деревья просто на бумаге от руки, потом появились персональные компьютеры и я перенес деревья в обычный текстовый формат. Теперь же пользуюсь простой и очень хорошей программой GenoPro. Есть один явный положительный итог всех этих усилий – я раздал деревья всем родственникам (всем, кто этого хотел). Да и мои дети и внуки смогут много узнать о своих родных, если захотят.
По всем трем построенным мною фамильным деревьям я получаюсь старшим сыном по самым старшим веткам. Есть правда одно исключение – у мамы был старший брат Михаил (Моше), но у него родных детей не было. Вот и получается, что по еврейской традиции именно мне полагается блюсти традиции семейные. Что ж, буду следовать этой заповеди.
Как я уже писал, все дальнейшее почерпнуто мною из бесед с отцом, многочисленными родственниками и из документов семейных архивов. Выражаю искреннюю благодарность всем, кто хоть как-то помог мне в собирании всех этих разнообразных фактов нашей семейной истории.
Часть 1. Мама – Гольдберг (Вильниц) Ревека Шмуиловна. Семья Вильницев
Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни
твои на земле, которую Господь, Б-г твой, дает тебе.
Исх. 20:2-17
Семья Вильницев
Прадед Ичи-Бер и прабабушка Эйда
Мой прадед Ицхак (Ичи)-Бер Вильниц жил в городе Витебске (Белоруссия). Он был женат 2 раза. По имеющимся у меня сведениям его первая жена умерла при рождении второго ребенка.
Вот фрагмент фамильного дерева Вильницев с членами первой семьи прадеда.
Фрагмент фамильного дерева Вильницев с членами первой семьи прадеда
Его дочь Сара-Рива вышла замуж за Наума Гиршова. У них родилось 7 детей (5 сыновей и 2 дочери).
С дочерью одного из сыновей Наума и Сары Гиршовых – Соломона Гиршева – я недавно познакомился. Анна Соломоновна Гиршева – моя троюродная сестра – показала мне воспоминания своего отца, написанные в конце 80-х – начале 90-х годов XX века (фамилия Соломона была изменена по ошибке при очередном оформлении документов и осталась таковой).
Ниже приведены отрывки из воспоминаний Соломона Наумовича Гиршева – двоюродного брата моей мамы. В них есть очень краткая характеристика дореволюционного Витебска. О моем прадеде (деде Соломона Наумовича), к сожалению, нет даже упоминания…
Соломон Наумович Гиршев (1907-1992)
Страницы жизни
Мои родители – отец, Гиршов Наум (1855 г.р.), мать – Сара Исааковна Вильниц (1875 г.р.) проживали в г. Витебске (Белоруссия). Мать вышла замуж рано – 18-летней девушкой, по сватовству, до замужества она будущего мужа (нашего отца) не знала. Мама и папа были грамотными, семья наша была большая, 5 сыновей и 2 сестры: Леонид – 1899 г.р., Израиль – 1902 г.р., я – 1907 г.р., Федя – 1910 г.р., Сережа – 1911 г.р., сестры – Нина – 1904 г.р., Ревека – 1912 г.р., которая в возрасте 2 или 3 лет умерла – опрокинула на себя кипящий самовар (по недосмотру старших). Итак, нас детей осталось шестеро.
Мама занималась домашним хозяйством и нами, детьми. Отец работал в лесных фирмах – лесозаготовителем (десятником), заработок у него был скудный, и жили мы бедно. Все заботы ложились на плечи мамы. По нынешним временам удивительно, как она справлялась со всеми обязанностями: уход за детьми, выпечка хлеба, стирка, штопка, заготовка продуктов на зиму – квашенье капусты, соление огурцов, заготовка картофеля (основная пища), заготовка топлива, топка печи и пр. и пр. Правда, мы ей по силам помогали.
Витебск (губернский) и по тем временам считался большим городом: в центре были каменные дома, даже 2-3-этажные с водопроводом и электрическим освещением, мы еще застали "конку", которая вскоре уступила место электрическому трамваю. Мы жили на окраине – снимали квартиры без всяких удобств в деревянных домах, в них, правда, были подсобные помещения (чуланы) и погреба для хранения "запасов" и дров. Квартиры были двухкомнатные, как мы там размещались (8 человек), не помню. Помню лишь, что спали вдвоем на одной кровати, а зимой на русской печке. О пододеяльниках понятия не имели, белье, нижние рубашки были из пестрого ситца. Не помню, чтобы нам покупали одежду, все время что-то шили, перешивали, штопали, латали странствующие портнихи...
В городе была пересыльная каторжная тюрьма, иногда некоторые из заключенных, закованные в кандалы, убирали базарную площадь. Однажды видел этап каторжников – большую группу закованных в ножные и ручные кандалы, отправляемых на каторжные работы, слышал звон кандальный.
Хотя мы жили и бедно, родители старались дать детям образование. Так, Леонид в 1914 г. закончил техническое училище (наверное, в объеме 7-8 классов). Он принес изготовленные им молоток, тиски, "гильотину" для колки сахара, т.е. он уже имел некоторые трудовые навыки. Израиль учился в реальном училище, Нина в прогимназии, но не закончила из-за неуплаты за учебу. Я же был подготовлен (1916 г.) для поступления в 1-й класс гимназии, но принят не был: не попал в 5-процентную норму, которая существовала для евреев (конечно, неимущих). Надо сказать, что все мы были грамотны с 5-6 лет, умели читать и писать (младшие учились у старших и у мамы).
Продукты покупали в лавке "на записку", т.е. в кредит, на месяц, что устраивало как кредиторов, так и клиентов. Клиентов – в меньшей степени, так как они были связаны лавочником, который в любое время мог отказать в кредите. Когда приходилось совсем туго, мама была вынуждена обращаться за помощью к своим братьям, которые работали в частных лавках продавцами (приказчиками)(*). Отцу же ждать помощи было не от кого, хотя был он умельцем – мастерил, даже нам, младшим, шил обувь (во время Первой мировой войны – на деревянной подошве).
Отец был небольшого роста, обувь носил З6-го размера, тщательно ухаживал за бородкой, любил напевать псалмы, молитвы. Мама была немного выше его ростом, красивая, но измученная женщина. На почве нехваток родители бывало ссорились, но ненадолго. Мама гордилась тем, что врачи ей прописали кефир, – как богатым пациентам... Мама любила петь, часто пела: "Вот вспыхнуло утро" и о "чайке с разбитым крылом", по-видимому, отождествляя чайку с собой...
Леонид после окончания учебы поступил в москательную лавку продавцом, а летом уехал в поместье обучать помещичьих дочек, но вскоре "сбежал": парень он был рослый, статный. Как-то он был задержан полицией по подозрению в дезертирстве, а к тому же [его] поколотили, несмотря на то, что он доказывал, что ему лишь 16 лет. Кроме того, он пользовался льготой по закону о воинской повинности – не подлежал мобилизации как старший из 5 сыновей. В том же году Леонид уехал в Петроград, вскоре и Израиль. Дело в том, что в царской России существовал закон о "черте оседлости" для евреев, по которому им не разрешалось жить в столице, во многих городах, губерниях (не помню точно, в каких). Но это не касалось буржуазии, купечества, некоторых ремесленников, юристов, врачей, а многие проникали за "черту оседлости" за взятки. В связи с разрушительной войной и большими потерями на фронтах правительство было вынуждено ослабить закон о "черте оседлости" для евреев – многие переехали в столицу. Несколько раз Леонид и Израиль приезжали к нам в Витебск, жить стало легче – двое старших "стали на ноги", могли не только себя обеспечить, но и оказать помощь семье…
Примечание:
(*) – полагаю, что здесь речь идет именно о младших братьях моего деда Шмуэла, которые были более успешными в коммерции и в Витебске, и позднее – в Петрограде-Ленинграде.
После смерти первой жены прадед Ичи-Бер женился во второй раз. Его новую жену и мою прабабушку звали Эйдой. Она родила прадеду 4-х сыновей и одну дочь.
Ниже приведен еще один фрагмент дерева Вильниц с членами 2-й семьи Ичи-Бера.
Фрагмент фамильного дерева Вильницев с членами второй семьи прадеда
Старший из них – мой дед Шмуэл.
Вот небольшой отрывок из книги воспоминаний их внука, моего дяди Ицхака Хаймовича Вильница (дяди Изи, сына Хаима Вильница и двоюродного брата моей мамы) "Жизнь и любовь", изданной в Бостоне в 2004 году.
Дедушку своего я не помню. С единственной сохранившейся старой фотографии пристально смотрит пожилой красивый еврей с правильными чертами лица; аккуратно подстрижены седая борода и усы, в меру высокая хасидская меховая шапка одета чуть набок. Дедушка Ицхак-Бер (меня назвали в память о нем) был ученый, изучавший талмуд, исключительно честный и глубоко верующий человек – цадик. В синагоге Витебска он вершил справедливый третейский суд. На обороте фото – написано карандашом: умер в 1919 году. Значит, дедушка скончался за год до моего рождения.
Бабушка Эйда на фотопортрете, еще моложавая, сидит в удобном кресле, положив руки на подлокотники, пальцы правой руки чуть сцеплены в кулак, на губах слегка высокомерная усмешка. По устным рассказам родных бабушка была деловой женщиной, она держала в Витебске лавку с провизией, где особенно вкусными были селедки… Благодаря трудам бабушки, были подняты на ноги все ее дети – четыре сына и дочка, которые получили вполне хорошее для того времени, не только еврейское, но и русское образование…
Вот эти фотографии прабабушки и прадедушки, которые сохранились и в нашем семейном архиве.
Мой прадед Ицхак-Бер Вильниц
Моя прабабушка Эйда Вильниц
Еще 2 фотографии моей прабабушки Эйды
Прабабушка Эйда умерла в Ленинграде в 1939 году. Ее похоронили на Еврейском кладбище слева от кладбищенской Синагоги. Я посещаю ее могилу в каждый свой приезд на кладбище.
По отзывам мамы, ее сестер и братьев, все внуки и внучки очень ее любили, она была доброй и справедливой.
Выше приведены еще две ее фотографии, сделанные уже в Ленинграде.
Дед Шмуэл и бабушка Гинда
Как я уже писал, мой дед Шмуэл был старшим в семье прадеда Ичи-Бера от второго брака. Он родился в Витебске в 1882 году и умер от голода в блокадном Ленинграде в первую страшную блокадную зиму 4 января 1942 года.
Дед Шмуэл был самым образованным в семье по линии традиционного еврейского воспитания. Именно он был автором всех надписей на памятниках на кладбище. Судя по оставшимся от него филактериям ("шель яд" – на руку, и "шель рош" – на голову) и талесу, он был религиозным человеком и соблюдал традиции. Однако, коммерческой жилкой он, похоже, не обладал (в отличие от младших братьев) и никаких капиталов не нажил. Как я понимаю, мамина семья всегда жила очень бедно.
Приведу еще один отрывок из воспоминаний моего дяди Изи:
…Наша семья из 4-х человек… переехала в город Петроград в 1921 или 1922 году. Одновременно с нами из Витебска перебрались три брата отца и его сестра – все с семьями, а также моя бабушка…
…Наш папа… занимался во время НЭПа оптовой и розничной торговлей сахаром. Вместе со старшим братом Исааком, которого считали среди родных самым умным, они владели большим складом и магазином на Сенной площади. Меня иногда брали в магазин, в витринах бросались в глаза большущие, высотой в 2 метра, конусовидные головы белого сахара, а у прилавка в мешках лежали большие куски колотого сахара и различные сорта сахарного песка. Позади магазина к складу подъезжали оптовые покупатели, и мешки с сахаром грузились на их телеги. Уже после войны кто-то из родственников мне сказал, что братья Ефим и Исаак были сахарными королями на Сенном рынке, а возможно и во всем Петрограде…
Эти житейская неустроенность и коммерческая неуспешность в жизни, по-моему, привели к тому, что мой дед Шмуэл стал довольно замкнутым и малообщительным человеком. Именно таким его вспоминали мамины двоюродные сестры и братья. Этот пробел позднее заполнили его младшие дети, т.е. моя мама Рива и ее младший брат Ицхак, которые общались с родными много и охотно, а вот старший мамин брат Моисей (Михаил) был, очевидно, характером больше в деда.
Около 1914 года дед женился на Гинде Ицковне Гилерсон. В 1915, 1917 и 1922 годах они родили 3-х детей: Моисея, Ревекку (мою маму) и Исаака.
Практически всю дальнейшую информацию я почерпнул из сохраненных мамой документов моего деда.
Вот некоторые данные из паспорта, выданного деду из Витебской мещанской управы 17 июля 1908 года:
– Вильницъ Шмуилъ Ицковъ, мещанинъ изъ Витебска
– возраст – двадцать шесть л.
– вероисповеданiе – иудейскаго
– Отношенiе къ отбыванiю воинской повинности - При призыве 1903 г. записан въ ратники ополчения 2 разряда
– Мастер красильно-молярного ремесла, что видно из удостоверения Витебской Городской Управы от 16 Июля 1908 года за №2936.
Ростъ: 2 арш. 6 ½ верш.
– Цветъ волосъ: темнорусый
– Видъ сей действителен единственно въ местах, расположенныхъ въ черте еврейской оседлости, в местахъ, где владельцу вида разрешается временное пребывание или…
– Означенный в сей книжке Шмуилъ Вильницъ
1915 года марта 3 дня вступил
в г. Витебске въ бракъ с Лепельскою мещ.
Гиндою Ицковой Гилерсонъ, 30 летъ,
о чем имеется запись в метрической книге о
бракосочетавшихся евреяхъ по г. Витебску за 1915 годъ
Помощ. Витебского Общественного Раввина (подпись)
ПЕЧАТЬ ВИТЕБСКАГО ОБЩЕСТВЕННАГО
РАВВИНА
Среди печатей, фиксирующих места проживания деда, чаще всего встречается адрес:
ЗАЯВЛЕНЪ въ 3 части
Г. Витебска 8 декабря 1916 г.
улица Б. Мещанская д. № 45
Некоторые страницы паспорт деда Шмуэла
А это удостоверение, выданное деду приблизительно в тоже время:
Удостоверение деда Шмуэла, подтверждающее его профессиональный статус.
Фото моего деда Шмуэла Ицковича Вильница, выданное ему 23 ноября 1916 года в качестве документа
Сохранилась Трудовая книжка (Трудовой список) деда, копии которой привожу здесь.
Трудовой список деда Шмуэла.
Мой дед Шмуэл
Моя бабушка Гинда Ицковна Вильниц (Гилерсон)
К сожалению, мне почти нечего рассказать о моей бабушке Гинде, родившейся в Лепеле (?) в 1885 году и умершей от голода 14 марта 1942 года в блокадном Ленинграде. Здесь приведен ее единственный сохранившийся снимок.
Есть еще история, рассказанная мне маминой двоюродной сестрой Юлей.
Летом 1941 года тетя Юля, жена морского инженера и офицера, поехала отдыхать на Украину, взяв с собой недавно рожденного сына Колю и двухлетнюю Розу – дочь своей старшей сестры Фиры (моих троюродных брата и сестру). Не трудно догадаться, что произошло дальше. Началась та страшная Война. Фронт стремительно приближался. Тетя Юля только чудом смогла сесть вместе с детьми в эшелон, следующий на Восток. Где-то в середине июля она смогла добраться до Ленинграда. На Витебском вокзале наняла подводу, поместила в нее детей и вещи, и поехала по Загородному проспекту через Владимирскую площадь к Кузнечному переулку, где тогда жила ее семья.
На Владимирской площади, около которой жила семья моего деда, ее случайно увидела моя бабушка Гинда. Она была просто поражена, т.к. все родственники уже считали тетю Юлю и детей погибшими… Бабушка некоторое время шла рядом с телегой и молилась, ибо стала свидетельницей чуда…
Мамины братья
Старший брат
Моисей Шмуилович Вильниц – дядя Миша
У мамы было два брата: Моисей (Михаил) и Ицхак (Исаак).
Мамин старший брат – Моисей, дядя Миша – родился в 1915 году и был на 2 года старше мамы. Он жил в Псковской области, в деревне Козье Загорье недалеко от знаменитых Печор. Когда я был маленьким, мы несколько раз ездили туда отдыхать летом, и я видел его довольно часто.
Мы ездили в Печоры в компании с семьей папиной сестры Сони и семьи Хандошки – директора школы рабочей молодежи №34, где тогда работал отец. Еще помню семью Олесков (за Александра Олеска вышла замуж падчерица дяди Мишы – Ольга), с их сыном Сережей я иногда играл – он был моложе меня года на 2. Хандошку помню хорошо потому, что у него была большая собака колли по имени Нора и мотоцикл. Кроме того, он фотографировал, и некоторые снимки той поры были сделаны им.
Но большая часть фотографий моего раннего детства сделаны моим дядей Левой – мужем тети Сони и школьным товарищем отца. Он увлекался фотографией, много снимал в те годы. Я его помню именно по Козьему Загорью. Они жили на той же главной (и наверное единственной) улице села, но в другом ее конце налево. Я почему-то хорошо запомнил, как он один раз наказал меня (нашлепал) за то, что мы очередной раз подрались с Мишкой – его младшим сыном. Уже не помню, кто был виноват, но я тогда на него очень обиделся…
Мы снимали комнату в доме, который стоял на правой стороне той же улицы (по-моему, это был первый дом). Помню небольшой двор с сараем, где жили куры, утки и корова. Именно благодаря ей парное молоко я и люблю с детства. Помню небольшие сени, горницу с русской печью, маленькую комнату справа от входа, где мы спали. Помню молодых хозяев – Ивана да Марью – и старушку – мать одного из них. Помню луг перед нашим домом, где проходили какие-то праздничные гулянки. Помню большой овраг за домом, на дне которого чуть вдали начинался лес с огромными елями и соснами. К лесу вела дорога, пересекающая речку. В этой речке мы купались, а взрослые иногда ловили раков. А в лес за рекой мы с отцом ходили за грибами, ягодами и лесными орехами.
Но вернемся к дяде Мише. Он жил в другой части села в довольно большом доме. В саду росла роскошная малина, которую я так любил лопать. А около дома были сделаны те немногочисленные фотографии родителей и меня. Дядя Миша тоже увлекался фотографией. Фотоаппарат "Зенит-3М", которым я снимал многие годы, достался мне в наследство от него.
Потом жена дяди Миши умерла, он переехал сначала в Печоры, а потом – во Псков и женился второй раз. После этого мы виделись довольно редко. Я хорошо запомнил один его приезд в Ленинград. Было это в году 1962-1965. Мы уже жили на Коломенской. Мне он напоминал комиссаров времен Гражданской войны. Худой, невысокий, лысеватый. Он носил довольно сильные круглые очки, курил Беломор и одевался в кожаное пальто.
Помню, он пошел курить в ванну и захватил меня с собой, интересовался моими мыслями, настроениями, отношением к жизни. Мне, мальчишке лет 12, тогда никто таких вопросов не задавал… Своими небольшими глазами за сильными линзами он смотрел мне прямо в печень. Из маминой автобиографии я узнал, что в 60-ые годы дядя Миша работал заведующим краеведческого музея города Печоры. Потом он заболел (на сколько я помню, у него был рак мочевого пузыря) и умер. Помню, как плакала мама, узнав об этом, и ездила на похороны во Псков.
Потом мама, да и мы с отцом тоже, много лет дружили с его вдовой – Валентиной Николаевной Вильниц. Она жила на улице Льва Толстого (д.23, кв.16) недалеко от вокзала. Мама часто ездила к ней в гости, и я бывал у нее пару раз. Она была очень доброй и отзывчивой женщиной, до своей смерти в 1996 году она ухаживала за могилой дяди Миши на Мироносецком кладбище Пскова.
Дядя Миша хорошо рисовал. Сохранилось несколько интересных рисунков карандашом и акварелью. Думаю, что своей склонностью к рисованию я обязан именно ему…
В качестве приложения к рассказу о дяде Мише приведу найденное мною в семейном архиве его письмо, написанное моей маме в роддом сразу после того, как она родила меня. Это единственный, сохранившийся у меня документ, написанный его рукой.
6.IX.50
Ленинград
Дорогая Ривочка!
Поздравляю тебя с сыном! Желаю тебе здоровья.
Я приехал 4-го утром на 10 дней в командировку, специально выхлопотал ее в связи с твоим положением. Устроился у Изи дяди Ефима. За меня не беспокойся.
Привез для тебя кило масла и наши местные яблоки. Если разрешат, то я их сейчас тебе передам. Вот и все.
Дома у меня все в порядке, и я здоров. Прими горячие поздравления от Оли, Нюси и Саши Олеска (*).
Еще раз горячо тебя поздравляю.
Будь здорова. Крепко целую.
Твой Миша.
Далее прилагаю комментарии моего двоюрного дяди Изи (сына Ефима, младшего брата моего деда Шмуэла), которого дядя Миша упоминает в письме.
… Теперь, действительно, я вспомнил, что Миша останавливался у нас в сентябре 1950 г. Ты знаешь, что Зика всегда гостеприимно принимала родных. У меня с Мишей были общие разговоры о фронтовых годах. Он пригласил Зику приехать и летом, кажется 1951 года, Зика с маленькой Леночкой (**) отдыхали под Псковом (а я лечился в это время в санатории).
С Мишей, хотя и редко, мы поддерживали дружеские отношения. В детские годы (1924-1925 годы) он отдыхал с нами на даче в Луге.
Дело в том, что твой дедушка Самуил был старшим, и он, вероятно, помогал [нашей] бабушке Эйде. А следующие его братья – дядя Исаак, мой папа Ефим и дядя Израиль – уже получили хорошее русское образование. Дядя Исаак и мой папа делали приличные деньги. Но мой папа в 1926 году получил 5 лет, и я рос в детстве без отца. Отлил кастет и завоевал уважение местной шпаны…
Дядя Изя
19.06.2004
Примечания:
(*) – Если не ошибаюсь, то Оля, Нюся и Саша Олеск – это родственники дяди Миши
(падчерица, жена и муж падчерицы).
(**) – Зика и Леночка – это супруга дяди Изи и его старшая дочь.
Моисей Вильниц. 1946 год
Ицхак Вильниц. 1942 год
Младший брат
Ицхак Шмуилович Вильниц
Младший брат – Изя – родился в 1922 году. Судя по немногим оставшимся фотографиям, он был настоящим сорванцом, очень любившим потрепаться, поострить, поболтаться по Невскому проспекту (питерскому Бродвею) вместе с дружками и девочками. Мне мамины родственники не раз говорили, что характером и живостью я очень похож на него…
Моисей, Ревекка и Ицхак Вильницы Витебск. 1925 год (?)
Ицхак Вильниц. 1940 год
Вот эти фотографии:
1) Трое детей Вильницев, еще маленькие, у какого-то деревца. Снимок очень плохонький и сделан, наверное, еще в Витебске. Дяде Изе на нем года 3-4.
2) Вместе с прабабушкой Эйдой и другими ее внуками Исааком Вильницем (сыном дяди Ефима – брата моего деда Шмуила), Яковом Вильницем и Борей Левитом.
3) Несколько фотографий с приятелями и однокашниками по артспецшколе.
4) И, наконец, несколько фотографий предвоенных и военных лет. На них у дяди Изи заметно повзрослевшее и посерьезневшее лицо. Лицо мужественного человека, заслонившего собою страну от фашизма и отдавшего в этой борьбе свою жизнь.
Много лет мама пыталась разыскать хоть какие-нибудь сведения о брате, пропавшем без вести в 1943 году, но все было напрасно…
Бабушка Эйда с внуками: Исааком Ефимовичем, Ицхаком Шмуиловичем,
Борисом Нафталиевичем и Яковом Исааковичем. 1935 год
Письма Ицхака Вильница
Ицхак Шмуилович Вильниц (1920-1943) младший брат моей мамы Ревекки Шмуиловны Гольдберг (Вильниц) пропал без вести в 1943 году. Мама долгие годы пыталась найти брата или хотя бы его могилу, но без успеха. Помню, как она не раз плакала, получая очередной ответ по почте… Школьный приятель дяди Изи и наш сосед по двору на Большой Московской улице Гриша Гольверк как-то в сердцах воскликнул, что Изька не мог остаться живым, потому что с тех позиций, на которые было выдвинуто его подразделение, после боя не вернулся никто…
Так и лежит еврей Изя Вильниц не известно где в русской земле – мой дядя, мой неизвестный солдат Отечественной Войны. И пока я не буду знать, где могу преклонить перед ним голову, не будет мне покоя…
Далее приведены несколько писем, написанных дядей Изей в Артиллерийском училище, которое он закончил перед отправкой на фронт.
Телеграмма, полученная в Ленинграде 27-8-41:
Здоров Отвечайте быстрее Целую – Изя
Свердловская область Сухоложье п/я 311
Первое письмо
5 января 1942 года, Сухой лог
Здравствуйте, мои дорогие!
Я жив и здоров, чего и вам желаю. Вот уже и прошло около месяца, как я от вас ничего не получал. Последнее письмо, которое я от Вас получил, было 5-го ноября. Я послал вам 2 письма с моими фотокарточками и не знаю, получили ли вы их или нет. Одним словом, я не знаю ничего о вас, и только 2-ого числа я получил письмо от Сони, которая пишет, что мама к ней заходила. Чувствую я себя прекрасно. К Новому году у нас подводили итоги за год учебы, мои показатели неплохие – средний бал 4,93, т.е. у меня все 5 и только одна 4 по тракторному делу. Да, самое главное я не написал – 27-го декабря выпустился лейтенантом Гриша. Вы не удивляйтесь, он был в 1-й группе, а я – в 3-й. Впрочем, скоро и я уеду отсюда тоже, когда вы получите это письмо меня, наверное, в Сухоложье не будет. Как только я уеду из Сухоложья, я сразу вам буду телеграфировать. Многие наши выпускники попали в Гвардейские дивизии. Виталий Басюбин выпустился 7-го октября младшим лейтенантом, сейчас он на фронте, что с ним – я не знаю.
Мама, меня очень интересует, где Миша и что с ним, хотя папа писал мне, что Миша напишет мне письмо, но я от него ничего не получал. Где Рива и как она поживает?
Самое главное – берегите себя. Как только я выпущусь, я постараюсь вам высылать денег ежемесячно рублей 300. Так как жизнь сейчас стоит дорого, а до фронта мне придется жить на свои деньги.
Вы ничего не писали мне о наших соседях. Где дядя Володя и Захар Трофимович, и как живут Петровы и Шевердины?
Ну, пока все, писать больше нечего.
Целую вас крепко, крепко.
Ваш Изя.
P.S.
В прошлом письме я поздравлял вас с Новым годом. Поздравляю еще раз. С Новым годом, с новым счастьем, папа, мама, Ривочка и Михаил! Надеюсь, что 43 год мы будем встречать все вместе и Гитлер будет разбит.
Целую еще раз. Ваш Изя.
Примечания:
1. Письмо отправлено по адресу г. Ленинград, п/о 2, Б. Московская ул. д.1/3, кв.4 Вильницу С.И. (это тот самый дом, где я провел первые 10 лет своей жизни).
Обратный адрес: Свердловская область, Сухоложье, п/я 3, гр. 3, Вильниц И.С.
2. «Тракторное дело» артиллеристы изучали не случайно. Орудия во время Войны были на тракторной тяге. Это уже был прогресс после лошадиной тяги, о которой рассказывал мой отец.
3. Гриша – это, наверное, тот самый сосед Гриша Гольверк. Я его помню. Он жил в нашем дворе, а с его дочерью Аллой я учился в одном классе в 300 школе.
4. Из всех перечисленных дядей Изей соседей я знал только Петровых: дядю Борю, тетю Тамару и их дочь Галю (она была старше меня на 2 года).
Второе письмо
12 января 1942 года, Сухой лог
Здравствуйте, мои дорогие!
Вчера я получил письмо от Миши с фронта. Он мне пишет обо всем и написал про дядю Володю. Он пишет, что папа плохо себя чувствует. Я прошу вас заботиться о нем, как можно лучше (*). Как я уже писал, я при первой возможности вышлю деньги. Вчера нам объявили, что мы будем еще месяц учиться. Живу я сам хорошо, питаюсь хорошо. Чувствую себя прекрасно, чего и вам желаю. Надеюсь, что сейчас положение в Ленинграде лучше, чем было раньше. Я вам выслал свою фото-карточку, напишите, получили ли вы ее.
9-го числа у нас был выезд в поле на очень интересную тему «Артиллерия разрушения (т.е. артиллерия Б.М.) при прорыве укрепленного района». Я был командиром вычислительного отделения. Были целые сутки в поле при 27-ом морозе. Мою работу хвалили. Я чувствую себя готовым ехать на фронт, чтобы защищать нашу независимость.
Напишите мне о нашем славном городе. Я слышал, что Ленинград здорово пострадал от артиллерийского обстрела.
Сейчас я в карауле и через 7 минут должен пойти на пост. Поэтому заканчиваю письмо.
Целую вас крепко, крепко.
Ваш Изя.
P.S. Привет родным и знакомым.
Я позабыл, поздравлял ли я вас с Новым годом:
С НОВЫМ ГОДОМ! С новым счастьем! Со скорой победой над Гитлером и его кликой!
Целую 1000 раз, ваш Изя.
Третье письмо
13 января 1942 года, Сухой лог
Здравствуйте, мои дорогие!
Сегодня получил письмо, которое папа писал 10 декабря, и сегодня же получил открытку от Ривочки от 16 декабря. Вчера я вам послал письмо, в котором написал обо всем, что вас интересует. Я вам пишу приблизительно 1 раз в 5-8 дней.
Я послал вам 2 письма, и в каждом – по фотокарточке (**), но, по-видимому, они не дошли до вас. Соня писала мне, что она мое фото получила. Пока я исполняю твою просьбу и посылаю в этом письме фотокарточку одну. Больше у меня нет. Я сфотографируюсь и тогда вышлю карточки вам и Мише. Так как я боюсь, что это письмо вы тоже можете не получить, то я посылаю письмо также с карточкой, где я снят с курсантом нашей группы Грошевым. Надеюсь, что одно из этих писем до вас дойдет.
Как я уже писал, я отличник боевой и политической подготовки. Средний бал у меня 4,93 – все «отлично» и одно «хорошо» по автотракторному делу.
Учиться я здесь еще буду числа до 15 февраля.
Как только выпущусь, пошлю вам телеграмму. Денежный аттестат вышлю, как только приеду в часть. Ну, вот и все! Обо всем прочтете в письме от 12-го января.
Целую вас всех крепко, крепко.
Ваш Изя!
P.S. Привет родным и знакомым.
Мама, передай Ривочке, что я полностью одобряю ее выбор. Ее место только в госпитале.
Еще раз целую, любящий вас ваш Изя.
Примечания:
(*) Как я уже писал ранее, дед умер 4 января… Бабушка прожила еще до 14 марта.
(**) Полагаю, что приведенная ранее фотография дяди Изи в военной форме, – это одна из тех, присланных им фотографий.
Четвертое письмо
13 января 1942 года, Сухой лог
Посылаю вам фотокарточку, т.к. боюсь посылать две в одном письме, чтобы еще 2 карточки не пропали.
Снят я здесь с курсантом нашей группы Грушевым Олегом. Он ленинградец.
Сейчас отбой. Иду спать!
Целую вас крепко, крепко.
Ваш Изя.
Пятое письмо
Новосибирск, 4 марта 1942
Здравствуйте, мои дорогие!
Как ваше здоровье, как вы живете и как вы пережили все, что было в Ленинграде?
Как я вам уже писал и телеграфировал (телеграмма от 16 февраля и письмо от 19 февраля), я прибыл в Новосибирск 14 февраля.
Окончил училище 6 февраля по 1-му разряду, т.е. на круглые "отлично", и поехал в распоряжение Сибирского В.О. Здесь меня послали стажироваться в один из полков.
2-го числа я узнал, что меня оставляют работать в полку на штатной должности, в качестве командира взвода управления. Работа интересная, и благодарная.
Где я пока работал в качестве стажера, бойцы были мною довольны. Я постараюсь приложить все силы, чтобы оправдать доверие, которое мне дал народ, и подготовлю достойное пополнение фронту.
Вчера, т.е. 3-го на вокзале в Новосибирске встретил Виктора Ампилогова, помните, который помогал Риве выезжать в Кемь. Он эвакуировался из Ленинграда 8 февраля. Так что про Ленинград я все знаю, и если придется побывать на фронте, то отомщу немцам за наш город, город, носящий имя великого Ленина.
Ривочка и мама, берегите папу, т.к. голод мужчины переносят хуже, чем женщины, а ведь папа и так не отличался крепким здоровьем. Насколько мне известно, сейчас положение в Ленинграде значительно улучшилось. Напишите мне, что с Мишей, как он воюет с заклятым врагом?
До свидания, целую вас крепко, крепко.
Ваш сын и брат Изя.
P.S. Мой адрес:
Город Новосибирск п/о 17 п/я 3435/1, л-ту Вильниц И.С.
Шестое письмо
16 марта 1943
Ривочка и Миша, я когда был в Свердловске, нашел тетю Тоню с Борей, которые мне дали ваш адрес. Я писал вам, но ответа не получил. Тетя Тоня писала, наверное, вам обо мне. Сейчас я совсем недалеко от вас, недалеко от Родного Города.
Сейчас я лежу в госпитале, но скоро встану в строй. И тогда я вам сообщу свой адрес.
Целую крепко.
Ваш Изя.
Примечание:
Это письмо я нашел позднее остальных. Оно адресовано моей маме и отослано по адресу:
506 полевая почта, часть 093, Вильниц Р.С.
Из письма видно, что оно написано из госпиталя, т.е. до гибели дядя Изя был ранен…
15 июня 1941 года
Ниже приведены короткие воспоминания моей тетушки Эти Кохен (Левит, Зейгер), написанные в ответ на мое письмо, где я расспрашивал ее по поводу фотографий, найденных мною в семейном архиве.
Семочка, все так и было. 15 июня 1941 года твоя мама, Яша, Боря и я поехали в Пушкин на пикник. Посетили Дворец, Янтарную комнату. Гуляли по садам, танцевали. Были молоды, были счастливы. Вечером отправились домой и крепко спали.
22 июня 1941года нам объявили, что началась война…
Счастье кончилось. Мама пошла на фронт, я осталась в блокаде…
Этя
Тетя Этя и дядя Боря Левиты Мама, тетя Этя и дядя Боря Левиты
Мама и дядя Яша Вильниц Дядя Яша Вильниц, тетя Этя Левит и мама
4. Мама
Это может показаться странным, но самое трудное, пожалуй, для меня – написать воспоминания о маме.
Я ее всегда любил, но не очень часто высказывал эту свою любовь вслух.
До болезни и смерти мамы я редко задумывался о том, как мне повезло в жизни. Те отношения искренней любви, которые и составляли незримую основу нашей повседневной семейной жизни, казались мне нормой. Только много позже я понял, как много раз мне в жизни везло. Прежде всего – с родителями, которые искренно и взаимно любили друг друга, довольно поздно соединив свои жизненные пути (когда я родился, маме было 33 года, а отцу – 43 года). Что оба родителя, пройдя Войну, остались живы, хоть и оба были ранены (отец – в голову под Сталинградом, а мать – в ногу, на острове Эзель). Что Сталин умер, когда мне было 2,5 года, и никто из нас – к счастью – не пострадал от репрессий.
Что, прожив 26 лет в 2-х коммунальных квартирах, мы остались добрыми друзьями почти со всеми соседями. С Ориновыми-Медведевыми и Петровыми на Большой Московской улице, с Заславскими-Лисняк, Гедьфандами, Колодкиными и Эстриновыми на Коломенской улице. Мне нравилось жить этой веселой и оживленной коммуной. Мама, конечно, значительно больше общалась с соседями (а точнее – с соседками), чем отец. Жизнь в коммунальной квартире не была идиллией. Всегда находилась хотя бы одна соседка, которая любила скандалы, но мама старалась не принимать в них участия… Простым свидетельством ее дружеских отношений со всеми соседями служит их отношение к нам, когда мама серьезно заболела. Все они выражали нам свое искреннее сочувствие и неоднократно помогали. Эта добрая и бескорыстная помощь дорогого стоит… Я не забуду ее никогда.
Это же относится и к многочисленным маминым двоюродным братьям и сестрам. Не все они хорошо ладили между собой (по самым разным причинам), но все хорошо относились к маме, а значит и к нам с отцом.
Я любил бывать в гостях у маминого дяди Ефима (младшего брата моего деда Шмуела). Его семья жила близко от нас на углу улицы Достоевского и Свечного переулка на 2-м этаже (над нынешней гомеопатической аптекой). Мы бывали там довольно часто, но лучше всего я запомнил праздники Пейсаха, когда собиралось много родственников. Читали молитвы и Агаду, ели мацу, курицу и сваренные вкрутую яйца, которые надо было макать в соленую воду (а я их очень любил)…
Помню посещения тети Юли, большие застолья со всякими вкусностями и восседанием на обшитыми кожей массивных стульях.
Помню визиты к тете Фире. Там часто играли в карты, а в большом шкафу я мог беспрепятственно рыться в книгах, что постепенно стало одним из самых любимых моих занятий.
Все они редко бывали у нас (мы были беднее и жили в коммунальных квартирах), но когда мама заболела, то все навещали ее и помогали нам. Готовили обеды, кормили маму, ободряли ее, доставали лекарства и деликатесы. И тетя Фира, и дядя Яша, и тетя Юля. И тетя Этя, и тетя Мила, и тетя Дора. Помню, как все они собрались у нас на Коломенской на 25-летие свадьбы родителей. Такое не забывается…
Так же, как искренняя помощь соседей по Большой Московской Петровых и Медведевых, соседей по Коломенской Заславских, Гельфандов и Эстриновых, и, наконец, моих друзей…
Так получилось, что мамины болезнь и смерть объединили вместе много разных людей…
Мама любила книги, читала много и охотно. Она любила театр и музыку, хотя не часто могла себе позволить походы в музеи или на концерты. Но, настоящей ее страстью была семья, дом и домашнее хозяйство. Ни на одном столе в нашей кухне на Коломенской посуда не блистала такой чистотой. Никто больше не готовил таких вкусных каш, не варил такие удивительные супы, не жарил таких вкусных котлет. Могу назвать лишь пару других хозяек, которые за всю жизнь удивили меня своим умением готовить – Миркина мама Анастасия Ивановна Гапоян, да Лидия Нестеровна Ребрик, ну и, конечно, моя супруга…
Мама первой навещала больных (вспомним хотя бы тетю Этю) и помогала Аллочке (моей двоюродной сестре) в воспитании маленьких дочерей…
Когда сегодня я вспоминаю свою маму, то это прежде всего ее теплые заботливые руки, обнимающие мои плечи и с фантастическим проворством чистящие картошку, ее добрые глаза, провожающие меня в очередной стройотряд и внимательно читающие интересную книгу… Как же иногда мне не хватает ее рядом, да и отца тоже…
Моя мама Ревекка Шмуиловна Вильниц в школьные годы. Ленинград, 1930 годы.
Вот автобиография мамы, написанная ею при поступлении на работу в 1960 году.
АВТОБИОГРАФИЯ
Я, Гольдберг Ревекка Шмуиловна (девичья фамилия Вильниц, вступила в брак 27.XI.49 г. в гор. Ленинграде), родилась 22 марта 1917 г. в гор. Витебске, в еврейской семье. Подданная Советского Союза. Отец – Вильниц Самуил Ицкович 1882 г. рождения, гор. Витебск, еврей, до революции работал по найму у частных лиц в качестве продавца, после революции работал в Гос. торговой сети в качестве продавца. Умер 4 января 1942 г. в Ленинграде. Мать – Вильниц (Гилерсон) Гинда Ицковна, 1885 г., гор. Витебск, домашняя хозяйка. Умерла 14 марта 1942 г. в Ленинграде. До 1925 г. проживала в г. Витебске.
В 1925 г. с семьей переехала в г. Ленинград. В 1927 г. поступила в среднюю школу, которую закончила в 1936 г. В 1936 г. поступила в Институт Иностранного Туризма в гор. Ленинграде, а в 1938 г. по его ликвидации перешла в I-ый Педагогический Институт Иностранных Языков, который закончила в 1940 г. по факультету английского языка. По окончании института была направлена в Карело-Финскую ССР, но там не оказалось вакантных должностей и я вернулась в гор. Ленинград. Здесь я поступила на работу в 169 среднюю школу, пионервожатой. В школе проработала с декабря 1940 г. по август 1941 г. В августе 1941 г. собиралась выехать из гор. Ленинграда, но из-за родителей осталась, сперва работала на оборонных работах на станции Ржевка, а с ноября 1941 г. по июль 1942 г. работала в 28-ой поликлинике, медсестрой. В июле 1942 г. добровольно ушла в ряды Красной Армии. Принимала участие в боях в годы Отечественной войны на Ленинградском фронте с июля 1942 г. по июль 1943 г. в составе 12-го Гвардейского артиллерийского полка, писарь, санинструктор. С июля 1943 по октябрь 1944 г. в составе 754 Гаубичного артиллерийского полка, санинструктор. 24 октября 1944 г. была ранена на острове Эзель в левую голень. Находилась на излечении в Воен. госпитале 1443 в гор. Ленинграде до 15.I.1945 г. Затем была направлена в 267 Запасной стрелковый полк, где пробыла до 21.06.45 г., писарь. Затем была направлена в Воен. склад №2716, писарь. 28.VII.1945 г. была демобилизована.
15 августа 1945 г. поступила на работу в Гос. Публичную библиотеку им. Салтыкова-Щедрина, библиотекарем, здесь проработала до декабря 1945 г. Затем перешла на работу в Военно-Морскую Академию Кораблестроения и Вооружения им. А.Н.Крылова, в академическую библиотеку, старшим библиографом. С 12.XII.1945 до XII.1947 г. работала старшим библиографом, с XII.1947 г. была переведена на должность главного библиотекаря отдела комплектования библиотеки, проработала на этой должности до апреля 1950 г. В апреле 1950 г. в связи с беременностью перешла на работу старшим библиографом. В октябре 1950 г. уволилась в связи с рождением сына. В октябре 1948 г. поступила на Высшие библиотечные курсы при Гос. Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина, которые закончила в мае 1950 г. Сдав государственные экзамены при Гос. библиотечном институте им. Крупской, получила 2-ой диплом по специальности библиографа. Училась без отрыва от работы. Была членом ВЛКСМ с 1938 по апрель 1945 г. В апреле 1945 г. была принята кандидатом в члены ВКП(б) Политотделом 36 стрелковой дивизии в гор. Ленинграде. В январе 1947 г. была принята в члены ВКП(б) Политотделом ВМАКВ им. А.Н.Крылова. К судебной ответственности не привлекалась, комсомольских и партийных взысканий не имела. На оккупированной территории не жила, родные также.
Замужем за Гольдбергом Абрамом Гиршевичем, 1907 г. рождения, еврей, беспартийный.
Отец мужа – Гольдберг Гирш Иделевич, 1882 г. рожд., родился в дер. Рудня Червенского р-на Минской обл., еврей, из мещан, служ., с 1986-1907 – бухгалтер, с 1907-1917 – торговец, с 1917-1949 служащий, с 1949 г. пенсионер. Умер 27 октября 1951 г. в г. Ленинграде.
Мать мужа – Гольдберг (Слепян) Тауба Абрамовна, 1884 г. рожд., родилась в г. Минске, еврейка, из мещан, домохозяйка. Умерла в апреле 1942 г. в Ленинграде.
Муж работает в 34-ой школе рабочей молодежи, преподаватель математики, Инвалид Отечественной войны.
Имею сына, Гольдберг Семен Абрамович, родился 4.XI.1950 г., учится в 300-ой школе, в 3-м классе.
Имею брата, Вильниц Моисей Шмуилович, 1915 г. рождения, член КПСС, участник Отечественной войны, работает заведующим краеведческим музеем в гор. Печоры Псковской обл., проживает там же по пр. Свободы, д. 21 кв. 1.
Второй брат, Вильниц Исаак Шмуилович, 1922 г. рожд., член ВЛКСМ, лейтенант, закончил в 1942 г. Одесское артиллерийское училище. С марта 1943 г. пропал без вести.
За участие в Великой Отечественной войне награждена медалями: "За Оборону Ленинграда", "За Боевые Заслуги", "За Победу над Германией".
В 1958 г. была награждена медалью "В память 250-летия Ленинграда".
Примечания
Эта автобиография нуждается в пояснении. После моего рождения мама уволилась с работы и до 4-х лет просидела дома (я часто болел ангинами и воспалением среднего уха…) С 4-х лет я пошел в детский сад, а мама стала пытаться устроиться на работу. Эти безуспешные попытки продолжались… 6 лет. Она смогла устроиться на работу только в 1960 году… После того, как попала на прием в райком партии, где разрыдалась, что как-то повлияло на секретаря… Вот тогда и была написана эта автобиография.
Есть еще в моем архиве сохранившиеся у мамы справки:
Справка о рождении мамы, выданная в 1925 году.
Справка о работе мамы пионервожатой в 1940-1941 годах.
Справка о работе мамы медсестрой в 1941-1942 годах до ухода на фронт после смерти родителей.
Моя мама. 1945 год. Моя мама. Около 1970 года.
© Семён Гольдберг
Ленинград – Санкт-Петербург
1978-2012
